Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





УДК 159.9(075.8) ББК88 21 страница



Если принять обосновываемую здесь гипотезу о мотивации как де­ривате потребности в персонализации, то в фундамент мотивов чело­веческих поступков и действий может быть заложен даже не один, а по меньшей мере два краеугольных камня.

Впрочем, первый из них — витальные потребности человека, обес­печивающие сохранение его как индивида и продолжение рода, - ни­когда оттуда не изымался. В жизни витальные потребности (голод, жажда, половая потребность, потребность в одежде, жилище, отды­хе) связаны с множеством разнообразных мотивов поведения, в ко­торых средства удовлетворения могут выступать в превращенной фор­ме (например, мотивация обогащения).

Второе основание человеческой мотивации — потребность " быть личностью". Мы видим две основные формы человеческой активно­сти, мотивированные подобным образом. Об одной было сказано уже много: это собственно потребность продолжить себя в другом. Есть и вторая форма активности.

Персонализация осуществляется в деятельности. Для того что­бы в позитивном плане быть идеально представленным в другом че­ловеке, первому по меньшей мере нужно уметь нечто сделать или что-то сказать, значимое для второго. Чтобы осуществить акт транс­ляции, надо, во всяком случае, иметь что транслировать. Средством персонализации, по-видимому, служат мысли, знания, художест­венные образы, произведенный человеком предмет, решенные за­дачи и т. д. Но раньше чем стать средствами персонализации, они должны были уже быть у человека, он должен был их приобрести, выдумать, произвести, сконструировать, открыть, решить. Все это он осуществил. Во имя чего? Какая здесь действовала мотивация? Не следует ли предположить, что и здесь действует та же потреб­ность в персонализации, только она фиксируется на предметном ее содержании, на приобретении средств для предстоящей транс­ляции себя " другому", а этот " другой" остается пока в тени, не вы­свечивается обыденным сознанием как подлинный объект персо­нализации.

Возьмем простой случай. Художник трудится над полотном. Для чего? Что служит мотивом? Возможность выгодно продать картину? Вероятно, и она. Но неужели все сводится к витальному? А что же еще? Мотивация творчества как предметного действия выступает в качестве производной от его потребности " быть личностью", то есть потребности осуществить полноценный действенный вклад в других людей, впечатлить их, произвести в них существенные смысловые и мотивационные преобразования. Тогда перед нами еще один дериват потребности в персонализации.

Не слишком ли прямолинейна антитеза: либо материальный рас­чет, либо стремление поделиться бытием с другими? Нет ли чего-нибудь третьего? Стремление к самовыражению, самоактуализации? Наслаждение от процесса творчества? Что касается последнего до­вода, то его надо, что называется, " отмести с порога". Любой слу­чай удовлетворения любой достаточно напряженной потребности сопровождается эмоциональной разрядкой, аффективным тоном, более или менее выраженным чувством наслаждения. Так что ука­зание на аспекты эмоциональности в проявлении социальной мо­тивации ничего не добавляет к существующим объяснениям. Дру­гое дело-стремление к самовыражению, самоактуализации. Это мо­тив, лежащий на поверхности, а за ним скрывается глубинный со­циальный мотив, в соответствии с которым человек не столько вы­ражает себя в предмете творчества, сколько стремится через пред­мет искусства перенести себя, свое мироощущение, видение мира в других людей, и именно они (шире — социум) — конечная цель его творчества. Материальная связь между людьми, которая воплощена в общественные отношения, безличные по самому своему существу, порождает личностные идеальные отношения, где другие люди вы­ступают как цель деятельности для творца, а идеальная представ-ленность в них, воплощенная в передаваемом им богатстве эстети­ческого восприятия мира, — как единственное оправдание мук твор­чества, поиска совершенства, усилий, затраченных на накопление этих бесценных ценностей.

