Салман Рушди. Ярость 6 страница

Он проснулся в постели, – снова одетым, сильно дыша перегаром, – не зная, как и когда дошёл до этого. С сознанием пришёл и страх самого себя. Ещё одна необъяснимая ночь. Снова чёрный снег на видеоплёнке. Но, как и раньше, ни крови на руках или одежде, ни оружия при нём, даже бетонной глыбы. Он вскочил, схватил телевизионный пульт и успел к концу местных новостей. Ни слова ни о бетонном убийце, ни о мужчине в соломенной шляпе, ни о забитых насмерть красотках из высшего света. Никто не ломал живых кукол. Он упал поперёк кровати, быстро и тяжело дыша. Потом сбросил уличные туфли и натянул одеяло на раскалывающуюся голову.

Он узнал этот страх. Давным-давно в кембриджском общежитии он не мог встать и взглянуть в лицо новому студенческому бытию. Теперь, как тогда, паника и демоны осадили его со всех сторон. Он уязвим для демонов. Их нетопырьи крылья хлопают за ушами, их гоблинские пальцы хватают за лодыжки и тянут в ад, в который он не верит, но который вечно прорывается в его языке, в эмоциях, в неподконтрольной ему части его существа. Эта растущая часть всё дичает, вырываясь из его хилых рук… где же Уотерфорд-Вайда, когда он так нужен? Приди, Дубдуб, постучи в дверь и оттащи меня от края разверзающейся могилы. – Но Дубдуб не возвращается из-за дверей Рая и не стучит.

Нет, не то, в лихорадке сказал себе Соланка. Не та история протащила его через всю землю! Не мелодрама Джекила и Хайда, сага более низкого ранга. Ни готических стрелок в архитектуре его жизни, ни лабораторий безумных учёных, ни булькающих реторт, ни глотаемого зелья для дьявольских метаморфоз. Но страх, ужас не покидал его. Он плотнее натянул на голову одеяло. От одежды пахло улицей. Нет никаких свидетельств, связывающих его с каким-либо преступлением. Он не находится под следствием. Мало ли мужчин обычным манхэттенским летом носит соломенные шляпы? Как минимум сотни! Почему же он так себя пытает? Потому что раз оказался возможным нож, возможно и это. И обстоятельства: три ночных провала в памяти, три мёртвых женщины. Это совпадение, требовавшее от него молчания столь же абсолютного, сколь и нож во мраке, он так же не мог спрятать от себя. И поток непристойностей, неведомо для него вырвавшийся в кафе " Моцарт". Для осуждения судом недостаточно, но он сам себе судья, а присяжные вышли.

Словно в тумане, он набрал номер и подождал, пока закончатся бесконечные предисловия механического голоса к голосовой почте. " У Вас – одно! – новое сообщение. Следующее – одно! – новое сообщение – НЕ было прослушано. – Первое сообщение". Потом послышался голос Элеоноры, в который он когда-то давно влюбился. " Малик, ты говоришь, что хочешь забыть себя. Я скажу: ты уже забыл себя. Ты говоришь, что не хочешь, чтобы тобой правил гнев. Я скажу: гнев никогда не правил тобой больше, чем сейчас. Я помню тебя, хотя ты меня забыл. Я помню тебя до того, как эта кукла разбила наши жизни: тебя интересовало всё. Я любила в тебе это. Я помню твою весёлость, твоё жуткое пение, твои смешные голоса. Ты учил меня любить крикет; теперь я хочу, чтоб и Асмаан полюбил его. Я помню твою жажду узнать лучшее, на что способны человеческие существа, но помню и твоё стремление смотреть без иллюзий на худшее. Я помню, как ты любил жизнь, нашего сына и меня. Ты бросил нас, но мы тебя не бросили. Вернись, дорогой. Пожалуйста, вернись". Открыто, смело, душераздирающе. Но ещё один пробел. Когда это он говорил Элеоноре о гневе и забытьи? Может, он пришёл домой пьяный и хотел объясниться. Может, он оставил ей сообщение, на которое она отвечает. И она, как всегда, услышала гораздо больше, чем он сказал. Короче, услышала его страх.

