VII. frustration.

– Бэкки, - слишком ласковое обращение неприятно режет слух с непривычки, и Бэкхён невольно кривится.

«Ему что-то от меня нужно» – он почти не сомневается над собственным выводом, смотря, как Чанёль совершенно непринужденно перелистывает страницы какого-то музыкального то ли журнала, то ли каталога музыкальных инструментов (Бэкхён в душе не чает, что это, но вместо полуголых девушек там гитары со всех сторон и во всех «позах»). Младший уже который час напролет таращится в очередное развлекательное шоу, только уже с другой кучкой айдолов, как кажется Чанёлю, хотя он все равно смутно отличает одну от другой. Он просто хочет задать один волнующий его вопрос, да только не знает, с какой стороны подойти, чтоб его не снесло взрывной волной, и никакая вилка не воткнулась ему в глаз, а тумбочка в печень.

– Как ты смотришь на то, что на выходных ко мне придет Кёнсу? - Чанёль замирает на пару секунд, переставая даже дышать в ожидании реакции младшего, но ничего кроме вопросительного взгляда не получает.

– Это еще кто? - Бэкхён собственно ничего против не имеет, особенно учитывая то, что с его появлением жизнь Чанёля вообще претерпела многие изменения и теперь в нормальное русло возвращается лишь на пару часов в сутки и то в университете. Как-то нехорошо живому человеку почти все свое время проводить с призраком.

– Кёнсу, он… - Ёль на секунду запинается, в последний раз прикидывая, что лучше: сказать сразу или соврать, но, скорее всего, потом получить очередной армагеддон призрачного масштаба и два трупа, одним из которых будет он сам. - Он тогда на кухне, на столешнице… - Выбор пал на суровую правду, но выжать слова дальше не получилось, в основном из-за пристального взгляда суженных от недовольства подведенных глаз.

– Ааа, это твоя пучеглазая потаскушка, - недовольно фыркает Бэкхён, потому что уже давным-давно забыл, из-за кого они собственно и «познакомились лично». - Я думал, его с того раза ветром сдуло, желательно, в Сахару.

Этот низкорослый совеныш (и не важно, что сам Бэк, в принципе, того же роста), не понравился ему как только переступил порог. Он выглядел слишком высокомерно для своей весьма посредственной внешности (Бэкхён, естественно, сравнивал с собой любимым); он совершенно бессовестно лапал здесь вещи, чувствуя себя совершенно комфортно в чужом доме, чем невероятно бесил; и в довершение посмел разместить свою тощую задницу на кухонной столешнице. Будь у него чуть больше сил или чуть меньше выдержки, Бэкхён в тот же день снес бы его голову табуреткой, и сейчас искренне жалеет, что не сделал этого. Все дело, естественно, в наглости этого самого Кёнсу, и уж никак не в том, что за последние почти что полторы недели младший до такой степени привык к Чанёлю, что считает его по праву своей собственностью, как бы это странно не звучало. А теперь в их крошечную, фактически семейную идиллию хочет влезть какой-то лупатый глист (и это говорит вовсе не зависть Бэкхёна к тому, насколько этот гаденыш стройный). Но вместо бури эмоций, криков, дивана отлетевшего в стену, и разбитых окон во всех комнатах, у младшего лишь нервно дергается веко и морщится нос.

– А он тебе, собственно, кто? - Бэкхён пытается говорить как можно более безучастно, отворачиваясь к телевизору, чтобы не выдать того, как его сейчас подергивает от раздражения.

– Он что-то вроде… - Ёль откровенно теряется, не зная, что лучше, ведь тот коктейль эмоций на лице младшего, что промелькнул в последние пару секунд, как-то настораживает, - вообще он… мы встречаемся.

Бэкхён откровенно зависает, ведь и так было понятно, кто он, и что вообще между ними, с того самого дня, и этот вопрос из ряда вон дурацкий. Не то чтобы Бэкхён когда-то был гомофобом, особенно, если вспомнить, с каким трепетом он по ночам наблюдает за Чанёлем. Просто ему еще не приходилось быть свидетелем чисто мужских соитий, которые непременно бы начались прям там, на столешнице, не вырази он свое недовольство. И которые непременно начнутся, стоит ему только дать согласие на эту дурацкую просьбу старшего. Все это кажется ему немного… диким, ведь как они вообще… два парня… и такое. Ни дать ни взять стыдоба. О таком даже стыдно думать, и он безумно рад, что не в состоянии покраснеть, иначе сидел бы сейчас пунцовый до кончиков ушей, представляя обнаженного Чанёля, но только перед собой, а не каким-то там вылупком по имени Кёнсу.

