Robin Skynner John Cleese 1 страница

Стр 1 из 30Следующая ⇒

Robin Skynner John Cleese

LIFE

AND HOW TO SURVIVE IT

Arrow Books

Random House UK Ltd

Робин Скиннер Джон Клииз

жизнь

И КАК В НЕЙ ВЫЖИТЬ

Издательство Института Психотерапии

Москва

Скиннер Р., Клииз Дж.

Жизнь и как в ней выжить. — Пер. с англ. М. Ю. Масло-ва. — м.: Изд-во Института Психотерапии, 2001. — 368 с.

Эта книга написана маститым английским психиатром и психотерапевтом Робином Скиннером и его бывшим пациентом юмористом и актером-комиком Джоном Клиизом. Она перекликается с их предыдущей совместной книгой «Семья и как в ней уцелеть».

О чем на этот раз ведут свой интересный диалог два замечательных английских джентльмена? Прежде всего — о душевном здоровье отдельного человека и групп людей любой численности — от семьи до организаций и государств. И находят общие закономерности в функционировании всех этих сообществ. В разделении власти, обязанностей и ответственности. В стимулировании или препятствии росту. В отношении к неизбежным переменам.

А еще беседуют о многих других важных материях, оказывающих огромное влияние на жизнь отдельного человека, семьи, организации и государства, — о юморе, смехе, мифологии и религии, наконец, о взаимоотношениях со смертью.

Перевернув последнюю страницу, читатель поймет, что авторы справились со своей задачей: их книга помогает привнести в жизнь больше смысла, понимания и радости.

ISBN 5-89939-038-7

Содержание

Предисловие.............................. 6

1. Кому здоровья?............................ 8

Послесловие:

Надо смеяться........................... 66

2. Слушай, мама, я председатель международного объединения................ 80

Послесловие:

Сплошная работа

и никаких развлечений.................... 124

3. Позвольте мне пройти:

сообща, по одному......................... 132

Послесловие:

Деньги правят миром...................... 196

4. Цена Всего и Ценность Ничего.............. 206

Послесловие:

Конец? ................................. 269

5. Всем изменяться, пожалуйста............... 285

Предисловие

Когда десять лет назад мы писали книгу «Семья и как в ней уцелеть», мы хотели в доступной и понятной форме изложить психологические аспекты поведения и функционирования семьи: что позволяет одним семьям жить в мире, а другим — нет и как семья может развиваться и строить более здоровые и счастливые отношения. Мы рассматривали, как влияет родительская семья не только на выбор партнера, но и то, как новые семейные отношения воспроизведут прежние как в плохих, так и в хороших сторонах. Мы изучали семейные табу, подавленные эмоции и исследовали разрушительную природу чувств, скрытых «за ширмой» и не осознаваемых даже самим человеком. Мы объяснили, как эти чувства могут «проецироваться» на окружающих, наших партнеров или «козлов отпущения» внутри семьи, которые приобретают и автоматически воплощают запретные эмоции, бессознательно нами отрицаемые. Мы исследовали уклад человеческой индивидуальности— «ребенка» в человеке, который (если он доминирует) может привести к искаженному восприятию мира, ограниченному собственными потребностями; и «взрослую» составляющую индивидуальности, которая, отрицая «детские» аспекты, может принести не меньший вред человеческим отношениям.

Эти идеи были хорошо приняты, так что «Семья» стала настольной книгой не только для людей, профессионально занимающихся вопросами психического здоровья, но и в непрофессиональной среде. «Жизнь и как в ней выжить» продолжает наше исследование. Эта книга начинается с рассмотрения факторов, влияющих на психическое здоровье личности и семьи, а затем выходит за пределы клинического наблюдения, чтобы упомянуть малоизвестные исследования исключительно здоровых в психическом плане семей. Затем этот подход расширяется за пределы круга семейных отношений: анализируется поведение человека на работе, поведение компаний и организаций, поведение обществ и общественных групп и, сверх того, мирские и духовные связи людей друг с другом и с окружающим миром. Это книга о душевном здоровье человека и групп людей любой численности.

