II. house.

– Я, конечно, ни на что не намекаю, но не пора ли тебе съебывать, друг мой сердечный?

Сэхун медленно потягивал кофе из небольшой аккуратной чашечки, задумчиво буравя взглядом стену, что позади Ёля. Тот почти выплюнул весь выпитый чай на стол от столь внезапного замечания, но все же сдержался, удивленно смотря на друга.

– Нет, ты не подумай, я гостеприимный хозяин, и души в тебе не чаю, - Сэхун мельком вспомнил весь тот адовый срач, что словно сам по себе образуется в местах обитания его дражайшего хёна, и вздохнул, - но у меня тоже есть личная жизнь, и для полного ее осуществления мне необходимо наличие кровати и отсутствие свидетелей в доме.

Чанёль понимающе закивал, но продолжил все так же испуганно таращиться на друга. Уже вторую неделю он беззастенчиво оккупирует скромную обитель Сэхуна, который был не сильно то и против, когда речь шла о паре дней. Но вот в свои законные права вступила вторая неделя с момента его проживая в этом доме, а изменений, как может заметить Сэхун, все не наблюдается. Это смущает. Нет, он очень любит своего хёна, который и хён-то ему всего на пару месяцев, но отказываться ради него от благ свободной жизни... Хён хёном, а трахаться, простите, хочется.

– Сэхунни, - Чанёль скулит жалобно, почти слезно, и у младшего сердце сжимается от того вида друга, у которого еще и синяки не все сошли.

Он тогда здорово испугался. Ёль пришел к нему перепачканный кровью, весь в пыли и домашней одежде, он выглядел побитым щенком, и Сэхун просто не смог сказать «нет». Да он и сейчас не сказал бы. Чанёль был для него кем-то слишком близким, больше, чем другом, особенным. Словно заботливый старший брат, что и подзатыльник отпустит, и в драку за компанию полезет, и отберет бутылку, когда «хватит». Сэхун ценил их дружбу, ценил ту тонкую связь, что была между ними еще со школы, и даже сейчас, когда один юный композитор, второй талантливый танцор. Они семья, не кровная и не связанная фамилией, это гораздо больше, гораздо важнее, и это нужно чтить. Именно поэтому сейчас Чанёль сидит здесь, накормленный, одетый и в тепле (читай в прохладе, с учетом пекла на улице). Но всему же есть конец, особенно терпению Сэхуна.

– Ну что, Сэхунни? Что? Ты ждешь, пока я умру от спермотоксикоза, или когда она из ушей полезет? - младший звонко ставит чашку на стол во все глаза смотря на хёна, который и без того сжимается под тяжестью чувства стыда. - Можно мне хоть один вечер посвятить своему либидо в своей кровати? Один крохотный вечерок, и следующие пара-тройка дней в твоем полном распоряжении, а? Как там у вас дела с Кёнсу?

– К нему я не пойду, он живет с родителями, - Чанёль недовольно бурчит и отводит взгляд.

Не сказать, чтобы он особо яро ломился к Кёнсу, тот, казалось, до сих пор не отошел от того потрясения и каждый раз нервно вздрагивал, стоило только Ёлю коснуться его. Он все понимал, не каждый день оказываешься голым под другим парнем на глазах его разъяренного родителя.

– Ааа, не хочешь еще раз получить по роже? - Сэхун ловит на себе гневный взгляд старшего и прыскает от смеха, прикрывая рот кулачком. - Нет-нет, это похвально, что на рожон не лезешь, не все мозги значит пропил.

Чанёль обиженно сопит в чашку и делает очередной глоток, забавно булькая от раздражения. Не хочется признавать, но Сэхун прав. Получить по морде еще раз ой как не хотелось. Младший лишь тяжело вздыхает в ответ на грустную моську своего хёна и потупляет взгляд в чашку. Любовь любовью, но дальше так нельзя.

– Ёль-хён, а ты не думал купить квартиру? - вопрос звучит как бы между делом, мол, нет в этом ничего особенного, и Сэхун хорошо знает, что Чанёль долгое время откладывал кровно заработанные в баре деньги. Почему бы не попробовать?