Бэкхён недовольно фыркает, бросая очередной взгляд на старшего. Тот и вовсе поник, понимая, что далеко не всем было бы приятно знать, что мало того, что твой друг слегка не той ориентации, так еще и хочет притащить в ваш уже давно общий дом своего парня. Тут и к бабке не ходи, и так ведь понятно, чего Чанёль хочет. И хочет он, видимо, слишком многого. Они никогда особо не говорили об отношениях и уж тем более ориентациях, и даже столь вызывающий внешний вид младшего никаким образом не говорит: «да, я тоже гей». Подавляющее количество парней в мире натуралы, как минимум половина из которых еще и гомофобы, и в принципе, Чанёлю повезет, если младшему окажется просто плевать на то, кого он там предпочитает трахать. Главное - быть подальше от него, чтобы лишний раз не испытывать и без того неустойчивую психику.

– Хотя, знаешь, это, наверное, не самая лучшая идея, - Чанёль слегка натянуто улыбается, отмахиваясь, и глупо хихикает, смотря, как Бэкхён и сам уже сник, погружаясь в собственные мысли все глубже.

– Можешь привести его, это ваше дело. - Младший словно приходит в себя, от слов Ёля и пожимает плечами. - Я тогда просто к себе уйду и не буду вам мешать.

Не то чтобы младшему внезапно стало все равно, или он проникся грустным взглядом Чанёля, просто… Да, он, черт возьми, проникся. Ему стало стыдно. Все-таки Чанёль взрослый, здоровый парень с совершенно здоровыми потребностями, и при всем при этом он живой. Ему необходимо общение и тем более отношения с кем-нибудь кроме кучки черной дымки, собранной в образ мелкого, истеричного паренька. Как бы он ему не нравится, и как бы сильно Бекхён не привязался к старшему, он не может его лишать чего-то столь важного, это как минимум эгоистично. Возможно, встреться они в других обстоятельствах… Возможно, будь Бэкхён сейчас жив, у него было бы больше прав, чтобы пытаться удержать Чанёля рядом с собой, а не отпускать к какому-то там Кёнсу. Тогда он смог бы предложить ему что-нибудь… то, что ему нужно. Он смог бы предложить себя.

От таких мыслей ему становится и вовсе стыдно. Непривыкший к такому, он смущается еще больше прежнего, не зная, куда себя деть, и предпочитает просто исчезнуть к чертовой матери, тая черной дымкой на диване. Потому что нельзя его, давно отвыкшего от такого, заставлять испытывать столько странных чувств одновременно.

– Бэк… - Чанёль и дернуться не успевает, когда от младшего остается лишь легкий холод вокруг диванчика да темные разводы в воздухе. - Эй, ну ты куда…

Естественно, ему уже никто не отвечает, а через пару минут даже температура в комнате чуть поднимается. Бэкхён и правда ушел.

– Обиделся что ли? - Чанёль и сам недовольно фырчит, выключая дурацкое шоу и уходя на кухню, чтобы хоть как-то убить время перед работой.

На самом деле он тоже думал, что после того случая Кёнсу к нему и на шаг не подойдет, но, видимо, судьба его любит.

***

Чанёль топтался в битком набитом буфете, пытаясь, если не пролезть без очереди, то хотя бы протолкнуть туда Сэхуна. Спать хотелось зверски, потому что какой-то придурок не пришел ночью в бар, и Ёля оставили на «двойную смену» развлекать подвыпившую и местами абсолютно невменяемую толпу. Радовало только то, что по возвращению домой его ждал не очередной скандал от родителей, а вполне теплое приветствие и вопросы о его самочувствии и делах на работе. Не будь Бэкхён призраком, Чанёль женился бы на нем не раздумывая, ибо очень хорошая из младшего получается женушка.

