ГРАЖДАНСКИЙ 8 страница

С распределением бремени доказывания связано понятие презумпций. «Презумпция», или «презюмируемое», гласит п. 31, ст. 1—201 ЕТК США, означает, что лица, занимающиеся установлением фактов, должны исходить из предположения о существовании факта, пока и поскольку не представлено доказательств, которые подтверждали бы вывод о том, что он не существует. Согласно § 301 ФПД, презумпция возлагает на какую-либо сторону обязанность представлять доказательства для опровержения предположения. В § 600 Кодекса о доказательствах Калифорнии презумпция определена как предположение о наличии некоторого факта, вытекающее из доказанности другого факта или совокупности фактов.

Различия между дефинициями скрывают за собой целую гамму разнородных точек зрения по главным вопросам, прежде всего, относительно существа и классификации презумпций. Традиционно их делят на юридические, в свою очередь состоящие из неопровержимых и опровержимых, и фактические. Первые — зафиксированы правовыми нормами и для судов обязательны, вторые — отражают типичные связи между явлениями и применяются по усмотрению судей.

Однако в американской теории господствует мнение, что говорить о презумпциях нужно лишь в случаях, когда норма предписывает из одного установленного обстоятельства делать вывод о существовании другого, поскольку нет убедительно опровергающих презюмируемый факт доказательств. Здесь к презумпциям отнесены исключительно те предположения, которые обычно именуют опровержимыми. Защитники этой точки зрения расценивают так называемые неопровержимые презумпции типа «право известно каждому», «младенец не совершает преступлений» и т. п. как нормы материального права, лишь своеобразно сформулированные44.

Изложенная точка зрения воспринята рядом нормативных актов (см. § 301 ФПД), развивается практикой. Примеры презумпций: неизвестно где находящееся в течение семи лет лицо считается умершим, завещание составлено психически нормальным человеком, совершившее самоубийство застрахованное лицо действовало сознательно, подпись на документе считается подлинной и т. д. (ст. 3—307 ЕКТ США). Конструкцию презумпций распространяют также на область юридических явлений: общее право везде одинаково, законодательные акты соответствуют конституции и др.

Целесообразность использования презумпций теоретики нередко объясняют тем, что они закрепляют наиболее вероятные, проверенные опытом взаимосвязи. Есть, правда, и скептические замечания относительно условности ряда предположений, например, по вопросу о последовательности смерти нескольких лиц от единой причины (кораблекрушения, аварии самолета) при невозможности выяснения точной картины. Здесь любой вариант будет фикцией. Но формально-логический анализ понятия следует дополнить его классовой характеристикой, вполне уместной, если иметь в виду такие презумпции, как:

владение имуществом свидетельствует о наличии права собственности, должностные лица государственных учреждений осуществляют свои полномочия надлежащим образом и т. п.

Позиция федерального законодательства относительно разновидностей презумпций не воспринята всеми штатами. Так, § 601 калифорнийского кодекса о доказательствах делит презумпции на опровержимые и неопровержимые. Запрещено, к примеру, оспаривать заявление жены, проживающей со вполне здоровым мужем, о законности рождения ребенка; правильность (за определенными исключениями) фактов, изложенных сторонами в письменном документе; намеренно созданное высказыванием или поведением лица у других лиц убеждение в каких-либо обстоятельствах, с учетом которых они затем действовали; наниматель имущества не может говорить об отсутствии права собственности у арендодателя на момент заключения договора найма (§ 621—624).

Опровержимые презумпции по законодательству Калифорнии (§ 602—606 кодекса) имеют два подвида, различающихся тонкими нюансами. Одни из них составляют презумпции, изменяющие только бремя первичного доказывания в целях облегчения разрешения спора45. Это значит, что после представления стороной данных о неверности предположения ее противнику нужно заботиться о материалах, подтверждающих существование ранее презюмировавшегося факта. Суд же должен оценить всю информацию, не принимая в расчет презумпции. Здесь, равно как и в нормативных актах большинства других штатов, воплощена так называемая идея «лопающегося пузыря» (bursting bubble theory): презумпция исчезает при наличии доказательств против предполагаемого факта. Презумпции другой разновидности перемещают обязанность доказывания, отражая некоторые аспекты социальной политики государства по защите малолетних, семьи, собственности. В этих случаях доказывать несуществование презюмируемого факта нужно более убедительными данными46.

