Об авторе 2 страница

Сиенна осторожно положила маску на купель, а Лэнгдон достал еще полотенца, которые использовал как перчатки, чтобы вынуть маску из пакета, стараясь не прикасаться к ней голыми руками. Мгновение спустя, посмертная маска Данте, незащищенная и открытая, лежала лицом вверх под ярким светом, подобно голове пациента под наркозом на операционном столе.

Драматичная текстура маски казалась еще более тревожной под лучами света – возрастные складки и морщины подчеркивал бесцветный гипс. Не теряя времени, Лэнгдон с помощью самодельных рукавиц перевернул маску и положил ее лицом вниз.

Оборотная сторона маски выглядела заметно менее состарившейся, чем лицевая – чистая и белая, а не тусклая и желтая.

Сиенна склонила голову набок с озадаченным видом. – Тебе не кажется, что это сторона новее?

Признаться, различие в цвете было более выразительным, чем представлял Лэнгдон, но эта сторона несомненно того же возраста, что и передняя. – Неравномерное старение, – сказал он. – Тыльная сторона маски была защищена витриной, поэтому не подверглась эффекту старения от солнечных лучей. – Лэнгдон отметил про себя, что нужно удвоить коэффициент своего солнцезащитного крема для загара.

– Постой, – сказала Сиенна, наклоняясь ближе к маске. – Смотри! На лбу! Это, должно быть, то, что вы видели с Игнацио.

Взгляд Лэнгдона быстро переместился по гладкой белой поверхности к тому же выцветшему пятну, которое он заметил ранее через пластиковый пакет – еле заметная линия символов, горизонтально пересекавших внутреннюю часть лба Данте. Однако, теперь под ярким светом, Лэнгдон ясно видел, что эти символы были не природным дефектом…они были созданы человеком.

– Это…письмо, – прошептала Сиенна, слова застряли в ее горле. – Но…

Лэнгдон изучил надпись на гипсе. Это была одна строчка букв, написанных рукой витиеватым почерком бледного коричневато-желтого цвета.

– И это все? – спросила Сиенна почти со злостью.

Лэнгдон почти не слышал ее. Интересно, кто это написал? Кто-то из эпохи Данте? Это казалось маловероятным. В таком случае исследователи истории искусств обнаружили бы эту надпись давным давно, во время регулярной чистки или реставрации, и она стала бы неотъемлемой частью сведений о маске. Лэнгдон же никогда о ней не слышал.

Намного более вероятный источник быстро материализовался в его мыслях.

Бертран Зобрист.

Зобрист был владельцем маски и, следовательно, имел личный доступ к ней в любое время. Он мог написать текст на ее обороте сравнительно недавно, а затем вернуть в античную витрину без чьего-либо ведома. Владелец маски, сказала им Марта, не разрешал нашим работникам даже открывать витрину в его отсутствие.

Лэнгдон быстро объяснил свою версию.

Казалось, Сиенна согласилась с его логикой, но перспектива явно ее беспокоила. – В этом нет смысла, – сказала она встревоженно. – Если даже Зобрист тайно написал что-то на обратной стороне посмертной маски Данте, и также побеспокоился о том, чтобы создать проектор с указанием на нее… тогда почему он не написал что-нибудь более значимое? Это же бессмыслица! Мы с тобой искали маску весь день и это все, что мы обнаружили?

Лэнгдон перевел свой взгляд на текст с обратной стороны маски. Рукописное послание было очень коротким – всего в семь знаков длиной – и по общему признанию выглядело абсолютно бессмысленным.

Разочарование Сиенны, конечно, понятно.

Однако, Лэнгдон почувствовал знакомую дрожь от неизбежного открытия и почти мгновенно понял, что эти семь букв скажут ему все необходимое о том, что им с Сиенной делать дальше.

Более того, он почувствовал слабый аромат, исходящий от маски – такой знакомый аромат, который объяснял, почему гипс с тыльной стороны маски был белее, чем спереди… и разница не имела ничего общего со старением или воздействием солнечного света.

