ЧАСТЬ ВТОРАЯ 18 страница

«Посмотрим, как ты попробуешь тыкать в меня своими скрутами, когда эта петелька затянется на твоей тоненькой шоколадной шейке, - думал он, ощущая в ладони легкое жжение. – Клянусь, ты навсегда запомнишь это мгновение. И будешь помнить его до самой своей СМЕРТИ. А УМРЕШЬ ТЫ ТАК, КАК УМИРАЮТ ВСЕ, КТО НЕСЕТ В СЕБЕ ТАО».

Палачу мешало только одно – темнота, но он знал, что она скоро кончится. Он стоял за спиной Кристины, моля богов лишь об одном: чтобы она оказалась к нему спиной, когда подвал оживет светом. Палач чуть приподнял руку, держащую петлю и сощурил глаза в ожидании вспышки. Все могло получиться, если только эта девчонка не знает, что первым, что ее ожидало в темноте подвала, был шар.

Шар вспыхнул переливающимися всеми цветами радуги, раскаленными, пробегающими по его поверхности красками, разбрасывая вокруг себя шипящие разноцветные искры. Грохот, сопровождавший ослепительную вспышку, поразил бы Строгова, видившего это уже не раз и не два, но не наблюдавшего еще ни разу такой фантастической его мощи. Но Палач ожидал чего-то подобного. Что-то такое должно было произойти, если рядом с шаром сейчас был действительно Проводник. Он передвинулся так, чтобы силуэт стоящей к нему спиной Кристины заслонил от него неожиданно вспыхнувшее разноцветное солнце, крутанул петлю над головой и бросил ее вперед, туда, где в ореоле света абрис головы Проводника соединялся с хрупкой, почти еще детской фигуркой. Он не промахнулся. Петля со свистом рассекла воздух и, поддернутая рукой Палача, затянулась на прикрытой вьющимися волосами шее.

-Вот так, - произнес свои первые после броска слова Палач, натягивая тонкий шнур, одним из концов которого было накрепко обмотано его запястье.

Он дернул удавку на себя и потащил, рискуя, что девчонка после такого рывка может попросту здохнуться или сломать шею. Но он не мог заставить себя поступить иначе. Не мог заставить себя преодалеть страх.

Кристина упала на спину, силясь схватить стягивающую ее шею петлю тонкими пальцами, но они лишь скользили по тому месту, где шнур утопал в коже, частично сдирая ее, оставляя на поверхности лишь тонкий, углубленный след. Бара не защищала Кристину. Петля легко прошла сквозь нее, словно той и не было вовсе. Чувствуя, как в глазах начинает темнеть (опять темнеть, и быть может в этот раз уже навсегда), она превратила всю окружавшую ее бару в смерту и толкнула ее в сторону тянущего ее по живому, упругому полу шнура.

Палач не просто почувствовал, а увидел, как вокруг Кристины сжимаясь и темнея формируется соответствующее форме ее тела облако, назначение которого он прекрасно знал. Ему никто никогда не рассказывал о том, что это такое. Знание пришло к нему само. Тогда, когда он впервые соприкоснулся с Кертелем. Он потянул сильнее, ожидая, что это облако, превратившись в разрушающий все на своем пути, убивающий все живое смерч, обрушится на него, поставив точку на его пути в лабиринт, дальнейшее существование без которого представлялось ему бессмысленной и пустой тратой времени. Да и само время уже не имело никакого значения, не будь у него этой цели – войти в лабиринт.

Он готовился получить невероятной силы удар, который, быть может, просто испарил бы его, не оставив на земле даже памяти о том, что существовал когда-то некто Строгов, капитан МВД, старший следователь, стоящий на страже Закона (он уже забыл, когда это было в последний раз), соприкоснувшийся волею случая с Кертелем, изменившим навсегда его сознание, что-то сделав с его головой, что был Палач (как назвала его эта девчонка-Проводник, которую он тянул сейчас по волнистому, упругому полу живого подвала), иногда забывающий, что происходило с ним вчера или только что, толкаемый невидимой силой туда, где за прозрачной границей, или зеркальной гранью было то, что составляло смысл его жизни. Он приготовился к чудовищному удару и перевернул сжимаемые левой рукой песочные часы.

