Салман Рушди. Ярость 15 страница

Подобные размышления стали вполне уместны, ибо в середине шестого десятка он испытал на себе высшую силу настоящего американского хита, силу, открывавшую все двери города, отпиравшую его тайны и приглашавшую пировать, пока не лопнешь. " Галилео", беспрецедентный междисциплинарный проект, с первого же дня стал межгалактическим. Он оказался тем самым счастливым случаем: необходимым мифом. Футболки ДА ВЫЖИВУТ ПРИГОДНЕЙШИЕ обтянули несколько идеальнейших грудных клеток города: триумфальный лозунг гимнастического поколения за одну ночь получил статус массового. Впрочем, их носили и самые дряблые животы, подтверждая наличие иронии и чувства юмора. Заказы на видеоигру для приставки росли быстрее любых прогнозов, оставив саму Лару Крофт далеко в кильватере. На гребне феномена " Звёздных войн" побочный коммерческий эффект оценивался в четверть мирового оборота промышленности игрушек; с тех пор только феномен Леди Бестолковки подходил достаточно близко. Теперь сага о Галилео-1 устанавливала новые рекорды, и в этот раз мировую манию породили не фильмы и не телевидение, а веб-сайт. Новая среда общения наконец стала окупаться. После лета, полного скептицизма в отношении потенциала многих явно убыточных интернет-компаний, пришёл, наконец, предсказанный прекрасный новый мир. Удивительно гладкое чудище профессора Соланки, чей час наконец-то пробил, ковыляло к Вифлеему, чтобы родиться. (Были, однако, и шероховатости: в первые дни сайт часто рушился под тяжестью множества одновременных попыток зайти на него, число которых, похоже, росло быстрее способности сетевых пауков увеличить доступность с помощью реплик и зеркал, плетения новых нитей великолепной паутины. )

Вымышленные персонажи Соланки вновь стали выскакивать из клеток на улицы. Со всего мира приходили новости об их изображениях, достигающих гигантских размеров, возвышающихся на много ярусов над городскими стенами. Они появлялись на публике со знаменитостями, пели гимны на соревнованиях, издавали сборники рецептов, приглашались на шоу Леттермана. Ведущие молодые актрисы открыто сражались за главную роль Замин из Рийка и её двойника-киборга, Богини Победы. Но на этот раз Соланка не испытывал ничего похожего на отчаяние времён Леди Бестолковки, поскольку, как и обещала Мила Мило, представление действительно стало его представлением. Он поражался собственному возбуждению. Его дни заполняли творческие и корпоративные встречи. Время связи с сетевыми пауками по электронной почте прошло. Пришла пора работать " лицом к лицу". Единственной ложкой дёгтя в богатой, достойной Крёза, бочке мёда оставался продолжающийся, возможно, даже растущий гнев сексуально отвергнутой, зацикленной на отце Милы. На ответственные встречи Мила и Эдди приходили с каменными лицами и уходили, не сказав Соланке ни слова. Но её волосы и глаза говорили, как целые тома. Они часто меняли окраску, то пламенея, то потухая до чёрного. Порой волосы яростно стукались о контактные линзы, давая понять, что сегодня Мила в особенно плохом настроении.

У Соланки не было времени заниматься проблемами Милы. Главные партнёры проекта Галилео разражались идеями диверсификации: сеть ресторанов! Тематический парк! Огромная гостиница в Лас-Вегасе, развлекательный центр и казино в форме двух островов Бабурии, размещённая в центре искусственного " океана" в сердце пустыни! Число деловых предложений, стучавшихся в дверь, умоляющих, чтоб их впустили, было почти столь же трудно установить, как полное десятичное значение числа " пи". Сетевые пауки создавали и получали новые предложения о будущем их собственности практически ежедневно, и Малик Соланка потерял себя в экстазе – фурии – работы.

