Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





ДЕТСКИЕ СТРАХИ 4 страница



Как и следует из причин появления агрессии, основными условиями для ее снижения станут до­брожелательная и мирная атмосфера дома, акцен­тирование на положительных качествах малыша, снятие лишних ограничений и совместные с роди­телями занятия чем-нибудь интересным и приятным.

Отдельным случаем является коллективное за­ражение детей ненормативной лексикой. Типич­ная история: утром в детский сад пришел мальчик, обогащенный новыми словами. К концу дня ими весело оперировала вся группа, а через неделю эпидемия мата захлестнула весь детский сад.

Большой трагедии в этом нет. Ребенок живет не в безвоздушном пространстве. Он обладает способностью получать и накапливать информа­цию. Даже если в семье малыша матом никто не ругается, он может услышать экспрессивное вы­ражение на улице. Запрет на произнесение бран­ных слов только усиливает тягу к ним. А востор­женное отношение ко всему новому — это нор­мальное свойство любого детского коллектива.

Наверное, излишним будет говорить, что уве­щевания и даже наказания детей к быстрому эф­фекту не приведут. Запретный плод сладок, и дети начнут использовать ненормативную лексику, об­щаясь между собой, как некий кодовый язык, ко­торый приближает их к манящему миру взрослых. Зато, если не акцентировать на этом внимания, не устраивать истерик, а спокойно подчеркивать, что такое поведение детей вас не устраивает («Мне не нравятся такие слова», «Мне очень не­приятно, когда ты произносишь такие слова», «У нас в семье так не принято»), эпидемия сама собой сойдет на нет.

Локализовать «бранные баталии» можно и иг­ровым способом. Например, предложить произно­сить «мусорные» слова только над мусорным вед­ром. Это же логично! Такая альтернатива жестко­му запрету уберет лишнюю привлекательность с ненормативной лексики и сведет ее употребление к контролируемому минимуму.

 

Если мама одна. Что делать маме, если она по тем или иным причинам играет сразу две роли — и мужскую и женскую? Главное, набраться терпения и выдержки. Если в полной семье мама может себе позволить проявление крайних эмоций — бес­причинного смеха или горьких слез, то в семье без отца такое поведения может задеть психику ребен­ка. Он должен быть уверен, что мама — тот басти­он, за которым можно спрятаться от всех жизнен­ных невзгод. Помните, маленький ребенок — не тот собеседник, которому можно жаловаться на горь­кую судьбу. Помочь вам он никак не может, и осо­знание собственного бессилия ляжет на его пле­чи тяжелым грузом, вызывая чувство вины и обо­стряя все внутренние конфликты и страхи.

Одинокая мама по отношению к ребенку долж­на проявлять спокойствие и уверенность. Поста­райтесь выработать ряд простых правил, которые должны соблюдаться изо дня в день, — определен­ное время подъема и отхода ко сну, чистить или не чистить зубы два раза в день, сколько раз при­нимать пищу, что можно, что нельзя. Такие прави­ла организуют вашу жизнь и сэкономят кучу энер­гии и нервов и вам, и вашему ребенку.

Не бойтесь придумать «неправильное» правило. Для ребенка трех-пяти лет главное — стабильность окружающего мира. И если вы решите, что вмес­то девяти часов вечера он может укладываться спать в одиннадцать (но уже в это время не будете принимать никаких отговорок и настоите на отхо­де ко сну) — никто вас не осудит.

Если говорить об ограничениях, желательно, чтобы их было не так много, иначе вы не сможете следить за их соблюдением. Каждый раз, когда вам приходится отходить от правил, вы должны объяс­нять ребенку, почему так делаете, и возвращаться к обычному распорядку дня, когда мешающие ему события проходят. Так, например, если вы на один день поехали в гости к друзьям или родственни­кам, вы не обязаны настаивать на дневном сне малыша (если он и без него неплохо себя чувству­ет), но обязательно должны пояснить ему: «У тети Тани нет отдельной комнаты, где ты мог бы поспать, поэтому, если ты не чувствуешь себя сонным, ты можешь поиграть еще. Но учти, что вечером се­годня мы должны будем лечь спать пораньше».

