Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





ГРАЖДАНСКИЙ 7 страница



Федеральные органы юстиции обязаны официально применять законодательство федерации и штатов. Одна­ко в отношении последнего прецедентами установлено, что его незнание судьями извинительно, если участники процесса не ссылались на соответствующие акты и не хо­датайствовали об их применении.

Статья 4511 ЗПГП Н. -Й. делит нормативный матери­ал на две части. К первой отнесены общее право; конституции и статуты США, штатов, территорий; поме­щенные в официальных изданиях кодексы, инструкции, распоряжения, действующие в штате Нью-Йорк (кроме внутренних регламентов отдельных учреждений и актов местных органов управления). Эти нормы судьям надле­жит знать. Иные юридические правила (другая группа) судьи применяют по своей инициативе, если они им из­вестны (условная судебная осведомленность), или долж­ны применять, если заинтересованная сторона докажет их существование и содержание. Аналогичный подход на­блюдается в остальных штатах, с теми или иными колебаниями относительно распределения правовых норм между группами.

Вопрос об отношении американских судебных органов к праву иностранных государств был предметом внима­ния советских теоретиков, констатировавших, что господ­ствующее в США мнение трактует иностранные нормы как «факт», а не как «право». Отсюда вытекают значитель­ные последствия: пассивность суда, обязанность стороны указать на такие нормы и представить соответствующие доказательства, неблагоприятные результаты для заинтересованных лиц, не доказавших содержания закона, вплоть до проигрыша дела и т. д. Вместе с тем наблю­дается тенденция относить иностранные нормы к фактам. особой разновидности и даже формально декларировать, что на них распространяется режим вопросов права.

Ныне § 3016 и 4511 ЗПГП Н. -Й. включают нормы права зарубежных государств в число элементов условной судейской осведомленности, но со значительными особенностями: поскольку считается невозможным требовать от судей изучения всех юридических систем, заинтересован­ные лица должны в своих объяснениях указывать на ино­странные нормы и представлять достоверные источники, т. е. возникает ситуация, характерная для подтвержде­ния обычных фактов. Правда, существуют прецеденты, закрепляющие презумпцию, точнее, фикцию тождества положений общего (но не статутного) права в любых частях мира, где оно действует, что исключает необхо­димость доказывания25. Кроме того, допустим учет норм зарубежного права по усмотрению судов штата Нью-Йорк независимо от ходатайств сторон26. Однако нет обязан­ности судей проявлять инициативу, следовательно, опыт­ный адвокат никогда не станет рассчитывать на случай­ную удачу и сам будет искать нужную информацию. Сходные положения закреплены § 452 и 454 Кодекса о доказательствах Калифорнии, а также нормативными ак­тами и практикой ряда других штатов. Есть, однако, штаты, где выяснение содержания иностранного правя осуществляется по старинке, длительными и дорогими методами.

В 1966 г. ФПГП были дополнены ст. 44. 1, специально посвященной разрешению федеральными судами вопросов об иностранных нормах. Сторона, намеренная обосновать ими свои позиции, должна уведомить об этом участников дела, причем уведомление допустимо даже на стадии су­дебного разбирательства. Такое новшество, по оценке комментаторов, носит либеральный характер, поскольку необходимость обращения к зарубежному законодатель­ству не всегда ясна с начала процесса, а значит, не­справедливо заставлять сторону доказывать то, что затем может оказаться ненужным. Хотя аргументы не лишены убедительности, нельзя игнорировать другой аспект но­веллы: она таит потенциальную возможность умышленной отсрочки момента сообщения информации противной стороне с целью преподнести ей сюрприз на заседании и затруднить поиски контрдоводов.

