ЧАСТЬ ВТОРАЯ 8 страница

Зрение возвращалось постепенно, также медленно, как и ощущение пальцев, онемевших, с тысячами вколотых в них иголок, стягивающих черную ленту на шее мулатки, назвавшей себя Кристиной.

Унга не собиралась убивать ее. Если бы она хотела этого, она бы сделала это иначе. Впрочем, может, так и придется с ней поступить. Но сначала она собиралась выяснить, кто же такая эта Кристина на самом деле. Для этого девчонку следовало отключить, и метод был лишь один – обычный, человеческий. Других методов не было. Или Унга о них не знала, хотя это вряд ли. Унга отпустила ее шею, когда девчонка перестала трепыхаться, и язык ее начал потихоньку вываливаться. Сердце мулатки продолжало стучать, и Унга об этом знала. Она посмотрела вверх, прикидывая, как будет отсюда выбираться и тащить за собой девчонку. Она решила, что справится. Лишь с виду Унга была слабосильной старухой, хотя годы все же и брали свое.

Гроза начала стихать, и Унга не стала в это вмешиваться, почувствовав, что главное на сегодняшний день уже произошло (или происходит). Она привстала на цыпочки и попыталась ухватиться за что-нибудь вверху, на краю ямы. Убедившись, что сможет протиснуться в щель, оставленную поваленным сверху толстым стволом, она склонилась над лежащей без памяти Кристиной и всмотрелась в ее лицо. В лице не было ничего необычного, не считая того, что девчонка была мулаткой.

«Красивая, - подумала Унга, - жаль, если придется ее стереть». Она не любила слово «убить», когда дело касалось тех, кто чем-то ей все-таки нравился.

Она положила ладонь на живот лежащей на боку Кристины, подставила другую руку под ее спину и резко с силой толкнула. Кристина кашлянула и задышала, чуть сипло, с короткими остановками.

Унга стояла, глядя на Кристину, и размышляла о том, как удобнее перехватить девчонку, чтобы поднять и вытолкнуть ее наверх из ямы. Она уже обрела способность вновь размышлять после перенесенного и не убившего ее удара мощного скрута. Девчонка была сильна, очень сильна, но справиться с Унгой ей все же не удалось. Унга стояла и думала, когда сверху вновь послышался слабый писк, и в яму свалилась мышь. Это была не городская мышь и не крыса, а обычная полевка, небольшая по размеру и неопасная. Мышь могла свалиться и случайно, но Унга не верила в случайные совпадения, особенно в сложившейся ситуации.

Сверху снова раздался писк, и в яму свалилась еще одна мышь, затем третья, и мыши посыпались в яму: на землю, плечи и голову Унги, как яблоки с осенней яблони, задетой плечом, или специально, из озорства тряхнутой расшалившимся мальчишкой над головой старенькой бабушки, запрещавшей бегать по саду, топча опавшие яблоки. Только это были не яблоки, и не расшалившийся мальчишка бросался ими просто из озорства.

Унга ждала чего-то подобного. Она не удивилась, а лишь приготовилась принять меры, не зная, чего еще ожидать дальше. Около сотни мышей копошились под ее ногами, бегали, барахтаясь в жиже, карабкались по ее платью, цепляясь за материал коготками. Унга стряхивала их, не особенно опасаясь, что они могут что-либо сделать ей – Унге. Для нее они были не более, чем мошкара для нормального человека. Ее больше интересовало, как мыши отнесутся к девчонке, начавшей приходить в сознание на дне ямы, в которой они с Унгой встретились. И еще Унга ждала чего-нибудь посерьезнее мышей.

Мыши не трогали мулатку, они образоволи вокруг нее полукольцо и бросались периодически на Унгу, защищая мулатку, как смешные лилипуты, готовые пожертвовать собой, защищая идола от чудовища, посягнувшего на охраняемую поколениями их предков, лилипутскую святыню. Унгу даже растрогала их наивная, ребяческая отвага, и она не стала их убивать, лишь изредка отпихивала и стряхивала с себя наиболее проворных и потерявших рассудок.