Деятельность - основной путь, единственный эффективный спо­соб быть личностью; человек своей деятельностью продолжает себя в других людях. Произведенный предмет (построенное здание, поэти­ческая строка, посаженное дерево, мастерски выточенная деталь и т. д. ) — это, с одной стороны, предмет деятельности, а с другой — средство, с помощью которого человек утверждает себя в обществен­ной жизни, потому что этот предмет произведен для других людей. Этим предметом опосредствуются отношения между людьми, созда­ется общение как производство общего (В. А. Петровский).

Личность в общении и деятельности

В психологии в последние годы дискутиро­валась проблема соотношения процессов об­щения и деятельности. Одни утверждают, что общение — это деятельность или по меньшей мере частный случай деятельности, другие исходят из того, что это два самостоятельных и равноправных процесса. Нет оснований соглашаться ни с одной, ни с другой точкой зрения, не потому, что кто-либо здесь не прав, а по­тому, что на самом деле противоречие отсутствует.

Действительно, вопрос о том, является ли общение частью (сто­роной) процесса деятельности или, наоборот, деятельность — сторо­ной общения, применительно к традиционному пониманию обще­ния как акта коммуникации явно не имеет однозначного решения. Совершенно очевидно, что если мы понимаем взаимоотношения лю­дей как опосредствованный субъект-объект-субъектный процесс, то отношения двух или более людей опосредствуются предметом дея­тельности, и здесь деятельность выступает как сторона коммуника­ционного акта. Если понимать их как субъект-субъект-объектный процесс (а именно так понимаются деятельностные отношения), то отношение субъекта к объекту, содержанию, цели деятельности опос­редствуется взаимоотношением с участником деятельности и тогда об­щение — это сторона, часть деятельности.

Принципиальная обратимость субъект-объект-субъектных и субъ­ект-субъект-объектных отношений полностью снимает поставленную проблему. Попытки же выяснить приоритет в истории человечества либо общения, либо деятельности были бы подобны классической проблеме яйца и курицы.

Но вопрос о соотношении общения и деятельности может быть углублен в контексте предлагаемой концепции.

Для того чтобы производить, человек должен объединиться с дру­гими людьми (установить с ними контакт, добиться взаимопонима­ния, получить должную информацию, сообщить им ответную). Здесь общение, как уже было сказано, выступает как часть, сторона дея­тельности, как важнейший ее информативный аспект, как коммуни­кация. Но, создав предмет в процессе деятельности, включившей в себя общение как коммуникацию, человек этим не ограничивается. Он транслирует через созданный им предмет себя, свои особенности, свою индивидуальность другим людям, для которых он создал этот предмет. Среди них могут быть и те, кто участвовал в создании этого предмета. Среди них может быть и сам этот человек. Через создан­ный предмет человек трансцендирует в социальное целое, обретая в нем свою идеальную представленность, продолжая себя в других лю­дях и в себе как в " другом".

Это уже общение второго рода (в отличие от коммуникации, име­ющей вспомогательный, " обслуживающий" характер), то есть обще­ние как персонализация. Здесь деятельность выступает как сторона, часть, необходимая предпосылка общения. Общение в деятельности производит общее между людьми, которое выступает дважды: в усло­виях коммуникации — своей информационной стороной и в услови­ях персонализации - личностной. В этом отношении русский язык, в отличие от других, в более выгодном положении: в нем могут быть использованы два понятия — коммуникация и общение[122].

Итак, еще раз подтверждается давняя истина: многие споры про­исходят из-за того, что один и тот же предмет называют разными сло­вами, или, как это получилось с понятием " общение", из-за того, что одно и то же слово используют для обозначения разных предметов.

Таким образом, потребность " быть личностью" возникает на осно­ве социально генерированной возможности осуществления соответ­ствующих действий — способности " быть личностью". Эта способность, можно полагать, есть не что иное, как индивидуально-психологиче­ские особенности человека, которые позволяют ему осуществлять со­циально значимые деяния, обеспечивающие его адекватную персона-лизацию в других людях. Таким образом, в единстве с потребностью в персонализации, являющейся источником активности субъекта, в ка­честве ее предпосылки и результата выступает социально генерирован­ная, собственно человеческая способность " быть личностью", обна­руживающаяся с помощью метода отраженной субъектности.

