ЧАСТЬ ВТОРАЯ 7 страница

Строгов шагнул в дверь. Взгляд его черных глаз зафиксировал Арбенина и передвинулся на висящую рядом с головой Олега молнию. Резко повернув голову, он просканировал стоящих в коридоре Ивана и Тамару и вновь повернулся к Арбенину.

-Я же предупреждал тебя, чтобы ты валил из этого города. Давно предупреждал. Но ты все-таки прешь, как медведь на рогатину.

Строгов повернулся к Ивану и резко ударил его снизу вверх основанием ладони в нос. Иван успел чуть отвернуть голову, так что удар пришелся в основном в щеку, и только это спасло его от того, чтобы сломанная переносица вошла острыми осколками в мозг. Удар был рассчитан на то, чтобы убить. Убить сразу. Быстро и без лишних проволочек.

Иван отлетел, ударившись головой о косяк двери, ведущей в комнату. Из носа закапала яркая алая кровь. У-м-м-м-м, и Иван осел на пол.

Следующий удар был направлен в лицо Арбенина. Не понимая, как он успел это сделать, Арбенин убрал голову, и кулак Строгова врезался в стену за его спиной. Строгов ни вскрикнул, ни затряс рукой, стряхивая боль с переломанных ударом костей. Казалось, он вообще не ощутил никакой боли, лишь грубо выругался, досадуя на неожиданный промах. Повернувшись к Тамаре, стоящей на его пути, он толкнул ее в грудь. Тамара отлетела, ударившись о дверь, ведущую в туалет. Строгов шагнул в направлении кухни. Взгляд его остановился на серебряных крысках, лежащих на кухонном столе. Повернувшись к Арбенину, он засмеялся и шагнул в кухню. В это время Иван, уже поднявшийся с пола, стоял и тряс головой, избавляясь от крошечных белых звездочек, вертящихся перед его глазами. Неожиданно он двинулся к Строгову, обогнув висящую перед ним молнию. Движения его были неожиданно проворными для полненького, добродушного с виду мужчины.

Оказавшись за спиной следователя, Иван повернул его к себе, дернув правой рукой за плечо. Строгов повернулся, и Иван резко ударил его левой в печень. Тот хрюкнул, и из его рта вылетели мелкие капли слюны. Иван отступил на шаг и прямой правой ударил его в челюсть. Строгов стукнулся головой о косяк. Обнажив плотоно сжатые, чуть кривоватые зубы, он выбросил вперед руки и схватил Ивана за шею, давя большими пальцами на кадык. Оттолкнув Ивана назад, он прижал его спиной к стоящей у туалетной двери Тамаре. И без того круглые, выпуклые глаза Ивана, выкатились еще дальше. Зрачки стали закатываться, и Иван с силой ударил Строгова коленом в пах. Строгов зарычал и надавил на кадык Ивана сильнее. Арбенин рванулся к Строгову. Закинув левую руку за его шею, он перехватил ее правой в «стальной зажим» и стал оттаскивать черного следователя от Ивана, волоча его к входной двери. Тот разжал пальцы и закинул руки назад, пытаясь достать волочащего его Арбенина. Кашляя и держась за горло, Иван поднял согнутую в колене ногу и ссилой выбросил ее вперед, ударив следователя в живот. Удар был такой силы, что Строгов вместе с давящим его шею Арбениным отлетели назад, в проем ведущей в комнату двери, влетели в комнату и грохнулись на пол. Олег стукнул затылком в пол и расцепил руки. Строгов вскочил, невероятно быстро, словно поднятый на ноги неведомой силой, и ударил Арбенина носком ботинка, целясь в живот. Тот успел закрыться, и удар пришелся по рукам, прижатым к животу и груди. За спиной Строгова в дверной проем влетела молния и зависла там, закрыв проход в коридор.

Строгов, собиравшийся пройти в кухню, остановился, вглядываясь в струящуюся разрядами бело-желтую поверхность шара. Он сузил глаза и подался вперед, стараясь вспомнить, где он мог видеть этот искрящийся шарик.

-А-а-а, это ты, бельдюга старая. Я так и знал. Я чувствовал, что без тебя не обойдется. Тварюга желтобрюхая.