Сэхун, хоть и с матами, льющимися из него как из ведра, все же протолкнулся в щелочку между изголодавшимися первокурсниками, уже через пару минут впихивая своему хёну чашку кофе с чистой совестью и испачканной все тем же черным без сахара рубашкой. Красота. На самом деле, Чанёль планировал провести этот ничтожно короткий перерыв в компании кофе и Сэхуна, где-нибудь во дворе университета, где меньше народу и порядком тише, но резко сменил свои планы. Кёнсу скромно сидел за одним из столиков на четверых в полном одиночестве с пресным салатом местного приготовления, и Ёль, даже не продумав толком последовательность действий, ломанулся к старшему. Тот, услышав, как скрипит стул напротив, а потом еще один сбоку, даже не сомневался над тем, кто это может быть. Он видел, как Чанёль с Сэхуном толклись в очереди, только в этот раз пообещал сам себе, что больше не пойдет на поводу природного очарования Чанёля и его статуса «брутального мужлана», ласкового только с ним. С Кёнсу довольно, он и так достаточно долго терпел и слишком многое простил.

– Кёнсу-я, - Чанёль тянет почти жалобно, настолько, что и самому Кёнсу хочется выть, ведь где это пристало высоким, крутым парням так ныть. Зато Сэхун никак не меняется в лице, с выражением полного равнодушия и чего-то близкого к «похуй», жуя шоколадный батончик.

– Нет, Чанёль, хватит, мне это надоело, - старший говорит уверенно, как ножом по сердцу режет, словно репетировал эту фразу не один день.

Кёнсу и правда готовился, выхаживая по своей комнатке туда-обратно и придумывая более уверенную и обоснованную речь на тему того, почему они не могут быть вместе. У него самого для этого было достаточно причин, но объяснять их все Чанёлю не было ни желания, ни необходимости, и он надеялся ограничиться чем-то вроде «мне это все надоело» и не прибегать к первоисточнику такого его решения. Все же Чанёль хороший парень, не без странностей, но у каждого из нас свои тараканы, у кого-то их больше, у кого-то меньше. Кёнсу совсем не хочет его обижать.

– Кёнсу, прости меня, в этом всем не было моей вины, я сам тогда испугался не меньше тебя, - Чанёль обижено хмурится, и его щенячий взгляд хоть и медленно, но начинает карябать свою крохотную щелочку в стальной защите старшего.

– Дело не в этом, Чанёль, - Су тяжело вздыхает, отодвигая салат куда подальше, мельком бросая недовольный взгляд на лишнего свидетеля, который, казалось, и вовсе канул в свои размышления, не обращая внимания ни на что вокруг. - Я просто устал, мы с тобой встречаемся… сколько? Уже второй месяц. Я не хочу, чтобы ты думал обо мне плохо, но мне не хватает… чего-то большего… - Кёнсу переходит на шепот, чтобы не привлекать лишнего внимания, - большего, чем поцелуи и прикосновения, и каждый раз, когда дело доходит до… этого – происходит какой-то армагедец. Я устал от этого.

Чанёль и не собирался думать плохо, даже больше - ему самому уже чешется, и если быть откровенным, зачесалось ему еще на первой неделе, но тогда он пытался относиться к Кёнсу по-особенному, не просто как к мальчику на ночь. Кёнсу, собственно, и был для него чем-то особенным, с кого хотелось сдувать пылинки, целовать, невзначай касаться нежной кожи. Он до последнего хотел, чтобы тот чувствовал себя «принцессой» в обществе «брутального мужлана Пак Чанёля» и, кажется, перестарался, откладывая на потом свои собственные желания.

– Последний шанс, - Чанёль и вовсе по-детски тянет оттопыренный указательный пальчик вверх, и ему даже кажется, что на лице беспристрастного к происходящему Сэхуна мелькает дурацкая улыбка, но нет. - Прошу тебя, Кёнсу.

Это выглядит настолько глупо, что даже мило, и сердце почти непреклонного Кёнсу все же делает губительный кульбит в грудной клетке и клонится в сторону этого до одури очаровательного и безумно сексуального негодника, хотя Су и понимает, что поступает отвратительно. Настолько отвратительно, что это пора прекращать, и чем скорее – тем лучше.

– Мы могли бы встретиться в субботу, посидеть у меня, - Чанёль и сам переходит на низкий шепот, от которого не только у Кёнсу мурашки по телу бегут, но даже и у Сэхуна, - я бы приготовил нам ужин… - а дальше слова и не требуются, эта многозначительная тишина объясняет все за Ёля.