Менталитет личности

Строение личности многопланово. В нем выделяются различные уровни активности. В психологии наиболее содержательно изучено сознание в его со­отношении с бессознательным. При этом следует иметь в виду, что разнообразие форм и проявлений бессознательного исключительно велико. В некоторых случаях можно говорить не толь­ко о бессознательном, но и надсознательном[123] в поведении и деятельности человека. Созидание духовных ценностей творческой лич­ностью (художником или ученым), совершаясь реально, не всегда ста­новится предметом рефлексии и фактически оказывается соединени­ем сознания и бессознательного. Другой важнейшей формой интег­рации этих уровней служит менталитет.

Понятие " менталитет" применяется для выделения особых явле­ний в сфере сознания, которые в той или иной общественной среде характеризуют ее отличия от других общностей. Если " вычесть" из общественного сознания то, что составляет общечеловеческое нача­ло, в " остатке" мы найдем менталитет данного общества. Любовь к родным людям, боль при их утрате, гневное осуждение тех, кто стал причиной их гибели, являются общечеловеческим свойством и не ока­зываются чем-то специфическим для одних и отсутствующим у дру­гих общностей. Однако нравственное оправдание кровной мести (вен­детта — от итал. " мщение" ) — это, бесспорно, черта менталитета, утверждаемая народной традицией, отвечающая ожиданиям окружа­ющих. Если бы сознание каждого отдельного человека автоматиче­ски управлялось менталитетом общности, то, вероятно, эта общность через некоторое время подверглась бы полному самоуничтожению. Очевидно, общечеловеческое начало пересиливает косность тради­ций, закрепленных в менталитете, следовательно, менталитет общ­ности и сознание индивида, члена этого общества, образуют един­ство, но не тождество.

Итак, менталитет — это совокупность принятых и в основном одоб­ряемых определенным обществом взглядов, мнений, стереотипов, форм и способов поведения, которая отличает его от других челове­ческих общностей. В сознании отдельного его члена менталитет об­щества представлен в степени, которая зависит от его активной или пассивной позиции в общественной жизни. Являясь — наряду с нау­кой, искусством, мифологией, религией — одной из форм обществен­ного сознания, менталитет не закреплен в материализованных про­дуктах, а, если можно так сказать, растворен в атмосфере общества, имеет наднациональный характер. Войдя в структуру индивидуаль­ного сознания, он с большим трудом оказывается доступен рефлек­сии. Обыденное сознание проходит мимо феноменов менталитета, не замечая их, подобно тому как незаметен воздух, пока он при перепа­дах атмосферного давления не приходит в движение. Почему?

Есть основания считать, что здесь действует механизм установки. Причем человек не осознает свою зависимость от установки, сложив­шейся помимо его воли и действующей на бессознательном уровне. Именно потому менталитет не дает возможности субъекту осущест­вить рефлексию. Носитель его пребывает в убеждении, что он сам

сформировал свои убеждения и взгляды. В этом обстоятельстве за­ключаются огромные трудности перестройки сознания человека в из­меняющемся мире.

Если обратиться к истории общественного сознания в нашей стра­не, то можно было бы выделить основные составляющие менталите­та " советского человека", складывавшиеся на протяжении семидеся­ти лет после 1917 года, и хотя и подвергшиеся изменениям в послед­ние годы, недалеко еще не исчезнувшие. Они могут получить услов­ные наименование, метафорический характер которых способствует прояснению их сущности и смысла.

