Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





ДЕТСКИЕ СТРАХИ 7 страница



В результате даже самая безобидная игра пре­вращается для мальчика в ристалище, где он дол­жен показать все, на что он способен, иначе вся последующая жизнь превратится для него в че­реду неудач. Посмотрите, сколько усилий вкла­дывает малыш в то, чтобы «посалить» товарища в догонялках! И мы поощряем эту волю к победе, как залог будущего жизненного успеха. Кстати, из­лишнее рвение девочки в той же самой игре, ско­рее всего, не будет нами восприниматься так по­ложительно. Мы, пожалуй, даже пожурим ее, если она переборщит с силой хлопка ладошкой по спи­не «посаленного».

А сколько слез может вызвать поражение в дет­садовской спартакиаде! Причем переживают из-за проигрыша чаще всего именно будущие мужчи­ны. Девочки, как правило, больше утешают несо­стоявшихся победителей, а если и плачут, то скорее за компанию.

Как сохранить стремление мальчика к победе и вместе с тем снять страх поражения? Здесь важно объяснить ребенку, что настоящий мужчина обя­зан уметь не только выигрывать, но и проигрывать с достоинством, используя проигрыш как дости­жение, извлекая из него бесценные уроки.

Восьмилетний мальчик очень любит играть с дедом в шахматы. Конечно, дед чаще всего под­дается и искренне радуется, глядя, как внук бурно реагирует на победу. Но иногда сына на шахмат­ную баталию вызывает и отец. Надо сказать, что папа — еще весьма молодой человек и сам до кон­ца не справился со своими детскими страхами. Поэтому, начиная играть как бы в шутку, уже на пятой минуте игры он включается всерьез и чаще всего разбивает чадо в пух и перья. Мальчик реа­гирует на проигрыш истерикой — закрывается в комнате, рыдает, отказывается говорить. Папа в гневе, кричит на сына, называет его тряпкой и ны­тиком — налицо типичный домашний скандал и превращение мальчика в явного кандидата в не­врастеники.

Как и в большинстве подобных случаев, тера­пия здесь одинаково нужна как сыну, так и отцу. Роль психотерапевта на себя взяла мама. Дождав­шись, когда ребенок успокоится и заснет, а муж настроится на мирный лад, она задала супругу вопрос: в чем он видит свою роль как воспитателя сына? Какие именно качества пытается ему при­вить, и уверен ли, что выбрал наиболее эффек­тивный способ это сделать? Причем, чтобы не за­деть самолюбие мужчины (это еще одна ахилле­сова пята, которая появляется у мальчиков, если их детские страхи не прошли со временем, а толь­ко спрятались глубже), она не настаивала на отве­тах, просто попросила мужа подумать об этом.

На следующий день папа предложил сыну матч-реванш. Но в этот раз он старался контролировать себя, не торопил мальчика с очередным ходом и не пытался заманить его в ловушки. Он обращал его внимание на каждую игровую ситуацию и пред­лагал просчитывать последствия каждого хода. Игра закончилась дружеской ничьей, и с этого мо­мента шахматы стали одинаковым источником ра­дости для обоих мужчин — маленького и большо­го. А мальчик теперь старается к проигрышам от­носиться как к временным неудачам. Он знает, что жизнь даст ему еще один шанс, и если он сможет извлечь урок из своего поражения, то в следую­щий раз у него будет больше шансов победить.

 

Страх перемен. Сложно сказать, почему мужг екая психика оказывается гораздо менее устойчи­вой перед лицом перемен, чем психика женщины. Ведь мы привыкли считать, что мужчины прежде всего — разрушители и строители, в то время как женщине отводится почетная роль «хранительни­цы очага», отвечающей за стабильность и преем­ственность традиций. Но последние двадцать лет, когда о стабильности в нашем государстве гово­рить можно только с большой натяжкой, показа­ли, что мужчины чаще пасуют перед переменами, чем их «лучшие половины».

Возможно, разгадка в том, что цель женщины (как и любой самки) — выжить при любых услови­ях и обеспечить выживание своего потомства, тог­да как мужчине «сохранить лицо» важнее, чем со­хранить жизнь. Думается, именно многочисленные условности мужского общества, вопросы прести­жа, «приличности» того или иного образа действий и усложняют их реакцию на возможные переме­ны места или обстоятельств.