Он заставил себя встать, раздеться и принять душ. Варя на кухне кофе, он осознал, что квартира пуста. Хотя должна прийти Вислава. Почему её нет? Соланка позвонил. Ответил, несомненно, её голос: " Да? " – " Вислава? " – " Профессор Соланка, разве Вы сегодня не работаете? – Последовала долгая пауза. – Профессор? – снова робкий тихий голос Виславы. – Вы не помните? " Он почувствовал, как холодеет. " Что? Что не помню? " Теперь голос Виславы наполнился слезами. " Профессор, Вы меня уволили. Вы меня уволили, за что? Ни за что. Конечно, помните. А слова! Таких слов от образованного человека я никогда не слышала. Теперь с меня довольно. Даже когда Вы позвонили, чтобы просить меня, я не могу вернуться. – Кто-то говорил рядом с ней, другой женский голос, и Вислава собралась с духом, добавив с серьёзной решимостью: – Однако стоимость моей работы входит в Вашу аренду. Поскольку Вы меня выгнали несправедливо, я буду её получать и дальше. Я говорила с хозяевами, они согласны. Думаю, они с Вами тоже поговорят. Вы знаете, я работаю у госпожи Джей много лет". Малик Соланка, не сказав больше ни слова, положил трубку.

" Вы уволены". Как в кино. Кардинал в красной мантии спускается по золотым ступеням, чтобы передать прощальное папское послание. Водитель, женщина, ждёт в маленькой машине, и когда жестокий посланец наклоняется к её окошку, у него лицо Соланки.

По городу распыляют пестицид анвил. Несколько птиц, в основном с заболоченного острова Стэйтен, умерли от нильского вируса, и мэр не хочет рисковать. Повсеместная москитная тревога. Оставайтесь дома в сумерках! Носите одежду с длинными рукавами! Во время распыления закрывайте окна и выключайте кондиционеры! Радикально, как при интервенции, хотя с начала нового тысячелетия ни один человек не заразился. (Позже сообщали о нескольких случаях, но без летальных исходов. ) Страх американцев перед неизвестным, их чрезмерное реагирование всегда вызывали у европейцев смех. " Если в Париже сгорает машина, – любила говорить Элеонора Соланка – Элеонора, которую никак не назвать циничной, – на следующий день миллион американцев отменяют свои отпуска".

Соланка забыл про распыление и несколько часов гулял под невидимым ядовитым дождём. Какой-то миг он думал, не обвинить ли пестицид в провалах памяти. У астматиков конвульсии, омары мрут тысячами, " зелёные" возмущаются; чем он лучше? Но природная честность не дала ему пойти по этой дорожке. Источник его проблем скорее не химический, а экзистенциальный.

Раз Вы это слышали, добрая Вислава, значит, так оно и есть. Но, видите ли, я не знал… Он теряет контроль за своим поведением. Обратись он за помощью к профессионалам, те, несомненно, диагностировали бы какой-нибудь распад. (Будь он Брониславой Райнхарт, он бы, с удовольствием огласив диагноз, занялся поисками, кому предъявить иск. ) Вдруг ему стукнуло в голову, что именно какого-нибудь распада он и добивался столько времени. Все эти песни о желании переделать, стереть себя! И теперь, когда некоторые хронологические сегменты его жизни потеряли контакт с другими, – когда началась буквальная дезинтеграция во времени, – почему это шокирует? Будь осторожен со своими желаниями, Малик. Вспомни У. У. Джекобса. Рассказ об обезьяньей лапке.

Он прибыл в Нью-Йорк, как Землемер прибыл в Замок: двойственным, в последней стадии, с нереальной надеждой. Он нашёл помещение для постоя, более удобное, чем бедный Землемер, и всё равно скитается по улицам в поисках входа, говоря себе, что великий Город-Мир может вылечить его, дитя города, если только найти ключ к его волшебному, невидимому, гибридному сердцу. Такое мистическое предположение явно изменило окружающий его континуум. Казалось бы, всё подчиняется логике, соответствует законам психологического правдоподобия и глубокой внутренней связности городской жизни, а на деле всё сплошная тайна. Но, быть может, не только его личность распадается. За фасадом золотого века, эпохи благоденствия, противоречия и обнищание западного индивида (или, скажем, человеческой личности в Америке) всё углубляются и расширяются. Возможно, более широкая дезинтеграция тоже должна выйти на поверхность в этом городе пылающих дорогих одежд и тайного пепла, в это время публичного гедонизма и скрытого страха.