– Я не понимаю, – сказала Сиенна. – Все буквы одинаковые.

Лэнгдон спокойно кивнул, изучив строчку текста – семь одинаковых букв, тщательно написанных каллиграфическим почерком на внутренней стороне лба Данте.

PPPPPPP

– Семь Р, – сказала Сиенна. – И что нам с этим делать?

Лэнгдон спокойно улыбнулся и посмотрел на нее. – Я предлагаю делать в точности то, что говорит нам это сообщение.

Сиенна смотрела с непониманием. – Семь Р – это… сообщение?

– Да, – сказал он с усмешкой. – И если ты изучала Данте, весьма понятное.

Снаружи баптистерия Святого Иоанна человек в галстуке вытер ногти своим носовым платком и приложил к прыщам на шее. Он попытался скрыть блеск в глазах, искоса глядя на свою цель.

Вход для туристов.

За дверьми утомленный экскурсовод в спортивной куртке курил сигарету и перенаправлял туристов, которые очевидно не могли понять график работы здания, который был написан по международному времени.

ОТКРЫТО 13. 00–17. 00(ит. )

Человек, покрытый сыпью, сверился с часами. Было 10: 02 утра. Баптистерий был закрыт еще на несколько часов. Некоторое время он смотрел на экскурсовода, а затем решился. Он вытащил золотую сережку-гвоздик из уха и положил ее в карман. Затем открыл кошелек и проверил его содержимое. Помимо нескольких карт и пачки евро у него было более трех тысяч долларов США наличными.

К счастью, жадность была всеобщим грехом.

Глава 57

Peccatum… Peccatum… Peccatum…(лат. )

Семь букв Р, написанных на обратной стороне посмертной маски Данте мгновенно направили мысли Лэнгдона к тексту «Божественной комедии». На секунду он вернулся на сцену в Вене, представляя свою лекцию «Божественный Данте: Символы ада».

– И вот мы спустились, – его голос отражался в динамиках, – пройдя через девять кругов ада к центру земли, встретившись лицом к лицу с самим Люцифером.

Лэнгдон переходил от слайда к слайду в серии изображений трехголового дьявола в различных произведениях искусства – Карта Ботичелли, мозаика флорентийского баптистерия и ужасный черный демон Андреа ди Чоне, мех которого был вымазан алой кровью его жертв.

– Вместе, – продолжил Лэнгдон, – мы спустились по волосатой груди Люцифера, развернулись как только гравитация поменяла направление и вышли из мрачного подземного мира…чтобы снова увидеть звезды.

Лэнгдон продолжил переключать слайды, пока не достиг изображения, которое он показывал ранее – знаковую картину Доменико ди Микелино, находящуюся внутри Дуомо, которая изображала Данте, одетого в красную мантию, стоящего за стенами Флоренции. – И если вы приглядитесь…то увидите эти звезды.

Лэнгдон указал на звездное небо, образовавшее свод над головой Данте. – Как видите, небеса созданы серией девяти концентрических сфер, окружающих землю. Девятиуровневая структура рая задумана, чтобы отразить и сбалансировать девять колец преисподней. И как вы уже, наверно, заметили, число девять является повторяющейся темой для Данте.

Лэнгдон сделал паузу, чтобы попить воды, позволив толпе отдышаться после томительного спуска и выхода из преисподней.

– Таким образом, пережив все ужасы ада, вы все, должно быть, очень обрадуетесь тому, что направляетесь в рай. К сожалению, в мире Данте не все так просто. – Он драматично вздохнул. – Чтобы добраться до рая мы все должны – в прямом и переносном смысле – взобраться на гору.

Лэнгдон указал на картину Микелино. На горизонте, позади Данте зрители увидели одинокую конусообразную гору, возвышающуюся к небесам. Закручиваясь по спирали, тропинка многократно – девять раз – описывала круг по горе, восходя все более сужающимися уступами к вершине. По тропе вверх, в мучениях с трудом поднимались обнаженные фигуры, претерпевая различные наказания по пути.

