Салман Рушди. Ярость 12 страница

Она явно заготовила речь и находилась в состоянии полной готовности, чуть ли не жужжа. С кружкой кофе ему была протянута, очевидно, запланированная оливковая ветвь. " Поскольку я – человеческое существо высшего типа, – заявила Мила, позволив себе тень прежнего юмора, – поскольку я способна подняться над личной трагедией и функционировать на большей высоте, а также поскольку я действительно считаю тебя большим мастером своего дела, я поговорила с ребятами о твоём новом проекте. О крутых научно-фантастических образах, которые ты придумал: безумный кибернетик, идея тонущей планеты, киборги против сибаритов с другой стороны мира, смертный бой между подделкой и реальностью. Мы хотим прийти и поговорить с тобой о том, как сделать сайт. Мы подготовили целую презентацию, ты получишь представление о возможностях. Достаточно сказать одну вещь: они разработали метод сжатия видеоматериалов, позволяющий получать в режиме on-line близкое к DVD качество, а в течение одного поколения они почти сравняются. Это впереди всего, что делают другие. Ты не представляешь себе нынешние темпы, каждый год становится каменным веком для следующего. Мысль сейчас должна обладать могучим созидательным потенциалом. Лучшие сайты неистощимы, туда заходят вновь и вновь, это как мир, который ты даришь людям, чтобы они могли стать его частью. Конечно, нужны механизмы продаж и поставок, то, что ты предлагаешь, должно быть легко купить, тут у нас тоже всё схвачено. Но смысл в том, чтобы упростить всё для тебя. У тебя уже есть история и персонажи. Они нам нравятся. Теперь для контроля за концепцией тебе нужно свести воедино правила игры, параметры развития персонажей, разрешённые и запрещённые элементы сюжета, законы твоей воображаемой Вселенной. Ты не представляешь, сколько гениальных ребят будут в восторге от возможности творить в этих рамках: они каждый день создают новую информационную среду. А если это сработает, естественно, тут же подтянутся и старички – книги, записи, ТВ, кино, мюзиклы, кто знает.

Я люблю этих парней. Они такие голодные, они могут подхватить идею и умчаться с ней, ну, в пятое измерение, и всё, что от тебя требуется – позволить им сделать это для тебя, ты – абсолютный монарх, ничто не случится против твоей воли; ты просто сидишь тут и говоришь " да, да, нет, да" – тпру, ну. – Её руки двигались успокаивающе и настойчиво. – Послушай. Хотя бы послушай меня, ради Бога, ты просто должен меня выслушать. Малик, я знаю, сколько горя тебе принесла – приносит – эта сага о Леди Бестолковке. Это я, помнишь? Малик, я это знаю. Об этом я тебе и говорю. В этот раз ты не утратишь контроль. В этот раз у тебя лучшее транспортное средство, чем когда-либо существовало во времена Бестолковки, и ведёшь его ты один. Это твой шанс сделать хорошо то, что тогда пошло плохо, и если это сработает, давай не будем скромничать, с финансовой стороны всё будет очень сильно. Мы все считаем, что если всё сделать правильно, результат будет потрясающий. Кстати, насчёт Леди Бестолковки, я не на все сто согласна с твоей позицией, поскольку, ты знаешь, я считаю это гениальным, а жизнь меняется, концепция собственности и идеи сильно изменились, стали гораздо более открытыми. Тебе нужно стать чуть более гибким, самую малость, ладно? Разреши людям заходить в свой волшебный круг. Ты по-прежнему волшебник, но разреши другим иногда играть с волшебной палочкой. Бестолковка? Отпусти её, Малик, разреши ей быть тем, чем она стала. Она уже взрослая. Дай ей уйти. Ты можешь по-прежнему любить её. Она всё ещё твоё дитя".