Всегда выполняйте свои обещания! Если вы за­прещаете ребенку открывать окно (что, в общем-то, совершенно логично) под-страхом наказания, за­метив нарушение запрета, накажите ребенка. При этом не надо на него кричать, рассказывать, какие ужасы могут произойти, или шлепать по попе. До­статочно будет строгим голосом напомнить о зап­рете и поставить нарушителя в угол на 3-5 минут (время для такого наказания выбирается соответ­ственно возрасту малыша: по одной минуте на год). Конечно. Моментального послушания сорванца таким мягким методом вы вряд ли добьетесь, но, если он будет четко осознавать связь между нару­шением и наказанием (пусть даже чисто символи­ческим), ему проще будет принять ваши правила.

Но при всей внешней строгости не забывайте показать малышу, как вы любите его, как вам его не хватает. Не ждите для этого специального по­вода (и ни в коем случае не обрушивайте на него лавину нежности сразу после наказания), просто в каждую свободную минуту посмотрите, чем за­нимается ваше дитя, примите участие в его играх, не стесняйтесь обнимать его и гладить по голове. И обязательно говорите «Я люблю тебя» ребенку перед сном — именно это защитит его от ночных кошмаров лучше всего другого.

Одним словом, мать в неполной семье должна сочетать в себе такие качества, как самоконтроль (сначала подумать, а потом действовать), сдержан­ность (не устраивать истерик на глазах у ребенка) и рационализм (распорядок дня, запреты и ограни­чения должны быть установлены и обязаны строго соблюдаться). С другой стороны, маме нельзя за­бывать и про чисто женские качества — готовность к ласке, состраданию и пониманию. Каким бы слож­ным ни казалось совмещение перечисленных ка­честв, при желании этого можно достичь, поставив перед собой задачей создание таких условий, при которых ребенок может вырасти в свободную от страхов, гармоничную личность.

 

 

Глава 4

 

 

Кризисный возраст (пять-семь лет)

Понятие «кризисный возраст» во многом услов­но. Принято считать, что по мере своего взросле­ния дети переживают несколько кризисов — в один год, три и шесть. Но у кого-то этот кризис прохо­дит незамеченным, а у кого-то — растягивается на несколько лет.

Чем сложен возраст от пяти до семи? Тем, что это время окончательного становления личности ребенка. Вспомним старую русскую присказку: учи ребенка, пока поперек лавки ложится! Не будем выяснять, какой ширины была лавка у мудреца, придумавшего эту фразу, но абсолютно понятно, что, если до семи лет ребенку не удалось привить общих правил поведения, если в нем не закрепи­лись основные социальные понятия, дальше про­блемы с ним только усугубятся.

И еще одни безусловный факт: по многочислен­ным наблюдениям психологов, именно на старший дошкольный возраст приходится наибольшее ко­личество страхов. Считается нормой, если ребе­нок в разговоре со специалистом может назвать семь, восемь, а то и девять постоянно мучающих его страхов. Чаще всего они выступают определен­ным комплексом, где каждый последующий страх имеет под собой ту же основу, что и предыдущий. Соответственно и рассматривать мы их будем по группам, подбирая к каждой свои профилактиче­ские меры.

Ну а теперь еще немного о характерных осо­бенностях этого возраста. С пяти лет дети начи­нают задаваться более общими, отвлеченными вопросами. На смену «Почему листья зеленые? » приходят «Откуда мы взялись? В чем смысл жиз­ни? ». Конечно, пока нет смысла забивать голову ребенка философскими трактатами и цитировать ему известных мудрецов — эти вопросы просто говорят о том, что его мозг дозревает до абстрак­тного мышления.