Наконец, § 600 Кодекса о доказательствах Калифорнии допускает существование фактических презумпций, хотя этот термин не фигурирует. Суд наделен полномочием делать заключение о наличии какого-либо обстоятельства из другого установленного по делу обстоятельства.

Таким образом, законодательство Калифорнии (и ряда других штатов) исходит из традиционных концепций относительно понятия и классификации презумпций. Сходные трактовки этих вопросов сохраняются и в процессуальной теории.

По мнению некоторых юристов, значение презумпций падает47. Но было бы заблуждением считать проблему презумпций малозначительным разделом института доказательств. Напротив, она теснейшим образом связана с содержанием норм материального права, регулирующих условия имущественной ответственности. Вопросы распределения бремени показывания с помощью презумпции неоднократно были в центре внимания органов юстиции, Причем не удовлетворявшее Верховный суд США их разрешение законодательными актами приводило к объявлению последних неконституционными по мотиву нарушения требования о соблюдении законной процедуры48.

Теоретики школы англосаксонского права традиционно анализируют понятия обязанности доказывания и оценки доказательств в неразрывной связи. Такой подход по-своему логичен и хорошо увязан с идеей состязательности буржуазной юстиции: успеха достигает тот, кто обошел своего противника, предоставив суду лучшие материалы. Но с такой же неумолимой логичностью отсюда вытекает, что целью оценки доказательств является не установление объективной истины, а подведение итогов борьбы сторон. Иначе говоря, место истины объективной занимает так называемая формальная истина.

Не следует, конечно, утверждать, будто все решения американских судов искажают фактическое положение вещей. Есть немало дел простых или тщательно подготовленных адвокатами. Совпадение выводов судов с действительностью не исключено, но оно не выступает безусловным критерием правильности судебных постановлений. Таким критерием является необходимость соответствия решения представленным заинтересованными лицами материалам. А это и есть формальная истина, открывающая дорогу к победе более сильному, независимо от того, прав он или нет даже с точки зрения буржуазного законодательства.

При анализе проблемы результатов доказывания американская доктрина игнорирует ту условную фигуру нормального человека, к здравому смыслу которого она часто и охотно апеллирует в иных случаях. Между тем здравомыслящий человек, рассматривая факты и отношения, попадающие в орбиту судебного исследования, неизбежно должен прийти к заключению, что они либо существуют, либо нет. Такой однозначный ответ предлагает и материалистическая философия. Ф. Энгельс называл истины обособленных фактов «банальностями и общими местами худшего сорта, вроде того, что люди в общем не могут жить не трудясь, что они до сих пор большей частью делились на господствующих и порабощенных, что Наполеон умер 5 мая 1821 г. и т. д. »49. Здесь нет пренебрежительного отношения к познанию единичных обстоятельств. Ф. Энгельс только высмеивал попытки наклеивать ярлыки «абсолютных», «вечных» истин на конкретные явления. А между тем именно с такими явлениями сталкивается юстиция. Суды не исследуют закономерностей развития природы и общества. Выяснить же взаимоотношения между участниками спора они в принципе могут. Такова логика здравого смысла.

Разъяснить содержание оценки доказательств и достигаемых с ее помощью целей невозможно, не затрагивая важнейшей проблемы правосудия — соотношения между выводами суда по делу и объективной реальностью. Нельзя полагать, будто буржуазной юриспруденции понятие истины вообще неизвестно. В зарубежной литературе можно найти стихийно материалистические, отражающие человеческий опыт формулировки относительно необходимости выяснения судом правды. Однако в целом буржуазная теория усложняет и затемняет проблему, объявляя требование находить при рассмотрении гражданских дел истину фантастичным и практически невыполнимым. Старая идеалистическая теория о невозможности адекватного познания истории общества и поведения людей ныне доведена до крайних пределов в концепциях «социологов» и «реалистов»50.