Она была на ногах, её пальцы летали по ноутбуку, моля о помощи. На губах выступили капельки пота. Упала седьмая вуаль, подумал Соланка. Полностью одетая в повседневную спортивную одежду Мила наконец стояла перед ним обнажённой. Фурия. Такую личину она никогда не открывала до конца, Мила – Богиня Ярости, проглатывающая мир, личность как чистая энергия трансформации. В этом воплощении она одновременно ужасала и восхищала. Он никогда не мог сопротивляться женщине, так нахлынувшей на него, и позволял речному потоку переполнить себя. Именно этого он искал в женщинах: подавления, превосходства. Этой неумолимости Ганга или Миссисипи, чей спад, печально сознавал он, и стал главной неправильностью его брака. Ошеломление не вечно. Каким бы изумительным ни был первый контакт, со временем любимые изумляют нас меньше. Они просто наполняют, а потом, ещё дальше, даже не могут наполнить. Но отказаться от потребности в избыточном, в чрезмерном, в том, что позволяет чувствовать себя сноубордистом, оседлавшим гребень сходящей лавины! Распрощаться с этой потребностью – значит признать, что в вопросах страсти ты согласен умереть. А когда живущий внутренней жизнью соглашается умереть, начинается тёмная ярость. Тёмная ярость жизни, отказывающейся умирать раньше предначертанного срока.

Он потянулся к Миле. Она оттолкнула его руку. Её глаза горели: она оправилась от его удара и воскресла королевой. " Вот чем мы можем стать друг для друга, Малик. Соглашайся или уходи. Если скажешь " нет", я больше не стану с тобой разговаривать. Но если поднимешься на борт, мы для тебя в лепёшку расшибёмся, и никакой злости с моей стороны. Этот новый мир – моя жизнь, Малик, это продукт моего времени, я расту – и он растёт, я учусь – и он учится, я кем-то становлюсь – и он становится чем-то. В нём я чувствую себя по-настоящему живой. Там, внутри электричества. Говорю тебе: ты должен научиться играть. Серьёзные игры – это по мне. Это – сердцевина происходящего, и я знаю, что надо делать, и если ты можешь дать мне материал, с которым я смогу работать, что ж, малыш, по мне это лучше того, что ждало меня под подушкой на твоих коленях. Хоть это и было прелестно, пойми меня правильно. Несомненно прелестно. Ладно, я всё. Не отвечай. Иди домой. Подумай. Дай нам показать тебе всё. Это крупное решение. Принимай его медленно. Прими, когда будешь готов. Но не тяни".

Монитор ожил. Картинки побежали к нему, как базарные торгаши. Технология – энергичный торговец вразнос собственными изделиями, подумал Соланка; или вертящийся танцор в ночном клубе. Ноутбук как танцор на коленях. Вспомогательная аудиосистема обрушивала на него шум высокой чёткости, словно золотой дождь. " Мне незачем об этом думать, – ответил он ей. – Будем работать. Поехали".

– 14 –

Позвонила Элеонора, и эмоциональная планка Соланки поднялась ещё на одно деление. " Ты умеешь вызывать любовь, Малик, – сказала ему жена. – Только не знаешь, что с ней потом делать. – Но по-прежнему ни капли гнева в медоточивом голосе. – Я думала: как прекрасно быть любимой тобой. Думаю, мне тебя не хватало, поэтому я рада, что застала тебя. Я вижу нас повсюду, глупо, правда, вижу, как мы славно проводим время. Твой сын – это что-то потрясающее. Так думает каждый, кто его видит. Морген считает, что он самый лучший, а ты же знаешь, как Морген относится к детям. Но он безумно любит Асмаана. Все любят. И знаешь, он всё время спрашивает: а что папа скажет? а что папа подумает? Он постоянно о тебе думает. И я тоже. Так что я просто хотела сказать: мы оба хотим подарить тебе так много любви".