Однако никто не предвидел вторжения живых кукол с вымышленной планеты Галилео-1 в общественную жизнь реально существующей Земли. Новости Соланке принесла Мила. Она появилась на Семидесятой западной в сильно возбуждённом состоянии. Во время рассказа глаза её сверкали. В Лилипутии произошёл контр-переворот. Он начался с ограбления: люди в масках ворвались в крупнейший магазин игрушек Милдендо и скрылись со всеми запасами только что импортированной одежды и масок киборгов Кроноса. Интересно, – учитывая имя Нилиного приятеля-знаменосца с голой грудью, – что одежду бабуров не тронули. Позже выяснилось, что организовавшие налёт радикалы СДС, революционные индо-лилипутские " Солдаты свободы", отождествляли себя с Кукольными Королями, чьё неотъемлемое право на равенство – как совершенно сознательных и разумных существ – отрицал Могол Бабур, их смертный враг, аватаром которого они называли Скайреша Болголама.

Поначалу новости сочли просто забавными: экзотическим, несущественным отклонением на далёком юге Тихого океана, которое легко выкинуть из головы. Но игнорировать последующие события оказалось уже непросто. Тысячи дисциплинированных революционеров " Силбистана" совершили скоординированные вооружённые нападения на ключевые точки Лилипутии-Блефуску, застав предназначенную в основном для церемоний армию элбов врасплох и навязав болголамитам, занимавшим парламент, радио- и телевизионные станции, телефонную компанию и офисы интернет-сервера Lillicon, ожесточённые и продолжительные бои. Пехотинцы носили обычные шляпы, солнцезащитные очки и платки, чтобы скрыть лица, но некоторые офицеры оделись куда изощрённее. В первых рядах этой, осознал Малик Соланка, третьей Революции кукольных королей, шли киборги Акаша Кроноса. Среди уверенных руководителей операций видели много " Кукольников" и " Замин". " Да выживут пригоднейшие! " – кричали Солдаты свободы, бросаясь на позиции болголамитов. К концу кровавого дня СДС добилось победы, но дорогой ценой: сотни убитых, многие сотни раненых. Медицинские учреждения Лилипутии-Блефуску испытывали огромные трудности с потоком людей, которым требовалась немедленная помощь. Некоторые раненые умирали, не дождавшись операции. По ночам коридоры маленького национального госпиталя оглашали крики боли и страха.

Когда Лилипутия-Блефуску восстановила контакты с внешним миром, оказалось, что и президента Голбасто Гью, и лидера провалившегося первого переворота Скайреша Болголама взяли живыми. Лидер восстания СДС, одевавшийся с ног до головы в костюм Кроноса / Кукольника и называвший себя исключительно Командиром Акашем, ненадолго появился на ЛБТВ, чтобы объявить об успехе операции, воздать почести погибшим и провозгласить со сжатым кулаком: " Пригоднейшие выжили! " Потом он обнародовал свои требования: восстановление отменённой конституции Голбасто, суд над бандой Болголама за государственную измену, которая по законам элбов каралась смертью, хотя на памяти живущих смертная казнь ни разу не применялась, поэтому сейчас её тоже не ждали. Далее он заявил, что он, " Командир Солдат свободы Акаш", требует права участвовать в формировании правительства и готов предоставить список собственных кандидатов в новую администрацию. Для себя он постов не требовал, но ложная скромность никого не могла обмануть. Бэл Теккерей в Бомбее и Йорг Хайдер в Австрии доказали, что незачем занимать офис, чтобы управлять происходящим. Появился настоящий сильный человек. До удовлетворения этих требований, заявил в завершение " Командир Акаш", он " приглашает уважаемого президента и предателя Болголама остаться в здании парламента в качестве личных гостей".

Соланка был обеспокоен; опять старая проблема целей и средств. " Командир Акаш" не казался ему слугой справедливости, и хотя, признавал Соланка, Мандела и Ганди не могут быть единственными примерами для революционеров, тактику террористов всегда нужно называть своим именем. Нила, однако, ликовала. " Невероятно, но эти качества так несвойственны индо-лилипутам: вооружение, дисциплина, действия в собственную защиту вместо вытья и заламывания рук. Он совершил просто чудо, тебе не кажется? – Она сказала, что улетает в Милдендо утром. – Порадуйся за меня. Новый переворот сделает фильм по-настоящему сексуальным. У меня весь день телефон разрывается. – Малик Соланка, стоя на одной из высочайших вершин своей жизни, чувствуя себя Гулливером или Алисой, гигантом среди пигмеев, неодолимым, неуязвимым, внезапно ощутил, как крохотные невидимые пальчики вцепились в его одежду, словно орда мелких гоблинов пытается затащить его в ад. – Знаешь, это он, – добавила Нила. – Командир Акаш. Я видела запись. Никаких сомнений. Это тело я узнала бы где угодно. Ну и парень".

