Салман Рушди. Ярость 11 страница

В Рийке наступил период упадка. Живописцы отложили свои кисти, ибо как можно творить искусство, – полагающееся, подобно хорошему вину, на суждения потомства, – если потомство отменили? Наука также не смогла противостоять вызову. Солнечная система Галилео лежит в тёмном квадранте на краю нашей Галактики, в загадочной области, где горит всего несколько солнц, и, несмотря на высокий уровень технологических достижений, Рийку не удалось подыскать себе другую планету. Срез общества Рийка подвергли криогенной заморозке и поместили в управляемый компьютером звездолёт " Макс-Х", программа которого предусматривала высадку драгоценного груза на подходящую планету, если таковая окажется в зоне действия его датчиков. Когда звездолёт отказал и взорвался за тысячи миль от дома, люди впали в отчаяние. В самом открытом, терпимом и разумном обществе появились пахнущие огнём и серой проповедники, объявившие грядущую катастрофу следствием безбожия культуры Рийка. Многие граждане подпали под влияние этих недалёких людей. А море всё поднималось. Когда дамба дала трещину, вода хлынула с такой яростью, что некоторые страны были просто смыты раньше, чем удалось восстановить защиту. Экономика впала в коллапс. Расцвело беззаконие. Люди сидели по домам и ждали конца.

Единственный сохранившийся портрет Акаша Кроноса изображает человека с большой головой и длинными сребристыми волосами, окаймляющими мягкое, круглое, удивительно мальчишеское лицо, на котором доминирует изогнутый луком Купидона рот цвета тёмного вина. На нём серая туника до пола, с золотой вышивкой на манжетах и вороте, поверх белой рубашки в оборках со стоячим воротником: величественный гений. Но глаза его безумны. Вглядываясь в окружающую его тьму, мы замечаем отходящие от кончиков пальцев тонкие белые нити. Только после длительного изучения мы обнаруживаем в левом нижнем углу картины маленькую фигурку мужчины-куклы бронзового цвета, и даже тогда ещё какое-то время уходит на то, чтобы понять, что кукла разорвала узы, связывавшие её с кукловодом. Гомункулус повернулся спиной к создателю и отправился ковать собственную судьбу, а Кронос, брошенный создатель, покинут и своим созданием, и своими чувствами.

Профессор Кронос был не только великим учёным, но и дельцом макиавеллиевской отваги и умения. Пока землю Рийка затапливало, он потихоньку перенёс центр своей деятельности на два маленьких горных острова, образовавших примитивное, но независимое государство Бабурия среди антиподов Галилео. Проведя переговоры с местным правителем, Моголом, он подписал выгодный договор. Бабуры сохраняли право собственности на землю, а Кронос получал в долгосрочную аренду горные пастбища, за что соглашался платить ренту, казавшуюся Моголу очень высокой: по одной паре деревянных башмаков в год на каждого бабурского мужчину, женщину и ребёнка. Кроме того, Кронос гарантировал защиту Бабурии от нападения, становившегося вполне возможным по мере того, как земля Рийка исчезала под водой. За это ему присваивался титул Спасителя Нации и даровалось право первой ночи со всеми новыми невестами островов. Договорившись об условиях, Кронос продолжил создание шедевров, которые его впоследствии погубили, так называемой Чудовищной Династии Кукольных Цезарей, известной также как Самостоятельные Кукольные Короли профессора Кроноса.

Его любовница, Замин, легендарная красавица Рийка и единственный учёный, которого Кронос считал ровней, отказалась сопровождать его в мир антиподов. Моё место – с моим народом, сказала она, и я умру с ним, если так угодно судьбе. Акаш Кронос бросил её, не раздумывая: возможно, предпочитая сексуальное многообразие другой стороны мира.

