ЧАСТЬ ВТОРАЯ 12 страница

-На что будем играть? – спросил Ловец, вытряхивая на каменный стол содержимое шахматной доски.

-Догадайся с трех раз, - Ответил ему черный плащ.

-Тогда что за игра? – Ловец посмотрел на часы, на которых ТЫ выставлял время.

-Поймешь, когда сделаешь ход, - ТЫ поставил часы на каменный стол.

Он обернулся, чтобы увидеть, как чернокожие юноши и девушки, подняв над собой Кристину, сидящую на их руках, несут ее к костру, рядом с которым стоят легкие бамбуковые носилки с длинными расположенными поперек них рукоятками.

-Расставим, - предложил ТЫ, переворачивая доску черно-белыми клетками вверх.

Ловец отобрал несколько черных фигурок и пластинок с малахитовыми основаниями и поставил их на белые поля доски.

-Ну вот, - удовлетворенно произнес ТЫ, - ты уже начал понимать, в ЧЕМ состоит суть нашей игры. Он взял несколько белых фигурок и пластинок с черными гематитовыми основаниями и тоже расставил их, но уже по черным полям. – А знаешь, на что МЫ сегодня будем играть? – заговорщически прошептал ТЫ. – Он хихикнул. – Мы будем играть на НЕЕ, - он проверил правильно ли выставлено на часах время. – И ты проиграешь. – Он обернулся и достал из-за спины початую бутылку из темного стекла, заткнутую торчащей наполовину пробкой. – Ну, еще по чуть-чуть, и поехали? – предложил он Ловцу, держа бутыль тонкими пальцами с длинными, отполированными ногтями.

-Я выпью за то, чтобы никогда больше не встречаться с такими, как ТЫ, - сказал Ловец, подставляя кубок. Тело и лоб его покрылись потом от того, что он видел, сидя лицом к костру.

Трясущиеся в экстазе люди медленно несли бамбуковые носилки с Кристиной над пламенем костра, так, что в оранжево-красных его языках не было видно ни самих носилок, ни Кристины, распростертой на зеленой подстилке из листьев, покрывающих сплетеную гибкими стеблями бамбуковую основу. Женщины сбросили с себя прикрывающие грудь повязки и смазывали свои набухшие, отвердевшие груди маслом, источающим резкий и будоражащий запах, вызывающий мгновенную эрекцию у мужчин, стараясь почаще касаться пальцами твердых, окаменевших сосков. Мужчины, не занятые носилками, на которых лежала Кристина, и барабанами, танцевали, двигая бедрами в такт с ударами барабанов вперед и назад, выставляя сквозь длинные листья повязок и пряча обратно черные члены с блестящими, масляными головками.

-Я же говорил, что ты будешь отвлекаться от главного, - сказал голос под капюшоном, кивая на доску с расставленными на ней фигурками. – Тебе достались черные, так что первый ход – твой, - сказал ТЫ, делая приглашающий жест, - ходи. – Он нажал кнопку флюоритовых часов.

Ловец подождал, пока сумасшедшие негры вынесут из костра носилки, увидел, как Кристина весело спрыгнула с них, крутнулась, развевая нижнюю часть плаща широким зонтом, обнажая стройное нежное тело до пояса, отчего часть мужчин стала хватать из костра горящие головешки и просовывать их себе между ног, вскрикивая в мазохистском экстазе, перевел взгляд на доску, нажал кнопку часов и сделал ход.

ТЫ осмотрел доску, не нашел в ней ничего, что могло бы повлиять на дальнейшее развитие партии и передвинул белую крыску на полторы клетки вперед и одну вбок.

-Посмотри, как она замечательно отражается в твоей тышке, - сказал он, нажимая кнопку часов со своей стороны.

Ловец посмотрел на отражение крыски в стоящей рядом с ней зеркальной пластинке с зеленым малахитовым основанием.

-Она отражается, значит, я могу снять ее с поля, - сказал он.

-Это твое право, - ответил ТЫ. – Устанавливай правила так, как считаешь нужным.