Американское процессуальное право исключает объективный критерий измерения точности отражения сознанием явлений внешнего мира, заменяя его субъективной уверенностью судей в доказанности или недоказанности фактов. Более того, оно закрепляет два различных стандарта доказывания и соответственно два уровня убежденности. По уголовным делам вина подсудимого должна быть установлена «вне разумных сомнений» (beyond a reasonable doubt), в гражданском процессе для выигрыша достаточно «перевеса доказательств» (preponderance of evidence). Первый уровень считается более высоким, но и он скрывает за собой лишь вероятность, но не полную достоверность.

Теоретические работы и судебные решения в США широко используют указанные формулы. Встречаются они и в нормативных актах. Напротив, столь обычные для юристов других правовых систем выражения, как «оценка доказательств» или «вес доказательств», в американских юридических источниках употребляются редко. Критический анализ позволяет раскрыть не только гносеологическую, но и формально-логическую несостоятельность концепции двух уровней доказывания и убежденности. С этой точки зрения главный ее дефект — отсутствие точных критериев, позволяющих отграничить один стандарт от другого. Укоренившиеся формулы обычно излагаются так, будто они наделены магической силой и ясны без комментариев, хотя это чистейшая иллюзия или намеренное уклонение от бесперспективного теоретизирования.

На практике, если дело рассматривается с участием жюри, считается необходимым, чтобы судья разъяснял присяжным критерии оценки доказательств, т. е. нормы об отсутствии разумных сомнений (уголовный процесс) иль перевесе доказательств (гражданский процесс). Между тем социологические исследования обнаруживают, что рядовые граждане считают эти фразы чрезвычайно трудными для понимания или вкладывают в них какой-либо им лично привычный смысл.

Положение становится еще более неопределенным вследствие того, что для некоторых категорий гражданских дел и отдельных разновидностей фактов (например, для установления обмана, злоупотребления влиянием и др. ) предписаны более строгие стандарты убедительности, чем обычный перевес доказательств. Здесь к слову «доказательства» добавляют такие эпитеты, как «ясные и убедительные», «точные и несомненные».

Теоретические рассуждения о необходимости постановления решения в пользу стороны, предоставившей более убедительную информацию, сводятся к рекомендациям сопоставлять версии. Если судьи, оценив собранные материалы, считают существование какого-нибудь спорного факта более вероятным, чем его несуществование, утвердительный вывод будет правильным. При равенстве вероятностей проигрывает тот, на ком лежала обязанность доказывания.

В конечном счете на практике значительную роль при определении силы доказательств играют чисто субъективные моменты, объективные же критерии исчезают. Сформулировав эти выводы, Дж. Маршалл саркастически замечает, что есть правовые системы, где в случае спора между людьми разных рас для выигрыша дела одному нужно собирать неопровержимо убедительные данные, тогда как другого выручает цвет его кожи51.

По делу Леванович судья, напутствуя присяжных, разъяснил, что если они хотя бы в малейшей степени склонны больше верить доказательствам, представленным одной стороной, вердикт должен быть в ее пользу. Верховный суд штата Вермонт признал инструкцию правильной, посчитав, что, поскольку для перевеса доказательств не установлено никаких степеней, вполне достаточно птичьего пера, чтобы перетянуть чашу весов на чью-либо сторону52. Этот прецедент относится к разряду тех, которые отражают одно из главных направлений американской практики по вопросу об оценке доказательств, и свидетельствует об усилении волюнтаристских тенденций в сфере осуществления правосудия.

