Robin Skynner John Cleese 22 страница

способом они добиваются лучшего понимания самих себя и в результате могут лучше вести себя по отношению к остальным.

Робин. Что в конечном счете поднимает уровень здоровья у окружающих.

Джон. Но это не единственное назначение подобного подхода, [не так ли? Можно предположить, что имеется еще и назначе-Кние, относящееся к «духовному» — более высокое, высшая ценность для тех, кто верит в подобную силу.

Робин. Уместный вопрос. Что ж, здесь я должен несколько отвлечься и вернуться к тому, что мы говорили о наиболее здоровых людях: у них присутствует сильное ощущение связи с космосом.

Джон. Ты называл это чувством «включенности».

Робин. Да. Так вот, нам, конечно, трудно спорить с тем, что мы являемся частью вселенной; мы ее часть, хотим мы этого или нет.

Джон. Согласен. Это не предмет для выбора.

Робин. Да, но элемент выбора присутствует в том, признаем ли мы этот факт. И, следовательно, чувствуем ли мы себя такой частью и, таким образом, имеется ли у нас ощущение связи, принадлежности.

Джон. А большинство людей чаще всего не испытывают подобных ощущений, не так ли? Я не испытываю и признаюсь в этом как уполномоченный от «середняков».

Робин. Нет, большинство из нас не имеют такого чувства связи, которое наиболее здоровые люди испытывают в полной мере — глубокое эмоциональное ощущение своего участия во всем космическом устройстве, гармоничной связанности с ним.

Джон. Ты называл это «ощущением вселенной как гигантской поддерживающей системы». И ты говоришь, что подобное ощущение наиболее здоровые люди испытывают большую часть времени.

Робин. Да. И конечно, это влияет на то, как они мыслят.

Джон. Ты намекаешь, что такое ощущение есть некая форма духовного переживания?

Робин. Я полагаю, что это его основная форма.

Джон. ... Приходилось ли тебе самому испытывать подобные переживания?

Робин. Да. Подобное осознание медленно развивалось в течение многих лет, и были отдельные случаи, когда такое понимание казалось более глубоким.

Джон. Ты можешь описать, на что это похоже?

Робин. Беда в том, что это исключительно трудно описать для кого-то, кто сам не испытывал чего-нибудь похожего.

Джон. Непередаваемое на самом деле невыразимо? И все же попытайся выразить это хоть как-нибудь.

Робин. Я попробую. И приготовься к разочарованию. Это глубокое ощущение того, как все взаимосвязано, невозможно по-настоящему передать словами, потому что на самом деле ты не видишь ничего нового; ты просто обнаруживаешь больше смысла в том, что ты и так все время видел. Но конечно, это ничего не значит для кого-то, кто видит то же самое, но не структуру, не значение целого.

Джон. Я не понимаю.

Робин. Помнишь притчу о слепцах, которые на ощупь исследовали различные части тела слона? Они не могли видеть его целиком и каждый из них полагал, что держит в руках какое-то свое животное. И они высказывали свои предположения о том, на что эти животные похожи. Так вот, если бы один из них вдруг прозрел, то увидел бы слона и понял, что его ограниченное восприятие мешало ему.

Джон. Ну да! А если бы он рассказал остальным о своем открытии, то они бы ему не поверили. Они сказали бы: «Мы не видим никакого слона. Ты все выдумываешь. Ты проявляешь ненаучный подход и выходишь за рамки фактов».

Робин. Да. Как раз в этом и заключается сложность при разговоре об этом предмете. Или, пользуясь другой аналогией, это похоже на то, как если бы на нас были шоры, как на лошади, мешающие видеть всю картину целиком. Вообрази себе, что мы все время глядим через узкие трубки так, что ты и я видим маленькие участки этой комнаты, а не всю ее целиком, или ее форму, или обстановку в ней, или взаимное расположение предметов. Духовное переживание похоже на то, как если бы эти шоры вдруг сняли. Ты получаешь совершенно другое впечатление о мире, но если ты попытаешься объяснить его тому, у кого шоры на глазах, то не сможешь указать ни одной детали, которой они не могли бы увидеть, так что они просто не поймут, о чем ты говоришь. В конце концов, ты будешь вынужден, повторяясь, говорить о четкости и яркости получаемых впечатлений, будучи не в силах передать новизну, ощущение «полной картины». По правде говоря, впервые открываясь для подобного переживания, я попросил записать мое описание потрясающей глубины мироздания, с которой ощущал контакт. На следующий день я обнаружил, что сказал вот что: «Все точно такое, какое и есть, только еще более того! ». Это весьма неплохое описание того высшего состояния сознания, вполне, впрочем, бесполезное для любого, кто не пережил его.

