Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





ДЕТСКИЕ СТРАХИ 10 страница



Если в состоянии гипноза ребенок не заикает­ся, это признак того, что лечение данным методом, скорее всего, будет эффективным. После резюми­рующего внушения и выведения больного из ле­чебного сна врач вновь проводит тренировку речи. Специалисты советуют с осторожностью использовать гипноз у детей до семи лет. Для дан­ной методики непременным условием является со­зревшая психика. Если вы решили воспользовать­ся этим методом, доверяйте своего ребенка толь­ко профессионалам, которые проводят все сеан­сы при вашем активном участии.

Количество необходимых сеансов зависит от «давности» заболевания и глубины речевых рас­стройств. Уже после одного сеанса гипноза ребе­нок может избавиться от заикания. Но чтобы до­биться стойкого эффекта, после сеансов гипноза необходимо заниматься с логопедом или психонев­рологом.

 

Компьютерные программы. Это новая разра­ботка, которую начали применять при лечении за­икания. При помощи компьютерной программы можно существенно улучшить плавность и эмоци­ональность речи, а в ряде случаев и полностью освоить сознательный ее контроль. Отличитель­ной чертой отечественной системы от мировых аналогов является использование психотерапевти­ческих принципов, наряду с традиционными ло­гопедическими приемами, а также биологической обратной связью — эхо-эффект, интерактивный частотный анализ и так далее.

Для установки компьютерной программы лече­ния заикания необходимо наличие процессора Pentium ММХ / 200 МГц, ОЗУ 164 Мб, звуковой карты, CD-ROM, микрофона, динамиков (наушни­ков) и 200 Мб свободного места на жестком дис­ке. Кроме того, в Windows требуется программная поддержка воспроизведения мрЗ-файлов. Домаш­няя версия программы стоит около 4500 рублей. Все последующие обновления программы предоставляются пользователям бесплатно. На данный момент врачи рекомендуют использование таких программ, как «Dr. Fluency», «Speak gentle» или оте­чественного аналога «Демосфен».

Правда, здесь надо иметь в виду, что компь­ютерные программы лечения заикания наиболее эффективны в самом начале процесса. Их разра­ботчики обещают достижения плавности речи че­рез 2-3 месяца регулярных занятий. К сожалению, детям до десяти лет не просто правильно исполь­зовать возможности данной программы. Для из­бавления от заикания им необходимы занятия вме­сте с родителями.

 

Глава 7

 

Неврозы как крайняя степень проявления страхов

Границы между устойчивым страхом и невро­зом весьма условны. Считается, что говорить о появлении невроза можно тогда, когда приобре­тенный как защитная функция симптом (то есть то или иное отклонение от нормы) начинает суще­ственно мешать дальнейшему развитию ребенка. То же заикание некоторыми специалистами рас­сматривается как логоневроз, то есть закрепив­шийся, устойчивый страх перед речью.

Невроз может проявляться как нервный тик, излишняя агрессивность или, наоборот, полная апатия у ребенка. Но это в любом случае серьез­ные нарушения на эмоциональном, поведенче­ском, а иногда и на физиологическом уровне. Симптомы или симптоматическое поведение могут включать тревогу, депрессию, фобии, за­торможенность, истерические параличи, тики, ритуалы и другие навязчивости; или же они мо­гут проявляться в нарушениях питания и экскре­ции, антисоциальном поведении, нарушении спо­собности к обучению и прочее. Обычно наблю­дается целое сочетание расстройств, иногда с преобладанием одного в сложной клинической картине.

Подобные нарушения могут возникать на лю­бом этапе развития — от момента формирования внутренних психических структур вплоть до на­чала полового созревания. Говоря проще, невроз может проявиться как у годовалого малыша, так и у подростка двенадцати-четырнадцати лет. При этом многие исследователи полагают, что типич­ные возрастные страхи сами по себе спровоци­ровать невроз не могут. Они считают, что к серь­езным психическим изменениям, проявляющим­ся в симптомах навязчивых движений или других внешних нарушениях, приводят лишь наслоения внутренних конфликтов, базирующихся на пато­логических отношениях между ребенком и роди­телями, нездоровых сексуальных инстинктах. Это утверждение спорно и нуждается в дополнитель­ной доказательной базе, впрочем, в рамках дан­ной книги нам важна не столько теория, сколько практика распознавания и лечения неврозов.