Он не раз уже видел, что происходило с теми, кто смотрел на него в тот момент, когда он переворачивал сжатую в центре стеклянную колбу со струящимся в ней песком. Но сейчас он не был уверен в том, что все опять повторится. Девчонка несла в себе тао, и вокруг нее сжималась, готовая оторваться и ринуться на него смерть.

Тонкая ниточка песка заструилась из верхней колбы в нижнюю. Грохот, сопровождавший вспышку шара, перерос в наростающий вой, переходящий в оглушительный свист. Шар запульсировал бесконечной серией вспышек. Свист рвался, исчезая и появляясь вместе со светом, врезаясь сквозь уши в мозг непрекращающейся лавиной взрывающей голову боли. Все окружающее Палача перестало существовать в непрерывном изображении. Оно защелкало серией быстро сменяющих друг-друга отображений, разложившись на серию моментальных снимков, следующих один за другим. Кристина исчезала и тут же появлялась вновь, изменив положение, снова исчезала и вновь появлялась, стараясь сорвать пальцами стягивающую ее шею удавку. Смерта, окружавшая Кристину, стянулась в плотный пересыщенный энергией, вращающийся, черный волчок и обрушилась на Строгова, выставившего в ее сторону колбу со струющимся в ней песком. По рукам, удерживающим шар в воздухе, потоками зазмеились алые тени, и в рот зашедшемуся в крике от невыносимой боли Палачу ударил металлом вкус крови.

Кристина лежала на полу и, казалось, не дышала. Дрожащая рука Палача держала часы, весь песок в которых пересыпался вниз. Поддерживаемый руками шар беззвучно светился ровным, чуть зеленоватым светом. Палач бросил конец удавки, свалился на четвереньки, замотал головой, стараясь избавиться от звенящего в голове колокола, и подобрался к Кристине. Он снял с ее запястья браслет с выгравированным на нем словом КЕРТЕЛЬ, надел его себе на запястье и пополз в сторону шара. Метрах в пяти он остановился, замотал головой и сел, глядя, как поддерживающие шар, огромные в сравнении с человеческими руки, двигаются над живым, дышащим полом, передавая шар друг другу, из руки в руку, словно исполняя неведомый, исполненный магического содержания танец. Он не стал протягивать и свою руку к шару, зная, что вслед за этим перед ним тотчас же возникнет зеркальная непреодалимая грань. Так было уже не раз. Он сидел, глядя то на шар, то на Кристину, то на песочные часы, то на браслет на своей руке, не зная, что делать. Он удивился тому, что до сих пор еще жив. Видно его и впрямь спасли часы, которые он держал сейчас в руке. Он не помнил, как они появились у него, но в том, что они достались ему от Кертеля, не сомневался. Он не знал назначения этих часов, знал лишь, что поворачивая их, он что-то менял в окружающем пространстве и менялся при этом сам. Менялся так, что при взгляде на него люди сходили с ума.

Он повернулся к Кристине, лежащей на теплом колеблющемся в странном дыхании полу. Взгляд его остановился на ее серьгах в виде крыс с длинными, загнутыми хвостами. На четвереньках он вновь подобрался к ней и снял серьги с мочек ее ушей. Он подумал что еще он может взять с собой, пытаясь в очередной раз добраться до лабиринта. Из оставшегося целым, неоторванного кармана пижамы Кристины он достал фигурку птицы с надломанной пластинкой в клюве и серебряным шариком в когтях. Кан-тах, как назвала его Кристина. У него были часы, браслет с выбитым на нем словом, кан-тах и серьги. Стоило попробовать вновь. Он задержал взгляд на надетом на запястье Кристины костяном браслете с надписью ТАО. Подумал, стоит ли взять и его. Что-то подсказывало ему, что не стоит трогать браслет. В браслете таилась опасность, смысл которой он разгадать не смог. Он отполз от Кристины, думая, что станет делать, если, спасая себя от гибели, он придушил девчонку, с помощью которой собирался пройти по лабиринту. Но сначала до входа в лабиринт нужно было еще добраться. Он встал и, пошатываясь, двинулся к шару.