Кёнсу нервно сглатывает, проклиная свою чертову слабость, но в первую очередь безбожно низкий и возбуждающий голос своего тонсэна, который заставляет его дрожать. И он понимает, что отказать сейчас просто не сможет, желанное «нет» попросту не слетит с его языка. И принятое в спешке решение объясниться именно в эту саму субботу кажется ему очень правильным.

– Хорошо, в субботу после обеда я приду к тебе, - он проговаривает это, подрываясь со стула и почти бегом вылетая из буфета.

– Мне иногда кажется, что ты придурок, - меланхолично тянет Сэхун, любопытно смотря вслед убегающему Кёнсу, - а потом я понимаю, что ничерта не кажется. Ты полный идиот, Чанёль.

Ёль, в принципе, не спорит, но все же отпускает младшему подзатыльник, потому что не пристало тонсэнам говорить такие гадости своим хёнам. Особенно, если гадости правдивые.

***

В конечном итоге наладить отношения с Кёнсу оказалось намного проще, чем с Бэкхёном, который, казалось бы, и вовсе испарился после того не самого приятного разговора. Чанёль откровенно терялся, не зная, как лучше поступить, хотя сам для себя, глубоко в своих мыслях, ставил вопрос по-другому: «Кого выбрать». Бэкхён, конечно же, дал ему свое разрешение, но ведь и слепой заметит, как ему это не понравилось, и Чанёль искренне был уверен, что все дело именно в том, что они оба (Чанёль и Кёнсу) – парни, и Бэкхёну не нравится именно это. И теперь, если он откажет Кёнсу, он может и вовсе его потерять, но с другой стороны, если он все же придет - Бэкхён может обидеться окончательно, и не ясно когда простить, если, конечно, простить, а не убить во сне.

Он был почти готов биться головой о стену, но его намерения прервал звонок в дверь. Кёнсу стоял перед его домом, а от Бэкхёна не было и следа с самого утра, даже легкого холодка, и от чего-то казалось, что сейчас, вот именно сейчас, по пути в коридор, он должен решить все. Звучит, пожалуй, слишком пафосно, но в итоге тех нескольких дней, в течение которых Чанёль накручивал себя все больше на почве выбора между парнем и другом (другом же, да? ), он чувствовал себя снежным комом. И вот теперь, стоя у входной двери, сжимая ладонью резную ручку, его колотило так, словно ему снова пятнадцать, и он впервые на пороге ночного клуба.

– Я уже было решил, что тебя нет дома, - Кёнсу слегка нервно улыбнулся, растягивая губы причудливым сердечком, и Чанёль отступил чуть в сторону, впуская хёна в дом.

– Прости, хотел сделать все идеально, - Ёль вскользь оглядывает небольшую комнату, словно ждет увидеть где-нибудь разъярённого Бэкхёна, пока Су откидывает кеды в сторону.

Им обоим немного неловко, каждому по-своему. Чанёль ждет. Даже несмотря на согласие, полученное от младшего, он нервно поглядывает по сторонам, словно задницей чувствуя, что не может все быть так просто. Кёнсу жалеет, что пришел, что затеял все это и запустил до такой степени, что приходится врать всем. И жалеет только сильнее, когда происходящее начинает смутно отдавать терпким на вкус дежавю.

«Все это уже было» – от чего-то думает Су, наблюдая, как Чанёль суетится у плиты, заканчивая готовить что-то вкусно пахнущее, определенно мясное, а сам он бродит по крошечной комнатке гостиной, вновь рассматривая знакомые еще с прошлого раза предметы. От этого становится как-то неспокойно, и, признаться честно, его начинает слегка морозить, и даже пальцы на ногах внезапно подмерзают, заставляя медленно подбираться к теплой кухоньке.

Он подходит совсем близко к Ёлю, пытаясь заглянуть в одну из кастрюлек, и приблизительно в этот момент все начинает идти по новому сценарию. По крайней мере, в этот раз Кёнсу не обнимал его со спины, и Чанёль вполне самостоятельно решил взять происходящее в собственные руки. Подхватывая хёна под бедра и усаживая на ту самую столешницу, вот только теперь чуть левее. «Придурок» – Ёль шипит сам себе сквозь стиснутые зубы, но мозг канул куда-то в область штанов и спустил все на рефлексы и низменный инстинкт «трахаться». Он будет об этом жалеть. Они будут об этом жалеть, но здравый смысл отшибает у обоих в равной степени, когда влажные от слюны губы соприкасаются.

