Салман Рушди. Ярость 17 страница

Малик Соланка открыл глаза и прочёл записку. " Профессор-сахиб, я знаю ответ на твой вопрос. – Последние слова Нилы. – Земля движется. Земля вертится вокруг Солнца".

– 18 –

Издалека голова мальчишки всё ещё казалась золотистой, хотя подраставшие волосики были потемнее. К приближающемуся четвёртому дню рождения жёлтые волосы почти исчезнут. Под ярким солнцем Асмаан со всей силы гнал трёхколёсный велосипед по наклонной тропинке Вересковой пустоши. " Посмотли на меня! – кричал он. – Я плавда еду очень быстло! " Он подрос, дикция улучшилась, но его по-прежнему украшал самый яркий плащ – сияние детства. Мать бежала, чтобы не отстать от него, длинные волосы выбивались из-под широкополой соломенной шляпы. Чудесный апрельский день в разгар эпидемии ящура. Непопулярное правительство лидировало во всех опросах, и премьер-министра, Тони Озимандию, казалось, шокировал парадокс: как, мы вам не нравимся? Но это же мы, ребята, мы хорошие парни! Люди, люди: это я! Малик Соланка, пришелец из древней земли, смотрел на сына, укрывшись в дубовой роще и безропотно позволяя чёрному лабрадору обнюхивать себя. Пёс отошёл, установив, что для его целей Соланка непригоден. Пёс был прав. В данный момент Соланка был мало к чему пригоден. Внешний мир для него пропал.

Морген Франц не бежал. Он вообще не бегал. Близоруко щурясь, издатель ковылял вниз по склону к ожидавшим его женщине и ребёнку. " Ты видел, Молген? Я очень здолово катался, плавда? Что папа скажет? " Привычка Асмаана всегда говорить во весь голос доносила его слова до укрытия Соланки. Ответ Франца был неслышен, но Малик без труда воссоздал текст. " Гораздо лучше, Асмаан, дружище. Просто прекрасно". Старые глупости хиппи. К чести своей, мальчик нахмурился. " Но что папа скажет? " Соланка почувствовал лёгкий прилив отцовской гордости. Молодец, мальчуган. Напомни этому буддийскому лицемеру, кто есть кто.

Для Асмаана Вересковую пустошь – или, по крайней мере, Кенвуд – населяли волшебные деревья. Одним из таких зачарованных мест был огромный упавший дуб с дрожащими в воздухе корнями. В другом дереве, с дуплом у комля, жили книжные создания, с которыми Асмаан вступал в ритуальный диалог каждый раз, проходя мимо. Третье дерево служило домом Винни-Пуху. Рядом с Кенвуд-хаузом раскинулись пышные кусты рододендрона, где жили ведьмы, а упавшие ветки превращались в волшебные палочки. Скульптура Хепуорт служила священным алтарём, а слова " Барбара Хепуорт" входили в лексикон Асмаана с самого начала. Соланка знал и каким путём пойдёт Элеонора, и как проследовать за маленькой группой, оставаясь незамеченным. Он не был уверен, что готов быть замеченным, не был уверен, что готов к своей жизни. Асмаан не хотел ехать в гору и просил, чтобы его пронесли следующий кусочек дороги. Старая лень, укреплённая привычкой. У Элеоноры слабая спина, так что мальчика взял на плечи Морген. Вечная тема диалога Соланки и Асмаана. " Папа, мозно я поеду на моих плечах? " – " На твоих плечах, Асмаан. Скажи: на твоих плечах". – " На моих плечах". Вот идёт всё, что я люблю на этой земле, подумал Соланка. Я только посмотрю на него чуть-чуть. Просто посмотрю на него вот отсюда.