В послесловиях к главам мы рассматриваем вопросы, связанные с основной темой, включая отношение юмора и смеха к душевному здоровью, изменения в современных семейных отношениях, возникающие из-за необходимости зарабатывать на жизнь представителям обоих полов, значение усиливающегося разделения общества на бедных и богатых, а также место смерти в жизни человека.

«Семья и как в ней уцелеть» и «Жизнь и как в ней выжить» являются двумя частями проекта, начатого нами весной 1980-го.

Мы хотели в доступной форме донести до широкой публики те идеи, которые испытали на собственном опыте и нашли наиболее полезными, для того чтобы привнести в жизнь больше понимания, смысла и радости. И хотя мы понимаем, что никакого окончательного заключения по столь широкому кругу идей вынести невозможно, сейчас нам кажется, что они достаточно согласуются друг с другом, для того чтобы прояснить многие важные вопросы и стимулировать их обсуждение. Таким образом, мы представляем эту книгу как часть продолжающегося исследовательского процесса, в котором, надеемся, примут участие и другие. Мы с нетерпением ждем отзывов на эту книгу. Вряд ли мы сможем лично связаться со всеми участниками дискуссий, однако мы уже позаботились о координации возможной «обратной связи», чтобы впоследствии выпустить дополненное и улучшенное издание. В любом случае мы надеемся, что многие читатели разделят с нами удовольствие от поиска лучшего понимания этих вопросов.

Робин Скиннер, Джон Клииз ноябрь 1992

1. Кому здоровья?

Джон. Когда мы писали «Семья и как в ней уцелеть», ты упомянул кое о чем, что особенно меня заинтересовало, но что мы так и не проследили в той книге. Это касалось исследований семей, отличающихся необычным душевным здоровьем.

Робин. Верно. Это исключительные семьи — просто олимпийские чемпионы.

Джон. Хотелось бы больше узнать о них. Тем более что я никогда не слышал разговоров об этом.

Робин. Действительно, эти исследования почти не упоминаются.

Джон. Любопытно, почему? Казалось бы, всем интересно узнать об исключительно хорошо «устроенных» людях и о том, что такого знают они, чего не знаем мы. Но даже знакомые мне специалисты не знакомы с этими исследованиями. С другой стороны, это странность психиатрии: она основана на изучении людей, у которых не все в порядке, людей, у которых проблем больше нормы.

Робин. Да, в основном это так.

Джон. И чем больше об этом думаешь, тем более странным это кажется. Я хочу сказать, что если ты хочешь написать книгу о том, как писать картины, или играть в шахматы, или быть

классным управляющим, то начинаешь с изучения людей, у которых это хорошо получается. Вряд ли будет хорошо продаваться книга под заголовком «Каю играть в гольф по-чемпионски — секреты 20 худших в мире игроков».

Робин. Точно. Врачи хотя бы изучают нормального человека — анатомию, физиологию, прежде чем перейти к изучению заболеваний. Психиатры, кажется, заинтересованы почти исключительно в исследовании ненормальных людей.

Джон. А когда я говорил о необычно здоровых в психическом отношении семьях некоторым моим знакомым, они реагировали весьма болезненно. Как ты думаешь, не связано ли это с завистью?

Робин. Продолжай.

Джон. Я вот что хочу сказать. Я знаю, что завидую людям, которые просто плывут по жизни без усилий, занимаясь приятными и полезными делами, не сталкиваясь постоянно с уймой личных трудностей и проблем. Подозреваю, что многие на моем месте реагировали бы так же. Отсюда вопрос: Откуда ты знаешь об этих исследованиях?

Робин. Вообще-то я пошел в психиатрию в первую очередь потому, что интересовался душевным здоровьем, а не душевными болезнями.

Джон. Почему, как ты думаешь?

Робин. Сколько себя помню, я чувствовал, что не очень-то понимаю других людей. Часто их поведение казалось мне лишенным смысла. Поначалу я предполагал, что это я был ненормальным. Поэтому мне стало интересно, что же такое нормальность.

