ГЛАВА 29 ПОСТСКРИПТУМ 9 страница

«Со строго научной точки зрения «Вокруг света» трудно назвать кинокартиной в привычном смысле слова, — писал журнал «Холидей». — Это замечательная, мастерски сделанная пестрая развлекательная смесь приятных сюрпризов и бьющего ключом веселья, своим размахом пробуждающая в нас воспоминания о Сесиле Б. Демилле и императоре Нероне».

Никто в шоу-бизнесе еще не брался за столь амбициозный проект, и тем, кто имел отношение к кинобизнесу, оставалось только гадать, каким необъяснимым образом Тодду удалось осуществить этот гигантский проект, который обошелся ему в 6 миллионов.

«Все, что дли этого требуется, так это немного шарма и побольше нахальства», — говорил Тодд. Не мытьем так катаньем он сумел уговорить таких знаменитых звёзд, как Фрэнк Синатра, Марлен Дитрих и Ноэль Кауэрд, сыграть в своем фильме небольшие роли, которые он сам называл «камеями».

Когда же Тодду не удавалось самому выплачивать еженедельные счета, доходившие до 389 тысяч долларов, он выклянчивал деньги у друзей. В какой-то момент ему предложили 10 миллионов долларов, чтобы он согласился продать проект, а в придачу технологию «Тодд А-О». Разумеется, он отверг это предложение, а затем воспользовался им в качестве ловушки, чтобы занять еще больше денег и таким образом удержаться на плаву.

«Я не сомневался, что найдутся такие, кто обязательно поставит на парня, который только что отказался от десяти миллионов долларов, — хвастался Тодд. — Понимаете, деньги важны только тогда, когда их у вас нет. Я не раз оставался без гроша за душой, но ни разу не был нищим».

Богатые женщины неизменно являлись для Майка Тодда отличным источником капитала. Например, в качестве вознаграждения Лоррен Манвиль за одолженные ею 150 тысяч долларов наличными, он отвалил ей семьдесят пять тысяч акций компании «Тодд А-О». Со стороны казалось, будто это она умоляет его принять у нее деньги.

«Он был очаровательным проходимцем, — говорила писательница Анита Лоос. — Он принадлежал к той породе мужчин, ради которых красивая женщина снимет с себя бриллианты и даже не спросит зачем».

В 1956 году картина Тодда получила все мыслимые награды, включая «Оскара» за лучший фильм года плюс награды национального комитета кинокритиков и нью-йоркского общества кинокритиков. К концу года картина собрала уже около ста миллионов долларов.

«Я выжму из всех до последнего цента, — заявил Тодд. — Но сейчас мне надо как следует прикинуть, что потом делать с этими деньгами».

Тодд всегда имел склонность к чрезмерной экстравагантности, но на этот раз превзошел самого себя. Он ежемесячно раскошеливался на три тыся чи долларов за аренду шикарного самолета «Локхид Лодстар», который он окрестил «Лаки Лиз». Крометого, он истратил пять тысяч долларов на то, чтобы установить там телефон, и сто тысяч долларов на то, чтобы Элизабет могла все обставить внутри по своему вкусу. Тодд арендовал яхту. Тодд приобрел «роллс-ройс» «Сильвер Клауд» и установил в нем два телефона и бар, в котором имелось два именных подноса — его и Элизабет. Он заказал для себя сигары, вдоль золотой окантовки которых тянулась надпись: «Сделано специально для Майка Тодда». Он купил в Чикаго два кинотеатра, которые назвал «Его» и «Ее». Он снял особняк в Беверли Хиллз, а также виллу в Палм-Спрингс, и истратил 36 тысяч долларов, чтобы снять усадьбу площадью в 20 акров в Вестпорте, штат Коннектикут, где имелся бассейн и несколько теннисных кортов.

Он возвел субботу в ранг праздника, отмечая день, когда он впервые встретил Элизабет Тейлор. Субботу за субботой он преподносил ей рубиновые ожерелья, бриллиантовые серьги, изумруды, сапфиры, норковые шубы, бесчисленные шляпки, модные платья и дорогие вечерние наряды.

«Майку доставляло удовольствие одаривать Элизабет, — вспоминала его секретарша. — Она была стороной принимающей, а он — дающей».

Тодд широко рекламировал каждый подарок.

«Эта крошка с ангельским личиком всего на три года старше моего сына, Майка Тодда-младшего, — заявил он прессе. — Но она во всех отношениях женщина и все, что у меня есть, принадлежит ей. А это, между прочим, — целое состояние».