Ловец подумал, не стал трогать белую крыску, приподнял лежащего на доске черного скорпиона и опустил на прежнее место, нажав кнопку флюоритовых часов.

-Логично, - сказал ТЫ и, тоже ничего не двигая на доске, нажал кнопку часов. – А знаешь, как эти черномазые делают проводников из тех, кто по их мнению общается с Богом? – спросил он.

Ловец не ответил, поднял с доски зеркальную пластинку с черным, гематитовым основанием и поставил ее рядом с белой крыской, двинутой перед этим ТЫ.

-Смотри, теперь она замечательно отражается в твоей тышке, - сказал он.

-Замечательный ход, - одобрил ТЫ. – Она не только отражается, но и прекрасно смотрится через мою яшку. – Он пригнулся над столом и посмотрел на крыску сквозь прозрачную пластинку с черным гематитовым остовом. – Впрочем, с ней пора кончать, - добавил он, - я прекрасно ее вижу. – Он снял белую крыску с доски. – Ты не возражаешь, если я брошу ее Кристине? – спросил он. – Впрочем, зачем я спрашиваю? Это ведь мое ПРАВО. – Он обернулся и бросил фигурку в сторону костра.

Ловец посмотрел в ту сторону, куда полетела фигурка.

У костра Кристина, подняв руки вверх и позванивая серебряными браслетами на правой руке, на одном из которых было написано КЕРТЕЛЬ, и костяными, чуть желтоватыми на левой, на одном из которых было написано ТАО, сверкая черно-серебряным плащем, кружилась в танце, увлекая за собой то стройных, обнаженных, чернокожих юношей, то прекрасных, зазывно виляющих бедрами, доведенных до состояния непрекращающегося оргазма девушек, старающихся прижаться к ней, отталкивающих мужчин, дотрагивающихся до их обнаженных тел своими окаменевшими, вздыбленными фаллосами.

Кристина увидела, как белая фигурка полетела в огонь, засмеялась, опустила руку внутрь своего черно-серебрянного плаща, вытащила ее вновь наружу и подняла над собой. На ее поднятой вверх ладони сидела живая белая крыска. Кристина опустила руку до уровня своего лица, поцеловала белую крыску в нос, повернулась и бросила ее в сторону каменного стола, с расставленной на ней игрой, напоминающей шахматы.

-Лови, - крикнула она, закинула голову назад и, скользя пальцами сквозь густые вьющиеся волосы, выставила вперед упругую, острую грудь с проступающими сквозь черно-серебряную блестящую материю плаща, четко очерченными сосками.

ТЫ прыгнул из-за стола, стараясь схватить летящий к столу белый, шерстистый комочек с розовым голым хвостом. На мгновение летящий белый снежок превратился в светящийся, отбрасывающий искры, зеленый шар, чиркнул по черному капюшону, оставив на нем длинный прожженый след, изменил траекторию и остановил движение в поднятой Ловцом левой руке, превратившись в белую крысу, подрагивающую кончиком розового носа с шевелящимися вокруг него белыми усиками.

Ловец бережно усадил ее себе на плечо и сел на камень, заменявший ему стул, всматриваясь в позицию, меняющуюся перед ним на доске.

-Посмотри, как замечательно теперь отражается черная птица в моей тышке, - сказал он ТЫ.

ТЫ взвился над доской, выплевывая из-под капюшона желто-зеленые сгустки отхаркиваемой им мокроты.

-Не может быть моей тышки, - закричал он. – Ты настолько глуп, что даже не можешь понять, что не может быть моей тышки. Тышка может быть только твоей. Твоей, независимо от того, понимаешь ты это, или нет. В моем зеркале отражаешься ты, и тогда это – тышка. Если в МОЕМ зеркале оражаюсь я, тогда это – яшка! Понятно? Точно также, как через мою яшку могу смотреть только я. А если ты смотришь через мою яшку, то для тебя она – тышка.

ТЫ начал быстро переставлять фигурки животных, зеркальные и прозрачные пластинки, расположенные на доске, ругаясь и выплевывая из-под капюшона желто-зеленую слизь.

-Так, так, так и так, - кричал ТЫ, совершая непонятные Ловцу перестановки на черных и белых клетках доски.