Джон. Значит ли это, что ты «не видел» ничего необычного, вроде ангелов или розовых слонов? И только твое восприятие того, что ты видел, было исключительным по своей яркости?

Робин. И своей объединенности. Восприятие «полной картины» вносило законченный смысл во все составляющие ее части, бывшие достаточно бессмысленными при рассмотрении по отдельности. Под «частями» я подразумеваю отрывочную манеру, в которой мы воспринимаем мир в обычном состоянии нашего сознания; а под «полной картиной» — то, каким взаимосвязанным он видится в этом удивительном состоянии сознания, которое люди называют «духовным переживанием».

Джон. Как много из этого тебе удалось сохранить впоследствии?

Робин. Я не мог, конечно, продолжать воспринимать мир подобным образом, хотя припоминаю, что с тех пор повторял это и получал похожие переживания. И я никогда не терял уверенности, что мир действительно именно таков, что он создан быть таким. Я знаю, что он «в порядке», даже когда я не чувствую в порядке себя самого.

Джон. Многие люди настроены весьма скептически к подобным - вещам и считают подобные переживания или плодом воображения, [или настоящей галлюцинацией, а описываемое тобой ощущение соединенности — иллюзорным. Что ты можешь им ответить?

Робин. В общем-то ничего. Если ты начинаешь ощущать это 1 более глубокое осознание, то знаешь, что оно реально, как теперь это знаю я. Оно имеет силу переживания, которое, как мы говорили, является наиболее убедительным для человека. Фрейд называл его «океаническим» и полагал, что это эмоциональный отклик памяти на младенческие переживания того периода, ког-i да он еще не начал психологически отделяться от матери... А до тех пор, пока не пережил этого, я обычно спорил с теми, кто уже пережил, стараясь доказать себе, что я ничего не пропус-| каю. Таким образом, остается только отчитаться об этом своем: переживании и оставить все как есть, позволяя людям самим прийти к нему в свое время и желая им удачи.

Джон. Хорошо. А теперь не разжуешь ли для меня кое-что? Какова действительная ценность подобного переживания?

Робин. Это несомненно полезно для человека в том смысле, что он получает огромное чувство уверенности и значения. Джон. Ага. Подробнее о «значении», пожалуйста. Робин. Ну, видеть «значение» — это просто понимать то, как вещи взаимосвязаны, как они соотносятся. Это значит видеть, где ты находишься, каково твое место в общем порядке и то, как все подходит друг другу. И получаемое при этом подавляющее чувство соединенности отражает более полное понимание мира, в котором мы живем: его упорядоченности, его структуры как целого, его осмысленности.

Джон. Даже несмотря на то, что ты не можешь по-настоящему выразить словами, что же такое это «значение»?

Робин. Так ведь все великие духовные учения выражают это. Это в точности то, что они пытаются передать. Но, как я говорил, можно быть уверенным в истинности столь масштабных идей, только разглядев их для себя, находясь в более «разбуженном» состоянии сознания.

Джон. В том, как ты рассказываешь об этом переживании, трудно понять, чем оно отличается от научного знания.

Робин. На самом деле ничем. За исключением того, что ученые рассматривают «части» — физику, химию, биологию и тому подобное — и не видят всей картины, всего слона. В остальном, да, это все относится к открытию и испытанию на собственном опыте.

Джон. Кажется, ты воспринимаешь как должное тот факт, что вселенная упорядочена, осмыслена и структурирована. Ты считаешь это результатом подобных переживаний?