Джон. Теперь я уверен, что именно поэтому так заинтересовался психологией в юности. Правда, осознание того, что мой интерес

к природе нормальности обращен прежде всего к себе самому, скрывалось под непоколебимой верой в собственную рекордную нормальность. Утрата этой иллюзии на твоей совести.

Робин. Ты имеешь в виду групповую терапию?

Джон. Да. Это было в середине семидесятых. Мне нравится думать, что теперь я опять в норме. Хотя иногда я подумываю назвать свою автобиографию «48 часов ненормальности».

Робин. 72?

Джон. Можно и так. Но проблема при обсуждении «нормы» заключается в следующем: в юности ты предполагаешь, что большинство взрослых вполне нормальны. Только с годами ты избавляешься от этого заблуждения. Я бы сказал, что единственное, что нормально у 90 процентов моих друзей, — это фасад, который они показывают, достаточно симпатичный, чтобы одурачить многих дальних знакомых и подавляющее большинство детей. Но правда в том. что подавляющее большинство людей не считают жизнь такой уж легкой, даже если эти люди вполне обеспечены материально. И это может быть тем более справедливо, если говорить о богатых, сильных и знаменитых. Просто некоторые люди не видят ничего кроме фасада, потому что сильные часто производят большее впечатление.

Робин. Это верно.

Джон. Поэтому мы имеем в виду «достаточно психически здоровый», говоря о ком-то «нормальный», хотя это и не нормально — считать жизнь очень уж легкой... И куда же мы придем?

Робин. К растерянности. Поэтому, начиная свой тренинг, я искал информацию о действительно психически здоровых людях и был удивлен, обнаружив, что этот предмет почти полностью игнорируется. Нашлась только пара небольших весьма умозрительных статей. Но гораздо позже в Америке я обнаружил два важных проекта — один в Тимберлоуне, Даллас, который я несколько раз посещал, и один проект длительных наблюдений за выборкой здоровых и успешных выпускников Гарварда.

Джон. Таким образом, то, что ты собираешься мне рассказывать, основано на материалах этих проектов?

Робин. Только отчасти. Эти идеи являются моей собственной попыткой свести воедино все, что я узнал из разных источников: результаты исследований, опыт почти 40 лет работы по оказанию помощи отдельным людям и семьям в улучшении их душевного здоровья, результаты обсуждений с коллегами и друзьями, опыт семьи, в которой я вырос, и семьи, частью которой я был как отец. И, конечно, то, что я понял в ходе своей борьбы за собственное душевное здоровье.

Джон. Хорошо. Может быть, тебе начать с обзора твоих идей об исключительном душевном здоровье? Они удивительны, или очевидны, или что?

Робин. Все вместе. Конечно, чем ближе ты с ними знакомишься, тем больше все начинает сходиться, но в начале кое-что даже кажется немного шокирующим.

Джон. Есть ли общий принцип для необычно здорового поведения?

Робин. Может быть, и нет! Ведь книга по результатам первых исследований в Тимберлоуне называется «Не единая нить» как раз потому, что исследователи так и не смогли найти способ выразить обычным языком то, что объединяло все результаты исследований этих необычных семей. Поэтому нам придется рассматривать разные аспекты один за другим.

Джон. С чего же мы начнем?

Робин. Я хотел бы кое-что уточнить перед тем, как мы отправимся в путь. Первое: пытаясь описать исключительное душевное здоровье и сравнить его с нездоровьем, а также со «средним» состоянием между ними, в котором большинство из нас пребывает большую часть времени... трудно не изъясняться так, будто эти состояния сильно отличаются друг от друга и принадлежат разным людям. Уровень нашего душевного здоровья все время меняется. Все мы чувствуем себя здоровее в наши лучшие минуты, когда у нас хорошее настроение, когда дела идут прекрасно, когда нас любят и ценят, когда у нас все получается. И гораздо хуже — в условиях стресса, когда нет наших привычных источников поддержки, когда мы «расклеились» и «встали не с той ноги». В то же время уровень нашего душевного здоровья не одинаков в разных областях нашей деятельности. В целом «средний» человек может быть исключительно душевно здоров в одном и душевно неблагополучен в другом.