Он остановился, когда на доске остались две пластинки: прозрачная с малахитовым основанием и зеркальная, на черной гематитовой подставке.

-Ты проиграл, - сказал ТЫ, указывая блестящим ногтем на стоящие на доске пластинки. – Остались грань и граница. Ты проиграл.

ТЫ смахнул фигурки с каменного стола и, тыча длинным пальцем в доску, закричал: «Ты проиграл! Ты понял, ублюдок, ты ПРОИГРАЛ».

-У тебя кончилось время, - ответил Ловец, указывая кивком на флюоритовые шахматные часы, на которых длинная минутная стрелка со стороны, где стоял ТЫ сбросила красный сигнальный флажок.

ТЫ повернул капюшон в сторону каменного хронометра. Он наклонился к часам, рассматривая поочередно то свой, то отсчитывающий время Ловца циферблат. Подняв от часов голову, он размахнулся и с силой ударил по ним кулаком. Часы разлетелись, превратившись в фиолетово-коричневую пыль.

-Тебе все-равно не поймать меня, - произнес он шепотом и повернулся в сторону танцующих вокруг Кристины людей. – Они изнасилуют ее, - сказал он, стараясь причинить Ловцу боль. – Так они делают проводников из тех, кто несет в себе тао.

По тону, каким это было сказано, Ловец понял, что ТЫ лжет, стараясь заставить его совершить ошибку.

ТЫ повернулся к сидящему перед доской Ловцу. – А ведь ты... почти покойник. – Он засмеялся. - Тебя уже почти поджарили возле машины в лесу. А я всегда там, где ты не сможешь меня найти. Пока не нарушишь ПОРЯДОК.

-Ты проиграл по времени, - Ловец кивнул на доску с двумя оставшимися на ней пластинками, - и я требую, чтобы ты огласил ЗАКОН.

Голос ТЫ сделался глухим и низким.

-Что ж, - сказал он, я не стану нарушать порядок. И я оглашу ЗАКОН.

Тот кто несет в себе ТАО

Вправе нарушить ПОРЯДОК

Тот кто нарушит ПОРЯДОК

Ставит себя вне ЗАКОНА

... Но ты еще вспомнишь о том, что заставил меня это сделать. Вспомнишь и пожалеешь, когда будешь умирать.

ТЫ взмахнул рукой, и на Ловца стремительно полетела черная птица, вытянув вперед острый загнутый клюв.

-Лови, - раздался откуда-то издалека голос Кристины.

Ловец поднял руку навстречу приближающемуся к нему, выпустившему цепкие когти, черному стервятнику и птица забилась в его руке, схваченная им за голую, лишеную перьев шею.

-Это тебе подарок, - сказал Ловец, переломил пальцами шею стервятника и бросил его ТЫ.

-Прости за несдержанность, - сказал ему ТЫ. – Не смог сдержаться. Ты вызываешь во мне странное чувство, сочетающее любовь и ненависть. Я даже хочу показать тебе одну вещь. – Он опустил руку в карман и извлек из него фигурку черной птицы с серебряным шариком в лапах и прозрачной пластинкой с отломанным краешком в загнутом клюве. – Прекрасная и полезная вещь, не правда ли? – спросил он.

-Настолько же прекрасная, насколько и бесполезная для тебя, - ответил Ловец, достав из кармана отколотый край пластинки с начертанными внутри него буквами... НИК.

ТЫ прыгнул через разделяющий их стол, мгновенно оказавшись на расстоянии вытянутой руки от сидящего на камне Ловца. Он попытался выхватить из его руки прозрачный обломок. Сидящая на плече Ловца крыса прыгнула вперед, превратившись в разбрасывающий искры, светящийся зеленый шар и чиркнула перед капюшоном ТЫ, оставив за собой светящийся зеленый след.

ТЫ отпрянул, махнув рукой мимо зажатого в пальцах Ловца обломка с буквами НИК внутри. Он прыгнул спиной вперед, обратно через каменный стол, отвел руку в сторону, и в его руке появилась тонкая искрящаяся петля.