Робин. Теперь — да. Я просто увидел, что это так и есть. Но пока я не увидел это для себя, оно ничего для меня не значило. Сейчас я вижу, что все это высечено из одного куска, как эти леденцы на палочке, у которых надпись с названием города-изготовителя проходит насквозь. В каком-то смысле правильная структура общества, то, как оно должно быть устроено для обеспечения

наибольшего блага для всех, кроется во вселенском порядке. Поэтому, если бы мы могли воспринимать этот порядок более непосредственно и поддерживать связь с этой структурой через прямое ее ощущение, мы смогли бы увидеть то, что нам как членам общества необходимо делать, чтобы оно функционировало наилучшим образом. И конечно, у нас была бы достаточная мотивация следовать этому великолепному образцу, без обычной потребности в правилах, поощрениях и наказаниях.

Джон. Остынь. Теперь я вижу, что ты имел в виду, говоря «несколько отвлечься»! Ты действительно хочешь сказать, что структура мира, смысл жизни, то, как мы можем жить более гармонично... все это находится у нас под носом... но... мы не можем это увидеть, потому что на нас шоры, кроме тех случаев, когда мы испытываем эти «переживания»?

Робин. Да, это в точности то, что я хочу сказать. Или, говоря другими словами, используя компьютерную лексику...

Джон. И теряя половину наших читателей, включая меня...

Робин. Могу я напомнить тебе, что ты говоришь о том, чтобы «разобраться с компьютерами», уже много лет, а великий день таинственным образом снова и снова переносится?

Джон. Я пришел к выводу, что они противны природе. Тем не менее я разберусь с ними в моем следующем воплощении. Продолжай, пожалуйста. Моя дочка может мне все объяснить, когда приедет на каникулы.

Робин. Так вот, используя эту аналогию скажу: я считаю, что мы на самом деле обладаем «железом» для восприятия этой глубинной структуры и упорядоченности вселенной. Тем не менее я также полагаю, что именно эта часть нашего психического оборудования почти всегда «выключена»; она «включается» только в периоды сильных чувств и потрясений, таких, как рождение, тяжелая утрата или при других глубоко важных событиях.

Джон. Я, кажется, понимаю, что ты имеешь в виду. В такие моменты я могу чувствовать, что мое понимание того, что важнее, сдвигается и я гораздо яснее осознаю то, что действительно имеет для меня значение. А вскоре после этого я возвращаюсь к моим обыденным ценностям и испытываю серьезные трудности, если пытаюсь вновь пережить это уникальное понимание действительных приоритетов в моей жизни.

Робин. Это именно то, что я пытаюсь описать.

Джон. Но подожди минуточку. Ты только что употребил слово «включается». Это предполагает, что переживание либо есть, либо его нет. Но ты ведь не говорил этого, правда? Переживание может быть сильнее или слабее. Эти надоедливые «суперздоровяки», похоже, испытывают его ослабленный вариант большую часть времени, Мы, «середняки», можем лишь изредка уловить мимолетный привкус, если повезет. Но все мы улавливаем только намек на что-то действительно огромное, не так ли?

Робин. Верно. И я уверен, что все испытанное мной— только бледная тень того, что возможно. Но даже это может перевернуть жизнь.

Джон. Открой тайну.

Робин. Мое первое переживание было результатом участия в научно-исследовательском эксперименте в годы учебы на психиатра.

Джон. О чем были исследования?

Робин. О ЛСД.

Джон. Ты хочешь сказать, Робин, что твое первое переживание было вызвано наркотиком?

Робин. Да. ЛСД использовался в США в качестве экспериментальной формы терапии, и один из старших научных сотрудников хотел проверить его действие на обычных людях, перед тем как применять его на больных. Я вместе с еще несколькими студентами согласился быть «подопытным кроликом» для этой цели и описать действие этого препарата. В то время на мне были такие массивные шоры, что я сомневаюсь, смог ли бы даже позволить себе испытать духовное переживание, предварительно не взорвав эти шоры небольшим количеством «психического динамита». Таким образом, наркотик на время сорвал некоторые из этих шор и под-■ толкнул к тому, чтобы серьезнее воспринимать эту сторону жизни.

Джон. У тебя не возникло желания принять его еще раз?