Она была готова, восстановив разрушенный Кристиной барьер, когда в яму начали падать разных размеров гадюки: свернувшиеся в клубок, извивающиеся, как ленты, шипящие и не проявляющие признаков жизни, словно дохлые, или притворившиеся дохлыми, готовящиеся выпустить яд, может, в последний раз в своей жизни. Вслед за гадюками в яму начали падать ежи, лягушки, упало и несколько кротов, прорывших ходы в стенках ямы, и рухнувших в живое месиво, копошащееся на дне ямы, обволакивающее ноги, с интересом рассматривающей это месиво, Унги.

Ни одна тварь, попавшая в яму, не прикасалась к Кристине, не пыталась укусить или ужалить ее. Они копошились, извивались, шипели, прыгали около Унги, не в силах причинить ей ни вреда, ни боли, лишь скалили, как могли, свои пасти, бессильные в своей бестолковой отваге, но яростные и готовые на все ради лежащей на дне ямы мулатки.

Некоторые из змей пытались ужалить Унгу. Они раскрывали пасть, подползали к ней и старались вонзить свои загнутые внутрь зубы с крошечными каналами внутри, по которым сочился яд, Унге в ноги. Змеи натыкались на барьер, и в тех местах, до которых дотрагивались их открытые рты, вспыхивали крохотные зеленоватые вспышки. Змеи сворачивались в клубок, или поспешно отползали, словно пораженные разрядами тока.

Кристина постепенно приходила в сознание. Унга подсунула руки под ее тело, пытаясь оторвать его от земли, поднять и протолкнуть в отверстие, оставленное поваленным стволом над ее головой. Живая масса под ее ногами завизжала, зашевелилась и забегала, словно закипела, доведенная до паники ее действиями.

Дождь прекратился. Над головой Унги захлопали крылья, и на поваленный ствол уселась ворона. Это была крупная особь, раза в два больше обычной вороны. Она каркнула, как показалось Унге, призывая собратьев слететься на ее зов, и заглянула в яму. Взгляд ее был обращен не на Унгу, приподнимающую Кристину над земляным полом, а на Кристину, безвольно повисшую у Унги на руках. Ворона с интересом рассматривала мулатку, ожидая, когда ее вытащат на свет Божий. Она вытерла клюв о ствол дерева, каркнула и нетерпеливо переступила с лапы на лапу. Унга остановилась. Ворона перевела взгляд с Кристины на Унгу, потом опять на Кристину, соскочила со ствола, протиснулась в яму и рухнула Кристине на голову, выставив вперед острые, крючковатые когти.

Унга успела высвободить левую руку, поддерживающую Кристину под спину, и прикрыть ею ее лицо, защитив глаза от острых, крепких когтей. Когти впились ей в руку, рванули кожу, и на тыльной стороне ее ладони выступила густая кровь. Унга махнула рукой, отбрасывая птицу в сторону, не понимая, как та сумела пробить барьер, надежно защищавший ее от копошащихся под ногами тварей. Она опустила Кристину на землю и, прикрывшись локтем, повернула лицо к бьющей крыльями, чудом держащейся в воздухе птице. Та вновь рванулась к Кристине, хлопая крыльями, намереваясь пустить в ход когти и клюв, целясь в глаза, прикрытые тонкими, почти прозрачными веками. Живая масса на дне ямы извивалась, визжала и закипала подпрыгивающими в воздух мышами, пытающимися достать бьющуюся сверху ворону. Унга взмахнула рукой, схватила ворону за крыло и отбросила в сторону, ударив о земляную стену. Та закричала и, не в силах оставаться в воздухе, рухнула в кишащую под ней массу. Она утонула в ней, отбиваясь крыльями, погружаясь постепенно на дно, заливаемая живой хвостатой трясиной. Над местом ее погребения образовался холм из карабкающихся наверх и старающихся пробраться вглубь, к ее телу, мышей, змей и лягушек, непонятно каким образом и по каким причинам сбившихся здесь в одну стаю. Вскоре на поверхности холма стали появляться серые перья и начисто обглоданные кости, выталкиваемые снизу, словно отвергнутые живой вороньей могилой.