Руки, поддерживающие и передающие друг другу шар появлялись и исчезали неизвестно откуда. Они возникали в воздухе, притрагивались к шару, сообщая ему движение, проводили пальцами по его поверхности и исчезали, заменяемые другими, возникающими на их месте.

Строгов сделал шаг и почувствовал сильное головокружение. Так было всегда, когда он пытался подойти к шару. Головокружение, затем боль, затем – зеркальная грань, отражавшая лишь то, что он и так мог увидеть. Непреодолимая стена, скрывающая лабиринт и охраняющий его вход шар. Так вышло и в этот раз. Он стоял перед зеркальной стеной, за которой где-то там, в глубине подвала начинался лабиринт, или это был всего лишь один из входов в него, но других входов Строгов не знал. Стена была отражающим все зеркалом и в то же время излучала зеленоватый свет, освещавший отсеченный ей остаток живого подвала. Строгов вернулся к Кристине, сложил рядом с ней на пол все, что держал в руках, снял с ее шеи петлю и приложил пальцы к сонной артерии. Пульс был. Слабый, едва прощупывающийся, но говорящий о том, что девчонка была жива. Он похлопал ее ладонью по щекам, стараясь привести в чувство. Кристина не реагировала и Палач начал бить сильнее, увеличивая силу с каждым ударом. Голова Кристины безвольно моталась из стороны в сторону, словно били не живого человека, а тряпичную куклу, отказавшуюся съесть порцию каши, приготовленную для нее злым ребенком из песка, травы, рваных бумажек и воды, зачерпнутой из грязной лужи.

Неожиданно Кристина задышала прерывисто и часто, судорожно хватая воздух, кашляя, вздрагивая всем телом, выгибая спину, словно гимнаст, пытающийся встать на мостик. Она перевернулась и села, схватившись руками за горло, пачкая пальцы кровью, медленно выступающей из под содранной на шее кожи. Она ничего не видела, лишь чувствовала, что перед ней – Палач, которого ей так и не удалось убить, послав в него всю защищающую ее бару.

-Ты проведешь... проведешь меня туда, или я выбью из тебя все твое черномазое дерьмо, маленькая сучка, - кричал он, тряся ее за плечи.

Кристина медленно приходила в сознание. В глазах ее по-прежнему было темно. Последним, что она видела, была ослепительная вспышка солнца, всплывающего на поднятых вверх руках. Солнце закрывало вход в лабиринт, в глубине которого затаилось то, что отчаянно искало выхода, пытаясь преступить ЗАКОН и нарушить ПОРЯДОК. То, что начинало разрушать лабиринт изнутри, ломая сеть, приводя окружающий мир к ИЗМЕНЕНИЯМ. То, до чего собирался добраться Палач.

Ты проведешь меня туда, черножопая сука, или я вырву твое серце руками и сожру его. А тебя я заставлю сожрать собственные кишки, после того, как выломаю по одному все твои черномазые зубы.

-Ты будешь отвечать, или нет? Говори! Говори, крыса! Говори, маленькая черная сволочь! – Палач схватил ее за волосы, повернув к себе лицом, вглядываясь в глаза.

Взгляд Кристины оставался безжизненным, хотя она без сомнения уже пришла в себя.

-Что я должна ответить? – Она говорила струдом, преодолевая душивший ее спазм.

-Сейчас ты встанешь и проведешь меня через эту стену, - Палач выпустил ее волосы.

-Я не вижу стены. Я вообще ничего не вижу. И не смогу ничего сделать, пока не увижу вновь.