Попросите четырехлетнего малыша описать игрушку — он в лучшем случае назовет один-два ее признака: «Она белая и большая» (про игрушеч­ную собаку) или «Он круглый и гладкий» (про мяч). Всего год спустя ребенок уже выделяет всю сово­купность признаков, учится разделять явления и предметы по группам, классифицировать их. Имен­но с пяти лет (и не раньше) есть смысл начинать учить малыша узнавать время по часам — его по­ниманию становится доступна категория времени, а заодно и пространства.

В этом возрасте детям становятся доступны тон­кости отношений между людьми. Обратите вни­мание: девочки из всех игр начинают предпочи­тать дочки-матери, где они примеряют на себя то роль взрослого, то малыша. Они уже могут вы­строить незамысловатый сценарий и довести его до конца — «Давай ты как будто мама, а я дочка, и ты приходишь с работы усталая, а я помогаю тебе занести сумку на кухню, и мы готовим ужин». Са­мой любимой мальчишеской игрой становится «войнушка» с ее сложными стратегическими зада­чами и постоянным выяснением лидерства.

Именно благодаря такому опыту «перевоплоще­ний» отношения с окружающими людьми стано­вятся более гибкими, разносторонними. Дети учатся становиться на место другого, понимать его мысли и эмоции. С одной стороны — это свиде­тельствует о развитии ребенка, с другой — делает его более восприимчивым к чужим страхам и со­стоянию тревожности.

Но перед тем как перейти к рассмотрению не­посредственно страхов, отметим еще несколько особенностей, которые характеризуют детей стар­шего дошкольного возраста. Где-то с пяти лет они оставляют надежду «когда-нибудь вырасти и же­ниться на маме» — роль дамы сердца все чаще от­дается сверстнице. В то же время общаться и маль­чики, и девочки предпочитают с ровесниками сво­его пола, они становятся обособленными группами, в каждой из которых — свои критерии оценки, свои лидеры и свои взаимоотношения. К слову сказать, для девочек в этом возрасте необыкновенно важ­на оценка именно девочек, для мальчиков — имен­но мальчиков. Самое обидное обвинение, которое можно предъявить пятилетней красотке: «Ты ве­дешь себя как мальчишка! » — и наоборот.

 

Страхи чертей и других демонических личнос­тей. В какой-то мере этот страх — продолжение уже изученного нами страха мифических персо­нажей. Но он накладывается на новое видение мира. Как мы уже говорили, ребенок задается воп­росами мироустройства, он спрашивает о Боге (Создателе) и о противоположном, злом начале. Даже в семьях, где нет традиций говорить о рели­гии, образ черта проскакивает в ругательных вы­ражениях, формируется благодаря литературе и кинематографии.

Черт — это не просто страшилка из сна. У шести­летних детей уже развито понимание, что кроме хо­роших, добрых и отзывчивых родителей есть и пло­хие. Плохие —те, кто часто ругают и наказывают ре­бенка, относятся к нему несправедливо, а также повышают голос друг на друга, ссорятся и проявля­ют крайнюю степень нетерпения и ненависти. В та­ких семьях дети чаще всего подвержены страхам чертей. Рогатая пакость предстает перед ними в роли нарушителя социальных устоев, семейной гармонии. Кроме того, как и все представители потусторонне­го мира, он обладает непонятной и неисчерпаемой энергией, от него можно ждать чего угодно.

Черт — всегда разрушитель. Даже если он не причинит боли, он перенесет в другой мир или раз­рушит этот. В большей степени подвержены бояз­ни чертей послушные дети, испытавшие характер­ное для возраста чувство вины при нарушении правил, предписаний по отношению к значимым для них авторитетным лицам. Понятно, что боль­шое количество ограничений и постоянные нака­зания только подстегивают страх, делают его ог­ромным и непреодолимым.