«Майкл самый удивительный мужчина на свете, — вторила ему Элизабет. — И я не могу запретить ему делать мне подарки».

Майкл и Элизабет с удовольствием выставляли напоказ свою сексуальность. Как-то раз на обеде, устроенным голливудским режиссером Сильваном Саймоном, пятидесятилетнему продюсеру был задан вопрос — что значит иметь такую возлюбленную, как юная красавица-кинозвезда Элизабет Тейлор?

«Сейчас, ребята, узнаете, — ответил Тодд. — Каждая минута, которую эта дамочка проводит не в постели, потрачена напрасно».

Фоторепортер одного журнала вспоминает, как однажды воскресным днем в три часа пополудни он приехал, чтобы сфотографировать Тодда отдыхающим у бассейна.

«Мы снимали уже около пяти минут, когда на балконе в ночной сорочке показалась Лиз и своим писклявым голоском потребовала, чтобы Майк вернулся к ней в постель. Майк крикнул ей, что вернется к ней буквально через пару минут, но та в ответ крикнула:

«Приходи немедленно. Я хочу, чтобы ты меня трахнул прямо сейчас».

Заинтригованный таким открытым выражением чувств, репортер стал допытываться у сладкой парочки, когда же, наконец, они поженятся.

«Не знаю, приятель, — пошутил Майк, — Лиз еще не сделала мне предложения».

Навестив своего двадцатилетнего сына, Майк объявил, что Майк Тодд-младший ничего не имеет против Элизабет.

«Как и его ребенок, — добавил он, имея в виду своего четырехмесячного внука. — Так что теперь я, пожалуй, серьезно задумаюсь о женитьбе».

В ноябре адвокаты Элизабет подали в Калифорнии прошение о ее разводе с Майклом Уайлдингом. Согласно закону, полагалось ждать целый год, прежде чем решение окончательно вступит в силу, а значит, Элизабет могла снова выйти замуж не ранее ноября 1957 года.

«Если она будет вести себя паинькой, то, возможно, я подожду», — заявил жених.

Через несколько дней Элизабет и Майк вылете ли на отдых во Флориду, а затем в Нассау, чтобы навестить лорда Бивербрука на его яхте. На обратном пути Элизабет получила травму. Спускаясь по лестнице, она споткнулась и упала навзничь.

Тодд не мешкая отправил ее в нью-йоркскую больницу «Харкнесс-Павильон», где исследования выявили у нее смещение позвоночных дисков.

Элизабет обвинила в своей травме Роберта Тейлора, партнера по фильму «Конспиратор». Она заявила, что он якобы повредил ей позвоночник, когда перегнул через перила, чтобы поцеловать. По мнению же Сары Тейлор, беды начались с того, когда Элизабет слишком часто падала с лошади, учась брать барьеры во время съемок фильма «Нэшнл Велвет». Позднее, снимаясь в картине «Когда я последний раз видел Париж», Элизабет получила удар по спине дверью, что привело к обострению ее предыдущих травм, и была вынуждена обратиться за помощью к хиропрактору. К декабрю 1956 года Элизабет утверждала, что одна ее нога немеет, напрочь утрачивая всякую чувствительность.

«Буквально через несколько дней я уже не чувствовала даже комариного укуса, — говорила Элизабет. — Даже когда мне в правую ногу втыкали иголки и брали кровь для анализа, я ровным счетом ничего не чувствовала. Я больше не могла опираться на эту ногу. Ее полностью парализовало. А затем началась атрофия».

После ряда дополнительных анализов было рекомендовано сложное хирургическое вмешательство на позвоночнике. 8 декабря Элизабет перенесла четырехчасовую операцию. Ее и без того богатый репертуар всевозможных хворей пополнился подробнейшим описанием перенесенной операции.

«Ей просто хочется, чтобы все с ней нянчились, вот она и ходит по врачам, — обмолвился Тодд своему секретарю. — Но сращение позвоночника — вещь действительно серьезная. В те дни она, безусловно, была больна».

Описывая свои мучения, Элизабет говорит, что каждые три часа сестры переворачивали ее на простынях, чтобы не прогибался ее заново созданный позвоночник. По воспоминаниям Элизабет, боль была настолько невыносимой, что она несколько раз теряла сознание.

«Я толком ничего не помнила, боль затмевала все на свете», — вспоминала Элизабет.