И все же это чертово дежавю. Дежавю, потому что где-то за спиной снова что-то гремит и со звоном бьется, заставляя парней вновь отлипнуть друг от друга. Чанёль этого ждал, этого или чего-то подобного, оттого почти не удивился, увидев стоящего в проходе Бэкхёна, в отличие от Кёнсу.

– Отодрал свою задницу от моего стола! - Бэкхён шипит с нескрываемой злобой в голосе. Он терпел, честное слово, терпел, понимая, что не имеет никакого права. Но терпения оказалось слишком мало.

Кёнсу послушно соскальзывает со стола, на всякий случай отлипая и от Чанёля тоже. Возможно, не будь он так удивлен, он поспорил бы, взъелся и, в конце концов, начал огрызаться, потому что это не родитель, а мальчишка едва ли двадцати лет.

– Катись отсюда к черту… - почти по слогам выдавливает из себя мальчик, из последних сил сдерживая порыв припечатать этого пуголовка табуреткой.

– Какого…? - Кёнсу даже не знает, что именно должен спросить, смотря, как к ним медленно подходит мальчишка, выедая в нем дыру полным ненависти взглядом.

– Какого хуя, Бэкхён? - А вот Чанёль знает и даже не стесняется озвучить, хотя и самому ком поперек горла стал.

Ему бы очень не хотелось после столь близкого знакомства отмывать от стола чужую кровь и прятать труп в лесу, и еще больше не хотелось, чтобы кто-то так прятал его бездыханное тело. Но вид Бэкхёна так и кричал о том, что если его не будут слушаться – труп все же будет, а вот чей именно – случай покажет.

– Ты, прости, конечно, - он обращается несомненно к Чанёлю, не отрывая взгляда от чуть сжавшегося Су, - но не могу я просто сидеть, зная, как ты натягиваешь эту лупоглазую шлюху на моей кухне.

Лицо Кёнсу удивленно вытягивается, а глаза становятся и того больше, хотя казалось бы, куда уже. За «шлюху» эта мелочь определенно ответит, и Су его не то что за волосы оттаскает, по возможности отобьёт печень и завяжет кишки морским узлом, чтоб неповадно было распускать язык. Но даже не успевает дернуться в сторону особо наглого мальчишки. Табурет стоящий рядом с ним каким-то чудом изворачивается, врезаясь в шкафчики всего в паре сантиметров от самого «пучеглазого», и если бы Бэкхён старался хоть на грамм меньше, табуретка сейчас как минимум отбила бы тому половину внутренних органов. Чанёль же, до этого не знающий, что делать, теперь и вовсе прирос к полу, сконфужено смотря на лежащую у ног его хёна табуретку, и понимая, что Бэкхён, черт его дери, на разговоры не настроен от слова совсем.

– Прекрати это! – Ёль, наконец пришедший в себя, орет со всей мощи своего низкого, хриплого от нервов голоса, и загораживает собой Су.

– Ты больной что ли? - верещит Кёнсу, отшатываясь подальше от табуретки и по возможности от Чанёля, прикладываясь пальчиками к вискам. - Вообще мозгов нет, ты чуть в меня не попал!

– Прости, рука дрогнула, в следующий попаду точно! - не без издевки шипит младший. Столько яда в собственном голосе не ожидал услышать даже он сам.

Без сомнений, когда злость и ревность, бурлящие в нем, утихнут – ему будет стыдно, ему будет стыдно настолько, что, возможно, он никогда больше не сможет показаться Чанёлю на глаза. Они могли бы быть друзьями, они ими уже были, но Бэкхён все испортил, портит сейчас, заставляя предметы в комнате дрожать от исходящей от него энергии. У него не было даже сотой доли шанса на то, чтобы Чанёль посмотрел на него так, как смотрит на Кёнсу, и дело совсем не в том, что Бэкхён некрасивый или слишком маленький. Бэкхён мертв. Давно мертв. Мертвые «люди» не строят отношения, не влюбляются, не разрушают чужое счастье, как это делает Бэкхён. Они не надеются. А он просто делает все неправильно.

У Кёнсу голова идет кругом от того, что происходит вокруг и от мелкой истерички, что чуть не убила его. Кончики пальцев холодеют просто потому, что он не знает, чего ждать от парня, у которого мозгов, кажется, нет даже в зачатке. Маленький психопат.