– Мне не хватит сбережений, - старший тяжело выдыхает, откидываясь на спинку стула.

Весь слезно-жалобный вид сменяется серьезным, как и не было его, и Чанёль задумчиво смотрит в стол, перекатывая опустевшую кружку меж ладошками. Конечно же, он думал об этом потому, что сидеть на шее младшего не выход. Покупка – непозволительно дорогая роскошь для него, а съем – вещь слишком нестабильная, никогда не знаешь, что может прийти в голову арендодателю, да и как долго он сможет так околачиваться? Пару-тройку месяцев? Его зарплата не столь большая, а найти еще одну работу не позволит университет, в который хоть и не хочется, но ходить нужно.

– А знаешь… - Сэхун сползает с высокого стула и, обходя столешницу, направляется в прихожую. Он долго шелестит маленькими выдвижными шкафчиками комода и роется в ненужном, но зачем-то хранящемся там хламе, возвращаясь с кучей разносортных бумажек и визиток. - Я когда квартиру искал, весь Сеул оббегал, ну ты помнишь, да? - Младший вываливает бумажки на стол и принимается усердно в них копаться. - Так вот, ездил я в домик один, частная постройка, крохотный, конечно, но все имеется, и хозяйка его за копейки мне пыталась всучить. - Он громко шмыгает носом, по привычке вытирая его тыльной стороной ладони, и сует хёну замызганный огрызочек, не иначе, как содранный со столба на улице.

Чанёль недоверчиво берет бумажку, скептически оглядывая написанный от руки номер телефона и приписку в виде имени, скорее всего, той самой, вышеупомянутой старушки: «Чон Суна». Доверия все это не вызывает, особенно в купе со словами: «Пыталась всучить за копейки», но горящий взгляд младшего и губы растянутые в безумной улыбке так и кричат: «Пиздуй отсюда, хён, просто бери, и пиздуй». Чанёль тяжело вздыхает, понимая, что отделаться будет трудно, возможно, даже труднее, чем выпросить прощение у родителей, чего он делать само собой не собирается.

– А чего тогда сам не купил, раз такой домик распрекрасный? - старший задает вопрос и без того зная, что пререкаться бессмысленно, хоть дело и пахнет гарью.

– Да я уже и не вспомню, - Сэхун радушно подхватывает чашки, отправляя их в раковину, и начиная увлеченно намывать. - То ли от того, что он в получасе езды от центра, то ли потому, что там кого-то прирезали, то ли потому, что там дворик есть, ну знаешь, маленький такой дворик перед домом, где цветы еще садят, - младший поворачивается, бросая вопросительно взгляд на опешившего хёна, и опять отворачивается. - Ну так вот, ненавижу эти дворики.

Чанёль как-то нервно хихикает, прикрывая лицо ладонью, пока Сэхун воодушевленно что-то тараторит о ненавистных двориках. Он искренне пытался вспомнить, что такого ужасного мог сделать любимому тонсэну, что тот так яро хочет спихнуть его в дом, где успели грохнуть какого-то неудачника. Секс. Точно, в этом причина всех его бед. Абсолютно всех.

– Ненавижу тебя, О Сэхун!

***

– И что же не так с этим дивным домиком, что цена такая низкая? - Чанёль задает наводящий вопрос милой аджуме-хозяйке.

Он битый час курсирует из комнатки в комнатку, заглядывает под ковры, третий раз открывает дверцу кладовки, словно надеется найти где-нибудь пятно запекшейся крови, хоть и понимает, что его уже давно старательно отмыли. Сэхун плетется следом с совершенно виноватым видом и чуть опущенной головой. Он как никогда близок к свободе, но тот факт, что сам же мог все и испортить, ляпнув лишнего, не дает ему покоя. Его право на секс в свободной квартире сейчас висит на волоске. Тоненьком таком, выдранном из мышиной жопки.

– Все замечательно, мальчик мой, ничего особенного… зачем мне большие деньги, их и тратить некуда в моем-то возрасте, - аджума радушно улыбается, отмахивается тонкой ручонкой и прикрывает глазки-щелочки. Ни дать ни взять божий одуванчик. Не знал бы сам - поверил.