Вот конкретный пример: одиннадцатилетний мальчик вместе с родителями переехал из одного района города в другой. Родители всегда считали его очень общительным, говорили, что он легко находил общий язык и со сверстниками, и с людь­ми более зрелого возраста. А тут ребенка как под­менили. Он перестал выходить на улицу, забросил занятия в кружке, целыми вечерами начал проси­живать у телевизора или у компьютера. Возмож­но, родители бы списали такие изменения в пове­дении на проявления переходного возраста, если бы не более тревожные симптомы: мальчик стал раздражительным, начал вскрикивать по ночам, у него развилась плаксивость, которой раньше за ним не замечали.

Надо сказать, папе пришлось немало потрудить­ся (слава богу, что у отца и ребенка сохранились доверительные отношения), прежде чем он выяс­нил, что больше всего его сына пугает неопреде­ленность отношений между детьми в новом дво­ре. На прежнем месте жительства мальчик знал, какое положение он занимает, с кем он должен первый поздороваться, кто подойдет поздоровать­ся к нему. А здесь он в первый же день попал впро­сак, протянув руку подростку, который сквозь зубы процедил: «Ты что тут, самый крутой, что ли, за руку с тобой здороваться! »

Конечно, с высоты своего взрослого положения мы можем посмеяться над таким незначительным происшествием. А для подростка, который поте­рял привычное окружение, к тому же еще только вступил в новый период своей жизни, этот эпизод стоил спокойствия и уверенности в себе.

Если продолжать анализировать корни страха перемен, можно выделить и еще одну причину, по которой у мальчиков он встречается гораздо чаще, чем у девочек. Мы уже не однажды упоми­нали об этом, но многие проблемы закладывают­ся в раннем детстве, когда ребенок впервые стал­кивается со страхом потерять маму. Есть наблю­дения, доказывающие, что мальчиков реже, чем девочек, укачивают на руках. Их чаще оставляют в кроватке или коляске «проплакаться», с ними меньше сюсюкают и «тетешкаются», больше на­казывают. Поэтому свою незащищенность маль­чики ощущают острее, чем девочки. В ситуации перемен ощущение незащищенности обостряется, ведь еще неизвестно, с какой опасностью теперь предстоит столкнуться!

Поэтому не стоит кричать на мальчика, прояв­ляющего нервозность накануне поездки на дачу или на морской курорт. Гораздо более эффектив­ным способом утихомирить его станет спокойный разговор. Вы же планируете все необходимые дей­ствия во время сборов? Запланируйте и 10-15 ми­нут на общение с сыном. Расскажите ему, куда вы поедете, что он увидит на новом месте, распиши­те достоинства перемен, объясните, почему они необходимы. Не забудьте предупредить ребенка, как вести себя во время поездки и по прибытии на новое место, особо подчеркнув, что он всегда мо­жет обратиться к вам при возникновении любого рода сложностей.

Вы будете удивлены, но в дошкольном и млад­шем школьном возрасте мальчиков могут пугать такие мелочи, о которых вы и думать не думаете! Например, будет ли ему где сходить в туалет, най­дется ли вода, если он сильно захочет пить, где и как ему предстоит устраиваться на ночлег. Если вы заранее обговорите все эти детали, страх пе­ремен проявит себя гораздо слабее.

 

Страх потерь. «Мужчины — жуткие собственни­ки! » — говорим мы, оправдывая этим и чувство рев­ности мужчин и их нежелание делиться даже с са­мыми близкими друзьями личными вещами и мно­гие другие особенности мужского характера. Что ж, здесь женщины оказываются недалеки от ис­тины. Отчасти чувство собственника у мужчин происходит от ощущения своей ответственности за все, что их окружает. А эту ответственность, как мы уже отмечали, мы сами прививаем мальчикам с детства.

Родители часто рассказывают истории, как их малолетние отпрыски устраивают скандал из-за одной исчезнувшей игрушки. «Мы опаздывали в детский сад, но я не могла вытащить сына из квар­тиры, потому что он никак не мог найти свою лю­бимую машинку, — вспоминаетодна мама. —Я пе­рерыла все коробки с игрушками, передвинула кресла и диван, но машинка так и не нашлась. В результате я буквально утащила ребенка из дома, ной в группе он продолжал рыдать почти целый день».