Он поднял руку, ладонью в сторону шара, будто хотел оттолкнуть его от себя, освобождая выход из комнаты. Молния стукнула в его ладонь и сантиметр за сантиметром стала проталкивать его руку вглубь комнаты, тесня Строгова дальше и дальше от двери. Жилы на его шее и с тыльной стороны ладони вздулись от напряжения. Он отступал небольшими шагами, быстро осматриваясь по сторонам. Со скоростью компьютера он просчитывал ситуацию, выбирая из тысяч возможных вариантов единственно правильный, способный привести его к намеченной цели.

Молния теснила его все дальше вглубь комнаты, пока не оттеснила совсем, зажав в дальнем от двери углу. Он выругался и ударил ее свободной левой рукой сбоку. Молния ударилась в стену и прошла сквозь нее, исчезнув в находящейся за стеной спальне.

Разведя пальцы в стороны, Строгов вновь вытянул правую руку вперед.

-Лови! - раздался из коридора выкрик Тамары, и, поднявшийся уже на ноги, Арбенин метнул взгляд от Строгова к ведущей в комнату двери.

Он успел заметить две, летящие вплотную друг к другу, блестящие черточки и безотчетно, не контролируя свои действия, выбросил руку в направлении их полета. Пальцы сжались, но уже до этого Арбенин знал, что в его руке – серебряные крыски-серьги, оставленные им на кухонном столе.

Строгов прыгнул в его сторону, одним прыжком преодалев расстояние от угла комнаты возле окна до Олега, стоявшего метрах в шести от него. Реакция Арбенина невероятно обострилась. Он успел отклониться. Строгов ударил его плечом в плечо и пролетел дальше, врезавшись в стену. От удара Олега бросило в сторону. Он провернулся на на полтора оборота и стукнулся спиной в стену. Подскочивший к нему Строгов схватил его за горло, как недавно Ивана, давя на кадык, пытаясь сломать сгибающуюся под пальцами кость. У Олега потемнело в глазах, и в темноте заплясали мелкие белые звезды. Зажатые в левой руке серьги мешали сопротивлятся. Он вытянул руку с крысками вперед, за спину Строгова и почувствовал, как его пальцы разжимают тонкие, детские пальцы Тамары.

Арбенин разжал руку, и серьги исчезли с ладони, оставив на ней лишь ощущение чиркнувших по коже подпиленных маленьких Тамариных ноготков.

Строгов разжал пальцы оттого, что стоящий за его спиной Иван с глухим стуком опустил на его голову табуретку. Он не рухнул на пол, не закатил глаза, не схватился за проломленный череп, лишь повернулся к Ивану и коротко ткнул его вытянутыми вперед пальцами правой руки в солнечное сплетение. Спасло Ивана лишь то, что в это время он опускал табуретку вниз, и рука Строгова отклонилась от безошибочно определенного направления, скользнув по ее краю. Твердые как доска пальцы вошли Ивану в живот ниже намеченной точки. Иван выронил табуретку и прижал руки к животу, но устоял, всего лишь потеряв возможность дышать на неопределенное время.

Строгов повернулся к Тамаре, в ушах которой покачивались на тонких серебряных колечках серебряные крыски с загнутыми серебряными хвостами и усатыми ехидными, словно издевающимися над Строговым, мордами. За окном грохнул разряд, и из спальной комнаты появилась молния-шар, зависнув рядом с Тамарой. Тамара сделала шаг назад и отошла за светящийся шар, отгородившись им от Строгова.

-А-а-а, ты опять здесь, - произнес Строгов шепотом.

Они стояли, не предпринимая никаких действий, соизмеряя расстановку сил. Точнее, соизмерял он – Строгов, остальные лишь ждали, не понимая, что происходит, зная лишь, что ему нужны серьги. А, может, и еще что-то, о чем знал лишь он – Строгов. Может, об этом знал и шар, висящий и играющий по бело-желтой поверхности синеватыми змеящимися разрядами.