– Вот гора Чистилища, – объявил Лэнгдон. – И к сожалению, это изнурительное восхождение по девяти кругам – единственный маршрут между глубинами ада и блаженством рая. На этом пути вы видите кающиеся души, взбирающиеся вверх…и каждый из них платит соответствующую цену за свой грех. Завистливые должны подняться с полностью зашитыми глазами, чтобы ничего не желать; гордые должны нести огромные камни на своих спинах, чтобы согнуться и подчеркнуть свою скромность; прожорливые должны взобраться без пищи и воды, в результате страдая от мучительного голода, а похотливые должны пройти сквозь горящее пламя, чтобы очистить себя от жара страсти. – Он сделал паузу. – Но прежде, чем вам окажут великую честь взобраться по этой горе и искупить свои грехи, вы должны поговорить с этим человеком.

Лэнгдон переключил слайд, изображавший крупный план картины Микелино, где крылатый ангел сидел на троне у подножия горы Чистилища. У ног ангела очередь кающихся грешников ждала разрешения подняться по тропе. Как ни странно, ангел держал в руках длинный меч, кончик которого, казалось, вонзился в лицо первого человека из очереди.

– Кто знает, – спросил Лэнгдон, – что делает этот ангел?

– Наносит удар по голове? – рискнул произнести чей-то голос.

– Нет.

Другой голос. – Наносит кому-то удар в глаз?

Лэнгдон покачал головой. – Кто-нибудь еще?

Голос из конца зала твердо ответил: – Пишет на его лбу.

Лэнгдон улыбнулся. – Кажется, кто-то все-таки знает Данте. – Он снова указал на картину. – Я понимаю, что это выглядит, словно ангел пронзает лоб бедного парня мечом, но это не так. Согласно тексту Данте, ангел, охраняющий чистилище, кончиком меча писал что-то на лбу прибывших. – И что же? – спросите вы.

Лэнгдон выдержал эффектную паузу. – Странно, однако он писал единственную букву… семь раз. Кто-нибудь знает, какую букву написал ангел семь раз на лбу Данте?

– Р! – выкрикнул голос из толпы.

Лэнгдон улыбнулся. – Да. Букву P. P обозначает peccatum – по-латински «грех». И то, что она написана семь раз, символично по отношению к Septem Peccata Mortalia, также известным как –

– Семь смертных грехов! – выкрикнул кто-то еще.

– Правильно. Итак, только поднимаясь через все уровни чистилища, можно искупить свои грехи. При подъеме на каждый новый уровень ангел стирает одну букву Р со лба, пока ты не достигнешь вершины и пока лоб не очистится от всех семи Р… и твоя душа очистится от всех грехов. – Он моргнул. – По этой причине место называют чистилищем.

Лэнгдон отвлекся от своих мыслей и увидел, что Сиенна смотрит на него поверх купели. – Семь P? – спросила она, возвращая его к реальности и указывая вниз на посмертную маску Данте. – Ты говоришь, это сообщение? Указывающее нам, что делать?

Лэнгдон быстро объяснил дантовское видение Горы Чистилища, где буквы Р представляют Семь Смертных Грехов и процесс очищения их со лба.

– Очевидно, завершил Лэнгдон, – Бертран Зобрист, как, фанатик Данте, был знаком с семью Р и процессом очищения их со лба, как средством продвижения к раю.

Сиенна посмотрела с сомнением. – Ты думаешь, что Бертран Зобрист написал эти Р на маске, потому что он хочет, чтобы мы… буквально стерли их с посмертной маски? Ты думаешь, мы это должны сделать?

– Я понимаю, что это –

– Роберт, даже если мы сотрем буквы, как это поможет нам?! В конечном итоге у нас будет просто абсолютно чистая маска.