Порванные нити на портрете Кроноса – чистая метафора. Созданные профессором искусственные формы жизни с самого начала обходились без ниточек. Они гуляли и говорили; у каждой куклы был желудок, сложный центр питания, способный перерабатывать обычную еду и питьё, и резервная система, позволявшая бодрствовать и работать дольше, чем любому человеку из плоти и крови. Они были быстрее, сильнее, сообразительнее (" лучше", говорил им Кронос) своих хозяев, людей-антиподов. " Вы – короли и королевы, – внушал он своим созданиям. – Держите себя соответствующе. Теперь вы – хозяева". Он даже наделил их способностью к воспроизводству. Каждый киборг получил свой чертёж, так что теоретически мог бесконечно воссоздавать себя в собственном облике. Но в управляющую программу Кронос включил Первую Команду: киборги и их реплики были обязаны подчиняться любому его приказу, вплоть до согласия с собственным уничтожением, если он сочтёт это нужным. Он одел их в пышные наряды и дал им иллюзию свободы, но они оставались его рабами. Имён он им не дал. На их запястьях стояли клейма с семизначными номерами, по ним их и различали.

Среди созданий Кроноса не было двух одинаковых. Каждому достались чёткие характерные черты: Философ-аристократ; Распутная женщина-дитя; Первая, богатая бывшая жена (Сучка); Стареющая потаскуха; Папский шофёр; Водопроводчик с подлодки; Травмированный защитник; Чёрный гольфист; Три светские девушки; Повесы; Золотой малыш и его Идеальная мать; Коварный издатель; Разгневанный профессор; Богиня Победы (исключительно прекрасный киборг, созданный по образу и подобию брошенной любовницы Кроноса, Замин из Рийка); Бегуны; Женщина с мобильником; Мужчина с мобильником; Люди-пауки; Женщина с видениями; Звёздный рекламист; даже Кукольник. А кроме качеств – силы, слабостей, привычек, воспоминаний, аллергии, похоти – он дал им систему ценностей для жизни. Это позволяет оценить величие Акаша Кроноса, ставшее и его падением: достоинства и недостатки, привитые им своим созданиям, были не полностью, и не только, его собственными. Пекущийся только о себе беспринципный оппортунист всё же предоставил своим кибернетическим формам жизни определённую этическую независимость. Он допустил возможность идеализма.

Лёгкость, скорость, пунктуальность, видимость, множественность, последовательность: таковы шесть критериев Кроноса, но вместо того, чтобы ввести в программы киборгов точное значение каждого, он предложил своим созданиям набор опций. Так, лёгкость можно определить как " лёгкое исполнение тяжкого долга", то есть благодать; но можно и как " фривольное отношение к серьёзному", или даже " превращение прискорбного в бездумное", то есть аморальность. Скорость может быть " быстрым исполнением необходимого", другими словами, эффективностью; но если перенести ударение на вторую часть фразы, результат будет похож на безжалостность. Пунктуальность может склоняться к " точности" или " тирании", видимость способна быть " ясностью действия" или " привлечением внимания", множественность чревата " открытостью ума" или " двуличностью", а последовательность, самая важная из шести характеристик, может означать " надёжность" или " одержимость": например (для простоты сравнений возьмём случаи из нашего собственного мира), последовательность писца Бартлеби, предпочитавшего её отсутствие, или Михаэля Колхааса с его неумолимым и разрушительным стремлением к отмщению. Санчо Панса последователен в " надёжном" смысле слова, но последователен – в обратном смысле – и сумасбродный, одержимый, помешавшийся на рыцарстве Дон Кихот. Кроме того, отметим трагическую последовательность Землемера, вечно стремящегося к недостижимому, или Ахава, преследующего кита. Это последовательность, разрушающая последовательного: ибо Ахавы гибнут, а непоследовательные Измаилы выживают. " Полнота живой личности невыразима, темна, – сказал Кронос своим механическим выдумкам. – В этой тайне скрыта свобода, которую я дал вам. В этой тьме – свет".

Почему он дал Кукольным Королям такую психологическую и моральную свободу? Возможно, потому, что учёный-естествоиспытатель в нём не мог сопротивляться искушению увидеть, как новые формы жизни разрешат коллизии внутри сознающих себя существ – между светом и тьмой, сердцем и разумом, духом и машиной.