-Кто же ты такая, девочка? – думала Унга, стирая с руки липкую кровь.

Она вновь подхватила Кристину, взвалила ее себе на плечо и, перехватив под колени, вытолкнула до половины наверх из надоевшей ей уже ямы. Перехватив ноги под икры, она вытолкала тело совсем и выбралась сама, хватаясь за растущие на краю кустики черники и ствол поваленного на яму дерева.

Унга села рядом с Кристиной, свесив ноги в яму, на дне которой продолжали копошиться свалившиеся в нее лесные обитатели. Она сидела на краю, думая о том, что неплохо было бы сейчас выкурить трубочку. Унга ощупала карман платья, в котором была и трубка, и намокший теперь табак и коробка непригодных теперь, отсыревших спичек.

Она сидела и думала о змеях, мышах, лягушках и прочей твари, ссыпавшейся в яму, о странной вороне, которая была, конечно же, и не ворона вовсе, слишком уж большой она была. А, если и была она когда-то вороной, то перестала ей быть, посланная неизвестной пока Унге силой в треклятую яму, с лежащей в ней мулаткой, назвавшейся Криской. Унга сидела и думала, решая, съесть ли ей сейчас ягодку «Вороньего глаза», или подождать, пока она разберется с девчонкой, посапывающей рядом с ней в черничном кустарнике, приходя постепенно в сознание. Она бы съела этот чертов «Вороний глаз», если бы была уверена, что сможет довести начатое до конца, не рухнув до того в беспамятстве среди мокрого, насквозь пропитанного влагой леса. Заглотив «Вороний глаз», она бы, конечно, быстрее решила все волнующие ее вопросы, но могла и не решить, причем не решить уже никогда.

-Кто же ты такая? – думала Унга, сидя на краю приготовленной для них ямы.

Она сорвала одну из ягод «Вороньего глаза», покачивающуюся на папоротниковом стебле, размяла в пальцах, выдавливая на пальцы сок, и провела мокрой кашицей по губам лежащей с закрытыми глазами Кристины.

Того, что произошло, она не ожидала, уверенная в том, что таких уже не осталось. Воздух за ее спиной лопнул, словно над головой, чуть сзади нее лопнул невидимый резиновый шар, накачаный до последнего предела, и вдруг проткнутый иглой. Пространство за спиной резануло невидимой гранью, отсекая Кристину и Унгу от того, что лежало теперь сзади за ними. В общем-то ничего за гранью не изменилось, лишь замерло в остановившемся за прозрачной стеной времени. Тот же лес, тот же черничный кустарник, тот же воздух, но все неподвижное, замерзшее в остановившемся времени, не нарушаемое ни малейшим движением, живое, но неподвижное, безмолвное, никакое, несущее в себе ВСЕ.

Унга смотрела на лежащую перед ней мулатку, не веря, что мулатка эта – ни кто иной, как оставшийся чудом, не понятно как, живой, реально сохранившийся ПРОВОДНИК. ИХ давно уже не было, и в общем-то, не должно было больше быть, но Кристина лежала, дыша уже ровно, и граница тоже лежала за спиной, свесившей ноги в яму, Унги.

Унга подтащила Кристину поближе к невидимой грани, отсекающей ВСЕ от движимой временем реальности, подумала немного, решаясь, и протащила Кристину дальше – за грань. Ничто не препятствовало их переходу, и Унга окончательно убедилась, что мулатка, как это ни казалось дико, - действительно ПРОВОДНИК. Она вытащила Кристину обратно, достала из кармана черную бархатную ленточку, протянула ее между пальцев, ощутив опять, чуть заметные уже, скруты Кертеля, подумала еще немного, усмехнулась, сняла с правой руки костяной браслет, с выбитыми на нем буквами, подумала еще и одела браслет на тонкое, коричневое запястье. Через минуту Кристина открыла глаза и села, потирая тонкими пальцами виски, глядя на Унгу.

-Не напрягайся так, - сказала Унга, почувствовав, как вокруг Кристины образуется и тут же стягивается в скрут новый барьер. – И не тыкай в меня больше своими скрутами. Ни ты, ни я, похоже, не должны пытаться изменить то, что должно быть. По крайней мере ПОКА.

