Не покидай. 5 страница

И, несмотря на все попытки отрицать это, почему-то он больше не мог обманывать самого себя, стараясь думать, что все обстоит иначе. Он питал к девочке куда более сильный интерес, чем следовало. Возможно, он даже любил ее.

Старый Огден знал толк в виски, и Северус был ему безмерно благодарен. Жжение от смачивающей горло жидкости в последние несколько недель стало желанной болью. Он не возвращался больше к мисс Грейнджер, несмотря на почти непреодолимое желание. Он не позволил себе отдаться инстинктам и навестить ее. Без него ей было лучше.

Его и без того взрывной характер вконец испортился. Ученики и коллеги все как один перешептывались, что теперь, когда Волдеморта больше нет, он стал даже более гадким и невыносимым, чем когда-либо раньше.

Этот шепот вызвал у него мрачные усмешки.

− А чего они ждали? Я самый мерзкий ублюдок, какого только можно найти.

День за днем он вел уроки со свирепостью, сметавшей все на своем пути. Ученики были так напуганы, что боялись лишний раз вздохнуть, опасаясь, как бы он не взорвался в потоке такой злой и оскорбительной брани, которая испепелила бы их на месте.

Снейпу это нравилось. В его классе больше не было никаких происшествий.

Коллеги держались от него подальше, относясь к нему так же, как до того, как он стал «героем войны», старались не обращать на него внимания, насколько это было возможно, и разговаривали с ним только по необходимости.

Даже Альбус его не трогал, за что Северус был крайне благодарен. Снейп не вынес бы разочарования и отвращения старика. А что еще тот мог бы почувствовать, если бы узнал, как Северус злоупотребил его доверием, начав испытывать совсем не подобающий преподавателю интерес к мисс Грейнджер, своей бывшей ученице.

И если иногда тихий голосок и напоминал ему, что Гермиона больше не школьница, причем уже довольно давно, он беспощадно его заглушал, пока тот окончательно не тонул в потоке ненависти и презрения.

Снейп испробовал все, что только приходило в голову, чтобы избавиться от снов, но ничего не помогало. Даже зелье снов без сновидений не было достаточно действенным, чтобы вытеснить Гермиону из его головы. Поэтому он до бесчувствия накачивался каждую ночь «Старым Огденом» и пытался не уснуть так долго, как только мог. Сны о Гермионе убивали его.

Никого из тех, кто его знает, не удивило бы, что он человек глубоко эмоциональный и страстный. Однако они бы удивились, что вся эта страсть − вся глубина и широта его чувств − по мере посещений мисс Грейнджер полностью сконцентрировалась на ней.

Он никогда в жизни не испытывал столь сильных эмоций, никогда не ненавидел себя так яростно. Он собирался спасти ее из совершенно бескорыстных побуждений, а в результате превратил свои чувства во что-то низкое и постыдное. Он задумывался: был ли он обречен всегда разрушать все светлое и хорошее в своей жизни, портить все свои усилия тем злом, что, как он знал, скрывалось в нем?

Если бы Гермиона была здорова, она бы с криком бросилась бежать подальше от него в ту же секунду, когда заподозрила в подобных чувствах к ней. Она никогда бы добровольно не согласилась на то, что делала каждую ночь в его снах, с улыбками и мягкими словами, нежной заботой, которая превратила его в пыль у ее ног. Он был животным. Он держался от нее подальше ради нее же самой и пытался утопить себя в выпивке.

Через несколько недель после последнего посещения Гермионы к нему заявился Поттер. Молодой человек не соблаговолил даже подождать приглашения, чтобы войти, и если бы Снейп не прикончил уже второй стакан огневиски, то мог бы вполне послать в мальчишку проклятье. А так он лишь изогнул бровь:

− Поттер. Какой неприятный сюрприз.

Гарри стремительно пронесся через комнату и, упав в кресло напротив, нахмурился, почувствовав исходивший от Снейпа аромат:

− Не рановато-то ли для выпивки, а, Снейп?