Поначалу Кукольные Короли верно служили Кроносу. Они делали башмаки в оплату аренды, приглядывали за скотом и возделывали почву. Он одел их в придворные наряды, но длинные парчовые рубахи и платья быстро испачкались и износились, и они сделали себе новую одежду, более подходящую для труда. По мере того, как полярные шапки таяли, а вода прибывала, они готовились защищать уменьшающийся новый дом от предсказанного нападения Рийка. К тому времени они научились модифицировать свою систему без помощи Кроноса и каждый день добавляли себе новые навыки и умения. Одно такое нововведение позволило им использовать местную " огненную воду" в качестве лётного топлива. Запасаясь бутылками с пуншем на случай потребности в дозаправке, военно-воздушные силы киборгов, взлетая без помощи самолётов, ловили и разрушали вторгающиеся аэропланы Рийка паутиной, огромной металлической сеткой, которую развешивали в небе. Под водой они разложили аналогичные паутинные ловушки (свои " лёгкие" они модифицировали для подводного использования и получили, таким образом, возможность атаковать и повреждать весь флот Рийка снизу). Так называемая Битва антиподов была выиграна, в небесах и на морях наступило затишье. На другой стороне Галилео-1 Рийк исчез под водой. Если Акаш Кронос и сострадал утонувшим соотечественникам, никаких свидетельств об этом он не оставил.

Но после победы положение вещей изменилось. Кукольные Короли вернулись с полей сражений с новым чувством личного достоинства, даже " прав". Чтобы привести их в норму, Кронос назначил срочную процедуру обслуживания и ремонта. Многие киборги не явились в его мастерскую, потерпевшие в боях предпочитали жить с повреждениями: неисправными следящими системами, частично сгоревшими контурами. Группы Кукольных Королей становились секретными, законспирированными, угрюмыми. Кронос заподозрил, что они плетут заговор против него; ходили слухи, что на сходках они зовут друг друга не по номерам, а по именам, которые выбрали себе сами. Он стал тираном, и когда одна из Трёх светских девушек надерзила ему в лицо, решил преподать всем урок, обратив против неё страшный " мастер-бластер", применение которого вызывало немедленное необратимое стирание всех программ: другими словами, кибернетическую смерть.

Казнь не принесла желаемого результата. Несогласие росло ещё быстрее. Многие киборги уходили в подполье, воздвигая вокруг укрытий мощные электронные защитные экраны, которые даже Кроносу было непросто преодолеть, и часто перемещаясь, так что когда профессору удавалось разрушить одно защитное устройство, революционеры уже исчезали за следующим. Мы не можем точно сказать, когда Кукольник, которого Акаш Кронос создал по собственному образу и подобию и наделил большинством собственных качеств, узнал, как преодолеть Первую Команду. Но вскоре после этого прорыва исчез сам профессор Кронос. Ставший беззащитным перед собственными созданиями, он был вынужден уйти в подполье, а Революция КК триумфально вышла на свет под аплодисменты всех киборгов Бабурии.

Так называемое " последнее слово" Кроноса существует только в виде электронного послания к узурпатору, Кукольнику. Это беспорядочный, бессвязный текст, полный оправданий, обвинений в неблагодарности, угроз и проклятий. Тем не менее есть серьёзные основания считать этот документ фальшивкой, возможно, изготовленной самим Кукольником. Создание " безумного Кроноса", чьим здравомыслящим отражением он являлся, идеально служило целям киборга; а аппетит истории на сенсации настолько велик, что эта версия стала общепринятой. (Единственный портрет Кроноса, как мы уже отмечали, замечателен безумными глазами учёного. ) Позднейшее открытие фрагментов дневника профессора Кроноса пролило новый свет на состояние его ума. Из этих фрагментов перед нами предстаёт совсем другой Кронос, чья достоверность несомненна: почерк явно профессорский. " Боги тоже убили создавших их Титанов, – пишет Кронос. – Здешняя искусственная жизнь только отражает реальность. Ибо человек рождается в цепях, но всегда ищет свободу. У меня тоже были нити. Я любил своих кукол, зная, что, подобно детям, однажды они могут уйти от меня. Но они не могут меня бросить. Я делал их с любовью, и моя любовь живёт в каждой из них, в их контурах и пластмассе. В их дереве". Но этот Кронос, свободный от горечи, кажется слишком хорошим, чтобы быть правдой. Возможно, профессор, мастер притворства, под завесой фатализма скрывал подготовку мщения.

