![]()
|
|||||||
ДЕТСКИЕ СТРАХИ 10 страницаЕсли в состоянии гипноза ребенок не заикается, это признак того, что лечение данным методом, скорее всего, будет эффективным. После резюмирующего внушения и выведения больного из лечебного сна врач вновь проводит тренировку речи. Специалисты советуют с осторожностью использовать гипноз у детей до семи лет. Для данной методики непременным условием является созревшая психика. Если вы решили воспользоваться этим методом, доверяйте своего ребенка только профессионалам, которые проводят все сеансы при вашем активном участии. Количество необходимых сеансов зависит от «давности» заболевания и глубины речевых расстройств. Уже после одного сеанса гипноза ребенок может избавиться от заикания. Но чтобы добиться стойкого эффекта, после сеансов гипноза необходимо заниматься с логопедом или психоневрологом.
Компьютерные программы. Это новая разработка, которую начали применять при лечении заикания. При помощи компьютерной программы можно существенно улучшить плавность и эмоциональность речи, а в ряде случаев и полностью освоить сознательный ее контроль. Отличительной чертой отечественной системы от мировых аналогов является использование психотерапевтических принципов, наряду с традиционными логопедическими приемами, а также биологической обратной связью — эхо-эффект, интерактивный частотный анализ и так далее. Для установки компьютерной программы лечения заикания необходимо наличие процессора Pentium ММХ / 200 МГц, ОЗУ 164 Мб, звуковой карты, CD-ROM, микрофона, динамиков (наушников) и 200 Мб свободного места на жестком диске. Кроме того, в Windows требуется программная поддержка воспроизведения мрЗ-файлов. Домашняя версия программы стоит около 4500 рублей. Все последующие обновления программы предоставляются пользователям бесплатно. На данный момент врачи рекомендуют использование таких программ, как «Dr. Fluency», «Speak gentle» или отечественного аналога «Демосфен». Правда, здесь надо иметь в виду, что компьютерные программы лечения заикания наиболее эффективны в самом начале процесса. Их разработчики обещают достижения плавности речи через 2-3 месяца регулярных занятий. К сожалению, детям до десяти лет не просто правильно использовать возможности данной программы. Для избавления от заикания им необходимы занятия вместе с родителями.
Глава 7
Неврозы как крайняя степень проявления страхов Границы между устойчивым страхом и неврозом весьма условны. Считается, что говорить о появлении невроза можно тогда, когда приобретенный как защитная функция симптом (то есть то или иное отклонение от нормы) начинает существенно мешать дальнейшему развитию ребенка. То же заикание некоторыми специалистами рассматривается как логоневроз, то есть закрепившийся, устойчивый страх перед речью. Невроз может проявляться как нервный тик, излишняя агрессивность или, наоборот, полная апатия у ребенка. Но это в любом случае серьезные нарушения на эмоциональном, поведенческом, а иногда и на физиологическом уровне. Симптомы или симптоматическое поведение могут включать тревогу, депрессию, фобии, заторможенность, истерические параличи, тики, ритуалы и другие навязчивости; или же они могут проявляться в нарушениях питания и экскреции, антисоциальном поведении, нарушении способности к обучению и прочее. Обычно наблюдается целое сочетание расстройств, иногда с преобладанием одного в сложной клинической картине. Подобные нарушения могут возникать на любом этапе развития — от момента формирования внутренних психических структур вплоть до начала полового созревания. Говоря проще, невроз может проявиться как у годовалого малыша, так и у подростка двенадцати-четырнадцати лет. При этом многие исследователи полагают, что типичные возрастные страхи сами по себе спровоцировать невроз не могут. Они считают, что к серьезным психическим изменениям, проявляющимся в симптомах навязчивых движений или других внешних нарушениях, приводят лишь наслоения внутренних конфликтов, базирующихся на патологических отношениях