Что это — проявление жадности? Невротиче­ская реакция на детский сад, в которой исчезнув­шая игрушка сыграла роль спускового механизма? Или просто необъяснимые детские капризы? Оче­видно, и то, и другое, и третье. И все это, вместе взятое, — страх потерь, который подавляющая часть мужчин проносит с раннего детства через всю сознательную жизнь.

Так же как и страх перемен, этот страх уходит корнями в отношения с матерью. Когда мама так или иначе отдаляется, ее роль начинают играть вещи из привычного окружения младенца — лю­бимая бутылочка, соска, плюшевый медведь. На­ходящиеся рядом, на привычных местах, эти вещи внушают ребенку: «Мы с тобой, ты не один, ты в безопасности». Взрослея, ребенок сам начинает определять предметы, обозначающие границы его личного влияния. Это могут быть игрушки, своя зубная щетка, полотенце, подаренное бабушкой, и много другое. Каждый раз, когда вещь, на кото­рой малыш привык останавливать взгляд, исчеза­ет, он чувствует, как пропадает кусочек его само­го, разрушается ощущение целостности и защи­щенности.

В старшем возрасте на описанный выше страх начинают накладываться и ограничения, привива­емые родителями. «Почему ты растерял конструк­тор? — вопрошает строгий отец. — Пока не най­дешь, новый не куплю! » «Опять дырка на коле­нях! — сокрушается мама. — Я на одних твоих штанах уже разорилась! » Страх потерь прогресси­рует и становится социально обусловленным: «Если я упущу из внимания книгу, шапку или иг­рушку, — думает ребенок, — я потеряю их, и мне опять достанется! »

Такой страх не имеет никакого отношения к со­бранности, напротив, занимая все мыслительные способности маленького человечка, он парализу­ет внимательность и память, заставляет его раз за разом перепроверять наличие обозначенных пред­метов. При этом стоит ребенку переключиться, как он уже не может вспомнить, где оставил игрушку или шапку, — все из-за того, что страх перебивает в нем все остальное.

Как и с подавляющим большинством остальных страхов, с этим может справиться только добро­желательная позиция родителей и других взрос­лых. Но в первую очередь важно, чтобы они сами не были заражены страхом потерь. Здесь будет полезным напомнить, что все, что нужно челове­ку для жизни, есть в нем самом, все остальное — лишь вспомогательные и при этом взаимозаменя­емые детали. Не ругайте мальчика за потерянные рукавички, возможно, этим вы спасете его буду­щую семейную жизнь! Ведь доказано, что чем меньше был выражен страх потерь у ребенка, тем меньше он подвержен приступам беспричинной ревности во взрослом возрасте.

 

Страх быть мужчиной. В принципе, этот страх как таковой не выделяется психологами отдельно и служит скорее как общее название всех перечис­ленных выше страхов. Ведь каждый из них сво­дится к одному знаменателю: страху не выполнить своей социальной роли — не быть лидером, защит­ником.

В мужском коллективе, будь это отряд в приго­родном лагере или рабочий коллектив, подавляю­щая часть времени и сил отводится именно борь­бе за лидерство. Есть прирожденные лидеры, с правом которых отдавать команды и распоряжать­ся практически не спорят. В детских коллективах это, как правило, наиболее крупные и энергичные мальчики. Есть и такие, которым лидерство доста­ется в результате напряженной работы и требует постоянного подтверждения. А есть и антилидеры, то есть мальчики или мужчины, не способные взять на себя роль «ведущего» и предпочитающие подчи­няться, нежели подчинять. Впрочем, и они в глуби­не душит мечтают хоть однажды возглавить дей­ствие или команду.

Если мальчик воспитывается в полной семье и имеет доверительные отношения с папой, такие иерархические отношения воспринимаются им как нечто естественное и не требуют особых душевных сил, ведь и в семье, по сути, происходит то же са­мое —папа командует, остальные подчиняются (или делают вид). Сложнее, если семья неполная или в ней роль лидера играет мама (что с точки зрения социальных ролей ей не должно быть свойствен­но). В такой системе координат ребенок может и растеряться: почему это им пытается командовать какой-то пацан, когда он привык слушаться маму, воспитательницу или учительницу (кстати, это боль­шая беда, что мужчин в нашем государстве воспи­тывают преимущественно женщины).