После исчезновения Кроноса делегация КК, возглавляемая Кукольником и его любовницей, Богиней Победы, заняла место учёного на очередном ежегодном Дне башмаков и сообщила Моголу, что контракт профессора следует считать лишившимся юридической силы. Отныне КК и бабуры должны жить на островах-двойняшках как равные. Перед тем, как уйти от Могола (вместо того, чтобы покинуть помещение пятясь, как предписывал протокол – даже Кронос не осмеливался игнорировать этот обычай), Богиня Победы бросила вызов, который до сих пор звучит между двумя общинами: " Да выживут пригоднейшие".

Через несколько дней в лесистом уголке северного острова Бабурии незаметно приземлился маленький самолёт-амфибия. Замин из Рийка сумела покинуть погибшую цивилизацию и добралась, невзирая на мизерные шансы, до острова, который приютил бросившего её умирать мужчину. Зачем она появилась – вернуть любовь или отомстить за предательство? Любовница она или убийца? Потрясающее сходство с любовницей Кукольника, Богиней Победы, гарантирует ей беспрекословное подчинение Кукольных Королей, считающих её своей новой королевой. Что произойдёт, когда две женщины встретятся? Как отреагирует Кукольник на появление " реальной" версии любимой женщины? Как она, реальная женщина, отреагирует на механический аватар бывшего любовника? Что сделают с ней новые враги Кукольных Королей, антиподы, на чью землю предъявлены столь далеко идущие требования? Как она обойдётся с ними? И что в действительности случилось с профессором Кроносом? Если он мёртв, как он умер? Если жив, сколь велики оставшиеся у него силы? Действительно ли его свергли, или его исчезновение – некая коварная уловка? Столько вопросов! А за ними – главная загадка. Кронос предложил Кукольным Королям выбор между их первоначальными механическими личностями и как минимум некоторыми двусмысленностями человеческой природы. Каким будет их выбор: мудрость – или ярость? Мир – или ярость? Любовь – или ярость? Ярость гения, созидания – или ярость убийцы и тирана, дикая пронзительная ярость, которую нельзя называть по имени?

Продолжение истории о богинях-близнецах и профессорах-двойниках, о том, как Замин ищет исчезнувшего профессора Кроноса, и о борьбе за власть между двумя общинами Бабурии Вы найдёте в бюллетенях, которые будут регулярно размещаться на нашем сайте. Для получения дополнительной информации о КК щёлкните по соответствующим ссылкам. С помощью иконок нижнего меню Вы можете получить доступ к ответам на 101 наиболее часто задаваемый вопрос, перейти к интерактивному режиму или просмотреть большой каталог товаров КК, которые можно заказать СЕЙЧАС с НЕМЕДЛЕННОЙ доставкой. Принимаются все основные виды кредитных карт.

– 13 –

В начале 1960-х юный Малик Соланка взахлёб поглощал научно-фантастические романы, написанные, как выяснилось позже, в золотой век жанра. Спасаясь от мерзкой реальности собственной жизни, он находил в фантастике – в её параболах и аллегориях, полётах воображения, причудливых, закрученных образах – бесконечно изменчивый альтернативный мир, в котором инстинктивно чувствовал себя как дома. Он подписывался на легендарные журналы " Удивительное" и " НФ", покупал столько книжек серии Виктора Голланца в жёлтых обложках, сколько удавалось, и чуть ли не заучивал наизусть книги Рэя Брэдбери, Зенны Хендерсон, А. Е. ван Фогта, Клиффорда Д. Саймака, Айзека Азимова, Фредерика Пола и С. М. Корнблата, Станислава Лема, Джеймса Блиша, Филипа К. Дика и Л. Спрэга де Кампа. Научная фантастика золотого века, с точки зрения Соланки, стала наилучшей формой, когда-либо придуманной для романа идей и метафизического романа. В двадцать лет его любимым художественным произведением стала история под названием " Девять миллиардов имён Бога", в которой тибетский монастырь, решивший сосчитать имена Всемогущего (считая это единственным смыслом существования Вселенной), для ускорения процесса покупает самый современный компьютер. Опытные технические специалисты отправляются в монастырь помочь монахам установить и запустить чудо-машину. Они считают идею составить список имён смехотворной и беспокоятся – что сделают монахи, когда закончат работу, а Вселенная будет существовать по-прежнему; так что, сделав своё дело, тихонько смываются. В самолёте по дороге домой они прикидывают, что компьютеру пора закончить работу. Они смотрят в иллюминатор на ночное небо, где – последнюю фразу Соланка не смог забыть никогда – " одна за другой, очень медленно, гасли звёзды".