− Проваливайте или присоединяйтесь. Мне все равно, что вы предпочтете.

− Знаете, вы ублюдок, − прошипел Поттер, наливая себе бокал.

− До вас только сейчас дошло? Ах, Поттер… Я всегда знал, что вы туповаты. Чем обязан неудовольствию лицезреть вас?

− Как вы могли не сказать мне о Гермионе!

Снейп презрительно усмехнулся:

− Когда это мы с вами стали так близки? С чего мне рассказывать вам что-то о Герми… мисс Грейнджер?

− Потому что она умирает, черт вас подери! Нетти Помфри сказала мне, что она умирает, и я ничего не могу поделать! − Поттер дрожал от гнева, его глаза заблестели от набежавших слез. − Я пришел проведать ее сегодня, и она… она… − голос подвел его, слезы вырвались наружу, − она все, что у меня осталось, и я теряю ее. Как вы могли мне не сказать!

− Что вы имеете в виду? − Снейп похолодел, будто его окунули в ледяную воду. Тот комок мускулов, что называется сердцем, с болью забился в груди.

− А вы не знаете? Вы же видите ее каждый день! Альбус сказал мне об этом несколько недель назад, когда я спросил его, чем вы там занимаетесь. Он сказал, что вы пытаетесь найти лекарство для нее, разве не так? − с жаром спросил Поттер.

− Я не навещал мисс Грейнджер с той недели, когда произошел несчастный случай с Криви, − прошипел Снейп. − А теперь объясните, почему Нетти считает, что она при смерти?

− Да по ней видно, − прошептал Поттер. − У нее выпадают волосы… Она вся скрючилась, а кожа стала такой серой… Я пришел сегодня утром, и она лежала как труп. Я… я не мог… Последний раз, когда я ее видел, она выглядела как всегда, и это было всего две недели назад! А теперь она выглядит так, будто вот-вот рассыплется.

Снейп вскочил на ноги. Пустой стакан упал на каменный пол, и он с какой-то отстраненностью услышал, как тот разбился.

− Мне пора. − Он посмотрел на Гарри, на слезы в глазах мальчишки и его бледное лицо, и понял, что вообще-то чувствует странную близость с ним. − Идите за Альбусом, скажите ему, что я жду его в Мунго.

Он не знал, на что рассчитывать, но уж точно не на то, что увидел. Ситуация была даже серьезней панических описаний Поттера. Гермиона выглядела хуже, чем когда он первый раз увидел ее в Мунго, а тогда у нее почти не было волос и тело казалось хрупким, как у котенка.

В течение последних полутора лет она умудрялась сохранять здоровый и крепкий вид, к которому Снейп успел привыкнуть. По-видимому, из-за этого Поттеру и было так тяжело ее видеть: обычно она выглядела в точности так же, как перед впадением в кому; так, будто в любой момент могла подняться и начать задавать кучу вопросов, которые, скорей всего, вывели бы Снейпа из себя, даже если бы ему понравилось на них отвечать.

Но сейчас − Мерлин! Ее кожа, обычно здорового светло-медового цвета, была белей пшеничных тостов, которыми Поппи пичкала его в Больничном крыле. Под кожей были видны острые очертания костей. Хороший мышечный тонус всего двухнедельной давности испарился, и она свернулась практически в позу зародыша. Ее великолепные волосы − волосы, которые в снах обвивали его руки, − стали безжизненными и прямыми, ломкими и сухими, а не той дикой копной кудрей, которую его пальцы обхватывали и сжимали в те редкие моменты, когда он позволял себе к ним прикоснуться.

Нетти Помфри посмотрела на него с выражением, похожим на жалость, когда он задохнулся при виде искалеченного тела Гермионы.

− Почему она лежит на боку? − спросил он. − Почему у нее так согнулись руки и ноги?