Ловец убрал осколок в карман и поднял левую руку. Светящийся зеленым шар тотчас прилип к его ладони.

-Ты хочешь начать? – спросил он.

ТЫ взмахнул петлей, и она исчезла.

-Еще не время, - сказал он.

-Может, ты просто струсил? – спросил Ловец.

-Не старайся сыграть на моих чувствах, - ответил ТЫ. – Тебе не вывести меня из себя. – Он повернулся к столу, за которым они провели свою партию. Доска и фигурки исчезли, оставив после себя лишь легкий красноватый дымок.

Шар в ладони Ловца перестал светиться и превратился в белую крысу. Ловец погладил ее и бережно усадил на плечо.

В отблесках костра, окруженная черными телами Кристина, продолжала магический танец, сопровождавший обряд ее тао. Внезапно барабаны умолкли. Мужчины и женщины опустились на землю вокруг костра, скрестив под собой ноги с высставленными наружу розовыми подошвами.

-Сейчас произойдет нечто забавное, - сказал ТЫ и повернулся к костру.

Двое молодых мужчин с ожерельями из белых перепончатых крыльев подошли к Кристине и взяли ее за руки чуть выше кистей. ТЫ опустил руку в карман, извлек из него смотанную в клубок тонкую блестящую цепь и бросил ее к костру. Летящий клубок разделился в воздухе на два, и они упали к ногам держащих Кристину людей.

Их лица, превратившиеся в каменные безжизненные маски, были обращены в огонь, выбрасывающий в черное небо красно-желтые, извивающиеся на лету искры. Мужчины подняли цепи, оканчивающиеся с одной стороны половинками наручников, застегнули их на запястьях Кристины и сделали шаг к костру, увлекая за собой понявшую вдруг, что собираются с ней сделать, извивающуюся в их сильных руках Кристину. Она закричала, стараясь вырваться, и сидящие вокруг костра негры издали дружный радостный вскрик: «Тао! »

Удерживая за цепи, Кристину подтаскивали все ближе к огню, и языки его пламени рисовали на складках ее блестящего, серебрянно-черного плаща длинные, красно-оранжевые, вертикальные полосы. Ее подтащили вплотную к горящему бамбуку, и плащ ее окрасился черно-красным, словно извивающаяся, пытающаяся вырваться из черных, удерживающих цепи, блестящих от пота рук, Кристина была одета в огонь.

-Тао! Тао! Тао! –выкрикивали ритмично раскачивающиеся, обезумевшие, впавшие в состояние религиозного экстаза, сидящие на земле негры.

Ловец перепрыгнул через отделяющий его от костра камень и остановился перед возникшим на его пути черным плащем с надвинутым на лицо капюшоном.

-Не так быстро, Ловец, - раздался из глубины капюшона низкий безжизненный голос. – Не хочешь ли ты нарушить ПОРЯДОК? – Под капюшоном скрывающем ТЫ возникли два желтых, висящих в пустоте глаза. – Ты знаешь ЗАКОН.

В тридцати метрах от них кричала в огне Кристина.

-Тао! Тао! Тао! – выкрикивали обезумевшие, черные люди.

-Плевал я и на твой ЗАКОН и на твой ПОРЯДОК! – Сжав кулак, Ловец ударил внутрь капюшона, надеясь разбить светящиеся в нем желтым глаза.

Кулак пролетел мимо, и Ловцу показалось, что он слышит легкий свист от рассекаемого им воздуха. Тот, кто скрывался под черным плащем, стоял теперь чуть в стороне, искоса глядя из-под капюшона, так, что Ловцу был виден лишь один светящийся желтым глаз. Из-под капюшона снова раздался знакомый уже Ловцу саркастический смех.

Пламя костра расширилось, охватив сидящих на поляне, подступив к той черте, где стояли Ловец и ТЫ. Кричащую в огне Кристину заглушили бой барабанов и выкрики «Тао», издаваемые скрытыми огнем людьми. Ловец рванулся в огонь, к тому месту, где секунду назад, охваченная пламенем костра, удерживаемая растягивающими в стороны ее руки цепями, стояла Кристина. На его плече, вцепившись коготками в серебряный плащ сидела белая крыса.