Джон. И очевидно, что общий уровень может меняться со временем. Иначе ты бы остался без работы. Я имею в виду, что люди могут становиться душевно здоровее, не так ли?

Робин. Судя по моему опыту, несомненно. Но здесь есть еще одна деталь Основные исследования касаются достаточно привилегированных групп, включающих белых людей среднего класса, вполне обеспеченных материально (хотя другое исследование касается черных пролетариев, проживающих в бедных районах). Я должен добавить, что высокий уровень душевного здоровья может представлять интерес только для людей, обеспеченных физической безопасностью, достаточным количеством еды, крышей над головой и определенным уровнем комфорта.

Джон. Ясно. Еще ограничения?

Робин. Пока нет.

Джон. Хорошо. Расскажи мне об этих душевно здоровых людях и их семьях. Что в них самое удивительное?

Робин. Эти особенно здоровые душевно семьи отличаются необыкновенно позитивным отношением к жизни и к другим людям. В общем, они производят впечатление людей, радующихся самим себе, друг другу и проявляющих открытость и дружелюбие к окружающим.

Джон. Это явно не британские журналисты.

Робин. Просматривая видеозаписи об этих семьях, я ловил себя на мысли о том, как было бы здорово иметь таких соседей. Нельзя не испытывать теплые и дружеские чувства в ответ на их поведение. В самом деле, исследования показывают, что они особенно высоко оцениваются в своих сообществах.

Джон. Означает ли это, что они часто обжигаются? Я имею в виду, что мир может поворачиваться весьма неприятной стороной.

1 1

Слишком открытый, слишком оптимистичный подход к людям может оказаться нереалистичным.

Робин. «Оптимизм» в данном случае не совсем точное слово, потому что оптимист или пессимист — это человек, который видит мир с одной стороны. Но одно из мерил душевного здоровья — это степень, до которой люди могут видеть мир таким, какой он есть, не искажая его на потребу своему воображению. А члены душевно здоровых семей весьма реалистичны. Они знают, что люди могут быть хорошими и плохими и не заблузкдаются на этот счет. Но принимают людей такими, какие они есть, со всем плохим и хорошим. И они предпочитают давать кредит доверия людям, первоначально проявляющим недружелюбие. Они обращаются к незнакомцам открыто и благожелательно и не отступают поспешно, не получив благожелательной ответной реакции.

Джон. То есть если внешне недружелюбный сосед просто немного застенчив или перестраховывается, помня предыдущие жизненные неудачи, то эта застенчивость или излишняя осторожность будут преодолены предлагаемым дружелюбием?

Робин. Да. В результате эти семьи получают позитивный отклик от всех, потому что их поведение будит в людях лучшие чувства.

Джон. Ну и что здесь особенного? Мы все знаем, что при позитивном подходе к людям легче получить позитивную ответную реакцию. Это же просто «Как дружить с людьми и оказывать на них влияние».

Робин. Верно, но ты говоришь о старании быть милым. Важной деталью поведения этих здоровых людей является не то, что они поступают не так, как мы, а то насколько легко и последовательно

они способны это делать. Необычны степень их открытости и дружелюбия, а также то, насколько естественным им кажется подобное поведение.

Джон. Ты хочешь сказать,, что они не прилагают специальных усилий, чтобы вести себя воспитанно и дружелюбно?

Робин. Именно так. Кажется, что им это ничего не стоит. Их поведение не создает ощущения наигранности, как это бывает при общении с людьми, прошедшими тренинг по методу Дэйла Карне-ги, или с людьми «религиозными» — изо всех сил демонстрирующими христианское отношение к окружающим. Действительно душевно здоровые люди не ведут себя так, словно отдают свое доброе отношение в надежде получить его обратно — хотя, конечно, именно так и происходит. Это больше похоже на то, как будто радость жизни дана им в таком изобилии, что они могут позволить себе роскошь просто делиться ею. Как некоторые очень богатые люди, которые жертвуют большие деньги на благотворительность, зная, что у них все равно остается достаточно для себя. Это можно назвать «философией достатка».