– Может быть. – Лэнгдон обнадеживающе усмехнулся. – А может и нет. Я думаю, там нечто большее, чем кажется на первый взгляд. – Он указал вниз на маску. – Помнишь, я говорил тебе, что тыльная сторона маски была светлее из-за неравномерного старения?

– Да.

– Я, возможно, был неправ, – сказал он. – Цветовые различия кажутся слишком сильными для старения, и у текстуры на обороте есть шероховатости.

– Шероховатости?

Лэнгдон показал ей, что структура на обороте была намного более грубой, чем спереди… и также намного более абразивной, как наждачная бумага. – В мире искусства эту грубую структуру называют шероховатой, и живописцы предпочитают рисовать на поверхности, у которой есть шероховатости, потому что на ней лучше держится краска.

– Я не понимаю.

Лэнгдон улыбнулся. – Ты знаешь, что такое грунтовка?

– Конечно, живописцы используют ее для первичных холстов и… – Она резко остановилась, очевидно осознавая ее значение.

– Точно, – сказал Лэнгдон. – Они используют грунтовку, чтобы создать чистую белую шероховатую поверхность, и иногда замазать неудавшиеся картины, если хотят повторно использовать холст.

Теперь Сиенна выглядела взволнованной. – Ты думаешь, Зобрист покрыл обратную сторону маски грунтовкой?

– Этим объясняется шероховатость и более светлый цвет. И также понятно, почему он хочет, чтобы мы стерли семь Р.

Сиена выглядела озадаченной от этого последнего утверждения.

– Понюхай, – сказал Лэнгдон, поднося маску к ее лицу, как священник, предлагающий причастие.

Сиенна съежилась. – Грунтовка пахнет как мокрая собака?

– Не вся грунтовка. Обычная грунтовка пахнет как мел. А как мокрая собака – акриловая грунтовка.

– Значит…?

– Значит, она растворяется в воде.

Сиенна подняла голову, и Лэнгдон ощутил ход ее мыслей. Она медленно обратила свой пристальный взгляд на маску и затем внезапно обратно на Лэнгдона, ее глаза расширились. – Ты думаешь, там что-то есть под грунтовкой?

– Это многое объясняет.

Сиенна немедленно схватила шестиугольную деревянную крышку купели и немного сдвинула ее, глядя вниз на воду. Она схватила новое льняное полотенце и погрузила его в крестильную воду. Затем протянула капающую ткань Лэнгдону. – Ты должен сделать это.

Лэнгдон поместил маску лицом вниз на левую ладонь и взял влажное полотенце. Выжав избыток воды, он начал прикладывать влажную ткань ко внутренней части лба Данте, увлажняя область с семью каллиграфическими Р. После нескольких прикосновений указательным пальцем он повторно опустил ткань в купель и продолжил. Черные чернила начали размазываться.

– Грунтовка растворяется, – сказал он взволнованно. – И чернила вместе с ней.

Выполнив все это в третий раз, Лэнгдон начал говорить с набожной и мрачной монотонностью, которая эхом откликалась в баптистерии. – Через крещение Господь Иисус Христос освободил тебя от греха и привел тебя к новой жизни через воду и Святой Дух.

Сиенна уставилась на Лэнгдона, как на сумасшедшего.

Он пожал плечами. – Это, кажется соответствует моменту.

Она закатила глаза и вернулась к маске. Пока Лэнгдон продолжал применять воду, оригинальный гипс под грунтовкой стал видимым, его желтоватый оттенок больше соответствовал тому, что Лэнгдон ожидал от старинного экспоната. Когда последняя из букв Р исчезла, он подсушил область чистым полотном и держал маску так, чтобы Сиенна могла посмотреть.

Она громко выдохнула.

В точности, как Лэнгдон и ожидал, под грунтовкой действительно что-то скрывалось – второй слой каллиграфии – девять букв, написанных непосредственно на бледно-желтой поверхности исходного гипса.

