Об авторе 7 страница

Дата была завтрашней. И подпись – Бертран Зобрист.

Элизабет Сински почувствовала дрожь. – Что это за место?! – потребовала она объяснений. – Где это место?!

В ответ хозяин проявил лишь немного эмоций – глубокий вздох разочарования и беспокойства. – Доктор Сински, – ответил он, – Я надеялся, что вы знаете ответ на этот самый вопрос.

На расстоянии мили от пешеходного пути набережной Скьявони морской пейзаж всегда понемногу менялся. Внимательно смотрящий увидел бы, как огромная серая яхта только что сбавила ход вблизи клочка суши к востоку. Теперь она направлялась к площади Св. Марка.

Это яхта Мендасиум – на FS-2080 накатил приступ страха.

Её серый корпус ни с чем не спутаешь.

Хозяин уже близко… а время на исходе.

Глава 71

Пробираясь через огромные толпы на Riva degli Schiavoni, Лэнгдон, Сиенна и Феррис держались края воды на пути к площади Св. Марка, достигнув ее самой южной границы, того конца, где базарная площадь выходила к морю.

В этом месте толпа туристов была почти непроницаема, создавая клаустрофобную давку вокруг Лэнгдона, поскольку многие стремились сфотографировать установленные здесь две массивные колонны, окаймляющие площадь.

Официальные ворота в город, подумал Лэнгдон иронически, зная, что еще до восемнадцатого столетия место также использовалось для публичных казней.

На одной из колонн он увидел причудливую статую, прославляющую Св. Теодора, гордо позирующего с убитым драконом, который всегда казался Лэнгдону намного больше похожим на крокодила.

На второй колонне возвышался встречающийся повсюду символ Венеции – крылатый лев. Везде в городе был заметен крылатый лев, гордо опирающийся лапой на открытую книгу, имеющую латинскую надпись Pax tibi Marce, evangelista meus (Мир тебе, Марк, мой евангелист). Согласно легенде, эти слова были произнесены ангелом по прибытию Св. Марка в Венецию, наряду с предсказанием, что его тело будет однажды покоиться здесь. Эта недостоверная легенда позже использовалась венецианцами, чтобы оправдать разграбление костей Св. Марка из Александрии для перезахоронения в базилике Св. Марка. По сей день крылатый лев считается символом города и виден почти с каждого угла.

Лэнгдон показал направо, мимо колонн, через площадь Св. Марка. – Если мы разойдемся, встречаемся у входа в базилику.

Другие согласились и быстро начали огибать края толпы, следуя на площадь вдоль западной стены Дворца Дожей. Знаменитые голуби Венеции, несмотря на законы, запрещающие кормить их, казалось, были живы и здоровы, некоторые клевали что-то у ног толпы, а другие нагло нападали на уличные кафе и грабили незащищенные корзины с хлебом, доставляя неприятности официантам в смокингах.

Эта великая базарная площадь, в отличие от большинства в Европе, была сформирована не в форме квадрата, а скорее в форме буквы L. Более короткая сторона – известная как пьяцетта – соединяла океан с базиликой Св. Марка. Впереди площадь под углом девяносто градусов поворачивала налево к своей длинной стороне, которая простиралась от базилики к музею Коррера. Странно, что площадь имела не прямолинейную форму, а была неправильной трапецией, существенно сужаясь в одном конце. От этой забавной иллюзии базарная площадь выглядела гораздо длиннее, чем на самом деле, эффект, который усиливался сеткой плиток, образцы которых обрисовывали в общих чертах оригинальные лотки уличных торговцев пятнадцатого столетия.

Когда Лэнгдон приблизился к углу площади, он увидел впереди на некотором расстоянии мерцающие синие стеклянные циферблаты часовой башни Св. Марка – те самые астрономические часы, с которых Джеймс Бонд сбросил злодея в фильме «Лунный гонщик».