Трубку взял Асмаан. " Я хочу поговолить с папой. Пливет, папа. У меня забитый нос. Это почему я плакал. Это почему Оливы тут нет. – " Это почему" значило " потому что". Потому что Оливы тут нет. Олива была маминой помощницей, Асмаан её обожал. – Я сделал для тебя калтинку, папа. Для мамы и для тебя. Я тебе её показу. Она класная и золтая и белая. Я сделал калтинку для деда. Дед умел. Это почему он болел очень долго. Баба ещё не умелла. Она здолова. Мозет, она умлёт завтла. Я сколо буду скольником, папа. Это почему я сколо пойду в холошую сколу. Я завтла не пойду! Нет. В длугой день. Это плосто детский сад. Это не большая скола. Это почему я должен выласти, чтобы пойти в большую сколу. Я туда не пойду сегодня! Хмм. Папа, ты купил подалок? Мозет, внутли него большой слон. Мозет! Возмозно, там большой слон. Ладно: пока! "

На рассвете он проснулся один в своей постели, разбуженный скрипом половиц этажом выше. Какая-то ранняя пташка. Все чувства Соланки казались напряжёнными до предела. Слух так неестественно обострился, что он слышал писк факса наверху, воду, льющуюся из соседской лейки в вывешенные за окном ящики с цветами и в горшки комнатных растений. На вытянутую ногу села муха, и он буквально выпрыгнул из кровати, словно к нему прикоснулся призрак, и застыл посреди комнаты, голый, глупый, полный страха. Спать стало невозможно. Улица уже шумела. Он долго простоял под горячим душем и сделал себе строгое внушение. Мила права. Надо научиться себя контролировать. Доктор; нужно сходить к врачу и как следует вылечиться. Как в шутку звал меня Райнхарт? Ожидающий случая сердечный приступ. Что ж, " сердечный" надо стереть. Я стал ожидающим приступом. Мой дурной нрав когда-то мог быть комичным, но уже перестал быть шуткой. Если я ещё ничего не натворил, то могу – в любой момент; если ярость ещё не завела меня в страну необратимого, то может, я знаю, может. Я уже боюсь сам себя, а скоро начну пугать всех вокруг. Мне не нужно убегать от мира; мир сам от меня сбежит. Завидев меня, люди будут переходить на другую сторону улицы. Что, если Нила вызовет мой гнев? Что, если в миг страсти она коснётся моей макушки?

Сейчас, в начале третьего тысячелетия, медицина с готовностью предлагает свои услуги для борьбы с напастями, одолевающими взрослую личность. Зарычи я, словно колдун в общественном месте, в древности, меня бы сожгли, сочтя демоном, или нагрузили камнями – проверить, смогу ли я плавать в Ист-ривер, будто ведьма. Когда-то меня бы в лучшем случае привязали к позорному столбу и закидали гнилыми фруктами. Сейчас нужно всего лишь быстро оплатить чек и уйти. Каждый взрослый американец знает полдюжины эффективных медикаментов для управления настроением. Для этой нации ежедневная декламация фармацевтических торговых марок – прозак, гальцион, сероквил, намскал, лоботомин – стала чем-то вроде дзенского коана или утверждения нелепого патриотизма: Клянусь хранить верность американским лекарствам. Так что всё происходящее со мной вполне предотвратимо. Поэтому, сказало бы большинство, я обязан это предотвратить, чтобы перестать бояться самого себя, перестать быть угрозой окружающим, вернуться к нормальной жизни. К Асмаану, Золотому Ребёнку. Асмаану-небу, нуждающемуся в оберегающей отцовской любви.

