УДК 159.9(075.8) ББК88 19 страница

" Существование личности" как психологическая проблема [108]

Формула " Личность ≠ индивид" побуждает исследователей к постановке парадоксального вопроса: " Существует ли личность? " В этом виде он представлен в теории самопричинности личности, развиваемой В. А. Петровским.

Определяющей характеристикой личности в данной теории является субъектность — полагающая себя причинность индивида в его взаимоотношениях с миром. " Быть личностью" — значит быть субъектом себя самого, своего существования в мире, носителем идеи " Я" как причины себя (идеи " causa sui" ). Исходным пунктом развертки теории является сомнение в самой возможности для индивида быть субъектом себя, то есть целостным, целеустремленным, развивающимся существом, что, в свою очередь, равносильно сомнению в подлинности самого феномена " личностности". Источник этого сомнения - в трудности примирить идею субъектности человека с традицией телеологического истолкования активности (" постулат сообразности" ), а также альтернативной схемой — внецелевой интерпретации источников и механизмов активности (" принцип неадаптивности" ).

Суть " постулата сообразности" заключается в том, что индивиду приписывают будто бы изначально свойственное ему стремление к " внутренней цели", полагая при этом, что она " как закон" определяет все проявления его активности. Активность, согласно постулату сообразности, должна быть понята как в глубине своей соответствующая - " сообразная" - изначальным устремлениям, в которых якобы заранее предвосхищено некоторое будущее состояние индивида; предполагается, что такая " внутренняя цель" устремлений может не осознаваться, но она обязательно есть. Отклонение от этого, всеми подразумеваемого соответствия расценивается как признак несовершенства (болезнь, незрелость, некомпетентность и т. п. ). Если под адаптивностью (в широком смысле) понимать своего рода нацеленность индивида на реализацию этой " внутренней цели" (Цели с большой буквы), то речь здесь, таким образом, идет о тотальной адаптивной направленности психических процессов и поведенческих актов, стремлении элиминировать все, что не относится к Цели (поэтому термины " сообразность" и " адаптивность" в указанном смысле — синонимы). " Постулат сообразности" как общий принцип интерпретации активности присущ коллективному бессознательному исследователей, принимающих на веру существование гипотетической Цели; но эта, прямо не формулируемая, телеологическая предпосылка манифестирует себя в гомеостатических, гедонистических, прагматических и других концепциях и версиях происходящего - в зависимости от того, как истолкована постулируемая " изначальная Цель" (" равновесие", " наслаждение", " извлечение преимуществ" и др. ).

Анализ показывает, что " постулат сообразности" несовместим с представлениями о личности как целокупном субъекте активности: его свобода выступает здесь как иллюзия самосознания, целеполага-ние сводится к заданности, целостность - к единообразию, развитие — к самодетерминации в рамках предсуществующего (" преформизм" ). Кроме того, обнаруживается самопротиворечивость гомео-статической, гедонистической, прагматической разновидностей постулата сообразности; они как бы свидетельствуют " против себя", снимают себя изнутри: " гомеостатический" человек, стремясь к душевному равновесию, расплачивается за него уязвимостью; " гедонистический" человек объективно ставит себя перед дилеммой: либо пресыщение, либо необходимость постоянно обновлять свои ощущения, что приводит его в ситуацию риска с сомнительными по своим гедоностическим результатам последствиями; " прагматический" человек, о котором иногда говорят, что его сознание озабочено будущим и находится не там, где находится его тело (Э. Берн), упускает достигнутое во имя того, что будет упущено им позже.

Итак, вырисовывается дилемма: либо телеологическая парадигма, представленная различными вариантами " нацеленности" индивида на конечную Цель, и тогда человек бессубъектен, то есть не выступает как причина себя, либо идея субъектности, и тогда постулату сообразности должен быть противопоставлен альтернативный принцип истолкования активности. Таков принцип неадаптивности — расхождения между целью стремлений и достигаемыми результатами. Индивид здесь выступает как " трансцендирующее существо". Однако при этом неадаптивность как выход за границы предустановленного может иметь непроизвольный и непредотвратимый характер.

Следовательно, если отказаться от принципа неадаптивности, то сейчас же выясняется, что идея субъектности девальвируется: свобода человека подменяется его зависимостью от внешних обстоятельств и поворотов судьбы; целеустремленность обессмысливается, выглядит самообманом; целостность утрачивается; развитие лишается вектора.

