ГЛАВА 29 ПОСТСКРИПТУМ 11 страница

«Я помню, как брала у нее интервью в отеле Беверли Хиллз месяца через два после гибели Майка, — рассказывала бывшая журналистка из «Ньюсуика» Бетти Маршалл. — Я обмолвилась, что приглашаю всех своих подруг на съезд аэронавтов, где можно было встретиться с учеными, потому что среди них много красивых мужчин. Лиз протянула через стол руку и, похлопав меня по руке, сказала: «Не надо брать их. Возьми меня».

«Все те парни, которых она пыталась подцепить после Тодда, были никудышными мужиками, но ведь Лиз была так одинока, — вспоминал секретарь Тодда. — Затем, совершенно неожиданно, на горизонте появился Эдди».

После похорон Майка Элизабет тесно сблизилась с певцом, лучшим другом ее покойного мужа. Майк Тодд был для Эдди Фишера кумиром и даже в чем-то заменил ему отца. Эдди настолько восхищал ся Майком, что даже стал подражать ему — курил сигары и отчаянно резался в карты. Его сын, родившийся за три недели до гибели Майка, был назван в честь знаменитого шоумена. Безвременная смерть Тодда потрясла Эдди ничуть не меньше, чем Элизабет, поэтому не было ничего удивительного в том, что они оба искали друг в друге утешение. Они вместе проводили долгие часы на пляже.

В июне Элизабет вместе с Эдди и Дебби слетала в Лас-Вегас на премьеру шоу в клубе «Тропикана» — это было ее первое появление на публике после похорон. Эдди понимал, что в тот вечер присутствие Элизабет в зале послужит залогом его успеха. После концерта он отправил ей телеграмму следующего содержания:

«Щедрость твоей души, побудившей тебя прийти ко мне на премьеру, может превзойти лишь моя благодарность».

10 августа, в день, когда Эдди исполнилось тридцать лет, Элизабет позвонила ему, чтобы сказать, что у нее приготовлен для него подарок — нечто такое, что когда-то принадлежало Майку. Это был специальный зажим для банкнот, который она когда-то подарила Тодду. — безделушка, украшенная одним и: ого излюбленных афоризмов: «Бедность — это состояние души. Я много раз сидел без гроша, но |иногда не был беден». Эдди позднее вспоминал, какие чувства овладели им, когда в тот день он увидел вдову своего лучшего друга:

«…глаза Элизабет... Я не забуду, как они прожигали меня до самого сердца. Я всем своим существом ощущал ее потребность во мне. Мои чувства удивительным образом совпадали с тем, что чувствовала она».

Через две недели Элизабет, оставив детей на попечении Артура Лоу-младшего, вылетела в Нью-Йорк, сказав, что держит путь на Французскую Ривьеру, где она сняла на месяц виллу. Эдди в это время тоже находился в Нью-Йорке, где записывал на телевидении рекламное шоу для компании «Кока-Кола». Он пригласил Элизабет провести вместе с ним уик-энд в местечке Гроссинджер, где присутствовал на открытии нового закрытого бассейна. Этот курорт в горах Кэтскилл значил для него многое — ведь именно здесь в 1949 году началась его певческая карьера. Здесь же, успев превратиться к этому времени в эстрадную звезду первой величины, в 1955 году он женился на Дебби Рейнольдс.

Элизабет приняла его приглашение. По пути в горы они, сидя на заднем сиденье лимузина, держались за руки, а ее голова покоилась у него на плече. После беззаботного уик-энда в компании приятеля Эдди Дэнни Уэлкса, его менеджера Мильтона Блэкстоуна, владелицы курорта Дженни Гроссинджер и ее полутора тысяч гостей парочка вернулась в Нью-Йорк. Там они сначала уединились в гостиничном номере Элизабет, затем пообедали в «Quo Vadis», выпили в клубе «Харвин» и потанцевали в «Голубом Ангеле».