Деревянные фигуры странных мужчин и женщин, расставленные по поляне, горели, превращаясь в обугленные головешки. Они ломались и падали, взметая вверх фонтанчики желтых искр. Протянутые неизвестно к кому, утонченно-прекрасные женские руки вспыхнули, сломались у плеч и упали на землю, скребя охваченными пламенем тонкими пальцами по горящей, словно облитой бензином земле. Стройное тело юноши треснуло, выстрелив в сторону сорванной с плеч, охваченной пламенем головой, распустилось, как лилия, вспыхнуло, мгновенно сгорело и осыпалось вниз, оставив гореть толстые деревянные ноги, плавящиеся и стекающие вниз, как две стоящие рядом восковые свечи.

Ловец бежал вперед, чувствуя, что сейчас начинут гореть его волосы, ресницы и брови. Он увидел Кристину, стоящую в черно-серебряном плаще, с поднятыми вверх, чуть разведенными в стороны руками, к запястьям которых были пристегнуты наручниками две сверкающие в пляшущем огне, отливающие сталью цепи. Концы цепей держали два человека, одетых в багровые плащи с надвинутыми на глаза остроконечными капюшонами. С разных сторон, к ногам Кристины, темными силуэтами сбегались крысы, исчезая в желто-оранжевых углях, скрывающих ступни ее ног. В метре над ее головой возникали из пламени и разлетались в стороны черные, остроклювые птицы. Из бушующего вокруг пламени выскочила волчица, искрящаяся от пробегающих по ее шерсти, крохотных огненно-электрических разрядов. Она села рядом с Кристиной, подняла морду и испустила протяжный, заглушающий все остальные звуки, словно выла целая стая, плачущий вой.

Ловец стоял, не в силах двинуться дальше, не зная, что должен, или не должен сделать теперь.

-Красиво, правда? –сказал за его спиной ТЫ.

Ловец обернулся и увидел всматривающиеся в его лицо желтые глаза.

-И долго ты собираешься так стоять? – спросил забирающийся внутрь его черепа голос.

Становясь огромными, глаза приближались к нему, расширяясь, закрывая все, на что мог упасть его взгляд. Блестящие, черные зрачки увеличивались, приближаясь к Ловцу настолько, что он мог рассмотреть в них отражение вскинувшей руки Кристины и стоящих по обе стороны от нее людей в багровых плащах с островерхими, надвинутыми на лицо капюшонами. На мгновение перед глазами Ловца осталась лишь черная, с летящими в его мозг серебрянными точками, пустота. Пустота сжалась, превратившись в стремительно вращающуюся черную плоскость, на обеих поверхностях которой засветились меняющие значение и цвет буквы.

-Та-а-а-о-о! – раздался последний длинный полувздох-полувыкрик и окружающее Ловца изменилось, стерев с поверхности, на которой стояли Ловец и ТЫ, все.

Они стояли на голой, растрескавшейся пустыне, по которой ветер гнал подскакивающие шары перекати-поля. По пустыне в их сторону катили тяжелые, липкие шары, одетые в полосатые пижамы и шапочки, НОМЕРА. Гигантское, палящее Солнце стояло в зените, сжигая и испаряя выжженную, растрескавшуюся, глиняную Землю. Рядом со стоящими Ловцом и ТЫ пустыню отрезала бесконечная зеркальная грань, уходящая насколько хватало глаз вдаль и в расскаленное солнцем небо. Вдоль грани уходила Кристина, изредка дотрагиваясь тонкими, смуглыми пальцами до зеркальной поверхности, топя исчезающие их кончики в твердой, отражающей мир грани.

-Пора возвращаться, - нарушил молчание ТЫ. Он сунул ладонь с отполированными ногтями внутрь своего плаща и достал стеклянную колбу песочных часов. – Я мог бы перевернуть песок и поиграть с тобой еще немного, но пока не время, Ловец. Наш час еще подойдет, и тогда мы посмотрим, кто проиграет по времени.