Кристина сидела, сжавшись в комок, чувствуя, что каким-то образом научилась делать новые центрики, сильные и жестокие, способные защитить ее, нанеся удар тому, кто покажется ей опасным. Она стягивала окружающую ее оболочку в центрик, когда снова услышала: «Я же сказала, не пытайся поступить необдуманно и глупо». Унга свернула легкий, почти безболезненный скрут и ткнула им Кристину в солнечное сплетение. На мгновение Кристина перестала дышать. В глазах у нее потемнело, и в темноте этой вспыхнули белые звезды. Когда зрение вновь вернулось к ней, она повернулась к Унге и заглянула в ее зеленые, рассеченные белыми радиусами глаза.

-Кто Вы? – спросила она, глядя, как в глазах Унги начинает вращаться рассеченная на сектора зеленая радужка.

Унга молчала, ожидая, когда девчонка заметит, что начала видеть. Или перестанет врать, что не видела раньше. Кристина всматривалась в Унгу, словно старалась вспомнить, где она могла видеть ее раньше. Потом она обвела глазами вокруг, встала, сделала несколько шагов в сторону грани, зашла за грань и остановилась, глядя на Унгу, сидящую на краю ямы, ожидавшую, что же последует дальше. Она опять прошла через грань, теперь уже в обратную сторону, остановилась около Унги, оглядывая то лес, то Унгу, то выставляя перед собой и осматривая ладони.

-Я вижу, - то ли удивленно, то ли обрадованно сказала она, осматривая ободранные ладони, Унгу и все, что ее окружало.

-Как тебя зовут? - спросила Унга, хотя уже слышала ответ на такой же вопрос.

-Кристина.

-Ты знаешь, кто ты?

Кристина удивилась бы этому вопросу, если бы его задал кто-нибудь раньше. Теперь же она стояла в больничной (а, может, домашней) пижаме среди леса, разговаривая с непонятно как появившейся в лесу, желтолицей старухой, привезенная в этот лес неизвестным мужчиной, и вопрос не казался ей таким уж странным. Что-то изменилось внутри нее, и все то странное, что замечала она в себе раньше, больше не казалось ей странным, неправильным, не таким, как должно быть. На самом деле, она уже давно чувствовала, а теперь поняла, хотя и не хотела, что б это было так, но поняла, что она – не такая, как все.

-Посмотри на свою руку. – Старуха чуть кивнула в сторону ее левой руки.

Кристина посмотрела на левое запястье, куда указывала старуха скрюченным желтым пальцем. На запястье был одет широкий костяной браслет, составленный из квадратных пластин, с выдавленными на его звеньях буквами Т А О .

-А теперь иди вон туда, - старуха кивнула куда-то за спину Кристины.

-Куда? – Кристина обернулась.

-Туда, туда, - старуха ткнула корявым пальцем в сторону леса за ее спину. Туда, где стояла сейчас грань.

Кристина обернулась, собираясь пойти, но остановилась и посмотрела еще раз на браслет.

-Кто Вы? – спросила она. – Вы так и не ответили на мой вопрос.

-Меня зовут Унга, а большего тебе и не обязательно знать. Иди. – Старуха вновь ткнула пальцем в лес.

Кристина подошла к грани и остановилась, обернувшись к старухе.

-Сюда?

-Туда, туда, - кивнула та и отвернулась, словно ей было неинтересно, шагнет Кристина за грань, или нет.

Кристина прошла границу и остановилась, повернувшись и глядя Унге в спину.

-Что дальше? – спросила она.

-Ничего. Иди обратно, - не оборачиваясь ответила та.

Кристина вернулась и остановилась рядом с Унгой. Ей вдруг захотелось сесть рядом с этой старухой и посидеть, думая о чем-то своем, но она не решилась. Она чувствовала, что происходит что-то важное, такое, что может быть навсегда изменит всю ее дальнейшую жизнь, но что это, она не знала. Ее охватила вдруг необъяснимая грусть, словно что-то ушло из жизни, ушло и больше не вернется уже никогда, потерянное навсегда, замененное чем-то другим, неизвестно еще, нужным ли прежней Кристине. Все, что происходило с ней до сих пор в ее жизни, показалось вдруг ненужным, не имеющим никакого значения. То, что она лежала в больнице, ничего не видя, меняясь после таблеток, боясь, что она больше никогда не сможет видеть и плача от этого страха, потеряло смысл. Ее не волновала теперь ее прежняя жизнь, и она не могла понять, что случилось, и почему это теперь стало неважно.