Для такого читателя – и любителя в кино высоколобой фантастики типа " 451 по Фаренгейту" и " Соляриса" – Джордж Лукас стал кем-то вроде Антихриста, а Спилберг в " Ближних боях" напоминал ребёнка, играющего в песочнице взрослых, тогда как " Терминатор" и, прежде всего, мощный " Бегущий по лезвию бритвы" несли священный огонь. А теперь пришла его очередь. В эти ненадёжные летние дни профессор Малик Соланка одержимо трудился над миром Кукольных Королей – создавал и куклы, и их истории. Его голову заполнила история безумного учёного Акаша Кроноса и его прекрасной любовницы Замин. Нью-Йорк побледнел и стал фоном; точнее, всё, что происходило с ним в городе, – каждая случайная встреча, каждая открытая газета, каждая мысль, каждое чувство, каждый сон, – питало его воображение, словно существуя для того, чтобы занять место в уже созданной им структуре. Реальная жизнь начала подчиняться диктату вымысла, предоставляя именно то сырьё, в котором нуждалась алхимия его возрождённого искусства.

Акаш появился из " аакааш" – " небо" на хинди. Небо – как у Асмаана (урду), как у несчастной " Скай" Скайлер, как у великих богов: Урана-Варуны, Брахмы, Яхве, Маниту. А Кронос – греческое, пожирающее детей, Время. Замин – земля, противоположность небу, обнимающая небо на горизонте. Акаша он видел ясно с самого начала, вычерчивая линию его жизни. А вот Замин его удивила. Он не ожидал, что в сказке о тонущем мире богиня земли – даже списанная с Нилы Махендры – сыграет главную роль. Но она возникла, и своим появлением существенно усложнила сюжет. Похоже, её присутствие было предрешено, хотя он его и не планировал. Нила / Замин из Рийка / Богиня Победы: три версии одной женщины переполняли его мысли, и он осознал, что наконец нашёл преемника знаменитому созданию своей юности. " Здравствуй, Нила, – сказал он себе, – и прощай, наконец, Леди Бестолковка".

Что стало также прощанием с вечерами с Милой Мило. Мила почувствовала перемену в нём сразу, ощутив её, когда увидела его уходящим на встречу с Нилой на ступеньках Метрополитен. Она знала, чего я хочу, раньше, чем я решился себе в этом признаться, понял Соланка. Видимо, тогда и там для нас всё закончилось. Даже если бы не случилось чуда, даже если бы Нила столь неожиданно не выбрала меня, Мила видела достаточно. У неё хватает собственной красоты и гордости, и она не будет играть вторую скрипку. Он вернулся на Семидесятую Западную улицу после бесконечно удивительной ночи, проведённой с Нилой в гостиничной комнате рядом с парком, – самым удивительным в этой ночи было то, что она вообще была, – и обнаружил Милу демонстративно обвившейся вокруг глупого красавца Эдди Форда у соседнего подъезда; Эдди, телохранитель от природы, лучился счастьем от вернувшейся возможности охранять единственное тело, которое его волновало. Через плечо Милы Эдди бросил на Соланку предельно выразительный взгляд. В нём читалось: приятель, у тебя больше нет привилегированного доступа к этому адресу; между тобой и этой леди теперь красный бархатный канат, а твоя аккредитация настолько недействительна, что тебе не стоит и думать о малейшем шаге в этом направлении, если, конечно, ты не хочешь, чтобы я начистил тебе зубы твоим собственным хребтом.