− Такое случается, когда больные долго находятся в коме. Сухожилия теряют эластичность и съеживаются.

Снейп не ответил, лишь шагнул ближе к кровати.

− Она так похудела! Кажется, будто она может сломаться от малейшего прикосновения. Что случилось? − В его голосе не было ни сарказма, ни обвинений, а лишь печаль и грустная мольба.

− Не знаю, − ответила Помфри. − Ей становилось все хуже после вашего последнего посещения. Я больше ничем не могу ей помочь.

− Я это так не оставлю, − прошептал Снейп.

Он не помнил, как упал на колени рядом с кроватью, как рука потянулась к ломким волосам, чтобы осторожно убрать их с ее глаз.

Они совсем не изменились, были по-прежнему широко распахнутыми и пустыми, цвета болотной тины, а не золотисто-карими, блестевшими интеллектом, который, как он подозревал, мог сравниться с его собственным. Он попался в ловушку ее взгляда, отразившись в ее глазах. Их пустота насмехалась над ним, обвиняла его. Он подвел Гермиону, несмотря на свое обещание.

Непомерная тяжесть опустилась на грудь, мешая дышать. Он практически видел смутный ореол смерти, витающий над Гермионой, и вдруг осознал, что если она умрет, то часть его − та часть, которую он только начал узнавать, − умрет вместе с ней.

Он снова посмотрел ей в глаза, вспоминая их такими, какими они были, − упорно решив, что не даст ей уйти. Он почувствовал, будто падает в карюю глубину, входя в ее разум, зовя ее по имени. Эхо его голоса отражалось от стен пустынных коридоров ее сознания, и от одного только этого звука становилось не по себе. Нужно было быть сумасшедшим, чтобы надеяться найти здесь хоть что-то от девушки, которую он когда-то знал.

Ее больше не было. Его последний шанс искупления − и тот утерян.

Он подхватил ее под голову рукой, чувствуя под пальцами изящные кости черепа.

− Нет, − взмолился он. − Нет!..

И в этот момент Снейп почувствовал какое-то легчайшее прикосновение… чего-то… к своим мыслям. Такое манящее, такое робкое, что он испугался, не померещилось ли ему. Его взгляд сфокусировался и стал пристальным, разум пытался проникнуть дальше, идти наощупь…

− Мисс… Мисс Грейнджер? Гермиона?

Он по наитию шел через коридоры, которые рассыпались в пыль вокруг него, решительно пробирался сквозь огромные, разросшиеся деревья, осторожно ступал на кирпичи и обвалившуюся известку. Впереди маячила смутно знакомая черная дверь, изъеденная вредителями и покосившаяся.

Наконец он добрался до нее и мягко толкнул, чтобы открыть. Дверь рассыпалась от прикосновения, пылью прошла сквозь пальцы и растворилась в воздухе, даже не долетев до каменного пола. Он прищурился, чтобы защитить глаза от пыли, и почти перестал дышать. Рядом кто-то плакал.

− Гермиона?

Какое-то мгновение его окружала беспросветная мгла, которая вдруг разлетелась в разноцветный калейдоскоп. Колени дрогнули под неожиданным грузом охвативших его эмоций: гнев, боль, одиночество, отчаяние; ужасное, захлестнувшее с головой, чувство угнетенности, грозившее полностью поглотить….

− Северус? − Ее голос был голосом ангелов, голосом всепрощения, голосом искупления и спасения. − Это на самом деле ты? Действительно ты?

Он упал на колени перед ней, уверяя самого себя, что глаза слезятся из-за пыли.

− Это я, Гермиона. Я пришел.

Она спрыгнула с огромного кресла, в котором сидела, сжавшись в комочек, и, обхватив его руками, уткнулась лицом ему в грудь.

− Северус, где ты был? Я так скучала по тебе!

Между каменными плитами вдруг показались ростки, и цветы распустились в заброшенном классе зельеварения.