между ребенком и родителями, нездоровых сексуальных инстинктах. Это утверждение спорно и нуждается в дополнительной доказательной базе, впрочем, в рамках данной книги нам важна не столько теория, сколько практика распознавания и лечения неврозов. Отделить невроз от обычного страха нам помогут следующие признаки: — невротические страхи в отличие от возрастных и ситуативных эмоционально выражены, заметны невооруженным взглядом, мешают ребенку; — они сохраняются в течение длительного времени и не проходят без специального лечения; — оказывают неблагоприятное влияние на формирование личности ребенка, в характере которого появляются такие черты, как неуверенность, тревожность, мнительность; — в своем проявлении содержат и другие выраженные нервно-психические нарушения помимо страхов; — с трудом поддаются коррекции и самокоррекции. Как и при возникновении устойчивых страхов, в формировании неврозов чаще всего повинны взрослые, их невнимание или, наоборот, повышенная требовательность по отношению к ребенку. Ряд клинических наблюдений позволил выделить основные ошибки, наносящие серьезную психологическую травму малышу со слабой нервной системой. Главная из них — это отрицательная оценка знаний или умений ребенка, высказанная в резкой, категоричной форме. «Ну что ты делаешь? Ты что, не видишь, что у тебя все получается не так! Ты совсем не умеешь рисовать! » — восклицает мама в полной уверенности, что помогла ребенку, раскрыв ему глаза на его неправильный подход. А малыш, вместо того чтобы сказать маме спасибо за справедливое замечание и моментально научиться, как делать правильно, начинает плакать и теряет интерес к рисованию вообще. Знакомая картина? Закрепляем успех. Переносим негативную оценку с действий малыша на него самого. «Господи, ты еще и в краске весь вымазался! Грязнуля! И за что мне такая неумеха досталась? » Кажется, мама не говорит ничего ужасного, ничего такого, что выходило бы за рамки наших представлений о воспитательном процессе. А между тем она совершает самую тяжелую ошибку — расширяя поле того, что попадает под критику, и переходя на личность ребенка, она блокирует у него способность к дальнейшему развитию, формирует устойчивую пессимистическую оценку его возможностей, создает предпосылку для появления у него комплекса неполноценности. Почему это так страшно? Низкая самооценка у человека любого возраста сопряжена с глубоким внутренним дискомфортом, и потому она снижает его возможности адаптироваться в меняющейся среде. Более того, резкое снижение самооценки может вызвать эмоциональный неуправляемый взрыв даже у взрослого человека, достаточно спокойного и уравновешенного. Об этом свидетельствуют обследования психически здоровых людей, проходящих судебно-психологическую экспертизу. В своем крайнем проявлении такой взрыв может привести к суициду. Если же пессимистическая оценка своих возможностей приобретает хронический характер, человек теряет волю к самореализации. Надо помнить, что дети более ранимы, чем взрослые, поэтому действие низкой самооценки сказывается на них в еще большей степени. Невротическое развитие по психастеническому (от астения — бессилие, слабость) типу начинается с переживания еще в детстве низкой самооценки, вызванной отношением взрослых. Общей возрастной особенностью детей младшего школьного и особенно дошкольного возраста является внушаемость. Даже совсем маленькому, еще не умеющему говорить ползунку можно внушить чувство неловкости — укоризненными интонациями и соответствующей мимикой. Не столько подбор слов, сколько их эмоциональная окраска и выраженное в ней отношение взрослых влияет на ребенка, вызывая соответствующую эмоциональную реакцию. Значительным психотравмирующим воздействием обладает сравнение ребенка с кем-то другим, кто ему противопоставляется как пример, как образец. Кроме низкой самооценки, оно создает основу для последующего развития зависти, эгоцентризма и тревожной настороженности к оценкам вообще, а особенно в свой адрес. Взрослые обычно