Здесь следует помнить, что исключительным авторитетом для ребенка пяти-семи лет является родитель того же пола. Шестилетняя девочка так оправдывает свое непослушание: «Я же хочу быть как мама. Мама красит губы, и мне надо делать так же! » То, что мамина косметичка для девочки под запретом, просто заставляет ее пользоваться ее содержимым, когда родителей нет дома. Боясь быть застигнутой за запрещенным занятием, шес­тилетняя кокетка стирает помаду практически сра­зу после ее нанесения, а ночью просыпается от кошмаров — огромный черт снится ей почти каж­дую ночь и грозит унести непослушницу с собой «под землю».

Впрочем, гораздо более критической можно охарактеризовать ситуацию, когда родитель на­столько разочаровывает ребенка, что тот отказы­вается быть похожим на него. Во время психоло­гического тестирования перед первым классом семилетний мальчик так и не смог изобразить всю семью: на рисунке появлялся то он сам, то мама, отца он изобразил густым фиолетовым цветом в самом уголке листа. Когда психолог начал расспра­шивать мать, выяснилось, что отец у ребенка пью­щий, часто кричит на мальчика, может дать под­затыльник или отлупить ремнем. В играх мальчик никогда не берет на себя роль мужчины —он с го­раздо большим желанием изображает собачек или кошек. Когда его попросили нарисовать свой са­мый большой страх, тем же самым фиолетовым фломастером он нарисовал фигуру черта — с хво­стом, копытами и рогами.

Не требует доказательств утверждение, что по­добные страхи снимаются только доброжелатель­ным, положительным настроем в семье. В данном случае помощь нужна не ребенку, а, скорее, роди­телям. Они должны понимать, что при всей слож­ности их взаимоотношений, у них одна общая цель — воспитать здорового, нормального ребен­ка. И ради этой цели стоит выбрать такую форму поведения и сотрудничества, которая бы не под­рывала веру маленького человечка в семью, в ее защиту и поддержку.

 

Страх смерти. Ведущим страхом старшего до­школьного возраста является страх смерти. В ка­кой-то степени, это тоже следствие развития аб­страктного мышления: ребенок не просто осо­знает категории времени и пространства, он начинает понимать необратимость процессов. V него уже есть определенный багаж памяти, он помнит, как «был маленьким», помнит определен­ные этапы взросления и понимает, что дальней­шие изменения рано или поздно приведут его к смерти. Именно неотвратимость смерти пугает его больше всего. Он знает: каким бы послушным он ни был, сколько бы противной каши ни глотал, какие бы правила и ограничения ни соблюдал — смерть неизбежна.

Часто, впервые осознав этот факт, дети пол­ностью выходят из-под контроля. В пять с поло­виной лет девочка стала отказываться от еды, она часто плакала, перестала играть со сверстника­ми. Выяснилось, что незадолго до этого умерла бабушка девочки, и несколько дней ее родители были полностью заняты хлопотами, связанными с похоронами. От испуганного происходящим ре­бенка просто отмахивались, на нее прикрикива­ли, чтобы не мешалась под ногами, сидела в сво­ей комнате.

Девочка пережила сразу два стресса — сам факт смерти (бабушка жила в другом городе, и ребенок не был к ней сильно привязан) и измену родителей. Именно так она восприняла невнима­ние к своему состоянию. В результате в ее мозгу сложилось твердое убеждение: «Зачем жить, если все равно умрешь, к тому же я здесь никому не нужна».

Другой пример, когда похороны дальнего род­ственника, на которые ребенка взяли, потому что его не с кем было оставить, произвели на пятилет­него мальчика такое удручающее впечатление, что еще несколько лет после них он не мог проходить мимо кладбища (оно располагалось неподалеку от дома и любой путь так или иначе лежал вдоль клад­бищенской стены). Каждый раз, когда на террито­рии кладбища играл похоронный марш, мальчик затыкал уши, закрывал глаза и бежал вдоль огра­ды изо всех сил, лишь бы быстрее оказаться дома или подальше от страшного места.