-Врешь! – Палач размахнулся намереваясь ударить ее снова. – Врешь! Тебе не удастся так просто обставить меня. Ты проведешь меня к лабиринту, и мы войдем в лабиринт, словно самые неразлучные друзья в этом мире. А потом ты отведешь меня туда, где скрывается то, чего вы все так боитесь. Все, кроме МЕНЯ. Ты сделаешь это, или сдохнешь прямо здесь и сейчас.

-Я же сказала тебе, что не могу этого сделать. Ты сам можешь убедиться в этом, если подведешь меня к грани.

-Хорошо! – Палач встал и рывком поднял Кристину на ноги.

Он подвел ее к зеркалу и сжал ее запястье так, что она застонала.

-Она перед тобой. – Палач подтолкнул ее в сторону грани, продолжая сжимать запястье, не давая ей вырваться.

Кристина протянула свободную руку и провела пальцами по зеркальной поверхности.

-Да, это действительно грань, - сказала она. – Ты видишь, я не могу пройти сквозь нее. – Она несколько раз с силой ударила основанием ладони в грань. – Можешь даже не сомневаться в этом. Я сама не понимаю в чем дело. Я не понимаю, почему перестала видеть.

-Хорошо. Сейчас мы сделаем вот что, - в голосе Палача звучала непрекрытая ненависть. Ненависть и угроза. – Я отдам тебе твои чертовы серьги, крыса, и ты попробуешь еще раз.

-Я могу попытаться, но для этого мне нужны не только серьги. Мне нужен кан-тах. Кан-тах и часы.

-А не слишком ли много тебе нужно? – голос Палача стал тихим и вкрадчивым.

-О чем бы ты сейчас ни думал, ты все равно отдашь мне их. У тебя нет другого выхода. Ты отдашь мне их, потому что я – Последний Проводник в этом мире. Тебе все равно не пройти без меня через грань, так какая тебе разница, как я открою ее?

-Хорошо. Ты получишь все, что тебе нужно, но не думай, что тебе удастся одурачить меня и смыться. Нет, девочка, не удастся. Теперь ты сможешь уйти от меня только мертвой. И прежде, чем я отдам тебе то, что ты просишь, я хочу, что бы ты сама надела себе на шейку вот это. – Он протянул ей удавку.

Кристина протянула руку и петля легла ей в ладонь. Она засмеялась, ощутив то, что передал ей Палач.

-Это совсем не обязательно, - сказала она, - но, если тебе так спокойнее... – она надела петлю на шею, затянула и протянула второй ее конец Палачу.

-Да, мне так спокойнее, - ответил он, наматывая конец шнура себе на руку. – Мне спокойнее, если собачка будет гулять неподалеку.

Он отдал Кристине серьги и молча смотрел, как она продела их себе в уши. Из-за зеркальной грани выбежали две крысы и уставились на него, обнажив желтые передние зубы. Он даже не успел сообразить в чем дело, когда они вдруг с визгом кинулись на него, совершив невообразимый, фантастический прыжок, целясь ему в лицо. Он успел отпрянуть, и крысы, не долетев до лица, ударили его в грудь и повисли на рубашке, вцепившись в нее когтями. Палач сорвал одну из них и с силой швырнул в зеркальную стену, намереваясь вышибить ей мозги. Крыса пролетела сквозь стену, словно той и не было вовсе. Вторая успела добраться до его шеи и повисла на ней, вцепившись в кожу зубами. Он оторвал ее вместе с кусочком кожи и раздавил в кулаке, сломав позвоночник.

-Приятно было убить ее, правда? – спросила Кристина. – Тебе, наверное, жаль, что на ее месте была не я.

-Ты видишь, видишь, дрянь! - закричал Палач, натягивая веревку. – Я так и знал, дрянь, что ты все-все видишь!

Кристина захрипела, успев подсунуть под петлю пальцы.

-Ты задушишь меня.

-Да, я задушу тебя. Задушу как эту вот тварь, когда придет время. – Он сунул Кристине в лицо раздавленную тушку крысы.