Скорость современной жизни, думал Малик Соланка, опережает способность сердца реагировать. Смерть Джека, любовь Нилы, поражение ярости, слон Асмаана, горе Элеоноры, обида Милы, презрительный триумф водопроводчика Шлинка, конец лета, путч Болголама в Лилипутии-Блефуску, ревность Соланки к радикалу СДС Бабуру, ссора с Нилой, крики в ночи, рассказ собственной " истории", быстрое развитие и огромный успех проекта Кукольных Королей Галилео, переворот " Командира Акаша", близкий отлёт Нилы: такое ускорение потока времени настолько ошеломляло, что казалось почти смешным. Нила ничего подобного не чувствовала: дитя скорости и движения, создание взвинченного века, она воспринимала нынешнюю скорость перемен как норму. " Когда ты так говоришь, ты кажешься таким старым, – пожурила она его. – Прекрати и иди сюда". На прощание они занимались любовью неторопливо, безумно долго. Никаких проблем с избыточной постмодернистской скоростью. Очевидно, в некоторых областях молодёжь ещё способна ценить медлительность.

Он соскользнул в сон без сновидений, но через два часа проснулся посреди кошмара. Нила оставалась здесь, – она любила спать у Соланки, несмотря на то, что просыпаться рядом с ним в собственной кровати ей по-прежнему не нравилось; он принимал двойной стандарт без возражений, – но в комнате был чужак, большой, нет, просто огромный мужчина, стоявший у кровати со стороны Соланки, держа в руке – о, жуткое зеркало собственного злодеяния Соланки! – ужасного вида нож. Мигом проснувшись, Соланка сел в кровати. Незваный гость приветствовал его, вяло махнув лезвием. " Профессор, – не без церемонности сказал Эдди Форд, – я рад, что сегодня Вы присоединитесь к нам".

Однажды, несколько лет назад в Лондоне, Соланка видел нож, наставленный на него импульсивным чёрным парнем, выскочившим из автомобиля с откидным верхом и желавшим воспользоваться телефонной будкой, в которую как раз входил Соланка. " Мужик, там женщина, – объяснил он. – Мне срочно, ясно? – Когда Соланка сказал, что его собственный звонок тоже важен, юнец дико возбудился. – Я тебя порежу, ублюдок, ты что думаешь. Мне насрать на тебя". Соланка долго трудился над языком своего тела. Главным было действовать не слишком испуганно и не слишком уверенно. Необходимо пройти по тонкой линии. И удержать ровный голос. " Для меня это будет плохо, – сказал он, – но и для Вас тоже". Последовала игра взглядов, которую у Соланки хватило ума не выиграть. " Ладно, хер с тобой, сука, хорошо? – сказал человек с ножом и вошёл позвонить. – Эй, крошка, забудь его, крошка, я покажу тебе то, чего этот грустный кулёк никогда не знал. – Он начал петь в трубку строчки, как понял Соланка, Брюса Спрингстина. – А скажи-ка, крошка, дома ли папаня, может, он ушёл, одну тебя оставил, ах-ах, у меня к тебе любовь, ох-ох-ох, у меня пылает кровь". Соланка быстро ушёл, завернул за угол и, дрожа всем телом, привалился к стене.

И вот опять; но теперь это личное, языка тела и голосовых навыков может не хватить. Теперь рядом с ним спит женщина. Эдди Форд неторопливо прохаживался в ногах кровати. " Я знаю, что у тебя на уме, мужик, – сказал он. – У такого дерьмового любителя кино, как ты. Линкольн-плаза и прочее, точно, точно. " Нож во мраке", ты думаешь, это оттуда, вторая " Розовая пантера" с прекрасной Элке Соммер, так ведь. – Фильм назывался " Удар во мраке", но Соланка решил пока не поправлять Эдди. – Идиотское кино про ножи, – рассуждал Эдди. – Миле нравится Бруно Ганц в " Ноже в голове", но по мне лучше старая классика, первый фильм Поланского, " Нож в воде". Мужик начинает играть с ножом, чтобы произвести впечатление на жену. Она хотела этого блондина-автостопщика. Это была серьёзная ошибка, леди. Очень печально".