-Как тебе было ТАМ? – Унга поднялась на ноги, пристально глядя Кристине в глаза.

-Где там?

-Там, где ты сейчас была.

-Никак. – Кристина села туда, где минуту назад сидела Унга, свесив ноги в яму. – Когда я стану старой, я буду такая, как Вы?

-Такой, как я, не будешь. – Унга помолчала. – Но и такой, какой была раньше, тебе теперь тоже не быть.

-Что же теперь делать?

-С чем?

-Наверное, Вам это лучше знать.

Унге хотелось уйти, не продолжая больше этот бессмысленный диалог. Ощутившие, что несут в себе тао, реагировали на это всегда по-разному, и Унга не любила смотреть на это. Некоторые впадали в транс, некоторые катались по земле, крича, ругаясь, давясь слюной, заходясь в собственном крике, некоторые бросались на нее – Унгу, требуя вернуть их обратно, словно она могла это сделать, некоторые... Унга не любила смотреть на это. Некоторые, наверное те, кому просто везло, отправлялись в психушку и, если им опять же везло, выходили оттуда, возвращаясь к привычной жизни, убежденные в том, что странная их болезнь отступила, и они СЛАВА БОГУ ТЕПЕРЬ... в общем, они не хотели больше вспоминать и думать об этом.

-Что же мне делать?

-Тебе лучше знать. – Унга опять помолчала. – Советую просто делать, и все. Вряд ли ты сможешь что-то менять просто по своему желанию.

-Я много могу?

-Тебе виднее. – Унгу начал раздражать бессмысленный по ее пониманию разговор. – Или ты думаешь, что я знаю ВСЕ? Должна тебе сказать, ты хорошо держишься. Чувствовала ЭТО раньше?

-Наверное да. Скажи, они всегда будут смотреть на меня ТАК?

-Думаю, да. Во всяком случае, на меня смотрят. – Унга сделала несколько шагов в сторону и стала срывать черные ягоды «Вороньего глаза».

-Ты проводишь меня до города? – Кристина еще не теряла надежды, что все не так страшно, как она ощущала.

-Если я сделаю это, все прошлое потеряет смысл. Думаю, ты должна понимать это. Теперь. На. – Она протянула Кристине пригоршню черных ягод.

-Что это? – Кристина взяла ягоды и перевела взгляд на Унгу.

-Это то, что должно быть. Ешь и не спрашивай.

Кристина поднесла ягоды к темным губам.

-Стой! – Унга взала ее за кисть. – Подожди. – Она достала из кармана и протянула Кристине черную бархатную ленточку, сшитую раньше в кольцо. – Откуда у тебя это?

-Нашла на скамейке. Давно. Она Ваша?

«Вот откуда взялась эта связка, - подумала Унга, - ну конечно, как же я сразу не поняла? ».

-Не поднимай больше чужих вещей, - сказала она Кристине. - По крайней мере пока. Пока не научишься их различать. И уж не напяливай на себя, как эту. Все это может плохо кончиться. Тебе повезло, что это была моя лента.

Унга хотела еще спросить Кристину, где и как она встретила Кертеля, но не стала этого делать, решив, что та вообще еще не знает кто такой Кертель. Если бы знала, спросила бы о нем Унгу сама.

-Ладно, ешь. – Унга кивнула на зажатые в ладони Кристины ягоды. «Может, и не умрешь», - подумала она про себя. – Да, и будь осторожна вот с этим, - она ткнула пальцем в сторону стоящей за их спинами грани. Все может оказаться не так, как тебе кажется в эту минуту. Впрочем, это твой выбор. Время покажет. Ешь. – Она постучала пальцем по зажатым в ладони Кристины ягодам.