ставят ребенку кого-то в пример, основываясь на том, что дети быстро друг от друга научаются, перенимают. Но когда ребенка невыгодно сравнивают с кем-то другим, чем лишают его эмоционального благополучия (к тому же на это наслаивается отрицательная оценка), то вызванное этим состояние может затормозить побуждение «брать пример» и вообще заниматься данным видом деятельности. Так формируется негативизм, немотивированный отказ. Пятилетнюю девочку дома и в детском саду всегда ставили всем в пример — тихая, послушная, очень аккуратная, она никогда не проявляла никаких признаков невротических расстройств, была общительной и положительно настроенной. Но на лето ее отвезли к бабушке в* другой город. Через месяц мама просто не узнала своего ребенка. Она вернулась домой плаксивой, обидчивой, стала очень болезненно реагировать на замечания, потеряла интерес к книгам и рисованию (хотя раньше это были ее любимые занятия). Родители посчитали, что ребенок просто отвык от дома и скоро придет в себя. Но проходили месяцы, а невротическое состояние девочки только ухудшалось: она почти совсем перестала есть, стала конфликтной, у нее нарушился сон, начали появляться навязчивые движения — частое моргание. В конце концов родители девочки приняли решение обратиться к психоневрологу. В первую очередь врач определил психотип девочки — ее неяркий темперамент в период до болезни, склонность к педантизму, стремление избежать шумных, активных игр — все указывает на то, что малышка с рождения обладала слабой (или тонкой, как это любят называть в романах) нервной организацией. У таких детей, как правило, очень незначительный запас внутренних, душевных сил. Трудности не столько закаливают их, сколько ломают. Очевидно, переезд в другой город, так же как и общение с критически настроенной бабушкой (а мама согласилась, что иметь дело со свекровью всегда было выше ее сил), стали для девочки слишком сильным стрессом. Детям такого типа больше свойственны тормозные реакции на психологическую трудность. Действие сильного раздражителя может вызвать у них состояние заторможенности. Непривычная среда, внимание окружающих, тем более негативная оценка действий ребенка — все это может стать для малыша сверхсильным раздражителем. И в таком случае никакие просьбы, ласки и задабривание, шутливые замечания, а тем более порицание и угрозы не могут заставить его выйти из состояния ступора. Ребенок не утрачивает способности видеть, слышать и запоминать, но не может сказать, что его так напугало, тем более не может сделать то, о чем его все просят (прочитать стих или спеть песенку). Подобные состояния могут отмечаться у любого ребенка, независимо от его типа, при несоответствии требований его возможностям или в условиях, вызывающих острое эмоциональное неблагополучие. Благоприятное разрешение, изменение этой ситуации может снять такое состояние, но нередко остаются последствия (невротические проявления, повышенная возбудимость, плаксивость, кошмарные сновидения, страх и др. ). У детей с меньшим запасом прочности возникшая психологическая блокада держится значительно дольше, трансформируясь в реактивное состояние, а впоследствии — в невротические проявления. Нередко такая блокада является первым звеном невротического развития. Взрослые, не зная природы этого состояния, часто поступают неправильно и жестоко, наказывая ребенка за ими же вызванный «ступор», считая это проявлением упрямства. Горячо, искренне желая, чтобы ребенок был «не хуже других», мы применяем повторяющиеся из поколения в поколение неверные приемы: мы осуждаем этого ребенка, порицаем его за то, что ему трудно, и ставим ему в пример другого ребенка, которому в данный момент это дается легко. Порицание уничтожает эмоциональное благополучие ребенка и потому не может стимулировать желаемых форм поведения или желаемой деятельности, тем более если для ребенка непривычны те формы поведения, которых от него добиваются. Поэтому главная задача взрослых здесь — способствовать развитию ребенка, исходя