Статья 44. 1 ФПГП не связывает установление иност­ранных норм с концепцией судейской осведомленности. Но она декларирует, что это вопросы юридические. Вы­текающие отсюда последствия во многом аналогичны тем, которые считаются результатом отнесения указанных норм к числу условно общеизвестных явлений. Конкрет­но речь идет о возможности подтверждения иностранных норм любыми доказательствами, о несвязанности судьи доставляемыми участниками конфликта материалами, на­личием у него полномочия (но не обязанности) исполь­зовать дополнительные источники даже без предварительного уведомления заинтересованных лиц о своем намерении предпринять необходимые изыскания или поставить новые вопросы относительно применения иностранного права. Наконец, хотя ст. 44. 1 ФПГП умалчивает о том, кто разрешает вопросы, касающиеся иностранного права, по установившейся практике в федеральных судах, рав­но как и в судах большинства штатов, это функции су­дей, а не присяжных.

К трактовке американскими судами иностранного пра­ва примыкает их подход к обычаям, среди которых цент­ральное место занимают торговые обыкновения. Статья 1—205 Единообразного торгового кодекса (ЕТК) США определяет обыкновения как порядки, сложившиеся в от­дельных местностях, профессиях, сферах деятельности и соблюдаемые настолько постоянно, что на такое соблюде­ние можно рассчитывать применительно к конкретным случаям. Обыкновения надлежит доказывать наравне с любыми фактами. Но если обыкновение зафиксировано сводом правил какой-либо профессии или другим анало­гичным документом, толкование этих источников состав­ляет прерогативу суда.

Суды при выяснении фактической основы правовых споров считают некоторые разновидности действий и со­бытий установленными без доказательств. Это проблема общеизвестных (ноторных) фактов или судейской осве­домленности. Как уже было отмечено, данное понятие ис­пользуется для того, чтобы указать, какие юридические правила судьям надлежит знать по должности. Нередко в штатах вопросы, касающиеся общеизвестности как норм, так и фактов, регулируются одними статьями зако­нов. Но более логичен подход, воспринятый федеральным законодательством, где указанные вопросы разграничены: общеизвестным фактам посвящен § 201 ФПД, о приме­нении норм права говорят ФПГП.

Согласно § 201 ФПД категорию судейской осведом­ленности нужно распространять лишь на факты, подле­жащие выяснению при рассмотрении исков. Они имеют прямое отношение к деятельности участников конфликта и должны быть объектами юридической квалификации. Любое дело, отмечают авторы теоретических исследова­ний, содержит тысячи деталей, заведомо ясных нормаль­ному человеку. Если свидетель говорит об автомобиле, незачем убеждать судей, что подразумевается машина с мотором, рулевым управлением, колесами и т. д. Иначе каждый процесс пришлось бы начинать с нуля. Подобно­го рода явления составляют класс фактов, не требующих докаэывания и находящихся за рамками конструкции су­дейской осведомленности27. Хотя такой анализ содержит рациональные элементы, он не дает практике ясных кри­териев для проведения грани между двумя упомянутыми группами обстоятельств. Возможность разработки этих критериев вообще сомнительна, решающее значение име­ет оценка судом особенностей дела.

Главное условие объявления факта ноторным — ра­зумная бесспорность его существования как следствие то­го, что он либо общеизвестен в районе, где суд компетен­тен действовать, либо может быть извлечен из авторитет­ного источника (словари, календари, карты, книги и т. п. )28. Шаблонные примеры судейской осведомлен­ности — смена дня и ночи, времен года, часы восхода и захода солнца и луны, название дня любой даты, место­нахождение городов, значение английских терминов. На практике американские суды принимали без доказа­тельств утверждения о том, что управление на море не­большой лодкой не есть точная наука29, что органы юстиции США перегружены делами30, что инфляционные процессы в США усиливаются31, и т. д.

Как указывает § 201 ФПД, суд признает факт обще­известным по ходатайству какого-либо участника дела, но может прийти к такому заключению и по своей ини­циативе даже без предварительного уведомления заинте­ресованных лиц. Не исключен спор между участниками процесса относительно правильности отнесения факта к числу общеизвестных. Однако если вывод суда положи­телен, то затем при рассмотрении иска суд будет исхо­дить из незыблемости данного факта и даст присяжным предписание действовать аналогично. Напротив, в уголов­ном судопроизводстве за присяжными оставлено право не считать ноторные факты безоговорочно существующими. С позиций концепции объективной истины Дифференциа­ция такого рода не выдерживает критики. Американские юристы отмечают наличие тенденции к расширению ра­мок судейской осведомленности, позволяющей уменьшить расход времени, сил, средств, так как констатация обще­известности факта делает излишним его доказывание.

