|
|||||||
УДК 159.9(075.8) ББК88 25 страницаВторой фактор — эмоциональный статус " значимого другого" (аттракция), его способность привлекать или отталкивать окружающих, бытьсоциометрически избираемым или отвергаемым, вызывать сим-\ патию или антипатию. Эта форма репрезентации личности может не совпадать с феноменами референтности или авторитетности, которые в наибольшей степени обусловлены содержанием совместной деятельности. Однако их значение в структуре личности " значимого другого" не следует недооценивать: враг в известном смысле не менее значим для нас, чем друг, эмоциональное отношение к человеку может не способствовать успеху совместной деятельности, деформировать ее. На рис. 2 аттракция А представлена множеством эмоциональных установок, располагающихся по нарастанию от точки О к точке А+, так и в противоположном направлении — к точке А~. Третий фактор репрезентативности личности - властные полномочия субъекта или статус власти. Как это ни парадоксально, но генерал менее значим для солдата, чем сержант, с которым рядовой взаимодействует непосредственно. Разрушение той или иной организации автоматически включает механизм действия статусных отношений. Выход субъекта, наделенного властными полномочиями, из служебной иерархии нередко лишает его статуса " значимого другого" для его сослуживцев. Это происходит, разумеется, если его служебный статус не сочетался с более глубинными личностными характеристиками - референтностью и аттракцией. Примеры подобного " низвержения с Олимпа", а следовательно, утраты значимости конкретного лица может привести каждый. Но пока статус индивида достаточно высок, он не может не быть " значимым другим" для зависимых от него лиц. У него в руках не " власть авторитета", но " авторитет власти". На рис. 2 возрастание статусных рангов получает отражение на векторе, ориентированном условной точкой В+. Рис. 2. Трехфакторная модель " значимого другого" по А. В. Петровскому В то время как в одном направлении от исходной точки властные полномочия усиливаются, в другом нарастает прямо противоположный процесс все большей дискриминации " значимого другого" (здесь понятие " значимость" приобретает весьма специфический смысл — так может быть " значим" раб для господина, поскольку под угрозой жестокого наказания будет выполнять прихоти последнего). Обозначим подобную статусность В -. По сути дела речь идет о том, что в случае " плюсовой" 5-значимости с полным основанием можно говорить о субъектной значимости другого (субъект влияния), а в ситуации " минусовой" й-значимости — о его объектной значимости (объект влияния). Построив модели " значимого другого" втрехмерном пространстве, мы получаем необходимые общие ориентиры для понимания механизмов взаимодействия людей в системе межличностных отношений. Таким образом, открываем для себя возможность более обоснованно подойти к выявлению меры личностной значимости и влияния человека в группе. В качестве примера рассмотрим несколько позиций в пространстве позитивных значений выделенныхнами критериев значимости. Для обозначения их с целью возможной наглядности приходится прибегать к метафорам. Позиция 1 - " кумир". Некто наиболее эмоционально привлекательный, обожаемый, непререкаемо авторитетный, но не имеющий формальной власти над субъектом (В = О; Р+; A+). Позиция 2 — " божество". Те же характеристики, которыми наделен окружающими " кумир", но при этом высочайшие возможности влияния на судьбу человека, которые дают ему прерогативы власти (В+; Р+; А+). Позиция 3 — " компетентный судья". Высокостатусный по своей социальной роли и авторитетный, знающий руководитель, но не вызывающий симпатии, хотя и неантипатичный (В+; Р+; А = О). Позиция 4 — " советчик-компьютер". Этот человек не располагает высокой властной позицией, он несимпатичен, хотя и неантипатичен для окружающих, но, тем не менее, последние подчиняются ему или, во всяком случае, считаются с его решениями, понимая, что в данной области он реальный авторитет и, отказываясь от его советов и рекомендаций, можно проиграть (В = О; Р; A = О). Позиция 5 — " деревенский дурачок". Не располагающий статусом по своей социальной роли, глупый, но при этом симпатичный человек (В = О; Р = О; А+). Позиция 6 — " заботливый начальничек". Обладающий властью руководитель, который вызывает у работающих с ним сотрудников благодарность за доброжелательное отношение, но профессионально не компетентный и потому нереферентный. Авторитет его личности минимален, что легко обнаруживается в случае утраты им служебного положения (В+; Р = О; А+). Позиция 7 — " кондовый начальник". Субъект, наделенный властными полномочиями, но не авторитетный для окружающих; беззлобный, в связи с чем не вызывает ни симпатий, ни антипатий (5+; Р = О; А = О). Понятно, что описанные выше позиции не охватывают возможности, которые могли