Блокадное сознание... Политика, которой придерживалось госу­дарство с первых лет своего существования, формировала в созна­нии советских людей постоянное ощущение опасности, связанной с угрозой нападения внешнего врага. В роли потенциального агрес­сора в разное время выступали разные страны: Англия, Германия, Соединенные Штаты Америки, Финляндия, Япония, Китай. В не­которых случаях для этих опасений были, разумеется, основания -об этом, к примеру, свидетельствует нападение гитлеровского " треть­его рейха" на СССР в 1941 году. Но даже если реальной угрозы не было, пропагандистские органы раздували страх перед неизбежной войной, навязанной потенциальным агрессором. Едва ли не до на­чала 90-х годов в менталитете советского человека сохранялось на­пряженное ожидание " неспровоцированного нападения" на стра­ну, которая делает, как утверждалось, все возможное в неустанной " борьбе за мир". Страх перед ядерной войной в сознании конкрет­ного человека обеспечивал готовность выдержать и оправдать лю­бые тяготы и лишения во имя спасения детей и себя от надвигаю­щейся угрозы " ядерного уничтожения" (расхожая формула в обы­денном сознании: " Лишь бы войны не было" ). В настоящее время заметны изменения менталитета. Налицо отход от " блокадного со­знания". Все большее число людей осознает, что ожидать неспрово­цированного ядерного удара (во всяком случае, со стороны Запада) нет оснований и что реальная миротворческая позиция России при­знается в качестве гаранта, обеспечивающего ненападение ядерных держав друг на друга. Образ внешнего врага все больше и больше тускнеет, " испаряется" из сознания людей.

" Семейная стриптизация"... Уникальной особенностью советско­го общества являлось обнажение интимного мира семейных взаимо­отношений, то, что можно условно назвать " семейной стриптизаци-ей". Поскольку семья рассматривалась как ячейка общества, а совет­ское общество идентифицировалось с государством, то в менталите­те советского человека считалось неоспоримым естественным правом государства и его партийного руководства управлять и командо­вать семьей, как любой государственной структурой. Многие советские люди не видели ничего противоестественного в фактах вмешательства официальных инстанций в интимную сферу их жизни. Вероятно, толь­ко в социалистическом обществе в случае измены мужа жена считала для себя возможным обратиться в официальные органы с просьбой, а то и требованием вернуть супруга в лоно семьи. При этом считалось вполне допустимым использование стенной печати, заводского радио, разборы на партсобраниях и т. д. Надо полагать, атавизмом семейной стриптизации являются родительские собрания в школах, где классный руководитель публично позорит одних родителей за проступки и не­достатки ихдетей, усиливая унижение похвалами по поводу других уче­ников, чьи отцы и матери присутствуют здесь же.

По мере становления правового цивилизованного общества мера открытости или закрытости мира семьи, за исключением очевидных криминальных обстоятельств, будет определяться самой семьей, что приведет к существенным сдвигам в сознании ее членов.

Ханжеская десексуализация... Сложившаяся к началу 30-х годов в официальной идеологии концепция " советского нового человека", главной целью которого в каждый момент его жизни остается якобы построение светлого коммунистического будущего, усиливала пури­танский характер общественного сознания. Мир интимных чувств че­ловека, уводящий его в сторону от служения общественному идеалу, был изначально враждебен идеологии тоталитарного общества. В наи­большей степени это относилось к сфере сексуальных отношений. Идеологическое табу на протяжении десятков лет накладывалось на все, что было связано с отношениями полов, и в особенности на упо­минания о собственно физиологической стороне этих отношений. Изображения и показ обнаженного человеческого тела, за исключе­нием известных классических образцов, подвергались придирчивой цензуре. Педагогическое табу в отношении любых вопросов, относя­щихся к половой жизни, оставалось законом для школы, даже если это касалось старшеклассников, находящихся на пороге брачного воз­раста. На этом основании строилась " бесполая педагогика". Ханже­ская десексуализация в качестве компонента менталитета " советско­го человека", как запомнилось многим, была прорекламирована на одном из первых телемостов " СССР — США", когда одна из совет­ских участниц заявила, что в Советском Союзе " секса нет".