-Я обязательно должна это сделать? – Кристина разжала пальцы и посмотрела на кучку черных, блестящих ягод.

-Если попробуешь отказаться, - Унга засмеялась, - я засуну тебе их силой. И здесь тебе не поможет никакой скрут.

-Скрут – это то, что я называю «центрик»?

-Центрик? – Унга опять засмеялась. – Смешно. Хотя в твоем названии и есть что-то истинное. Ну да, «центрик», - она опять засмеялась, - «центрик». Маленький-маленький «центрик», сжавший в себе много-много всего, да?

-Ну да, - Кристина против воли улыбнулась. – Ведь они вроде... ну, как центр чего-то, да?

-«Центрик», - Унга смеялась, - «центрик». Нет, девочка, СКРУТ – это не просто центрик. СКРУТ – это... еще узнаешь. Хорошо, если тебе придется выкручивать их только из себя. Если ты будешь ХОРОШЕЙ ДЕВОЧКОЙ. «Центрик». - Она все продолжала смеяться. – Ну, ладно, хватит нам с тобой болтать. Ешь и проваливай.

-Я должна дойти отсюда сама? – Кристина испуганно огляделась.

-Увидим, как пойдет дело. Ешь.

Кристина подхватила губами несколько ягод. – Вкусные, - сказала она, проглотила и взяла в рот остальные.

«Ты еще не знаешь, КАКИЕ они вкусные, - подумала Унга. – Ты еще не знаешь, КАК умирают те, кто несет в себе тао. Только ждать тебе уже осталось недолго. И я не виновата, что ты ТАКАЯ. ТАКАЯ, как все МЫ».

Кристина менялась. Унга первый раз видела, как меняются те, кто глотал «Вороний глаз».

«Да, интересные у тебя получаются личики, - думала она, глядя на то, что еще минуту назад было Кристиной. – Может, проще было просто убить ее, да и дело с концом? Как говорится: «нет человека – нет проблем»?

Наверное, она так бы и поступила раньше. Но это было раньше, тогда, когда еще были ПРОВОДНИКИ. То, что она встретила ЕЩЕ одного из них, было слишком уж странным, а значит, не могло быть случайным. А значит, она должна была ждать. Она усмехнулась, подумав, что у нее все это время была связка не с кем-нибудь, а с ПРОВОДНИКОМ. И если бы ее не порвал Кертель, она могла так и не узнать, что рядом с ней был еще один, теперь уж наверняка последний (во всяком случае в ее жизни) проводник.

-Здравствуй, Кертель, вот мы и встретились снова, - сказала она лежащему в черничном кустарнике телу. – Как тебе, старина, наша встреча?

То, что было Кристиной, корчилось в кустах черничника, и Унга даже боялась представить, что оно чувствует после такого колличества сладкого «Вороньего глаза».

«А ведь девчонка выдержит, - подумала она. – Только вот чем это все кончится – вот вопрос. И я не виновата, что для нее приготовили СТОЛЬКО «Вороньего глаза». Это не мое дело».

Она взвалила Кристину себе на плечо. Теперь ее уже можно было звать Кристиной. То, что лежало на плече Унги, было несомненно ни чем иным, как Кристиной, то есть самостоятельным, свободным носителем тао, носителем, имеющим ИМЯ.

«Пусть ты окажешься ПОСЛЕДНИМ ПРОВОДНИКОМ», - подумала Унга.

«Я всегда буду помнить, что ПОСЛЕДНЕГО ПРОВОДНИКА ЗВАЛИ КРИСТИНОЙ», - подумала Унга.

«Я всегда буду помнить, что ПОСЛЕДНЕГО ПРОВОДНИКА ЗВАЛИ КРИСТИНОЙ, И ОН БЫЛ ОЧЕНЬ КРАСИВЫМ И СИЛЬНЫМ», - подумала Унга, и понесла ее через лес – к проселку, где стоял врезавшийся в дерево, неприметный серый «жигуль».