Но время идет, а старушка молчит партизаном, отказываясь выдавать стратегически важную тайну, о которой знает она, знает Сэхун и знает Чанёль, но все упорно делают вид, что не в зуб ногой. Она все молчит, а Чанёль бесится, и чем больше проходит времени, тем меньше дееспособных нервных клеток у него остается. Домик и в самом деле кажется милым, и даже его расположение «на краю географии» хуже не делает. Комнатки грамотно обставлены довольно новой мебелью, пластиковые, хоть и небольшие окошки, вполне современная кухонька, удобная ванна, большая кровать в спальне, что на втором этаже, ровно напротив небольшой, но красивой лестницы. И самый важный плюс этого чуда – низкая цена. Дом мечта - да не одна пьянка не осквернит это сокровище, и, пожалуй, ради такого он даже может закрыть глаза на то, что кто-то когда-то растекся здесь лужей крови. Но патологическое любопытство не дает ему так просто отцепиться от старушки.

– Хорошо, тогда я задам вопрос по-другому: и кого здесь пристрелили? - Чанёль вопросительно выгибает густую бровь, заставляя ее скрыться под растрепанной белесой челкой, а Сэхуна виновато вжимать шею в плечи. Вот его-то за язык никто не тянул, между прочим.

– Никого! - тут же пытается оправдаться аджума, забавно выкатывая мелкие глазки, вытягивая в удивлении лицо.

– Прирезали… - почти в унисон с ней роняет Сэхун, как бы невзначай, совершенно случайно, и тут же затравлено крякает под тяжелым взглядом женщины.

– Не суть, - Ёль отмахивается от сжавшегося тонсэна, с упреком смотря на аджуму, что улыбалась крайне неловко и отчасти пристыжено. - Незаконно утаивать такие подробности, знаете ли, - он забавно хмурится, пристыжая и без того побледневшую женщину. Заслужила.

– Давно это было, лет шесть прошло, сейчас уже никто и вспомнит, - с неохотой начинает хозяйка, потупляя взгляд в землю. - Просто так получилось: в дом пробрался простой воришка, вооружившись только ножом, вынес все сбережения и драгоценности, а хозяев... они просто оказались дома раньше положенного.

Отчего-то казалось, что женщина очень тяжело переживала эти далёкие воспоминания, лицо ее стало ещё более бледным, а голос дрожал, как и руки, что она накрепко сцепила меж собой, переплетая пальцы.

– Я пойму, если вы откажетесь, многие уже так и делали, - она тяжело вздыхает, пытаясь натянуть хоть мало-мальски понимающую улыбку, но видно как та становится ей поперёк горла. - Говорят, дом стал неспокойным после того случая, я сама не замечала никогда, но редко кто задерживается в нём на долго, так что все это...

– Я снимаю его, - Чанёль не видит смысла и дальше слушать эти глубокие душевные метания, в конце концов, ему уже двадцать, и он не забит предрассудками о плохой ауре, демонах, призраках и неупокоенных душах. Тем более, что прошло уже шесть лет. Да в их общаге от передоза дохнут чаще, и все там спокойно. - Зараза к заразе не липнет!

Он демонстративно закатывает рукава тёмного бомбера, являя миру свои прекрасные (но уж точно не для пожилой старушки) предплечья, исчерченные яркими чернилами, и принимается отсчитывать кровные за первый месяц проживания. Сэхуну впору приложиться ладонью о лоб от весьма стыдного поведения хёна, но радости в нём все же больше. Теперь бы притащить сюда те жалкие крупицы вещей, что были у Чанёля на руках, то есть, в квартире самого младшего, и он свободен окончательно и бесповоротно.

Осчастливленный Сэхун, по возвращению в свою скромную обитель не брезговал даже помочь собрать любимому хёну его, разбросанные по всему дому пожитки. Он бы может и сам вызвался привезти их, оставив Чанёля познавать свои новые владения в одиночестве, да вот только единственный транспорт у старшего. Честно выигранный в каком-то безумном споре байк, потрепанный дорогой и искалеченный жизнью, он все равно выглядел опрятно под чутким уходом Ёля. Сэхун завидовал. Он тоже хотел себе такого коня, вот только в споры с байкерами лезть не решался, все же он не такой отчаянный придурок, как его хён, а что те попросят в случае проигрыша страшно даже думать.