-Не советую вам искать того, кого вы ищите, - сказал Строгов. – Не советую делать вам этого. – Он посмотрел поочередно на всю троицу. – Даже, если это старая желтая блядь взялась помогать вам, - он ткнул пальцем в сторону шара. – Цена в этих играх одна, и вы ее скоро узнаете. Не сомневайтесь, что вы умрете, но дело, - он засмеялся, - дело не в этом. Вы даже не представляете себе КАК вы умрете. Я много раз это видел. И даже мне было страшно.

Он протянул руку в сторону Тамары, и серьги в ее ушах потянулись вперед к его ладони, оттягивая мочки ее ушей. Тамара вскрикнула, хватаясь за рвущие ее уши серьги.

Молния стала красной, потом почернела, стала зеленой и в ее центре возник, разростаясь, голубой круг, пока не заполнил всю поверхность, оставив по краю яркую зеленую полосу. В голубом круге возникло желтое в морщинах лицо, которое увидели на этот раз все, кроме стоящей за шаром Тамары. От правого края губ желтолицей старухи потекла вниз тонкая темная струйка. Глаза ее приобрели ярко-зеленый оттенок. Черные зрачки разделились на сектора яркими, идущими от центра, белыми лучами. Зрачки стали вращаться, постепенно набирая обороты, и из их центров в сторону Строгова потянулись короткие желтые лучи.

Пальцы Строгова стали сжиматься и скрючиваться. Он силился разогнуть их, но желтые лучи, тянущиеся из глаз старухи, начали выбрасывать в его сторону короткие голубые разряды, бьющие в кончики его пальцев. Он выругался и затряс рукой, словно залез пальцами в раскаленную топку.

Лицо внутри шара пропало, он снова стал бело-желтым, с бегущими по поверхности синими змеящимися разрядами. Пронзая поверхность, из шара показались черные лапы, хвост и пасть, оскаленная, вздрагивающая расшиперенными в стороны черными усами, с белыми, блестящими, словно покрытыми лаком, острыми как иглы зубами. На секунду или чуть больше молния-крыса исчезла, и рядом с Тамарой появилась Кристина. Кожа ее была не оливковой, а блестящей и совершенно черной. Белые вьющиеся волосы не лежали по плечам, а стояли вокруг головы, чуть шевелясь, как наэлектрилизованные бумажки вокруг заряженного до миллионов вольт шара. Черные зрачки в ярких, словно светящихся, зеленых глазах, были рассечены на сегменты белыми, идущими от центров, тонкими светящимися полосками. Кристина пропала и на ее месте снова появилась, играющая молниями, черная крыса-шар.

-А-а-а-а... – Строгов заглянул по очереди в глаза Арбенина и Ивана, - так вот в чем дело. Она была здесь. – Он сцепил взгляд со взглядом Арбенина. – Была, и я вижу, не зря. Я уже тогда чувствовал, что ты врешь. Она уже тогда... Тогда была здесь. Но тогда ты ушел от меня. Тогда тебе удалось вывернуться, паскуда. Надо было добить тебя сразу. Добить сразу, как только она выдернула тебя из под поезда. А ты? – Он повернулся к Ивану. – Не слишком ли хорошо ты стал видеть? Такие глаза, как у тебя, приятно проткнуть в нескольких местах иголками и смотреть, как они вытекают по капельке – медленно, долго, капля за каплей. Жаль, что ТЫ не сможешь увидеть, как Я буду на это смотреть.

Иван перевел взгляд со Строгова на Арбенина.

-Это не он. Это не тот человек, который приходил тогда в клинику. И не тот следователь, о котором ты говорил. Это – не он.

Скрестив на груди руки, Строгов смеялся.

Лицо его стало меняться. Строгов исчез. На его месте стояла Кристина. Она смеялась, обнажив ровные белые зубы, чуть повернулась и превратилась в желтую старуху со сморщенным лимонным лицом. Старуха подмигнула миндалевидным левым глазом, преобразилась в Арбенина, затем в Тамару, Ивана и снова в Строгова, смеющегося, во всем черном, застегнутом на все пуговицы.

-Вы еще не знаете, что значит нести в себе тао, - сказал он. – Вы еще не знаете, как это бывает больно. И как умирают носители тао. – Он остановил взгляд на Арбенине. – А ты... Ты...