Кроме того, они посетили вечеринку, которую устраивал ее бывший муж Ники Хилтон. На публике Элизабет с Эдди неизменно появлялись в обществе какой-нибудь другой пары, чтобы не навлечь на себя подозрений.

«Она напропалую крутила с Эдди, — вспоминала Кэтти Фрингс. — В этом даже не приходится сомневаться. Сначала она попробовала окрутить Майка Тодда-младшего, но его жена быстро поставила точку на их отношениях, пока они не зашли слишком далеко. Прежде чем Элизабет успела прибран, его к рукам, она, пока не поздно, увезла Майка из города».

Элизабет по секрету поведала журналисту Максу Лернеру, что именно поездка в Нью-Йорк дала толчок ее близости с Эдди.

«В Нью-Йорке они жили в одном гостиничном номере, — утверждал Лернер. — Элизабет призналась мне, что четыре дня и четыре ночи они провели преимущественно в постели. Она рассказала мне, как Эдди помогал ей преодолеть горе».

Публике же Элизабет заявила следующее:

«За последние две недели я чувствовала себя гораздо счастливее и в большей мере ощущала себя человеком, нежели за все время после гибели Майка».

К тому времени, как Эдди через десять дней вернулся домой, газеты уже пестрели фотографиями, изображавшими его вместе с Элизабет, а также рассказами о том, как эта парочка проводила вечера.

«Я в шоке от того, что написано в газетах, и пока что мне даже нечего сказать по этому поводу», — заявила Дебби Рейнольдс.

Раскрасневшаяся от гнева, она сразу же предстала перед мужем, как только тот переступил порог их дома.

«Что, скажи на милость, с тобой происходит? » — крикнула она.

На следующий день Эдди Фишер, оставив жену и детей, ушел из дома. Репортерам он заявил, что они с Дебби собираются жить раздельно.

Через несколько минут в дверях появилась Дебби - в руках у неё пластмассовая бутылочка дли детского питании. Это фото — детские косички и бутылочка – обошло газеты всего мира, и Дебби тотчас превратилась в объект всеобщих симпатий.

«Я все еще искренне люблю Эдди, — заявила она, обливаясь слезами. — Я не теряю надежды, что, пожив какое-то время раздельно, мы сможем преодолеть возникшее между нами непонимание и снова будем счастливы вместе... Нам никогда не было так хорошо, как в последнее время. И не надо обвинять Эдди в случившемся, это не его вина. Он замечательный парень».

Прочтя эти комментарии, Элизабет в сердцах отшвырнула газету. «Ах, эта сучка! » — воскликнула она.

Зная, что Дебби уже дважды подавала на развод, Элизабет была готова лопнуть от возмущения, увидев, что Дебби пытается доказать публике прямо противоположное, и впоследствии сказала то же самое Хедде Хоппер:

«Как можно пытаться разбить самый счастливый брак? — недоумевала она. — Эдди вовсе не любит Дебби, он давно уже к ней равнодушен. Не далее как год назад Дебби подавала на развод, но передумала, потому что оказалось, что она ждет второго ребенка».

«Тебе это может навредить куда сильнее, чем Дебби Рейнольдс, — предостерегала Элизабет журналистка. — Ведь люди ей симпатизируют».

«А что же мне, по-твоему, делать? — огрызнулась Элизабет. — Просить Эдди, чтобы он пересилил себя и вернулся к ней? Но он же не может. А если даже и решится на такой шаг, то они просто измучают друг друга. Я ровным счетом ничего не отнимаю у Дебби Рейнольдс, потому что мне у нее нечего отнимать».

«А что, по-твоему, на это сказал бы Майк Тодд? » «Что ж, — отвечала Элизабет, — Майк мертв, а я жива. Что же, по-твоему, я должна делать? Спать одна? »

Это интервью затмило все остальные газетные новости. Даже такой скандал, как отставка Шермана Адамса, советника президента, обвиненного во взятках, отошел на второй план. Публику больше интересовала судьба любовного треугольника, состоявшего из самого знаменитого в Америке певца, любимицы зрителей — курносой актрисы — и самой красивой вдовы в мире.