-Я на самом деле ничего не вижу. Просто я знала, что такое может произойти. Но я не была уверена в этом.

-Мне плевать, уверена ты или нет. Плевать, видишь ты, или нет. Я хочу знать, как этим тварям удалось пройти сквозь это долбанное зеркало. КАК? – Он притянул Кристину к своему лицу, так что почти клевал ее своим носом, дыша ей в лицо кислотой и горечью, словно ему в рот плеснуло желчью, поднявшейся из самой глубины потрохов.

-Я не знаю как. Никто не знает, почему им удается это делать. Просто удается и все.

-А я знаю, почему. Потому, что они любят тебя, вот почему. Потому, что они подчиняются тебе, вот почему. Потому, что ты сама – крыса, вот почему. Потому, что ты – проводник, а эти твари скорее всего одной с тобой крови, вот почему. Может быть ты даже любишь трахаться с ними, только мне на это плевать. Потому что сейчас ты откроешь для меня эту вот стенку и проведешь в лабиринт, вот почему. А если ты не сделаешь этого, то я сам трахну тебя, пусть до этого тебя и трахали крысы. А скорее всего трахну уже твой труп, а потом размажу его по этой вот самой стене.

Он отпихнул Проводника, тяжело дыша, размазывая текущую по шее кровь. Кровь на шее Кристины уже подсыхала. Кровь за кровь.

-Дай мне кан-тах. – Она подождала. – Или тебе уже больше не хочется туда? Кто знает, сколько и чего может ждать тебя за этой стеной?

-Ты слишком разговорчива. Но лучше тебе заткнуться и не пытаться позлить меня. – Он достал фигурку птицы и ткнул ей Кристину в живот. – Бери.

Кристина ощупала ее, провела пальцами по отколотому краю пластинки.

-Часы. – Она протянула руку и почувствовала, как в ладонь легла сжатая в центре стеклянная колба.

У Проводника не было защиты. Крошечная частичка бары, успевшей образоваться вокруг него, после того, как весь ее запас, превращенный в смерту, бесследно исчез при попытке убить Палача, ничем не могла помочь. У Проводника не было защиты, да и зачем она нужна тому, судьба которого была предначертана столовым ножом, приколотым к крышке погреба?

Проводник подбросил фигурку птицы, и она развернула крылья, превратившись в живого, машущего крыльями орла, выпустившего из когтей серебряный шар, а из клюва – тонкую прозрачную пластинку со скрытым внутри нее, разломанным словом, от которого осталось лишь провод. Шар завертелся спиралью, несясь по подвалу, оставляя за собой светящийся фосфоресцирующий след. Птица кричала и била крыльями, стремительно гоня по подвалу воздух. Пластинка вращалась, увеличиваясь в размерах и вдруг врезалась острым краем в зеркальную, светящуюся призрачным зеленоватым светом грань. Грань исчезла, открыв скрывающийся за ней светящийся шар, поддерживаемый множеством движущихся над живым полом рук. Прозрачная пластина, согнувшись винтом, вывернулась в последний раз, разрослась, развернулась и превратилась в прозрачную границу, стоящую на месте только что исчезнувшей грани. Поверхность ее рассекало множество трещин, словно внутри нее была запаяна паутина, или гигантская плетеная сеть. В центре прозрачной, растрескавшейся границы зияло отверстие. Серебряный шар по ту сторону, где стояли Кристина, Палач и била крыльями птица рванулся к отверстию и пролетел сквозь него, остановившись над другим шаром, источающим зеленоватый свет. Между двумя шарами затрещали ломаные синие вспышки. Руки поддерживающие теперь уже два шара почернели, обуглились и упали пеплом на живой вздрагивающий пол. Воздух в подвале, казалось, ожил, устремившись тянущим за собой все потоком в отверстие в растрескавшейся сетчатой границе. Палач, потеряв равновесие, закувыркался по полу. Ураган дотащил его до границы, ударив о стеклянную, растрескавшуюся стену. Он потянул бы за собой Проводника, удерживая его заискрившейся тонкой удавкой, но Проводник прыгнул к границе, не давая Палачу натянуть брызгающий искрами шнур. Шары крутанулись над полом и замерли, превратившись в два висящих в воздухе глаза. Воздух со свистом летел в отверстие грани. Сверху, сорванная ветром, захлопнувшись, ударила крышка, открывающая, или закрывающая вход в подвал. Птица била крыльями, теряя перья, вихрем кружившиеся по подвалу, уносимые ураганом в отверстие.