Тодд поселился в соседней палате и регулярно докладывал репортерам, как идет ее выздоровление. По его распоряжению пища для Элизабет доставлялась из ресторана «Колони». Кроме того, чтобы украсить стены ее палаты, Тодд бросился покупать картины, и Элизабет стала владелицей четырех полотен — Ренуара, Писсарро, Франца Хальса и Моне.

«Ей ужасно нравится Франц Хальс», — заявил он журналистам. Тодд также громогласно объявил о том, какие же слова Элизабет произнесла, выйдя из наркоза:

«А где мое бриллиантовое кольцо? »

Единственная новость, о которой Майк Тодд предпочел не распространяться, заключалась в том, что его двадцатичетырехлетняя суженая была беременна. Сей факт он держал в секрете от всех, за исключением адвокатов. Тодд поручил им выяснить, каким образом Элизабет может поскорее получить официальный развод, чтобы он мог жениться на ней сразу после ее выписки из больницы.

Элизабет ждала ребенка, и Тодд отказывался ждать целый год, пока по калифорнийским законам ее развод окончательно вступит в силу. Адвокаты Тодда совместно с адвокатами Элизабет пришли к выводу, что самый быстрый способ получить развод — это оформить его в Мексике. Однако действителен он будет лишь в том случае, подчеркнули они, если муж Элизабет даст на него согласие. Адвокаты предложили, чтобы супруги одновременно подали на развод по взаимному согласию. Джентльмен до мозга костей, Уайлдинг заявил, что будет рад сделать жене приятное. 21 января 1957 года Элизабет выписалась из больницы. Через несколько дней она вместе с Тоддом и Уайлдингом вылетела в Мехико, где Уайлдинги подали на развод.

Их первое прошение было отклонено.

«Ни один местный суд не возьмется за его рассмотрение, — заявил судья. — Публика настроена против скоропалительных разводов и браков».

Тодд обозвал судью «чертовым сукиным сыном и вонючим олухом» и даже пригрозил прихлопнуть его на месте. Они с Уайлдингом вылетели в Акапулько, где подали новое прошение, которое было принято. Как только были готовы официальные бумаги о разводе, Майкл Уайлдинг вылетел обратно в Калифорнию. Майк Тодд и Элизабет остались в Мексике, где подали прошение о выдаче им брачного свидетельства. Они объявили, что поженятся уже на следующий день, 2 февраля 1957 года.

ГЛАВА 11

Караван грузовиков медленно приближался к вилле Фернандо Эрнандеса в Ака-Пулько. Он был нагружен пятнадцатью тысячами белых гладиолусов, по заказу Тодда доставленными для его бракосочетания с Элизабет Тейлор. На вилле бригада грузчиков уже выгрузила двадцать пять ящиков шампанского и шестьдесят бушелей белых орхидей. С других машин мексиканские парни сгружали ящики с крабами, бочки молодых омаров и горы икры, доставленные сюда из Гаваны. Тодд со своей неизменной сигарой во рту носился по саду, проверяя, как идет сооружение оркестровых эстрад, на которых будут выступать выписанные из Мехико музыканты марьячи и джазисты, прилетевшие из самого Нью-Йорка.

«Где мои рубашки? » — прорычал он и отправил какого-то парня срочно принести спортивные рубашки, приготовленные им для гостей. По требованию Тодда, каждую рубашку украшали вензели «М. Д». и «Э. Т». После этого Тодд поспешил на кухню, где полным ходом шло приготовление горячих блюд, и лично сам все попробовал. Вместе с мексиканским комиком Кантинфласом он обсудил все детали грандиозного фейерверка, которым должно было завершиться празднество. В небо должны были взлететь сотни пиротехнических ракет, общей стоимостью в сто тысяч долларов, которые взорвутся в ночной темноте гигантскими буквами «М. Д». и «Э. Т».

Затем Тодд дал задание группе юношей-индейцев взобраться на пальмы за кокосами. По его распоряжению орехи раскололи пополам и наполнили шампанским. Кроме того, Тодд нарядил скрипачей, сновавших среди гостей, в соломенные шляпы-гаучо и приказал зажечь повсюду специальные керосиновые факелы.

К середине дня Майку Тодду так еще и не удалось найти раввина, который бы изъявил желание совершить для него и его невесты-протестантки брачную церемонию по иудаистскому обряду. Поэтому для проведения гражданской церемонии он был вынужден пригласить Марио Лепотоги, мэра Акапулько.