Возможный путь восстановления в правах представлений о субъектности индивида заключается в принятии идеи самотрансценден-ции. Суть самотрансценденции состоит в предпочтении индивидом действий, результат которых непредрешен. Открывающаяся индивиду перспектива неизведанного переживается им как вызов, отвечая на который, он производит (полагает) себя как субъект. Стремясь предрешить непредрешенное, свою зависимость от обстоятельств он превращает в зависимость обстоятельств от себя как деятеля. Поступая на свой страх и риск, он выявляет особое, скрытое под спудом других его черт качество - " быть субъектом" себя самого, или, иначе, — причиной себя.

На основе метода " виртуальной субъектности" (В. А. Петровский, 1975, 1993) очерчен класс явлений активной неадаптивности - в ви-тальных проявлениях индивида (" бескорыстный риск" ), духовно-практической деятельности (" презумпция существования решения" ), деятельности общения (" испытание близости доверием" ), деятельности самосознания (" парадокс Эдипа" - нежелание, чтобы тебя " вычислили"; устремленность к измененным состояниям сознания) и др. Описан гипотетический механизм продуцирования активно-неадаптивных действий: имитация условий, породивших неординарный опыт (в том числе и негативный опыт, что противоречит " закону эффекта" Торндайка). Выделены такие разновидности воспроизводства условий неординарного опыта, как " эвристическое моделирование" (что в моих действиях привело к успеху? ), " фрустрационное" (что в моих действиях вызвало неуспех? ) и " моделирование границ" (в каких пределах успех для меня вероятнее неуспеха? ). Парадокс состоит в том, что в ряде случаев для того, чтобы избежать неуспеха в будущем, необходимо подвергнуть себя риску неуспеха в настоящем -" пройтись по кромке", а это чревато травмой. Требуется дополнительное побуждение к действию, в функции которого и выступает мотив самоиспытания индивида как субъекта активности.

В теории самопричинности личности принципиально различаются моменты становления (активная неадаптивность) и существования индивида как субъекта; " существовать" - значит воспроизводиться, то есть обретать качество своей отраженности в мире (качество " инобытия" ).

Метафорически проблема формулируется так: если принять, что, отстаивая свою субъектность, человек преодолевает границы себя как деятеля в своих жизненных, предметных или социальных отношениях с миром, а также отношениях, сложившихся с " самим собой", то спрашивается: " выходя", в какие миры он " входит", то есть где обретает свою отраженность?

Формулировка того же вопроса, только в другом контексте анализа, была предложена отечественным философом Э. В. Ильенковым. Вопрос этот звучал эпатирующе просто: " Где (в каком пространстве) существует личность? "

В теории самопричинности личности совмещаются четыре ответа на этот вопрос: Жизнь, Культура, Другой человек, Я сам - вот те " пространства", где существует личность. Речь, повторяем, идет о существовании личности какединомножия субъектов жизнедеятельности, предметной (культуропорождающей) деятельности, деятельности общения и, наконец, деятельности самосознания. Иначе говоря, предполагается, что человек каждой из своих субъектных ипостасей, транс-цендируя, вступает в каждую из четырех этих сфер, обретая таким образом в них свое присутствие (человек есть " присутствие", писал М. Хайдеггер).

Наиболее полно такая трактовка личности реализована в исследованиях " отраженной субъектности" (персонализированное™) индивида в жизненном мире других людей. Именно в этой сфере с особой рельефностью выступает феномен нетождественности " индивидного " и " личностного" в человеке.

Обобщением сказанного о личности в теории самопричинности может служить следующее наиболее общее понимание личности. Личность есть особая — идеальная - форма бытия человека, придающая ему свойство субъективности, то есть способности быть причиной себя, воспроизводить свое бытие в мире.

Принципиально возможны два ракурса анализа источника и форм обнаружения субъектности человека: синхронический (феноменология " здесь-и-теперь-бытия" личности) и диахронический (анализ того, как складывается и постепенно выявляется в эволюционно-исто-рическом ряду субъектное качество человека). В этой связи есть смысл сравнить единые по своим базисным ориентирам теорию личности как самопричинного существа и теорию личности, складывающуюся в рамках историко-эволюционного подхода А. Г. Асмолова. Логико-теоретическая аргументация и опорные феномены первой отражают скорее синхронический аспект существования личности - полагая себя как субъект и запечатлеваясь в своей субъектности, человеческий индивид присутствует в том " психологическом пространстве", которое он может освоить физически или мысленно. Он действует в той " части" истории, которая столь же является историей человечества, сколь и его собствен ной личной историей. Путь, который он прошел сам и который будет пройден им вместе с другими, а в конечном счете (за гранью физического его бытия) посредством других, субъективируется им как имманентная часть его самого, что и " схвачено" в формуле " causa sui".