Он повернулся и потряхивая колбой с песком, напоминающей знак бесконечности, пошел вдоль грани в сторону противоположную той, куда шла Кристина. Ловец поймал свое отражение в грани, повернулся и зашагал к НОМЕРАМ, катящим в его сторону тяжелые, прилипающие к земле шары.

-Что? – Арбенин приподнялся, опираясь руками о мох.

Пожар был уже метрах в ста.

-Ничего, - ответил сидящий рядом с ним с побелевшим лицом, курящий папиросу Иван. – Если не считать того, что мы с Тамарой потеряли лет десять жизни, глядя на то, как ты исполняешь «Умирающего лебедя», смешанного с чем-то вроде трепака или Камаринской.

-Нам надо бежать, - сказала стоящая на коленях Тамара, вырывая пальцами из земли остатки окружавшего ее раньше моха. Мох вокруг нее был вырван ровным кругом, и казалось, что она сидит в небольшой ямке.

-Зачем ты вырвала мох? – спросил приходящий в сознание Арбенин, постепенно возвращаясь в охваченный пожаром лес из странного, охватившего его неожиданно, вызывающего чувство суеверного страха, сна.

-Какой мох? – Тамара смотрела на него, держа в пальцах пучки зеленой растительности.

-Который у тебя в руках.

Тамара посмотрела на свои руки, отбросила мох в сторону и поднялась на ноги.

-Нам надо бежать, - повторила она, глядя на Олега со страхом оттого, что им с Иваном пришлось пережить. – Нам надо бежать. – В голове ее остались лишь эти слова, которые она повторила за последние десять минут раз пятьсот.

-Перекрестись, - попросил Олега Иван и бросил горящий окурок в сторону приближающегося к ним клином огня.

-Что? – Олег не понимал, чего хотят от него Иван и Тамара.

-Кажется, это все-таки он, - сказал Иван Тамаре. Он заглянул Олегу в глаза, словно вместо привычных человеку глаз собирался увидеть в его глазницах шевелящих суставчатыми хвостами, гигантских скорпионов. – Кажется, это все-таки он.

-Почему вы так смотрите на меня? – В голове Олега вспыхивали обрывки странного, увиденного им сна.

-Потому что думали, что увидеть ТЕБЯ нам уже вряд ли придется.

Тамара помотала головой, стараясь собрать мысли в кучу, и посмотрела вдоль тянущейся в лесу дороги.

-Если бежать в ту сторону, проселок выведет на шоссе, - сказала она.

-Здесь нет Кристины, - сказал Олег, осматривая окружавший их, частью горящий лес со стоящим в нем, врезавшимся в березу автомобилем.

-Тонкое и своевременное наблюдение, - отозвался Иван. – Я рад был бы услышать, что здесь есть Олег. И Тамара. И я. – он осмотрел свои руки.

-Вы можете толком объяснить, что все-таки, черт возьми происходит? – повысив голос, спросил пришедший наконец полностью в себя (? ) Олег.

-Ты здорово менялся, пока мы все трое отплясывали здесь танец маленьких лебедей, - ответил Иван. Впрочем, Тамара тоже. Наверное и я, только я этого не видел.

-Нам надо бежать, - снова сказала Тамара. – Бежать, пока все опять не стало меняться.

Иван смотрел на Тамару, глаза которой, казалось, были обращены куда-то вглубь себя. Арбенин тоже взглянул на нее, и ему показалось, что он видит перед собой точную копию Нины, убитой после выписки из психушки в его подвале. Копию ее лица. Ему даже показалось, что сейчас она, быстро-быстро повторяя, начнет выплевывать изо рта «черный бумер».

-Знаешь, - филосовски поделился своими мыслями с Арбениным Иван, - за последние десять минут я вдруг понял, что пожар, в котором сгорят наши кости – на самое страшное зло, которое может приключиться с человеком. Если со мной еще раз повторится нечто подобное, то в следующий раз, когда мы пойдем за ягодами, и вокруг начнут вспыхивать елки, я лягу на землю, прошепчу «слава Богу» и тихо и умиротворенно закрою глаза, не пытаясь сберечь свое бренное тело.