Нила ворочалась во сне, легонько всхлипывая, как с ней часто бывало. " Шшш, – Соланка погладил её спину. – Всё в порядке. Шшш". Эдди глубокомысленно кивнул. " Полагаю, мужик, она к нам скоро присоединится. Я просто предвкушаю это, мать твою. – Потом он закончил свои размышления. – Мы с Милой часто ставим фильмам оценки. Жуткий, жутче, жутчайший, типа того. Для неё это " Изгоняющий дьявола", мужик, его скоро выпустят с непоказанным ранее материалом, эх-хэх, но я отвечаю: нет. Мужик, тебе нужно пройти весь путь вспять до классического периода, до моего Романа Поланского. " Ребёнок Розмари", мужик. Вот это, блядь, ребёночек для меня. Ты ведь кое-что знаешь о детях, так ведь, профессор? Например, о детях, которые сидят на твоих сраных коленях день за днём. Ты не ответил мне, профессор. Тогда позволь мне задать вопрос по-другому. Ты забавлялся с тем, прикасаться к чему не имеешь права, а я вижу это так, что нарушитель должен быть наказан. Мне отмщение, сказал Господь. Отмщение Эдди, не так ли, профессор, не признаете ли Вы, раз мы тут лицом к лицу, что это как раз совершенно реальный случай? Раз мы тут лицом к лицу, ты – беззащитный со своей леди, а я – с этим громадным убийственным лезвием в руке, чтобы отрезать тебе яйца, не согласишься ли ты, мать твою, что День Страшного Суда уже близок? "

Кино помогает аудитории впадать в детство, подумал Соланка, или, может быть, наиболее склонных впадать в детство притягивают фильмы определённого, упрощённого типа. Возможно, повседневная жизнь, её торопливость, её перегрузки, вызывают у людей онемение, анестезию, и они отправляются в более простые миры кино, чтобы вспомнить, как чувствовать. В итоге в мозгу многих взрослых жизненный опыт, приобретённый в кинотеатрах, кажется реальнее доступного во внешнем мире. Для Эдди тексты его киношных хулиганов достовернее любой более " естественной" доступной ему манеры разговора, даже угрожающего разговора. В своих глазах он – Сэмюэль Л. Джексон, собирающийся врезать какому-то панку. Он – человек в чёрном костюме, нарезающий связанную жертву на ломтики под мелодию " Пронзённый в самую середину". Тем не менее всё это не значит, что нож перестал быть ножом. Боль – это боль, в конце по-прежнему ждёт смерть, а в темноте, несомненно, молодой человек размахивает перед ними ножом. Нила уже проснулась и села рядом с Соланкой, натягивая на голое тело простыню, прямо как в кино. " Ты его знаешь? " – шепнула она. Эдди засмеялся. " О да, милая леди, – воскликнул он. – У нас есть время для небольшого интервью. Мы с профессором коллеги".

" Эдди, – послышался возмущённый голос неожиданно появившейся в дверном проёме Милы с красными глазами и синими волосами. – Ты спёр мои ключи. Он украл мои ключи, – повторила она, повернувшись к Соланке. – Прошу прощения. У него, типа, сильные чувства. Мне это в мужчинах нравится. Особенно сильные чувства он испытывает к тебе. Вполне понятно. Но нож? Нехорошо, Эдди. – Она снова повернулась к жениху. – Не-хо-ро-шо. Как, интересно, мы поженимся, если ты окажешься за решёткой? – Эдди казался удручённым, и словно школьник, которому сделали выговор, переминался с ноги на ногу, моментально сдувшись от безумного пса-убийцы до визгливого щенка. – Подожди снаружи, – приказала она, и он молча вышел, шаркая ногами. – Он подождёт снаружи, – сообщила она Соланке, игнорируя присутствие в комнате другой женщины. – Нам надо поговорить".