Американская процессуальная теория не уделяет внимания разработке проблемы судейского подхода к доказательственному материалу. Юристы просто исходят из того, что имеет место свободная оценка доказательств по внутреннему убеждению. Этот принцип не зафиксирован законодательством, которое содержит лишь некоторые указания относительно подлежащих учету факторов. К примеру, § 413 Кодекса о доказательствах Калифорнии предписывает судьям учитывать среди иных моментов также неудачное объяснение или отрицание участником процесса направленных против него данных либо умышленное утаивание им относящихся к делу материалов. Еще более подробную инструкцию дает § 780 того же закона, где присяжным и судьям указано на необходимость принимать во внимание при определении правдивости показаний свидетеля его поведение на допросе, способность к восприятию, запоминанию и изложению фактов, репутацию, наличие предубеждения или заинтересованности и пр.

Благодаря особенностям исторического развития Соединенные Штаты не проходили через стадию феодализма. Тем не менее, элементы характерной для феодальной юстиции системы формальных доказательств с ее механическим подходом к оценке информации были экспортированы на американский континент из Англии, где эта система существовала, правда в более ослабленном, чем в других европейских государствах, варианте. С течением времени ряд формальных предписаний утратил силу. Но немало ограничений еще сохраняется. К числу их нужно отнести правила (с упоминавшимися ранее изъятиями) о запрещении получать сведения из производных источников и о наилучших доказательствах. Не подлежат судейской оценке совершаемые заинтересованными лицами признания фактов. В предусмотренных нормами права случаях для суда имеют обязательную силу доказательства, «достаточные с первого взгляда».

Усмотрение суда можно ограничить соглашением участников правоотношения. Например, согласно ст. 2—515 ЕТК США контрагенты торговой сделки вправе договориться о том, чтобы проверка товаров была произведена третьим лицом и выводы этого лица будут обязательны для сторон при судебном разбирательстве. Чрезвычайно существен один момент: контракты заключаются на основе разработанных крупными фирмами для конкретных разновидностей отношений типовых проформ. Такая конструкция близка к небезызвестным договорам присоединения — удобному методу навязывания контрагентам выгодных монополиям условий сделок и форм разрешения возникающих споров. Только здесь их действие выходит за рамки материального права и захватывает область процесса.

Конечный результат подобного построения судопроизводства — формальная истина. Судебное решение фиксирует не правду, а только вероятность правды.

5. Свидетельские показания

В гражданском процессе США показания свидетелей относятся к числу широко используемых средств доказывания. Это объясняется действием начал состязательности и устности, правил о необходимости допроса авторов документов и т. д. Кроме того, англосаксонская юстиция приравнивает к свидетелям экспертов и стороны. Нужно, однако, учитывать, что заключения специалистов и объяснения заинтересованных лиц имеют существенные особенности по сравнению с обычными свидетельскими показаниями.

Кто же может быть свидетелем в американских судах? По сравнению с процессуальными системами континентальных государств Западной Европы англосаксонскому судопроизводству известно меньше ограничений, исключающих допрос граждан по мотивам, например, их родства со сторонами, заинтересованности в исходе дела, возраста и т. п. Кажется, дальше всего по пути ликвидации такого рода изъятий зашло федеральное законодательство. Согласно § 607 ФПД каждый человек компетентен быть свидетелем, если иное не предписано данными правилами. Затем ФПД устанавливают нормы, запрещающие давать показания судьям и присяжным по делам, где они исполняют указанные функции. Этот новейший нормативный акт не говорит даже в общем плане о недопустимости допроса тех, кто неспособен точно воспринимать явления реальной жизни и рассказывать о них.

Однако такие люди есть, и их немало. По разъяснениям американских юристов, никому не придет в голову допрашивать двухлетнего ребенка или буйствующего умалишенного. Но возникает вопрос, а как быть с детьми четырех, пяти или более лет, с пациентами психиатрических лечебниц, чьи умственные способности частично сохранились или периодически восстанавливаются? На практике имеет место индивидуальный подход: решение о возможности допроса лица принимает судья53.