«Голливуд с его притворством попался на собственный крючок», — ехидно подмечал журнал «Лайф».

«Образцово-показательный союз Эдди Фишера и Дебби Рейнольдс вчера занесло на нескольких крутых поворотах, вернее, на выпуклостях Лиз Тейлор», — ехидничала нью-йоркская «Дейли Ньюс».

С этого момента все главные участники драмы общались исключительно через репортеров и газетные сообщения. Дебби оставалась дома со своими двумя детьми. Элизабет жила у Курта и Кэтти Фрингсов. Эдди переехал к своему приятелю Джону Форману.

«Я не хочу, чтобы наш брак распался, — сообщила Дебби представителям прессы. — У нас двое очаровательных малюток, и, как мне кажется, нас ждет замечательное будущее».

«Развод неизбежен, — возражал Эдди. — Мы уже долгое время испытывали серьезные проблемы, и Лиз Тейлор не имеет к ним ни малейшего отношения».

«С трудом верится, что можно счастливо жить с мужчиной и при этом не знать, что он тебя не любит, — заявила Дебби. — Но, Бог свидетель, так оно и есть».

«Чушь собачья» — отреагировала Элизабет.

«Надеюсь, что этой Элизабет будет стыдно смотреть. людям в глаза, — заметила мать Дебби Рейнольдс, — Все теперь знают, кто она такая».

Заголовки «Лиз — Эдди — Дебби» не сходили с первых полос газет больше месяца, причем большинство американцев пытались приободрить Дебби, ругали Эдди и поносили Элизабет. В качестве слабой, беззащитной жертвы Дебби Рейнольдс вскоре обнаружила, что ее карьера резко пошла в гору, в то время как Эдди Фишер, превратившись в разрушителя семьи, обнаружил, что фэн-клубы от него отвернулись, продажа его пластинок пошла на убыль, а Эй-Би-Си даже отменило его телешоу. Комики отпускали остроты, что, мол, даже кукла «Эдди Фишер», если ее ударить в живот, начинает петь «О, мой папочка», ужасно при этом фальшивя. «Это не игрушка, а талисман вуду, — изгалялись они. — Вы посылаете его (куклу) врагу, у которого сейчас медовый месяц, и вскоре узнаете, что его жена сбежала с другим».

Преданная публичному порицанию как «разрушительница семьи», Элизабет неожиданно из объекта всеобщего сочувствия превратилась в объект всеобщих нападок и презрения.

«По-моему, открывшиеся факты только подтверждают мое давнее подозрение, что во всех своих романах она проявляла агрессивность — полное пренебрежение к чувствам тех, кто стоял на ее пути, демонстрируя полнейшее равнодушие к тому разрушению, что она оставляла после себя», — писала Эльза Максвел.

Нажив на скандале недурной капитал, «МГМ» выпустила в прокат «Кошку на раскаленной крыше». В этом фильме Элизабет кошачьей походкой разгуливала в своей шелковой комбинашке и атласных лодочках, не оставляя надежды соблазнить своего несговорчивого гомосексуалиста-мужа. Благодаря бесплатно доставшейся студии рекламе, этот фильм побил в 1958 году все рекорды кассовых сборов и вошел в десятку самых знаменитых хитов «МГМ». Кроме того, он принес Элизабет ее вторую номинацию на награду киноакадемии, позволив ей попасть в десятку самых популярных кинозвезд, а также подарил награду «Звезда года», присуждаемую американским союзом владельцев кинотеатров.

Но по мере того, как дурная слава Элизабет продолжала разрастаться, кинематографический мир, призадумавшись о возможных последствиях, в конечном итоге проголосовал за лишение ее награды.

«Кинобизнес целиком и полностью находится во власти общественного мнения, — заявили владельцы кинотеатров. — И награждать мисс Тейлор в такое время было бы просто неразумно».

Позднее Эн-Би-Си даже не пустило Элизабет в студию перед последним телешоу Эдди.