Отделить невроз от обычного страха нам помо­гут следующие признаки:

— невротические страхи в отличие от возраст­ных и ситуативных эмоционально выражены, замет­ны невооруженным взглядом, мешают ребенку;

— они сохраняются в течение длительного вре­мени и не проходят без специального лечения;

— оказывают неблагоприятное влияние на фор­мирование личности ребенка, в характере кото­рого появляются такие черты, как неуверенность, тревожность, мнительность;

— в своем проявлении содержат и другие выра­женные нервно-психические нарушения помимо страхов;

— с трудом поддаются коррекции и самокор­рекции.

Как и при возникновении устойчивых страхов, в формировании неврозов чаще всего повинны взрослые, их невнимание или, наоборот, повышен­ная требовательность по отношению к ребенку. Ряд клинических наблюдений позволил выделить ос­новные ошибки, наносящие серьезную психоло­гическую травму малышу со слабой нервной сис­темой.

Главная из них — это отрицательная оценка зна­ний или умений ребенка, высказанная в резкой, категоричной форме. «Ну что ты делаешь? Ты что, не видишь, что у тебя все получается не так! Ты совсем не умеешь рисовать! » — восклицает мама в полной уверенности, что помогла ребенку, рас­крыв ему глаза на его неправильный подход. А ма­лыш, вместо того чтобы сказать маме спасибо за справедливое замечание и моментально научить­ся, как делать правильно, начинает плакать и те­ряет интерес к рисованию вообще. Знакомая кар­тина?

Закрепляем успех. Переносим негативную оцен­ку с действий малыша на него самого. «Господи, ты еще и в краске весь вымазался! Грязнуля! И за что мне такая неумеха досталась? » Кажется, мама не говорит ничего ужасного, ничего такого, что выходило бы за рамки наших представлений о вос­питательном процессе. А между тем она соверша­ет самую тяжелую ошибку — расширяя поле того, что попадает под критику, и переходя на личность ребенка, она блокирует у него способность к даль­нейшему развитию, формирует устойчивую пес­симистическую оценку его возможностей, созда­ет предпосылку для появления у него комплекса неполноценности.

Почему это так страшно? Низкая самооценка у человека любого возраста сопряжена с глубоким внутренним дискомфортом, и потому она снижа­ет его возможности адаптироваться в меняющей­ся среде. Более того, резкое снижение самооцен­ки может вызвать эмоциональный неуправляемый взрыв даже у взрослого человека, достаточно спо­койного и уравновешенного. Об этом свидетель­ствуют обследования психически здоровых лю­дей, проходящих судебно-психологическую экс­пертизу. В своем крайнем проявлении такой взрыв может привести к суициду.

Если же пессимистическая оценка своих воз­можностей приобретает хронический характер, человек теряет волю к самореализации. Надо по­мнить, что дети более ранимы, чем взрослые, по­этому действие низкой самооценки сказывается на них в еще большей степени. Невротическое развитие по психастеническому (от астения — бес­силие, слабость) типу начинается с переживания еще в детстве низкой самооценки, вызванной от­ношением взрослых.

Общей возрастной особенностью детей млад­шего школьного и особенно дошкольного возрас­та является внушаемость. Даже совсем маленько­му, еще не умеющему говорить ползунку можно внушить чувство неловкости — укоризненными интонациями и соответствующей мимикой. Не столько подбор слов, сколько их эмоциональная окраска и выраженное в ней отношение взрослых влияет на ребенка, вызывая соответствующую эмо­циональную реакцию.

Значительным психотравмирующим воздей­ствием обладает сравнение ребенка с кем-то дру­гим, кто ему противопоставляется как пример, как образец. Кроме низкой самооценки, оно создает основу для последующего развития зависти, эго­центризма и тревожной настороженности к оцен­кам вообще, а особенно в свой адрес.

Взрослые обычно ставят ребенку кого-то в при­мер, основываясь на том, что дети быстро друг от друга научаются, перенимают. Но когда ребенка невыгодно сравнивают с кем-то другим, чем ли­шают его эмоционального благополучия (к тому же на это наслаивается отрицательная оценка), то вызванное этим состояние может затормозить побуждение «брать пример» и вообще заниматься данным видом деятельности. Так формируется негативизм, немотивированный отказ.