Только в этот момент, когда он вошел на защищенную площадь, Лэнгдон осознал насколько уникален город.

Звуки.

Фактически без автомобилей или моторизованных средств передвижения любого вида, Венеция обладала блаженным отсутствием обычного городского движения, метро и сирен, оставляя звуковое пространство для выразительной, немеханической палитры человеческих голосов, воркования голубей и ритмичных скрипок, исполняющих серенаду постоянным зрителям в уличных кафе. Венеция не походила ни на какой другой столичный центр в мире.

Когда лучи вечернего солнца начали падать на собор Святого Марка с запада, бросая длинные тени на плиты площади, Лэнгдон взглянул на шпиль колокольни, которая возвышалась над ней, над старинным венецианским пейзажем. Верхняя крытая галерея башни была заполнена сотнями людей. Даже сама мысль о том, чтобы подняться туда, заставила его содрогнуться, и он опустил голову и продолжил двигаться сквозь человеческое море.

Сиенна легко поспевала в ногу с Лэнгдоном, но Феррис отстал, и она решила идти чуть медленнее, чтобы держать обоих мужчин в поле зрения. Но теперь, поскольку расстояние между ними выросло, она нетерпеливо оглянулась. Феррис ткнул себя в грудь, показывая, что его мучает одышка, и жестом предложил ей идти вперёд.

Сиенна подчинилась и быстро пошла вслед за Лэнгдоном, потеряв Ферриса из виду. Но, пока она прокладывала себе путь через толпу, щемящее чувство не отпускало её – странное подозрение, что Феррис отстаёт преднамеренно… словно пытается создать дистанцию между ними.

Привыкшая доверять своим инстинктам, Сиенна нырнула в нишу и выглянула из тени, осматривая толпу позади себя в поисках Ферриса.

Куда он делся?!

Было похоже, как будто он больше даже не пытался следовать за ними. Сиенна изучала лица в толпе, и наконец она увидела его. К ее удивлению Феррис остановился и низко присел, что-то печатая на своем телефоне.

На том же самом телефоне, про который он говорил мне, что у него разряжена батарея.

Внутренний страх охватил ее, и снова она знала, что должна доверять этому чувству.

Он лгал мне в поезде.

Сиенна наблюдала за ним и пыталась представить, что он делает. Тайно пишет кому-то? Занимается исследованиями за ее спиной? Пытается решить тайну стихотворения Зобриста раньше, чем это смогут сделать Лэнгдон и Сиенна?

Без всяких разумных объяснений, он откровенно лгал ей.

Я не могу доверять ему.

Сиенна раздумывала, должна ли она возмутиться и противостоять ему, но она быстро решила скрыться в толпе прежде, чем он разыскал ее. Она снова направилась в базилику в поисках Лэнгдона. Я должна попросить его больше ничего не раскрывать Феррису.

Она была всего в пятидесяти ярдах от базилики, когда почувствовала, как сильная рука схватилась за ее свитер сзади.

Она обернулась и оказалась лицом к лицу с Феррисом.

Человек с сыпью сильно задыхался, пробираясь сквозь толпу и пытаясь догнать ее. В нем было что-то безумное, чего Сиенна не замечала прежде.

– Извини, – сказал он, едва в состоянии дышать. – Я заблудился в толпе.

Мгновение Сиенна смотрела в его глаза, она знала.

Он что-то скрывает.

Когда Лэнгдон подошел к базилике Св. Марка, он с удивлением обнаружил, что за ним больше не следовали его два компаньона. Также удивительным для Лэнгдона было отсутствие очереди из туристов, ждущих, чтобы войти в церковь. С другой стороны Лэнгдон понял, что были поздние дневные часы в Венеции, время, когда большинство туристов (их энергия ослабевает от тяжелых обедов из пасты и вина) решило прогуляться до базарной площади или выпить кофе, а не пытаться впитать в себя больше истории.