Однако на следующий вечер она стояла у него под дверью. " Отведи меня куда-нибудь пошикарнее и подороже. Мне нужно нарядиться и съесть огромное количество пищи". Еда была обычной реакцией Милы на боль, выпивка – ответом на гнев. Не такая уж она безумная, неблагородно подумал Соланка. Что ж, тем лучше для меня. Чтобы компенсировать эту эгоистичную мысль, он позвонил в одно из популярнейших новых местечек, кубинский бар-ресторан в Челси, названный " Джо" в честь донны Джоконды, стареющей дивы, чья звезда ярко сияла летом Буэна-Висты и в чьём вялом дымном голосе вся старая Гавана возвращалась к раскачивающейся, развязной, развратной, распутной жизни. Соланка получил столик так легко, что прокомментировал этот факт принимавшей заказ женщине. " Город стал призрачным, – сдержанно согласилась она. – Потерянный Город. Жду вас в девять вечера".

" Ты меня бросил, и я умираю, – пела Джоконда по ресторанному радио, когда Соланка и Мила вошли, – но через три дня я встану опять. Не приходи, сосунок, на могилу – с кем-то получше я буду плясать. О воскресение, о воскресение, время придёт, и я дам тебе знать". Мила перевела Соланке слова. " Прекрасно, – добавила она. – Ты слушаешь, Малик? Потому что если бы я заказывала музыку, это была бы она. Как говорят по радио, вслушайтесь в текст. " Ты полагал, что сломать меня сможешь, и до сих пор я в обломках лежу, но через три дня меня вновь поднимут, я свою руку на лук положу. О воскресение, о воскресение, в новую жизнь я с надеждой гляжу".

У стойки она опрокинула в себя рюмку и заказала другую. Соланка понял, что предстоит более жёсткий спринт, чем он рассчитывал. Покончив со второй, она переместилась за стол, заказала все самые острые блюда меню и решила, что с него этого хватит. " Ты счастливчик, – сообщила она ему, переходя к выпивке за счёт заведения, – поскольку, очевидно, оптимист. Наверняка, поскольку ты так легко всё выбрасываешь. Ребёнка, жену, меня, что угодно. Только жуткий оптимист, тупой безмозглый Панглос, выкидывает самое дорогое, самое редкое, отвечающее его глубочайшим нуждам, то, что, сам знаешь, и я знаю, ты не можешь даже назвать или взглянуть, не задёрнув шторы и не выключив свет, тебе приходится класть подушку на колени, чтобы прятать это, пока не придёт кто-нибудь достаточно сообразительный, знающий, что делать, кто-то, чьи собственные невысказанные нужды так идеально соответствуют твоим. А теперь, когда мы до этого добрались, когда защита упала, притворство закончилось, и мы по-настоящему оказались в таком месте, в само существование которого для нас уже не позволяли себе верить, в невидимой комнате нашего главного страха – в тот самый миг, когда мы обнаружили, что в этой комнате нечего бояться, у нас будет всё, чего мы захотим, и так долго, как захотим, и может быть, когда мы будем наполнены, то проснёмся и обнаружим, что мы настоящие живые люди, не куклы наших страстей, а просто женщина, просто мужчина, и тогда сможем прекратить игру, открыть шторы, включить свет, и выйти на улицы города рука об руку… как раз тогда ты решаешь подобрать в парке какую-то шлюху и пойти в гостиницу трахаться. Оптимист – это человек, способный отказаться от невероятного удовольствия, поскольку уверен, что найдёт такое же за углом. Оптимист думает, что его член умнее, чем, ох, не обращай внимания. Я собиралась сказать, чем его девушка, имея в виду, идиотка, себя. Я, кстати, пессимистка. Я считаю, что молния не то что дважды не ударяет, обычно она не ударяет ни разу. И то, что случилось между нами, было действительно тем самым, а ты, ты просто, чёрт, чёрт. Я бы могла остаться с тобой, ты хоть это мог понять? О, ненадолго, всего лет на тридцать-сорок, возможно, это больше, чем тебе осталось. Вместо этого я выйду за Эдди. Знаешь, говорят, своя рубашка ближе к телу".