Он собирает вещи в спешке, попеременно перекидываясь с кем-то сообщениям, не иначе, как зовёт к себе свой очередной предмет обожания (читай желания), но Чанёль даже не злится. Сам ждёт того момента, как пригласит Кёнсу в свой новый дом не содержащий злобных обломщиков-родителей. И уж тогда-то он отыграется за почти что месяц воздержания.

Дорога на удивление мягко стелилась под колесами, и не напрягал даже факт того, что он немного заплутал. И то, уже в частном секторе, улочки которого были до безумия похожими, почти одинаковыми, и единственным ориентиром служили только номера домов. Те были близко посажены друг к другу, что порой не хватало места даже на ненавистные Сэхуном дворики, но все равно выглядели опрятно и отчасти мило. Чанёлю нравились такие, и он продолжал петлять по узким улочкам, лишь иногда поддавая газу, чтоб и вовсе не остановиться. Хоть время уже и близилось к ночи, а улицы заволокло густыми сумерками, в свете фонарей все казалось еще более волшебным, словно отчасти праздничным. Его взгляд скользил по разномастным ярким крышам, вычурным заборчикам и ухоженным дворикам, и от этого на душе становилось так тепло, словно впервые в жизни он попал домой.

Его собственный крошечный «уголочек» с темно-серой низкой калиткой и аккуратным, невысоким заборчиком мелькнул между двухэтажных построек. Единственный маленький на всю улицу, но от того более уютный и по-своему теплый. Комнатки оживали одна за другой, стоило только свету зажечься в них. Совсем небольшие, даже тесные, они приносили радость и незнакомое ранее спокойствие взбалмошному парню. Он почти не умеет готовить, но по кухне все равно растекается сладкий запах жаренных овощей, купленных в одном из местных магазинчиков, залитых острым бульоном, и скромный кусочек мяса, что золотит на сковородке. Чанёль горд собой и может даже назвать свой ужин царским, уплетая за обе щеки хоть и чуть подгоревшее, но сделанное полностью самостоятельно (гугл не считается) блюдо.

Он с каким-то несвойственным ему упоением застилает широкую двухместную кровать в спаленке на втором этаже. Потолок здесь идет слегка под углом, как в типичной подростковой комнатке из американских фильмов, и не хватает только странных плакатов, что закроют собою узор обоев на стенах. Это Чанёль еще успеет организовать, не сейчас, правда, со временем. Привезет свою любимую гитару из родительского дома, вещи, и те самые плакаты, даже баскетбольный мяч, но только когда появятся силы вновь постучаться в дверь когда-то родного дома. Хотя был ли он вообще таким? Ёль сомневается, ведь сейчас место, где он не пробыл и суток, кажется ему многим уютнее и роднее. Это странно, до боли непривычно, но он ложится с нескрываемым удовольствием в мягкую постель, накрываясь одеялом до самого подбородка, и лыбится как последний идиот, представляя, что в скором времени вот так же прижмет к себе Кёнсу. Завернет своего мальчика в теплое одеяло, чтобы он, наверняка уже полностью обнаженный, не замерз.

Глаза смыкаются сами, и сон кажется невероятно светлым, словно чьи-то теплые руки обвивают его широкие плечи, тонкие теплые пальцы зарываются в жесткие волосы на затылке, гладят так успокаивающее, что он невольно улыбается сквозь сон. Все кажется каким-то ватным, сказочным, и не хватает только единорога с радужной гривой, чтобы убедиться, что это поистине сказка, а он маленькая наивная принцесса тринадцати лет отроду. Это был именно тот сон, который лишает любого желания просыпаться, завладевает рассудком, и ты готов проваляться весь день в постели, лишь бы и дальше чувствовать на своих плечах эфемерные, нежные объятия, вот только Чанёль отчего-то проснулся. Просто глаза открылись, уставились в темный, совершенно не освещенный даже светом уличных фонарей потолок. За грудиной нарастал неприятный волнительный комок, медленно поднимаясь к глотке, словно кто-то смотрел на него тяжелым долгим взглядом. Его глаза метнулись к единственному небольшому окну, но оно было совершенно пустым, с легкой тенью тонкого тюля, что просвечивался в тусклом лунном свете. Комната тоже была пуста, и оно даже не удивительно, в ней никого и не должно было больше быть, и ему в самую пору повернуться на другой бок и вновь утонуть в теплом сахарном мареве, вот только мерзкое чувство не отпускало.