На сей раз, однако, из букв сформировалось слово.

Глава 58

– «Одержимые»? – требовательно спросила Сиенна. – Я не понимаю.

Я не уверен, что думаю также. Лэнгдон изучал текст, который появился под буквами Р – отдельное слово, украшающее надписью внутреннюю часть лба Данте. одержимые

– Как… одержимые дьяволом? – спросила Сиенна.

Возможно. Лэнгдон перевел взгляд на мозаику, где Люцифер поглощал несчастные души, у которых не было возможности очиститься от греха. Данте…одержимые? Казалось, это не имеет смысла.

– Должно быть что-то еще, – утверждала Сиенна, взяв маску из рук Лэнгдона и изучив ее более подробно. Через мгновение она начала кивать головой. – Да, посмотри на края слова… есть еще текст с обеих сторон.

Лэнгдон посмотрел снова и теперь увидел слабую тень дополнительного текста, проступившего сквозь влажную грунтовку, на каждом из концов слова «одержимые».

Сиенна с нетерпением схватила тряпку и продолжила прикладывать ее вокруг слова, пока не появился новый текст, написанный плавным изгибом.

Вы, одержимые игрой ума

Лэнгдон тихо присвистнул.

– «Вы, одержимые игрой ума,

Постигнете сокрытое ученье

За пеленою странного стиха. »

Сиенна уставилась на него.

– Что, прости?

– Одна из самых знаменитых строф «Ада» Данте, – с волнением сказал Лэнгдон. – Так Данте призывает своих смышленых читателей отыскать мудрость, скрытую в его таинственных стихах.

Лэнгдон часто цитировал именно эту строку, преподавая литературную символику; строка была столь же похожим сравнением, как ее автор, широко размахивающий руками и кричащий: «Эй, читатели! Здесь скрыт символический двойной смысл! »

Сиенна начала тереть заднюю часть маски, уже более энергично.

– Поосторожнее с этим! – призвал ее Лэнгдон.

– Ты прав, – объявила Сиенна, рьяно стирая грунтовку. – Остальная часть цитаты Данте здесь – точно, как ты ее вспомнил. – Она сделала паузу, чтобы опустить ткань назад в купель и ополоснуть ее.

Лэнгдон наблюдал с тревогой, поскольку вода в крестильной купели становилась мутной из-за растворяющейся грунтовки. Наши извинения Святой Иоанн, подумал он, неудобно, что эта священная купель используется в качестве раковины.

Вынутая из воды ткань капала. Сиенна только выкрутила ее, прежде чем поместить сырую ткань в центр маски, и размахивала ею вокруг, как будто она мыла суповую тарелку.

– Сиенна! – предупреждал Лэнгдон. – Она старинная –

– По всей обратной стороне есть текст! – объявила она, осматривая внутреннюю часть маски. – И он написан в… – Она сделала паузу, поворачивая голову влево и вращая маску вправо, как будто пытаясь читать боком.

– Написан в чем? – не видя что там, требовательно спросил Лэнгдон.

Сиенна закончила чистить маску и подсушивала ее свежей тканью. Затем она положилала маску перед ним, чтобы вдвоем изучить результат.

Когда Лэнгдон увидел внутреннюю часть маски, он внимательно ее просмотрел. Вся вогнутая поверхность была покрыта текстом и содержала около ста слов. Начиная сверху со строки – О вы, одержимые – текст продолжался единой, непрерывной линией… завиваясь вниз в правую сторону маски к основанию, где переворачивался вверх дном и продолжался сзади вдоль основания, возвращаясь к левой стороне маски к началу, где повторял похожий путь петлей слегка меньшего размера.

Путь текста устрашающе напоминал спиральную тропу Горы Чистилища к раю. Будучи специалистом по символогии Лэнгдон немедленно идентифицировал точную спираль. Симметричная Архимедова спираль с направлением по часовой стрелке. Он также отметил, что число оборотов от первого слова, O, к заключительному периоду в центре было знакомым числом.