Ожидая, что Сиенна и Феррис могут появиться в любой момент, Лэнгдон перевёл взгляд на вход в базилику. Иногда обвиняемый в том, что у него «сбивающее с толку обилие входов», нижний фасад здания был почти полностью занят фалангой из пяти утопленных подъездов, украшенных колоннами, сводчатыми арками, а широко раскрытые бронзовые двери, пожалуй, делали здание, по крайней мере, вполне доброжелательным.

Один из лучших в Европе образчиков византийской архитектуры, собор Св. Марка имел сугубо неяркий и причудливый внешний вид. В отличие от строгих серых башен Нотр-Дам и Шартра, он казался впечатляющим, но все же каким-то гораздо более приземленным. Большую в ширину, чем в высоту церковь покрывали пять округлых белых куполов, которые придавали ей воздушный, почти торжественный вид, что привело к сравнению собора Св. Марка с верхушкой из безе свадебного торта в нескольких путеводителях.

Высоко на самом верху крыши церкви, стройная статуя Святого Марка смотрела сверху вниз на площадь, носившую его имя. Его ноги покоились на вершине арки, украшенной гребнем, покрашенной в темно-синий цвет и покрытой золотыми звездами. На этом красочном фоне мерцал венецианский золотой крылатый лев – талисман города.

Тем не менее, одним из самых знаменитых сокровищ Святого Марка являлись статуи, расположенные ниже золотого льва – изображающие четырёх гигантских медных жеребцов – которые в данный момент сверкали в лучах предвечернего солнца.

Лошади Св. Марка.

Словно готовые в любой момент спрыгнуть на площадь, эти бесценные четыре изваяния, как и многие другие сокровища Венеции, были вывезены из Константинополя в качестве трофея во времена крестовых походов. Ещё одно трофейное произведение искусства выставлено пониже коней у юго-западного угла храма – высеченная из пурпурного порфира скульптура под названием «Тетрархи». Эта композиция широко известна тем, что лишилась ступни одной из фигур при грабительском вывозе её из Константинополя в тринадцатом веке. В 60-х годах прошлого века эта ступня чудесным образом нашлась в Стамбуле. Венеция подала прошение о получении недостающего фрагмента скульптуры, но турецкие власти ответили простым посланием: «Поскольку саму скульптуру вы похитили, мы оставляем себе ногу».

– Мистер, вы покупаете? – прозвучал голос женщины, заставив опустить взор Лэнгдона вниз.

Коренастая цыганка держала длинный шест, на котором висела коллекция из венецианских масок. Большинство из них были выполнены в популярном стиле Вольто – стилизованные, белые маски с полным лицом, которые часто надевали женщины во время карнавалов. Ее коллекцию также составляли игривые, закрывающие лицо не полностью маски Коломбина, несколько масок Баута с треугольным подбородком и Моретта без закрепляющих ленточек. Впрочем, несмотря на эти красочные изделия, внимание Лэнгдона захватила единственная, серовато-черная маска, висевшая сверху шеста, мертвенные глаза которой, казалось, уставились прямо вниз на Лэнгдона поверх длинного, крючковатого носа.

Врачеватель чумы. Лэнгдон отвратил взор, ему не нужно было напоминаний, чем он занимается в Венеции.

– Так покупаете? – повторила цыганка.

Лэнгдон вяло улыбнулся и помотал головой. – Очень красивые, но нет, спасибо. (ит. )

Когда женщина отошла, взгляд Лэнгдона последовал за зловещей маской чумы, всплывавшей поверх голов. Он тяжело вздохнул и снова поднял глаза к медным изваяниям на балконе второго этажа.

И тут его осенило.

Лэнгдон почувствовал, как неожиданно нагрянувшие элементы стремительно начинают стыковаться – кони собора Св. Марка, венецианские маски и награбленные сокровища из Константинополя.

– Боже мой, – прошептал он. – Вот оно!