бы быть включены в полную модель " значимого другого". Рассмотренные несколько случаев — лишь частная иллюстрация эвристичности предлагаемого подхода. Так, например, в его рамках находят место и характеристики, связанные с антипатией, антире-ферентностью и даже с " антистатусностью" личности, ее полным бесправием, фактически рабским положением, потерей не только власти, но и элементарной свободы действий. К счастью, в настоящее время в окружающей нас действительности последний случай встречается не слишком часто. Хотя, к примеру, положение " отверженного" (" опущенного" ) в исправительно-трудовой колонии дает известные основания говорить именно о полной беззащитности и рабской покорности. Заметим, что прошлое открывает широкие возможности для отыскания параметров " значимого другого", являющегося заведомо безвластным, но обладающего высокими значениями по выраженности других и, в частности, позитивных факторов. Так, ученые типа С. П. Королева, являясь заключенными в бериевской " шарашке", при заведомом бесправии могли иметь и имели высочайшую референтность для начальника, поскольку от их творческих решений зависела его карьера и судьба. Это противоречие между статусом власти и авторитетом хорошо показано А. И. Солженицыным в книге " В круге первом". Важность выделенных параметров определяется двумя обстоятельствами: во-первых, представлением о необходимости и достаточности именно этих характеристик " значимого другого", без учета которых нельзя понять сущность межличностных отношений; во-вторых, тем, что эта гипотеза ориентирована на получение необходимых данных для каждого конкретного случая значимости - и реализуемые властные полномочия, и референтность, и аттракция доступны для измерительных процедур. Последнее обстоятельство позволило экспериментально подтвердить эвристичностьтрехфакторной модели " значимого другого", которая первоначально носила гипотетический характер. Так, например, водной из экспериментальных работ (М. Ю. Кондратьев) трехфакторная модель, будучи использована в качестве теоретического алгоритма исследования статусных различия и процессов группообразования в закрытых воспитательных учреждениях разного типа (детские дома, интернаты, колонии для несовершеннолетних правонарушителей и др. ), позволила выявить ряд важных социально-психологических закономерностей. В результате была получена развернутая картина межличностных отношений воспитанников как в их среде, так и при взаимодействии с воспитателями. Подросток в этих условиях заведомо признает властные полномочия представителя вышестоящего статусного слоя и безоговорочно ему подчиняется. Но, как правило, этот человек подростку антипатичен (В+; Р+; А-). Для высокостатусного же воспитанника " опущенный" не только не является " значимым другим", ной нередко вообще не воспринимается какличность, наделенная индивидуальными особенностями и способная к самостоятельным поступкам, его мнение не принимается во внимание, а образ негативно окрашен (В-; Р = О; А-). Таким образом, определяющей для характеристики отверженного члена этой группы является роль невольной и постоянной жертвы, которая ему уготована в этой общности. Все это дает основания более подробно остановиться на одной из форм репрезентации " значимого другого" — ролевом поведении. Теория ролевого поведения [126] В Соединенных Штатах Америки в период зарождения бихевиоризма складывалась теория ролевого поведения, разработанная философом Джорджем Мидом. Основанное Мидом направление не имеет определенного названия. Для его обозначения иногда используют такие термины, как " теория ролей" или " чикагская традиция" (поскольку ее лидеры - Мид, Дьюи и Парк - работали в Чикагском университете). Учитывая своеобразие мидовского подхода, мы называем его теорией ролевого поведения. Согласно ортодоксальному бихевиоризму, поведение строится из стимулов и реакций, связь которых запечатлевается в индивидуальном организме благодаря полезному для него эффекту. По Миду же, поведение строится из ролей, принимаемых на себя индивидом и " проигрываемых" им в процессе общения с другими участниками группового действия. Мид начал с положения о том, что значение слова для произносящего его субъекта остается закрытым, пока последний не примет на себя роль того, кому оно адресовано, то есть не установит отношения с другим человеком. Перейдя от вербальных действий к реальным социальным актам, Мид применил тот же принцип, что и в трактовке речевого общения: человек не может произвести значимое, всегда адресованное людям действие, не приняв на себя роли других и не оценивая собственную персону с точки зрения других. Принятие на себя роли и ее " проигрывание" (имплицитное или эксплицитное) - это и есть отношение, в отличие от тех сторон психической реальности, которые фиксируются в категориях образа -действия — мотива. Нераздельность различных сторон этой реальности обусловливает их внутреннюю взаимосвязь. Отношение выражено в действиях, предписанных " сценарием" роли и мотивированных интересами участников социального процесса, и предполагает понимание ими (представленность в форме образа) значения и смысла этих действий. Иначе говоря, отношение невозможно вне образа, мотива, действия, равно как и они на уровне человеческого бытия немыслимы без отношения. Так обстоит дело в реальности. Но чтобы эта реальность раскрылась перед научной мыслью и стала ее предметом, потребовался длительный поиск. В ходе поиска удалось освоить наиболее крупные " блоки" психического, в частности, отчленить отношение от других психических проявлений и только тогда соотнести его с ними. Уже в 50-е годы XX века близость к теории ролевого поведения обнаруживает популярная как на Западе, так и в России концепция трансактного анализа Э. Берна. Отправляясь от идей психоанализа, Э. Берн выделял три " эгосостояния" людей в их отношении друг к другу (" взрослый", " родитель", " ребенок" ). Согласно его концепции в каждый момент жизни каждый человек находится в одном из " эгосо-стояний", определяющих его отношение к другим людям. Понятие " трансакция" применялось для характеристики отношения " эгосо-стояний" вступающей в общение диады. Вступая в отношения и взаимодействие с другим человеком, индивид находится в одном из " эго-состояний". " Взрослый" как " эгосостояние" обнаруживает компетентность, рациональность, независимость; " родитель" - авторитарность, запреты, санкции, догмы, советы, заботы; " эгосостояние" " ребенок" содержит аффективные реакции, непосредственность, импульсивность. В различных обстоятельствах индивид может проявлять различные " эгосостояния", и на этой основе строятся его отношения с другими людьми. Наряду с " эгосостояниями" Э. Берн ввел понятие " игра", используя его для обозначения различных способов манипулирования людьми. Концепция трансактного анализа описывает множество игр, с помощью которых вступающие в определенные отношения люди пытаются управлять поведением партнеров. В трансактном анализе теория ролевого поведения оказывается существенно продвинутой и операционализированной, найдя применение в психотерапии и детской психологии. Однако социальная природа личности также мало может быть раскрыта исходя из теории ролевого поведения, как и из учения о " коллективных представлениях". Нельзя проникнуть в эту природу, игнорируя общественно-историческую практику. Подобно тому, какДюркгейм своим апсихоло-гизмом, оказавшимся неприемлемым для научного объяснения человеческого поведения, побудил, тем не менее, искать пути разработки категории отношения (показателен в этом смысле трансактный анализ), так присущая мидовскому мышлению неразработанность категории личности порождала неудовлетворенность ролевым редукци-онизмом, игнорированием личностного начала человеческой активности. Назревала потребность расчленить коммуникативное (ролевое) и личностное. Потребовались усилия огромного числа ученых, работающих в области социальной психологии, чтобы отыскать решения, позволяющие вскрыть сущность социальных межиндивидных отношений и общения людей в связи с пониманием личности как психологической категории. Однако для этого социальная психология должна была обрести статус экспериментальной дисциплины. Развитие экспериментальной социальной психологии Интерес к процессам взаимодействия людей в различных человеческих общностях зародился на ранних этапах общественного развития. Первые наблюдения над социальным поведением - зачатки будущей социально-психологической науки — отмечаются еще в античности в произведе- ниях Платона и Аристотеля, позднее, в период Просвещения, — у Ш. Монтескье, П. Гольбаха, Д. Дидро, Ж. Ж. Руссо, в России — в трудах А. Н. Радищева и других мыслителей XVIII столетия. Не образуя сколько-нибудь законченной системы знаний, эти наблюдения, тем не менее, пробуждали стремление понять закономерности социального развития индивида в обществе себе подобных и тем самым подготавливали почву для первых социально-психологических концепций, создание которых относится к середине и концу XIX века. Философской базой для разработки этих социально-психологических теорий послужил главным образом позитивизм Огюста Конта — философское течение, считавшее задачей исследования в психологии описание и систематизацию сведений, полученных в ощущении. В Европе и Америке первые попытки создания социально-психологической теории в конце XIX — начале XX века связаны с именами представителей психологической школы всоциологии Г. Тарда, Г. Ле-бона, У. Макдугалла, С. Сигеле, Э. Дюркгейма. По установившемуся мнению, первой публикацией по социальной психологии на Западе считается " Введение в социальную психологию" Макдугалла (английского