Иной аспект особо выделен и разработан в рамках историко-эволюционного подхода к пониманию личности. Метафорически центральная проблема формулируется здесь в виде вопроса: если личность есть, то " зачем" она есть? Метафоричность вопроса состоит, очевидно, в том, что автор анализируемого подхода, конечно, далек от какой-либо телеологизации Истории, и в частности взаимоотношений, " складывающихся" между Личностью и Историей. Наоборот, ему претит какая-либо рационализация происходящего. Речь идетлишьотом, чтобы понять, почему феномен личности сохранился, а точнее, постоянно воспроизводится в истории, какую роль " нерациональное" (скажем еще более определенно — " иррациональное" ) играет в процессе становления человека человеком. В личности как системном качестве индивида А. Г. Асмоловым выделяется социотипическое (его характеризует преемственность) и индивидуально-своеобразное, выражаемое термином " индивидуальность". В центре внимания при этом оказываются: филогенетические предпосылки и следствия вариативности индивидов, становление образцов " необщего действия" (точнее, становление " необщности" как образца, ценности), механизмы становления, функционирования (установки) и блокирования стереотипов, застопоривающих прогресс, своего рода типизация нетипичных индивидуумов (они-то и способны внести вклад в движение истории), построение и практическая реализация новых моделей образования, центрированных на индивидуальности человека. В рамках этого особого — диахронического — подхода к психологическому постижению личностного в человеке личность, таким образом, рассматривается как субъект превращения эволюции в историю.

Итак, личность как форма существования субъектности индивида представлена феноменами не только его " здесь-и-теперь-бытия", но и его движения в истории. В новом ракурсе они подтверждают взгляд на личность как самопричинное существо, сущность которого состоит в определении собственных границ и выходе за их пределы, а существование — в многомерной отраженности индивида в мире.

Как же вычленить собственно личностные характеристики индивида в сфере его взаимоотношений с другими людьми, если считать, что они не совпадают с индивидуально-типологическими особенностями человека и не растворяются без остатка в межиндивидных связях?

В силу единства, но не тождества личности и индивида личность как особое " системное качество" индивида раскрывается не водном " пространстве", или " психологическом измерении", но в трех пространствах. Могут быть, соответственно, заданы три аспекта рассмотрения личности, три ее репрезентации.

Первый аспект, первое измерение — личность трактуется как свойство, погруженное в пространство индивидуальной жизни субъекта. Личность прежде всего выступает в аспекте ее индивидуальности, в ее отличиях от других. В этом же измерении обнаруживаются социально-культурные варианты понимания личности, где подчеркивается социальная детерминация особенностей ее поведения и сознания. Здесь же и понимание личности как субъекта активности. В этих интерпретациях содержатся различные способы понимания единичного и всеобщего в индивиде. Взятый в своих индивидуальных различиях, индивид выступает в своей нетождественности всеобщему и через свое неслияние с ним выявляет себя как личность. Вместе с тем в идее присвоения индивидом элементов культуры, предметного бытия общественного целого, личность утверждает свою общность с социальным целым. В идее активности индивид как личность оказывается как бы поверх барьеров своей природной или ситуативной ограниченности.

Второе измерение — способ понимания личности, где сферой ее определения и существования становится " пространство межиндивидных связей". Не сам по себе индивид, способный к деятельности и общению, а процессы, в которые включены по меньшей мере два индивида (а фактически общность, группа), рассматриваются в качестве носителей личности каждого из них. Из этого следует, что личность как бы обретает свое особое бытие, отличающееся от телесного ^> ытия индивида: " Философ-материалист, понимающий " телесность" личности не столь узко, видящий ее прежде всего в совокупности (в " ансамбле" ) предметных, вещественно-осязаемых отношений данного индивида к другому индивиду (к другим индивидам), опосредствованных через созданные и создаваемые их трудом вещи, точнее, через действия с этими вещами (к числу которых относятся и слова естественного языка), будет искать разгадку " структуры личности" в пространстве вне органического тела индивида и именно поэтому, как ни парадоксально, — во внутреннем пространстве личности" [109].