Пятилетнюю девочку дома и в детском саду все­гда ставили всем в пример — тихая, послушная, очень аккуратная, она никогда не проявляла ни­каких признаков невротических расстройств, была общительной и положительно настроенной. Но на лето ее отвезли к бабушке в* другой город. Через месяц мама просто не узнала своего ребен­ка. Она вернулась домой плаксивой, обидчивой, стала очень болезненно реагировать на замеча­ния, потеряла интерес к книгам и рисованию (хотя раньше это были ее любимые занятия). Родители посчитали, что ребенок просто отвык от дома и скоро придет в себя. Но проходили месяцы, а не­вротическое состояние девочки только ухудша­лось: она почти совсем перестала есть, стала кон­фликтной, у нее нарушился сон, начали появлять­ся навязчивые движения — частое моргание. В конце концов родители девочки приняли реше­ние обратиться к психоневрологу.

В первую очередь врач определил психотип де­вочки — ее неяркий темперамент в период до бо­лезни, склонность к педантизму, стремление избе­жать шумных, активных игр — все указывает на то, что малышка с рождения обладала слабой (или тонкой, как это любят называть в романах) не­рвной организацией. У таких детей, как правило, очень незначительный запас внутренних, душев­ных сил. Трудности не столько закаливают их, сколько ломают. Очевидно, переезд в другой го­род, так же как и общение с критически настро­енной бабушкой (а мама согласилась, что иметь дело со свекровью всегда было выше ее сил), ста­ли для девочки слишком сильным стрессом.

Детям такого типа больше свойственны тормоз­ные реакции на психологическую трудность. Дей­ствие сильного раздражителя может вызвать у них состояние заторможенности. Непривычная среда, внимание окружающих, тем более негативная оцен­ка действий ребенка — все это может стать для ма­лыша сверхсильным раздражителем. И в таком слу­чае никакие просьбы, ласки и задабривание, шут­ливые замечания, а тем более порицание и угрозы не могут заставить его выйти из состояния ступо­ра. Ребенок не утрачивает способности видеть, слы­шать и запоминать, но не может сказать, что его так напугало, тем более не может сделать то, о чем его все просят (прочитать стих или спеть песенку).

Подобные состояния могут отмечаться у лю­бого ребенка, независимо от его типа, при несо­ответствии требований его возможностям или в условиях, вызывающих острое эмоциональное неблагополучие. Благоприятное разрешение, из­менение этой ситуации может снять такое состо­яние, но нередко остаются последствия (невро­тические проявления, повышенная возбудимость, плаксивость, кошмарные сновидения, страх и др. ). У детей с меньшим запасом прочности воз­никшая психологическая блокада держится зна­чительно дольше, трансформируясь в реактивное состояние, а впоследствии — в невротические проявления. Нередко такая блокада является пер­вым звеном невротического развития.

Взрослые, не зная природы этого состояния, часто поступают неправильно и жестоко, наказы­вая ребенка за ими же вызванный «ступор», счи­тая это проявлением упрямства. Горячо, искрен­не желая, чтобы ребенок был «не хуже других», мы применяем повторяющиеся из поколения в по­коление неверные приемы: мы осуждаем этого ребенка, порицаем его за то, что ему трудно, и ставим ему в пример другого ребенка, которому в данный момент это дается легко. Порицание уничтожает эмоциональное благополучие ребен­ка и потому не может стимулировать желаемых форм поведения или желаемой деятельности, тем более если для ребенка непривычны те формы поведения, которых от него добиваются.

Поэтому главная задача взрослых здесь — спо­собствовать развитию ребенка, исходя из его ре­альных возможностей. А это значит, что взявший на себя роль воспитателя должен регулировать степень психологической нагрузки: она не долж­на превышать возможностей ребенка. Если в мире животных взрослые особи укрывают от хищника своих детенышей, то необходимость защиты че­ловеческого детеныша не исчерпывается защитой от опасности только физической. Он должен быть защищен от перегрузок воздействиями, от воздей­ствий вредных и избыточных.

Что же делать? Прежде всего нужно оставить ребенка в покое. Эта рекомендация обычно вы­зывает у родителей смятение, недоумение с оттен­ком обиды: «То есть как это " оставить в покое"? » Они же рассчитывали на то, что им немедленно помогут «исправить» ребенка в соответствии с их представлением, — ведь им сейчас очень трудно с ним!