Джон. И, конечно, во многих случаях мотивом «хорошего поведения» является наше желание получить одобрение окружающих. Но эти люди кажутся достаточно уверенными в себе, чтобы не нуждаться в чужом одобрении — их дружелюбие не является средством манипуляции.

Робин. Нет, оно кажется непринужденным. Конечно, им нравится чужое одобрение, но они не охотятся за ним.

Джон. Ну и как, по сравнению с этим очень открытым, непринужденным и дружелюбным поведением, ведут себя другие люди на разных уровнях душевного здоровья?

Робин. Для начала рассмотрим наихудший случай. В очень нездоровых семьях отношение к другим людям, как правило, сильно негативное. По моему опыту — и большинство психиатров, умеющих заглядывать вглубь и не верить всему, что им говорят, согласились бы со мной — в семьях, где хотя бы один из членов психологически очень неблагополучен, часто проявляют сильные отрицательные эмоции как по отношению друг к другу, так и по отношению к посторонним.

Джон. Ну, а как насчет средних людей? К которым, я полагаю, относимся и мы, не так ли?

Робин. Так. Рассматривая «средние» семьи как подавляющее большинство людей, находящихся в середине шкалы душевного здоровья, в отличие от меньшинства, расположенного на «очень здоровом» и «очень нездоровом» концах, мы не обнаружим описанных мной сильно выраженных отрицательных эмоций — за исключением, быть может, отдельных случаев: вследствие сильного стресса или возбуждения. Но не найдем мы и выраженного позитивного отношения, характерного для семей с высоким уровнем душевного здоровья, хотя обычные семьи тоже могут вести себя так иногда: при добром расположении духа, или в какой-то день, когда всё идет хорошо, или при «особых обстоятельствах».

Джон. И что это значит? Каковы в действительности средние семьи?

Робин. Их отношение к посторонним в основе своей несколько недоверчивое. Конечно, большую часть времени это тщательно скрывается. Но под внешними вежливостью и дружелюбием присутствуют настороженность и расчетливость. Словно мы ощущаем ограниченность хорошего в мире и поэтому постоянно вынуждены быть настороже, чтобы кто-то не ухватил нашу долю. Это ближе к подходу «а что я с этого буду иметь» даже по отношению к супругу или ребенку, не говоря уже о соседе или незнакомце. Отношения рассматриваются почти как деловые договоренности, участники которых тщательно следят за тем, чтобы получить не меньше, чем вложили, а то и чуть больше — иметь пусть маленькую, но прибыль.

Джон. Да, не очень приятно это признавать, но похоже, что чаще всего именно так я и поступаю — кроме случаев, когда у меня очень хорошее настроение. Обычно я стараюсь в разумных пределах проявлять дружелюбие и симпатию к другим людям, но если не получаю достаточно скорой позитивной реакции, то теряю желание быть «приятным». Я просто отключаюсь и соблюдаю минимальные правила вежливости. С другой стороны, как ты и описываешь, я замечал, что в условиях стресса становлюсь очень «деловым» в личных отношениях: «Я сделал для тебя и то, и то, и это, а что сделал ты? ». Полагаю, что такие отношения просто передаются из поколения в поколение. Большинство моих знакомых могут вспомнить, как их родители говорили «После всего, что я для тебя сделал... » или «Ты будешь ценить меня только после моей смерти... ». Но ты говоришь, что в действительно здоровых семьях это не так.

Робин. Не похоже, чтобы они занимались подсчетами, сводили баланс или вели эмоциональную бухгалтерию. Как я уже сказал, они ведут себя так, будто обладают таким изобилием доброго отношения и радости жизни, что могут легко всем этим делиться — просто потому, что им так хочется, без всякого расчета.

Джон. Итак... это первая характерная особенность душевно исключительно здоровых семей. Какова же вторая?

