Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





УДК 159.9(075.8) ББК88 11 страница



В конце своего рано оборвавшегося творческого пути Выготский нашел новую " клеточку", обозначенную им термином " пережива­ние". Но мне представляется ошибочным сведение всего многомер­ного категориального аппарата психологии к единственной " клеточ­ке", образующей ткань психической жизни.

Истоки кризиса психологии

В одной из работ[56] было показано, что кризис в психологии в начале XX столетия разразился потому, что в различных школах и научных направлениях неудовлетворенность теоретической ситуацией (со­зданной прежним уровнем разработки категориального аппарата) привела к сосредоточению анализа на одном из его блоков. Так, Геш-тальтизм отличала преимущественная разработка категории образа, бихевиоризм же - категории действия. Это (как и в случае с фрейдиз­мом) вовсе не говорило о том, что в своих исследованиях сознания (гештальтизм) или поведения (бихевиористское направление) они ограничивались одной категорией. Это так же было бы невозможно, как если бы, сосредоточившись на движении объекта, кто-либо по­пытался исключить из своего восприятия пространство, время, фор­му и другие неотъемлемые атрибуты общей картины движения, обра­зуемой соответствующим категориальным аппаратом.

Равным образом и гештальтисты, изучая свои феномены, воспри­нимали их сквозь призму целостного категориального аппарата со все­ми его блоками. Но лишь один блок (психический образ) был ими тщательно разработан, тогда как другие (действие, личнрсть, отно­шение, мотив[57]) в их теоретическом мышлении, хотя и функциониро­вали, однако в системе тех признаков, которые были " засечены" до них и независимо от них.

Сказанное относится и к бихевиористам. Они обогатили катего­рию действия, утвердив его в составе психологии в качестве внешней реалии (тогда как во всех прежних концепциях эта категория фигу­рировала только как внутренний психический акт). Но в редуциро­ванной форме в классической бихевиористской схеме были представ­лены и образ (его низвели до роли стимула), и мотив (его низвели до подкрепления реакции), и отношение, когда стало изучаться взаимо­действие живых существ (не говоря уже о социальном бихевиоризме Д. Мида).

Не обогатив другие звенья категориального аппарата, редуциро­вав их, бихевиористы в то же время произвели настоящую револю­цию в психологии благодаря вкладу в категорию действия.

Категории психологии и ее проблемы

Переход из " знаниевого" плана анализа науки в деятельностный требует рассматривать категории не только с точки зрения их пред­метного содержания, но и с позиции их " обслуживания" проблем­ных ситуаций.

Как известно, исследовательской мысли присуща вопросно-ответ­ная форма. Не видя за " таблицей категорий" проблем, мы бессильны понять ее смысл и содержание. В этом случае таблица выглядит как помещенный в конце учебника список решений неизвестных нам задач.

Содержание категории раскрывается лишь тогда, когда известны вопросы, в попытках решений которых она возникает, и в ней " от­стаивается" все то, что обеспечивает продуктивную мысль. При взгля­де на развитие психологии можно было бы сказать, что перед взором исследователя науки выступают большие, глобальные проблемы: та­кие, как психофизиологическая (прежде ее было принято называть проблемой души и тела), то есть касающаяся отношений между дву­мя уровнями жизненных функций — чисто соматических и собствен­но психических, или другая не менее сложная проблема отношений психики к отображаемым внешним объектам. Ее можно было бы на­звать психогностической (от грен, " гнозис" — познание). Вопрос о по­знавательной ценности тех психологических продуктов, которые по­рождаются мозгом, об их способности передавать достоверную ин­формацию о мире — одна из кардинальных загадок, которые с древ­нейших времен изучались в контексте логико-философского анали­за. С развитием психологии рассмотрение этих вопросов перешло в конкретно-научный, эмпирический план.