Черная шар-Кристина раскрыла пасть, и из нее вылетели три круглые, серебряные пули. Пули прошили черную Строговскую рубаху, оставив на ней три круглых, ровных, словно оплавленных отверстия. Он выдавил сквозь плотно сжатые зубы что-то похожее на ругательство и, отпихнув стоящего на его пути Ивана, рванулся из коридора в комнату. Прошедшие сквозь него, и висящие теперь у входной двери серебряные шарики вылетели вслед за ним.

Строгов несся по комнате, отшвыривая в стороны все, что попадалось на его пути. Силуэт его просматривался лишь в те мгновения, когда он застывал на миг, меняя направление своего сумасшедшего, стремительного движения. Следом за ним неслись три серебряных шарика, неразличимые глазом, лишь отсверкивающие, чертящие ломаные, блестящие линии. Шарики пронзали черную тень-Строгова, останавливались и неслись обратно, вновь и вновь дырявя черное, мечущееся по комнате тело.

Он вдруг остановился, прошитый десятками круглых, ровных отверстий, и выхватил из кармана черную каменную фигурку в виде летящей птицы с выпущенными вперед, загнутыми когтями. Шарики остановились в метре от его вытянутой руки с, зажатой в ней, черной фигуркой и завибрировали, меняя цвет с серебряного на ярко-зеленый, голубой и опять на серебряный. Они медленно, словно сопротивляясь, потянулись к птице. Строгов вновь засмеялся, переведя взгляд с вибрирующих, ползущих к птице шариков на Ивана, Олега и Тамару. Шарики приближались к птице, и та, казалось, тянула когти в их направлении, готовясь схватить.

Шар-Кристина ослепительно вспыхнул и сжался до размеров горошины. Затем снова принял прежний размер, светясь, шипя и разбрызгивая вокруг себя бело-голубые искры. Кристина в шаре пропала и вдруг выпала из шара на пол – белая и обычная, такая, как появившаяся впервые в Арбенинском доме. Она подпрыгнула высоко и стремительно, ухватилась когтями за черную рубашку Строгова и вцепилась острыми передними зубами ему в горло. От неожиданности он выронил черную фигурку, зажатую в левой руке, и схватился обеими руками за горло, силясь оторвать от него воткнувшую зубы в кадык белую тварь. Строгов хрипел, отдирая от себя красно-белый, окровавленный, шерстистый комок. Глаза его выкатились, он закашлялся и выплюнул на пол порцию алой, мгновенно темнеющей и сворачивающейся крови. Ему удалось оторвать от себя Кристину, он размахнулся и швырнул ее под окно, в выкрашенную бежевой краской отопительную батарею.

Кристина стукнулась о нее почти бесшумно и упала на пол мертвым шерстистым комочком, оставив на бежевой батарее размазанный красный след. Строгов хрипел, держась за горло, выплевывая на пол все новые порции крови. Один из шариков, висевших в воздухе, рванулся к лежащей на полу каменной птице и застыл в ее сжавшихся, цепких, крючковатых когтях. На полу, вытекая из ноздрей Кристины, расплылась крохотная лужица крови. Два серебряных шарика подлетели к ней, коснулись пола и принялись вращаться, наматывая кровь на себя, закрывая ей свою блестящую серебряную поверхность.

Тамара и Иван прошли в комнату и сели на пол перед Кристиной, глядя, как наматывают на себя шарики ее кровь. Словно в трансе, они пристально смотрели на вращающиеся, ставшие красными, потерявшие серебряный блеск, круглые шарики. Все остальное словно (или не словно? ) перестало для них существовать. Они не слышали и не видели ничего кроме вращающихся у носа Кристины, мотающих на себя ее кровь, двух серебряных раньше шариков.

Арбенин сделал два неверных шага и упал на пол, поджав к животу колени, обхватив и прижав их к себе руками. Он чувствовал, как сквозь его позвоночник, через каждый позвонок, протаскивают раскаленный стальной прут, медленно, сантиметр за сантиметром вытаскивают, выматывая из живота на толстую палку внутренности, вгоняют в глаза и под ногти швейные иглы и делают что-то еще, чего он уже не мог разобрать в своем теле.... превратившимся в боль.

-Ну как? Приятно умирать, когда несешь в себе ТАО? – Над ним, плюясь кровью, склонялся Строгов. А, может, не Строгов. А, может... Какая разница кто?