Мальчики, воспитанные авторитарными мате­рями, редко проявляют лидерские качества. Ведь женское воспитание предпочитает силе — интел­лект, наглости — стремление к взаимопониманию. О каком уж тут лидерстве может идти речь, когда вместо того, чтобы дать кулаком в ухо, мальчик начинает рассуждать. Конечно, правильно подо­бранные слова способны увлечь толпу за собой (самый яркий пример — судьба Адольфа Гитлера), но от мальчишеского страха «не стать лидером» они не застрахуют.

Научить маму быть папой нельзя. Да и не нуж­но. Если вы чувствуете, что вашему сыну не хвата­ет мужского влияния, постарайтесь подобрать ему секцию или кружок, где он получит необходимые навыки. Это могут быть и спортивные занятия, и дополнительные уроки по информатике — главное, чтобы вел их мужчина, способный нацелить ре­бенка на победу. Неважно, будет ли это победа в состязаниях или победа над своими страхами.

 

Глава З

 

 

Тревожные дети

Психологи отмечают, что в нестабильном об­ществе тревожных детей в несколько раз больше, чем в стране с высоким уровнем жизни. В России за последние десятилетия к категории тревожных детей можно отнести едва ли не каждого третьего ребенка. От сверстников их отличает большое ко­личество ситуативных и социальных страхов, по­стоянное нервное напряжение, повышенная кон­фликтность.

Установлена несомненная связь между неудо­влетворенностью родителей и проявлением при­знаков тревожности у их детей. Как правило, если взрослых не устраивает их работа, материальное или социальное положение или жилищные усло­вия, это сказывается на развитии детей с отрица­тельной стороны. Здесь нельзя говорить о прямой связи — далеко не каждые родители вымещают на детях недовольство жизнью, — но опосредованное влияние, даже помимо воли взрослых, все-таки оказывается.

Считается, что у старших дошкольников и млад­ших школьников тревожность еще не является ус­тойчивой чертой характера и при проведении со­ответствующей психолого-педагогической коррек­ции относительно обратима. Однако именно в дошкольном возрасте начинает формироваться так называемая школьная тревожность. Принято считать, что она возникает вследствие столкнове­ния ребенка с требованиями обучения и кажущей­ся невозможностью им соответствовать. Причем большинство первоклассников переживает не из-за плохих отметок, а из-за угрозы испортить отно­шения с учителями, родителями, сверстниками.

Как уже отмечалось, в младшем школьном воз­расте страх смерти родителей начинает преобла­дать над страхом смерти себя, достигая максималь­ного развития, как и страхи войны, в подростко­вом возрасте. У подростков выражены также страхи нападения и пожара, у мальчиков к тому же страхи заболеть, у девочек — стихии и замкну­того пространства. Все перечисленные страхи но­сят главным образом характер опасений и так или иначе связаны со страхом смерти.

У девочек подростковый возраст более насы­щен страхами, чем у мальчиков, что отражает их большую склонность к страхам вообще. Тем не ме­нее среднее число всех страхов заметно уменьша­ется в подростковом (и младшем школьном) возра­сте по сравнению с дошкольным. Подростковая проблема «быть собой среди других» выражается как неуверенностью в себе, так и неуверенностью в других. Вырастающая из страхов неуверенность в себе является основой настороженности, а не­уверенность в других служит основой подозри­тельности. Настороженность и подозрительность превращаются в недоверчивость, что оборачива­ется в дальнейшем предвзятостью в отношениях с людьми, конфликтами или обособлением своего «я» и уходом от реальной действительности.

 

Навязчивые страхи. В отличие от обычного, навязчивый страх воспринимается как нечто чуж­дое, происходящее непроизвольно, помимо воли, как своего рода наваждение. Попытки справить­ся с ним путем борьбы способствуют только его укреплению, подобно тому, как свая все глубже и глубже уходит в землю при резких ударах.

Навязчивые страхи — это то, что неприемлемо для человека, то, что он не хочет допустить в свое сознание, но от чего сразу не может освободить­ся сам, поскольку это означало бы полную, окон­чательную, бесповоротную победу рациональных сторон психики над ее эмоциональными, чув­ственными, инстинктивными сторонами. Страх бы и прошел со временем, но он закрепился имен­но вследствие борьбы с ним, непримиримого от­ношения, неспособности пойти на компромиссы, признать свою неудачу и защитить себя в даль­нейшем.