В связи с проблемой предмета доказывания следует выяснить, какое значение имеют выводы о фактах, за­фиксированные материалами ранее законченного процес­са, при разбирательстве нового дела, где те же факты мо­гут оказать влияние на исход производства. Причем речь идет о случаях, когда нет полного тождества второго иска уже разрешенному. Здесь возникает проблема преюдиции (collateral estoppel)32. Ее регулирование почти исключи­тельно прецедентным методом привело к формированию различных доктрин, создало немало противоречий и рас­плывчатых критериев. Но все же можно наметить наибо­лее важные направления развития практики американ­ских судов.

К числу исходных следует отнести положения о том, что для образования преюдиция нужно, чтобы сопостав­ляемые факты исследовались в обоих процессах, явля­лись юридическими, не поддавались модификации, состав сторон оставался тем же33. Например, проигрыш дела одним из группы граждан, пострадавших в общей аварии, не имеет значения для исков остальных о возмещении ущерба. Но уже здесь появляются сложные вопросы. Пассажир, травмированный при столкновении автомашин, получил с их владельцев компенсацию. Будут ли выводы суда относительно допущенной каждым ответчиком не­брежности обладать силой преюдиции, если затем один ответчик предъявит к другому требование, основанное на том же эпизоде? Прецеденты разноречивы. Обычно пред­лагается устанавливать, действовали ли причинители вреда в закончившемся процессе единым фронтом против истца или перекладывали вину друг на друга. Первый вариант но создает преюдиции, второй — создает. Но точ­но выяснить, какой из них был налицо, далеко не просто.

Коренной принцип о несвязанности решением суда того, кто стороной по делу не был, имеет исключения. Американской юриспруденции известно понятие лиц, чьи интересы защищались в процессе, хотя формально они в нем не выступали. Такие лица разделены на три категории. Первую образуют правопреемники участников производства, вторую — субъекты, интересы которых были представлены исполнителями завещаний, управляю­щими имуществом, доверительными собственниками агентами, истцами или ответчиками по групповым искам и т. д. Распространение законной силы решения на лип, составляющих эти две категории, логически объяснимо

Более расплывчаты контуры правила об обязательно­сти решения для лиц (третья категория), не выступав­ших в процессе, но фактически его контролировавших, поскольку им был важен результат производства для оп­ределения будущих взаимоотношений с какой-нибудь из сторон. Обычно речь идет о полной или частичной ком­пенсации ответчику того, что с него взыскано. Такие ком­пенсации при проигрыше дела могут быть получены, на­пример, розничным торговцем с оптовика (иск о плохом качестве товара), работником с нанимателя или страхо­вателем со страховой компании (иски о возмещении вре­да) и т. д. Не играет роли, осуществлялся ли контроль над производством, точнее, помощь стороне (юридические консультации, сбор доказательств и пр. ) открыто или конфиденциально. Но необходимо, чтобы указанные субъек­ты были информированы стороной о предъявлении к ней соответствующих требований. Круг лиц третьей категории до конца не определен. Различна, к примеру, практика судов по вопросу о том, имеет ли силу преюдиции реше­ние об удовлетворении иска жены в связи с причинением вреда здоровью, если затем муж начинает процесс о ком­пенсации ему расходов на лечение жены и т. п.

Тезис о распространении силы решения на субъектов, чьи права защищались без их непосредственного участия в процессе, был сформулирован Верховным судом США при разбирательстве дела Биглоу в 1912 г. Суд пришел к заключению, что вынесенное решение может использо­вать для своей защиты в другом процессе лишь то лицо, для которого такое решение имело бы обязательную силу, если бы было постановлено против него.