Но другая женщина не привыкла к тому, чтобы её сметали с какой-либо сцены, частью которой она является. " Что значит: он украл её ключи? – спросила Нила. – Откуда у неё твои ключи? Почему он назвал вас коллегами? Почему она сказала " вполне понятно"? Почему ей надо поговорить? "

Ей надо поговорить, безмолвно ответил профессор Соланка, потому что она думает, что я думаю, что она трахала своего отца, но на самом деле я знаю, что это отец её трахал, в этой области я сам провёл основательные полевые испытания. Он трахал её каждый день, как козёл, – как мужик, – а потом бросил её. А поскольку она любила его не меньше, чем ненавидела, с тех пор она ищет замену, имитацию жизни. Она – специалист по своему веку, веку имитаций и подделок, когда можно найти любое удовольствие, доступное женщине или мужчине, в синтетическом виде, свободном от заразы или вины – низкокалорийную, низкокачественную, гениально фальшивую версию неуклюжего мира настоящей крови и потрохов. Ложный опыт, кажущийся столь хорошим, что ты предпочитаешь его настоящему. Этим я и был: её подделкой.

Три семнадцать утра. Мила, в плаще и ботинках, села на край кровати. Малик Соланка застонал. Беда всегда приходит, когда твоя защита наиболее ослаблена: бьёт исподтишка, как любовь. " Расскажи ей, – сказала Мила, позволив, наконец, Ниле существовать. – Объясни ей, почему ты дал мне ключи от своего маленького царства. Объясни про подушку на коленях. – Мила тщательно подготовилась к противостоянию. Она сняла пояс и дала плащу упасть, открыв абсурдно короткую кукольную ночнушку. Пример использования одежды как смертельного оружия: раненая Мила была раздета для убийства. – Вперёд, папуля, – подгоняла она. – Расскажи ей про нас. Расскажи ей о послеобеденной Миле".

" Пожалуйста, расскажи, – беспощадно добавила, включив у порога свет, Элеонора Мастерс Соланка, вошедшая в сопровождении тяжеловесного, седеющего, моргающего филина-буддиста в очках, бывшего приятеля Соланки Моргена Франца. – Я уверена, мы все с восторгом послушаем". Что ж, славно, подумал Малик. Похоже, тут объявлена политика открытых дверей. Пожалуйста, заходите, кто хочет, не обращайте на меня внимания, чувствуйте себя как дома. Струящиеся каштановые волосы Элеоноры казались длиннее обычного; на ней было длинное чёрное кашемировое пальто с высоким воротом, её глаза горели. Для трёх утра она выглядит потрясающе, отметил Малик. Он заметил, что Морген Франц держит её за руку; что Нила вылезла из кровати и хладнокровно одевается. Её глаза также горели, а Милины, разумеется, уже стали ярко-красными. Соланка закрыл глаза, лёг на спину и накрыл подушкой лицо, защищаясь от внезапно залившего комнату яркого света.

Элеонора и Морген оставили Асмаана с бабушкой и прилетели в аэропорт Кеннеди минувшим вечером. Они остановились в городской гостинице, собираясь встретиться с Соланкой утром и известить об изменившихся жизненных обстоятельствах. (По крайне мере, об этом Соланка догадался заблаговременно; точнее, ему подсказал Асмаан. ) " В любом случае, я не могла заснуть, – сказала Элеонора подушке. – И подумала, ну и хрен с ним, просто пойду и разбужу тебя. Но я вижу, ты уже развлекаешься; поэтому мне будет гораздо проще сказать то, что я собираюсь сказать". Из её голоса исчезла мягкость. Кулаки сжаты, костяшки побелели. Она с трудом держала голос под контролем. Каждую секунду она может открыть рот, и оттуда вместо слов вылетят оглушительные, разрушающие мир вопли Ярости.

Я должен был знать, подумал Соланка, плотнее прижимая подушку к лицу. Каковы шансы смертного против блуждающей злобы богов? Вот они, три Фурии, три " добродушные" собственными персонами, полностью овладевшие физическими телами женщин, с которыми его жизнь сплелась наиболее тесно. Их внешние формы были ему прекрасно знакомы, но огонь, вырывающийся из глаз преображённых созданий, доказывал, что это больше не известные ему женщины, но сосуды, в которых изливается на Верхний Вест-сайд злое Божество… " Ох, ради Бога, вылезай из кровати, – гаркнула Нила Махендра. – Встань, чтобы мы могли прибить тебя".