– Нахрен! Нахрен это дерьмо, и тебя Чанёль нахрен, и его тоже! - Дрожащий палец указывает в сторону почти хохочущего от нервного напряжения Бэкхёна, правда, Кёнсу не до смеха. Он на ватных ногах пятится к двери, стараясь не поворачиваться спиной к этому зачатку убийцы с, без сомнения, нарушенной психикой. - Я все равно бросить тебя хотел, потому что нахрен мне такие отношения.

– Кёнсу? - Чанёль понимает, что старший слишком сильно напуган, и порывается подойти к нему, но вытянутая ладошкой вперед рука и взгляд загнанного в угол зверя говорит, что лучше этого не делать.

– Я нашел того, кто лучше тебя, кто в состоянии заботиться обо мне и удовлетворять мои элементарные потребности, чего ты делать не мог! - Вошедший в раж Кёнсу даже не сразу понимает, что сказал явно лишнего, и не такого разговора он хотел, но хихикающий в стороне маленький психопат сам довел его до такого состояния, и виноват в этом Чанёль.

Он вылетает из кухни, а после и из дома, прихватив с собой свою куртку. Больше он в этот дурдом не вернется.

Бэкхён лишь самодовольно фыркает, скрещивая руки на груди, и лишь встречаясь взглядом с потерянным Чанёлем понимает, что радоваться рано, и самое страшное только впереди.

– Какого черта ты это сделал? - шипит Чанёль, даже не смотря на младшего, потому что знает, что желание ударить его будет неконтролируемым, но и вместе с тем неосуществимым, и это сведет его с ума окончательно.

– Я… - Бэкхён сглатывает, пытаясь придумать себе хоть мало-мальски уважительное оправдание, которое не потрудился придумать раньше, в порыве ревности вылетая из своего маленького купола сюда и швыряясь стульями. - Он врал тебе… он...

– Это было наше дело! - кричит Чанёль, поворачиваясь к сжавшемуся младшему, и тот понимает, если бы не этот «крошечный барьер» в виде отсутствия его существования, из него выбили бы всю дурь. - Черт подери, Бэкхён, да я пошел тебе навстречу, я даже готов был отказаться от этой затеи, но ты сам, САМ сказал мне «пусть приходит». Так зачем ты влез, Бэкхён?!

Чанёль кричит, совершенно не смущаясь своих порывов, не обращая внимания, как глазки стоящего напротив мальчонки становятся влажными, наполняясь горькими слезами обиды. Бэкхён этого и сам не замечает, сжимая кулачки сильнее, пытаясь контролировать происходящее с ним, чтобы одним махом не разнести всю комнату. Он не понимает, что происходит, когда по щекам текут слезы. Это давно забытое ощущение влаги на холодной коже. Так не должно было быть. И он дрожащими пальчиками стирает их со щек, смотря на влажные подушечки. Ему страшно, но куда больше обидно.

– Затем, что ты мне нравишься! - не выдерживает теперь уже и Бэкхён, размазывая соленые дорожки по лицу, крича в ответ. - Я так старался не думать об этом, не портить ничего, но ты так нравишься мне, что я не смог просто сидеть, пока ты трахаешь эту дрянь в этом доме! - он почти воет от того, каким все это кажется бессмысленным. Все его слова – глупость, он никогда не сможет быть с Чанёлем. Никогда. - Собирай свои вещи и катись отсюда как можно дальше, потому что рано или поздно я просто не смогу позволить тебе уйти!

Бэкхён исчезает так же резко как и появился, тает темной дымкой и, как кажется Чанёлю, возвращаться не собирается. Он оседает на пол, прислоняясь затылком к дверце одного из шкафчиков, и тяжело выдыхает. Почему-то все, чего он касается, рушится: дом, родители, Кёнсу, теперь еще и Бэкхён. Вся его жизнь состоит из перманентного пиздеца, в котором меняется только действующее вещество, и куда от этого бежать он уже не знает. Его последний островок спокойствия и фактически «семейной жизни» раскололся, и виноват в этом, скорее всего, он сам. Он не заметил, как изменилось отношение Бэкхёна к нему, не распознал наивной мальчишеской влюбленности, и теперь должен разгребать эти перипетии своей жизни, которые заведомо обречены на провал.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