Да, но лекарство – это туман. Ты глотаешь дымку, и она начинает клубиться вокруг твоего мозга. Лекарство – полка, на которой ты должен сидеть, пока мир вокруг движется. Полупрозрачная занавеска ванной, как в " Психо". Всё становится непрозрачным; нет, нет, не так. Ты сам становишься непрозрачным. Презрение Соланки к веку врачей снова вылезло наружу. Хочешь стать выше? Ступай к врачу-ростологу, он вставит металлические удлинители в твои трубчатые кости. Чтобы стать худым, есть врач-похудолог, красивым – врач-красотолог, и так далее. И это всё? Всё, что осталось? Неужели мы стали просто машинами, которые могут отвести себя к механику и заказать любой нужный вид ремонта? С выборочной установкой, сиденьями в леопардовой шкуре и стереозвуком? В нём всё восставало против механизации человека: Разве не создал я свой воображаемый мир, чтобы противостоять этому? Что может врач-головолог сказать обо мне такого, чего я сам уже не знаю? Врачи не знают ничего. Они хотят управлять тобой, одомашнить, как щенка, или надеть колпак, как на сокола. Врачи хотят толкнуть тебя на колени и сломать их, и если ты начал использовать протянутые ими химические костыли, ты уже никогда не пойдёшь на своих двоих.

Повсюду вокруг него американская личность начала заново постигать себя в механическом смысле, но везде выходила из-под контроля. Эта личность постоянно говорила о себе, едва касаясь других тем. Для работы с проблемами поведения возникла целая отрасль контролёров – врачей-ведьмологов, призванных дополнять и " заполнять бреши" в работе уже превратившихся в ведьм врачей. Основным методом работы данной отрасли стало переопределение. Несчастье переопределили как физическую негодность, отчаяние – как вопрос кривизны позвоночника. Счастье стало хорошей едой, правильным расположением мебели, техникой глубокого дыхания. Счастье стало эгоизмом. Лишённой руля личности велели стать собственным рулевым механизмом, лишённой корней личности приказали укоренять себя в себе, продолжая, естественно, оплачивать услуги новых гидов, картографов преображённых штатов Америки. Разумеется, старые контрольные службы оставались доступны, продолжая заниматься более привычными случаями. Кандидат в вице-президенты от Демократической партии объявил кино национальным заболеванием и возвеличил, в противовес, Бога. Бог должен стать ближе к центру жизни страны. (Ближе? – подумал Соланка. – Если Всемогущий подойдёт ещё ближе к президентству, он будет жить в конце Пенсильвания-авеню и сам делать эту чёртову работу. ) Джорджа Вашингтона эксгумировали и отрядили в солдаты Иисуса. Нет морали без религии, прогремел бледный, землистого цвета Джордж, стоя в могиле с топориком в руке. А якобы недостаточно набожные граждане страны Вашингтона заявили на опросе, что более девяноста процентов готовы проголосовать на президентских выборах за еврея или гомосексуалиста, но только сорок девять процентов отдали бы голоса атеисту. Слава тебе, Господи!

Несмотря на весь трёп, все диагнозы, всё новое сознание, самые могучие средства связи новой, чётко выражающей себя национальной личности остаются размытыми. Ибо настоящей проблемой стало повреждение не машины, а жаждущего сердца, а язык сердца оказался утерян. Дело в сердечной ране, а не в мышечном тонусе, не в еде, не в фэн-шуй и не в карме, не в безбожии и не в Боге. Людей сводит с ума Нервный Тик: избыток не предметов потребления, а разбитых и разрушенных надежд. Здесь, в Америке Бума, живом воплощении сказочных золотых королевств Китса, в полном дублонов золотом горшке на краю радуги, ожидания людей достигли высочайшего уровня в человеческой истории, а значит, и человеческие разочарования тоже. Когда поджигатели раздувают пожар, выжигающий Запад, когда мужчина берёт ружьё и начинает убивать незнакомцев, когда ребёнок берёт ружьё и начинает убивать друзей, когда бетонные глыбы раскраивают черепа богатых молодых женщин, именно разочарование, для которого слово " разочарование" слишком слабо, движет убийцами со связанными языками. Единственная причина: крушение мечты в стране, где право на мечту являлось краеугольным камнем национальной идеологии, распыление и исчезновение личных возможностей в то время, когда будущее открывает перспективу невиданных сверкающих сокровищ, о которых раньше ни один мужчина и ни одна женщина и мечтать не могли. В адских языках пламени и мучительных пулях Малик Соланка слышал ключевой, игнорируемый вопрос без ответа, возможно, вообще не имеющий ответа – тот же вопрос, громкий и разбивающий жизнь вдребезги, как крик Мунка, что он только что задал себе: это всё, что есть? Как, это всё? Вот это? Люди просыпаются, как Кшиштоф Уотерфорд-Вайда, и обнаруживают, что их жизнь им не принадлежит. Их тела им не принадлежат, и ничьи тела не принадлежат никому. Они больше не видят причины не стрелять.