В таких случаях важно понять, что сейчас имен­но ребенку труднее всего: он лишен самого необ­ходимого для дальнейшего нормального разви­тия — эмоционального благополучия. Ведь когда ребенок физически болен, нужно ли объяснять родителям, что ему нужен покой? Нет, для всех это нечто само собой разумеющееся. Нужно, чтобы взрослые поняли, что ребенок может нуждаться и в ином покое, что он бывает ему необходим и по его психическому состоянию.

«В покое» — это значит: прекратить всяческие воспитующие воздействия со своей стороны и со стороны других доброхотов, которые заражены стремлением непременно чего-то добиваться от ребенка при любой мимолетной встрече, а уж тем более при длительных контактах. Нужно очень умеренно во времени и очень спокойно, сдержан­но и деликатно общаться с ребенком, не навязы­ваясь с теми проявлениями заботы, внимания и ласки, которых он не может сейчас принять. Осо­бенно непереносим для чувствительных детей рез­кий переход в отношении к ним — не только от положительного к отрицательному, но и наобо­рот — от отрицательного, от наказания и негатив­ной оценки, к ласкам и задабриванию.

Если взрослый смог оставить ребенка в покое, вторым его шагом в плане психологической помо­щи должен быть непременный критический пере­смотр своих отношений к себе и окружающим лю­дям. Невозможно сформировать в ребенке пра­вильное отношение к жизни, если окружающие его взрослые не навели порядка в сфере своих от­ношений, если там хозяйничает неуважение и не­внимание друг к другу, навязывание своих пред­ставлений, бесцеремонность и нетактичность. Этот пересмотр — с учетом информации, как воз­никают невротические отклонения, — даст воз­можность не повторить травмирующих психику малыша ошибок. Важно отказаться от привычных воспитательных шаблонов, каждый раз, разгова­ривая с ребенком, анализировать свои слова с точ­ки зрения его, детского, восприятия.

Разработать конкретные рекомендации для всех неисчислимых разнообразных ситуаций, по­множенных на количество детских индивидуаль­ностей или хотя бы основных типов, практически невозможно, как невозможно было бы ими восполь­зоваться. Поэтому целесообразнее получить общее представление о том, что недопустимо, поскольку таких положений не так уж много. Изложенная в главе информация о том, как возникают некоторые болезненные состояния в младшем детском возра­сте, поможет избежать ошибок при воздействии на детей и даст возможность предотвратить закреп­ление последствий уже допущенных ошибок. Это будет началом практики психологической помощи ребенку, доступной всем взрослым в роли воспита­теля.

 

Часть 5

 

СПЕЦИАЛЬНЫЕ РЕКОМЕНДАЦИИ

 

 

Глава 1

 

Игровые методики снятия страхов

Проявленные детские страхи не любят трех ве­щей: когда о них рассказывают, когда их визуали­зируют (рисуют), когда над ними смеются. Имен­но с расчетом на это строятся игры, призванные избавить детей от их навязчивых кошмаров. Дома, в детском саду, в психотерапевтической группе с равным успехом можно использовать в качестве профилактических и лечебных игр рисунок, леп­ку, рассказ и многое другое. Самая распространен­ная игра, объединяющая в себе сразу несколько методик, — ролевое разыгрывание сказок и исто­рий, сочиненных ребенком на тему своего страха и страшных снов.

 

Ролевое разыгрывание. Цель игры — «вынуть» из психики ребенка те страхи и опасения, которые уже наносят вред его развитию, проявляясь мни­тельностью и боязливостью. Первым этапом этой игры должно стать сочинение истории, отражаю­щей его самые частые страхи.

Более-менее развитой речью ребенок облада­ет начиная с трех лет. Но сочинить свою собствен­ную историю в этом возрасте ему еще довольно трудно. Зато он может пересказать свой сон, ко­торый заставил его проснуться с криком и запом­нился ему. Пусть в этом рассказе будет всего три-четрые предложения. С помощью взрослых и из них можно будет создать сценарий для будущего разыгрывания.

Девочке трех с половиной лет часто снится, что к ней приходит медведь. Он хочет сесть на нее, как на теремок, и раздавить. Девочка просыпает­ся с криком и потом отказывается засыпать.

Эта история вполне годится для того, чтобы ее можно было разыграть в группе детей и взрослых. Воспитатель раздает роли. Как мы помним, в сказ­ке «Теремок» несколько персонажей: мышка, ля­гушка, зайчик, лисичка — их тоже можно ввести в канву повествования.