Она положила ее у разбитой машины, вернулась обратно к поляне, с растущим на ней «Вороньим глазом», съела положенную ей ягоду, подумала о том, как ей будет хреново ползти, обдирая руки о кусты черничника и валяющиеся на земле ветки, и побрела в сторону шоссе, готовясь (в который уже раз? ) пройти через ВСЕ.

Арбенин чуть повернул голову в сторону, оторвал от пола выпавший изо рта язык, втянул его в себя и попытался повернуться, подтянуть под себя ноги, оттолкнуться и сесть. Это удалось ему с третьей попытки. Он сидел на полу, с текущей изо рта слюной, глядя на Ивана и Тамару, превратившихся в китайских болванчиков, склонившихся над лежащей у батареи, окровавленной, мертвой Кристиной. Арбенин встал, доковылял, пошатываясь, до Тамары и Ивана, толкнул Ивана в плечо, и, поняв, что ни Тамара, ни Иван не смогут выйти из ступора и оторваться от лежащей на полу Кристины, сел с ними рядом, взяв голову в руки, думая лишь о том, что хорошо было бы снять голову с плеч, прополоскать ее хорошенько под струей холодной воды, и уже потом поставить ее снова на место, а, может, заменить ее вообще другой – чистой и не испорченной мулатками, крысами, шариками и прочей не нужной никому дрянью.

Он обернулся, когда услышал, что за его спиной кто-то кашлянул. В комнате в мокрой пижамме, облепившей ее тело, с грязными босыми ногами стояла Кристина. Арбенин не удивился, лишь помотал трещащей головой и повернулся, сев лицом в ее сторону.

-Ты должен идти в лес, Ловец, - сказала она.

-Куда?

-В лес.

-А больше я ничего не должен?

Ему было все равно: нашлась Кристина, или нет, потеряется она снова, или исчезнет совсем, рухнет ли весь этот сраный город Среднеземск в Преисподню, или взлетит в Небеса вместе со всеми остальными городами вселенной и ее окрестностями. Ему было просто хреново. И все. Ему было жалко лежащую у батареи мертвую крыску. И все. Ему было жалко маленькую, трогательную, смешную, добрую, усатую, мертвую теперь белую крыску, которую он назвал когда-то Кристиной, которая бегала когда-то у него за пазухой, которая шевелила когда-то своими смешными усами, а теперь лежала мертвой в его квартире у батареи, убитая сраным ублюдком-следователем, а, может, не следователем, а, может, хрен его знает каким уродом, кем бы он ни был на самом деле. А на Вселенную ему было плевать.

-Идите вы все на... , - сказал Арбенин, и его вытошнило на пол.

Кристина прошла через комнату, подошла к Тамаре, вытащила из ее ушей серьги в виде серебряных крыс, продела их себе в уши, села на пол рядом с Арбениным, глядя в противоположную сторону, и взяла мертвую Кристину на руки.

Она поднесла ее к своим губам и стала дышать на нее, словно стараясь согреть дыханием. Волосы ее начали белеть от самого верха, все ниже и ниже, пока не стали совсем белыми от корней до кончиков. Она держала Кристину на ладонях, испачканых каплей алой крови, упавшей из розового кожанного носа, не успевшего еще остыть, маленького крысиного тела.

-Ты должен пойти в лес, Ловец. Хочешь ты этого, или нет, но тебе придется идти. – Кристина смотрела, как два серебряных шарика вращаются под пристальными взглядами сидящих в столбняке Тамары и Ивана, едва касаясь темной лужицы крови, наматывая на себя каплю за каплей тонкие кровяные нити. – Ты должен найти «Вороний глаз» - черную ягоду, растущую на небольшом, похожем на папоротник кусте. Может быть, ты найдешь их несколько. Тебе будет очень плохо, когда ты их съешь. Может, даже хуже, чем сейчас и хуже, чем было только что, когда ты лежал на полу.

Она положила Кристину на пол, встала и вышла из комнаты в коридор.

Арбенин поднялся и прошел, пошатываясь, вслед за ней, уверенный, что никакой Кристины в своей квартире он не обнаружит. Кристина стояла на кухне, рисуя на левой руке острием кухонного ножа какие-то буквы. Запястье ее левой руки стягивал широкий костяной браслет. Она отложила нож и натянула кожу в том месте, где водила только что его кончиком. На смуглой коже проступили тонкие кровяные полоски. ТАО.