Строгов исчез, унося с собой птицу с зажатым в когтях серебряным шариком.

Арбенин слышал, как хлопнула за ним дверь.

Гроза уходила, стихая. Бело-желтый светящийся шар пролетел в кухню, прошел сквозь открытую форточку и растворился вдали, быстро догоняя грозу.

Арбенин не умирал. Он корчился и МЕЧТАЛ умереть.

Унга скатилась в яму. Ноги ее погрузились по щиколотку в мокрую жижу. Она поскользнулась и упала на что-то живое, шевелящееся на дне, пытающееся выбраться из под ее тела. Кто-то закрывался от нее руками, барахтался и вдруг закричал высоко и пронзительно, стараясь спихнуть Унгу ногами. Она оттолкнулась от ерзающего под ней тела и прижалась к земляной стене против барахтающегося в жиже человека. Человек мгновенно затих, и Унга почувствовала, как скручивается весь его барьер, оставляя его беззащитным, переформировывая барьер в мощный скрут. Настолько мощный, что человек, создавший его, оставил себя совсем беззащитным. Он оставил себя безбарьерным, и попросту голым перед ее – Унги смертой. Но для нее – Унги этот скрут мог оказаться чудовищно опасным. ЧУДОВИЩНО сильным и ЧУДОВИЩНО опасным. Она не успела принять меры и усилить свой барьер, потратив на это пусть даже всю энергию, которую могла собрать за короткое мгновение. Скрут отделился от человека, пробил барьер, закрывавший Унгу, и с силой ударил Унгу меж сморщенных, вялых грудей. Удар был очень силен, и Унга поразилась тому, что скрут был послан всего лишь снять информацию. Уничтожить барьер лишь для того, чтобы снять информацию?! И не нести смерту? Скрут был очень силен. Да, он был очень силен, но смерты в нем не было. Человек, толкнувший его не думал о ней - смерте. Унга остановила скрут, развернула его и влила в свой барьер, усиливая им собственную защиту. Неожиданно для Унги, растворившийся в ее барьере чужой скрут сразу прижился, не заставляя барьер переформировывать и перестраивать чужую бару, из которой был сделан. Это могло означать лишь одно - человек, толкнувший в нее скрут, нес в себе тао. Плохо, если это был все-таки Кертель. Хотя, Кертель не стал бы сворачивать ВЕСЬ барьер в скрут. А, если бы и свернул ВЕСЬ, то ЭТОТ его скрут не нес бы в себе ничего кроме чистой без примесей смерты.

* * *

Кристина в отчаяньи закрылась руками, когда почувствовала, как кто-то прыгает на нее сверху в проем ямы, закрытый поваленным и остывающим уже стволом рухнувшего от удара молнии дерева. Она отбивалась от упавшего на нее человека, стараясь столкнуть его с себя, уверенная, что человек этот – Строгов. Она визжала и звала маму, барахтаясь в грязной жиже, сталкивая с себя страшного человека, увезшего ее на машине туда, откуда она уже не надеялась выбраться никогда. Ей удалось подтянуть под лежащее на ней тело колени и толкнуть его ногами в грудь, отбрасывая к противоположной стене ямы, в которой барахтались они теперь двое. Кристина перестала кричать, собрав все силы и волю на единственное, что она могла сейчас сделать. Она скрутила окружающую ее оболочку в самый гигантский центрик, который ей приходилось когда-либо делать, сжала в точку и, завертев с немыслимой скоростью, толкнула в сторону отброшенного ей человека. Она ждала, когда центрик вернется к ней, неся информацию о том, каковы намерения прыгнувшего к ней в яму Строгова. Центрик исчез. Он не вернулся, схваченный и, видимо, уничтоженный Строговым. Такого не мог сделать еще ни один человек, которого знала Кристина. Она вдруг почувствовала, что безумно устала. Голова кружилась, и Кристина еле держалась чтобы не потерять сознание. Ее начало подташнивать, как при сотрясении мозга. Она поняла, что виной – тот самый центрик, на создание которого ушли все ее силы. Беззвучно заплакав, она поняла всю безвыходность своего положения и села на залитое жижей дно ямы, закрыв лицо перепачкаными грязью руками.