Профессор Малик Соланка встал, обнажённый, перед горящими глазами женщин, которых любил. Ярость, когда-то обладавшая им, стала теперь их яростью; а Морген Франц оказался в её силовом поле, Морген, которому было особенно нечем гордиться, но который узнал наконец-то, что значит быть слугой любви. Морген, которого Элеонора одарила своей раненой личностью и ответственностью за своего сына. Потрескивая от энергии, перетекавшей в него от Фурий, он двинулся к обнажённому мужчине, словно марионетка на ниточках молний, и взмахнул лишённой жестокости рукой. Соланка упал, как слеза.

– 17 –

Через три недели в Международном аэропорту Блефуску он вышел из аэробуса в жаркий, но овеваемый благоуханным бризом весенний день Южного полушария. Ноздри наполнил сложный букет запахов: гибискус, олеандр, палисандр, пот, экскременты, моторное масло. Сейчас полнейшая глупость сделанного сразила его даже сильнее, чем удар миролюбивого любовника жены, мощный пацифистский хук, отправивший его в нокаут на пол собственной спальни. Что же, интересно, я делаю, уважаемый, а теперь ещё и очень богатый пятидесятипятилетний мужчина, кинувшийся через полмира за женщиной, бросившей меня буквально лежащим? Хуже того, почему меня так возбудило, когда местные революционеры, силбистанцы, СДС, солдаты свободы – что ж они всё не могут решить, как называться? – спрятались за личинами моих выдумок, как пожарные или рабочие атомных электростанций прячутся в защитной одежде от опасностей своей работы? Пусть костюмы Кукольных Королей являются характерной чертой событий в этой части мира, но это не делает меня ответственным за происходящее. Я уж никак не заинтересованная сторона в этих событиях, в который раз попытался внушить себе профессор Соланка, и сам же ответил: ах, так? Тогда почему же безволосый знаменосец Бабур разгуливает с моей девушкой и носит резиновую маску моего лица?

Моделью для маски " Замин из Рийка", очевидно, послужила Нила Махендра, но с " Акашем Кроносом", думал Соланка, верно обратное: с течением времени я всё больше напоминаю своё создание. Длинные серебристые волосы, безумные от потери глаза. (Рот всегда был подходящий. ) На далёкой островной сцене шла странная пьеса театра масок, и профессор Малик Соланка не мог избавиться от ощущения, что действие непосредственно касается его, что прекрасное или, быть может, тривиальное содержание его, возможно, значительной, но скорее жалкой жизни – но всё-таки его жизни! – здесь, в южной части Тихого океана, подходит к заключительному акту. Мысль не блистала разумностью, но с момента слегка трагических, а в большей степени фарсовых событий Ночи Фурий он пребывал в нетвёрдом рассудке, ибо, придя в сознание, обнаружил у себя сильно ноющий сломанный коренной зуб, а также разбитое сердце и поломанную жизнь, огорчавшие гораздо сильнее раздробленного зуба. В зубоврачебном кресле он попытался отключиться от ранних записей Леннона и Маккартни, а заодно от радостной трескотни новозеландского карьерного рабочего, глубоко зарывшегося в его челюсть – до него откуда-то донеслось, что битлы начинали свою жизнь Карьерными Рабочими. Он сосредоточился на Ниле: что она думает, как её вернуть. Она продемонстрировала, что в сердечных делах очень похожа на тип мужчины, в принадлежности к которому женщины всегда обвиняли его самого. Она рядом, пока не исчезнет. Когда она любит, она любит на сто процентов, без всяких барьеров; но, очевидно, она и палач с топором, способный в любую секунду отрубить голову внезапно отвергнутой любви. Столкнувшись с его прошлым, – прошлым, которое, по его мнению, никак не влияло на его любовь к ней, – она ощутила в себе щелчок, натянула одежду, вышла, и почти тут же села на самолёт, за сутки обернувший её вокруг глобуса: ни звонка с заботливым вопросом про челюсть, ни прощального слова любви, ни даже осторожного обещания попытаться разобраться во всём позже, когда история даст ей немного времени. Но она знает, что значит быть преследуемой. Возможно, это её даже слегка увлекает. Во всяком случае, – убеждал себя Соланка, пока отбойный молоток бормочущего новозеландца вгрызался в его челюсть, – мой долг перед самим собой не позволяет, найдя такую замечательную женщину, потерять её молча.