из его реальных возможностей. А это значит, что взявший на себя роль воспитателя должен регулировать степень психологической нагрузки: она не должна превышать возможностей ребенка. Если в мире животных взрослые особи укрывают от хищника своих детенышей, то необходимость защиты человеческого детеныша не исчерпывается защитой от опасности только физической. Он должен быть защищен от перегрузок воздействиями, от воздействий вредных и избыточных. Что же делать? Прежде всего нужно оставить ребенка в покое. Эта рекомендация обычно вызывает у родителей смятение, недоумение с оттенком обиды: «То есть как это " оставить в покое"? » Они же рассчитывали на то, что им немедленно помогут «исправить» ребенка в соответствии с их представлением, — ведь им сейчас очень трудно с ним! В таких случаях важно понять, что сейчас именно ребенку труднее всего: он лишен самого необходимого для дальнейшего нормального развития — эмоционального благополучия. Ведь когда ребенок физически болен, нужно ли объяснять родителям, что ему нужен покой? Нет, для всех это нечто само собой разумеющееся. Нужно, чтобы взрослые поняли, что ребенок может нуждаться и в ином покое, что он бывает ему необходим и по его психическому состоянию. «В покое» — это значит: прекратить всяческие воспитующие воздействия со своей стороны и со стороны других доброхотов, которые заражены стремлением непременно чего-то добиваться от ребенка при любой мимолетной встрече, а уж тем более при длительных контактах. Нужно очень умеренно во времени и очень спокойно, сдержанно и деликатно общаться с ребенком, не навязываясь с теми проявлениями заботы, внимания и ласки, которых он не может сейчас принять. Особенно непереносим для чувствительных детей резкий переход в отношении к ним — не только от положительного к отрицательному, но и наоборот — от отрицательного, от наказания и негативной оценки, к ласкам и задабриванию. Если взрослый смог оставить ребенка в покое, вторым его шагом в плане психологической помощи должен быть непременный критический пересмотр своих отношений к себе и окружающим людям. Невозможно сформировать в ребенке правильное отношение к жизни, если окружающие его взрослые не навели порядка в сфере своих отношений, если там хозяйничает неуважение и невнимание друг к другу, навязывание своих представлений, бесцеремонность и нетактичность. Этот пересмотр — с учетом информации, как возникают невротические отклонения, — даст возможность не повторить травмирующих психику малыша ошибок. Важно отказаться от привычных воспитательных шаблонов, каждый раз, разговаривая с ребенком, анализировать свои слова с точки зрения его, детского, восприятия. Разработать конкретные рекомендации для всех неисчислимых разнообразных ситуаций, помноженных на количество детских индивидуальностей или хотя бы основных типов, практически невозможно, как невозможно было бы ими воспользоваться. Поэтому целесообразнее получить общее представление о том, что недопустимо, поскольку таких положений не так уж много. Изложенная в главе информация о том, как возникают некоторые болезненные состояния в младшем детском возрасте, поможет избежать ошибок при воздействии на детей и даст возможность предотвратить закрепление последствий уже допущенных ошибок. Это будет началом практики психологической помощи ребенку, доступной всем взрослым в роли воспитателя.
Часть 5
СПЕЦИАЛЬНЫЕ РЕКОМЕНДАЦИИ
Глава 1
Игровые методики снятия страхов Проявленные детские страхи не любят трех вещей: когда о них рассказывают, когда их визуализируют (рисуют), когда над ними смеются. Именно с расчетом на это строятся игры, призванные избавить детей от их навязчивых кошмаров. Дома, в детском саду, в психотерапевтической группе с равным успехом можно использовать в качестве профилактических и лечебных игр рисунок, лепку, рассказ и многое другое. Самая распространенная игра, объединяющая в себе сразу несколько методик, — ролевое разыгрывание сказок и историй, сочиненных ребенком на тему своего страха и страшных снов.