Кого боги хотят разрушить, прежде всего лишают разума. Фурии носятся над Маликом Соланкой, над Нью-Йорком, над Америкой, и визжат. На улицах внизу человеческие и нечеловеческие массы громким криком выражают своё яростное согласие.

Приняв душ, немного успокоившись, Соланка вспомнил, что до сих пор не позвонил Джеку. Даже не хотел звонить, и это его потрясло. Джек, вуаль с которого сняла Нила, разочаровал и нервировал, что само по себе не имело значения. Он и сам неоднократно разочаровывал Джека, даже выводил из себя знаменитым норовом-" соланкой". Друзья должны преодолевать такие преграды; но Соланка не взял трубку. Что ж, я ведь тоже оказался плохим другом; включите в растущий счёт. Теперь между нами встала Нила. Вот. Неважно, что отношения с Джеком она порвала до того, как у нас что-то началось. Важно, как это воспримет Джек, а он воспримет это как предательство. И, если быть честным с самим собой, безмолвно признал Соланка, я тоже считаю это изменой.

Более того, Нила стала преградой между ним и Элеонорой. Он покинул дом по одной очевидной и одной скрытой причине: из-за жуткого ножа во мраке и происходившей под покровом брака эрозии того, что когда-то переполняло. Трудно пожертвовать разгоревшейся яростной страстью ради мягкого, тихого старого пламени. " Кто-то ведь должен быть", – сказала Элеонора; и теперь кто-то был. Нила Махендра, последняя крупная эмоциональная ставка его жизни. За ней, если он её потеряет, что вполне возможно, видна пустыня, чьи медленные белые дюны соскальзывают в песчаную могилу. Опасности, усиленные разницей в возрасте и биографии, его повреждениями и её причудливостью, очевидны. Как может женщина, которую алчет каждый мужчина, решить, что одного достаточно? Под конец их первой ночи вдвоём она сказала: " Я этого не добивалась. Не уверена, что готова к этому. – Она имела в виду, что глубокие чувства пришли устрашающе быстро. – Риск может оказаться слишком велик". Он скривил рот немного грустнее, чем хотел. " Интересно, для кого из нас эмоциональный риск больше", – спросил он. Вопрос не доставил ей затруднений. " Конечно, для тебя", – ответила она.

Вислава вернулась к работе. Вежливый Саймон Джей позвонил Соланке с фермы и сообщил, что они с женой смягчили разгневанную домохозяйку, но покаянный звонок от Соланки существенно поможет. Г-н Джей мягко обратил его внимание на то, что аренда требует надлежащего ухода за помещением. Соланка сжал зубы и позвонил. " Ладно, приду, конечно, – согласилась Вислава. – Вам повезло, у меня доброе сердце". Её работа стала ещё менее удовлетворительной, чем раньше, но Соланка молчал. В квартире наблюдался дисбаланс власти. Вислава появлялась как королева – как Богиня Победы, обрезавшая свои нитки, – и после нескольких часов прогулок по этажам, словно монархиня со свитой, помахивая тряпкой, как королевским платком, удалялась с высокомерным выражением на костистом лице. Бывшие слуги стали хозяевами, подумал Соланка. И на Галилео-1, и в Нью-Йорке.