Тяжело дыша, она умолкла и принялась за ожидавший её на столе праздник живота. Соланка ждал скорого продолжения. Он думал: ты не можешь выйти за него, ты не должна; но давать такой совет больше не имел права. " Ты говоришь себе: мы поступали плохо, – сказала она. – Знаю я тебя. Ты используешь вину, чтобы обрести свободу. Так что теперь можешь уйти от меня и сказать себе, что поступаешь высоконравственно. Но мы не делали ничего плохого, – её глаза наполнились слезами. – Совершенно ничего плохого. Мы только помогали друг другу справиться с кошмарным чувством утраты. Вся чушь с куклой была только способом прийти к этому. Ты что, правда думаешь, что я трахала своего отца, представляешь, как я крутила жопой у него на коленях и вонзала ногти в его соски и лизала его бедную сладкую глотку? Ты это говоришь себе, чтобы закончить, или ты говорил то же самое и чтобы начать? Тебя это возбуждало – быть призраком моего отца? Профессор, это ты больной. Я тебе ещё раз говорю. Мы не делали ничего плохого. Это была игра. Серьёзная игра, опасная игра, может быть, но игра. Я думала, ты понимаешь. Я думала, может, ты просто немыслимое создание, сексуально мудрый человек, который может дать мне безопасное место, место, где можно быть свободной и освободить тебя, место, где мы сможем сбросить накопившийся яд и гнев и боль, дать всему этому уйти и освободиться от этого, но оказалось, профессор, что ты просто ещё один дурак. Кстати, сегодня про тебя говорили у Говарда Стерна".

Он не ожидал такого поворота, резкого объезда приближавшейся эмоциональной пробки. Перри Пинкус, понял он с неожиданной тяжестью на душе. " Значит, она это сделала. Что она говорила? " – " О, – пробормотала Мила сквозь копчёного ягнёнка в зелёном вине, – чего только она не говорила". Мила отличалась потрясающей памятью и часто могла воспроизвести разговор почти дословно. С уходящим в пятки сердцем Соланка понял, что изображению Перри Пинкус, от которого она получала такое удовольствие, созерцая причиняемые ему страдания, по части точности можно абсолютно доверять. " Иногда эти так называемые гениальные мужчины – просто клинические случаи задержки в развитии, – поведала Перри Говарду и огромной аудитории. – Возьмём этого парня, Малика Соланку, не великого ума, бросил философию и ушёл на телевидение, и должна прямо сказать, он один из тех, с кем я никогда, понимаете. Не моя биография. В чём была его проблема, а? Ладно. Позвольте сказать. Вся комната этого Соланки, и не забывайте, мы говорим о Королевском колледже, Кембридж, Англия, была полна кукол, то есть настоящих кукол. Когда я увидела, я просто рванула оттуда. Прости, Господи, он мог перепутать меня с куклой и тыкать в живот, пока я не скажу " Ма-ма". Я просто, извините меня, но я даже никогда не любила кукол, когда была маленькой, а ведь я девочка? Что? Нет, нет. Мне с голубыми хорошо. Я из Калифорнии, Говард. Конечно. Это был не голубой. Это было… гу-гу. Это было – что я могу сказать? – мерзко. Шутки ради я до сих пор посылаю парню мягкие игрушки на Рождество. Белых медведей от " Кока-колы". Понимаете. Он ни разу не подтвердил получение, но знаете что? Он ни одну не отослал обратно. Мужчины… Когда узнаёшь их секреты, трудно не расхохотаться".