Пора поменять направление движения. История, досказанная тобой, не та, которую ты начинал. Да! Он снова возьмёт свою жизнь в свои руки, склеит разломанные личности. Он сам произведёт в себе изменения, которых ищет. Хватит этой зловонной, тупой толпы. Как он мог убедить себя, что его спасёт построенный на наличности город, этот Готэм-сити, где свирепствуют Джокеры и Пингвины, и нет Бэтмэна (нет даже Робина), чтобы сорвать их планы, этот мегаполис из криптонита, где Супермен не смеет поставить стопу свою, где состояние по ошибке считают богатством, а радость обладания – счастьем, где жизнь людей настолько отполирована, что великая грубая правда простого быта стёрта и смыта, и где души человеческие так долго бродят порознь, что забыли ощущение прикосновения; город, чьё волшебное электричество проходит через колючую проволоку, воздвигнутую между человеком и человеком, между мужчиной и женщиной? Рим пал не потому, что его армии ослабли, но потому, что римляне забыли, что значит быть римлянами. Неужели новый Рим провинциальнее своих провинций; неужели новые римляне забыли, что и как ценить, или никогда не знали? Неужели все империи столь бессмысленны, или ему попалась особо бестолковая? Неужели посреди шумной суеты и материального изобилия никто больше не утруждает себя глубокой работой ума и сердца? О, Америка-мечта, неужели целью цивилизации было скончаться от ожирения и чуши, Рэя Роджерса и " Планеты Голливуд", " Ю-Эс-Эй Тудэй" и " Е! "; или от жадности многомиллионных телешоу и вуайеризма документального кино; или от нескончаемых исповедален Рики, Опры и Джерри, гости которых убивают друг друга после эфира; или от натиска вала комедий " Тупой, ещё тупее", созданных для молодёжи, рычащей из темноты невежеством в экран; или даже от недосягаемых столов Жана-Жоржа Фонгерихтена и Алена Дюкасса? Как насчёт поиска спрятанных ключей, отпирающих двери в высоту? Кто разрушил Град На Холме и воздвиг вместо него ряд электрических стульев, этих торговцев демократией смерти, где каждый – невинный, убогий, виновный – может умереть бок о бок с другими? Кто заасфальтировал Рай и построил автостоянку? Кто смирился с бардаком Джорджа У. Гуша и гудением Ала Бора? Кто выпустил Чарльтона Хестона из клетки, а потом спрашивал, почему застрелили детей? Как, Америка, насчёт Грааля? О, Галахады янки, о, Ланселоты балансиров, о, Персевали скотных дворов, как насчёт Круглого стола? Он почувствовал, что в нём прорвало плотину, и не стал сдерживать поток. Да, Америка совратила его; да, её блеск, её бескрайняя мощь возбудили его, и он скомпрометирован этим совращением. То, что он ненавидит в ней, теперь нужно искоренять и в самом себе. Она заставила его хотеть того, что обещала и всё время прятала. Теперь все американцы, или хотя бы американизированы: индийцы, иранцы, узбеки, японцы, лилипуты – все. Америка стала мировым футбольным полем, сводом правил, судьёй и мячом. Даже антиамериканизм – тот же переодетый американизм, признающий, что Америка – единственное занятие, а дела Америки – единственная повестка дня; и вот Малик Соланка, как все, бродит по её коридорам с шапкой в руке попрошайкой на пиру; но это не значит, что он неспособен взглянуть правде в глаза. Артур пал, Экскалибур потерян, коронован тёмный Мордред. Рядом с ним на троне Камелота сидит королева, его сестра, ведьма Фея Моргана.