«Ее появление в студии только подлило бы масла в огонь, когда дела и без того обстоят не самым лучшим образом, — заявил представитель телестудии. — Публика бы этого не одобрила».

ГЛАВА 13

Обруганная прессой, преданная остракизму друзьями, Элизабет обратилась за утешением к Рабби Нуссбауму. Во время встречи с этим ученым евреем Элизабет сказала, что хотела бы перейти в иудаизм, приняв религию Майка Тодда и Эдди Фишера.

«У меня такое чувство, будто я на протяжении всей моей жизни была еврейкой».

Повлекший за собой шумиху и досужие домыслы переход в иудаизм Мэрилин Монро и Сэмми Дэвиса поначалу заставил Рабби усомниться. Он предложил Элизабет все хорошенько обдумать и взвесить. Но она уже приняла для себя однозначное решение. Элизабет потребовала уроков по философии реформизма. На протяжении шести месяцев она штудировала Библию, читала духовную литературу, а также обсуждала с Рабби древние традиции и современные проблемы, связанные с положением евреев в мире. Когда ее образование подошло к концу, она подарила Израилю 100 тысяч долларов облигациями военного займа — подарок, который немедленно повлек за собой запрет на прокат фильмов с ее участием во всех мусульманских странах Ближнего Востока и Африки.

«Я горда тем, что я еврейка, — заявила Элизабет. — Теперь у нас с Эдди много общего».

Обрадованный решением Элизабет принять его веру, Эдди Фишер начал называть ее «милой жидовочкой», что в его устах было ласковым прозвищем. В качестве своего еврейского имени Элизабет выбрала Элишеба Рахиль и попросила раввина, чтобы тот прочел для Эдди историю Рахили из книги бытия, в которой говорилось о том, как Иаков, чтобы завоевать Рахиль, семь лет провел в рабстве, но вместо того получил Лию, и поэтому снова на семь лет отдал себя в рабство, поскольку любил только одну Рахиль.

«Я бы ради тебя сделал то же самое! » — воскликнул Эдди.

Ревностная христианка, мать Элизабет отнюдь не пришла в восторг от того, что ее дочь приняла иудаизм. По ее мнению, Элизабет решилась на подобный шаг исключительно ради дочери Лизы.

«Элизабет теперь уверяет, что она иудаистка, хотя какая из нее еврейка, — говорила Сара Тейлор. — Она перешла в иудаизм после смерти Майка Тодда, чтобы их ребенок — ее третий ребенок, Лиза, — не росла в семье единственной представительницей этой религии. Ей просто не хотелось, чтобы малышка чувствовала, что она еврейка, а все вокруг ее — не евреи. Нет, это сделано исключительно ради Лизы, что бы та не чувствовала себя одинокой».

Элизабет, однако, утверждала, что ее переход в другую религию имеет под собой гораздо более серьезную почву.

«Я испытываю глубокое сочувствие к евреям за те страдания, которые выпали на их долю в годы войны. Меня привлекает их духовное наследие. По-моему, я отождествляю себя с ними как с вечными изгоями».

Элизабет на собственной шкуре успела убедиться, что значит подвергаться гонениям. Их с Эдди предали остракизму, и поэтому им пришлось проводить большую часть времени вдвоем, в доме, который Элизабет на время сняла у Линды Кристиан. А поскольку их чувствительные к общественному мнению театральные агенты советовали им не показываться на людях вместе, Эдди с Элизабет на протяжении нескольких месяцев жили в полной изоляции. Им также пришлось нанять охрану, круглосуточно дежурившую вокруг их дома. Это делалось ради себя самих, но в особенности — ради детей Элизабет, чтобы оградить их от возмущенных правдоискателей, грозивших забросать их камнями, или же религиозных фанатиков, готовых читать проповеди прямо у них на парадном крыльце. Кроме того, охранникам вменялось в обязанность не пропускать никаких представителей прессы — ни репортеров, ни фотографов.