* * *

Унга стояла, прижавшись спиной к земляной стенке неизвестно как появившейся в лесу ямы. Главным для нее было сейчас понять, кто сидит перед ней, скорчившись в жидкой грязи, закрывая грязными руками лицо, беззвучно плача то ли на самом деле, то ли стараясь отвлечь ее от своих истинных намерений и чувств. Она знала, что ничто иное, как тао привело ее сюда, в эту яму и столкнуло с сидящим сейчас перед ней человеком. Человек этот нес в себе тао, и Унга не понимала, почему у нее не было с ним связки. Либо человек этот был одним из двух, оборвавших связку сегодня утром, либо... Мысль о Кертеле все больше и больше пугала Унгу. Если она упустила что-то, на время потеряв Кертеля из вида, последствия могли быть... Она боялась и все равно заставляла себя думать об этом.

-Кто ты? – спросила она, готовясь восстановить барьер, если он будет поврежден или совсем разрушен внезапным ударом.

Ей никто не ответил, лишь продолжал плакать в темноте и вдруг затих, прислушиваясь к ней, стоящей в темноте напротив. Унга собрала часть бары, свернула ее в скрут и толкнула в сторону соседа по яме.

Кристина перестала плакать, замерла и даже перестала дышать, услышав вопреки своему ожиданию не Строгова, а женский, скорее всего старческий, чуть подскрипывающий голос. Она почувствовала, как ей в переносицу ткнулся чужой центрик, пробежал по лицу, скользнул зашиворот, пробежал по позвонкам, вернулся обратно, прошел по затылку и исчез, вернувшись, видимо, к хозяину. Она поняла, что рядом с ней в яме – тот, кто умеет делать то же, что она, и чувствовать также, как удавалось чувствовать ей. Она молила (не Бога, нет), она молила того, кто, как она верила, дал ей возможность понимать знаки и цвет, чтобы рядом с ней в яме оказался не плохой человек. И чтобы человек этот не причинил ей зла.

Унга подхватила вернувшийся к ней скрут, «прочитала» его (а точнее прочувствовала), влила его в свой барьер и растворила, соединив с остальной барой. Перед Унгой была совсем молодая еще девушка, странная и непонятная до конца Унге. Она была странная, несла в себе тао и еще что-то. Что-то, чего Унга не могла ухватить и понять. В ней было что-то опасное, заставившее Унгу мобилизовать все способности, в ожидании внезапного удара. Непонятного, неожиданного и неизвестного ей раньше. Удара, который придет неизвестно как.

Она уже очень давно не встречалась с Кертелем.

Кристина молчала, ожидая, что неизвестная, спрыгнувшая к ней в яму, заговорит снова. Она совершенно не знала, что делать и лишь полагалась на провидение, способное помочь ей выбраться из того страшного положения, в которое она попала по собственной глупости.

Унга подалась вперед и, вытянув руку, осторожно дотронулась пальцами до сидящей напротив нее девушки. Пальцы попали Кристине в грудь, и она отпрянула, вжавшись в земляную стену.

-Не бойся, я не причиню тебе вреда. – Старческий голос подождал. – Как твое имя?

-Кристина. – Она тоже сделала паузу. – Я не могу Вас видеть, я слепая.

Кристина сама не поняла, что заставило ее сказать эту фразу. Скорее всего надежда, что известие о ее слепоте вызовет в нежданном пришельце сочувствие. Сочувствие и, возможно, желание ей помочь.

Унга не поддалась на возможную уловку, слишком уж часто ей приходилось встречаться с подобными хитрыми трюками. Она не позволяла себе проявлять жалость с тех пор, как лишилась безымянного пальца на левой руке, откушенного, казалось, забитой, бездомной доходягой-дворнягой, которую она решила угостить куском ливерной колбасы, обманутая видом ее ввалившихся, ободранных клочьями боков. Собака оказалась почти не собакой. Точнее совсем не собакой, и Унга тогда чуть не лишилась жизни, о чем потом помнила всегда, а если и забывала хоть на секунду, откушенный палец начинал дергать острой, горячей болью, словно его только что откусили раскаленными стальными клещами. Это случилось давно, когда Унга была еще молода и неопытна, и еще не встречала ни Кертеля, ни подобных ему, хотя и более слабых. Верила Унга только себе, только своим ощущениям, и даже проверив сто раз кто перед ней, не забывала, что тот, кто минуту назад казался надежным другом, может вдруг измениться и изменить, став полной противоположностью себе прежнему. Во всяком случае, в отношении нее – Унги. Возможно, она перестраховывалась, но не могла поступать иначе. Слишком многое она умела, и слишком многое от нее зависело. Во всяком случае, она думала так и вела себя так, как если бы это было правдой. Проверять, так это или нет, она не решалась.