Глава 8. Гермиона

Голоса вернулись. Точнее, не голоса, а голос. Сжавшись в кресле в старом классе зельеварения, она слышала, как этот голос эхом отражался в ее сознании, зовя:

− Гермиона!

Это был голос Северуса.

Конечно, она не отвечала. Голоса пытались одурачить ее и раньше, пытались выманить из этой комнаты − ее убежища. Она не поддастся. Она знала, что если уйдет отсюда, то разорвет последнюю связь с ним и окончательно отдастся безумию, сопротивляться которому становилось все трудней.

– Гермиона!

Она слышала шаги, громкое эхо которых доносилось из коридоров, слышала тяжелое дыхание, которое точно принадлежало кому-то другому. Неизвестный призрак, порожденный ее разумом и призванный окончательно перевести ее через грань безумия, приближался.

– Гермиона! – голоса стали еще коварней, искусно имитируя Северуса, потому что знали, как сильно она по нему тоскует. Было трудно не отозваться. Она больно закусила губу, чтобы не произнести его имени; в глазах набухли слезы. Она пыталась подавить всхлипы, подступающие к горлу, но те вырвались помимо ее желания.

Она так устала от одиночества.

Шаги смолкли в коридоре перед комнатой. Большая черная дверь, криво висевшая на петлях, слегка качнулась вперед, прежде чем рассыпаться в пыль.

– Гермиона?

Он стоял в пустом дверном проеме, в ореоле вьющейся вокруг него пыли. Его голос был слегка хрипловатым, как будто он сдерживал сильные эмоции. Гермиона знала, что не выдержит этого.

На самом деле его здесь нет. Она окончательно сошла с ума, и ее разум породил наконец то единственное создание, что точно способно ее уничтожить.

– Северус? – ее голос был тихим, охрипшим от долгого молчания и слез, и в нем прозвучала такая тщетная надежда, что Гермиона содрогнулась.

– Это на самом деле ты? Правда?

Северус стремительно направился к ней: расстояние между ними сокращалось прямо на глазах, пока, наконец, он не опустился перед ней на колени. Казалось, он плачет: слезы медленно прочерчивали дорожки по его пыльным щекам.

– Это я, Гермиона. Я пришел.

Гермиона знала, что он лжет. Она знала это, даже когда соскользнула с кресла, в котором сидела, сжавшись в комочек, и бросилась ему в объятия. Но ей было все равно.

Она больше не хотела быть одна. Гермионе было ясно: уж лучше бредить и сходить с ума, только бы не быть одной. Уж если она очертя голову летит в пучину безумия, то лучше делать это в его объятиях, чем как-нибудь еще.

– Северус, где ты был? Я так скучала по тебе!

Она не знала, сколько прошло времени с тех пор, как она в последний раз слышала чей-либо голос или видела кого-нибудь в своих мыслях. Ей казалось, что выдуманный Снейп исчез целую вечность назад, почти сразу же после того, как реальный Снейп покинул ее, но вот он вернулся и на этот раз не был ни злым, ни противным.

Гермиона бурно разрыдалась, как только оказалась в объятиях этого фантома, и с облегчением почувствовала, насколько реальным он казался – сильные руки, заключившие ее в объятия, были столь же осязаемы, как и весь остальной мир, построенный ею в своем разуме. Она уткнулась лицом ему в грудь и вдыхала его запах, стараясь ни о чем не думать, пока ее обволакивал его мягкий шепот и успокаивали его руки.

Наконец почувствовав, что снова может говорить, она прошептала:

– Почему ты не можешь по-настоящему быть здесь?

– Я здесь, Гермиона. – Его тело напряглось.