Примечательно, что, переводя рассмотрение личности в это интериндивидное пространство, мы обретаем возможность ответить на вопрос о том, что представляют собой многие хорошо исследованные социальной психологией феномены (самоопределение личности и т. д. ). Что это: собственно групповые или личностные явления? По-видимому, в интериндивидном измерении ложная альтернатива (личностное или групповое? ) оказывается преодоленной. Личностное выступает через групповое, групповое — через личностное. Вопрос, таким образом, снимается.

Наконец, третье измерение. Необходимость обратиться к нему продиктована некоторыми реальными ограничениями, которые приходится иметь в виду. Спрашивается: а что происходит с личностью индивида за пределами интериндивидного пространства? Продолжает ли личность как системное качество индивидов, пребывающих в ситуации взаимодействия, " существовать" и за границами общей для них ситуации, " по ту сторону" актуального общения? Второй вопрос. До сих пор бытие личности предполагалось существующим, то есть развертывающимся и фиксирующимся главным образом в предметно-вещной или функционально-инструментальной, объектной стороне связей между индивидами. Но, может быть, существуют собственно субъектные формы фиксации бытия данного индивида в других людях? И последний вопрос. Интерсубъектные представления о личности исходят из имплицитного допущения тождества социальной активности и ее конечных эффектов. Но это не всегда так. Индивид способен вызвать значимые для другого индивида изменения, однако от собственных побуждений первого лица прямо не зависящие, возникающие как бы помимо, а иногда даже вопреки его воле. " Так кто ж ты, наконец? — Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо" (И. Гёте. Фауст). Нет необходимости говорить об очевидных противоположных случаях бесплодной активности. Поэтому не следует ли эффекты воздействия выделить в особую категорию психологических явлений, хотя и связанных, но не отождествляемых с проявлениями социальной активности индивидов?

Третье измерение личности индивида и будет ответом на все эти вопросы.

Итак, по-видимому, существует еще одно пространство, в котором развертывается личность как системное качество индивида. Личность при этом не только выносится за рамки самого индивидуального субъекта, но и перемещается за пределы его актуальных связей с другими индивидами, за пределы наличной совместной деятельности с ними. Здесь как бы вновь происходит погружение личностного в пространство бытия индивида, но на этот раз — в " другого" (" других" ). В этом случаев центре внимания психолога оказываются вклады в других людей, которые субъект вольно или невольно осуществляет посредством деятельности. Индивид выступает как субъект этих активно осуществляемых преобразований так или иначе связанных с ним людей. Таким образом, мы уже видим личность под новым углом зрения: важнейшие характеристики личности, которые традиционно пытались усмотреть в наборе имманентных качеств индивида, предлагается искать не только в нем самом, но и в других людях.

Следовательно, прокладывается новый путь интерпретации лич-

ности: она выступает как идеальная представлен ность индивида в других людях, как его " инобытие" в них (и, между прочим, в себе как " другом" ), как его персонализация. Сущность этой идеальной представленное™, этих " «кладов" - в тех реальных смысловых преобразованиях, действенных изменениях интеллектуальной и аффектив-но-потребностной сферы личности другого человека, которые производят деятельность индивида и его участие в совместной деятельности. " Инобытие" индивида в других людях - это не статический отпечаток. Речь идет об активном процессе, о своего рода продолжении себя в другом. Здесь схватывается важнейшая особенность личности (если она действительно личность) - обрести вторую, имеющую свою динамику, жизнь в других людях, производить в них долговечные изменения.

Феномен персонализации открывает возможность пояснить всегда волновавшую человечество проблему личного бессмертия. Если личность человека не сводится к представлен ности ее в телесном субъекте, а продолжается в других людях, то со смертью индивида личность " полностью" не умирает. Вспомним слова А. С. Пушкина: " Нет, весь я не умру... доколь в подлунном мире жив будет хоть один пиит". Индивид как носитель личности уходит из жизни, но, персонализированный в других людях, он продолжается, порождая у них переживания, объясняемые трагичностью разрыва между идеальной пред-ставленностью индивида и его материальным исчезновением. В словах " он живет в нас и после смерти" нет ни мистики, ни чистой метафоричности — это констатация факта разрушения целостной психологической структуры при сохранении одного из ее звеньев.