Глава 72

Роберта Лэнгдона пронзила мысль.

Лошади Св. Марка!

Эти четыре великолепных лошади – с их королевскими шеями и мощными хомутами – пробудили в Лэнгдоне внезапные и неожиданные воспоминания, одно из которых, как он теперь понял, содержало объяснение важного отрывка таинственного стихотворения, написанного на посмертной маске Данте.

Лэнгдон однажды побывал на свадебном приёме у знаменитостей на исторической конной ферме Раннимед в Нью-Хемпшире, за которой закрепился образ победителя Кентукского дерби Дэнсера. В числе щедро оплаченных развлечений, гостям представили выступление известной конной труппы «Под маской» – потрясающее зрелище, в котором всадники действовали в великолепных венецианских костюмах и масках «вольто интеро», полностью закрывающих лицо. У этой труппы были черные как смоль верховые кони фризской породы – крупнее их Лэнгдон никогда не видел. Обладая мощнейшим сложением, эти удивительные животные с топотом носились по полю, демонстрируя пульсирующие мускулы, шерсть на брюхе и метровые гривы, дико развевавшиеся позади длинной, грациозной шеи.

Красота этих существ произвела такое впечатление на Лэнгдона, что после возвращения домой он почитал о них в интернете и обнаружил, что порода когда-то была фаворитом у средневековых королей, использовалась в качестве боевых лошадей и спасена от исчезновения в последние годы. Первоначально известное как Эквус робустус, современное название породы, из фризского языка, было данью их родине Фрисланд, голландской провинции, которая была местом рождения блестящего графика М. К. Эшера.

Как оказалось, сильные тела ранних фризских лошадей вдохновили на создание здравой эстетики лошадей Св. Марка в Венеции. Согласно веб-сайту, лошади Св. Марка были так красивы, что они стали «художественными произведениями, исторически наиболее часто подверженными кражам. »

Лэнгдон всегда полагал, что эта сомнительная честь принадлежала Гентскому Запрестольному образу и нанес быстрый визит на веб-сайт ARCA (The Association for Research into Crimes Against Art), чтобы подтвердить свою теорию. Ассоциация исследований преступлений против искусства не предложила категорической расстановки, но они действительно предлагали краткую историю беспокойной жизни скульптур как цель мародерства и грабежа.

Эти четыре медных коня были отлиты в четвёртом веке неизвестным греческим скульптором на острове Хиос, где оставались до тех пор, пока Феодосий II не вывез их в Константинополь для установки на Ипподроме. Потом при Четвёртом крестовом походе, когда войска венецианцев разграбили Константинополь, действующий дож потребовал, чтобы эти ценные статуи доставили оттуда морем в Венецию, что было почти подвигом при их весе и размерах. Кони прибыли в Венецию в 1254 году и были установлены перед фасадом собора Св. Марка.

Более половины тысячелетия спустя, в 1797 году Венецию завоевал Наполеон, который забрал коней себе. Они были доставлены в Париж и эффектным образом украсили вершину Триумфальной арки. И наконец, в 1815 году – после поражения Наполеона при Ватерлоо и его ссылки – кони были сняты с Триумфальной арки и доставлены на барже обратно в Венецию, где и были вновь установлены, уже на фронтальном балконе собора Св. Марка.

Хотя Лэнгдон и был неплохо знаком с историей этих лошадей, на сайте ARCA нашлись данные, которые его поразили.

Декоративные хомуты появились на шеях лошадей в 1204 году и сделали это венецианцы для облегчения транспортировки судном от Константинополя до Венеции, чтобы скрыть места, где были разъединены головы.

Дож приказал, чтобы отрезали головы лошадям Св. Марка? Это казалось Лэнгдону невероятным.

– Роберт, – раздался голос Сиенны.

Лэнгдон отвлекся от своих мыслей, повернулся и увидел, что Сиенна пробирается через толпу и Феррис рядом с ней.