Девять.

Едва дыша, Лэнгдон медленно и постепенно поворачивал маску, читая текст, который извивался внутри вокруг вогнутого шара, направляясь к центру.

– Первая строфа – Данте, почти дословно, – сказал Лэнгдон.

О вы, одержимые, взгляните…

И всякий наставленье да поймет,

Сокрытое под странными стихами!

– А остальное? – настаивала Сиенна.

Лэнгдон покачал головой.

– Я так не думаю. Написано в похожем стихотворном стиле, но я не считаю, что это текст Данте. Похоже, что кто-то подражает его стилю.

– Зобрист, – прошептала Сиенна. – Это должно быть он.

Лэнгдон кивнул. Это было столь же удачное предположение, как и любое другое. Зобрист, в конце концов, изменив «Карту Ада» Боттичелли, уже показал свою склонность к сотрудничеству с мастерами и изменению великих произведений искусства для удовлетворения своих потребностей.

– Остальная часть текста очень странная, – сказал Лэнгдон, снова вращая маску и читая внутри. – Он говорит об… оторванных головах лошадей… вырывающих кости слепых. – Он проскользил взглядом вперед к заключительной строчке, которая была написана в узком кругу в самом центре маски. Он с испугом вдохнул. – И также упоминает «кроваво-красные воды. »

Брови Сиенны выгнулись.

– Точно так же, как в твоих видениях седой женщины?

Лэнгдон кивнул, ломая голову над текстом. Кроваво-красные воды… лагуны, которая не отражает звезд?

– Посмотри, – сказала она шепотом, перечитывая через его плечо и указывая на отдельное слово, пройдя часть пути по спирали. – Определенное местоположение.

Глаза Лэнгдона нашли слово, которое он пропустил при первом просмотре. Это было название одного из самых захватывающих и уникальных городов в мире. Лэнгдон похолодел, понимая также, что это был город, в котором Данте Алигьери, как известно, заразился смертельной болезнью, которая убила его.

Венеция.

Лэнгдон и Сиенна, молча, изучали загадочные стихи несколько секунд. Поэма была тревожной и жуткой, а также сложной для расшифровки. Упоминание слов дож и лагуна укрепили мнение Лэнгдона, что поэма была отсылкой к Венеции – уникальному итальянскому городу на воде, состоящему из сотен взаимосвязанных лагун и веками управляемому венецианским главой государства, известным как дож.

На взгляд, Лэнгдон не мог уловить, куда именно в Венеции указывает поэма, но, казалось, она определенно призывала следовать ее предписаниям.

Поднесите свое ухо к земле, прислушиваясь к звуку капающей воды.

– Она указывает под землю, – сказала Сиенна, читая вместе с ним.

Лэнгдон сделал неловкий поклон, читая следующую строку.

Следуйте вглубь затонувшего дворца…ибо здесь, в темноте, вас ждет хтоническое чудовище.

– Роберт? – спросила Сиенна тревожно. – Что за чудовище?

– Хтоническое, – ответил Лэнгдон. – Х – глухая. Означает «обитающий под землей».

Прежде, чем Лэнгдон продолжил, громкое лязганье тяжелого засова отразилось эхом в баптистерии. Вход для туристов, очевидно, просто отперли снаружи.

– Спасибо(ит. ), – сказал человек с сыпью на лице. Огромное спасибо.

Экскурсовод баптистерия взволнованно кивнул, пряча в карман пятьсот долларов наличными, и огляделся по сторонам, убедившись, что никто его не видит.

– Cinque minuti, – напомнил экскурсовод, незаметно распахнув незапертую на засов дверь достаточно широко, чтобы человек с сыпью проскользнул внутрь. Гид закрыл дверь, запирая человека внутри и блокируя все звуки снаружи. Пять минут.