Однако после того как в период перестройки были сняты идеоло­гические запреты, в сознании людей - если не всех, то многих - ста­ла проявляться другая крайность как реакция на былое табуирование: терпимое отношение, а то и активное оправдание порнографии, примирительное отношение к проституции. В настоящее время баланс между ханжескими запретами и сексуальной вседозволенностью в со­знании людей еще не установился. Это порождает многие трудности, которые не всегда успешно разрешают педагоги, врачи-сексологи и родители.

Следует, однако, помнить, что менталитет " советского человека" не отрицает существования и других представлений. Если речь идет о России, то всем известны такие качества россиянина, как гостепри­имство и хлебосольство, отсутствие национального чванства, нали­чие обостренной потребности в защите Родины, которая сыграла ре­шающую роль в годы Великой Отечественной войны, и многие дру­гие. Здесь черты менталитета совпадают с приметами национального характера. Можно, конечно, сказать, что это качества скорее обще­человеческие и поэтому выпадают из категории менталитета. Действи­тельно, не исключено, что будут названы народы, имеющие такой же или подобный набор черт, но это не говорит еще об их общечеловече­ском характере. Есть основания полагать, что для россиянина, напри­мер, нехарактерно то, что обобщенно именуется " немецким счетом" (каждый платит только за себя).

" Советский менталитет" —. это форма общественного сознания то­талитарного государства, внедренная в структуру личности его под­данных, но менталитет народа всегда в чем-то совпадал, а в чем-то не совпадал с инвариантами мышления и поведения, навязанными и сан­кционированными сверху.

Теория личности с позиций категориальногоанализа психологии

При анализе категориального строя пси­хологической науки, как следует из изло­женного выше, выделяется шесть базис­ных категорий, каждая из которых харак­теризует одну из сторон предмета психо­логии: индивид, образ, действие, мотив, психосоциальное отноше­ние, переживание. Категориальный анализ позволяет увидеть за эм-пирико-теоретическими построениями любой психологической си­стемы или частной концепции контуры их категориального аппара­та, существование которого может оставаться скрытым для создате­лей и сторонников этих концепций и систем. Осмысление категори­ального аппарата науки является одним из условий формирования ре­левантной методологии исследования. Нет основания полагать, что в истории науки все эти категории строго одновременно стали предме­том рефлексии, а также методологически и теоретически организо­ванного изучения. Освоение указанных категорий осуществлялось в определенной последовательности, порождая в поступательном дви­жении научного знания разветвленную систему понятий, концепций, эмпирических исследований и добытых фактов, формируя конкрет­ное содержание отраслей психологии.

Начиная с середины 20-х до середины 60-х годов XX века психо­логия осваивает в теоретическом и эмпирическом планах категории образа, действия и мотивации. Другими словами, в работах многих психологов - Л. С. Выготского, С. Л. Рубинштейна, А. Р. Лурия, А. Н. Леонтьева - получают рассмотрение " психофизиологическая" и " психико-гносеологическая" проблемы. Это стимулировало пси­хофизиологические исследования и способствовало углубленному изучению познавательных процессов, их развития и мотивации.

Вместе с тем " психосоциальное отношение" и триада " организм — индивид — личность" до начала 70-х годов фактически не выходят на авансцену психологической науки. Это не значит, что они уже тогда не присутствовали имплицитно в категориальном аппарате науки (подо­бно тому как в настоящее время не выпадают из категориального строя " действие", " образ", " мотивация" ). Происходит если не смена, то трансформация парадигмы психологии, выводящая на первый план ка­тегории, которые не получали до сих пор должной теоретической про­работки российских психологов.

Причины этой трансформации обусловлены многими обстоятель­ствами. Прежде всего должен быть назван усиливающийся за послед­ние двадцать лет общий интерес к проблеме человека, человеческих взаимоотношений, что выразилось в интенсивном развитии социо­логии и социальной психологии, которые в предшествующие годы, по существу, не находили себе места в структуре науки и не распола­гали возможностями для развития. На 1 съезде Общества психологов в 1959 году фактически не было докладов по социальной психологии и состоялось всего несколько сообщений по психологии личности, точнее — по проблеме индивидуальных различий, тогда как на VI съез­де в 1993 году едва ли не половина симпозиумов была посвящена раз­личным аспектам социальной психологии и психологии личности.