Придуманный мир поглощал его всё больше и больше. Он яростно рисовал, моделировал в глине, вырезал из мягкого дерева; и прежде всего яростно писал. Команда Милы Мило стала относиться к нему с неким удивлённым благоговением: кто бы мог подумать, словно говорило их поведение, что старый дурень способен придумать такую клёвую штуку? Даже вялый обидчивый Эдди поддался новому настроению. Презираемого собственной уборщицей Соланку уважение молодых людей заметно смягчило, усилив решимость оправдать его. Ночи заполняла Нила, но он работал долгими дневными часами. Трёх-четырёх часов сна хватало. Казалось, кровь в жилах побежала быстрее. Вот и обновление, думал он, удивляясь незаслуженной удаче. Жизнь неожиданно сдала хорошие карты, и я распоряжусь ими оптимально. Наступило время долгого, концентрированного, возможно, даже исцеляющего порыва серьёзной игры по рецепту Милы.

История событий на Галилео-1 самопроизвольно разрасталась. Никогда ранее Соланке не требовалось – не хотелось – вдаваться в такие детали. Вымысел крепко поймал его, и сами статуэтки стали казаться вторичными: не целью, но средством. Его, всегда скептически относившегося к приходу прекрасного нового электронного мира, смели с ног возможности новых технологий с формальным предпочтением к прыжкам в сторону и относительным отсутствием интереса к линейному развитию: эта склонность порождала у пользователей больший интерес к вариациям, чем к хронологии. Свобода от часов, от тирании того, что будет дальше, возбуждала, позволяла ему развивать свои идеи параллельно, не беспокоясь ни о последовательности, ни о пошаговой причинно-следственной связи. Связующие звенья из повествовательных стали электронными. Всё существует одновременно. Соланка понял, что это – идеальное зеркало божественного ощущения времени. До пришествия гиперссылок лишь Бог был способен смотреть одновременно в прошлое, настоящее и будущее; человеческие существа были узниками собственных календарей. Теперь же лёгкий щелчок мышкой дарит подобное всеведение каждому.

Новый веб-сайт предоставлял посетителям возможность произвольно переключаться между разными сюжетами и темами проекта: Замин из Рийка в поисках Акаша Кроноса, Замин против Богини Победы, Сказка о двух кукольниках, Могол Бабур, Революция живых кукол I: Падение Кроноса, Революция живых кукол II: Время войны, Очеловечивание машин против Механизации человека, Битва двойников, Могол берёт в плен Кроноса (или Кукольника? ), Отречение Кукольника (или Кроноса? ), и грандиозный финал, Революция живых кукол III: Падение империи Могола. Каждая закладка вела к следующим страницам, погружая всё глубже в многомерный мир Кукольных Королей, предлагая игры, фрагменты видео, гостевые книги и, естественно, товары на продажу.

Профессор Соланка долгими часами просиживал опьянённый упакованными по шесть этическими дилеммами Кукольных Королей; его разом восхищала и возмущала проявившаяся личность Могола Бабура, оказавшегося приличным поэтом, знающим астрономом, страстным садовником, но и солдатом с жаждой крови почище Кориолана, и жесточайшим принцем; и безумно завораживали возможности игры теней (интеллектуальной, символической, конфронтационной, мистификаторской, даже сексуальной) с двумя наборами двойников, встреч " реального" с " реальным", " реального" с " двойником", " двойника" с " двойником", которые демонстрировали счастливое стирание граней между категориями. Он обнаружил себя обитателем мира гораздо более привлекательного, чем мир за окном, и благодаря этому понял, что имела в виду Мила Мило, говоря, что чувствует себя в нём наиболее живой. Здесь, внутри электричества, Малик Соланка вышел из полужизни своего манхэттенского изгнания и, ежедневно путешествуя на Галилео-1, снова начал жить.