-Скажи хотя бы, нужно ли тебя искать. – Арбенин стоял в дверях.

-Я очень долго не видела тебя, Ловец.

-Как ты попала в больницу?

-Попала не я. Хотя нет, конечно, попала я. Только это не совсем я. Точнее, не совсем такая, какая я сейчас. Не понял?

-Не пытайся понять? Ты это имела ввиду?

Она засмеялась.

-Да, я теперь помню, что говорила об этом.

-Я хорошо запомнил этот совет.

-Брось думать об этом. Ты думаешь совсем не о том, о чем следует думать. Брось думать и постарайся понять. Постарайся понять, ЛовеЦ, ладно? Есть ГЛАВНОЕ, а есть ГЛАВНОЕ, и это разные вещи. Есть РАЗНЫЕ ВЕЩИ, Ловец. Они – одни и те же, но разные. Мне надо идти.

Она подождала, пока он освободит ей дорогу и ушла в коридор.

Арбенин прошел в комнату, поднял с пола начавшую уже твердеть, похолодевшую, испачканую кровью Кристину, и вернулся на кухню. Он не искал мулатку. - Зачем? Он достал глубокую стеклянную миску, в которой делал салаты из помидор и чего-нибудь еще, когда это «еще» у него было, поставил миску на стол, положил на стол Кристину, повернув ее мордой к миске, взял оставленный Кристиной нож, сел, полоснул ножом по левому запястью, опустил руку с брызнувшей из порезанной вены кровью в миску, закурил оставленную на кухне Иваном папиросу и стал ждать.

Через некоторое время ему стало казаться, что из миски к кожанному носу лежащей на столе Кристины потянулись еле заметные, тоненькие кровяные нитки. А, может, это только казалось.

* * *

Очнулся Арбенин на кровати. Он лежал на спине, лицом вверх, с перевязанным бинтом левым запястьем. Голова кружилась, но это было не главное. В общем-то главным было то, что он жив. Он повернул голову и увидел стоящих рядом с кроватью Ивана и Тамару. Арбенин сел, спустив ноги на пол.

-Ну ты дал, - сказал Иван и, пошатываясь, вышел из комнаты.

Тамара посмотрела в окно и присела на край Арбенинской кровати.

-Много вытекло? – спросил Арбенин, осматривая перевязанное запястье.

-Достаточно, чтобы получить прописку на ближайшем кладбище, - ответила Тамара. Она встала и, как и Иван, покачиваясь, вышла из комнаты.

На подоконнике, обнюхивая двадцатикубовый шприц, сидела Кристина. Там же валялись трубки для переливания крови.

Олег встал и вышел на кухню. За столом, ни слова не говоря, сидели и курили Иван и Тамара. Тамара тоже курила. Она курила Арбенинскую сигарету, пыхая, неумело затягиваясь, кашляя от едкого для нее дыма.

Арбенин подошел к столу, взял из пальцев Тамары сигарету, затянулся, сел на табуретку, подумал и сказал единственное, что пришло в голову: «Рассказывайте».

-По шее бы тебе дать, - сказал Иван. – А лучше по морде.

-Может, это и правильно, но Кристина-то жива. А Строгов ее убил. Разве не так?

-Во-первых, это не Строгов был, - Иван затянулся, - фу, блин, башка кружится, как после недельной пьянки. Во-первых, это не Строгов был, а во-вторых, кто ее знает, почему она жива.

Арбенин посмотрел в раковину, где стояла стеклянная миска для салатов, наполовину заполненная густой, темной Арбенинской кровью.

-Я должен оправдываться?

Тамара посмотрела на него, и на ее глазах выступили едва заметные слезы.

-Хотя бы объясни, какая на этот раз гениальная идея посетила твою умную голову.

-Не знаю! – Арбенин помотал головой. – Хотите – режьте меня, хотите по морде бейте – НЕ ЗНАЮ. Только сейчас Кристина жива, а когда я ее вот сюда на стол положил, она была уже твердая.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