Страх смерти не закрепляется в сознании тех детей, в семьях которых не принято акцентировать внимание на ужасах жизни, где не обсуждают со смаком всех деталей увиденной катастрофы, не перечисляют всевозможные заболевания и их по­следствия. Впрочем, для особо впечатлительных детей может быть достаточно увиденного филь­ма или другой информации, поданной в категорич­ной форме. Так одна девочка услышала от мамы (которая отличалась сильным характером и авто­ритарностью в семье), что немытые фрукты есть нельзя. «А то заболеешь и умрешь», — подчеркну­ла свой запрет строгая мама. Безусловно, ею дви­гали благие намерения, но результат превзошел все ожидания: сначала девочка тщательно мыла все фрукты и овощи, затем ее мания перешла на дру­гие продукты питания — она требовала мыть кол­басу, отварной картофель, макароны. Она пере­стала есть в гостях и даже в случае сильной жаж­ды отказывалась пить воду на улице — вдруг в стакан или бутылку попадет грязь, и она заболеет и умрет?

Страх смерти обостряется и обостряет другие страхи при неблагоприятных жизненных обстоя­тельствах. Девочка семи лет после смерти люби­мой кошки стала плаксивой, обидчивой, переста­ла смеяться, не могла смотреть и слушать сказки, так как от жалости к героям плакала навзрыд и долго не могла успокоиться.

Главным же было то, что она панически боялась умереть во сне, как кошка, поэтому не могла за­снуть одна, испытывая от волнения спазмы в гор­ле, приступы удушья и частые позывы в туалет. Как мы видим, случай с кошкой пришелся как раз на возрастной максимум страха смерти, актуализиро­вал его и привел к непомерному разрастанию в во­ображении впечатлительной девочки.

Снять такой страх смерти непросто. Иногда даже требуется принимать специально назначен­ные успокоительные средства. Главное, ни в коем случае не ругать ребенка за этот страх, не подни­мать его на смех, а лучше — вообще не акцентиро­вать на нем внимание. Важно дать понять, что в таком страхе нет ничего необычного. Вы можете сказать: «Я тоже боялся смерти, когда был в твоем возрасте. Но потом я подрос и понял, что ничего страшного в этом нет. Никто не знает, что ждет нас после смерти. А может быть, мы просто перей­дем в другой мир, где встретим тех, кто расстался с нами раньше? Конечно, все рано или поздно уми­рают. Но это не значит, что здесь и сейчас мы не можем быть счастливы. Ты прожил всего пять (или шесть, или сколько ребенку в данный момент) лет, а мы с мамой — уже тридцать! И умирать не соби­раемся. А это значит, что у тебя впереди как ми­нимум 25 лет — во много раз больше, чем ты уже прожил, так стоит ли бояться события, которое произойдет так не скоро? »

Это примерный монолог, который можно про­изнести, когда будут замечены первые признаки страха перед смертью. Как правило, если страх еще не окончательно парализовал ребенка, пер­вым его признаком становятся вопросы: «А я не умру? », «Когда я умру? » Отвечать на них надо спо­койно, уверенно, примерно в том духе, который был описан выше. Хуже нет, если мама, сама пе­режившая подобное в детстве, начинает сюсю­кать с ребенком, убеждая его, что смерть тому не грозит. В пять-семь лет дети прекрасно отли­чают правду ото лжи, вместо того чтобы успоко­ить ребенка, мама просто теряет его доверие, что только усугубит положение.

Страх смерти относительно чаще встречается у девочек, что связано с более выраженным у них, в сравнении с мальчиками, инстинктом самосо­хранения. Зато у мальчиков прослеживается бо­лее ощутимая связь страха смерти со страхами чужих, незнакомых лиц, переживаемых в младен­ческом возрасте. То есть мальчик, боящийся дру­гих людей, будет более подвержен страху смерти, чем девочка, у которой нет такого резкого проти­вопоставления.