Робин. Нет. Для меня это было наподобие видения прекрасной далекой местности с вершины горы. Было понятно, что как бы много раз я ни поднимался на гору, чтобы взглянуть на нее еще и еще, это никак не сможет приблизить меня к тому, что я вижу. Чтобы попасть туда, необходимо было спуститься с горы и проделать весь путь по земле, что я и пытаюсь с тех пор делать. Поэтому я безмерно благодарен за это мимолетное впечатление того, что возможно, которое мне дал наркотик.

Джон. То есть твои последующие переживания не были связаны с наркотиками? Робин. Нет. Джон. Они сильно отличались?

Робин. Это первое переживание отличалось от того, что было дальше, потому что присутствовало, во-первых, действие наркотика — бриллиантовый блеск красок и впечатление, что все качается, — и, во вторых, менее зашоренное восприятие мира, открытое мне наркотиком. С тех пор я неоднократно испытывал переживания второго типа, но не первого, так как никогда больше не принимал подобных наркотиков.

Джон. Расскажи мне о втором.

Робин. Жаль, что мне пришлось начать с этого навеянного наркотиком открытия более глубокого восприятия мира, потому что боюсь, это может подтолкнуть тебя к ожиданию более странных визитов. Как если бы ты спросил меня: «Не приходилось в последнее время видеть каких-нибудь приличных летающих тарелок? » Однако правда гораздо проще и «обыденней». На самом деле, мельком уловив, что твое видение мира в обычных условиях зашорено и что можно видеть его яснее, ты, естественно, разворачиваешь свой интерес в этом направлении и начинаешь подмечать вещи, которые раньше игнорировал. Так же, как посещая курсы живописи, ты начинаешь обращать больше внимания на краски и формы и их взаимосвязь; они всегда были на виду, но ты их не видел, потому что не обращал внимания. Так же и с этим «духовным» интересом: однажды поняв, что пропускал нечто важное, ты начинаешь с растущим интересом чаще и чаще заглядывать внутрь себя самого. И шаг за шагом ты наконец понимаешь, насколько точно великие религиозные учения описывают то, что ты теперь наблюдаешь. Например, ты для себя осознаешь тот факт, что, ненавидя других, ты отравляешь себя, а признавая собственные недостатки, ты можешь сочувственно относиться к ним у других. И по мере того, как ты обнаруживаешь для себя все больше этих истин, мир наполняется для тебя все большим смыслом.

Джон. Все звучит вполне обыденно.

Робин. Это и так и не так. Вспомни мое проникновение в «тайну вселенной»: «Все точно такое, какое и есть, только еще более того! » Переживание обыденно в том смысле, что «все точно такое, какое и есть... » — то есть все окружающие детали ничуть не изменились. Но упоминание «... только еще более того! » все переворачивает. В более узком физическом смысле это выражается через более интенсивное осознание всего окружающего — красоты деревьев, цветов, неба, других людей, а кроме того, себя самого — яркое и непосредственное ощущение полноты своего бытия: ты ощущаешь себя одновременно с ощущением окружающего мира. И одновременно ты чувствуешь соединенность, целостность всего вместе. Переживание всего этого в совокупности доставляет огромное удовольствие.

Джон. Ты чувствуешь это постоянно или с перерывами?

Робин. И так и так! Постараюсь объяснить. С годами это глубинное осознание и чувство соединенности нарастало, так что до некоторой степени оно стало ощущаться чаще — стало более «нормальным» и «обыденным». Но оно пульсирует. Временами оно кажется ближе, более доступным для контакта, богаче и насыщеннее. А в промежутках оно может казаться более отдаленным,