Изначально гид отказался проявить милосердие к человеку, который утверждал, что проделал весь путь от Америки, чтобы помолиться в Баптистерии Святого Иоанна в надежде излечить свою ужасную болезнь кожи. Однако, в конце концов, он проявил сочувствие, без сомнения, усиленное предложением пятисот долларов за пять минут наедине в баптистерии… в сочетании с растущим страхом, что этот на вид заразный человек будет стоять рядом с ним следующие три часа, пока строение не откроется.

Теперь, бесшумно передвигаясь по восьмиугольному святилищу, человек ощутил, что его глаза рефлекторно поднимаются вверх. Ах, ты черт! Такого потолка он в жизни не видел. Трехголовый демон уставился прямо на него, и он тут же опустил свой взгляд на пол.

Пространство оказалось пустым.

Где они, черт возьми?

Мужчина изучил комнату, и его взгляд упал на главный алтарь. Это был массивный прямоугольный блок из мрамора, посаженный в нишу позади ограждения из колонн и гирлянд, не позволявший зрителям подходить близко.

Алтарь был единственным укрытием во всей комнате. Кроме того, одна из гирлянд слегка покачивалась…как будто ее только что потревожили.

Лэнгдон и Сиенна в тишине сидели за алтарем. Они едва успели собрать грязные полотенца и привести в порядок купель, прежде чем скрыться из виду за главным алтарем, прихватив посмертную маску. План состоял в том, чтобы прятаться здесь, пока комната не наполнится туристами, и затем незаметно выйти сквозь толпу.

Северная дверь баптистерия определенно только что открылась – по крайней мере, на мгновение – потому что Лэнгдон слышал звуки доносившиеся с площади, но затем также внезапно закрылась, и все утихло.

Теперь, сидя в тишине, Лэнгдон слышал единственный набор шагов, перемещавшихся по каменному полу.

Гид? Проверяет комнату перед ее открытием для туристов позже сегодня?

У него не было времени погасить светильник над купелью, и он представил, что если экскурсовод заметит. Очевидно, нет. Шаги приближались в их сторону, и остановились перед алтарем, у гирлянды, которую они только что перепрыгнули.

Наступила длительная тишина.

– Роберт, это я, – прозвучал мужской сердитый голос. – Я знаю, что ты там. Выбирайся и объясни мне, что происходит.

Глава 59

Нет смысла притворяться, что меня здесь нет.

Лэнгдон жестом показал Сиенне скрыться благополучно с глаз долой, держа посмертную маску Данте, которую он вновь запечатал в пакет.

Затем медленно, Лэнгдон встал. Стоя как священник позади алтаря баптистерия, Лэнгдон пристально посмотрел на своего единственного прихожанина. У незнакомца, столкнувшегося с ним, были светло-каштановые волосы, дизайнерские очки и ужасная сыпь на лице и шее. Он нервно царапал свою раздраженную шею, его опухшие глаза блестели как кинжалы от замешательства и гнева.

– Вы не хотите объяснить мне, какого черта вы здесь делаете, Роберт? – потребовал он, переступая через добычу и продвигаясь к Лэнгдону. У него был американский акцент.

– Конечно, вежливо ответил Лэнгдон. – Но прежде скажите мне, кто вы такой.

Человек ненадолго остановился, глядя с недоверием. – Что вы сказали?

Лэнгдон почувствовал что-то неуловимо знакомое в глазах этого человека… и в его голосе, может быть. Я встречал его… когда-то, где-то. Лэнгдон спокойно повторил свой вопрос. – Пожалуйста, скажите, кто вы такой и откуда я вас знаю?

Человек вскинул свои руки в недоверии. – Джонатан Феррис? Всемирная организация здравоохранения? Парень, который полетел в Гарвардский университет и подобрал тебя!?

Лэнгдон пытался осознать то, что он услышал.

– Почему вы не вызвали меня?! – настаивал этот человек, продолжая почёсывать шею и щеки, которые были с покраснением и в волдырях. – И кто, чёрт возьми, та женщина, с которой вы при мне сюда зашли? Это на неё вы теперь работаете?