Но, строго говоря, такие действия судей не вытекают из текста норм ФПД. Казалось бы, следовало просто зафиксировать положение, целиком согласующееся с канонами психологической науки: свидетелем не может быть тот, кто лишен способности правильно воспринимать факты или давать о них адекватные показания. Однако проблема не столь проста. Дело в том, что издавна англосаксонское право запрещало выступать свидетелями лицам, которые не понимают значения присяги или не верят в божественную кару за ее нарушение. К настоящему времени эта идея, носящая явное клеймо теологического мировоззрения средневековья, утратила свое превосходство, юриспруденция использует современные психологические и медицинские критерии, центр тяжести перенесен на оценку информации. И все же согласно § 701 Кодекса о доказательствах Калифорнии дисквалификация свидетеля допустима по мотивам его неспособности: а) вразумительно излагать свою позицию или б) уяснить обязанность говорить правду. Старинный тезис еще не исчез бесследно.

Добавочные сложности вытекают из той нормы § 601 ФПД, где сказано, что в гражданских делах, разрешаемых судами с учетом права какого-либо штата, компетентность лица быть свидетелем должна определяться правом данного штата. Это еще один канал, через который местные юридические системы воздействуют на федеральное судопроизводство, заставляя судей и участников споров учитывать соответствующие особенности, детали регламента. К их числу американские юристы относят сохранение некоторыми штатами запрещения привлекать свидетелями лиц, осужденных за совершение серьезных уголовных преступлений, хотя большинство штатов от подобной идеи отказалось.

Ныне по общему правилу любая заинтересованность свидетеля в исходе процесса не служит мотивом для заявления ему отвода. Даже стороны могут быть допрошены на заседании и их показания приравнивают к свидетельским. Современные американские юристы с известным недоумением констатируют, что до середины XIX в. суды общего права исходили из принципа абсолютного недоверия к участникам конфликта, лишаясь тем самым наиболее осведомленных источников информации.

Конечно, заинтересованность истца и ответчика влияет на содержание их показаний. Этот фактор учитывает любая процессуальная система. Американские судьи надлежащим образом инструктируют присяжных или сами принимают во внимание данную особенность. Но сверх того неявка стороны для допроса без уважительных мотивов служит основанием к тому, чтобы прийти к неблагоприятному для нее заключению. Как заметил федеральный апелляционный суд 5-го округа по делу о выплате гонорара частному детективу, здесь сложилась общепризнанная точка зрения54.

Наконец, об экспертах. Современная американская юриспруденция широко использует термины «эксперт», «показания эксперта», «свидетель-эксперт» и т. п. Иначе говоря, данный источник информации отделяется от рядового свидетеля. Определение понятия эксперта содержат многие нормативные акты. Из § 702 ФПД вытекает, что эксперт — лицо, которое способно дать суду нужные сведения на основе своих познаний, мастерства, опыта и образования. Формулировка достаточно широкая, чтобы охватить любую ситуацию, т. е. экспертами могут быть не только профессионалы типа врачей, криминалистов, архитекторов, инженеров, но равно, например, банкиры, владельцы недвижимости по вопросам коммерции или оценки имущества. Правовой режим эксперта распространен § 604 ФПД на судебного переводчика.

Проблема установления квалификации эксперта есть одна из весьма болезненно чувствительных областей американской юстиции, ее нормативное регулирование недостаточно, значительную роль играет фактически бесконтрольное усмотрение судей. Как указал вышестоящий суд по делу о нарушении интересов патентообладателя, допуск или устранение эксперта зависит от рассматривающего спор судьи, апелляционная же инстанция исправляет только совершенно явные ошибки55. В процессе по иску Гарднера к «Дженерал моторс» о компенсации ущерба, причиненного гибелью трех шоферов от отравления газом в кабине грузовика, было замечено, что нельзя требовать от эксперта слишком детального обоснования наличия у него достаточной квалификации56.