Перед тем как приступить к распределению ро­лей, следует помнить, что для эффективного из­бавления от страха маленькой бояке надо пред­ложить сначала самую простую и беззащитную роль (первый этап — «как я боюсь»), затем — роль напугавшего ее персонажа (второй этап — образ страха) и, наконец, роль победителя (третий этап — «я не боюсь! »). Поэтому правильно, если малышка сначала будет изображать мышку или лягушонка, которые в панике выскакивают из Теремка, когда приходит Медведь.

Во время второго проигрывания девочка уже может стать медведем и пугать товарищей по игре, громко топая и поднимая в угрозе руки-лапы. Третий этап (в самой сказке он не прописан) дол­жен знаменовать собой физическое уничтожение страха. В этом заключаются особенности восприятия детей трех-четырехлетнего возраста — толь­ко так они понимают победу добра над злом. По­этому в данном случае целесообразно ввести в действие еще один персонаж, который поможет в расправе над медведем — это может быть охот­ник, или туча комаров, или любой другой, симпа­тичный девочке герой.

Если страхи у ребенка этого возраста имеют невыраженную форму, или он отказывается о них говорить, с ним можно проигрывать и лишь слег­ка обозначенные ситуации: «Мы все в лесу. Ты кто? Белочка? А я — Лиса Патрикеевна! ». Для психоло­гической коррекции страхов у детей трех-пяти лет можно использовать для проигрывания хорошо знакомые им сказки «Три поросенка», «Красная ша­почка», «Семеро козлят» и другие. Для детей млад­шего дошкольного возраста подойдут более слож­ные истории, такие как «Кощей Бессмертный», «Ля­гушка-царевна» и тому подобное.

Отметим еще несколько возрастных отличий, ко­торые необходимо учитывать при организации про­игрывания страхов. Как мы уже говорили, для де­тей 3-5 лет естественной является адекватная рас-права со злом: его надо уничтожить. Детей пяти-семи лет необходимо учить справляться с опасностью, не уничтожая ее, а превращая в дру­жественно настроенный персонаж. Для этого ре­бенку предлагается использовать свой ум, знания и умения. Так, если бы сказку «Теремок» разыгры­вали в старшей группе детского сада, ребенок мог бы вспомнить, что медведи очень любят мед, и предложить своим товарищам найти сладкое лаком­ство для нежданного гостя, после чего всем вместе отстроить новый дом для совместного проживания (если помните, именно так заканчивается одноимен­ный мультик советских времен).

Кстати, обучение поведенческой гибкости при столкновении с опасностями и препятствиями по­может ребенку справляться и с реальными труд­ностями в последующей жизни. Оно также явля­ется основой психологической подготовки к обу­чению в школе.

Подобную игровую методику можно использо­вать и в группе детей младшего и даже среднего школьного возраста. Как мы помним, в возрасте от семи до одиннадцати лет на первое место сре­ди детских страхов выходят социальные страхи, когда дети бояться не соответствовать той соци­альной роли, которую навязывает им общество. Чаще всего такие опасения локализуются в стра­хе опоздания.

Эффективно снять страх опоздания у всех уча­стников группы можно, сочинив и разыграв по ро­лям соответствующую историю. Вот как проходи­ла одна такая игра: в группу психологической раз­грузки ходил мальчик, который, по его собственным словам, боялся почти всего в жизни — собак, вра­чей, папиного грозного взгляда, активных игр, пло­хих отметок. Но начинался его день со вполне оп­ределенного страха — опоздать в школу. Он так боялся этого, что заводил сразу три будильника, а когда просыпался, никак не мог взять себя в руки — голова его наполнялась туманом, одежда путалась и не хотела водворяться на место, учебники разле­тались из рюкзака. В результате сборы затягивались, и в школу ребенок бежал, едва сдерживая слезы.

Когда ему предложили разыграть свой страх, он выбрал главную роль — мальчика, боящегося опоз­дать в школу, на роль придирчивой уборщицы им была назначена мать. Врач удостоился чести быть гардеробщиком, а одна из девочек была строгой и очень уж требовательной учительницей. Осталь­ные дети и взрослые исполняли роли по ходу дей­ствия. Некоторые из них специально нагнетали состояние тревожного ожидания и драматизиро­вали происходящие события репликами типа: «Смотрите, он опаздывает», «А времени все мень­ше», «Очень плохо», «Это никуда не годится» и т. д.