– Нет, тебя здесь нет, ты всего лишь плод моего воображения − игра подсознания в чистом виде. Ты один из тех десяти шагов, о которых предостерегала статья в «Ведьмином Еженедельнике». Вообще-то, это очень интересно. Должно быть, я не такая уж сумасшедшая, как мне казалось, раз смогла так точно воссоздать тебя в своей голове. А откуда взялись цветы, Северус? – Она нахмурилась, указав на бутоны возле ног. – По-моему, они очень украшают эти развалины. Боже, ну и вид, наверное, у меня! – прошептала она внезапно и отклонилась назад, упершись руками ему в грудь. – Прости за этот беспорядок – у меня не было настроения убираться. У меня так давно не было гостей.

– Гермиона, – тихо сказал Снейп, – о чем ты говоришь?

Гермиона ответила не сразу. Вместо этого она неуверенно провела руками по волосам и заметила со странным чувством отстраненности, что вся покрыта пылью. Она увидела сероватый отпечаток, оставшийся там, где прикасалась к нему, и с трудом сдержала улыбку.

– Я испачкала твой костюм летучей мыши.

– В смысле? – Его голос все еще оставался тихим, но тон как-то изменился. Теперь он стал не таким мягким, и в него закралась нотка недоумения.

Гермиона улыбнулась, после чего принялась стряхивать пыль с его груди.

– Я испачкала твой костюм летучей мыши. Как здорово, что ты не настоящий, а то бы ты ужасно разозлился на меня. Я прямо так и слышу тебя, то есть настоящего тебя: «Мисс Грейнджер! Что означает вся… эта… пыль?! » – Последнюю фразу она прорычала, довольно точно скопировав Снейпа в его самой надменной ипостаси. – «Пятьдесят баллов с Гриффиндора, дерзкая пыльная девчонка! »

– Уверяю, Гермиона, я настоящий, и я…

Гермиона начала выходить из себя:

– Не лги мне! Почему ты всегда мне лжешь? Ты не настоящий! Ты сказал, что не вернешься назад! Ты был моей единственной надеждой, и ты, ты… – она внезапно вскочила на ноги и отвернулась от него. – Ты покинул меня. Бросил здесь совсем одну. Обещал спасти, а потом просто бросил…

Отвернувшись, она скрестила руки на груди и крепко обхватила себя, словно пытаясь защититься. Ее била дрожь. Гермиона кусала губы, стараясь не расплакаться. Она не позволит этому − существу − сломать себя. Нет, только не теперь, после того как она продержалась так долго.

Гермиона знала, что он тоже поднялся на ноги. Она чувствовала, как тепло его тела обволакивает ее, как он пожирает ее глазами. Это казалось слишком реальным. Он шагнул к ней, смяв цветы, которые, казалось, расцветали везде, где только ступала его нога. Их приторный аромат и его близость затмили собой все на свете.

Она почувствовала, как его руки легли ей на плечи и сжали их. Хватка была болезненно крепкой, но, несмотря ни на что, желанной. Пусть даже это происходит только в воображении − ее это больше не волновало. Она хотела быть со Снейпом любым способом, даже если он всего лишь «изощренное проявление ее подсознательных желаний».

– Я вернулся, Гермиона, – его голос был тверд. – Ты умираешь.

Гермиона хмыкнула:

– Нет, не умираю. Это невозможно. Заклятие действует не так: я не могу умереть, как бы сильно мне этого ни хотелось. Это же «Живой сон», то есть тот, в кого оно попало, а это я, обязан жить.

– Ты умираешь, Гермиона! – его голос стал громче. – Я пришел, как только узнал об этом. Каким-то образом… я смог попасть в твое сознание с помощью легилименции.

Гермиона снова повернулась к нему, довольная, что его теплые руки остались лежать на ее плечах.

– Теперь я знаю, что тебя действительно здесь нет. Легилименция тут не действует: директор Дамблдор пытался найти меня таким образом, когда я еще была в Больничном крыле, но так и не смог. Поэтому-то все и думают, что я в коме.

Снейп молчал. Миллион эмоций пронесся по его лицу.

– Да, я забыл об этом… Тогда как же я смог тебя найти?

Она закатила глаза:

– Да потому что это не ты меня нашел, а я тебя сделала!