Проблема соответствия умственных продуктов их независимым от деятельности сознания объектам, равно как ценность сенсорного ма­териала, служащего источником более сложных интеллектуальных форм, неизменно остается важнейшей для научной психологии, для ее конкретных разработок (а не только для философской рефлексии). Другая крупная проблема возникает в связи с необходимостью по­стичь отношение психики человека к ее социальным детерминантам (психосоциальная проблема).

Эти большие проблемы преобразуются в практике исследователь­ского труда в более частные и специальные, касающиеся конкретных форм детерминации отдельных разрядов психических явлений. Если использовать для иллюстрации зависимости движения конкретно-на­учной мысли от пересечения проблемных полей учение Сеченова о центральном торможении, то оно выступает обусловленным своеоб­разием таких категориальных проблем, как психофизиологическая,

психогностическая, психосоциальная. В ракурсе психофизиологиче­ской проблемы оно предполагало открытие нейросубстрата тормоз­ных влияний. Для психогностической проблемы оно имело значение механизма, объясняющего превращение реального внешнего действия в свернутое внутреннее, приобретающее характер мысли (последняя же, конечно, непременно предполагает познавательное отношение к своему объекту). В контексте психосоциальной проблемы открытие тормозных центров выступило как условие формирования волевой личности, решающим признаком поведения которой является неот­вратимое следование нравственным нормам, социальным по своей сущности. Так глобальные проблемы психологии преобразовались в локальные, решаемые посредством блока категорий (в приведенном примере: действие — образ — мотив). Этот блок переходит из вирту­ального состояния в актуальное только тогда, когда субъект творче­ства оказывается в проблемной ситуации, с которой он способен спра­виться не иначе как посредством категориального аппарата. Здесь на­блюдается нечто подобное формам языка (его инвариантным грам­матическим структурам), которые актуализируются только в ситуа­циях высказываний. Проходя через необозримое множество подобных ситуаций, язык становится историческим феноменом. Его формы из­меняются, перестраиваются, обогащаются.

Равным образом в процессе решения проблем происходят сдвиги в категориях психологического познания. Мы видим, что категории являются своего рода " инструментами", орудиями, позволяющими обрабатывать психологические объекты, извлекать из них новое со­держание. В процессе обработки они сами трансформируются поддав-лением необходимости отразить свойства этих объектов под другим углом зрения, чем в прежний момент движения мысли.

Категории и конкретно научные понятия

Будучи представлены в теоретико-эмпирическом составе науки, категории не существуют независимо от него и не выступают в качестве объекта рефлексии ученого, поглощенного решением конкрет­ной предметной задачи (разработкой концепции, охватывающей определенный круг явлений, ее экспериментальной проверкой, фиксацией результатов наблюдений и т. п. ). Решая эту за­дачу, ученый формулирует ее на теоретическом языке.

Когда, например, Гартли говорил об ассоциации, Гербарт — о ди­намике представлений, Гельмгольц — о бессознательных умозаклю­чениях, Бен — о пробах и ошибках, Вундт — об апперцепции, Брента-но — об интенциональном акте сознания, Джемс — об идеомоторном акте, Уотсон — о стимуле — реакции и т. д., то за всеми приведенными терминами стояли различные комплексы теоретических представле-

ний. Но при всех расхождениях между исследователями за этими ком­плексами " работала" категория психического действия, отображаю­щая один из неотъемлемых компонентов психической реальности. Уровень и степень адекватности отображения этой реальности были различны. Но это уже другой вопрос. Нас же здесь интересует инва­риантное в составе знания, накопление некоторых неформализуемых признаков, которые при огромном разнообразии концепций входят в структуру коллективного научного разума. Если бы этой инвариан­ты, добытой усилиями научного сообщества на протяжении многих поколений, не сложилось, мы оказались бы в царстве анархии. Один исследователь не мог бы понять другого. Не существовало бы точки, где их мысли соприкоснулись. Наука перестала бы быть " всеобщим трудом", как ее охарактеризовал К. Маркс. Нечего было бы переда­вать по эстафете. Достижения каждого пропадали бы с ним бесслед­но. Но исторический опыт говорит о другом.