труднодостижимым, хотя все равно ближе, чем было в прошлом. Так вот, если ты регулярно медитируешь и твоя заинтересованность больше выстраивает твои помыслы в этом направлении, то мгновения ясного сознания становятся более мощными и ты, в общем, чувствуешь себя ближе к этому состоянию в промежутках. Джон. Какая помощь требуется, чтобы добиться такой перемены? Робин. Об этом можно прочесть в книгах, однако легко забыть и не продолжать поиски — так же, как трудно последовательно придерживаться диеты или заниматься необходимыми физическими упражнениями. И к тому же ты воспринимаешь это неправильно: довольно скоро ты что-нибудь неверно истолковываешь и в конце концов начинаешь прилагать усилия в направлении, противоположном необходимому. Поэтому требуется проводник, некий духовный наставник, вроде тренера — кто-то, уже добившийся того, к чему ты стремишься, и способный видеть то, что тебе нужно делать на следующем этапе, и то, что ты делаешь неправильно. Как правило, в поисках подобной поддержки стоит присоединиться к какой-нибудь группе, так как совместный труд не только позволяет легче помнить о цели и работать для ее достижения, но и, по-видимому, генерирует больше необходимой энергии. Мои наиболее сильные переживания того, на что похоже это полное осознание, ощущение «полноты бытия», связаны с медитацией или совместной с другими работой в течение какого-то времени; особенно, когда человек, находясь в обществе других, получает поддержку в приложении каких-нибудь необычных усилий в течение продолжительного времени. Например, выполняя физическую работу, вроде строительства, не только весь день, но и всю ночь. В такие моменты тебя может окутать удивительное спокойствие и умиротворенность, когда тебе дается время на глубинное осознание полноты бытия в живой вселенной. Конечно, на ту же гору ведут множество тропок, и другие люди могут обнаружить, что им больше помогает молитва или какое-то другое занятие.

Джон. Происходят ли при этом какие-нибудь перемены в твоем понимании, как при психотерапии?

Робин. Ну, да. Это более непосредственное восприятие природы космоса почти всегда влечет за собой гораздо более ясное восприятие себя, своей собственной природы.

Джон. А, я понял. Нельзя видеть мир таким более глубоким образом, не воспринимая при этом более объективно и самого себя.

Робин. Именно. Во время первого переживания, связанного с ЛСД, в комнату вошел наш коллега, не принимавший участия в эксперименте, и это было так, словно я видел его насквозь в психологическом смысле. Я видел все его недостатки и ограниченность — и мог запомнить увиденное, — но совершенно не чувствовал осуждения. На самом деле я испытывал к нему огромную симпатию, именно к такому, какой он есть. В то же время, я, казалось, утратил все свои защитные барьеры и потребность в самообмане, так что мог ясно видеть собственные недостатки и, несмотря на это, принимать себя. Похоже, что это распространенное переживание— о многих подобных случаях сообщает великий психолог Уильям Джеймс в своей книге «Разновидности религиозных переживаний».

17-1222 257

Джон. Но если ты вдруг понимаешь о себе то, что обычно «спрятано за ширмой», то не причиняет ли это боли?

Робин. Бывает и так. Случается, что с твоим пониманием происходит что-то вроде «переключения передачи». Какое-то время ты чувствуешь себя в тупике, а затем неожиданно все наблюдения «сходятся вместе» и может показаться, что ты увидел вещи по-новому. Но поразмыслив, часто можно обнаружить, что новое видение формировалось в течение долгого времени, однако не получало завершения, пока не наступало последнее озарение, не находился последний недостающий фрагмент головоломки. И этим озарением, как правило, является какая-то подробность о собственном характере, противоречащая общему впечатлению о себе, которую, как следствие, неприятно признавать. Иногда подобное озарение может произойти только в ситуации, связанной с сильными эмоциями, или стрессом, или с помощью кого-то, кто понимает тебя гораздо лучше, чем ты сам.

Джон. Можешь описать такой случай?

Робин. Для меня такое потрясение произошло во время «уединения», когда управлявший процессом человек каким-то образом заставил меня осознать, что я не учитываю влияние, которое последствия моих действий могут оказывать на других людей, явно отметив это, но не создавая у меня ощущения, что он меня судит или порицает. Вместо этого я ощущал огромную поддержку. Такая шоковая терапия неприятного самопознания была очень болезненной. Но это было и чудесно: я ощущал такую любовь и заботу о себе, каких прежде не чувствовал никогда.

Джон. Думаю, что я имею некоторое представление о том, что ты описываешь. Но одно меня озадачивает. До какой степени это переживание было «духовным»!