психолога, работавшего затем в США). Год выхода этой книги - 1908-й — иногда рассматривается как своеобразная точка отсчета в истории социальной психологии. Пионеры социальной психологии пытались найти всеобщие законы, которые можно было бы применить для объяснения социальных явлений. Например, объяснение истоков солидарности и сплоченности людей Тард искал в категориях имитации и подражания, Лебон — в " законе духовного единства", Дюркгейм — в " коллективных представлениях". Таким образом, они подменяли законы истории законами психологии, сводя общественные явления к психическим. Личность растворялась, размывалась в человеческой общности, теряя свои индивидуальные особенности и способность самостоятельно действовать и принимать решения. Большое влияние на развитие социальной психологии оказали работы Г. Зиммеля и Ч. Кули. Они первые стали рассматривать личность не абстрактно, а в связи с процессами взаимодействия людей с группами и внутри групп, представляя личностные черты как своеобразную проекцию взаимоотношений человека с социальными группами. Личность нельзя изучать вне социального контекста, вне среды -таков был справедливый вывод. Кули ввел в социальную психологию термин " первичная группа" (семья, неформальные объединения по месту жительства или работы и т. д. ). Однако само понятие социальной среды было у Зиммеля и Кули чрезвычайно узким и сводилось к " малой группе", а контакты " лицом к лицу" определяли сущность межличностного общения в группах. Обосновывая общественный характер психической жизни личности, Кули вместе с тем трактовал само общество как совокупность психологических связей, игнорируя тот факт, что любая группа — это не нечто замкнутое и автономное, а часть общества. Акцентирование внимания на чисто психологических отношениях, возникающих на основе взаимодействия " лицом к лицу", не давало подлинной картины межиндивидных отношений. Психологизирование природы общественных отношений в группах присуще и современным исследователям (Дж. Морено, Р. Бейлс, М. Аргайл, Ч. Осгуд, Л. Беркович и др. ). Начиная с 20-х годов XX века социальная психология становится ведущим направлением в психологической науке США, Англии, Германии, Франции и Японии. В. Мёде и Ф. Олпорт положили начало исследованиям по выявлению влияния (положительного или отрицательного), которое оказывают первичные группы на своих членов в процессе выполнения ими определенной деятельности. При этом интерес привлекали случаи как позитивного, так и негативного отношения индивида к группе. Выяснилось, что общий эффект деятельности групп находится в прямой зависимости оттого, " рядом" или " вместе" они действовали, выполняя определенные задания. Было даже обнаружено, что присутствие наблюдателей из числа авторитетных для группы лиц создавало атмосферу, которая приводила к повышению производительности всей группы и отдельных ее членов (эффект фасилитации). Значительный интерес во всем мире вызвали исследования того, в какой мере межличностные отношения влияют на повышение производительности труда, на отношение к труду, трудовую дисциплину. В ходе так называемых хотторнских (Хотторн — город в США) экспериментов Э. Мейо сделал выводы, которые легли в основу последующих исследований роли психологических факторов в современном производстве. Было выявлено, что производительность труда каждого рабочего зависит от его самочувствия в группе и соответствует чаще всего не столько его возможностям, сколько системе ценностных ориентации, норм, установок, сложившихся в группе, определяется не только оплатой и условиями труда, но и характером возникших и упрочившихся неформальных отношений. Неформальная структура способна тормозить или, наоборот, обеспечивать процессы управления на уровне малых групп. Было установлено, что характер неформальных отношений существенно влияет на все производственные показатели, в том числе такие, как производительность труда, текучесть рабочей силы, а также на отношение рабочих к изменению норм, расценок. Основы социальной психологии закладывались первоначально под влиянием гештальтпсихологии, бихевиоризма и психоанализа. Это влияние ощущалось и в последующей методологической направленности работ психологов. Вторая мировая война активизировала исследования процессов группового развития. Сплоченность и боеспособность групп, устойчивость их структуры при действии сил, направленных на разрыв и разрушение внутригрупповых связей, эффективность деятельности групп в зависимости от типа или стиля руководства — все это явилось предметом экспериментального изучения. Группы (формальные и неформальные, первичные и вторичные, референтные и др. ) стали объектом особого внимания, а изучение межиндивидных отношений — ведущим направлением в зарубежной социальной психологии. Исследования групповых феноменов вышли за рамки социальной