-Давно ты ослепла?

-Недели две назад. Я ударилась головой и стех пор ничего не вижу. – Девушка вновь заплакала. – Пожалуйста, помогите мне, если можете. Помогите, я не знаю, что делать.

-Как ты попала в яму?

-Меня привезли сюда. Точнее, не сюда а... мы ехали по дороге, потом я выпрыгнула... – рыдания не дали Кристине договорить.

Уж не ради ли этой мулатки (Унга уже хорошо различала все, что было в яме, хотя в ней и было довольно темно), не ради ли этой мулатки ей пришлось зарядить сегодня эту грозу и пошуметь, мешая Кертелю, или неизвестно еще кому неизвестно пока в чем?

-Возьми меня за руку, я не причиню тебе вреда. (Ели ты тот, за кого себя выдаешь. Ха-ха. ) Возьми, может, тебе станет не так страшно. – Унга протянула девушке руку, держа ладонь вниз, чтобы сбросить часть смерты в землю, если мулатка попытается навредить или даже убить ее.

-Вы правда не сделаете мне ничего плохого? – Кристина не то, что бы сомневалась, она просила об этом. – Пожалуйста, не делайте мне ничего плохого. Я очень прошу Вас об этом. Мне страшно, и я не знаю, что делать. – Она отняла правую руку от плеча и протянула ладонь вперед, давая возможность взять ее за руку.

Унга прикоснулась к ее ладони тыльной стороной своей – высохшей, сморщеной, с узелками вен на повершности кожи. Пальцы Кристины вздрогнули, но руки она не отдернула. В кончиках ее холодных пальцев Унга почувствовала страх, надежду и таящуюся в мулатке колоссальную силу, способную натворить много бед, или противостоять многим бедам, в зависимости от желания этой мулатки, Кристины, как она себя назвала. Унга почувствовала, что мулатка боится. Боится настолько, что готова взорвать в себе всю энергию, если лавина страха, заполняющая ее тело, превысит последний предел. Последствия взрыва могли стать фатальными для многих носителей тао. Могли, если мулатка знала, как и куда направить энергию взрыва. Взрыва, который саму ее УБЬЕТ.

Унга уже очень давно не встречала Кертеля.

-Не стоит так бояться. Я не причиню тебе вреда.

«Можно подумать, что ты мне веришь? Хх-а. - Добавила она мысленно. – Так кто же ты? КТО? ». Сама она верила только себе. Она считала это правильным. Людям вообще не стоило верить. Люди любили лгать. Они лгали даже себе, не замечая, или не желая замечать своей лжи. По глупости, наивности, из заблуждений или корысти, но лгали, и этого она не имела права не знать.

-Помогите мне выбраться отсюда. – Кристина чувствовала под пальцами влажную, морщинистую кожу. – Я очень прошу Вас. Пожалуйста. – Она хотела добавить «бабушка», но не решилась, боясь ошибиться и обидеть касавшуюся ее пальцев женщину.

-Что у тебя на шее? Я хоть и не слепая, а тоже вижу неважно. – С полоски материи, стягивающей шею Кристины, сорвался и коснулся щеки Унги слабый, теряющий силу скрут. Унга уже встречала такие скруты раньше. И они не несли в себе ничего хорошего. Скрут, коснувшийся ее щеки, не нес в себе смерту, но бара, из которой он был сделан, была злой, похотливой и беспощадно-жестокой. Бара была злой и опасной.

Унга уже очень давно не встречалась с Кертелем.