По ходу действия мальчик разыгрывает все то, что случается с ним каждое утро — роняет учеб­ники и одежду, не успевает почистить зубы, да­вится горячим чаем и, спотыкаясь и падая, бежит на автобусную остановку. А там уже толпа, воз­буждение, беспокойство, автобуса долго нет, и придет ли он вообще — никому неизвестно. В воз­духе витают разные слухи о поломке, забастовке, перенесении остановки, отмене транспорта, как и о конце света. Рассказывают, какие неприятности произошли из-за опозданий, кого-то уже уволили, кому-то объявили строгий выговор, а кто-то сам готовится подать заявление, а о школе нечего и говорить.

Между тем «часы» методично отмечают: «Оста­лось 15 минут до начала занятий в школе, 14 ми­нут... » Наконец показывается «автобус», образо­ванный из взявшихся за руки взрослых. Все гото­вятся к посадке, но он проносится на большой скорости мимо, громогласно объявляя: «В парк! В парк! » Снова появляется автобус, но сесть в него непросто, дверцу (двое стоящих близко взрослых) заедает, она скрипит, возникает давка.

С трудом, плотно набившись, все размещают­ся, и автобус двигается. На пути много ухабов, и автобус, будучи «резиновым», то сжимается, то разжимается, преодолевая узкие места (двери, коридоры игровых помещений). Несмотря на тряс­ку и давку, все нужно выдержать, чтобы доехать до места назначения, а тут еще оказывается, что, переволновавшись, мальчик сел не в тот автобус.

Пытаясь выяснить, куда же едет, он получает противоречивые, взаимоисключающие ответы или не получает их вообще. Хочет сойти на ближай­шей остановке, но тут, как назло, попадается кон­тролер, который настойчиво выясняет, кто он та­кой, кто его родители, слушается ли он их и часто ли ездит в противоположную сторону.

Далее мальчик едет уже в своем автобусе, на пути которого постоянно встречаются разные пре­пятствия: ремонт дороги, долго не открывающий­ся шлагбаум, частые светофоры и т. д. Времени же остается все меньше и меньше, что подчеркивают «часы», заявляя: «Осталось 5 минут, 4 минуты, 3 минуты, совсем немного, скоро времени не ос­танется совсем».

Выйдя с трудом из автобуса, у которого закли­нило дверь, наш герой бежит в школу, а один из участников игры повторяет: «Хорошие мальчики не опаздывают в школу, они приходят в нее всегда вовремя». Вот и школа. Но не тут-то было. Его встречает всем недовольная уборщица, которой не нравятся внешний вид, пятна на одежде, не со­всем чистая, не блестящая обувь и многое другое.

Она начинает с вдохновением читать мораль, в то время как вот-вот должен прозвенеть звонок, а тут еще гардеробщик стыдит за оторванную в ав­тобусе пуговицу и дает настоятельные советы по лучшему уходу за одеждой.

Едва освободившись, мальчик пытается вбе­жать в класс, но его останавливает дотошный де­журный, проверяющий чистоту ногтей, количе­ство учебников и тетрадей и заодно готовность к уроку. Преодолев и это препятствие, ребенок ока­зывается в классе, где только что начался урок. Он опоздал, но учительница спокойно говорит, что­бы он садился и занимался вместе со всеми.

Потрясенный мальчик даже не успевает выра­зить свою признательность за столь радушный прием, как получает задание, и урок продолжает­ся как обычно.

Мы видим — в проигрывании его страхов сгуще­ны краски, драматизированы до абсурда опасения, то есть все, чего он опасается и боится, здесь вы­ведено наружу, представлено так, как если бы это произошло, случилось. Уже нет тревожного ожи­дания «роковых», каких-то необычных, а в сущнос­ти, внушенных, последствий опоздания. Исчезают и непереносимость страха, и общая напряженность как существенные звенья его болезненного состо­яния. Опоздание становится опозданием, а не воз­мездием за него; ответственность — правилом по­ведения, а не дамокловым мечом; страх — страхом, а не концом света или всемирным потопом. Все встает на свои реальные места.