Выскользнув из теплой кровати, он медленно зашагал к лестнице, держа цель на кухню, выставив руки вперед, чтобы случайно не впечататься в стену и не слететь вниз с лестницы. Прохладная вода текла по горлу, проталкивая неприятный комок глубже, куда-то в желудок, где он терялся, и странное волнение наконец исчезло, но совсем ненадолго. Стоило только стакану коснуться столешницы, как на втором этаже раздался звук шагов. Мурашки пробежали по крепкой спине, и Чанёль замер на долю секунды, вслушиваясь в посторонние звуки, сжимая пальцы на тонком стекле, которое чудом выдержало напор сильных рук. Он гулко сглотнул вновь выплывший ком, и поднял взгляд на потолок, словно тот ему что-то скажет. Шаги не затихали, будто кто-то ходил кругами по его спальне, медленно, размеренно, вдумчиво. В памяти тут же всплыли все просмотренные ранее фильмы ужасов, страшилки, рассказанные Сэхуном, и в довершение сегодняшние слова аджумы-хозяйки. Женщина явно знала толк в создании мрачной атмосферы, ведь именно такая и была сейчас в этом доме. Но Чанёлю, в конце концов, уже двадцать лет, и он не забит предрассудками о плохой ауре и всякой нечисти. Не пристало ему, молодому и сильному парню, верить во всякую чушь типа демонов, призраков, вампиров-кровососов и еще невесть чего, что могли себе придумать те, кто жил здесь ранее. Нет, он не такой идиот. Оттого в ладонь ложится найденная в шкафчике скалка, и он максимально беззвучно движется в сторону лестницы, занося ногу над первой ступенью, как наверху раздается звонкий треск. Чанёль вздрагивает, когда его сердце и вовсе пропускает удар, ухая куда-то в пятки, потому что что-то со звоном бьется, и он почти уверен, что это то самое небольшое окошко, в которое сейчас пролез какой-нибудь воришка, совсем как в той истории. Только в этот раз конец истории будет другим, и этот отчаявшийся получит скалку в задницу быстрее, чем что-то пикнет, уж Ёль это устроит. Он наощупь несется в комнату, уже не обращая внимая на тот шум, что создает сам, ведь его все равно не будет заметно на фоне того грохота, что продолжается не стихая ни на минуту. Дверь с размаху открывается, и он, влетая в комнату, с короткой задержкой щелкает включатель. Лампа тут же загорается, являя парню абсолютно чистую, и главное, целую комнату. Окно без единой трещинки, и все бьющиеся предметы на своих местах, такие же целые. Он неловко опускает руку со своим импровизированным оружием, во все глаза таращась на совершенно нормальную комнату. Ладони чуть вспотели от такого нервного напряжения, а сердце колотится где-то в висках, потому что все это не выглядело как мираж, сон, или простое «послышалось». Это было настоящим, настолько реальным, что он был готов дать руку на отсечение, что его комната сейчас - просто в щепки.

Чанёль обошел весь дом, не выпуская из рук скалку, проверил входную дверь, каждое окно и даже зашел в подвал и кладовую, что были метр на метр в размерах. Нигде никого не было, не было даже следа посторонних в доме, все точно так, как он и оставил перед сном, но позади, словно на большом расстоянии от него все еще раздавались шаги. Это заставляло его оборачиваться, смотреть из-за плеча назад, натыкаясь взглядом на привычные стены, не видя никого, а где-то в собственных мыслях звучал совсем тихий смех. Словно чужой, совершенно не его, и это пугало просто потому, что не поддавалось логическим объяснениям, кроме одного: «Я просто устал, мне нужно пойти и хорошенько проспаться».

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