Со времён цензорских поправок к Галилео Галилею Соланку грызли вопросы знания и власти, капитуляции и сопротивления, целей и средств. " Моменты Галилео", драматические случаи, когда жизнь спрашивает живущих, отвернутся ли они с опаской от правды или гордо провозгласят её, всё больше казались ему лежащими у самой сердцевины того, что значит быть человеком. " Мужик, я бы такое дерьмо не потерпела. Я бы затеяла грёбанную революцию". Если обладатель истины слаб, а защитник лжи силён, не лучше ли склониться перед силой? Или, твёрдо противостоя, ты можешь найти в себе глубокие силы и опрокинуть деспотичный закон? Если солдаты истины отправляют тысячи кораблей и сжигают безверхие башни лжи, следует ли считать их освободителями – или, обратив против врага его оружие, они сами стали презренными варварами (или бабурами), чьи дома предали огню? Где пределы терпимости? Как далеко можем мы зайти в поисках правды, чтобы не пересечь границу, не превратиться в собственных антиподов и адептов кривды?

Ближе к кульминации истории Галилео-1 Соланка вставил один такой определяющий момент. Престарелого Акаша Кроноса, скрывающегося от собственных созданий, хватают солдаты Могола и приводят в цепях к бабурскому двору. К тому времени Кукольные Короли и бабуры провоевали целое поколение, угодив в обессиливающую патовую ситуацию вроде Троянской войны, и древнего Кроноса, создателя киборгов, проклинают за все их дела. Он объясняет, как его создания пришли к автономии, но Могол отвергает оправдания с презрительным фырканьем. После этого Соланка посвятил несколько страниц описанию дискуссии двух мужчин о природе самой жизни – жизни, созданной биологическим актом, и жизни, вызванной к существованию воображением и умением живущих. " Естественна" ли жизнь, можно ли считать живым " неестественное"? Всегда ли воображаемый мир ниже органического? Несмотря на падение и долгое скудное скрытое существование, Кронос остался гением созидания и гордо защищал своих киборгов: каким определением сознательного существования ни пользуйся, они выросли в полноценные формы жизни. Подобно Homo faber, они пользуются орудиями труда; подобно Homo sapiens, они рассуждают и ведут диспуты о морали. Они могут заботиться о своих больных и воспроизводить свой вид, а избавившись от него, своего создателя, они сделали себя свободными. Могол с порога отверг эти аргументы. Неисправная посудомоечная машина не становится посудомойкой, заявил он. Аналогично, кукла-негодяйка – всё та же кукла, робот-ренегат – тот же робот. И вообще, дискуссия зашла не туда. Лучше бы Кронос отрёкся от своих теорий и предоставил бабурским властям технологические данные, необходимые для восстановления контроля над машинами КК. В случае отказа, добавил Могол, меняя течение беседы, его, безусловно, будут пытать и, при необходимости, разорвут на части.

" Отречение Кроноса", его декларацию о том, что машины не имеют душ, а человек бессмертен, глубоко религиозный народ Бабурии приветствовал как великую победу. Вооружённая полученной от сломленного учёного информацией, армия антиподов создала новое оружие, которое парализовало нервную систему киборгов и вывело их из строя. (Термин " убило" был запрещён; то, что не было живым, не может стать мёртвым. ) Силы КК бежали в беспорядке, и победа бабуров казалась гарантированной. Сам киборг Кукольник пал среди прочих. Слишком эгоистичный (слишком " последовательный" ), чтобы создать собственную копию, Кукольник остался единственным в своём роде; и его характер был стёрт с остановкой программы. Восстановить его мог лишь Акаш Кронос, чья судьба была темна. Возможно, Могол убил его, даже после жалкого отречения; возможно, его ослепили, как Тиресия, и позволили, в качестве дальнейшего унижения, скитаться с нищенской чашей в руке, " рассказывая правду, которой никто не поверит", и слышать отовсюду рассказы о крушении своих великих предприятий, о превращении великих Кукольных Королей Кроноса, сознательных киборгов из Рийка, первых машин, сумевших перейти границу между механическим существованием и жизнью, в груды бесполезного лома. И поскольку более никто не поверит в истину, от которой он сам отрёкся, у него не осталось другого выбора, кроме как признать реальность катастрофы, вызванной его собственной трусостью, нехваткой моральной твёрдости.