Понимание социальной сущности человека, включенности инди­вида в исторически возникающую и исторически изменяющуюся си­стему общественных отношений органически входит в трактовку кате­горий " психосоциальное отношение" и " организм — индивид - лич­ность", образуя их методологическое основание, определяя общие под­ходы к построению программ научного исследования в области интен­сивно развивающейся социальной психологии и психологии личности.

Все сказанное позволяет использовать категории " организм - ин­дивид — личность" для построения общепсихологической теории лич­ности. В этой связи особо важное значение приобретают следующие положения, которые приводятся здесь путем прямого цитирования.

Постулаты теории личности

Первый. " Природные, органические стороны и личности черты выступают в структуре как соци­ально обусловленные ее элементы... Биологиче­ское существует в личности в превращенной форме как социальное" (А. В. Петровский).

Второй. " Движение деятельности, процесс ее развертывания не­обходимо ведет к снятию ограничений, первоначально присущих си­туации... в качестве объекта преодоления могут выступать также и по­тенциальные ограничения деятельности, в данном случае понимае­мые как сужение возможностей субъекта в сфере целеполагания. Огра­ничения эти побуждают специальную деятельность, направленную на их преодоление. Этим и определяется собственно активность лично­сти" (В. А. Петровский).

Третий. " Личность ** индивид: это особое качество, которое при­обретается индивидом в обществе... личность есть системное и поэ­тому " сверхчувственное" качество, хотя носителем этого качества яв­ляется вполне чувственный, телесный индивид со всеми его прирож­денными и приобретенными качествами" (А. Н. Леонтьев).

Четвертый. " Философ-материалист, понимающий " телесность" личности не столь узко, видящий ее прежде всего в совокупности (в ансамбле) предметных, вещественно-осязаемых, отношений дан­ного индивида к другому индивиду (к другим индивидам), опосред­ствованных (курсив наш. — А. П. ) через созданные и создаваемые их трудом вещи, точнее, через действия с этими вещами (курсив наш. — А. П. )... будет искать разгадку " структуры личности" в пространстве вне органического тела индивида и именно поэтому, как ни парадок­сально, — во внутреннем пространстве личности" (Э. В. Ильенков).

Пятый. "... Личность может быть понята только в системе устой­чивых межличностных связей, которые опосредствуются содержани­ем, ценностями, смыслом совместной деятельности для каждого из ее участников. Эти межличностные связи практически нерасторжи­мы, они вполне реальны, но по природе своей " сверхчувственны". Они заключены в конкретных индивидных свойствах, но к ним не­сводимы, они даны исследователю в проявлениях личности каждого из членов группы, но они вместе с тем образуют особое качество са­мой групповой деятельности, которое опосредствует эти личностные проявления, то есть смысловые образования личности, связанную си­стему личностных смыслов, определяющих особую позицию каждо­го в системе межиндивидных связей, шире — в системе обществен­ных отношений" (А. В. Петровский).

Шестой. " Личность индивида выступает в трех аспектах ее психо­логического понимания: интраиНдивидной, интериндивидной и метаиндивидной атрибуции... Лишь в единстве отмеченных аспектов личность раскрывается со стороны своего строения, своей структу­ры. Она выступает как обнаруживающаяся и опосредствуемая соци­альной деятельностью идеальная представленность индивида в дру­гих людях, в его связях с ними, наконец в нем самом — как предста­вителе социального целого" (В. А. Петровский).