Публичное осуждение глубоко задело Элизабет. Она никак не могла взять в толк, почему люди отвернулись от нее. Вечно заплаканная, она звонила таким своим старым друзьям, как, например, Сидни Гилярофф, Затем она пыталась искать правды в судах, подав иск по обвинению в клевете по меньшей мере против шести изданий, которые, по ее мнению, печатали откровенную ложь. Вскоре судебные разбирательства вошли у нее в привычку.

«Она никак не может поверить, что чужой муж — это непозволительная роскошь, за которую приходится заплатить даже ей», — заметил писатель Джо Хайемс.

Спустя годы Эдди Фишер признавался:

«Она не любит читать о себе неприятные вещи. Она читает всю светскую хронику и все великосветские журналы и каждый раз ужасно злится, если вдруг кто-то осмелится изобразить ее иначе, кроме как невинным созданием времен «Нэшнл Велвет». По-моему, она до сих пор думает о себе как о милом, невинном создании. Она никак не может привыкнуть к тому, что зрители теперь воспринимают ее совершенно по-другому».

Элизабет отказывалась показываться на публике в обществе Эдди Фишера до тех пор, пока Дебби Рейнольде не подала на развод.

«Мы не осмеливались, — признавалась она. — Друзья — по крайней мере, те, кого мы считали друзьями, — казалось, не желали иметь с нами ничего общего».

В феврале — спустя одиннадцать месяцев после того, как Элизабет овдовела, и шесть — с тех пор как Эдди Фишер ушел из дома — Дебби переступила порог лос-анджелесского суда. Не называя Элизабет по имени, она заявила судье, что ее муж увлекся другой женщиной. Через пять минут она получила развод, который должен был вступить в силу через год. Кроме того, ей присудили компенсацию в миллион долларов. Развод, тем не менее, больно ударил по Дебби, и она впоследствии всячески открещивалась от своего бывшего мужа. Спустя годы она сказала:

«У меня от него двое детей, но они могли быть от кого угодно. Так что невелика заслуга с его стороны. Я сама вырастила их, сама воспитала, сама о них заботилась. От него не было никакой помощи».

В узком кругу друзей Элизабет передразнивала Дебби, называя ее «Маленькая домоседка». Щеголяя огромным бриллиантовым кольцом, подарком Майка Тодда, она, тем не менее, подражала Дебби, которая публично отказалась от своего обручального кольца с небольшим, всего в 7 карат, бриллиантом, которое получила от Эдди в 1955 году.

«Иногда мне просто неприятно его надевать, — заявила Дебби репортерам. — Кольцо ведь такое большое. Многие девушки, у которых есть только маленькие бриллианты, из-за него только расстраиваются».

«Когда Эдди, в качестве предсвадебного подарка, преподнес Лиз браслет с пятьюдесятью крупными бриллиантами, знаете, что она сказала? — вспоминал кто-то из знакомых. —

«Иногда мне просто неприятно его надевать. Кольцо ведь такое большое. Многие девушки, у которых есть только маленькие бриллианты, из-за него только расстраиваются», — она передразнила Дебби один к одному».

Эдди баловал Элизабет точно так же, как это делал до него Майк Тодд, одаривая ее драгоценностями, которыми она затем любила прихвастнуть. На двадцать седьмой день рождения Элизабет он подарил ей вечерний ридикюль, усыпанный двадцатью семью бриллиантами — по одному за каждый прожитый год. Кроме того, Эдди закатил веселую вечеринку в доме Кэтти и Курта Фрингсов, куда пригласил всех тех, кто с ними по-прежнему общался — в числе гостей оказались Джанет Ли и Тони Кертис, Джордж Беркс и Грейси Аллен, Рок Хадсон, Питер и Пэт Лоуфорды, Ричард Брукс, Джо Пастернак, Рональд и Нэнси Рейган.

Весной Эдди начал полуторамесячные гастроли в клубе «Тропикана» в Лас-Вегасе. Он решил на это время также и поселиться — это давало ему возможность поскорее получить развод и без проволочек жениться на Элизабет — согласно калифорнийскому законодательству подобный шаг в течение целого года не мог быть предпринят без предварительного согласия бывшей супруги. Дебби, разумеется, была против.