Робин. Это было возвышенное осознание и прежде всего ощущение соединенности. Я видел с неотвратимой ясностью, как все, что мы делаем, влияет на других людей, и как слабо я осознавал последствия, и как много вреда может причинить другим людям эта неосознанность. Глубокая детальность озарения и причинно-следственных цепочек, простирающихся во всех направлениях от необдуманных действий человека, в сочетании с сочувственной, но в то же время непреклонной манерой, в которой меня подвели к пониманию всего этого, были очень яркой демонстрацией того, о чем я читал в великих религиозных писаниях. Меня привели к переживанию, о котором все они и говорили.

Джон. То есть это было глубокое осознание того, как все воздействует на все. Немного похоже на буддистские идеи о том, что все во вселенной соединено в причинно-следственной связи «кармы».

Робин. Совершенно точно. Оно оказало на меня глубочайшее воздействие. Я никогда не забывал о нем, и это, казалось, придавало мне больше сил смотреть в лицо реальности.

Джон. Итак, суммируя, скажем: все эти прямые и очень ясные восприятия того, как устроен космос, имеют следующую ценность. Во-первых, они чрезвычайно убедительны: любой, испытавший их, «знает», что они истинны. Во-вторых, они дают ощущение осмысленности и, как следствие, защищенности. В-третьих, религиозным

людям они приносят ощущение непосредственного контакта с высшим духовным началом космоса, что должно, конечно же, быть для них наивысшей ценностью. И в-четвертых, они дают глубокое чувство соединенности через посредство бесчисленных причинно-следственных связей: это помогает развиться более глубокому пониманию того, как нам следует лучше вести себя по отношению к другим... Каково общее воздействие, оказываемое на людей подобным переживанием? Оно их заметно изменяет?

Робин. Необязательно происходит значительная и немедленная перемена, но пережитые озарения никогда не забываются, так что это переживание подталкивает людей к началу пути по изменению своей жизни в направлении большего здоровья. Но это и непросто, конечно. Часто требуется напряжение усилий, чтобы применять полученные знания и жить в соответствии с ними.

Джон. Считаешь ли ты, что это то, что называют «обращением» в общепринятом религиозном смысле?

Робин. Может быть, и так. Решение принять новое мировоззрение — то есть появление непреодолимого желания сделать это — обычно связано с неожиданным осознанием его истинности. Часто мы в течение долгого времени сопротивляемся этим идеям, однако поступающая к нам новая информация по кусочку общипывает нашу приверженность старым взглядам на мир, и, наконец, однажды мы оказываемся не в состоянии и дальше придерживаться своих старых идеалов перед лицом постепенно накопившихся доказательств. В этот момент происходит неожиданное крушение старых идеалов, открывающее новые, которые все это время вызревали под спудом. Да, это то, что религиозные люди часто называют обращением, пробуждением, возрождением.

Джон. Читая книгу Уильяма Джеймса, я был потрясен той борьбой, которая обычно предшествует моменту откровения. Люди описывали ощущение нарастающего напряжения, которое становилось почти непереносимым, они просто не могли справляться с ним в своей обыденной, привычной манере действий. А затем неожиданно возникало ощущение «отказа от сопротивления»! Это и было моментом, когда они испытывали свое необычайное переживание.

Робин. А это прекрасно иллюстрирует тот факт, что препятствием на пути к более глубокому пониманию является не недостаток знаний, а неспособность — или, скорее, нежелание — видеть то, что находится у нас перед глазами.

Джон. А то, что «сдается» или «отпускает», есть наше Эго, наше «я». Наше обычное, каждодневное Эго — то, что ограничивает наше восприятие действительности, затушевывая детали, касающиеся нас самих, которые мы не желаем признавать. А мы не можем затенить эти детали, не отказавшись одновременно от значительной части информации, поступающей к нам из вселенной. Это наше Эго держит «железо» выключенным.

Робин. Верно. Поэтому подобные переживания становятся менее вероятными, если мы отрицаем большую часть своих собственных недостатков, засовывая связанные с ними чувства за ширму. Если мы носим шоры, избегая честного взгляда на самих себя, то эти же шоры заслоняют от нас более глубокие истины о мире, в котором

П* 259

мы живем. Поэтому мы открыты для большего осознания мира — при условии, что подготовлены к этому в других отношениях — в те мгновения, когда наши защитные барьеры сняты.