-Ты можешь сказать, что здесь было? – прервал его излияния Олег.

-Вряд ли. – Иван засмеялся. – Знаешь, это напоминало ожившие полотна Сальвадора Дали, только еще интереснее. А Тамара, кажется, сошла с ума, - он пощелкал пальцами перед лицом Тамары.

Тамара встала, отряхнула порванные джинсы и пошла по дороге, уходя от подбирающегося к ним пожара, в ту сторону, где по ее мнению, проходило шоссе.

-Если в стенке видишь руки, не пугайся, это – глюки, - без доли юмора посоветовал Ивану Олег. Он встал и пошел вслед за Тамарой.

Иван догнал их и некоторое время молча шел рядом.

-Ни что так не восстанавливает чувство гармонии с окружающим миром, как хорошая, бодрящая пробежка по насыщенному живительным кислородом смешанному лесу, пока какая-то падла не бросила в его сухую траву крохотную, ничтожную в сравнении с величием мироздания спичку, – сказал Иван, и они побежали.

-Сократ, - усмехнулся на бегу Олег и дружески ткнул Ивана кулаком в бок.

Тамара бежала молча. «Слава Богу, слава Богу, спасибо Тебе Господи, помоги, Господи», - твердила она про себя, уводя двух бестолковых мужчин от идущего по пятам за ними, сжирающего все на своем пути пожара. Она знала, что то, что произошло с ними полчаса назад, еще не раз повторится. Внутренне она готовила себя к этому, поняв с присущим лишь женщинам чутьем, что ей во всем этом уготована отнюдь не последняя роль. Они отбежали уже далеко, когда бензобак припаркованного в березу серого «жигуля» рванул, разбросав в стороны четко отлаженный, форсированный движок, новенький, безотказный аккумулятор, пару передних сидений, погнутый грудными костями руль и еще массу бесполезных, гнутых железок.

Первое, что сделала Унга, добравшись к себе, - подошла к старому, сделанному из карельской березы шкафу, достала с верхней полки, хранящееся под стопкой старого постельного белья, видавшее виды зеркало и заглянула в него с располовиненным чувством надежды и страха. То, что она увидела в прожилках растрескавшегося серебра, накатанного на одну из поверхностей стекла и закрашенного сверху коричневой краской, привело ее в состояние двойного эмоционального взлета такой силы, что она положила зеркало на покрытый старой скатертью стол, чтобы не уронить и не разбить его (Унга, как и все верила в приметы), села на застеленный грубым шерстяным одеялом, продавленный диван, покопавшись в кармане платья, достала оттуда отполированную пальцами трубку из грушевого дерева и стала набивать ее табаком.

Ее захлестнули два одинаково сильных чувства, заставляя дрожать пальцы, сжимавшие трубку и набивающие в ее жерло табак. Восторг и Страх переплетаясь, сменяя друг друга, вытесняя и побеждая на мгновение один другого боролись за обладание ее сознанием, душой и телом. Прекрасным двадцатилетним телом девушки, объектом роковой страсти мужчин, соблазнявшем и губившем их на протяжении долгих лет, прожитых Унгой в прошлом.

Она чиркнула спичкой, раскурила трубку и несколько раз с наслаждением затянулась. Встав с дивана, она наклонилась над зеркалом, раздвинула в улыбке не нуждающиеся в услугах косметики губы и засмотрелась на ровные, без изъяна, отполированные, жемчужные зубы. Она засмеялась. Да, именно такой она была в двадцать лет, когда ее первый (по настоящему и серьезно – первый) парень, которого звали просто и незамысловато – Ли, повез ее кататься в джонке, которую украл, чтобы удовлетворить Мисс Ее Величество Прихоть, смеющуюся и не позволявшую ему ничего, кроме сводящих с ума, заставлявших терять страх и голову, поцелуев. Парня этого, красивого и молодого, из простой, бедной, китайской семьи, через три месяца поймала и отправила в тюрьму Гонконгская полиция (кажется, так она тогда называлась), за то, что он ограбил овощную лавку, убив немолодого уже хозяина и его жену, оказавшихся случайно не в том месте и не в то время, где и когда им следовало бы быть. Им пришло в голову в два часа ночи заниматься любовью не в привычной постели, где они провели уже столько, однообразно сменявших одна другую, ночей, а среди капусты, сельдерея и лука, что должно было, по-видимому, всколыхнуть притупившиеся от времени чувства. Кто знает, может первое их настоящее свидание произошло в огороде, и они решили тряхнуть стариной, не зная, что их касса потребуется молодому Ли, вооружившемуся тридцатисантиметровым тесаком, просто чтобы ее удобнее было ломать.