Однако затем органы юстиции начали расширять рамки субъективных пределов законной силы решений. В 1934 г. Верховный суд штата Делавэр рассмотрел дело «Кока-кола» против «Пепси-кола», где главным был вопрос, подменяют ли торговцы при продаже один напи­ток другим, более дешевым. Истец проиграл, так как суд согласился с аргументом ответчика о преюдициальном значении отрицательного ответа па данный вопрос в ра­нее законченном процессе по иску компании «Кока-кола» к нескольким торговцам.

Верховный суд Калифорнии, разрешая иск Бернхарда к банку, разграничил два вопроса: кто может ссылаться на установление факта предыдущим решением и против кого такая ссылка может быть направлена? Прецедент по делу Биглоу дает ответ на второй вопрос, но нет доводов, убедительно обосновывающих запрещение использовать решение для своей защиты лицам, не участвовавшим в процессе34. Эти указания стали затем предметом ожив­ленной научной дискуссии, немало проблем, связанных с их применением, возникло на практике. В конечном счете теоретики пришли к выводу, что нередко определение рамок преюдициальной силы решений зависит от кон­кретной ситуации, иначе говоря, от дискреционного ус­мотрения суда35. Главная причина такого положения: американское право не считает установление объектив­ной истины требованием, которому должны отвечать акты правосудия.

Этот же фактор незримо доминирует, когда речь идет о значимости приговора уголовного суда для гражданско­го дела. Американские суды не признают никакой силы за приговорами оправдательными. Долгое время в анало­гичном положении находились и обвинительные пригово­ры. За последние 40—50 лет практика изменилась, точ­нее, стала не вполне определенной и неодинаковой в раз­ных штатах. Есть нормативные акты и прецеденты, исходящие из идеи неопровержимости объявления лица преступником, иногда приговоры расцениваются как до­казательства действий осужденного, есть решения, бази­рующиеся на старых идеях общего права36. Д. Карлен замечает: «Кажется, будто ни один судья, сколь бы громкими ни были его торжественные заявления об ува­жении к другим судьям, не доверяет ни одному из них; он сам должен заботиться о том, чтобы вершилось право­судие»37.

Наконец, при определении круга фактов, составляю­щих предмет исследования, имеют значение нормы разра­ботанной англосаксонской юриспруденцией конструкции «истопла» (estoppel). Они запрещают оспаривать некото­рые обстоятельства. Главное правило гласит: если кто-либо своим поведением создает у другого лица представ­ление о существовании определенных фактов и данное лицо соответственно действует, то виновнику не будет за­тем дозволено опровергать такие факты независимо от их реальности. Например, А., выдавая себя за агента Б., распродает его вещи, хотя агентом не является. Б об этом знает, но молчит, а потому теряет возможность до­казывать, что А. его агентом не был. Конструкция «истопла» чрезвычайно сложна, ее положения суды при­меняют неодинаково, ссылаясь на трудноуловимые нюан­сы, не поддающиеся обобщениям. Судейское усмотрение опять-таки выступает здесь на первый план.

 

4. Представление доказательств и их оценка

Методы собирания и оценки доказательств, выработан­ные той или иной процессуальной системой, служат хо­рошими критериями для установления ее классовой на­правленности и степени демократизма. Анализ этих проб­лем играет большую роль при раскрытии механизма отправления правосудия судами в США.

Начинать исследование нужно с понятия относимости (relevancy) доказательств. Согласно § 401 ФПД относи­мым будет доказательство, способное представить суще­ствование важного для разрешения дела факта более ли­бо менее вероятным, чем это представлялось бы при от­сутствии данного доказательства. Иначе говоря, правило имеет целью не допускать в суд материалов, не содержа­щих информации о действиях и событиях, на которых основан спор.

Вообще взаимосвязь между доказательством и уста­навливаемым фактом есть элемент объективной действи­тельности, она не зависит от юридических категорий, а создается реальным ходом событий. В иносказательной форме это положение находит отражение в заявлениях некоторых американских юристов о том, что относимость является больше вопросом логики, чем права38. Но нельзя игнорировать моментов субъективного плана. Взаимосвязь прямого доказательства с каким-либо глав­ным фактом обычно ясна. При исследовании же косвен­ного доказательства должно быть наглядно показано суду его значение для дела, и здесь немаловажным фактором выступает мастерство адвоката.