Седьмой. "... Постулат максимизации, то есть стремления индиви­да к максимальной персонализации с вытекающими из него теорети­ческими гипотезами: 1) любое переживание, воспринимаемое инди­видом как имеющее ценность в плане обозначения его индивидуаль­ности, актуализирует потребность в персонализации и определяет по­иск значимого другого, в котором индивид мог бы обрести идеаль­ную представленность; 2) в любой ситуации общения индивид стре­мится определить и реализовать те стороны своей индивидуальности, которые в данном конкретном случае доступны персонализации. Не­возможность ее осуществления ведет к поиску новых возможностей в себе самом или предметной деятельности; 3) из двух или более парт­неров по общению субъект при прочих равных условиях предпочита­ет того, кто обеспечивает максимально адекватную персонализацию. Аналогично — предпочтение будет отдано тому, кто может обеспечить максимальнодолговечную персонализацию... Третьей переменной яв­ляется интенсивность потребности в персонализации" (А. В. Петров­ский, В. А. Петровский).

Восьмой. " Источником развития и утверждения личности высту­пает возникающее в системе межиндивидных отношений (в группах того или иного уровня развития)... противоречие между потребностью личности в персонализации и объективной заинтересованностью дан­ной общности, референтной для индивида, принимать лишь те про­явления его индивидуальности, которые соответствуют задачам, нор­мам и условиям функционирования и развития этой общности... лич­ность формируется в группах, иерархически расположенных на сту­пенях онтогенеза (и " социогенеза". - А. П. ), характер развития лич­ности задается уровнем развития группы, в которую она включена и в которой она интегрирована" (А. В. Петровский).

Методологические основания теории личности

Таким образом, определены исходные принципиальные позиции для построения общепсихологической теории личности. Уточним, что имеется в виду, когда она обозначается как " обще­психологическая". Речь в данном случае идет не столько о ее общей методологической и онтологической схеме (при всей ее важности), сколько о том, что данный теоретический кон­структ представлен в присущих ему характеристиках и связях, которые выявляются во всех отраслях психологии: не только в так назы­ваемой общей психологии, но и в социальной, возрастной, педагоги­ческой, юридической, психологии управления, патопсихологии и дру­гих, выступая в присущей научной теории программирующей роли по отношению к соответствующей практической сфере (образованию, производству, медицине, правопорядку).

Как и всякая научная теория, теория личности должна отвечать общему методологическому требованию — дать целостное представ­ление о закономерностях и существенных связях определенной об­ласти действительности (личности человека), предложить целостную (при ее внутренней дифференцированности) систему знаний, кото­рая содержала бы в себе методы не только объяснения, но и предска­зания, возникновения определенных феноменов в определенных условиях и которую характеризовала бы логическая зависимость од­них ее сторон от других, принципиальная возможность выведения ее содержания из некоторой совокупности исходных утверждений. Вы­ше в восьми тезисах, выполняющих функцию своего рода пролего­менов (предварительных суждений, вводящих в изучение предмета) к предстоящему теоретическому построению, показана совокупность утверждений (постулатов, допущений, законов и т. д. ), образующих исходный базис общепсихологической теории личности. Тем самым оказывается возможным построить теоретическую модель существен­ных связей, выступающих в определенной психологической реаль­ности — личности человека. Возникновение теории личности не мо­жет быть оторвано от ее эмпирической основы, охватывающей мно­жество накопленных в общей, социальной, детской психологии, па­топсихологии, психотерапии фактов, добытых экспериментально, но пока еще разрозненных и не обобщенных.

Здесь описана в самом общем виде теоретическая абстракция, обес­печивающая последующее восхождение к конкретному. Только так (на пути от абстрактного к конкретному) можно развивать ее в систему взаимосвязанных концепций, содержание которых включает утверж­дения с их эмпирическими доказательствами, и построить конкрет­ные теоретические конструкции, отправляющиеся от совокупности вводимых общетеоретических принципов. Если же эти концепции (а это, разумеется, отнюдь не все существующие теоретические по­строения, имеющие хождение в среде психологов как за рубежом, так и в России, а только те, которые отвечают указанным общим прин­ципам) уже включены в научный оборот, то остается найти им место в общей теоретической схеме и тем самым обеспечить логическую за­висимость одних элементов теории от других.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.