Профессор Малик Соланка гордился своими руками. Он мог вдеть нитку в иголку, починить одежду, погладить рубашку. Когда-то, только начиная делать философских кукол, он брал уроки у кембриджского портного и научился шить одёжки для своих маленьких мыслителей; потом пришла очередь кричащей уличной моды для Леди Бестолковки. Поддерживать чистоту в доме он может и без Виславы. Теперь пришла пора применить здравые принципы домашнего хозяйства и к внутренней жизни.

Он шёл по Семидесятой, перебросив через плечо фиолетовый мешок с вещами для китайской прачечной. Повернув на Коламбус, нечаянно услышал монолог. " Помнишь мою бывшую жену, Ирину? Маму Тесси. Угу, актриса; сейчас в основном в рекламе снимается. И представляешь? Мы снова встречаемся. Забавно, а? Ведь два года я считал её врагом, и ещё было пять лет неплохих, но запутанных отношений! Я начал иногда приглашать её вместе с Тесси. Тесси любит, честно говоря, когда матушка рядом. И вот как-то ночью. Угу, как в сказке: И Вот Как-то Ночью. В какой-то момент я подошёл и сел рядом с ней на диване, вместо того, чтобы, как обычно, остаться в своём кресле в другом углу. Ты знаешь, моя страсть к ней никогда не пропадала, просто её завалило кучей всякого хлама, грудами гнева, честно говоря, и теперь это просто прорвалось, оп! Целый океан. Честно говоря, за семь лет её накопилось огромное количество, страсти, я хочу сказать, и, возможно, гнев сделал её ещё мощнее, так что она оказалась гораздо больше обычного. Но вот в чём штука. Я подошёл к дивану, и дальше случилось то, что должно было, а потом она сказала: " Знаешь, когда ты подошёл, я не знала, собираешься ты меня ударить или поцеловать". Думаю, я и сам не знал, пока не дошёл до дивана. Честно".

Всё это громко говорил в воздух длинный кучерявый мужчина лет сорока, выгуливавший пятнистую собаку. Лишь мгновение спустя Соланка разглядел сквозь гриву рыжих волос мобильный телефон. Сегодня мы все похожи на чудаков или безумцев, подумал Соланка, на ходу доверяем наши секреты ветру. Перед ним яркий пример занимавшей его дезинтегрирующей реальности. Косматый собачник, существуя в данный момент лишь в Телефонном Пространстве, – пойманный звуками тишины, – абсолютно не сознаёт, что в альтернативном Пространстве Семидесятой Улицы выбалтывает глубочайшие тайны чужакам. Именно это профессор Соланка любил в Нью-Йорке – ощущение того, что тебя вытесняют истории других людей; чувство призрака, разгуливающего по городу, который рассказывает историю, обходясь без тебя как персонажа. И ещё Соланка подумал про двойственность отношения мужчины к жене: жене, читай – Америке. Может, я и сам всё ещё иду к дивану.

Свежие газеты неожиданно успокоили. Похоже, он включил телевизор слишком поздно и пропустил главные новости дня о ходе расследования убийств Скай, Рен и Бинди. Теперь он с колотящимся сердцем читал, что команда детективов – три округа объединили свои силы – вызвала для допроса троих красавцев. Позже их отпустили, и пока не было предъявлено никаких обвинений, но суровые следователи предостерегли молодых людей от попыток срочно отправиться на яхты Ривьеры или пляжи Юго-Восточной Азии. Близкий к следствию анонимный источник сообщил, что теория " убийцы в соломенной шляпе" вызывает всё меньше доверия, из чего следовало, что подозреваемые дружки могли просто придумать таинственного попутчика. На снимках Малина, Конь и Бита выглядели перепуганными юнцами. Комментарии в прессе, не теряя времени, связали нераскрытое тройное преступлением с убийством Николь Браун Симпсон и смертью маленького Джона Бенета Рамсея. " В подобных случаях, – заключила одна передовица, – лучше искать поближе к дому".