Робин. Вторая особенность гораздо удивительней. Я помню, что когда впервые прочитал об этом, то испытал небольшой шок, и понадобилось некоторое время, чтобы я свыкся с идеей. «Любовь», присутствующая в этих семьях в таком изобилии, существенно отличается от того, что большинство из нас понимает под этим словом.

Джон. Как так?

Робин. Ну, одним из значений слова «любовь» является стремление к близости. Но близость можно понимать двояко. Это может быть наслаждение тесной связью или зависимость, чувство столь сильной привязанности к другому человеку, что нам трудно без него обходиться. Для некоторых людей это может означать даже слияние, постоянную потребность друг в друге и страдания в отсутствии другого, что, конечно, ведет к собственничеству и ревности.

Джон. И что удивительного в «любви» в этих здоровых семьях?

Робин. Она включает в себя близость и удаленность. Они способны на тесную связь и сильную привязанность; но они также ощущают себя самодостаточными, уверенными в себе и свободными, так что не нуждаются друг в друге отчаянно. Находясь в разлуке, они вполне обходятся; им вполне достаточно собственного общества.

Джон. Они не «скучают» друг о друге?

Робин. Это зависит от того, что ты понимаешь под словом «скучать». Конечно, они с теплотой вспоминают о партнере; им нравится думать о нем и том приятном, что с ним связано. Но они не «скучают» о партнерах в смысле ощущения себя несчастными или неспособными радоваться тому хорошему, что у них есть в данный момент.

Джон. Тогда до какой степени они эмоционально независимы, то есть насколько у них отсутствует ощущение «нужды» друг в друге?

Робин. Счастье, которое приносят их отношения, является для них роскошью, подарком. Поэтому их остальная жизнь не отравлена страхом неудачи, тревогой о том, как они будут жить, если потеряют своего партнера. И, конечно, чем больше человек радуется жизни и чувствует уверенность в себе, будучи один, тем более интересной личностью он становится и тем большим он может поделиться со своим партнером при следующей встрече.

Джон. И, с другой стороны, если двое в супружеской паре действительно эмоционально независимы, то вместе они не чувствуют себя связанными потребностями друг друга — им не приходится следить за тем, что каждый говорит или делает, чтобы не нанести ущерб этим потребностям. Поэтому каждый из них свободен быть самим собой.

Робин. То же самое происходит, когда мы даем другим членам семьи место для занятий их собственными делами, чтобы они не ходили друг за другом, как собаки вокруг обеденного стола, боясь что-нибудь пропустить.

Джон. Правильно. И как это влияет на близкие отношения?

Робин. Они могут быть одни, если им захочется, не ощущая при этом вины перед любимым человеком, поэтому они чувствуют себя в безопасности, отдаваясь более тесной связи.

Джон. Ты хочешь сказать, что они не боятся оказаться неспособными разъединиться и вернуть свою независимость, если слишком сблизятся?

Робин. Именно. Поначалу это кажется парадоксом, но на самом деле очевидно, что чем больше «разъединенности» на одной чаше, тем больше «соединенности» — на другой.

Джон. Таким образом, чем больше ты «нуждаешься» в других людях, тем больше тебе приходится их контролировать?

Робин. Разумеется. И наоборот: чем более ты уверен в своей самостоятельности, тем меньше тебе необходимо контролировать партнера. Вы можете просто наслаждаться друг другом, вместо того чтобы испытывать ощущение нужды и беспокойства о том, получишь ли ты желаемое. Затем это удовольствие будет поддерживать вас обоих и давать больше уверенности при разлуке. Восходящая спираль вместо нисходящей, «порочный круг» на основе взаимозависимости.

Джон. Не мог бы ты рассказать об этой спирали зависимости подробней?

Робин. Когда отношения основываются на сильной взаимозависимости, каждый из партнеров старается привязать другого, демонстрируя свою незаменимость. Чтобы это выглядело убедительным, партнеры не должны показывать, что им хорошо в разлуке. Поэтому они отказываются от собственных интересов и друзей, что, в свою очередь, и делает их более взаимозависимыми и беспомощными!