-Это ленточка. Просто бархатная ленточка. – Кристина потрогала ленточку, убрав кисть с руки стоящей перед ней женщины, просунув под ленточку палец. – Мне принесла ее мама.

-Дай посмотреть. – Половину барьера Унга свернула в скрут. Жесткий и безжалостный, сделанный из бары, превращенной в чистую смерту. Унге не нравилась сидящая перед ней мулатка. – Дай посмотреть.

Кристина сняла с шеи и протянула ленточку, почувствовав, как напряглась невидимая ей женщина. От женщины исходила угроза, и Кристина вдруг поняла, что может убить эту женщину. Непонятно как, но может, может одним лишь желанием это сделать. И еще она поняла, что та, стоящая перед ней, тоже может убить. Может и знает, как это делать. Кристина почувствовала, что та уже делала это. Делала, не испытывая ни сомнений, ни угрызений совести, ни жалости.

-Возьмите. – Кристина протянула ленточку и свернула окружавшую ее оболочку, сформировав центрик. Центрик получился какой-то другой, не такой, как она делала раньше. Он свернулся быстро и дрожал над ее левой бровью. Кристина даже не понимала, как можно называть то, что она сейчас сделала, так мягко и ласково – «центрик». Она чувствовала, что он очень силен, и что в нем много, очень-очень много боли. Боли, которую она собиралась толкнуть от себя, толкнуть и ударить ей стоящую перед ней старую женщину, если та попытается сделать что-нибудь с ней, Кристиной, если та только подумает о том, чтобы причинить боль ей. Только подумает.

Унга взяла ленточку, и все в ней сжалось, готовясь пережить чудовищной силы удар.

В ленточке бегали скруты, которые она не могла спутать ни с чем. Это были скруты Кертеля (будь он ПРОКЛЯТ). Она чувствовала, как вокруг Кристины стягивается барьер, превращая бару в кипящую злобой, будто живую смерту. Барьер свернулся в скрут и задрожал над левой бровью мулатки.

«Мне не уйти, - подумала Унга, - да и надо ли? Давно никто не проверял меня на прочность. Меня и мой барьер. Мне не удастся уйти от этого скрута. Мы, те, кто несет в себе тао, знаем, как умирают те, кто несет в себе тао.

Сейчас у меня снова будет возможность проверить барьер. Возможно, она будет последней».

Внезапно раскаты грома, на которые не обращали уже внимания ни Кристина, ни Унга, стихли, лишь молнии продолжали вспыхивать, изредка проникая неяркими отблесками внутрь ямы. В наступившей тишине Кристина и Унга услышали слабый, раздавшийся откуда-то сверху писк. Унга посмотрела на дрожащий над левой бровью Кристины скрут, порвала ленточку и накинула ей на шею. Накинула и стала давить.

Скрут, сорвавшийся с левой брови Кристины, с чудовищной силой врезался Унге в горло. Он не просто пробил, а уничтожил ее барьер, лишив Унгу защиты. Она перестала видеть оттого, что в глаза ей врезалась вспышка света, словно перед ее лицом вдруг повесили Солнце. Она почувствовала, как голова ее начала гореть и раздуваться, будто ее накачивали расплавленным, жидким тротиллом. Голова вздулась, запульсировала, череп в нескольких местах треснул, выдавливая на поверхность горячий тротилловый мозг, в лоб ударила пуля, и мозг-взрывчатка грохнул, разбрасывая на сотни метров вокруг осколки черепа и кубометры раскаленного взрывом газа. Унга не чувствовала, как руки ее продолжают стягивать на шее Кристины бархатную удавку. Она вообще не чувствовала своего тела и не знала осталось ли у нее это тело, и была ли на самом деле когда-нибудь девушка, потом женщина, потом странная желтая старуха, которую кое-кто знал как Унгу. Все, что она чувствовала, было лишь ОМ М-М-М-М- а-а-а- а-а-а-а-а-а... и то, что все называли боль. Она не видела и не чувствовала, что голова ее на самом деле осталась на месте, а зеленую радужку глаз разделили на сектора идущие из центров зрачков яркие белые стрелки. Она не толкнула смертельный скрут в сторону странным образом оказавшейся в яме мулатки, лишь старалась выдержать и выжить, чтоб разобраться с мулаткой позже.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