Однако на одиннадцатый час поток повернул. Кукольные Короли перегруппировались под новым, двойным руководством. Замин из Рийка и её киборговая копия, Богиня Победы, объединили силы, словно близнецы Рани из Джанси против империалистических угнетателей, или словно Леди Бестолковка в новой беспокойной инкарнации, возглавив обещанную революцию. Объединив свои научные таланты, они создали электронные щиты против нового оружия бабуров. Потом под предводительством Замин и Богини армия КК начала мощное наступление и окружила цитадель Могола. Так началась Осада Бабурии, растянувшаяся на поколение или более…

В мире воображения, в созидательном космосе, начавшемся с простого изготовления кукол и развернувшемся в многорукое мультимедийное существо, не обязательно отвечать на вопросы; гораздо лучше находить интересные способы их перефразировать. И заканчивать историю не обязательно – на самом деле для успеха долгосрочного проекта жизненно важно, чтобы историю можно было продолжать практически бесконечно, с новыми приключениями и темами, вводимыми в неё через определённые промежутки времени, и новыми персонажами, которых можно продавать в виде кукол, игрушек и роботов. История – скелет, периодически прирастающий новыми костями, рамка для вымышленного существа, претерпевающего постоянные метаморфозы, питающегося любыми найденными крошками: личной историей своего создателя, клочками слухов, глубоким обучением, текущими делами, высокой и низкой культурой, и самой питательной диетой – прошлым. Растаскивание мирового хранилища старых сказок и древних историй представлялось абсолютно законным. Редкий пользователь Сети знаком с мифами, и даже фактами, прошлого; требовалось только повернуть старый материал свежо, современно. Мутация – это всё. Веб-сайт Кукольных Королей открылся и немедленно вышел на стабильно высокий уровень популярности. Хлынули комментарии, и реку воображения Соланки стали питать тысячи ручьёв. Она стала набухать и расти.

Поскольку работа никогда не принимала окончательный вид, не прекращалась, оставалась в состоянии постоянного изменения, некоторая неаккуратность была неизбежна. Истории персонажей и мест, даже их имена, иногда менялись по мере того, как видение Соланкой своей вымышленной Вселенной прояснялось и заострялось. Некоторые возможности сюжета оказались мощнее, чем он поначалу предполагал, и сильно развились. Самой важной из них оказалась ниточка Замин / Богини Победы. В первоначальном замысле Замин была просто красавицей, а вовсе не учёным. Однако позже, когда Соланка – под влиянием, пришлось ему признать, Милы Мило – понял, насколько важна будет Замин в кульминационной фазе, он вернулся назад и добавил новый материал к её ранней жизни, превратив её в научную ровню Кроноса, превосходящую его сексуально и морально. Другие линии оказались тупиками и были отброшены. Так, в раннем варианте истории Соланка предположил, что " галилеевской" фигурой, пленённой Моголом, оказался киборг Кукольник, а не исчезнувший Акаш Кронос. В этой версии отказ Кукольника от права называться " формой жизни", признание им своего низшего положения становились преступлением против себя самого и собственной расы. Позже Кукольник бежал от бабурских тюремщиков, а когда могольская пропагандистская машина для подрыва его лидерства стала распространять сведения об " отречении", киборг горячо отверг обвинения, объявив, что не был в плену, а настоящий предатель – его человеческий аватар, Кронос. Пусть и отбросив эту версию, Соланка питал к ней слабость и частенько задумывался, а не ошибся ли. В итоге, пользуясь склонностью Сети к вариациям, он добавил вырезанную историю на сайт, как возможную альтернативную версию фактов.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