Практикой создана конструкция так называемой ус­ловной относимости для случаев, когда решение вопро­са о ценности информации зависит от того, будет ли предварительно установлен некоторый факт. Если истец ссылается на признание долга, содержащееся в получен­ной им от ответчика записке, он должен сначала убедить суд в том, что записка подписана или одобрена долж­ником.

Итак, взаимосвязь между содержанием доказательства и выясняемым обстоятельством определяется на базе конкретной ситуации. Поскольку таких ситуаций необоз­римое множество, правило относимости фиксирует лишь общую идею: ненужные для дела материалы суд не при­нимает и, напротив, заинтересованные лица могут ис­пользовать любые необходимые для разрешения конфлик­та сведения, если этому не мешают какие-либо запрети­тельные нормы (§ 402 ФПД).

Вместе с тем нормативные акты и прецеденты форму­лируют ряд широких по содержанию условий, при нали­чии которых суды своей властью исключают из дела до­казательства, формально отвечающие требованиям отно­симости. Это может иметь место, если ценность информации существенно перевешивается такими опасно­стями, как формирование предубеждения по отношению к какой-либо стороне, запутывание спорных вопросов, введение в заблуждение присяжных, чрезмерная задерж­ка производства, напрасная трата времени (§ 403 ФПД). Законодательство некоторых штатов и практика расши­ряют данный перечень за счет случаев, когда представ­ленные доказательства слабо связаны с главными факта­ми, являются полной неожиданностью для другой сторо­ны (§ 60—445 ГПК Канзаса) и др.

Применение американскими органами юстиции ука­занных норм не привело к разработке строгих критериев отклонения доказательств, имеющих значение для дела. В лучшем случае одно положение общего характера рас­шифровывается через другое, тоже недостаточно опреде­ленное. Итог подобного метода регулирования обычен. Например, федеральный апелляционный суд 1-го округа по одному делу заявил: допущение или исключение до­казательств прежде всего зависит от усмотрения судьи, и его решение не будет отменено, если заинтересованная сторона не докажет наличия злоупотребления дискре­ционной властью39.

Американская процессуальная теория не намечает четких границ понятия относимости доказательств, в ре­зультате оно частично перекрещивается с рядом других категорий доказательственного права. Например, по де­лам о компенсации за потерю кормильца суды не счита­ют имеющими значение данные о том, что умерший был весьма осторожным человеком, что после несчастного случая ответчик провел ряд профилактических мероприятий и т. п. Но к тому же заключению можно прийти, если учитывать, какие разновидности фактов запрещено иследовать при рассмотрении гражданских дел (репутации людей, их последующие действия и т. д. ).

Для иллюстрации тезиса о невозможности использо­вания информации, содержащей данные о фактах, ком­ментаторы приводят также случаи, когда граждане и должностные лица наделены привилегией не давать суду показаний, вызванный свидетель оказался душевноболь­ным, производное доказательство исключается согласно правилу «hearsay», документ не удостоверен или пред­ставлена его копия вместо оригинала40. Сюда же отно­сят информацию, добытую незаконными методами41. Од­нако все эти проблемы юристы исследуют равным обра­зом при разработке понятий доказательства и средств доказывания.

Отсутствие в процессуальной теории США стабильной схемы изложения и общепризнанных определений даже наиболее значительных понятий института доказательств создает дополнительные трудности для раскрытия содер­жания еще одной важной категории, а именно допусти­мости (admissibility) доказательств. Допустимость рас­шифровывается как совокупность норм запретительного характера, исключающих по тем или иным мотивам воз­можность использования в процессе определенной инфор­мации. Но какие из многочисленных норм такого типа составляют данную категорию?