– Лошади в стихотворении! – выкрикнул Лэнгдон взволнованно. – Я понял это!

– Что? – Сиена выглядела растерянной.

– Мы ищем предательского дожа, который отрубал головы лошадям!

– Да?

– Стихотворение не относится к живым лошадям. – Лэнгдон указал вверх на фасад Св. Марка, где луч яркого солнца освещал четыре медных статуи. – Оно относится к этим лошадям!

Глава 73

На борту Мендасиума у доктора Элизабет Сински дрожали руки. Она смотрела видеофильм в кабинете хозяина, и хотя она видела некоторые ужасные вещи в своей жизни, это необъяснимое кино, которое сделал Бертран Зобрист до своего самоубийства, заставило ее до смерти похолодеть.

Она смотрела на экран, на котором дрожащая тень с клювообразным носом была спроецирована на мокрую стену подземной пещеры. Силуэт продолжал говорить, гордо описывая шедевр – произведение под названием Ад – которое должно спасти мир путем сортировки населения.

Бог спасет нас, думала Сински. – Мы должны…, - сказала она дрожащим голосом. – Мы должны найти это место под землей. Может быть, еще не слишком поздно.

– Продолжайте смотреть, – ответил хозяин. – Дальше происходит еще более странное.

Внезапно тень маски выросла на влажной стене, вырисовываясь прямо перед нею, пока фигура внезапно не превратилась в скелет.

Черт побери.

Сински уставилась на полностью экипированного врачевателя чумы – завернутого в черный плащ и в леденящей крючковатой маске. Лекарь подошел прямо к камере, его маска заполонила весь экран, создавая ужасающий эффект.

«Самые жаркие уголки в аду, – прошептала она, – оставлены для тех, кто во времена величайших нравственных переломов сохранял нейтралитет. »

Сински почувствовала гусиную кожу у себя на шее. Это была та же самая цитата из записки, которую Зобрист оставил для нее на стойке авиакомпании, когда она ускользнула от него в Нью-Йорке год назад.

– Я знаю, – продолжал врачеватель чумы, – некоторые называют меня чудовищем. – Он сделал паузу, и Сински почувствовала, что его слова обращены к ней. – Знаю, есть такие, кто считает меня бессердечным зверем, скрывающимся под маской. – Он опять замолчал, подходя ближе к камере. – Но я не безлик и не бессердечен.

С этими словами Зобрист стянул с себя маску и опустил капюшон плаща, обнажив лицо. Сински оцепенела, уставившись на знакомые зелёные глаза, которые в последний раз видела в затемнённом офисе Совета по международным связям. На этом видео в его глазах были те же огонь и страсть, но сейчас в них было что-то ещё – дикий энтузиазм сумасшедшего.

– Меня зовут Бертран Зобрист, – сказал он, уставившись на камеру. – И это моё лицо, открытое всему миру. Что касается души… если бы я мог вынуть своё пламенное сердце, как Господь у Данте для его возлюбленной Беатриче, вы бы увидели, что меня переполняет любовь. Глубочайшая любовь. Ко всем вам. И более всего – к одному существу.

Зобрист подошёл ещё ближе, заглядывая прямо в камеру и говоря нежным голосом, будто обращаясь к предмету своей любви.

– Любовь моя, – прошептал он, – мой драгоценный дар. Ты мой источник красоты, конец всех пороков, средоточие все видов добродетели, моё спасение. Это с тобой мы лежали рядом обнажёнными и благодаря тебе я преодолел бездну и обрёл силы на то, что я сделал.

Сински слушала с отвращением.

– Любовь моя, – продолжил Зобрист печальным шёпотом, отдающимся эхом в призрачной подземной пещере. – Ты моё вдохновение и мой проводник, мой Вергилий и моя Беатриче, всё в одном, и этот шедевр столь же твой, как и мой. Если ты и я, как несчастные влюбленные, никогда не коснёмся друг друга снова, я должен обрести покой, зная, что вверил будущее твоим нежным рукам. Моя работа внизу окончена. И сейчас для меня наступило время, чтобы вновь подняться в мир наверху… и вновь увидеть звёзды.