При разноголосице теорий, которая, быть может, нигде не прини­мала столь упорный характер, как в психологии, в этой науке возни­кали продуктивные диалоги, в столкновении точек зрения появля­лись новые идеи, накапливалось позитивное знание, менялось общее представление о психической организации человека.

Это было бы невозможно, если бы автор одной теории не понимал другого, не мог бы, встав на его точку зрения, перевести его сужде­ния, высказанные на языке чуждой ему теории, на собственный язык. Выходит, что, хотя они и говорили на разных языках, хотя и придер­живались различной интерпретации фактов, в их интеллектуальном устройстве имелись некоторые общие устойчивые точки. Ими и яв­лялись компоненты категориального аппарата. Этот аппарат, подо­бно строю языка, анонимен. Мы называем поименно авторов теорий. Можно, например, перечислить — от Декарта до Павлова — авторов теорий рефлекса. Но к категории рефлекса не может быть " припеча­тано" ни одно имя, сколь велико бы оно ни было. Ибо нельзя иден­тифицировать категорию рефлекса с теми теоретическими моделя­ми, в которые она из века в век воплощалась.

Историзм категориального анализа

Инвариантность категориального аппарата обу словливает его действительность для всего длительного периода освоения предметной области психо­логии, как применительно к прошлому, так и к со­временности. Это позволяет современному психо­логу понять внутреннее родство своей мысли с мыслью прежних и грядущих эпох. И вместе с тем предостерегает от соблазна сделать его современные представления эталоном оценки всего, что было и что будет. Каждая психологическая категория, подобно другим развива-

ющимся формам, содержит в свернутом, " снятом" виде все ценное, найденное в " муках творчества" теми, кто в былые эпохи отважился на поиск истин о психическом мире.

Естественно, что и сегодня психологические категории находятся в движении, преобразуясь с каждым новым прорывом в этот мир.

Революционные преобразования в науке совершаются не по типу " катастроф", в которых гибнут все прежние достижения, качествен­но различные уровни научного прогресса. Между эмпедокло-демо-критовским взглядом на чувственные образы как эманацию матери­альных частиц, учением средневекового арабского естествоиспыта­теля Ибн аль-Хайсама, согласно которому ощущение возникает по законам движения светового луча (оптические эффекты света в глазу упорядочиваются благодаря способности суждения), ассоциативной трактовкой чувственного образа как продукта " психической химии", сеченовской концепцией бессознательных умозаключений - между всеми сменявшими друг друга научными представлениями и совре­менными взглядами на механизмы переработки сенсорной информа­ции есть не только существенные различия, но и глубокое родство. Оно прослеживается на категориальном уровне, где за внешней пест­ротой всевозможных теоретических построений выступают стадии разработки одной и той же категории.

То, что на категориальном языке обозначается как образ[58], в раз­личных психологических концепциях выступает под именами: " ощущение", " восприятие", " значение", " представления", " идеи", " ин­формация" и др. То, что в категориальном плане трактуется как " мо­тивация", охватывает феномены, которые выражаются через поня­тия " стремление", " влечение", " волевой импульс", " потребность", " инстинкт", " аффект" и др. С каждым из этих терминов соединяется как инвариантное (категориальное), так и вариативное содержание, что в равной мере относится и к конкретной психологической тео­рии, гипотезе, методической установке, возникшей в определенную историческую эпоху.

Категория действия, например, претерпела сложный цикл преоб­разований. В теоретическом плане это получило отражение в таких понятиях, как интенциональный акт сознания (Брентано и функци­ональная психология), отношение " стимул - реакция" (бихевиоризм), условный рефлекс (И. П. Павлов), компонент сенсомоторных струк­тур (Пиаже), инструментальный, семиотически опосредованный акт (Л. С. Выготский). Не менее сложную цепь изменений претерпела ка­тегория образа (под ним понимались: элемент сознания, гештальт, способ обработки информационных процессов, динамическая модель внешнего источника).