Он улыбнулся. Почему-то из-за этой мимолетной улыбки показалось, что его голова сейчас расколется на две половинки.

– Итак, когда Альбус пытался найти тебя, это не сработало. Что ты тогда чувствовала?

– Почему тебя это так беспокоит? – огрызнулась она в ответ, вздернув плечи, как готовая зашипеть кошка. Впрочем, почти в тот же момент ее голос изменился, будто она признала свое поражение: – Думаю, это неважно. Так же, как и то, что ты лучшая компания, чем… чем…

Она поежилась.

– Казалось, будто я стояла за стеклянной стеной, смотря через темное зеркало. Я видела Дамблдора, но он не видел меня, – выдохнула она. – Всегда повторяется одно и то же: я могу видеть всех, когда захочу. Для этого нужно лишь посмотреть. Так тяжело, когда никто не видит меня в ответ. То же самое было с тобой, каждый раз, когда ты приходил навестить меня. Я видела тебя, слышала тебя… Я даже… даже могла чувствовать твои пальцы в моих волосах!

Теперь его руки мягко, почти машинально поглаживали ее плечи, массировали ключицы, скользили вверх вдоль шеи, нежно прикасались к ушам и затылку. Настоящий Снейп никогда бы этого не сделал – никогда бы не дотрагивался до нее, будто она была фарфоровой вазой или хрупкой бабочкой. Быть с таким Снейпом даже неплохо, если, конечно, она себе это позволит. Сумасшествие вдруг перестало казаться столь неприятным.

Застонав от удовольствия, она прильнула к нему и склонила голову на бок, чтобы ему было удобней касаться ее шеи. Она не могла оторвать от него глаз, удивляясь, как раньше не замечала благородства в его строгих чертах. Жесткие губы слегка смягчились, глаза сверкали, как ониксы – такой бездонной была их чернота. Гермиона с удовольствием утонула бы в них, если б могла. Она никогда не замечала, насколько они красивы. Казалось, в них отражалась сама Вселенная.

Они стояли так несколько мгновений, прежде чем Снейп осознал, что делает, и резко отдернул руки, после чего уставился на них, будто видел в первый раз. Прежде чем он смог извиниться, Гермиона капризно выдохнула:

– Разве я разрешила тебе перестать гладить меня?

Снейп выглядел крайне ошеломленным:

– То есть?!

– Понимаешь, – сказала она, – я тебя создала. Мой рассудок наконец догадался, как сотворить тебя таким, чтобы ты действительно разговаривал со мной и мог по-настоящему ко мне прикасаться. Я понимаю, что ты всего лишь плод моей фантазии. Конечно, теперь я точно потеряла ту последнюю каплю разума, что у меня еще оставалась, но сейчас ты здесь и можешь прикоснуться ко мне, так что не смей останавливаться!

– Гермиона, в последний раз уверяю тебя, я настоящий. Ты не придумала меня. И это совершенно неуместно − мне стоять здесь и… – Снейп замолчал, будто слова застревали в горле и он был не в силах подобрать то единственное, нужное. – И… и гладить твою шею, будто… будто…

– Будто у тебя есть на это право? – подсказала Гермиона. – Если не у тебя, то у кого? Пожелай я рядом другого, я бы тебя здесь не выдумала, не так ли? Может, я и сумасшедшая, но все еще знаю, кого хочу. И в моем собственном сознании решаю я, что правильно, а что нет. Здесь ты не мой профессор, а Северус. Просто Северус. И мне хочется, чтобы ты прикасался ко мне. Мне уже так давно этого хотелось! Так что не останавливайся.

Северус внезапно побледнел и отступил от нее на шаг:

– Ты сошла с ума?

– Да! Как раз это я и пытаюсь тебе объяснить! – с удовольствием согласилась Гермиона. – Я совсем сошла с ума. Не хочешь меня поцеловать?