Зобрист замолчал, и спустя мгновение эхо в пещере повторило слово «звёзды». Затем, очень спокойно, Зобрист протянул руку и коснулся камеры, заканчивая передачу.

Экран погас.

– Подземное пространство, – сказал хозяин, отворачивая монитор. – Мы не узнали его. А вы?

Сински помахала головой. Я никогда не видела ничего похожего. Она думала о Роберте Лэнгдоне, надеясь, что он продвинулся дальше в расшифровке загадок Зобриста.

– Если это как-то поможет, – сказал хозяин, – я догадываюсь, в кого Зобрист был влюблен. – Он сделал паузу. – Его личное кодовое имя FS-2080.

Сински подпрыгнула. – FS-2080?! – Она уставилась на хозяина в шоке.

Хозяин также был поражен. – Это о чем-то вам говорит?

Сински скептически кивнула. – Вне всякого сомнения, да.

Сердце Сински колотилось. FS-2080. Хотя она не знала личности человека, она, безусловно, знала, что обозначало кодовое название. ВОЗ контролировал подобные кодовые названия в течение многих лет.

– Движение трансгуманистов, – сказала она. – Вы знакомы с ним?

Хозяин покачал головой.

– Говоря простым языком, – объясняла Сински, – трансгуманизм – философия, заявляющая, что люди должны использовать все доступные технологии для проектирования нашего собственного вида и сделать его более сильным. Естественный отбор.

Хозяин с видимым безразличием пожал плечами.

– По большому счету, – продолжала она, – движение трансгуманистов состоит из достойных доверия лиц – ответственных ученых, футуристов, провидцев – но, как и в большинстве движений, в него входит маленькая, но воинственная фракция, которая верит, что движение движется недостаточно быстро. Они апокалиптические мыслители, считающие, что конец близок и кто-то должен принять решительные меры, чтобы спасти будущее нашего вида.

– И я предполагаю, – сказал хозяин, – что Бертран Зобрист был одним из этих людей?

– Безусловно, – сказала Сински. – Лидер движения. Помимо того, что он был выдающимся интеллектуалом, он был еще и чрезвычайно харизматичным и сочинял статьи о судном дне, порождающие целый культ фанатиков трансгуманизма. Сегодня многие из его фанатичных учеников используют эти кодовые имена – все они имеют похожую форму, – две буквы и четырехзначный номер – например DG-2064, BA-2105 или тот, который вы сейчас упомянули.

– FS-2080.

Сиински кивнула. – Это может быть кодовым именем трансгуманиста.

– Числа и буквы имеют значение?

Сински двинулась к его компьютеру. – Откройте браузер. Я покажу вам.

Хозяин выглядел неуверенным, но подошел к компьютеру и запустил поисковую систему.

– Введите ‘FM 2030, ’ – сказала Сински, устраиваясь позади него.

Хозяин напечатал FM-2030, и появились тысячи веб-страниц.

– Нажмите любую из них, – сказала Сински.

Хозяин выбрал верхнюю строку в результатах поиска, которая отсылала к странице Википедии, где красовалось фото симпатичного иранца Ферейдуна М. Эсфандиари, который характеризовался как писатель, философ, футурист и предвестник движения трансгуманизма. Родился в 1930 году. Указывалось, что он донёс идеи трансгуманизма до широких масс, кроме того, предсказал искусственное оплодотворение, генную инженерию и глобализацию.