Сиенна встала рядом с Лэнгдоном и тут же взяла инициативу на себя. – Доктор Феррис. Я Сиенна Брукс. Тоже врач. Работаю здесь, во Флоренции. Профессора Лэнгдона вчера вечером ранили выстрелом в голову. У него ретроградная амнезия, и он не знает ни кто вы, ни что с ним происходило в последние два дня. Я здесь чтобы ему помогать.

Когда слова Сиенны отдались эхом в пустующем баптистерии, человек тряхнул головой от удивления, будто смысл её слов до него не доходил. От изумления заколебавшись, он отшатнулся на шаг назад, оперевшись на одну из колонн.

– О, … Боже мой, – запинался он. – Это объясняет все.

Лэнгдон наблюдал, как с лица человека испарился гнев.

– Роберт, – прошептал вновь пришедший, – мы думали вы… – Качая головой, он будто пытался расставить всё на свои места. – Мы думали вы переметнулись… что они могли вам заплатить… или угрожать… Мы правда не знали!

– Я единственная, с кем он говорил, – сказала Сиенна. – Он только помнит, что очнулся вчера вечером в моей больнице в окружении людей, которые пытались его убить. Кроме того, у него были ужасные видения – трупы, жертвы чумы, и какая-то женщина с серебристыми волосами и амулетом змеи, говорящая ему…

– Элизабет! – выпалил человек. – Это доктор Элизабет Сински! Роберт, именно она наняла вас помочь нам!

– Если это она, – сказала Сиенна, – я полагаю, вы знаете, что она в беде. Мы видели её в грузовике с солдатами, и было похоже что её накачали наркотиками.

Человек медленно кивнул, закрывая глаза. Его веки выглядели опухшими и красными.

– Что случилось с вашей кожей? – спросила Сиенна.

Он открыл глаза. – Простите?

– Ваша кожа? Похоже, что вы подхватили что-то. Вы больны?

Человек выглядел озадаченным, и хотя, вне всякого сомнения, вопрос Сиенны был прямолинейным и граничил с грубостью, Лэнгдону хотелось спросить то же самое. Учитывая то количество упоминаний о чуме, с которыми он столкнулся сегодня, красная, покрытая волдырями кожа выглядела чудовищно.

– Я в порядке, – ответил человек. – Виной всему гостиничное мыло. У меня страшная аллергия на сою, а большинство этих ароматизированных итальянских мыл основаны на сое. А проверить ума не хватило.

Сиенна вздохнула с облегчением, ее плечи, расслабились теперь. – Слава Богу вы не ели его. Контактный дерматит вызывает анафилактический шок.

Они неуклюже рассмеялись.

– Скажите мне, – рискнула Сиенна, – имя Бертран Зобрист вам о чем-нибудь говорит?

Человек замер, и выглядел так, как будто он лицом к лицу столкнулся с трехголовым дьяволом.

– Мы полагаем, что только что нашли сообщение от него, – сказала Сиенна. – Оно указывает на некое место в Венеции. Это вам ни о чем не говорит?

Глаза человека теперь выглядели дикими. – Боже, да! Абсолютно! Куда оно указывает!?

Сиенна уже набрала воздуху, явно готовая выложить этому человеку всё о спиралевидном стихе, который они с Лэнгдоном только что обнаружили на маске, но Лэнгдон инстинктивно взял её руку, намекая помалкивать. Этот человек явно выглядел как их единомышленник, но после сегодняшних сыбытий что-то изнутри подсказывало Лэнгдону никому не доверять. Более того, галстук этого мужчины показался знакомым, и ему казалось, что тот вполне мог оказаться тем самым человеком, которого они ранее выдели за молитвой в маленьком храме Данте. Может, он шёл за нами?

– Как вы нашли нас здесь? – требовательно спросил Лэнгдон.

⇐ Предыдущая 15 16 17 18 192021 22 23 24 Следующая ⇒