Изменение категориального строя науки происходит закономер­но, независимо от стиля мышления отдельных исследователей. Вме­сте с тем логика развития науки может породить отдельные школы и программы, центром которых становится разработка одного из бло­ков целостной системы категорий.

Для того чтобы вычленить инвариантное и вариативное, нужен, как уже отмечалось, специальный категориальный анализ, подразу­мевающий особые методы и язык, на который должно быть переве­дено содержание той или иной теории с целью выявить ее функцию в общей логике развития науки.

Категориальный подход, то есть анализ развития познания с точки зрения становления его основных форм, позволяет определить свое­образие изучаемой области явлений, ее отличие от других, то есть рас­крыть развивающийся предмет психологии и пути его разработки.

" Ядерную" триаду категорий психологии составляют образ, дей­ствие и мотив.

Образ — это воспроизведение внешнего объекта (под объектом сле­дует разуметь не единичную вещь, а любое многообразие ситуаций, картин феноменов действительности в " ткани" психической органи­зации), причем подобное воспроизведение может быть сколь угодно трансформированным сравнительно с тем, что почерпнуто в опыте непосредственных контактов с этой действительностью, иначе гово­ря, " оторванным" от нее, фантастическим, представляемым в совер-

шенно ничего общего с ней не имеющих вариантах, но тем не менее родственным по своему категориальному статусу с отображаемым при реальных контактах с действительностью. Образ может выступать как в сенсорной, так и в лишенной чувственности форме. Во втором слу­чае перед нами — умственный образ. Образ составляет внутреннее не­раздельное единство с другими категориями —действием и мотивом.

Действие — это исходящий от его производителя (субъекта-орга­низма) акт, который изменяет соответственно определенному плану сложившуюся ситуацию.

Мотив представляет собой побуждение к действию, придающее ему направленность, энергетическую напряженность.

Это фундаментальные блоки аппарата познания психической ре­альности. Они представлены в любом поиске исследовательским умом информации о ней как особой сфере бытия, иначе говоря, психосфе­ре, если воспользоваться термином Н. Н. Ланге. В нераздельности с другой оболочкой нашей планеты — биосферой возникает и развива­ется та область жизни, которую принято называть психической или душевной. Знание о ней с древнейших времен оседало в языке, ми­фологии, религии, искусстве, житейской мудрости, прежде чем при­няло форму философско-научных представлений. Отличие этой фор­мы от других — в установке на ее рациональное объяснение. Главным же объяснительным принципом науки является принцип детерминиз­ма. Ибо научное знание — это знание причин явлений, их закономер­ной зависимости от порождающих их условий, соответственно и адек­ватных критериям рациональности. Сведения о психике стали сгу­щаться в понятия, преображающие категориальный смысл, с укреп­лением и развитием детерминистского образа мысли. Эта мысль, как уже отмечено, прошла ряд стадий в своей эволюции. На каждой ста­дии изменялось и содержание категорий. Так, с утверждением меха-нодетерминизма образ понимался как одна из " страстей души", то есть ее страдательное состояние, испытываемое в результате воздей­ствия внешнего раздражителя на " машину тела".

Но с этих позиций детерминистски можно было объяснить только ощущение, чувственное впечатление. Что же касается умственных об­разов (понятий), то они в пределах этого уровня знаний могли пони­маться только индетерминистски. На этом же уровне к " страстям ду­ши" относились и простейшие эмоции. Они считались эффектом про­цессов внутри организма в отличие от высших чувств (которые также понимались индетерминистски). Единственно возможным способом причинной трактовки действия оказался взгляд на него как на реф­лекс. Произвольные же действия в эру господства механицизма от­носились за счет воли как бестелесного агента. Можно выражать сколь

угодно резко неудовлетворенность этими объяснительными схемами, как и этим уровнем развития категориального аппарата психологии. Но нельзя забывать, что они были величайшим завоеванием, без ко­торого не было бы новой эпохи, изменившей характер психологиче­ских категорий. Эта эпоха биологического детерминизма изменила весь категориальный строй психологического мышления.