«Я уже дала ему развод, — заявила она. — Я не сторонница разводов, особенно таких, какие осуществляются в Неваде. Моим детям было бы крайне неприятно узнать, что у их отца две жены одновременно».

«О, Господи! — жаловалась Элизабет одному из знакомых. — Я готова придушить эту сучку».

Однако вместо этого она сняла за 500 долларов в неделю ранчо «Потайной Колодец» в Парадиз-Вэлли — для себя, детей и Эдди. Репортерам она заявила, что обожает знаменитого певца и они собираются пожениться в самое ближайшее время.

«Дебби поначалу ужасно оскорбилась, узнав, что мы с Эдди любим друг друга, — сказала она. — Но теперь, как мне кажется, она больше не держит на нас зла и согласится дать Эдди развод. Какая ей выгода от того, если она и дальше будет упираться? »

На следующий день Дебби Рейнольдс была вынуждена признать, что упираться дальше ей действительно не имеет смысла, и, скрепя сердце, дала согласие.

«Лиз ликует, — объявил Эдди, услышав эту новость. — Она от радости скачет по комнате! »

В тот вечер Эдди вышел на сцену «Тропиканы», сияя от счастья и широко улыбаясь.

«Я впервые выступал здесь два года назад, — сказал он. — И с тех пор у вас тут мало что изменилось».

Публика разразилась одобрительными возгласами, а Элизабет, пока Эдди пел, смотрела на него влюбленными глазами. Свою программу Эдди закончил следующим куплетом: «Еще одна невеста, еще один жених, еще один солнечный медовый месяц... »

После концерта Эдди удостоился бурной трехминутной овации. Элизабет отправилась к нему в гримерную. За ней последовали ее родители, оба сына, ее секретарь и личный парикмахер. Элизабет бросилась в его объятия.

«О, дорогой! — воскликнула она. — Ты просто прелесть! Просто прелесть! »

«Да нет, это вы, Элизабет, просто прелесть», — выкрикнул какой-то репортер и пояснил, что именно поразительная преданность со стороны Элизабет стала залогом колоссального успеха Эдди на его первом концерте.

«Нет-нет, я здесь вовсе не причем, — возразила актриса. — А то кто-нибудь еще подумает, что Эдди обделен талантом. Наоборот, он великий талант. Он умеет расположить к себе публику. Не думаю, чтобы наши отношения могли каким-то образом сказаться на его успехе. Не думаю, что покривлю душой, если скажу, что Эдди один из самых лучших исполнителей нашего времени».

Журналист Эрл Вильсон позднее заметил: «Самое сильное впечатление на меня произвело то, как на протяжении всего концерта Элизабет не сводила с Фишера влюбленных глаз, буквально пожирая его взглядом».

Несомненно, Элизабет была безумно увлечена Эдди Фишером.

Она уверяла друзей, что не выходит за него замуж по ряду весьма деликатных причин.

«Когда Эдди привлек меня как мужчина, я спросила себя, а не вижу ли я в нем Майка, — пояснила она. - Я долго пыталась разобраться в собственных чувствах. Ведь, согласитесь, бессмысленно искать в одном человеке замену другому. И если я пытаюсь сделать именно это, то в конечном итоге погублю нас обоих. Майк не из тех, кого можно с легкостью забыть - даже если этого очень захочется. Я всегда буду любить Майка, но с Эдди это нечто совершенно особенное. У Эдди нет многих тех качеств, которыми был наделен Майк, но ведь я и не собираюсь искать себе нового мужа по его образу и подобию. Я знаю лишь то, что испытываю к Эдди самую искреннюю и глубокую привязанность. У нас с ним удивительные отношения — полные взаимного понимания и теплоты. Нам хорошо вместе».