– Я не могу, будучи в твердом уме, так воспользоваться твоим положением. И не собираюсь. Когда мне удастся убедить тебя в своей реальности, я не хочу, чтобы тебе было о чем сожалеть. Теперь, зная, что ты точно все еще с нами, я буду еще упорней искать способ тебя вылечить. Мне понадобится твоя помощь: возможно, ты вспомнишь что-то, что я мог упустить. И мне нужно, чтобы ты была в себе и нормально общалась со мной, а не ненавидела за то, что здесь произошло.

Гермиона улыбнулась:

– Ты выглядел прямо как он, когда сказал: «Я не могу, будучи в твердом уме, так воспользоваться твоим положением», – передразнила она его. – У тебя даже интонации были, как у того Снейпа, которого я помню. Я имею в виду того, противного, из Хогвартса, а не того, кто приходил ко мне. Знаешь, я уже взрослая, а не школьница. И целиком отвечаю за свои поступки.

Снейп саркастически хмыкнул в ответ:

– Как ты можешь отвечать за них, если тронулась умом? – Он знакомым жестом скрестил руки на груди. – Итак, что мне надо сделать, чтобы убедить тебя, что я настоящий?

Гермиона помолчала, прежде чем ответить:

– Это невозможно. А теперь, не будешь ли ты наконец так любезен снизойти до того, чтобы меня выслушать?

– Я смотрю, восемнадцать месяцев комы не избавили тебя от командирских замашек. Ты всегда была уверена, что знаешь все лучше всех. – Снейп довольно жестко схватил ее за руку и попытался вытащить Гермиону из комнаты. – Пойдем со мной, я докажу, что я действительно здесь.

Гермиона упиралась изо всех сил:

– Это ловушка, я не пойду с тобой! Как только я выйду отсюда, все станет совсем безнадежно. И тогда ты бросишь меня в точности так же, как он.

– Мерлин! – Снейп начал терять терпение. – Мне пришлось прекратить визиты как ради самого себя, так и ради твоего блага. Да если бы я только знал, что ты на самом деле блуждаешь в этой… паутине своего разума, то никогда бы не бросил тебя. Я вернулся, как только узнал, что ты умираешь, – неужели же это ничего не значит?

– Не говори со мной таким тоном, – с раздражением откликнулась Гермиона. – Если уж на то пошло, я вообще здесь только из-за тебя, разве не так? Я бы слушала бесконечную болтовню Гарри про квиддич, и это ты был бы заперт в собственном разуме и все ждал бы, чтобы хоть кто-нибудь пришел тебя навестить. Только вот никто бы никогда не пришел, ведь тебя все ненавидят.

Она замолчала, почувствовав, что Снейп выпустил ее руку. Его лицо словно превратилось в ледяную маску, так хорошо знакомую со школьных лет. Слезы раскаяния и стыда наполнили ее глаза.

– Прости, – сокрушенно прошептала она. – Это было жестоко с моей стороны, и я вовсе так не думаю.

– Тем не менее, это сущая правда, мисс Грейнджер, – ответил Снейп. Его голос стал совершенно ровным, лишенным каких-либо интонаций, хоть он и запнулся слегка на ее имени. – Я виноват, что вы здесь, и прекрасно это осознаю. Однако я делаю все, что в моих силах, чтобы исправить ваше положение. И я совершенно не желаю, чтобы мою совесть еще сильнее отягощала вина за вас и ваше самопожертвование. Я знаю, что на самом деле нахожусь здесь, и твердо намерен доказать вам это, даже если придется взять вас на руки и вынести туда, где вы сможете увидеть меня собственными глазами.

Гермиона поежилась при этих словах. В них скрывалась боль, и она поняла, что он отгораживается от нее, воздвигая невидимые стены. Она смотрела на человека перед собой, вдруг отмечая морщинки в уголках его глаз, которые никогда не замечала у реального Снейпа, складки вокруг рта, пролегающие глубже, чем во время войны. В черных волосах даже появилась легкая седина. Почему она состарила его образ? Она шагнула к нему, вдруг осознав, какой беспорядок царит в кабинете.