При максимально широкой трактовке даже относимость доказательств становится частью допустимости. Те американские юристы, которые данные понятия не отождествляют, не дают исчерпывающих перечней запретительных норм, составляющих допустимость, ограничи­ваясь большим или меньшим количеством примеров. Нор­мативные акты тоже не вносят ясности. В ФПД нет специальной статьи о допустимости доказательств, хотя термин применяется неоднократно. Исходя из этого, це­лесообразно анализировать понятие допустимости в связи с рассмотрением вопросов об использовании в американ­ских судах свидетельских показаний и письменных дока­зательств.

В англосаксонском процессе весьма важное значение имеет проблема обязанности доказывания. Главные причи­ны такого положения ясны: пассивность суда, возложе­ние заботы собирать информацию только на участников дела, перемещение на них риска последствий неблаго­приятного стечения обстоятельств, собственных неумелых действий, фактического превосходства более искусного противника.

Обязанность доказывания выступает как явление, за­висящее от норм и материального, и процессуального права. Первые указывают, какие факты служат на поль­зу каждому из участников правоотношения. Эти указания надлежит учитывать в первую очередь. Не случайно к числу направлений модернизации буржуазного правосу­дия, когда речь заходит о расширении его доступности для населения, демократически» настроенные юристы от­носят необходимость упрощения и изменения распреде­ления бремени доказывания в материально-правовых нормах.

Хотя корни распределения обязанности доказывания нужно искать в нормах материального права, на эту кон­струкцию значительное влияние оказывают категории судопроизводства. Прежде всего господствует исключи­тельно процессуальная терминология, причем она далеко не унифицирована. Американской юриспруденции извест­ны такие термины, как бремя утверждения (burden of allegation), обоснования (burden of establishing), убеж­дения (burden of pursuasion), доказывания (burden of proof), представления доказательств (burden of producing evidence), первоначального представления доказательств (burden of going forward with evidence) и т. д. Эти тер­мины не у всех авторов имеют одинаковое содержание, есть разные мнения относительно целесообразности упо­требления тех или иных выражений.

При таком положении надежнее всего ориентировать­ся на законодательные акты с наиболее четко сформули­рованными правилами. Согласно § 500 Кодекса о доказа­тельствах Калифорнии обычно бремя доказывания факта несет та сторона, которой выяснение этого факта необхо­димо для обоснования своей позиции. Далее в § 550 ска­зано, что бремя представления доказательств лежит на том, кто рискует получить отрицательное суждение суда по поводу спорного факта, если суд не будет располагать надлежащими материалами.

Калифорнийское законодательство фиксирует идеи, ставшие основой деятельности также судов других шта­тов и органов федеральной юстиции. Их большая или меньшая конкретизация нормативными актами, равно как и особенности терминологии, существенной роли не игра­ют. Анализ этих идей позволяет расшифровать широко распространенные формулы: «доказывает тот, кто ут­верждает, а не тот, кто отрицает», «обязанность доказы­вания падает на того, кто проиграет процесс, если доста­точных материалов представлено не будет».

Стандартные формулы верны для большинства слу­чаев. Но есть отступления, а значит, каждый раз нужно уточнять, можно ли руководствоваться типовой схемой. Например, по делам о взыскании долга или клевете истцы ограничиваются указаниями на соответствующие факты, ответчик же должен доказывать, что платеж произведен или распространенные сведения истинны. В некоторых штатах ссылка ответчика по делу о компенсации за внедоговорный вред на допущенную потерпевшим небреж­ность порождает обязанность истца доказать отсутствие небрежности.

Исключения из типовых формул возникают по раз­личным причинам: вследствие особенностей материально-правовых отношений, затруднительности подтверждения фактов отрицательного содержания, соображений удобст­ва и т. д. Обобщая такого рода случаи, американский профессор Э. Морган констатирует, что обязанность до­казывания лежит на стороне, которая 1) ссылается на наличие какого-либо факта, или 2) заинтересована в установлении факта, или 3) располагает специфическими средствами информации, или 4) должна сослаться на дан­ный факт. Эти правила не составляют компактного един­ства, зачастую обращение к одному приводит к неприменимости другого, причем выбор правила обычно зависит от того, какое из них судьи признают целесообразным для данного случая42.