Лас-вегасское бракосочетание было назначено на 12 марта в храме Бет Шалом и состоялось через три часа после того, как Фишер получил в Неваде окончательный развод. Его шафером стал Майк Тодд-младший, а свидетельницей со стороны Элизабет — ее золовка Мара Тейлор. Накануне вечером жених и невеста устроили вечеринку с шампанским. На ней присутствовали родители Эдди, родители Элизабет, вице-президент «МГМ» Бенни Тау, Сидни Гилярофф, супруги Фрингс, доктор Рекс Кеннамер, Дик Хенли, комик Джо Форман, пресс-агент Элизабет Патриция Ньюком, пресс-агент Фишера Глория Люкенбилл, Эдди Кантор с супругой и Милтон Блэкстон со своим адвокатом Мартином Гангом.

«Элизабет, как и следовало ожидать, опоздала на церемонию на целых полчаса, однако была так хороша, что мы наверняка согласились бы ждать ее целую неделю», — вспоминал один из гостей.

В роскошном шифоновом платье темно-зеленого цвета с высоким воротом, длинными рукавами и изящной накидкой, Элизабет, опершись на отцовскую руку, гордо прошествовала в храм.

Эдди, в традиционной ермолке, терпеливо поджидал ее. Они с Элизабет дважды произнесли брачный обет — по-английски и на идиш. Затем поставили свои подписи в «кезуба», или брачном контракте, и нежно расцеловались. После чего сияющая невеста, обернувшись к гостям, произнесла:

«В моей жизни не было счастливее дня, чем этот»!

На улице полиция изо всех сил сдерживала напирающую толпу зевак в шортах и сандалиях, чтобы молодожены могли беспрепятственно проследовать в расположенный по соседству спортивный зал, где их уже поджидали репортеры и фотографы. Заметив Вернона Скотта из ЮПИ, Элизабет злобно бросила в его сторону:

«Катился бы ты, Верной, к такой-то матери».

«Она ужасно злилась на меня за то, что за несколько дней до этого я подготовил материал о них с Эдди, но в котором отнюдь не собирался лизать им задницу», — вспоминал Скотт.

К другим репортерам невеста проявила большую благосклонность. Она поведала журналистам, что проведет медовый месяц в Европе, а затем приступит в Лондоне к съемкам своей новой картины «Неожиданно, прошлым летом».

«Я так счастлива, так счастлива, — ворковала Она. — Нас с Эдди впереди ждет медовый месяц длиной в тридцать, сорок лет. И как только мой контракт истечет, я целиком посвящу себя мужу и детям». Кое-кто из репортеров поинтересовался, почему она, в очередной раз выйдя замуж, заявляет, что намерена уйти из кино, но Элизабет пропустила мимо ушей этот вопрос.

На следующий день обозреватель Роберт Руарк опубликовал свои впечатления о свадьбе. По его мнению, это было не что иное, как результат незаконной связи всего каких-то пять месяцев спустя после смерти Майка Тодда.

«Этот союз, который разрушает семьи других людей, это настоящий пример надругательства над такими понятиями, как вдовство и девичья любовь, обернулся дешевым спектаклем», — писал Руарк.

Макс Лернер из «Нью-Йорк Пост» выступил в защиту новобрачных:

«Мне нравится... что они абсолютно откровенны в своих чувствах друг к другу. Это тот самый случай, когда искренность намного предпочтительнее лицемерной показной добродетели. Я приветствую это нескрываемое торжество человеческих чувств».

Растроганные подобными словами, Элизабет и Эдди признались Мильтону Блэкстону, что хотели бы познакомиться с обозревателем. Лернер собирался в Лондон, где ему предстояло освещать встречу между президентом Эйзенхауэром и британским премьер-министром Макмилланом.

«Я позвонил им в отель, — вспоминал Лернер. — И затем провел с ними замечательный вечер — в непринужденных беседах и шутках. Мы с первого взгляда понравились друг другу. Элизабет, как обычно была сама соблазнительность, и я в нее сразу же влюбился. Она весьма деликатно поведала мне, что Эдди накануне ночью проявил в постели всю свою пылкость. «Три с половиной раза, Макс, три с половиной раза», — похвалялась она. В то время они неустанно наслаждались любовью».