* * *

" Можно с Вами поговорить? – Когда он возвращался домой с кружащейся от облегчения головой, у подъезда его поджидала Мила: одна, без свиты, в руках – Бестолковка в половину натуральной величины. Её манеры поразительно переменились. Пропала развязность уличной богини, исчезла поза королевы вселенной. Робкая, застенчивая девушка с искорками в зелёных глазах. – Что Вы сказали в кино. Это же, это ведь Вы, да? Вы – тот самый профессор Соланка? " Леди Бестолковка, созданная профессором Маликом Соланкой". Вы её породили, Вы дали ей жизнь. Ох, вау. У меня даже есть все видеокассеты с " Приключениями", а когда мне исполнился двадцать один год, папа пошёл к торговцу и купил мне первый вариант сценария серии с Галилео, ну, знаете, до того, как Вас заставили вырезать всё богохульство? … это моё самое драгоценное сокровище. Ох, пожалуйста, скажите, что я права, иначе я такой идиоткой себя выставлю, меня уже никто крутой считать не будет. Да, впрочем, и так уже почти не считают, Вы не представляете, что Эдди и парни подумают обо мне, пришедшей сюда с куклой, ради Бога". Инстинкт самосохранения Соланки, и без того притуплённый облегчением на сердце, окончательно капитулировал перед столь страстным натиском. " Да, – признал он. – Да, это я". Она заорала во весь голос, высоко подпрыгнув в нескольких сантиметрах от его лица. " Ничего себе! – заулюлюкала она, неспособная прекратить прыжки. – Ох, Боже мой. Должна сказать Вам, профессор: Вы просто потрясающий. А Ваша Бестолковка, эта маленькая леди, я от неё просто с ума схожу почти все последние десять лет. Слежу за каждым её движением. И, как Вы заметили, она стала основой и вдохновением всего моего нынешнего личного стиля. – Она протянула руку. – Мила. Мила Мило. Не смейтесь. Сначала я была Милошевич, но потом папа захотел, чтобы можно было выговорить. Я хочу сказать, это же Америка, так? Будь проще. Мии-ла Мии-ло. – Преувеличенно растягивая гласные, она скорчила рожу, потом усмехнулась. – Звучит как, я не знаю, как удобрение. Или, может, злак".

Пока она говорила, он почувствовал, как в нём вздымается старый гнев, неутолённый гнев Бестолковки, остававшийся все эти годы невыраженным, невыразимым. Тот самый гнев, что прямиком привёл к эпизоду с ножом… Огромным усилием он подавил его. Сегодня – первый день его новой фазы. Сегодня не будет ни красного тумана, ни непристойных тирад, ни вызванных яростью выпадений памяти. Сегодня он встанет лицом к лицу перед демоном и положит его на ковре на лопатки. Дыши, сказал он себе. Дыши.

Мила выглядела обеспокоенной. " Профессор? Вы в порядке? " Он быстро кивнул: да, да. И коротко сказал: " Зайдите, пожалуйста. Хочу рассказать Вам одну историю".

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

– 8 –

Свои ранние куклы, маленькие фигурки, которыми он в молодости населял придуманные им дома, он старательно вырезал из мягкого дерева, а потом раскрашивал – яркая одежда, лица, полные мелких, но значительных деталей: то раздутая щека женщины – намёк на зубную боль, то веер вороньих следов – морщинок в уголках глаз весёлого парня. С тех далёких первых дней он утратил интерес к домам, зато созданные им люди росли в размерах и психологической сложности. Теперь они отправлялись в путь глиняными статуэтками. Глина: из неё Бог, которого нет, сделал человека, который есть. Парадокс человеческой жизни: её создатель вымышлен, а сама она реальна.

Он думал о них как о людях. Когда он давал им жизнь, они были для него столь же реальны, как любой другой знакомый. Но, создав их, узнав их истории, он был рад отпустить их восвояси: пусть чужие руки манипулируют ими перед телекамерой, пусть другие ремесленники отливают и имитируют их. Характер и история – всё, что его заботило. Остальное – просто игра в игрушки.