Разумеется, личность может быть характеризуема только в единстве всех трех предложенных аспектов рассмотрения: как обнаруживающаяся и опосредствуемая социальной деятельностью идеальная представленность индивида в других людях, в его связях с ними, наконец, в нем самом как представителе социального целого. Одна и та же черта личности выступает по-разному в каждом из " пространств", но это та же самая черта.

Определяющей характеристикой личности служит ее активность, которая в интраиндивидном плане выступает в явлениях выхода за рамки ситуативных требований и ролевых предписаний (реактивности), то есть в феноменах " надситуативной", " надролевой" активности; в интериндивидном плане - в поступках, социальных актах; в метаиндивидном плане - в деяниях, то есть в реальных вкладах в других людей. Понятие " деяние" используется здесь в смысле, близком к гегелевской трактовке: " Деяние - это, собственно говоря, произведенное изменение и произведенное определение наличного бытия.

К поступку же относится только то, что из деяния входит в намерение, иначе говоря, было в сознании, то, следовательно, что воля признает своим" [110].

Следуя логике данного подхода, можно предположить, что если бы мы сумели зафиксировать существенные изменения, которые данный индивид произвел своей реальной предметной деятельностью и общением в других индивидах, и в частности в самом себе как " другом", что формирует в других идеальную его представленность — его " лич-ностность", то мы получили бы наиболее полную его характеристику именно как личности. Индивид может достигнуть ранга исторической личности в определенной социально-исторической ситуации только в том случае, если эти изменения затрагивают достаточно широкий круг людей, получая оценку не только современников, но и истории, имеющей возможность взвесить эти личностные вклады достаточно точно. Напомним, что, изменяя других, личность тем самым изменяет себя и что ее вклады в других есть изменение и преобразование ее собственных личностных характеристик (" Через других мы становимся самими собой", — писал Л. С. Выготский).

Если подлинную личность метафорически можно трактовать как источник некоей мощной радиации, преобразующей с вязанных с этой личностью в условиях деятельностного опосредствования людей (радиация, как известно, может быть полезной и вредоносной, может лечить и калечить, ускорять и замедлять развитие, становиться причиной различных мутаций и т. д. ), то индивида, обделенного личностными характеристиками, можно уподобить нейтрино, гипотетической частице, которая пронизывает любую, сколь угодно плотную, среду, не производя в ней никаких - ни полезных, ни вредных - изменений. " Безличность" - это характеристика индивида, безразличного для других людей, человека, от которого " не жарко и не холодно", чье присутствие или отсутствие ничего не меняет в их жизни и тем самым лишает его самого личности.

Может возникнуть вопрос: если личность и индивид нетождественны, то, считая теоретически возможным наличие индивида, не осуществившего себя как личность, допустимо ли предположить существование личности без индивида? Допустимо, но это будет квазиличность. Если даже предположить, что не было Иисуса Христа как конкретного индивида, его личность, сконструированная евангельскими текстами, оказывала огромное влияние на социальную жизнь и христианскую культуру в течение двух тысячелетий, структурируя личности и судьбы людей, их взгляды, чувства и убеждения. Преобразующее влияние здесь оказывается не менее действенным, чем влияние иной абсолютно достоверной исторической личности.

Л. С. Выготский о личности

Разумеется, индивид без личности, как и квазиличность без индивида, - явление исключительное, но обращение к такой гипотетической ситуации как мысленному эксперименту достаточно показательно для понимания проблемы единства и нетождественности личности и индивида. Вместе с тем рассмотренная здесь идея трех измерений в описании личности не может быть, как мы считаем, сведена к проблеме соотношения индивида и личности. Она открывает возможность ответить на многие другие, давно — еще в 20—30-е годы — поставленные вопросы психологии личности.

Рассматривая состояние психологической науки, Л. С. Выготский отмечал, что для нее до сих поростается закрытой центральная и высшая проблема всей психологии — проблема личности и ее развития. И далее: " Только решительный выход за методологические пределы традиционной детской психологии может привести нас к исследованию развития того самого высшего психического синтеза, который с полным основанием должен быть назван личностью ребенка" [111].

Обратившись к трудам Выготского, можно выделить по меньшей мере четыре идеи, исключительно конструктивные и образующие в целом определенные предпосылки для становления психологической концепции личности, оформление которой заботит нас сегодня.