Согласно Википедии, Эсфендиари смело заявил, что новые технологии позволят ему прожить до ста лет, редкого возраста для его поколения. Чтобы показать уверенность в будущей технологии, Ферейдун М. Эсфендиари взял кодовое имя FM-2030, состоявшее из комбинации инициалов его первого и второго имени и годом, в котором ему исполнилось бы сто лет. К сожалению, он скончался от рака поджелудочной железы в семидесятилетнем возрасте и не достиг своей цели, но в память о нем рьяные последователи трансгуманиста воздали должное FM-2030 и стали использовать его принципы присваивания имен.

Когда хозяин закончил читать, он встал, подошел к окну и безучастно смотрел на океан в течение долгого времени.

– Итак, – наконец прошептал он, как будто думая вслух. – Возлюбленный Бертрана Зобриста – этот FS-2080 – является, очевидно, одним из этих… трансгуманистов.

– Без сомнения, – ответила Сински. – Я сожалею, что не знаю точно, кто этот FS-2080, но –

– К этому я и веду, – прервал хозяин, все еще уставившись на море. – Зато я знаю. Точно знаю, кто это.

Глава 74

Кажется сам воздух был пропитан золотом.

Роберт Лэнгдон посетил много великолепных соборов в своей жизни, но обстановка Кьеза д’Оро Св. Марка всегда казалась ему действительно исключительной. В течение многих столетий утверждалось, что просто от вдыхания воздуха собора Св. Марка можно стать богатым человеком. Заявление следовало понимать не только метафорически, но также и буквально.

Благодаря внутренней облицовке, состоящей из нескольких миллионов древних золотых плиток, множество частиц пыли, колеблющихся в воздухе, как говорили, фактически были пятнами золота. Эта находящаяся во взвешенном состоянии золотая пыль вместе с ярким солнечным светом, который проникал через большое западное окно, составляла волнующую атмосферу, помогающую верующим достигать и духовного богатства и, если они вдыхали глубоко, более мирского обогащения в виде золочения легких.

В этот час низкое солнце, проникающее через западное окно, распространилось по голове Лэнгдона как широкий, мерцающий веер или навес из сияющего шелка. Лэнгдону оставалось только набрать преисполненного благоговением дыхания, и он ощущал, что Сиенна и Феррис делают то же самое.

– Нам куда? – прошептала Сиенна.

Лэнгдон указал на ряд восходящих лестничных ступеней. Часть церковного музея была на верхнем уровне и представляла обширную выставку, посвященную лошадям Св. Марка, которая, как надеялся Лэнгдон, быстро укажет на личность таинственного дожа, который отрубил головы животным.

Когда они поднимались по лестнице, он видел, что Феррис снова боролся со своим дыханием, и Сиенна в течение нескольких минут ловила взгляд Лэнгдона. Выражение ее лица было предостерегающим, она осторожно кивала в сторону Ферриса и изрекла что-то, чего Лэнгдон не мог понять. Прежде, чем он мог попросить у нее разъяснение, Феррис оглянулся, на долю секунды опоздав, поскольку Сиенна уже отвернула глаза и смотрела непосредственно на Ферриса.

– Вы в порядке, доктор? – невинно спросила она.

Феррис кивнул и стал подниматься быстрее.

Талантливая актриса, подумал Лэнгдон, но что она пыталась сказать мне?

Когда они добрались до второго уровня, их взору предстала вся базилика, расположившаяся под ними. Святилище было построено в форме Греческого креста, по внешнему виду скорее напоминающее квадрат, чем вытянутый прямоугольник собора Святого Петра или Нотр-Дам. С более коротким промежутком между притвором и алтарем, собор Св. Марка излучал мощь и надежность, а также чувство большей доступности.

Чтобы не казаться слишком доступным, алтарь церкви располагался позади экрана с колоннами и был увенчан внушительным распятием. Защищенный изящным балдахином, он имел один из самых ценных запрестольных образов в мире – знаменитый Pala d’Oro. Роскошный фон из позолоченного серебра, эта «золотая ткань» была тканью только в том смысле, что это была объединённая мозаика из предыдущих работ – прежде всего византийская эмаль – вся вплетенная в единственную готическую раму. Для украшения его были использованы приблизительно одна тысяча триста жемчужин, четыреста гранатов, триста сапфиров, а также изумруды, аметисты и рубины. Pala d’Oro, как полагали, наряду с лошадьми Св. Марка, был одним из самых прекрасных сокровищ в Венеции.