 

Страхи животных, стихии, пожара, войны, на­падения. Эти страхи можно объединить в одну группу, потому что все они имеют косвенное от­ношение к страху смерти: собака (или любое дру­гое крупное животное) может закусать, загрызть до смерти, молнии убивают, в пожаре можно сго­реть, а на войне — получить смертельное ранение.

Зачастую дети в возрасте от пяти до семи лет не признаются в существовании у них страха смер­ти как такового, но на него безошибочно указыва­ет комплекс приведенных выше страхов.

Так, одна мать привела на прием к психологу своего сына, жалуясь, что он боится абсолютно всего — не может оставаться один, не заходит в темную комнату, не смотрит картинки, если на них изображен волк или большая собака. Ребенок не переносил толпу, боялся речки и даже в ванне ку­пался со скандалом. Мать охарактеризовала его как упрямого, вредного ребенка, очень похожего на ее мужа, с которым она рассталась.

Предположив, что именно развод явился причи­ной столь тяжелой психологической травмы, пси­холог начала расспрашивать мать о мотивах ее рас­ставания с мужем. Выяснилось, что, имея тревож­ный, мнительный характер и при этом всячески стараясь доказать собственную самостоятельность и значимость, женщина постоянно выводила мужа на конфликт, подчеркивала свое преимущество пе­ред ним, ревновала к вымышленным любовницам. Когда мужчина, не выдержав такого напора, ушел из семьи, мать перенесла свою манеру поведения на подрастающего сына. Она требовала безогово­рочного послушания, часто повышала голос на мальчика, требовала, чтобы он не хныкал и умел занять себя сам.

Ребенок, переживший крушение своего малень­кого мира (развод родителей в этом возрасте дети зачастую воспринимают именно так) и не увидев­ший поддержки в истеричной маме, стал бояться собственного исчезновения: «Папа исчез, если я исчезну, ей будет только лучше! » — заявил он на расспросы психолога. Конечно, изменить взрос­лого человека непросто, но психолог дала не­сколько советов, как стабилизировать отношения в семье, помочь мальчику справиться со своими страхами.

Во-первых, она посоветовала матери не пресекать общение сына с отцом. Чтобы избежать конфликта между различными подходами в воспитании (по сло­вам матери, отец баловал ребенка, позволял ему «си­деть у него на шее»), были выработаны правила встреч: папа приходит два раза в неделю, помогает сыну выполнять задания, данные в детском саду (мальчик занимался с логопедом), и затем гуляет с ним не более 2 часов. Мама, со своей стороны, не вмешивается в общение сына с папой и не осуждает бывшего мужа в присутствии ребенка.

Во-вторых, матери было рекомендовано снять ряд ограничений, которые ребенок не в силах был соблюдать: спать с выключенным светом, ходить гулять одному. Для мальчика был куплен специаль­ный ночник, который давал приглушенный свет и не мешал спать ни ему, ни матери; в прогулках мальчика сопровождали мать или отец.

И, наконец, мама прошла курс обучения «по­ложительному воспитанию», когда акцент делает­ся не на наказании, а на поощрении. «Ты не зап­лакал, когда увидел собаку? Какой ты молодец! Ты очень смелый мальчик». Любой хороший по­ступок ребенка не должен быть незамеченным, на каждый необходимо дать похвалу. Именно так можно изменить представление ребенка о себе с «трусливого, капризного плаксы» на «смелого, от­важного героя», что поможет ему победить свои страхи и относиться к маме с большим доверием и любовью.

 

Страх опоздания. В отличие от предыдущих, этот страх не связан напрямую со страхом смер­ти. Он принадлежит к группе так называемых «со­циальных» страхов, когда ребенок боится не со­ответствовать требованиям, предъявляемым ему со стороны общества.