Единственному созданию, в которое он влюбился, – единственному, которое не отдал бы ни в чьи руки, – было суждено разбить его сердце. Леди Бестолковка: сперва кукла, потом марионетка, затем мультяшка, а позже актриса или, время от времени, ведущая ток-шоу, гимнастка, балерина или супермодель в наряде Бестолковки. Первые, ночные серии, от которых никто ничего не ждал, более-менее соответствовали замыслу Соланки. В этой программе в поисках приключений ученица Л. Б. путешествовала во времени, встречаясь с реальными героями – философами. Однако вскоре после перехода на лучшее эфирное время вмешалось руководство канала. Первоначальный формат сочли чересчур заумным. Новое шоу было предписано строить вокруг Бестолковки-звезды. Вместо вечных путешествий ей нужны постоянное место жительства и стабильная труппа. Ей нужна любовная интрига, а лучше толпа поклонников, которая позволит задействовать самых популярных молодых актёров в качестве приглашённых звёзд и не будет её связывать. И, прежде всего, ей нужна комедия: интеллектуальная комедия, комедия с мозгами, да, но определённо нужно куда больше смеха. Возможно, даже отдельный закадровый хохот. Можно и нужно дать писателям возможность работать вместе с Соланкой, чтобы подогнать его классную идею к массовой публике, которая отныне вступила с ней в контакт. Ведь этого он и хотел, не так ли – войти в основное русло? Если идея не развивается, она умирает. Таков закон телевизионной жизни.

Так Леди Бестолковка перебралась на Толковую улицу в Мозгограде, обзаведясь Толковыми родственниками и соседями: у неё появился старший брат Сэр Большая Бестолочь, ниже по улице располагалась лаборатория Утечки Мозгов, и даже немногословного киногероя-ковбоя звали Джон Толк. Это было очень больно, но чем ниже падала комедия, тем выше взмывал рейтинг. " Толковая улица" мигом стёрла из памяти " Приключения Бестолковки" и настроилась на долгий прибыльный марафон. И в какой-то момент Малик Соланка смирился с неизбежным и покинул программу. Но при этом сохранил влияние на шоу, обеспечил защиту " моральных прав" на своё детище и выторговал изрядную долю дохода. Смотреть шоу он больше не мог. Но Бестолковка, судя по всему, только обрадовалась его уходу.

Она переросла своего создателя (буквально: теперь она стала человеческого роста, на несколько сантиметров выше Соланки) и сама пробивала себе дорогу в жизни. Подобно Зоркому Соколу, Шерлоку Холмсу или Дживзу, она перешагнула границы создавшего её труда, обрела доступную вымыслу версию свободы. Она рекламировала продукты на телевидении, открывала супермаркеты, произносила застольные речи, конферировала шоу. К тому времени, как " Толковая улица" прошла свой путь, она выросла в полностью оперившуюся телевизионную личность. Она вела собственное ток-шоу, появлялась специально приглашённой звездой в новых сногсшибательных комедиях, поднималась на подиум за Вивьен Вествуд и подвергалась нападкам: от имени униженных женщин её третировала Андреа Дворкин (" умная женщина не должна быть куклой" ), а от имени бессильных мужчин – Карл Лагерфельд (" какому настоящему мужчине нужна женщина со словарным запасом больше, чем у него? " ). После чего оба критика немедленно согласились (за высокие гонорары консультантов) присоединиться к концептуальной группе Л. Б., известной на Би-би-си как Трест Леди Бестолковки. Дебютное кино с Бестолковкой – " Толковая идея" – оказалось одной из редких неудач, с треском провалившись, но первый том её мемуаров (! ) взлетел на вершину амазонского списка бестселлеров сразу же после анонса, за несколько месяцев до публикации: объём продаж перевалил за четверть миллиона благодаря предварительным заказам истеричных фанатов, стремившихся оказаться первыми в очереди. После публикации книга побила все рекорды; второй, третий и четвёртый тома, последовавшие с годовой периодичностью, были проданы, по самым скромным оценкам, тиражом более пятидесяти миллионов экземпляров по всему миру.