Образ выступил не только как результат внешних влияний, но так­же как средство, которое " вылавливает" в среде сведения, пригодные для успешного выживания системы.

Действие приобрело характер лабильного и служащего этим же це­лям. Столь же радикально изменяется и категория мотива. И он рас­сматривается в контексте активного обслуживания нужд системы, притом не только индивида, но и вида в целом (отсюда учение об ин­стинктах, об аффектах у человека как рудиментах некогда полезных реакций и т. д. ).

Эти интеллектуальные формы, отличавшие новую эпоху от пред­шествующей, объективно и неотвратимо подчиняли себе развитие мысли отдельных деятелей и научных групп. Объяснять их притяза­ния личными ошибками или злой волей так же нельзя (если восполь­зоваться сравнением Выготского), как французскую революцию - ис­порченностью королей. Тем более что наряду с концепциями, кото­рые не выдержали испытания временем и были отвергнуты как оши­бочные, новый период в развитии категориального аппарата подго­товил обособление психологии в самостоятельную науку. Если на прежнем уровне образующие этот аппарат категории указывали на производность обозначаемых ими реалий от процессов в физическом мире и биологической среде, то продвижение к новым рубежам озна­меновало отныне приобретение этими реалиями (образом, действи­ем, мотивом) самостоятельного причинного значения. Прежде эта причинность могла мыслиться только в качестве исходящей от некое­го бестелесного начала, издавна обозначаемого как душа или анало­гичная ей, противостоящая внешней природе и телесному организму сущность. С открытием причинной роли психических реалий (отобра­женной в категориальном сдвиге, о котором идет речь) они оказались органично включенными в единую цепь явлений мироздания. И как следствие происходящих в нем процессов, и как их причина. При этом важным преобразованием категориального аппарата психологической науки стала вовлеченность в него еще двух категорий.

Если указанная выше триада запечатлела своеобразие психической организации всех живых существ, то с переходом к человеку в катего­риальном аппарате нарождаются еще две категории: отношение и лич­ность. Категория отношения указывала на своеобразие той особой

формы психической жизни, которая возникает в тигле социальных от­ношений между людьми.

Благодаря же переживанию личностное в человеке отграничива­ется от организменного (поскольку каждый организм также уника­лен) и индивидного (поскольку в " сетке" социальных отношений в поведении каждого из субъектов существуют различия, которые при­нято описывать как индивидуальные).

Каждое из направлений обогащало категориальный аппарат пси­хологии. И тем самым изменяло видение психической реальности сравнительно с тем, какой она понималась на прежних уровнях зна­ний. Вместе с тем каждое теоретическое направление смогло внести неведомые прежде штрихи в картину психической жизни только по­тому, что имело категориальную инфраструктуру, созданную прежни­ми поколениями исследователей (то есть сменявшие друг друга от од­ного витка в истории познания к другому представления об образе, действии, мотиве, отношении, личности под какими бы именами они в различные периоды ни запечатлелись).

Сойдя с исторической сцены, те школы и концепции, которые определяли ранее теоретический " пейзаж" психологии, оставили сле­ды проделанного ими исследовательского труда в системе категорий. Тем самым были созданы предпосылки для поисков научной мыслью новых теоретических конструктов, обеспечивающих жизнь категори­ального " древа". Его соками питаются новые ветки научного знания, в плодах которых испытывают нужду люди практики.

Категориальный аппарат — развивающийся орган. В его общем раз­витии выделяются стадии, или периоды. Сменяя друг друга, они об­разуют своего рода категориальную шкалу. Поскольку шкала фикси­рует инвариантное во всем многообразии теорий, она дает основание локализовать любую из них в независимой от этого многообразия си­стеме координат. Если, например, в качестве диагностического при­знака принимается принцип детерминизма, то, зная основные уров­ни его развития, мы относим конкретную концепцию к одному из этих уровней и тем самым выясняем ее продвинутость сравнительно с дру­гими способами объяснения психических явлений.