Джон. Хорошо. Но так как подобные переживания означают более ясное видение самого себя, то чем менее ты здоров — чем больше у тебя спрятано за ширмой, — тем болезненнее должно быть откровение.

Робин. Это правда. Если люди очень нездоровы, подобное откровение может довести их разум до такой «точки кипения», что они сойдут с ума и полностью утратят контакт с реальностью, потому что просто не готовы вынести столько правды о самих себе. Или, если они не разваливаются на части, то полученная информация может исказиться в их головах или превратиться во что-то иное, иногда вредное или опасное — как в случаях, когда человек начинает считать себя посланцем Господа, призванного уничтожать любого, кто с Ним не соглашается.

Джон. А как подобное духовное переживание влияет на нашу среднюю группу?

Робин. Я уверен, что большинство из тех, кто испытал переживание такого глубокого контакта, принадлежат к срединной группе, потому что нас намного больше. Но оно может быть болезненным, в зависимости от того, как много мы запихнули за наши ширмы.

Джон. У меня было одно такое переживание, когда в течение нескольких секунд я воспринимал то, что я делаю и почему я это делаю, с потрясающей четкостью. Это была быстрая смена удивительных впечатлений, тогда как время, казалось, текло очень медленно, так что я гораздо четче, чем обычно, осознавал, о чем я думаю. И тогда я обнаружил, что гораздо чаще, чем мне казалось, я пытался оказывать влияние на мнение других людей обо мне. Осознание этого факта с тех пор никогда меня не покидало.

Робин. Я думаю, именно подобная встряска и важна — та, что вытряхивает нас из привычных отношений и подходов.

Джон. И, наконец, люди, находящиеся на высшем уровне душевного здоровья. Можно предположить, что подобные переживания случаются у них чаще и проходят менее болезненно?

Робин. Думаю, да. Хотя, как я уже говорил, такие глубокие переживания могут случаться с любым человеком, общее правило таково: незаурядное душевное здоровье сопровождается способностью хотя бы в малой степени испытывать это глубокое чувство связанности. То есть при прочих равных условиях у них больше шансов видеть больше и чаще. А так как они яснее осознают свои недостатки и ограничения, то само переживание для них не так болезненно.

Джон. Представляю, сколько наших читателей сидят разинув рты при виде нас двоих, на полном серьезе болтающих о мистицизме.

Робин. Да, но об этих измененных состояниях сознания писали во всем мире, во все времена тысячи людей, испытавшие нечто подобное.

Джон. Даже такие уважаемые авторы, как Теннисон, и Вордс-ворт, и Коулридж, и Честертон, и Йетс. И Блейк, конечно.

Робин. И что удивительно — все описания замечательно похожи. Джон. И все же в моем христианском образовании отсутствуют упоминания о чем-то подобном. Упор делался на теологию— на карту, как можно было бы сказать, а не на местность.

Робин. Ну, увлеченность теологическими убеждениями обычно служит заменой духовному переживанию и может даже мешать этому.

Джон. Мне очень помогло, когда несколько лет назад я обнаружил описание Олдосом Хаксли двух подходов к религии. Оно было напечатано в сборнике лекций, который он выпустил в пятидесятых годах. Позволь мне зачитать выдержки оттуда. Первый способ Хаксли называет «религией непосредственного опыта — религией, говоря словами Книги Бытия, когда «услышишь глас Господа, ходящего по саду во время прохлады дня», религией прямого соприкосновения с божественным провидением». Робин. Великолепно!

Джон. Вселяет трепет, не правда ли? Затем Хаксли противопоставляет ему второй способ — обычный западный подход, который он называет «религией символов, религией придания порядка и осмысленности миру посредством словесных и несловесных систем и манипуляций ими; религией знания о божественном, а не прямого соприкосновения с ним». Робин. Продолжай.

⇐ Предыдущая 17 18 19 20 212223 24 25 26 Следующая ⇒