Страх опоздания часто сопутствует общей мни­тельности. В его основе лежит неопределенное и тревожное ожидание какого-либо несчастья. Иног­да подобный страх приобретает навязчивый, невро­тический оттенок, когда дети мучают родителей бес­конечными вопросами-сомнениями вроде: «А мы не опоздаем? », «А мы успеем? », «А ты придешь? ».

В крайней стадии своего проявления такие стра­хи вызывают и физиологическую реакцию: перед долгожданным праздником девочку может тош­нить, иногда на детей нападает сонливость. Так, ребенок может вечером ворочаться с боку на бок, поминутно спрашивая: «А ты будильник постави­ла? А мы не проспим? », зато утром его невозмож­но добудиться, он засыпает, продев ногу в одну штанину, не может сам умыться, клюет носом за завтраком.

Социальные страхи часто всего встречаются у детей, родители которых и сами не уверены в том, что оправдывают возложенные на них обще­ством задачи. Это или слишком молодые люди, или люди, привыкшие считать себя неудачника­ми. Не сумев реализовать себя в собственной жизни, они пытаются сделать это через детей. В таких семьях детям предъявляются завышенные требования: их начинают учить читать, не дожи­даясь, пока они сами проявят интерес к книге, ждут от них взрослого, обдуманного поведения. С другой стороны, их чрезмерно опекают: кута­ют во все теплое (или, наоборот, раздевают с це­лью закаливания), запугивают, пытаясь добиться полного послушания.

Как правило, большего ждут от мальчиков. Это связано с той ролью, которая приписывается муж­чинам в современном обществе: он должен быть добытчиком и защитником, «рыцарем без страха и упрека». Особенно такое воспитание характер­но в неполных семьях, где разочарованная в муж­ском роде мать пытается воспитать «идеального» мужчину. Зачастую она вообще переносит на сына все свои ожидания от жизни, заставляет его иг­рать роль взрослого. Такие матери совершенно искренне и всерьез обижаются на ребенка, если он забывает ее наставления. Для нее — это про­должение равнодушия, которым обжигал бывший муж. А слезы матери воспринимаются детьми как самое страшное наказание.

Увы, чем более требовательной бывает мама, тем больше шансов у ее ребенка вырасти запуган­ным мямлей и боякой. Он чувствует, что ему не по силам соответствовать ожиданиям матери, боит­ся разочаровать ее, и от этого только глубже по­гружается в состояние неуверенности в себе, об­щей тревожности. Страх опоздания — лишь част­ное проявление болезненно заостренного и фатально неразрешимого внутреннего беспокой­ства, т. е. невротической тревоги, когда прошлое пугает, будущее тревожит, а настоящее волнует и озадачивает.

Только дети, которые чувствуют безусловную любовь родителей, знают, что их принимают це­ликом, со всеми бедами и недостатками, могут вырасти в сильных, уверенных в себе людей. Для полноценного развития ребенка чрезвычайно важ­но, чтобы он мог свободно проявлять свои чув­ства и эмоции, не боясь быть осмеянным или на­казанным.

 

Страх перед школой. Дети даже одного возрас­та по-разному относятся к предстоящему поступ­лению в школу. Кто-то ждет его с нетерпением, предвкушая новые знакомства и открытия, кто-то — с недоверием и боязнью. Нечего и говорить, что последних больше среди тех детей, кто на по­роге своего семилетия так и не смог преодолеть навязчивые страхи предыдущих лет жизни.

Страх перед школой — это один из случаев про­явления социальных страхов.. В нем, кроме проче­го, отражается более общий страх новизны, пере­мен, когда от каждого нового дня ребенок ждет неприятностей и проблем. Часто дети, не выража­ющие особого стремления идти в школу, в детса­довском возрасте тяжело сходятся со сверстни­ками, предпочитают играть в одиночестве.