Первая идея — идея активности индивида, с особенной силой выступившая не только в теоретических конструкциях Выготского, но и в разработанном им инструментальном методе исследования развития высших психических функций. В позднейших интерпретациях и конкретных приложениях инструментального метода подчеркивалось прежде всего значение орудия для формирования высших психических функций и фактически не уделялось должного внимания принципу свободного обращения индивида к орудию (использование знака или отказ от него, форма обращения со знаком и т. д. ). Между тем, в отличие от некоторых современных методов формирования психических функций (алгоритмизация обучения, поэтапное формирование умственных действий), в экспериментальных исследованиях Выготского обращение к орудию и способ действия с ним не предписывались и тем более не являлись сколько-нибудь принудительными. Орудие рассматривалось Выготским как возможная точка приложения сил индивида, а сам индивид выступал как носитель активности. В инициативе индивида, обращающегося или не обращающегося к орудию, в самом способе использования орудия сказывалась и отчетливо выступала перед исследователем непосредственно ненормированная социумом активность.

Сама суть разработанного им инструментального метода — по крайней мере в плане возрастного подхода — как раз и состояла в том, чтобы установить активную роль субъекта, ребенка, обращающегося к орудию. В частности, предполагалось выяснить возрастные границы обращения ребенка к внешнему средству, как, впрочем, и возрастные рубежи отмирания потребности во внешних средствах, организующих деятельность. Переход извне вовнутрь изначально трактовался Выготским как обусловленный активностью субъекта. Одной из важнейших теоретических предпосылок инструментального метода явился именно принцип активности индивида — " активное вмешательство человека в ситуацию", его " активная роль, его поведение, состоящее во введении новых стимулов" [112].

" Человека забыли", - пишет Выготский, критикуя механическую схему " стимул-реакция". Таким образом, Выготский наметил своего рода возврат человека в психологию, вплотную подведя ее к проблеме личности как активного индивида.

Вторая идея, возникающая на путях преодоления натуралистического подхода к психологическим феноменам, — мысль Выготского об основной особенности психических свойств человека: их опосредствованном характере. Функцию опосредствования, как известно, обеспечивают знаки, с помощью которых происходит овладение поведением, его социальная детерминация. Применение знаков, то есть переход к опосредствующей деятельности, в корне перестраивает психику, усиливая и расширяя систему психической активности. Именно эта идея оказалась особенно плодотворной для разработки наиболее развитых отраслей психологической науки, прежде всего детской и педагогической психологии. Принцип опосредствования оказался здесь ведущим, активно противостоящим бихевиористским схемам.

Как было показано выше, теоретический принцип, столь продуктивный для областей психологии, составлявших предмет особого интереса Выготского, был распространен на область социальной психологии, в частности на изучение групп и отношений между людьми, на психологию личности в группах. Эта позиция определила в 70-е годы поиск, направленный на адекватное теоретическое решение проблемы межличностных отношений.

Третья идея - положение об интериоризации социальных отношений. При рассмотрении генезиса высших психических функций ребенка эта идея выступила в трудах Выготского прежде всего с " безличной", орудийной стороны. Он отмечает, что знак, находящийся вне организма, как и орудие, отделен от личности и служит, по существу, общественным органом или социальным средством. Однако в рамках тех же представлений существовала возможность разрабатывать наряду и в связи с вопросом об интериоризации орудийных моментов проблему интериоризации собственно субъектных (активных, интенциональных) моментов, представленных в социальных отношениях.

Акты интериоризации, как отмечал Выготский, совершаются главным образом в процессах общения. Общение рассматривается им как процесс, основанный на разумном понимании и намеренной передаче мыслей и переживаний с помощью известной системы средств. Последнее означает, что социальные отношения, оставаясь орудийно опосредствованными, суть отношения конкретных индивидов и несут, следовательно, отпечаток их индивидуальности. Выготский пишет о " передаче переживаний". Допустимо предположение, что в этих процессах происходит как бы перенос индивидуальных характеристик общающихся и формирование идеальной представленности их в чужом " Я". Не в том ли состоит специфика обучения в отличие от воспитания, что первое связано преимущественно с орудийно безличным характером передачи и усвоения социального опыта, а второе — с трансляцией прежде всего субъектных качеств индивидов. И тогда (в иных терминах) первое - трансляция " значений", второе - " личностных смыслов" и переживаний. И то и другое, впрочем, выступает в единстве, распадающемся лишь в условиях теоретического анализа или дидактического изложения.

⇐ Предыдущая 14 15 16 17 181920 21 22 23 Следующая ⇒