психологии и стали широко использоваться в управлении промышленностью. Эти феномены учитываются при решении сложных вопросов подготовки кадров, научной организации труда, комплектования различных человеческих общностей. В центре исследований и оказалась малая группа, своеобразное промежуточное звено в системе " личность - общество". По'отношению к личности малая группа рассматривалась как та социальная среда, которая жестко детерминирует поведение и особенности человека, а по отношению ко всему обществу малая группа выступала, таким образом, аналогом, своеобразной моделью общественных отношений. Соответствующий раздел социальной психологии получил название " исследование малых групп", или " групповая динамика". Один из крупнейших социальных психологов США Л. Фестингер отмечает, что групповая динамика возникла как ответ на вопрос, почему одни группы имеют влияние на своих членов, а другие — нет. Чтобы объяснить это различие, могущее иметь широкое практическое значение, нужно было найти такие законы группового развития, которые позволили бы не только объяснить, но и предсказывать способность группы влиять на своих членов в области их установок и поведения. К. Левин, как уже говорилось, видел источники и движущие силы развития взаимоотношений людей в их социальной жизни. Он рассматривал потребности как стержень направленности личности, называя их главным генератором, источником активности человека. Центр внимания переместился на изучение эффективности группового взаимодействия, лидерства, коммуникаций, распространения влияния и создания авторитета. Левин применял понятия " силовое поле", " напряженность", " вектор", заимствованные у физики, пытаясь связать ее законы с человеческим поведением. На общее развитие групповой динамики как особой области социальной психологии оказали в наши дни несомненное влияние не только теория " поля" К. Левина, но и иные социально-психологические концепции, связанные с именами Дж. Морено, Л. Фестингера и др. Одна из характеристик особенностей развития социальной психологии за рубежом, в первую очередь в США, - огромное количество накопленного эмпирического материала (библиография только по прикладным аспектам социальной психологии достигает в США свыше 10 000 наименований). Принцип деятельностного опосредствованна отношений людей в группе Начиная с экспериментов С. Аша и М. Шерифа (40-е годы, США), считалось установленным, что поддавлением группы по меньшей мере треть индивидов меняет свое мнение и принимает навязанное большинством, обнаруживая нежелание высказывать и отстаивать собственное мнение в условиях, когда оно не совпадает с оценками остальных участников эксперимента, то есть проявляя конформизм. Индивид, находясь в условиях группового давления, может быть либо конформистом, либо нонконформистом. Дальнейшие исследования носили характер уточнения этого вывода. Выяснилось, усиливается ли конформизм при увеличении группы, как сами испытуемые интерпретируют свое конформистское поведение, выявлялись половые и возрастные особенности конформистских реакций и т. д. Указанная альтернатива оборачивалась педагогической дилеммой: либо видеть смысл воспитания в формировании личности, находящейся в непрерывном противостоянии с социальным окружением, то есть негативиста, либо воспитывать индивидов, склонных всегда соглашаться с остальными, не умеющих и не желающих противостоять влиянию группы, то есть конформистов. Очевидная неудовлетворительность подобной постановки вопроса наводила на мысль об ошибочности исходной альтернативы. Видимо, в самом понимании сущности взаимодействия личности и группы крылась некая серьезная методологическая ошибка, заводящая психолога в тупик. Выход из этой ситуации состоял в том, чтобы переместить сущность концепции групповой динамики и выяснить, насколько правомерно использование предложенной в ней модели группового взаимодействия. Казалось бы, теория малых групп учитывала общественный фактор. Однако на поверку вышло не так. Что представляет собой группа, которая воздействует на индивида в классических экспериментах С. Аша, Р. Крачфилда, М. Шерифа? Это-случайное объединение людей, то, что может быть названо диффузной группой (от лат. diffusio - " рассеивание", " разлитие", антоним " сплоченности" ). По условиям эксперимента предусматривалось изучение чисто механического воздействия группы наличность, группы как простой совокупности индивидов, ничем, кроме места и времени пребывания друг с другом, не связанных. Концепция " группового давления" позволила выяснить особенности некоторых форм взаимодействия личности с группой и возникающих явлений конформизма, но вместе с тем невольно заставляла исследователей вращаться в замкнутом кругу представлений о том, что единственной альтернативой конформности является нонконфор-мность, асуггестивность (устойчивость личности к внушению). В группе людей, лишь внешне взаимодействующих друг с другом; притом по поводу объектов, не связанных с их реальной деятельностью и жизненными ценностями, иного результата и не приходилось ожидать: подразделение членов группы на конформистов и нонконформистов делалось неизбежным. Однако давало ли такое исследование возможность сделать вывод, что перед нами была модель отношений в любой группе, деятельность в которой имеет личностно значимое и общественно ценное содержание? В свете данного вопроса становится понятным, что составляет суть концепции " малой группы", принятой исследователями групповой динамики. Взаимоотношения людей мыслятся ими как непосредственные, взятые безотносительно к реальному содержанию совместной деятельности, оторванные от социальных процессов, частью которых они на самом деле являются. В этой связи была выдвинута гипотеза, что в общностях, объединяющих людей на основе совместной деятельности, взаимоотношения людей опосредствуются ее содержанием и ценностями (А. В. Петровский). Если это так, то подлинной альтернативой конформности должен выступить не нонконформизм (негативизм, независимость), а некоторое особое качество, которое предстояло изучить экспериментально. Гипотеза определила тактику экспериментальных исследований. Была сделана попытка сопоставить внушающее воздействие на личность неорганизованной группы и сложившегося коллектива. И совершенно неожиданно выяснилось, что внушающее влияние случайно собравшихся людей на индивида проявляется в большей степени, чем влияние организованного коллектива, к которому данный индивид принадлежит. Состояние индивида в незнакомой, случайной, неорганизованной группе в условиях дефицита информации о лицах, ее образующих, способствует повышению внушаемости (связь между неопределенностью ситуации и внушаемостью отмечалась многими авторами). Таким образом, если поведение человека в неорганизованной, случайной группе определяется исключительно местом, которое он выбирает для себя (чаще всего непреднамеренно) в градации " автономия — подчиненность группе", то в коллективе существует еще одна специфическая возможность - самоопределение личности. Личность избирательно относится к воздействиям конкретной общности, принимая одно и отвергая другое в зависимости от опосредствующих факторов — оценок, убеждений, идеалов. Таким образом, было выявлено, что дилемме " автономия - подчиненность группе" противостоит самоопределение личности, а противоположность неосознаваемым установкам внушаемости составляют осознаваемые волевые акты, в которых реализуется самоопределение. Все это позволило сформулировать задачу новой серии исследований. Если побуждать личность якобы от имени коллектива, к которому она принадлежит (методика " подставной группы" ), отказаться от принятых в нем ценностных ориентации, то возникает конфликтная ситуация, которая разделяет индивидов, проявляющих конформность, и индивидов, способных осуществить акты самоопределения, то есть действовать в соответствии со своими внутренними ценностями. Самоопределение возникает в том случае, когда поведение личности в условиях специально организованного группового давления обусловлено не непосредственным влиянием группы и не индивидуальной склонностью к внушаемости, а главным образом принятыми в группе целями и задачами деятельности, устойчивыми ценностными ориентациями. В высокоразвитой группе, в отличие от диффузной, самоопределение является преобладающим способом реакции личности на групповое давление и потому выступает как формообра-зующий признак. Обратимся к конкретному эксперименту. Сначала выявлялись общие позиции согласия или несогласия членов группы с предложенными этическими суждениями. Как правило, выделялась основная масса испытуемых, которые выражали согласие с общепринятыми нормами, отраженными в предложенных экспериментатором суждениях, и небольшая группа лиц, которые занимали негативную позицию. В дальнейшие эксперименты последняя группа не включалась, так как изучение нагативизма как психологической проблемы не входило в задачи данного исследования. По отношению ко всем остальным возникал вопрос: что означает психологически их согласие с предложенными этическими суждениями? Является ли оно результатом подчинения групповому давлению, неявно выраженному в самом факте общепринятости моральной нормы? Другими словами, не результат ли это конформизма? Но можно было выдвинуть диаметрально противоположное предположение: быть может, согласие есть не подчинение групповому давлению, не конформизм, а результат совпадения ценностей личности с общепринятыми этическими суждениями, выраженными экспериментатором? И тогда то, что внешне выглядит как конформизм, несет в себе иной психологический смысл и выступает как подлинная альтернатива конформизму.
|
|||||||
|