С другой стороны, появление такого страха мо­гут спровоцировать и чисто внешние причины: ребенок может услышать, как кто-нибудь из зна­чимых и авторитетных для него людей выражает негативное отношение к школе. Заявить об этом может старшая сестра или брат: «Терпеть не могу школу! Там только и делают, что придираются! », родители: «Я в Школе был настоящим сорванцом, целыми днями простаивал в углу! » или любой дру­гой взрослый человек.

Но не менее осложнит вхождение в школьный возраст и чересчур оптимистичная позиция роди­телей, когда они возлагают на ребенка слишком много надежд, придавливая его страхом не оправ­дать их: «Пойдешь в первый класс, будешь прино­сить одни пятерки, правда? Я в первом классе была круглой отличницей! »

И та и другая крайность приводят к одному ре­зультату: ребенок не высказывает особого энтузи­азма в разговорах о школе, не любит играть в «уро­ки и учителя», а иногда и вовсе начинает плакать при любом упоминании слов школьной тематики.

Впрочем, свой страх уже подросшие дети мо­гут маскировать обычной незаинтересованностью: «Чего я там не видел, в этой школе? Я и так все знаю! » В любом случае появление такого барьера легче предупредить, чем потом стараться от него избавиться.

В качестве мер профилактики можно пореко­мендовать всегда обдумывать свои слова перед тем, как заговорить с ребенком о школе. Лучше всего, если еще с раннего детсадовского возраста вы имеете привычку рассказывать ему забавные и веселые истории, которые происходили с вами, пока вы учились. Можно вместе листать выпуск­ные альбомы, вспоминая, кем стал тот или иной одноклассник (думаю, не стоит лишний раз под­черкивать, что примеры должны быть положитель­ными; случай «... Толик спился, а потом и вовсе в сугробе замерз» — категорически не приветству­ются). Хорошо, если у вас до сих пор сохранились товарищи, дружбу с которыми вы завязали со школьной скамьи, тогда у вас будет отличный по­вод время от времени подчеркивать, что школа — это место, где можно найти настоящих друзей.

Страха перед школой не возникнет у тех детей, на которых родители не наседают с развивающи­ми занятиями, требуя от них то, что им пока не под силу. Распространенный пример, когда мама тре­бовала от дочки начать читать в пять лет, потому что дочь ее приятельницы «старше всего на пол­года, а уже бегло складывает слоги! ». Не забывай­те, у каждого из детей — свои способности и свое время их проявить. Уловить это время совсем не трудно: надо просто следить за тем, к чему малыш проявляет внимание. Тянется к карандашам — обеспечьте ему чистую бумагу и рисовальные при­надлежности. Заинтересовался книгой — предло­жите ту, которая наверняка задержит его внима­ние надолго, благодаря красочным иллюстраци­ям и крупным буквам. И не надо заставлять его си­деть с ней дольше, чем он сам того захочет! Поня­тие усидчивости ему пока не знакомо, ведь даже первоклассникам позволяют размяться в течение урока, чтобы не перенапрягать их пока еще слиш­ком нежную психику.

На самом деле, нет ничего хуже благих намере­ний родителей, которые слишком серьезно отно­сятся к своей роли воспитателей. Как правило, они лишь отбивают у ребенка весь интерес к позна­нию, внушая им стойкое и долговременное отвра­щение к учебе любого рода. Так, один папа, возна­мерившись преподать своему слишком нежному, на его взгляд, сынишке урок мужественности, за­ставил беднягу отжиматься от пола пять раз под­ряд. Учитывая, что до того момента малыш и од­ного-то раза отжаться не умел, не стоит удивлять­ся, что закончилось все побагровевшей от крика физиономией отца и отчаянным плачем мальчи­ка. Еще несколько лет после такого «урока» ребе­нок приносил положительные оценки по всем предметам, кроме... физкультуры, к которой те­перь питал такое стойкое отвращение, что каждый раз чувствовал тошноту, когда подходило время переодеваться в школьную форму.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.