Он снова ушёл от мира. Даже проверка голосовой почты давалась тяжело. Мила вышла замуж, Элеонора оставляла краткие, жалкие сообщения об адвокатах. До развода осталось рукой подать. Дни Соланки начинались, проходили, заканчивались. Он отказался от арендуемой квартиры в Нью-Йорке и снял номер в Кларидже. Как правило, он выходил только для того, чтобы впустить уборщиц. Он не связывался с друзьями, не звонил по делам, не покупал газет. Рано возвращаясь, он неподвижно лежал в удобной кровати с широко открытыми глазами, прислушиваясь к шуму далёкой ярости, пытаясь расслышать умолкнувший голос Нилы. На Рождество и Новый год он вызывал комнатную прислугу и смотрел тупой телевизор. Эта экспедиция на такси на север Лондона стала его первым настоящим выходом за несколько месяцев. Он далеко не был уверен, что увидит мальчика, но Асмаан и Элеонора были людьми привычки, и предсказать их движения не составляло особого труда.

Был праздник, поэтому на Вересковой пустоши шумела ярмарка. На обратном пути к дому на Уиллоу-роуд – со дня на день его должны выставить на продажу – Асмаан, Элеонора и Морген шли по привычным аллеям мимо всегдашних палаток. Соланка заметил, что Асмаан потеплел к Францу: смеялся с ним, задавал вопросы, его рука то и дело исчезала в огромном волосатом кулаке Дяди Морга. Они вместе залезли в грузовик, Элеонора щёлкала фотоаппаратом. Когда Асмаан прислонил голову к куртке Моргена, в сердце Малика Соланки что-то оборвалось.

Элеонора заметила его. Он неспешно шёл вдоль сектора для метания кокосов, она посмотрела прямо на него и застыла. Потом резко дёрнула головой, а её рот безмолвно, но очень выразительно произнёс " нет". Нет, сейчас не время; после такого долгого перерыва мальчуган испытает слишком сильное потрясение. Позвони мне, показала она губами. Перед тем, как встретиться, надо обсудить, как, когда, где и что следует сказать Асмаану. Малыша надо подготовить. Соланка предвидел такую реакцию. Он отвернулся и увидел надувную крепость. Ярко-синюю, синюю как ирис, с пружинистой лестницей сбоку. Поднимаешься по лестнице до мягкого бортика, соскальзываешь, кувырком летишь по широкому упругому склону и, наконец, прыгаешь и прыгаешь, сердцу на радость. Малик Соланка заплатил и скинул туфли. " Эй, проходи-ка, – закричала огромная женщина-смотрительница. – Только для детей, приятель. Взрослым нельзя". Но он был слишком быстр для неё: в развевающемся на ветру длинном кожаном пальто он вскарабкался по неустойчивой лестнице, оставив внизу изумлённых ребятишек, и принялся, возвышаясь над пружинистым краем, скакать и орать что есть духу. Из него вырывался жуткий необъятный шум, рёв Преисподней, крик мучений и потерь. Но он прыгал сильно и высоко; ничто не могло заставить его остановиться или замолчать раньше, чем обернётся маленький мальчик, раньше, чем он заставит Асмаана Соланку услышать себя, несмотря на громадную женщину и собирающуюся толпу и открывающую рот мать и мужчину держащего мальчика за руку и прежде всего отсутствие золотой шляпы; и Асмаан повернулся и увидел сверху отца, своего единственного настоящего отца, летающего там, где небо, " асмаан", небо, заставляя появиться, как по волшебству, всю потерянную любовь и швыряя её в небо, словно выдернутую из рукава белую птицу. Его единственный настоящий отец летал как птица, жил под огромным синим сводом единственного рая, в который когда-либо мог поверить. " Посмотри на меня! – кричал профессор Малик Соланка, и фалды его кожаного пальто хлопали, как крылья. – Посмотри на меня, Асмаан! Я прыгаю очень хорошо! Я прыгаю выше и выше! "

Список читателей / Версия для печати / Разместить анонс / Заявить о нарушении правил

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 12 13 14 15 1617