Ролевое разыгрывание. Цель игры — «вынуть» из психики ребенка те страхи и опасения, которые уже наносят вред его развитию, проявляясь мнительностью и боязливостью. Первым этапом этой игры должно стать сочинение истории, отражающей его самые частые страхи. Более-менее развитой речью ребенок обладает начиная с трех лет. Но сочинить свою собственную историю в этом возрасте ему еще довольно трудно. Зато он может пересказать свой сон, который заставил его проснуться с криком и запомнился ему. Пусть в этом рассказе будет всего три-четрые предложения. С помощью взрослых и из них можно будет создать сценарий для будущего разыгрывания. Девочке трех с половиной лет часто снится, что к ней приходит медведь. Он хочет сесть на нее, как на теремок, и раздавить. Девочка просыпается с криком и потом отказывается засыпать. Эта история вполне годится для того, чтобы ее можно было разыграть в группе детей и взрослых. Воспитатель раздает роли. Как мы помним, в сказке «Теремок» несколько персонажей: мышка, лягушка, зайчик, лисичка — их тоже можно ввести в канву повествования. Перед тем как приступить к распределению ролей, следует помнить, что для эффективного избавления от страха маленькой бояке надо предложить сначала самую простую и беззащитную роль (первый этап — «как я боюсь»), затем — роль напугавшего ее персонажа (второй этап — образ страха) и, наконец, роль победителя (третий этап — «я не боюсь! »). Поэтому правильно, если малышка сначала будет изображать мышку или лягушонка, которые в панике выскакивают из Теремка, когда приходит Медведь. Во время второго проигрывания девочка уже может стать медведем и пугать товарищей по игре, громко топая и поднимая в угрозе руки-лапы. Третий этап (в самой сказке он не прописан) должен знаменовать собой физическое уничтожение страха. В этом заключаются особенности восприятия детей трех-четырехлетнего возраста — только так они понимают победу добра над злом. Поэтому в данном случае целесообразно ввести в действие еще один персонаж, который поможет в расправе над медведем — это может быть охотник, или туча комаров, или любой другой, симпатичный девочке герой. Если страхи у ребенка этого возраста имеют невыраженную форму, или он отказывается о них говорить, с ним можно проигрывать и лишь слегка обозначенные ситуации: «Мы все в лесу. Ты кто? Белочка? А я — Лиса Патрикеевна! ». Для психологической коррекции страхов у детей трех-пяти лет можно использовать для проигрывания хорошо знакомые им сказки «Три поросенка», «Красная шапочка», «Семеро козлят» и другие. Для детей младшего дошкольного возраста подойдут более сложные истории, такие как «Кощей Бессмертный», «Лягушка-царевна» и тому подобное. Отметим еще несколько возрастных отличий, которые необходимо учитывать при организации проигрывания страхов. Как мы уже говорили, для детей 3-5 лет естественной является адекватная рас-права со злом: его надо уничтожить. Детей пяти-семи лет необходимо учить справляться с опасностью, не уничтожая ее, а превращая в дружественно настроенный персонаж. Для этого ребенку предлагается использовать свой ум, знания и умения. Так, если бы сказку «Теремок» разыгрывали в старшей группе детского сада, ребенок мог бы вспомнить, что медведи очень любят мед, и предложить своим товарищам найти сладкое лакомство для нежданного гостя, после чего всем вместе отстроить новый дом для совместного проживания (если помните, именно так заканчивается одноименный мультик советских времен). Кстати, обучение поведенческой гибкости при столкновении с опасностями и препятствиями поможет ребенку справляться и с реальными трудностями в последующей жизни. Оно также является основой психологической подготовки к обучению в школе. Подобную игровую методику можно использовать и в группе детей младшего и даже среднего школьного возраста. Как мы помним, в возрасте от семи до одиннадцати лет на первое место среди детских страхов выходят социальные страхи, когда дети бояться не соответствовать той социальной роли, которую навязывает им общество. Чаще всего такие опасения локализуются в страхе опоздания. Эффективно снять страх опоздания у всех участников группы можно, сочинив и разыграв по ролям соответствующую историю. Вот как проходила одна такая игра: в группу психологической разгрузки ходил мальчик, который, по его собственным словам, боялся почти всего в жизни — собак, врачей, папиного грозного взгляда, активных игр, плохих отметок. Но начинался его день со вполне определенного страха — опоздать в школу. Он так боялся этого, что заводил сразу три будильника, а когда просыпался, никак не мог взять себя в руки — голова его наполнялась туманом, одежда путалась и не хотела водворяться на место, учебники разлетались из рюкзака. В результате сборы затягивались, и в школу ребенок бежал, едва сдерживая слезы. Когда ему предложили разыграть свой страх, он выбрал главную роль — мальчика, боящегося опоздать в школу, на роль придирчивой уборщицы им была назначена мать. Врач удостоился чести быть гардеробщиком, а одна из девочек была строгой и очень уж требовательной учительницей. Остальные дети и взрослые исполняли роли по ходу действия. Некоторые из них