Из изложенного выше следует, что навязчивым страх становится не сразу, а спустя какое-то, иног­да довольно длительное время. Исходный же страх может появиться быстро, внезапно от силь­ного, неожиданного испуга, переживания, потря­сения, то есть в результате эмоционального стрес­са или шока, который фиксируется, запечатлева­ется и действует подобно занозе, причиняя беспокойство всякий раз, когда вспоминаются ана­логичные обстоятельства или когда с ними сопри­касаются.

Скажем, испытанный однажды страх при отве­те у доски, растерянность, замешательство могут непроизвольно запечатлеваться в эмоциональной долговременной памяти (а она всегда выражена у тех, кто предрасположен к страхам) и напоминать о себе всякий раз при повторных вызовах к доске. Разовьется тогда и волнение в ожидании очеред­ной неудачи, даже просто от представления о ее возможности. Итогом будут скованность, напря­жение, сбивчивая, невнятная речь, потеря хода мысли и получение не той оценки.

Подобным образом идет непроизвольное са­моразвитие страха, воспринимаемого как чуждый, не подчиняющийся воле процесс. Все большее переживание своей неполноценности, снижение активности, отказы от какого-либо риска, неес­тественная возбудимость в ожидании и торможе­ние при ответах и есть типичная картина невроза навязчивых состояний, в виде страхов, или не­вроза ожидания, как говорили раньше. Характер­но и развитие в подобных случаях невротическо­го заикания с неизбежными письменными отве­тами, прекращением вызовов к доске и ответов с места вообще. Нужно ли говорить, что это толь­ко способствует фиксации заикания, развитию пораженческих настроений и разрушению психи­ки подростка.

 

По такому же типу развивается навязчивый страх замкнутого пространства, когда обморочные состояния от духоты или утомления, пережитые при давке в метро, автобусе, служат причиной от­каза от этих видов транспорта в дальнейшем, по­скольку существуют страхи повторения испытан­ного ужаса.

В обоих случаях речь идет о фобиях — навяз­чивых страхах, когда существует непроизвольная болезненная фиксация на каких-либо пережитых, травмирующих событиях жизни. Лежащая в ос­нове подобных страхов навязчивость указывает на определенную негибкость мышления, застой­ность психических процессов, обусловленных как гипертрофированным развитием чувства дол­га, принципиальности, так и чрезмерным утомле­нием, перенапряжением интеллектуальных про­цессов.

Еще не окрепшая психика подростка не выно­сит насилия над собой, длительной и изматываю­щей гонки за престижем. Недаром навязчивые страхи и мысли типичны для детей и подростков, стремящихся не столько соответствовать обще­принятым нормам, успевать во всем, сколько быть всегда первыми, получать только отличные оцен­ки. Причем здесь не делается никаких исключе­ний, не учитываются требования момента, реаль­ное соотношение сил, то есть опять же проявля­ются негибкость и максимализм. Все эти подростки с обостренным чувством «я», обидчивые и често­любивые, односторонне ориентированные на ус­пех, не признающие никаких отклонений от задан­ной цели и тем более поражений. С одной сторо­ны, они хотят во всем соответствовать принятым обязательствам, оправдать ожидания, то есть быть вместе со всеми. С другой стороны, они не хотят потерять свою индивидуальность, раствориться в массе, быть слепым исполнителем чьей-то воли. В этом мы снова видим трудноразрешимую при не­врозах проблему «быть собой среди других», по­скольку довлеющий страх «быть не собой», то есть измененным, лишенным самоконтроля и неспособ­ным в целом, означает и страх не соответствовать другим, не быть принятым сверстниками и (более широко, в плане школьной адаптации) социально признанным.

Лечить навязчивые страхи в стократ труднее, чем обычные. В каждом конкретном случае тре­буется доскональное изучение истории страха, его проявлений, особенности психики пациента. Мно­гие родители пытаются подавить проявления на­вязчивого страха, одергивая ребенка, если он на­чинает крутить прядь волос или часто моргать (и то, и другое — так называемый синдром навязчи­вых движений, это одно из следствий застарелых страхов, бессознательная попытка психики ребен­ка заслониться от воображаемых кошмаров успо­каивающими, привычными действиями), но это путь, заведомо ведущий к усилению невроза. Так­же вряд ли помогут справиться с навязчивым стра­хом ваши любимые успокоительные микстуры — скорее всего, они лишь сгладят его внешние при­знаки. Конечно, есть шанс, что с возрастом все утрясется само собой, но еще больше шансов, что навязчивый страх лишь спрячется глубже, чтобы проявить себя в самый неподходящий момент.