Глава 4. Категория образа

Категория психического образа изначально выступала в качестве основы представлений одуше и сознании. Сознание — это прежде все­го знание субъекта об окружающем мире и самом себе. Знание сооб­щает нечто о предмете, внешнем по отношению к тому, кто владеет этим знанием. Иначе говоря, за знанием скрыта никогда не разлуча-

емая связь субъекта с объектом. В этом воплощено отношение, на раз­мышлении о котором сосредоточен один из разделов философии -гносеология (от греч. " гнозис" — познание, знание). Иногда она на­зывается также эпистемологией (от греч. " эпистеме" — знание и " ло­гос" - учение) или теорией познания. Это философское направление имеет дело с кругом проблем, касающихся условий достоверности и истинности знания, его структур и способов преобразований и т. д.

Психологическое исследование во все века, сообразуясь с этим гно­сеологическим (познавательным) отношением между субъектом и объектом, испытывало влияние различных философских подходов и решений. Но психология обращается к данной проблеме с собствен­ными конкретно-научными запросами, вырабатывая категорию об­раза в качестве особой реалии бытия, стало быть, имеющей не только гносеологический, но и онтологический аспект. (Под онтологией фи­лософия понимает учение о сущем, о бытии. )

Категория образа, созданная исследовательской мыслью, являет­ся формой и инструментом ее работы (как и другие категории). Но в ней представлена реальность, которая существует независимо от мыс­ли о реальности и степени ее освоения человеческим умом. Это ре­альность психической жизни-самой по себе, безотносительно к тому, открылась она уму или нет. Поэтому психический образ, будучи кате­горией науки, " работает" независимо от нее не в меньшей степени, чем любые другие процессы бытия, будь то нервные, биологические, физические. Его (психического образа) бытийность, его причинное воздействие на телесное поведение живых существ существуют объ­ективно с тех пор, как психический образ возник в той оболочке пла­неты, которая называется биосферой.

В свое время Н. Н. Ланге ввел оставшийся незамеченным термин " психосфера", который охватывает всю совокупность психических форм жизни, не совпадающих с биологическим (живым) веществом, хотя и неотделимых от него. Отношение психосферы к биосфере впол­не представимо по типу отношения самой биосферы к неорганиче­скому, косному веществу. Это вещество составляло оболочку Земли до возникновения на ней жизни.

Появление жизни изменило прежнюю косную геохимическую оболочку нашей планеты, создав биосферу. Но с тех пор как в недрах живого вещества начали пробиваться " вспышки" психической ак­тивности, они стали менять облик биосферы. По мнению некоторых палеонтологов, с появлением человека начинается новая геологиче­ская эра, которую В. И. Вернадский согласился называть психозой-ской, считая мысль планетным явлением и началом становления ноо­сферы.

Роль психики в преобразовании планеты, в создании ее новых обо­лочек— это, конечно, объективный процесс. Но для научного пости­жения его хода, закономерного воздействия психики на процессы пла­нетного масштаба необходим аппарат понятий и категорий.

Этот аппарат осваивал на протяжении веков — этап за этапом -психическую реальность, отличая ее от физической и биологической. И поскольку самоочевидным аспектом этой реальности является зна­ние об окружающем мире, данное в форме ощущений, восприятий, представлений, мыслей, то отчленение этого знания от самих вещей и от телесных органов, посредством которых оно дается человеку, было первым решающим шагом на пути его проникновения в психическую реальность.

Эффектом отчленения явилась категория образа, ставшая одной из инвариант исследовательского аппарата психологии. Чтобы заро­дилась такая инварианта, потребовалась работа многих умов во мно­гих поколениях. Как и во всех других случаях, инвариантное не дано в форме " чистой" мысли. Оно сохраняется как некий " корень", или " радикал", во множестве теоретических представлений под разными именами, имеющими различные обертоны.