специально нагнетали состояние тревожного ожидания и драматизировали происходящие события репликами типа: «Смотрите, он опаздывает», «А времени все меньше», «Очень плохо», «Это никуда не годится» и т. д. По ходу действия мальчик разыгрывает все то, что случается с ним каждое утро — роняет учебники и одежду, не успевает почистить зубы, давится горячим чаем и, спотыкаясь и падая, бежит на автобусную остановку. А там уже толпа, возбуждение, беспокойство, автобуса долго нет, и придет ли он вообще — никому неизвестно. В воздухе витают разные слухи о поломке, забастовке, перенесении остановки, отмене транспорта, как и о конце света. Рассказывают, какие неприятности произошли из-за опозданий, кого-то уже уволили, кому-то объявили строгий выговор, а кто-то сам готовится подать заявление, а о школе нечего и говорить. Между тем «часы» методично отмечают: «Осталось 15 минут до начала занятий в школе, 14 минут... » Наконец показывается «автобус», образованный из взявшихся за руки взрослых. Все готовятся к посадке, но он проносится на большой скорости мимо, громогласно объявляя: «В парк! В парк! » Снова появляется автобус, но сесть в него непросто, дверцу (двое стоящих близко взрослых) заедает, она скрипит, возникает давка. С трудом, плотно набившись, все размещаются, и автобус двигается. На пути много ухабов, и автобус, будучи «резиновым», то сжимается, то разжимается, преодолевая узкие места (двери, коридоры игровых помещений). Несмотря на тряску и давку, все нужно выдержать, чтобы доехать до места назначения, а тут еще оказывается, что, переволновавшись, мальчик сел не в тот автобус. Пытаясь выяснить, куда же едет, он получает противоречивые, взаимоисключающие ответы или не получает их вообще. Хочет сойти на ближайшей остановке, но тут, как назло, попадается контролер, который настойчиво выясняет, кто он такой, кто его родители, слушается ли он их и часто ли ездит в противоположную сторону. Далее мальчик едет уже в своем автобусе, на пути которого постоянно встречаются разные препятствия: ремонт дороги, долго не открывающийся шлагбаум, частые светофоры и т. д. Времени же остается все меньше и меньше, что подчеркивают «часы», заявляя: «Осталось 5 минут, 4 минуты, 3 минуты, совсем немного, скоро времени не останется совсем». Выйдя с трудом из автобуса, у которого заклинило дверь, наш герой бежит в школу, а один из участников игры повторяет: «Хорошие мальчики не опаздывают в школу, они приходят в нее всегда вовремя». Вот и школа. Но не тут-то было. Его встречает всем недовольная уборщица, которой не нравятся внешний вид, пятна на одежде, не совсем чистая, не блестящая обувь и многое другое. Она начинает с вдохновением читать мораль, в то время как вот-вот должен прозвенеть звонок, а тут еще гардеробщик стыдит за оторванную в автобусе пуговицу и дает настоятельные советы по лучшему уходу за одеждой. Едва освободившись, мальчик пытается вбежать в класс, но его останавливает дотошный дежурный, проверяющий чистоту ногтей, количество учебников и тетрадей и заодно готовность к уроку. Преодолев и это препятствие, ребенок оказывается в классе, где только что начался урок. Он опоздал, но учительница спокойно говорит, чтобы он садился и занимался вместе со всеми. Потрясенный мальчик даже не успевает выразить свою признательность за столь радушный прием, как получает задание, и урок продолжается как обычно. Мы видим — в проигрывании его страхов сгущены краски, драматизированы до абсурда опасения, то есть все, чего он опасается и боится, здесь выведено наружу, представлено так, как если бы это произошло, случилось. Уже нет тревожного ожидания «роковых», каких-то необычных, а в сущности, внушенных, последствий опоздания. Исчезают и непереносимость страха, и общая напряженность как существенные звенья его болезненного состояния. Опоздание становится опозданием, а не возмездием за него; ответственность — правилом поведения, а не дамокловым мечом; страх — страхом, а не концом света или всемирным потопом. Все встает на свои реальные места. После проигрывания страха необходимо обсудить все действия участников игры. Это позволяет закрепить в сознании ребенка, как именно он может вести себя в сложной жизненной ситуации. Разыгрывание своих страхов помогает детям преодолеть внутреннее напряжение, не впасть в оцепенение, не стать пассивной жертвой, а научиться действовать осмысленно и эффективно. Подобные игры можно проводить и дома с не меньшим эффектом. Условие для этого — поменяться ролями: родителям на время стать учениками, олухами, паиньками, боязливыми или бесстрашными, а детям дать себя попробовать в роли родителей, учителей, сверстников. Полезно на себя посмотреть со стороны, да и юмор не мешает, уже не говоря о жизнерадостной атмосфере игры, эмоциональной разрядке накопившегося нервного напряжения и взаимного недовольства. Главная задача игрового сотрудничества детей и родителей состоит в поиске оптимальных, пусть вначале и просто альтернативных, путей решения конфликтных ситуаций, вызывающих страх. А затем надо просто закрепить в сознании ребенка ощущения победителя — пусть даже пока побежденным остается всего-навсего разыгранный страх.