После проигрывания страха необходимо обсу­дить все действия участников игры. Это позволя­ет закрепить в сознании ребенка, как именно он может вести себя в сложной жизненной ситуации. Разыгрывание своих страхов помогает детям пре­одолеть внутреннее напряжение, не впасть в оце­пенение, не стать пассивной жертвой, а научить­ся действовать осмысленно и эффективно.

Подобные игры можно проводить и дома с не меньшим эффектом. Условие для этого — поме­няться ролями: родителям на время стать учени­ками, олухами, паиньками, боязливыми или бес­страшными, а детям дать себя попробовать в роли родителей, учителей, сверстников. Полезно на себя посмотреть со стороны, да и юмор не меша­ет, уже не говоря о жизнерадостной атмосфере игры, эмоциональной разрядке накопившегося нервного напряжения и взаимного недовольства.

Главная задача игрового сотрудничества детей и родителей состоит в поиске оптимальных, пусть вначале и просто альтернативных, путей решения конфликтных ситуаций, вызывающих страх. А за­тем надо просто закрепить в сознании ребенка ощущения победителя — пусть даже пока побеж­денным остается всего-навсего разыгранный страх.

 

Глава 2

 

 

Нарисованные страхи

 

Рисование, как и игра, — это не только отраже­ние в сознании детей окружающей действитель­ности, но и ее моделирование, выражение отно­шения к ней. Поэтому через рисунки можно луч­ше понять интересы детей, их глубокие, не всегда раскрываемые переживания и учесть это при уст­ранении страхов.

Творческий подход в рисовании позволяет раз­вить воображение, гибкость и пластичность мыш­ления. Неоднократно отмечалось, что дети, кото­рые любят рисовать, отличаются большей фанта­зией, непосредственностью в выражении чувств и гибкостью суждений. Они легко могут предста­вить себя на месте того или иного человека или персонажа рисунка и выразить свое отношение к нему, поскольку это же происходит каждый раз в процессе рисования.

Последнее как раз и позволяет использовать рисование в терапевтических целях. Рисуя, ребе­нок дает выход своим чувствам и переживаниям, желаниям и мечтам, перестраивает свои отноше­ния в различных ситуациях и безболезненно со­прикасается с некоторыми пугающими, неприят­ными и травмирующими образами.

Рисование, таким образом, выступает как спо­соб постижения своих возможностей и окружаю­щей действительности, моделирования взаимоот­ношений и выражения эмоций, в том числе и от­рицательных, негативных.

Однако это не означает, что активно рисующий ребенок ничего не боится, просто страхи не за­крепляются в его сознании, они проходят быстро и безболезненно, как необходимые этапы возрас­тного развития.

К сожалению, некоторые родители считают игру и рисование несерьезным делом и стремят­ся заменить их чтением и другими интеллектуаль­но более полезными, с их точки зрения, занятия­ми. Не отрицая важность чтения, подчеркнем, что для гармоничного развития ребенку нужно и то, и другое. Причем чем эмоциональнее ребенок, чем больше у него склонность к фантазированию, тем больше он подвержен устойчивым страхам. А значит, тем больше ему нужно игр и творчес­ких занятий.

Как правило, дети от трех до одиннадцати лет не нуждаются в особых понуканиях, чтобы взять­ся за фломастеры и карандаши. Все, что им нуж­но, это очистить место на столе. В этом возрасте дети рисуют сами, непринужденно и свободно, вы­бирая темы и представляя воображаемое так ярко, как если бы это было на самом деле. Поэтому имен­но в указанном возрасте борьба со страхами по­средством рисования представляется наиболее эффективной.

Почему применение рисункотерапии не реко­мендуется в подростковом возрасте? Потому что начиная с одиннадцати лет ребенок начинает кри­тично относиться к своим талантам и умениям. Он стремится не столько передать образ, живущий в его сознании, сколько сделать это «правильно», как на картинах известных мастеров. Несоответствие между яркими видениями и плоской, невырази­тельной картинкой только усиливает внутренний дискомфорт ребенка, приводит к появлению еще больших зажимов и комплексов.

Конечно, это не значит, что рисовать детям пос­ле одиннадцати лет бесполезно и незачем. Психо­логами разработаны методики, рассчитанные даже на пациентов преклонного возраста. Просто чем старше пациент, тем более избирательным должен быть метод, позволяющий ему выявить свои внут­ренние опасения и тревоги.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.