Унга не знала (и не хотела знать, хотя ее и мучила какое-то время совесть) в какую тюрьму угодил Ли. Тогда она впервые почувствовала, что имеет какую-то власть, какую-то странную силу. Это не была власть капризной, красивой девчонки над пускающими слюни самцами. Это была настоящая власть, значение которой она узнала лишь позже, когда впервые встретила Кертеля.

Сейчас, когда Унга смотрела в зеркало, ее захлестнул восторг от того, что она снова молода, стройна и прекрасна. Сто восемнадцать лет не имели значения, они лишь помогали теперь, когда тело обрело прежнюю красоту и силу. Они помогали жить дальше, избегая ошибок. Ошибок, совершенных ей в прошлом, когда она еще не знала доподлинно, что значит нести в себе тао.

Сейчас только одно мешало ей насладиться произошедшими в ней изменениями – то, что изменения эти произошли. И от этого ей было страшно. Потому что это были изменения. А это означало, что кто-то ломает сеть. Это означало, что в сети уже появились дыры. Кто-то нарушил порядок. Она не знала, жив ли до сих пор Хранитель Сети. Она видела его всего лишь раз. Он уже тогда был стар, и теперь он, возможно, мертв, а другого Хранителя нет. А если разрушить сеть, то собрать фрагменты уже не сможет никто. Фрагменты превратятся в хаос, разобраться в котором не сможет никто, будь он хоть сам Творец. И закончится все тем, что то, что ученые придумали называть энтропией, превратится в ноль. И тогда уже не будет иметь значения, кто сколько прожил, прежде чем кто-то из несущих тао начал ломать сеть. Тогда уже не будет ЗНАЧЕНИЯ. И не будет ТОГДА. Фрагменты начнут соединяться без всякой системы и логики, пожирая и уничтожая друг-друга, все больше и больше ломая сеть, прожигая в ней гигантские дыры, пока не закончится ВСЕ.

Ломать сеть мог лишь безумец. Или тот, кто не знал о сети, а значит, не знал, что он делает. Унга могла попытаться остановить его, заняв по праву место Хранителя, если прежнего Хранителя Сети уже нет, но без Ловца, ей было просто незачем это делать.

Ловец и Проводник – это были двое, без которых никто бы не смог защитить сеть. Во всяком случае, Унга не знала, как это сделать. И еще она думала о том, что девчонка, с которой она столкнулась сегодня в лесу, могла быть и тем и другим, а может и кем-то таким, каких еще не приходилось встречать даже ей – Унге. Слижком уж много на долю девчонки выпало «Вороньего глаза». Кто знает, какими вообще могут быть те, кто несет в себе тао.

Она выковыряла щепкой золу из докуренной трубки, вытряхнув ее на обрывок газеты, думая о том, что она может (и должна ли) сделать прямо сейчас, пока изменения не приняли необратимый характер. Она была не всесильна. Ей даже показалось, что она не может почти ничего. Она вышла в небольшой, огороженный покосившимся забором двор, внутри которого стоял ее ветхий, подгнивший с угла домишко, в котором она собиралась встретить смерть, зная, что никто не вечен в этом мире, даже несущие тао. Правда, она никогда не видела, чтобы несущие в себе тао, умирали так просто.

Она подошла к небольшому, перекосившемуся и почти обвалившемуся сарайчику, в который не заглядывала уже Бог знает сколько времени, покопалась под опирающимся на несколько битых кирпичей углом, извлекла оттуда металлическую коробку, завернутую в несколько слоев старой тряпки и, вернувшись в свое логово, положила сверток на стол.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