Она стала Майей Ангелу кукольного мира, столь же безжалостным автобиографом, как и другая запертая птичка; её жизнь – скромное происхождение, годы борьбы, триумфальные успехи; и ах, бесстрашие перед лицом нищеты и жестокости! ох, радость, когда Судьба сделала её одной из Избранных! – превратилась в образец для миллионов молодых, к которым с гордостью причисляла себя императрица крутых парней Семидесятой улицы Запада Мила Мило. (Её непрожитая жизнь! – думал Соланка. – Её придуманная история, частью – сказочка про Драконов и Подземелье, частью – сага про бедное грязное гетто, целиком написанная для неё анонимами с призрачным талантом! Не такую жизнь я ей придумал; происходящее не имеет ничего общего с её историей – моей радостью и гордостью. Нынешняя Бестолковка – самозванка с неправильной историей, неправильным текстом, неправильной личностью, неправильной одеждой, неправильными мозгами. Где-то в Стране массовой информации находится замок Иф, там держат в плену настоящую Леди Бестолковку. Где-то есть Кукла в Железной Маске. )

Массовость её группы поддержки поражала: мальчишки восхищались ей наравне с девчонками, взрослые – не меньше детей. Она преодолевала все языковые, расовые и классовые границы. Её первую книгу воспоминаний амазонские специалисты первоначально поместили в документальный раздел. Решение переместить её и последующие тома в мир беллетристики встретило сопротивление как читателей, так и персонала. Леди Бестолковка, аргументировали они, – уже не изображение. Это явление. Её коснулась волшебная палочка феи, и она стала реальностью.

За всем этим Малик Соланка следил издалека с нараставшим ужасом. Создание его воображения, дитя его лучших качеств и чистейших побуждений, на глазах превращалось в чудовищную дешёвую знаменитость, вызывавшую глубочайшее отвращение. Первоначальная, ныне уничтоженная Леди Бестолковка была действительно умна, способна держаться на равных с Эразмом или Шопенгауэром. Красивая и острая на язычок, она при этом плескалась в море идей, жила интенсивной умственной жизнью. Нынешнее исправленное издание, контроль над которым он утратил давным-давно, обладало интеллектом чуть больше среднего шимпанзе. День за днём она превращалась в продукт мирка развлечений, её клипы – да, она стала записываться! – превосходили по вульгарности ролики Мадонны, её появления на премьерах затмевали любых восходящих звёзд, когда-либо проходивших по красному ковру в рискованных платьях. Она стала видеоигрой и девушкой с обложки, и это, заметьте, при том, что обычно представала женщиной, чья голова спрятана под маской знаменитой куклы. Однако за её роль боролось множество претенденток на звёздный статус, даже несмотря на то, что Трест Леди Бестолковки – который перерос рамки Би-би-си и вырвался наружу, став бурно растущим независимым предприятием, намеревавшимся со дня на день взять барьер высотой в миллиард долларов – настаивал на строгой конфиденциальности; имена женщин, вдыхавших жизнь в Бестолковку, никогда не сообщались, хотя слухами земля полнится, и папарацци Европы и Америки, основываясь на собственной специальной экспертизе, божились, что могут определить ту или иную актрису или модель, не глядя на лицо, по другим частям тела, которые Бестолковка с такой гордостью выставляла на всеобщее обозрение.

Удивительно, но превращение в кошечку не только не убавило Бестолковке поклонников, но и принесло новый легион взрослых мужчин-воздыхателей. Её стало не остановить: она давала пресс-конференции, на которых делилась планами открыть собственную продюсерскую компанию, начать выпуск собственного журнала, где рекомендации по поддержанию красоты, жизненные советы и самые яркие культурные события будут освещаться с личной точки зрения Бестолковки, а также выйти на национальную аудиторию кабельного телевидения США. Намечается бродвейское шоу – она ведёт переговоры с ведущими фигурами мюзиклов, с дорогим Тимом, и с дорогим Элтоном, и с дорогой Кэмерон, и, конечно, с дорогой, дорогой Эндрю, – к тому же планируется новое крупно-бюджетное кино. Оно не повторит наивных ошибок первого, но " органически" вырастет из выручивших миллиарды воспоминаний. " Леди Бестолковка – не какая-нибудь пластмассовая фантастическая Барби, – говорила она миру, начав рассуждать о себе в третьем лице, – и новый фильм будет очень человечным, здесь главное – качество. В этом заинтересованы все – Марти, Бобби, Брэд, Гвинни, Мег, Джулия, Том и Ник; да и Дженни, Паффи, Мэдди, Робби, Мик: мне кажется, сегодня все хотят Леди Бестолковку".