Глава 2
Нарисованные страхи
Рисование, как и игра, — это не только отражение в сознании детей окружающей действительности, но и ее моделирование, выражение отношения к ней. Поэтому через рисунки можно лучше понять интересы детей, их глубокие, не всегда раскрываемые переживания и учесть это при устранении страхов. Творческий подход в рисовании позволяет развить воображение, гибкость и пластичность мышления. Неоднократно отмечалось, что дети, которые любят рисовать, отличаются большей фантазией, непосредственностью в выражении чувств и гибкостью суждений. Они легко могут представить себя на месте того или иного человека или персонажа рисунка и выразить свое отношение к нему, поскольку это же происходит каждый раз в процессе рисования. Последнее как раз и позволяет использовать рисование в терапевтических целях. Рисуя, ребенок дает выход своим чувствам и переживаниям, желаниям и мечтам, перестраивает свои отношения в различных ситуациях и безболезненно соприкасается с некоторыми пугающими, неприятными и травмирующими образами. Рисование, таким образом, выступает как способ постижения своих возможностей и окружающей действительности, моделирования взаимоотношений и выражения эмоций, в том числе и отрицательных, негативных. Однако это не означает, что активно рисующий ребенок ничего не боится, просто страхи не закрепляются в его сознании, они проходят быстро и безболезненно, как необходимые этапы возрастного развития. К сожалению, некоторые родители считают игру и рисование несерьезным делом и стремятся заменить их чтением и другими интеллектуально более полезными, с их точки зрения, занятиями. Не отрицая важность чтения, подчеркнем, что для гармоничного развития ребенку нужно и то, и другое. Причем чем эмоциональнее ребенок, чем больше у него склонность к фантазированию, тем больше он подвержен устойчивым страхам. А значит, тем больше ему нужно игр и творческих занятий. Как правило, дети от трех до одиннадцати лет не нуждаются в особых понуканиях, чтобы взяться за фломастеры и карандаши. Все, что им нужно, это очистить место на столе. В этом возрасте дети рисуют сами, непринужденно и свободно, выбирая темы и представляя воображаемое так ярко, как если бы это было на самом деле. Поэтому именно в указанном возрасте борьба со страхами посредством рисования представляется наиболее эффективной. Почему применение рисункотерапии не рекомендуется в подростковом возрасте? Потому что начиная с одиннадцати лет ребенок начинает критично относиться к своим талантам и умениям. Он стремится не столько передать образ, живущий в его сознании, сколько сделать это «правильно», как на картинах известных мастеров. Несоответствие между яркими видениями и плоской, невыразительной картинкой только усиливает внутренний дискомфорт ребенка, приводит к появлению еще больших зажимов и комплексов. Конечно, это не значит, что рисовать детям после одиннадцати лет бесполезно и незачем. Психологами разработаны методики, рассчитанные даже на пациентов преклонного возраста. Просто чем старше пациент, тем более избирательным должен быть метод, позволяющий ему выявить свои внутренние опасения и тревоги.
|
|||||||
|