Р. Филд и Б. Каплан цитируют точку зрения других авторов о том, что наиболее разочаровывающие последствия американской состязательной формы процесса обнаруживаются в области доказательственного права, причем особую вредоносность имеют нормы, регулирующие методы получения заключений специалистов57. Исходным пунктом такой пессимистической оценки выступает обстоятельство, которое на первый взгляд кажется рациональным, а в действительности приводит к искажению объективной реальности, усугубляет неравенство людей перед лицом правосудия, способствует успеху более сильной стороны. Речь идет о традиционных для англосаксонской юстиции способах розыска и представления суду свидетелей и экспертов непосредственно тяжущимися.

Формально американское уголовно-процессуальное право в большей степени и гражданское процессуальное — в меньшей допускают вызов свидетелей и назначение экспертов по инициативе суда. Эти полномочия закреплены § 614 и 706 ФПД. Но на практике их используют крайне редко, хотя теоретики рекомендуют судьям увеличить активность, например, по делам, требующим расчетов, привлекать независимых от сторон специалистов — бухгалтеров, поручая им изучение торговых книг, документов и составление заключений для суда.

Известно высказывание члена Верховного суда США Франкфуртера в процессе по иску о возмещении вреда за полученное увечье о том, что если ни одна из сторон по тактическим соображениям не вызывает крайне нужного свидетеля, этот пробел должен восполнить суд. Федеральные судьи, заявил Франкфуртер, не рефери на состязании профессиональных боксеров, а должностные лица юстиции и, значит, обязаны проявить инициативу, чтобы разрешить спорные вопросы, не ограничивая себя лишь рассмотрением изложенных адвокатами доводов58. Однако заявление не нашло поддержки у большинства членов высшего юридического форума. По признанию авторитетных теоретиков, они не находят в практике случаев, когда непривлечение судом свидетелей расценивалось бы как ошибка, дающая основание аннулировать решение59. Американские суды наделены полномочием сокращать число свидетелей и экспертов, чтобы устранить нагромождение тождественной информации, хотя есть прецеденты, запрещающие ограничивать число свидетелей по узловым спорным вопросам. Но это мало затрагивает главную проблему. Собирание доказательств фактически только сторонами есть одна из причин все растущего недоверия к свидетелям и экспертам.

Американские исследователи приходят к заключению, что нет свидетеля, на которого можно целиком положиться. Дж. Маршалл заявляет об опровержении психологией мнения о точности восприятия, запоминания, воспроизведения человеком явлений внешнего мира60. Тезисы довольно бесспорны, хотя автор несколько сгущает краски, возможно, под влиянием характерной для буржуазной доктрины тенденции умалить значение живых источников информации за счет восхваления «немых свидетелей» — документов и вещей.

Однако сообщение органам юстиции искаженных сведений обусловлено не только, а нередко и не столько несовершенством человеческой натуры. На авансцену выступают правовые и социальные факторы. Губительное воздействие оказывает судебная волокита. Нечего возразить против утверждения о том, что действительные обстоятельства инцидента, происшедшего за несколько лет до процесса, забываются свидетелями и даже его участниками. Но самые глубокие корни лжесвидетельства нужно искать в основе американского уклада жизни с его антагонистическими классовыми противоречиями, острой расовой враждой, религиозными предрассудками, ростом правонарушений, расшатанными моральными устоями. Эти моменты, конечно, учитывают заинтересованные в выигрыше дела лица, когда они ищут кандидатуры свидетелей и экспертов.

Юристы США единодушно констатируют широчайшее распространение дезинформации на судебных процессах. Они указывают, что подобранные свидетели и эксперты действуют как адвокаты сторон; критерием при выборе эксперта выступает не уровень его профессионального мастерства, а стремление истца или ответчика получить максимально благоприятное мнение, отсюда значительное число противоречий между заключениями; практика фактического найма сторонами экспертов, продажность некоторых из них, нежелание имеющих хорошую репутацию специалистов выступать в судах вызывают глубокую озабоченность61. На фоне общей мрачной картины наивными выглядят заверения комитета, разрабатывавшего проект ФПД, будто простое нормативное закрепление процедуры назначения экспертов судом, несмотря на ее редкое применение по гражданским делам на практике, способно отрезвляюще воздействовать на экспертов и тех, кто прибегает к их услугам62.