Поэтому при появлении повторяющихся случа­ев беспричинного оживления ребенка, заикания, «захлебывания» словами или, наоборот — при рез­ком снижении активности и торможении при от­ветах, лучше не откладывать визит к психологу или психотерапевту, благо сейчас эти специалисты не так редки, как прежде.

 

Фобии. Если говорить о фобиях отдельно от навязчивых страхов (это логично, так как они вы­деляются по ряду признаков; основной признак — четкая связь между определенным предметом или ситуацией и реакцией страха), то это расстрой­ство, при котором человек испытывает болезнен­ный страх, вынуждающий его избегать безопасных с точки зрения здоровой психики объектов или ситуаций. Все многообразие фобий (а их существу­ет порядка пятисот) делится на два типа: простые и социальные. Простые — это боязнь определен­ных предметов (или животных). К социальным фобиям относится страх попадания в определен­ные ситуации. Например: страх толпы, страх есть в присутствии других людей, боязнь стать объек­том насмешек.

Показателем существования фобии становится состояние паники, в которую впадает ребенок, по­пав в ту или иную ситуацию. Например, однажды заблудившись в большом магазине и потеряв маму, девочка теперь безумно боится просторных поме­щений, набитых толпой. Даже при взгляде сквозь витрину на торговый зал, она начинает ощущать страх, сопровождающийся головокружением, поте­рей равновесия, сильным сердцебиением, расстрой­ством зрения, слуха, глотания и дыхания.

Это классическая картина проявления фобии: чувство чрезвычайно сильного страха, испытанное однажды, отпечатывается на подкорке головного мозга и проявляется в любой схожей ситуации. Чаще всего оно проявляется именно состоянием паники и другими перечисленными симптомами. Реже встре­чаются такие проявления, как тошнота, боли в жи­воте, проблемы с мочеиспусканием и дефекацией, мышечное напряжение, дрожь или онемение.

В фобической ситуации страх неконтролируе­мо растет и усиливается по мере того, как в вооб­ражении разрастается опасность. Это замкнутый круг, из которого нет выхода — чем больше чело­век боится, тем больший дискомфорт испытыва­ет, чем ему хуже, тем меньше он способен трезво оценить обстановку и сказать своему страху — стой! Возникает убежденность в том, что сейчас произойдет что-то ужасное — смерть, сердечный приступ, сумасшествие. Это и есть паническое состояние. Оно настолько мучительно, что чело­век пытается избегать любых ситуаций-стимулов, в том числе слов, образов и воспоминаний, кото­рые могут инициировать фобическую реакцию.

Фобии — это не просто страхи, с которыми можно справиться убеждением. Их надо лечить. Лечение фобий состоит в том, чтобы развить у ребенка способность встречаться лицом к ли­цу с пугающей ситуацией и пребывать в ней, а так­же в том, чтобы убедить его на опыте, а неинтел­лектуально, что ситуация на самом деле не так опасна, как он воображает. Начинать здесь надо с простого и постепенно переходить к более сложному, на каждом конкретном примере пока­зывая, как можно избежать появления паники и держать свое состояние под контролем.

Разберем один из таких примеров. Возьмем ту самую девочку, которая боится торговых залов, наполненных толпой. Первым уроком для нее стал поход с мамой и папой в небольшой магазин. Ро­дители сознательно выбрали время, когда покупа­телей практически не было. Девочка обошла весь зал (дело было в отделе детских игрушек, и ей было на что переключить внимание со своего страха), познакомилась с продавщицами, запомнила рас­положение выхода и окон.

На следующий раз они пришли в магазин бли­же к вечеру, когда посетителей в нем было боль­ше, чем накануне. Они держали дочку за руки и говорили с ней об игрушках, которые она запом­нила, просили ее описать приметы, по которым она определяла местонахождение полок с плюшевы­ми медведями, куклами или велосипедами.

Дома они вместе нарисовали схему магазина, обозначив на ней место кассы и угол, где стоял понравившийся ей кукольный домик. Задачей де­вочки было обозначить путь, по которому она пройдет от полки к кассе. Во время очередного по­сещения магазина родители позволили девочке проделать этот путь самостоятельно, следуя чуть позади от нее. Покупка того самого домика стала подарком ребенку за преодоленный страх.