Триумф Бестолковки с неизбежностью породил множество комментариев и анализов. Над примитивными вкусами её почитателей смеялись, но в то же время видные театральные специалисты заговорили об античных традициях театра масок, восходящих к Греции и Японии. " Актриса в маске свободна от своей нормальности, повседневности. Её тело приобретает восхитительную новую свободу. Всё это диктует маска. Маска играет". Профессор Соланка оставался в стороне, отклоняя все приглашения к дискуссиям о вышедшем из-под контроля создании. Но отказаться от денег не мог. Авторские продолжали течь на его счёт. Жадность компрометировала, компромисс запечатывал уста. Контракт не позволял нападать на курицу, несущую золотые яйца, мысли копились в голове, и, предоставленный сам себе, он переполнялся горькой желчью несогласия. С каждой новой публичной затеей существа, задуманного им когда-то с такой живостью и старанием, росла его бессильная ярость.

В журнале " Хэлло! " Бестолковка – за указанный семизначный гонорар – разрешила читателям взглянуть изнутри на свой прелестный загородный домик, оказавшийся, естественно, старой громадой времён королевы Анны недалеко от резиденции Принца Уэльского в Глостершире, и Малика Соланку, некогда вдохновлённого кукольными домиками Рийксмузея, поразило бесстыдство нового извращения. Значит, теперь большие дома достанутся наглым куклам, а основная часть человечества так и будет мыкаться в лачугах? Ошибочность – с его точки зрения, моральное банкротство – данного преобразования глубоко тревожила; но, будучи сам далёк от банкротства, он придержал язык и взял грязные деньги. Десять лет, как сказал бы Арт Гарфанкель в свой мундштук, он сам вскармливал груды гнева и ненависти к себе. Ярость нависла над ним, как гребень волны Хокусаи. Бестолковка – непослушное дитя, выросшее в бешеного гиганта, олицетворяющего сейчас всё, что он ненавидит, и топчущего огромными ногами высокие принципы, ради торжества которых он вызвал её к жизни; включая, очевидно, его собственные.

Феномен Л. Б. пережил 1990-е и не подавал никаких признаков увядания в новом тысячелетии. Малику Соланке пришлось признать страшную правду. Он возненавидел Бестолковку.

Тем временем больше ничто из того, к чему он прикладывал руку, особых плодов не приносило. Он продолжал предлагать новым процветающим британским кукольным компаниям своих персонажей и их истории, но слышал в ответ – то мягко, то грубо, – что его концепции несвоевременны. В бизнесе молодых он стал хуже, чем старым: он стал старомодным. На встрече, где обсуждались его предложения по полнометражному кукольному жизнеописанию Никколо Макиавелли, он вовсю старался говорить на новом языке коммерции. В фильме, конечно же, людей будут представлять человекообразные животные. " В этом же есть всё, – неуклюже восторгался он. – Золотой век Флоренции! Медичи в полном блеске – крутые глиняные аристократы! Симонетта Веспусси, самая прелестная кошка в мире, которую делает бессмертной молодой пёс Гавкичелли. Рождение Кошачьей Венеры! Обряд Кошачьего Источника! А тем временем Америго Веспусси, старый морской лев, её дядя, плывёт открывать Америку! Савона-Роланд, Крысиный Монах, зажигает Костёр Тщеславия! И в сердце всего – мышь. Но не просто какой-нибудь старый Микки: а мышь – изобретатель realpolitik, блестящий мышиный драматург, выдающийся грызун – общественный деятель, мышь-республиканец, сумевший пережить пытки жестокого кота-герцога и мечтающий в изгнании о днях славного возвращения…" Его бесцеремонно прервал исполнительный продюсер из спонсоров, толстячок не старше двадцати трёх лет от роду. " Флоренция – это классно, – произнёс он. – Не вопрос. Мне нравится. И Никколо, как там его? Маусиавелли звучит… возможно. Но вся вот эта Ваша трактовка – позвольте мне сказать вот что. Она просто не стоит Флоренции. Может, а? может, просто не время сейчас для эпохи Возрождения в пластилине".

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