Положение усугубляется отсутствием в англосаксонском праве запрещения адвокатам сторон до заседания беседовать со свидетелями и экспертами. Теоретики рекомендуют адвокатам проводить такие встречи, получать от свидетелей, если возможно, письменные заявления, незадолго до заседания еще раз проверить готовность свидетеля, освежить его память относительно частностей давних событий, ознакомить с формальностями процедуры, попытаться снять боязнь дачи показаний у неопытных, нервных, робких людей, предупредить о вероятных направлениях перекрестного допроса.

Как далеко может заходить адвокат, осуществляя такого рода подготовку? Вопрос дискуссионный. Считается безнравственным и преступным заставлять свидетеля лгать, но никто не указывает грани, до которой возможно «натаскивание» свидетеля. Бывший английский лорд-канцлер Гардинер, анализируя практику США, приходит к заключению, что после этой репетиторской работы едва ли кто-нибудь будет гарантировать достоверность информации об имевших место фактах63. Как обычно, резок и откровенен Коллисон: «Процесс, построенный на здравых началах, требует свидетеля, который был бы не сторонником тяжущихся, а помощником суда в его поисках истины... с подученными и с заинтересованными свидетелями должно быть покончено раз и навсегда, если только целью является раскрытие подлинной и убедительной правды»64.

Каковы природа и содержание свидетельских показаний? Отправной тезис гласит, что свидетель может давать информацию лишь о таких обстоятельствах, которые оп воспринимал лично (§ 602 ФПД). Объектом показаний должны быть, прежде всего, конкретные факты. Суды общего права развивали идею о недопустимости заслушивания мнений свидетелей, так как выводы из фактического материала надлежит делать присяжным. Однако безоговорочно следовать этой линии на практике оказалось невозможным. Элементы обобщения сопровождают любое восприятие. В жизни есть немало ситуаций, рассказывая о которых, человек наряду с раскрытием конкретных деталей или даже вместо их изложения прибегает к суждениям оценочного характера. Юристы приводят множество примеров такого рода заявлений: «автомобиль двигался быстро», «пол был очень скользким», «истец находился в состоянии опьянения» и т. д.

На практике и в теории возникало немало бесплодных споров относительно того, является ли то или иное утверждение свидетеля «мнением», подлежащим исключению из протокола, или оно должно быть квалифицировано как «сокращенное изложение фактов». Споры продолжаются до сих пор, хотя американское законодательство дозволило свидетелям высказывать оценочные суждения, базирующиеся па наблюдавшихся ими обстоятельствах. Затем участники дела вправе задавать вопросы для уточнения деталей, лежащих в основе вывода.

Еще дальше зашла судебная практика. Ее анализ подводит исследователей к заключению, что многие суды отклоняют лишь такие мнения, которые не имеют никакой ценности. Начинает превалировать тенденция считать исходным пунктом допустимость мнений, а не их запрещение, причем более конкретные оценочные суждения предпочтительнее абстрактных65.

Наиболее часто свидетели излагают мнения, касающиеся идентификации людей или предметов, психического, физического и эмоционального состояния отдельных лиц (душевное заболевание, немощность, опьянение, страх, гнев), свойств и характеристики вещей (размер, вес, цвет, вкус, запах, расстояние, скорость), подлинности почерка, стоимости имущества или услуг. Все же долгое время авторы научных трудов подчеркивали: оценочные выводы свидетелей не могут затрагивать правовых аспектов. К примеру, свидетелю нельзя рассуждать о том, действовал ли водитель автомобиля неосторожно или с необходимой осмотрительностью. Очевидец информирует суд, что машина шла с определенной скоростью, пересекла осевую линию дороги, шофер игнорировал красный свет, не подал звукового сигнала, управлял одной рукой и т. д. Но была ли здесь небрежность, — вопрос, на который присяжные или судьи ответят сами.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