Джон. Отказ от собственных интересов все больше парализует их?

Робин. И отношения становятся все более скованными.

Джон. Я помню, что впервые познакомился с идеей эмоциональной независимости, занимаясь в твоей группе в 1975 году, и был почти напуган мыслью о том, что сильная потребность в ком-то не является пробным камнем истинной любви!

Робин. Ты помнишь, что тебя испугало?

Джон. Ну, во-первых, тождество истинной любви и глубокой эмоциональной зависимости казалось почти священным. Я был глубоко предан этой идее. Хотя никто не учил меня этому, даже не произносил вслух. Это было частью полученного в семье

2—1222

воспитания. Тогда как альтернатива — более разделенные и эмоционально независимые отношения — казалась абсолютно бессердечной. Ничего общего с «любовью»!

Робин. Вот что я имел в виду, говоря о том, что некоторые из этих идей кажутся шокирующими. Так я и чувствовал себя, когда тридцать пять лет назад прочел самый первый отчет об исследованиях в области исключительного душевного здоровья. Для иллюстрации в статье упоминалось, что в случае смерти одного из супругов в такой семье оставшийся партнер глубоко скорбел о потере в течение некоторого времени, но затем успешно приходил в себя... и строил новые отношения и продолжал жить без особых затруднений. Я помню, что сама мысль об этом причинила мне боль. Я почувствовал, что это может быть правдой; но мне понадобилось много времени, чтобы понять: это действительно правильно с точки зрения душевного здоровья.

Джон. Все это бьет по идее романтической любви, не так ли? «Быть созданными друг для друга», «Я умру без тебя», «Во всем мире есть только ты одна»... и все такое.

Робин. Да. Некоторые пары в ходе терапии годами отчаянно сопротивлялись самой мысли о том, что можно быть действительно независимыми и в то же время глубоко и тесно связанными друг с другом, потому что им было трудно принять совместимость этих двух аспектов.

Джон. Ну, хорошо, а как «эмоциональная независимость» согласуется с верностью? Можно ли сказать, что менее зависимые друг от друга люди больше смотрят на сторону?

Робин. Мой опыт изучения душевно здоровых пар показывает, что их союз более прочен, так как основан на свободном выборе. Они не гуляют на стороне, потому что им это не нужно, и одна из причин состоит в том, что они могли бы, если бы захотели. Но они ценят партнера, с которым связали себя, выше такой возможности. Результаты исследований подтверждают это. Они

демонстрируют образцы долгосрочной супружеской верности у наиболее душевно здоровых пар.

Джон. Вот как?

Робин. Это можно сравнить с оценками неверности по исследованиям населения Великобритании в 1992 г. (большинство относится к средней части шкалы): минимум 40 процентов у женщин и 75 процентов у мужчин...

Джон. Я знаю, ты считаешь, что верность важна. Но почему? Потому ли, что неверность неминуемо ведет ко лжи, разрушающей доверие и близость?

Робин. Ложь означает, что ты не можешь быть открытым, не можешь быть вполне самим собой, что, конечно делает настоящую близость невозможной. Если люди душевно здоровы, они будут откровенны, говоря о своих привязанностях. А так как они не обременены сильной эмоциональной зависимостью, у них не возникнет причины, по которой влечение к представителю противоположного пола, не являющемуся постоянным партнером, должно создать проблему. На самом деле, с моей точки зрения, это могло бы обогатить их отношения, заставить быть более внимательными друг к другу. Но реальное вступление в другую половую связь — другое дело, потому что в этом случае ни те, ни другие отношения не достигают пика своих возможностей. Я полагаю, что душевно здоровые пары делают свой выбор, исходя не из чувства вины или страха перед реакцией партнера, а потому, что существующие отношения так богаты, что они хотят сохранить их и сделать еще богаче.

Джон. Интересно. Я не собираюсь оспаривать заслуги эмоциональной зависимости, потому что полностью разделяю твою точку зрения. Я только хочу напомнить, как много несчастий приносит идеализация этой зависимости. Возьмем великие сочинения о

12 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