Главное оружие против фобий — знание. Поэто­му, если ребенок страдает арахнофобией (так на­зывается боязнь пауков — это очень распростра­ненный детский страх), в первую очередь его надо лучше познакомить с предметом страха. Только не вздумайте хватать малыша за руку и сажать паука ему на ладонь — так вы, скорее всего, добьетесь только обморока и закрепления страха. Сначала о пауках надо рассказать — что у них восемь ног, сложное устройство глаз, что они тоже образуют семьи и высиживают своих паучат. Упор стоит сделать на том, что в природе у пауков много ес­тественных врагов, они очень уязвимы, их легко убить. С другой стороны, они полезны, поедают комаров и кровососущих мошек, а кроме того, со­вершенно безвредны для человека — ни укусить, ни тем более поранить его они не смогут. Если най­дется еще и книжка с красивыми картинками или научный фильм, у вас появится шанс избавить ребенка от фобии, не прибегая к помощи профес­сионального психолога.

 

«Идея фикс». Иногда детские страхи приобре­тают трудно объяснимые формы. Ну, как, напри­мер, с точки зрения логики обосновать отказ ма­лыша надевать колготки? И это еще один из са­мых простых случаев. Гораздо сложнее, если страх приобретает такие масштабы, что им оказывается пронизана каждая минута жизни ребенка. Так, ше­стилетний мальчик однажды услышал историю об инопланетянах, захвативших Землю. Инопланетя­не были так малы, что земляне даже не заметили, как попали в плен к чужой расе. С этого момента все мысли ребенка были направлены на то, как выявить и защититься от инопланетян. Он повсю­ду ходил с увеличительным стеклом, требовал, что­бы еду ему резали на мельчайшие кусочки, на ули­це дышал через носовой платок, а дома начинал биться в истериках, если вдруг кто-нибудь откры­вал окно. Именно таким образом проявляют себя страхи «сверхидей», или «идеи фикс», как еще на­зывают это явление специалисты.

Также сверхидея может проявляться в излиш­ней приверженности ребенка к ритуалам, опреде­ленной последовательности действий, которая должна оставаться неизменной.

Чуть позже мы рассмотрим влияние ритуалов на психику ребенка и увидим, чем они бывают по­лезны. Но когда вся жизнь ребенка становится «за-ритуализированной» и любое отступление от при­вычного порядка превращается для него в траге­дию — это повод насторожиться и проверить состояние малыша у специалиста.

Шестилетний Тема всегда сначала надевает ле­вый ботинок, а потом правый. Когда бабушка, спе­ша отвести его в детский сад, начала натягивать ему сапог на правую ногу, в то время как левая оставалась разутой, он устроил такую истерику, что от похода в детский сад в этот день пришлось отказаться вовсе. На беседе у психолога выясни­лось, что с той же серьезностью ребенок отно­сится к еде: всегда сначала съедает суп, затем кот­летку или рыбу, потом гарнир и запивает это чаем или компотом. Если обед состоит из меньшего числа блюд, Тема к нему даже не приступит. Все вещи мальчика складываются на стуле в опреде­ленной последовательности: сначала брюки, по­том рубашка, потом колготки или носки. Не най­дя под рубашкой брюк, ребенок теряется и начи­нает плакать.

Папа Темы ушел из семьи, когда мальчик был несмышленым младенцем. Воспитывают его мама и бабушка. При этом мама сама говорит о себе, что она — жуткая бояка. Более того, обе женщи­ны подвержены мистицизму, соблюдают все суе­верия и любят рассуждать, что все беды в жиз­ни — от несоблюдения правил. «Вот, постирала в воскресенье, а на следующий день Тема заболел, понятно, что это из-за того, что я делала в празд­ник домашнюю работу! »

В данном случае ребенок страдает от «идеи фикс», навязанной семейной традицией. Как пра­вило, этим страхам подвержены эмоционально чувствительные и впечатлительные дети, а также дети таких же тревожных родителей. Зачастую «идеи фикс» появляются у ребенка тогда, когда в семье складывается неблагополучная психологи­ческая атмосфера — развод, смерть одного из ро­дителей или непрекращающиеся конфликты меж­ду членами семьи. В таком случае можно говорить, что почва для страхов уже подготовлена, остает­ся дождаться только угрожающего стимула, кото­рый проявит и закрепит невротическую реакцию.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.