-ТАО! – закричал Проводник и с силой ударил стеклянной колбой часов о поднятое навстречу летящей вниз руке колено.

Колба рассыпалась в осколки, врезавшиеся зазубренными краями в мясо, и по ладони и колену Проводника потекла кровь. Воздух закрутил врывающийся снаружи в подвал песок, сыпя его в глаза орущего Палача и Проводника, кричащего «ТАО». Висящие в воздухе глаза вновь превратились в два огненных шара и рванулись вверх, вышибая потолок, снося ветхую избушку, прикрывающую хранящийся под ней лабиринт. На ее месте образовался котлован с дымящимися по краям черными обугленными головешками. Черная птица рванулась вверх, выросла до размеров гигантской, закрывающей небо тучи, рассыпалась на тысячи отдельных птиц и исчезла, уносимая, или уносящаяся по своей воле.

Лежащий в глубине котлована Палач орал, пытаясь выцарапать песок из ставших вдруг незрячими глаз. Ухватившись за связывающую их нить Проводник добрался до Палача, оторвал его руки от лица и, схватив его за волосы, плюнул, надеясь попасть глаза.

По огромному полю с несущимися над ним клочками серого дыма от бушующего на той стороне реки пожара к котловану двигалась фигура, скрытая черным плащем с надвинутым на лицо капюшоном. Она двигалась быстро, с каждым шагом преодолевая расстояние во много раз превышающее длинну самого шага. Черный Плащ остановился на краю котлована и посмотрел вниз. Через мгновение он уже стоял за спиной Палача, держащего за горло Проводника, явно намеревающегося закончить их недолгий, но достигший апогея роман.

-Отпусти ее. – Из пустого капюшона голос звучал глухо, с легким, словно отражающимся от стен капюшона эхом.

Палач разжал пальцы и обернулся. Его покрасневшие, слезящиеся, опухшие от попавшего в них песка глаза старались рассмотреть расплывающийся перед ним силуэт. Зубастик под его темечком зацарапал когтями и жалобно заскулил, пытаясь спрятаться и стать незаметным. Черный Плащ вытянул вперед руку с отполированными, словно покрытыми лаком, длинными ногтями и отодвинул Палача в сторону. Плащ стоял перед Проводником, ничего не говоря, словно ждал, что Проводник заговорит первым.

-Лучше открыть лабиринт, - послышался наконец все тот же глухой, лишенный эмоций голос. – Люди не стоят того, чтобы мы с тобой ссорились из-за них. Загляни в самую глубину своего сердца, и ты увидишь, что люди не стоят того.

Он отвернулся, когда увидел, как из глаз Проводника хлынули слезы. Проводник опустился на землю и обхватил голову руками. Из носа Палача потекли сопли. Черный Плащ оттолкнул его в сторону, и Палач повалился на землю.

Черный Плащ стоял на краю котлована, глядя вниз, туда, где стояли Проводник и Палач. Налетающие, рваные клубы дыма шевелили края его плаща. Он повернулся и пошел прочь, с каждым шагом преодолевая расстояние намного превышающее длину его шага. Он шел опустив голову, и его руки двигались так, словно он мысленно беседовал с кем-то. На мгновение он остановился, обернулся назад к котловану и погрозил пальцем. Затем повернулся и пошел дальше, исчезая в налетающих клубах дыма.

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 13 14 15 16 1718