" Я сомневалась, стоит ли тебе рассказывать, – доверительно сказала Мила, – но потом подумала: долбани его, сними белые перчатки. – Донна Джо всё ещё пела, но вскрики Фурий на мгновение заглушили её голос. Голодные богини хлопали крыльями над их головами, питаясь их бешенством. Интервью Пинкус ревело внутри него, и выражение Милы изменилось. – Шшш, – сказала она. – Ладно, извини, но, может, ты прекратишь шуметь? Нас вышвырнут, а я ещё десерт не съела. – Очевидно, рёв вырвался наружу. Люди оглядывались. Хозяин, похожий на Рауля Хулиа, шёл к ним через зал. В руке Соланки треснул бокал. Потекла грязная смесь вина и крови. Пришлось уходить. Достали бинты, отказались от помощи врача, быстро расплатились. Снаружи начинался дождь. Ярость Милы утихла, перекрытая его собственной. – Насчёт той женщины у Говарда? – сказала она в такси. – Она похожа на стареющую нимфу, играющую в поцелуи. Ты старше, ты знаешь, как бывает в жизни. Свободные концы болтаются повсюду, а иногда отскакивают и бьют по лицу. Бог с ней. Она для тебя никто, и вряд ли когда-то была, а с таким количеством плохой кармы, каким она запаслась, я бы на неё не поставила. Хватит визжать на людях! Боже. Иногда ты бываешь страшным. Обычно мне кажется, ты и мухи не обидишь, а потом внезапно превращаешься в этакого Годзиллу из чёрной лагуны, который выглядит так, будто готов порвать глотку самому Tyrannosaurus Rex. Ты должен научиться себя контролировать, Малик. Откуда бы это ни шло, тебе нужно от этого избавляться".

" Ислам избавит Вашу душу от грязного бешенства, – прервал её шофёр, – и откроет Вам святой гнев, который двигает горы. – И добавил, сменив язык, когда другая машина оказалась в неприемлемой близости от его такси: – Эй! Америкашка! Ты – безбожный гомосексуальный насильник ягнёнка своей бабушки". Соланка рассмеялся чудовищным безрадостным освобождающим смехом: тяжёлыми, болезненными, мучительными всхлипами. " Здравствуй ещё раз, Возлюбленный Али, – прокашлял он. – Рад видеть тебя в такой прекрасной форме".

* * *

Через неделю Мила неожиданно позвонила и пригласила поговорить " ещё кое о чём". В голосе слышались дружелюбие, деловой тон, возбуждение. Быстро же она пришла в себя, изумился Соланка, принимая приглашение. Он впервые оказался в маленькой квартирке Милы на четвёртом этаже без лифта, безуспешно пытавшейся, решил он, казаться американскими апартаментами: постеры Летрелла Спрюэлла и Серены Уильямс неуютно висели по бокам книжных полок во всю стену, скрипевших под тяжестью сербской и восточноевропейской литературы – в оригинале, в английских и французских переводах: Киш, Андрич, Павич, несколько нетрадиционных авторов и, из классического периода, Обрадович и Вук Стефанович Караджич; а ещё Клима, Кадаре, Надаш, Конрад, Херберт. Портрета её отца не было видно; Соланка отметил столь существенное упущение. Молодая женщина в платье в цветочек с поясом широко улыбалась Соланке с одноцветного снимка в раме. Мама, казавшаяся младшей сестрой. " Смотри, какая она счастливая, – сказала Мила. – Это последнее лето перед тем, как она узнала, что больна. Мне сейчас ровно столько, во сколько её не стало, так что одним кошмаром меньше. Этот барьер я взяла. Много лет думала, что не смогу". Она хотела принадлежать этому городу, этой стране, этому времени, но старые европейские демоны визжали ей в уши. Но в одном отношении Мила безоговорочно принадлежала своему поколению американцев. В фокусе комнаты находился компьютерный центр: Мак, старый принтер Макинтош, задвинутый в глубь рабочего пространства, сканер, устройство для записи компакт-дисков, встроенная аудиосистема, проигрыватель, zip-дисковод, руководства пользователя, полки с CD и DVD и куча других, неизвестных Соланке предметов. Даже кровать казалась итогом запоздалой мысли. Узнать её радости ему уж точно не суждено. Он понял: она привела его сюда, чтобы оставить всё позади. Ещё один пример её системы перевёрнутых знаков. Покойный отец был самым важным человеком в её жизни; поэтому – ни одного изображения папы. Соланка должен отныне стать всего лишь соседом-профессором; ergo, пригласи его в спальню на чашечку кофе.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