Э. Морган и другие буржуазные теоретики не выхо­дят за рамки формально-юридического анализа проблемы и не оценивают положения с классовых позиций. Между тем здесь скрыт механизм, обеспечивающий наряду с другими реализацию задач буржуазной юстиции.

Американскому гражданскому судопроизводству из­вестно понятие перемещения обязанности представления доказательств. В доктринальном изложении оно выгля­дит просто: если сторона представила достаточно убеди­тельных сведений относительно выгодных ей обстоятельств, указанная обязанность считается ею выполненной и переходит на противника, который, чтобы не потерпеть неудачи, должен собрать хорошие контрдоказательства. Тогда маятник вновь качнется назад, и так может быть несколько раз.

Но совершенно неясно главное, а именно, как без­ошибочно уловить тот критический момент, когда коли­чество создает новое качество, т. е. доставленная инфор­мация рассеивает колебания судей и они признают спра­ведливость утверждений истца либо ответчика. Это по существу есть проблема оценки доказательств, что имеет место лишь при вынесении решения, на заседании же судьи своей позиции не раскрывают. Значит, предвидеть их реакцию под силу лишь квалифицированному адвокату.

Для внесения известной определенности американская юриспруденция использует понятия доказательств, доста­точных «с первого взгляда», точнее, при отсутствии опро­вержения («prima facie evidence») или очевидных дока­зательств («prima facie proof»). Эти формулировки не имеют единой интерпретации. Ими, например, обозначают ситуацию, когда сторона располагает настолько сильными доказательствами, что «разумному человеку» невозможно прийти к другому заключению, чем то, которое из них вытекает. Но и здесь оценка материалов остается цели­ком на усмотрении суда, а в принципе не существует преград тому, чтобы он не поверил даже внешне убе­дительным данным.

Иное положение складывается, если сила «prima fa-сие evidence» придана какому-либо источнику информа­ции нормой права. Анализ этих не столь уж редких случаев позволяет заключить, что нормы создают конст­рукцию, где переплетены элементы таких процессуальных категорий, как преюдиция, презумпция, исключения из «hearsay rule» и даже ушедшая в прошлое система фор­мальных доказательств. Провозглашение доказательства достоверным «с первого взгляда» обязывает суд считать его истинным, поскольку заинтересованный в обратном участник процесса не представит опровержения.

Согласно § 16 разд. 15 Свода законов США, судебное решение или приговор по делу, начатому США или от их имени в связи с нарушением антитрестовского зако­нодательства и завершившемуся установлением виновно­сти ответчика или обвиняемого, будут считаться «prima facie evidence» нарушения во всяком ином процессе, возбужденном другими лицами против того же нарушите­ля. Основанные на § 16 частные иски к компаниям, при­знанным виновными в нарушении антитрестовских стату­тов, о взыскании убытков в тройном размере получили довольно широкое распространение, в частности монопо­лии используют их для борьбы с конкурентами43.

К числу «prima facie evidence» относят данные под присягой показания государственных чиновников об об­наруженных ими фактах и совершенных действиях в ходе выполнения должностных обязанностей, о наличии или отсутствии каких-либо записей в официально веду­щихся книгах и реестрах. Ту же силу имеют карты, зем­лемерные планы и протоколы, зарегистрированные над­лежащими учреждениями более 10 лет назад, свидетель­ства о заключении брака, смерти человека, пропаже без вести, интернировании, пленении врагом, нахождении в живых, официальные прогнозы погоды, отчеты о перепи­си населения, бюллетени фондовых и товарных бирж и т. д. (см. § 4520-4534 ЗПГП Н. -Й., § 1530. 1532, 1600—1606 Кодекса о доказательствах Калифорнии). При­чем каждый из перечисленных случаев сопровождается оговорками, усложняющими применение на практике со­ответствующих норм.

В большинстве штатов осуждение обвиняемого в уго­ловном порядке есть «prima facie evidence» против него в гражданском процессе по иску о возмещении убытков, причиненных теми же действиями. Иными словами, при­говор можно оспаривать, лишь бремя доказывания пере­ходит на осужденного или другое заинтересованное лицо.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.