Полёт на восток был рывком в будущее, – реактивные часы неслись стремительно, следующий день примчался на крыльях, – но казался возвращением в прошлое. Он летел вперёд к неизвестному и к Ниле, но первую половину путешествия сердце глодало прошлое. Увидев снизу Бомбей, он натянул маску сна и закрыл глаза. Самолёт остановился в его родном городе на целый час, но он отказался от транзитной карты и остался на борту. Однако и в кресле не удалось укрыться от чувств. Маска сна не помогла. В салон поднялись уборщицы, шумная бормочущая группа женщин в поношенном пурпурном и розовом, и с ними пришла Индия, словно болезнь: прямая осанка, громкие гнусавые интонации, тряпки, глаза выносливых тружениц, памятный запах полузабытых мазей и пряностей (кокосового масла, пажитника, калонджи), задержавшийся на их коже. Он чувствовал головокружение, удушье, словно мучаясь неудобствами путешествия, хотя никогда не страдал воздушной болезнью, да и лайнер стоял на земле, заправляясь, с остановленными двигателями. Когда они взлетели и направились на восток через Деканское плоскогорье, он снова задышал. Внизу вновь показалась вода, и его начало понемногу отпускать. Нила хотела отправиться с ним в Индию, её восхищала мысль открыть землю предков с выбранным ей мужчиной. Он стал выбранным ей мужчиной, и за это нужно держаться. " Надеюсь, – говорила она ему с абсолютно серьёзным видом, – ты последний мужчина, с которым я сплю". Сила таких обещаний огромна, и, очарованный ими, он даже позволял себе мечтать о возвращении, разрешал себе верить, что прошлое можно лишить – что оно уже лишено – силы, и в будущем можно добиться всего. Но вот Нила исчезла, как ассистентка фокусника, и с ней ушла его сила. Он был убеждён, что без неё не пройдёт больше по индийским улицам.

Аэродром, как и обещало устаревшее название, принадлежал к числу тех, которые храбрые перед лицом катастроф туристы называют " старомодными" или " антикварными". На самом деле это был ветхий вонючий свинарник со склизкими стенами и хрустящими под ногами, как ореховая скорлупа, пятисантиметровыми тараканами. Его следовало снести много лет назад, и снос был запланирован, – в конце концов, аэродром находился на неправильном острове, а вертолёты, связывавшие его со столицей, Милдендо, совсем обветшали, – но новый аэродром, Межконтинентальный аэропорт имени Голбасто Гью, обогнал старый, рухнув целиком через месяц после завершения строительства из-за чрезмерного воображения местных индо-лилипутских подрядчиков, по соображениям финансовой выгоды пересмотревших правильное соотношение воды и цемента при замесе бетона.