Совершенно очарованный Элизабет, пятидесятисемилетний политический обозреватель вступил с ней в любовный роман, который продолжался до самого 1961 года.

«Это было головокружительное ощущение, — вспоминал он. — В какой-то момент мы так увлеклись друг другом, что даже поговаривали о том, чтобы пожениться».

Все это время Элизабет публично клялась в вечной любви к Эдди Фишеру, что, однако, не мешало ей тайком встречаться с Лернером в лондонских пабах или в отеле Дорчестер, где, если верить Лернеру, Элизабет по секрету призналась ему, что ее новый брак тоже дал трещину.

«Мне казалось, что таким образом я сохраню память о Майке, но вместо этого получила лишь его бледное подобие», — сказала она Лернеру.

Однако те, кто присутствовал в ту пору на студии «Шеппертон» на съемках фильма «Неожиданно, прошлым летом», вспоминают, что Элизабет буквально не отпускала Эдди от себя, пожирая его полным обожания взглядом.

«Она в высшей мере чувственная женщина, — вспоминал кто-то из мужчин. — Тогда она все свое свободное время проводила в постели с Эдди. Время от времени она делала короткую передышку, чтобы узнать, кто присматривает за детьми, а затем снова отправлялась заниматься с ним любовью. С ней тогда были Дик Хенли и Джон Ли, которые взяли на себя заботу о ее детях, так что ей особенно не приходилось о них волноваться».

«Безусловно, в это время Элизабет была увлечена Эдди, — говорит кинообозреватель Гарольд Салемсон. — Она была от него без ума, а он, в свою очередь, имел на нее огромное влияние. Если вам что-то было нужно, следовало действовать через Эдди. Он шел к Лиз, и она делала все, что он скажет. Однажды я был вынужден попросить его, чтобы он убедил ее не сквернословить на съемочной площадке Англичане приходили от этого в ужас. Она вечно орала кому-то: «Эй, ты, хрен моржовый», или «Эй, ты, жопа», и все вокруг были готовы сгореть от стыда. Так что я пошел к Эдди и сказал ему, чтобы Лиз попридержала язык. Моя просьба сработала — правда, ненадолго».

Съемки фильма «Неожиданно, прошлым летом» стали для всех его участников тяжким испытанием. Мрачная, готическая история, в основу которой была положена одноактная пьеса Тенесси Уильямса, повествовавшая о сексуальности, каннибализме и психохирургии, казалось, перекликалась с переживаниями тех, кто был занят ее воплощением на экране.

«Все до единого, кто был причастен к созданию картины, были несчастны, — вспоминала Мерседес Маккембридж. — Сама обстановка и атмосфера съемок так или иначе отражались на людях».

Продюсер Сэм Шпигель собрал актерский состав, каждый участник которого обладал гипертрофированным самомнением, причем в ту пору творческие способности актеров оказались поставлены под угрозу терзавшими их изнутри их же собственными проблемами. Кэтрин Хепберн глубоко переживала смертельную болезнь Спенсера Трейси. Монтгомери Клифт истязал себя алкоголем и наркотиками. Что касается Элизабет Тейлор, то она была вне себя от того, как британская пресса отзывалась о ее браке с Эдди Фишером, и даже потребовала закрыть на съемочную площадку доступ репортерам и фотокорреспондентам.

С самого первого дня съемок Элизабет тоже буквально излучала враждебность. Все эти проблемы настолько измучили режиссера Джозефа Манкевича, что у него на нервной почве на руках высыпала экзема, и он был вынужден носить перчатки. Он обрушился на критиков с обвинениями — те якобы слишком превозносят продюсера, забывая о нем, режиссере. У Манкевича постоянно возникали конфликты с Кэтрин Хепберн, которая игнорировала его указания. Он выходил из себя из-за Монтгомери Клифта, который вечно бывал пьян или одурманен наркотиками и поэтому не мог вспомнить ни одной реплики. Он сражался с Элизабет из-за того, что она то и дело пыталась досадить ему в отместку за его отношение к Клифту.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