Образно говоря, слово «базилика» обозначало любую восточную церковь византийского стиля, возведенную как в Европе, так и на Западе. Будучи копией Юстиниановской базилики Святых апостолов в Константинополе, собор Святого Марка был построен действительно в восточном стиле, и путеводители часто предлагали его в качестве альтернативы турецких мечетей, многие из которых были византийскими соборами, превратившимися в молитвенные дома мусульман.

В то время как Лэнгдон никогда бы не счел собор Св. Марка заменой выдающимся мечетям Турции, он должен был признать, что его страсть к византийскому искусству может быть удовлетворена посещением тайной анфилады комнат, находящимся рядом с правым трансептом этой церкви, в которых скрыты так называемые Сокровища Св. Марка – роскошная коллекция из 283 драгоценных икон, ювелирных изделий и чаш, полученных во время разграбления Константинополя.

Лэнгдон был доволен тем, что днём в базилике оказалось спокойно. Бродили обычные толпы, но по крайней мере, можно было развернуться. Временами сливаясь с разными группами, Лэнгдон вёл Сиенну с Феррисом к западному окну, где посетители могли выйти и увидеть коней на балконе. Несмотря на уверенность Лэнгдона в том, что они сумеют распознать интересующего их дожа, он не совсем понимал, какой шаг им предпринять после этого. Выяснить, где он сам? Где его гробница? Его статуя? Для этого могла понадобиться помощь, учитывая, что на территории собора сотни скульптур – в склепах нижнего яруса и в крытых гробницах северного крыла.

Лэнгдон разыскал молодую женщину-экскурсовода, проводящую экскурсию, и вежливо прервал ее рассказ. – Извините меня, – сказал он. – Этторе Вио сегодня работает?

– Этторе Вио? – Женщина странно посмотрела на Лэнгдона. – Да, конечно, но(ит. ) – Она резко остановилась, ее глаза засияли. – Lei e Robert Langdon, vero?! (ит. ) – Вы – Роберт Лэнгдон, не так ли?

Лэнгдон терпеливо улыбнулся – Да, я (ит. ). Возможно ли поговорить с Этторе?

– Да, да! – Женщина сказала своей туристической группе минуту подождать и поспешно ушла.

Лэнгдон и куратор этого музея Этторе Вио однажды вместе появились в коротком документальном фильме о базилике, и с тех пор они поддерживали отношения. – Этторе написал книгу о базилике, – пояснил Лэнгдон Сиенне. – Вернее, несколько книг.

Видимо, Сиенну странным образом всё ещё беспокоил Феррис, который шёл с ней рядом, когда Лэнгдон вёл всех к западному окну, из которого видны кони. Когда они подошли к окну, на фоне дневного солнца показались силуэты мускулистых крупов этих скульптур. Бродившие по балкону туристы с удовольствием разглядывали коней вблизи и любовались панорамой площади Св. Марка.

– Вон они! – воскликнула Сиенна, направлясь к двери, ведущей на балкон.

– Не совсем они, – ответил Лэнгдон. – Кони, которых мы видим на балконе, на самом деле – только копии. Настоящие кони собора Св. Марка содержатся в помещении, для сохранности и из соображений безопасности.

Лэнгдон повел Сиенну и Ферриса вдоль коридора к хорошо освещенному алькову, где такая же группа из четырех жеребцов, казалось, неслась к ним с заднего фона кирпичных сводчатых проходов.

Лэнгдон с восхищением указал на изваяния. – Вот оригиналы.

⇐ Предыдущая 20 21 22 23 242526 27 28 29 Следующая ⇒