Подобный творческий пересмотр оказался важной чертой жизни в Лилипутии-Блефуску. Профессор Соланка вошёл в таможенный зал аэропорта Блефуску, и головы сразу начали поворачиваться по причине, которую он, несмотря на усталость от полёта и боль в сердце, предчувствовал и немедленно понял. Индо-лилипутский офицер таможни в ослепительно белом накинулся на него, пялясь во все глаза. " Невозможно. Невозможно. Никакого уведомления не получали. Вы кто? Ваше имя как, пожалуйста? – спросил он подозрительно, протягивая руку за паспортом Соланки. – Как я думал, – сказал наконец офицер. – Вы нет. – Высказывание было, мягко говоря, гномическим, но Соланка просто наклонил голову в знак мягкого согласия. – Не подобает, – загадочно добавил офицер, – украшать себя, чтобы ввести в заблуждение публику в стране, где Вы только гость, зависящий от нашей знаменитой терпимости и доброй воли. – Он сделал повелительный жест, и Соланка открыл чемоданы. Таможенный офицер мстительно вглядывался в их содержимое: аккуратно упакованные носки и трусы – по четырнадцать пар, четырнадцать носовых платков, три пары туфель, семь пар брюк, семь рубашек, семь рубашек с коротким рукавом, семь футболок, три галстука, три выглаженных полотняных костюма и один плащ, на всякий случай. После рассудительной паузы он широко улыбнулся, обнажив набор прекрасных зубов, наполнивший Соланку завистью. – Большая таможенная пошлина, – просиял офицер. – Очень много облагаемых пошлиной предметов". Соланка нахмурился. " Это всего лишь моя одежда. Уверен, вы не заставляете людей платить за то, чем они прикрывают свою наготу". Таможенник прекратил улыбаться и нахмурился куда свирепее Соланки. " Избегайте грубых выражений, пожалуйста, г-н Обманщик, – приказал он. – Тут много того, что не одежда. Видеокамера здесь, и наручные часы, камеры, драгоценности. Большая таможенная пошлина. Если Вы хотите заявить протест, это, конечно, Ваша демократическая привилегия. Тут Свободная Индийская Лилипутия-Блефуску: Силбистан! Естественно, если нужен протест, Вас пригласят присесть в зале для собеседований и обсудить все вопросы с моим боссом. Он освободится очень скоро. Двадцать четыре, двадцать шесть часов". Соланка понял. " Сколько? " – спросил он и заплатил. В местных спрагах сумма звучала солидно, но по-американски составила восемнадцать долларов пятьдесят центов. Таможенник артистично поставил мелом на сумках Соланки большие кресты. " Вы прибыли в великий исторический момент, – высокопарно заявил он Соланке. – Индийский народ Лилипутии-Блефуску наконец поднялся на борьбу за свои права. Наша культура древнее и выше и отныне будет господствовать. Да выживут пригоднейшие, не так ли. Сто лет ни к чему не годные каннибалы-элбы пили грог – каву, глинтвейн, " Джека Дэниелса" и коку, всякое безбожное спиртное – и заставляли нас есть их дерьмо. Теперь они могут есть наше. Пожалуйста: приятного времяпрепровождения".

На вертолёте до Милдендо, расположенного на острове Лилипутия, пассажиры пялились на профессора Соланку столь же недоверчиво, как офицер таможни. Он решил не обращать на них внимания и занялся изучением расстилавшегося внизу пейзажа. Пролетая над плантациями сахарного тростника Блефуску, он заметил посреди каждого поля высокие груды чёрных валунов вулканического происхождения. Некогда индийские рабочие-контрактники, различаемые лишь по номерам, надрывали спины, чтобы очистить эту землю, сооружая каменные груды под безжалостным надзором Австралийских Куламберов и сохраняя в сердцах глубокое возмущение, рождённое от их пота и отмены их имён. Валуны стали символом накопившегося вулканического гнева, пришедшим из прошлого пророчеством индо-лилипутской ярости, чьё действие было видно повсюду. Трясущийся вертолёт " ЛБ Эйр" совершил посадку, к безмерному облегчению Соланки, на до сих пор невредимой бетонной площадке разрушенного Межконтинентального аэропорта имени Голбасто Гью, и первым, что он увидел, оказалось картонное изображение " Командира Акаша", то есть лидера СДС Бабура в маске и плаще Акаша Кроноса. Разглядывая этот образ, Соланка с глухо бьющимся сердцем пытался понять, неужели, предприняв кругосветное путешествие, он повёл себя как глупец, страдающий от безнадёжной любви и политической наивности. Ибо доминирующим образом в Лилипутии-Блефуску – стране на грани гражданской войны, в которой сам президент до сих пор оставался заложником, напряжённое состояние осады не спадало, а события могли повернуться самым непредсказуемым образом в любой момент – оказалось, как он и думал, очень близкое подобие его самого. Глядевшее на него лицо пятнадцатиметровой высоты – обрамлённое длинными серебристыми волосами лицо с дикими глазами и изогнутым луком Купидона ртом с тёмными губами – было его собственным.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 12 13 141516 17 Следующая ⇒