Почему из пола растут цветы? Почему вокруг такая разруха? Эта комната – ее убежище – рассыпалась прямо на глазах. Снейп стоял перед ней напряженный, холодный и излучал угрюмость, отчего казался слишком похожим на настоящего.

– Я бы навещала тебя, – тихо констатировала она. – Я бы приходила каждый день и приносила цветы. Я бы разговаривала с тобой, читала вслух и надеялась, что мои посещения привяжут тебя к реальности, как твои визиты привязали меня. Я бы с той же преданностью и самоотверженностью заботилась о тебе, как ты обо мне. И я никогда бы не отчаялась и не отступилась.

Разрушенные стены вокруг начали восстанавливаться. Трещины, пробежавшие по известке, казалось, сами собой зарастали от одних только ее слов. И у нее появилась слабая, совсем-совсем робкая надежда, что, может быть – может быть! – он настоящий… И даже если это не так, фантазия была славной. Гермиона шагнула вперед, протянув руку, чтобы дотронуться до него, и слегка улыбнулась, увидев, как его глаза раскрылись от удивления, когда она так изменила реальность вокруг и вернула класс зельеварения в нормальное состояние.

– В тот последний раз, когда ты приходил ко мне и заснул у моей постели, тебе что-то снилось. Я слышала, как ты шептал мое имя. Что это был за сон?

Снейп посмотрел на нее и тут же отвел взгляд.

– Ничего особенного, – его голос был спокойным, но Гермиона почувствовала внезапную напряженность в его тоне. Она изумленно наблюдала, как легкая краска медленно заливает его лицо, оттеняя резкие линии скул.

И вот тогда-то она и поверила: она ни за что на свете не смогла бы выдумать краснеющего Снейпа! Это находилось за пределами ее возможностей, даже в воображении. Смеясь и плача одновременно, она бросилась ему на шею:

– Это правда ты! Ты на самом деле здесь!

Несколько мгновений он стоял, словно окаменев под ее бешеным натиском. Она слышала, как гулко стучит его сердце, чувствовала его дыхание поверх волос, когда он посмотрел на нее сверху вниз. И наконец ощутила, как его руки нерешительно обняли ее.

– Глупенькая… – прошептал он.

– Обещай, что никогда больше меня не оставишь, – плакала Гермиона. – Мне кажется, я этого не перенесу. Ты мне нужен.

− Гермиона, я… – и тут он исчез. В ее объятиях осталась лишь пустота.

− Северус… Северус!

Глава 9. Рассказ Нетти Помфри

До конца жизни буду помнить тот день, когда профессор Снейп вернулся к мисс Грейнджер. Его безумный вид и переполненные страхом и отчаянием глаза навеки врезались в мою память.

С того момента, как он поклялся больше не приходить, прошло ровно две недели. Они дались ему нелегко. Я привыкла видеть его всегда строго одетым, в сюртуке и мантии, а не в рубашке с распахнутым воротом и расстегнутыми манжетами. От него пахло какой-то затхлостью пополам со стойким ароматом виски. Его опрятные (пусть и не очень чистые) волосы были жирнее обычного и беспорядочно торчали во все стороны. Создавалось впечатление, что он не мылся несколько дней. Узреть в таком виде человека, который всегда казался мне чересчур чопорным и педантичным, было настоящим шоком.

Однако я постаралась никак не выдать своих чувств, когда он наконец смог оторвать взгляд от неподвижно застывшей мисс Грейнджер.

− Почему она лежит на боку? − спросил он. − Почему у нее так согнулись руки и ноги? − Голос его был хриплым, как будто он с трудом заставлял себя говорить.

− Такое случается, когда больные слишком долго находятся в коме, − мягко ответила я. − Сухожилия теряют эластичность и съеживаются.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