Уже отмечено, что образ как одна из психических реалий несво­дим ни к физическим, ни к физиологическим процессам. Но откры­тие этого обстоятельства стало возможным только благодаря соотне­сению с ними.

Так обстояло дело в древности, таковым же оно остается и на всех последующих витках эволюции научной мысли, если только она не впадает в грех редукционизма, либо отождествляя психические обра­зы с представленными в них объектами (махизм, неореализм), либо же сводя собственное уникальное бытие образов к нервным процес­сам, частотно-импульсному коду и т. д.

Рассмотрим этот вопрос в ретроспективе исторического развития психологического познания.

Сенсорное и уственное

Первые шаги определило разграничение двух существенно различных разрядов психических образов — сенсорного и умственного (чувственного и мыслимого).

Античная мысль выработала два принципа, лежащие и в основе современных представлений о природе чувственного образа, - прин­цип причинного воздействия внешнего стимула на воспринимающий орган и принцип зависимости сенсорного эффекта от устройства этого органа.

Демокрит исходил из гипотезы об " истечениях", о возникновении ощущений в результате проникновения в органы чувств материаль-

ных частиц, испускаемых внешними телами. Атомам — неделимым мельчайшим частицам, проносящимся по вечным и неизменным за­конам, совершенно чужды такие качества, как цвет и тепло, вкус и запах. " (Лишь) в общем мнении, — учил Демокрит, — существует слад­кое, в мнении — горькое, в мнении — теплое, в мнении — холодное, в мнении — цвет, в действительности же (существуют только) атомы и пустота". Какая сила ума требовалась, чтобы за бесконечным много­образием чувственных явлений увидеть их существенную материаль­но-причинную основу!

Расчленяя в общем составе человеческого знания то, что представ­ляет реальность, и то, что существует только " во мнении" (и тем са­мым положив начало доктрине о двух категориях качеств — первич­ных, присущих самим вещам, и вторичных, возникающих при дей­ствии вещей на органы чувств), Демокрит вовсе не считал, будто ка­чествам, существующим " во мнении", ничто не соответствует в дей­ствительности. За их различием стоят различия в объективных свой­ствах атомов.

Первичные и вторичные качества

Разделение качеств вещей на первичные и вторичные показывает, сколь тугим узлом связаны между собой с древнейших времен онтологические (относящиеся к бытию), гносеологические (относящие­ся к познанию) и психологические (относящиеся к механизмам познания и их продуктам) решения.

Из физической картины мира устранялись определенные чувствен­ные качества, и тогда неизбежно изменялся их онтологический ста­тус. Они признавались теперь присущими не сфере реальных пред­метов, но сфере взаимодействия этих предметов с органами ощуще­ний. Тем самым расчленялась и гносеологическая ценность различ­ных разрядов знания — умственный образ ставился выше чувствен­ного.

В психологическом плане этому соответствовало разграничение двух механизмов (или органов) приобретения знания — органов чувств и органа мышления.

Следует обратить внимание на то, что Демокритово решение пси­хогностической проблемы не исчерпывается членением чувственных качеств на первичные и вторичные.

Среди самих чувственных продуктов он выделяет две категории: а) цвета, звуки, запахи, которые, возникая под воздействием опреде­ленных свойств мира атомов, ничего в нем не копируют; б) целост­ные образы вещей (" эйдола" ), в отличие от цветов воспроизводящие структуру объектов, от которых они отделяются. Эти " эйдола" — тон­кие оболочки, или " пленки", проникающие в организм через чув-

ственные поры. " Никому не приходит ни одно ощущение или мысль без попадающего в него образа", — гласит один из фрагментов Демо­крита. Образы, о которых идет речь, с одной стороны, возникают по такому же типу, как ощущения, с другой — подобно мышлению, от­носятся к области достоверного знания, а не " мнения".



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.