Пока жених пытался предусмотреть каждую мелочь свадебного торжества, его невеста нежилась на солнышке у края бассейна, потягивая шампанское в компании Эдди Фишера и Дебби Рейнольде, которым предстояло исполнить роли шафера и подневестницы. Поскольку Майк Тодд и Эдди Фишер были дружны между собой, обе пары проводили вместе почти все свободное время. Правда, Дебби частенько старалась под благовидным предлогом улизнуть в спальню, особенно если попойка и игра в карты затягивались до самого утра. Нельзя сказать, чтобы Эдди и Дебби особо симпатизировали Элизабет. В особенности Эдди, который ощущал, что ее капризы зачастую превосходят всякие границы. «Заноза в заднице», — называл он ее про себя. Однако и Эдди, и Дебби искренне любили Майка Тодда. Они были близко знакомы с ним и Эвелин Кейс в течение трех лет, поэтому им отлично была видна разница в отношениях Майка с Элизабет и ее предшественницей.

«Майк был готов носить ее на руках, — вспоминала Дебби Рейнольде. — Я знала его давно, еще до встречи с ней, и мне ни разу не приходилось видеть, чтобы он так суетился из-за женщины, но в те дни весь свет для него сошелся клином на Элизабет. Майк был без ума от ее мальчишек. Он постоянно твердил ей и всем окружающим, какая она замечательная мать, какая красавица, какая умница. Элизабет только смеялась в ответ и говорила: «Ладно, хватит тебе, Майк». Но ей нравилось слушать его комплименты, потому что он, в отличие от других мужчин, не только разбрасывался словами. Он покупал ей платья, дарил драгоценности, достойные королевы, он и обращался с ней как с королевой. Он сделал гак, что Элизабет ощущала себя большей красавицей, какой была на самом деле, — если это, конечно, возможно».

Хотя обеих женщин связывал контракт с «МГМ», единственное, что их роднило, — это дружба с главным модельером студии Хелен Роуз.

«Когда мне, наконец, предоставилась возможность познакомиться на «МГМ» с Элизабет, наши отношения не заходили дальше обычных приветствий при встрече, — рассказывала Дебби. — Мне было всего семнадцать, и я делала лишь первые шаги в шоу-бизнесе, тогда как Элизабет уже была звездой».

В 1957 году Дебби тоже успела превратиться в звезду. Своим свежим личиком и задорным курносым носиком она напоминала хорошенькую куколку. Неутомимая труженица, неизменно добивавшаяся поставленных перед собой целей, она собственноручно шила своим детям одежду. (Будучи подростком, Дебби вышивала на своих свитерах буквы Н. Л., что значит «Не лапать». ) У нее было много подруг, она не курила, не пила, не сквернословила, каждое воскресенье ходила в церковь. «Мне в жизни хочется одного — стать матерью мальчишки или девчонки-скаута и совершать со своими ребятишками вылазки на природу», — признавалась она.

Элизабет, напротив, была смугла, темноволоса, чувственна. Ленивая и самовлюбленная, она беззаботно относилась к собственной карьере, носила наряды исключительно от знаменитых кутюрье, не имела близких подруг, курила, часто напивалась до бесчувствия, беспрестанно сквернословила, обожала секс и ни разу не переступила порог церкви с тех пор, как венчалась с Ники Хилтоном.

Второе существенное отличие заключалось в том, что Элизабет стояла на пороге своего третьего замужества, в то время как Дебби приближалась к своему первому разводу, несмотря на то, что муж был первым и единственным, кому она подарила любовь. В это время Фишеры испытывали серьезные супружеские проблемы, и каждый из них, стремясь сохранить семью, посещал психиатра.

«У Фишеров все не так уж гладко, — сообщил Тодд одному репортеру. — Эдди — любитель ночных развлечений, а Дебби — домоседка».

Поскольку Тодд считал Эдди Фишера и его жену кем-то вроде членов собственного семейства, то неудивительно, что он включил их, вместе с родителями Элизабет, ее братом Говардом и его женой Марой, Майком Тоддом-младшим и его женой Сарой, и Кантинфласом в список свидетелей, удостоившихся чести присутствовать на небольшой домашней вечеринке, состоявшейся перед многолюдным празднеством.

В урочный час приглашенные собрались в главном зале виллы Эрнандеса, ожидая появления жениха и невесты. Им пришлось дожидаться около часа, прежде чем в дверях появилась Элизабет, уже нетвердо стоящая на ногах после выпитого за день шампанского. Ее внесли в зал и бережно усадили на диван. На невесте было ярко-голубое шифоновоеплатье работы Хелен Роуз, на руке сверкал свадебный подарок Тодда — бриллиантовый браслет стоимостью 80 тысяч долларов. Сладкоголосый Эдди Фишер приветствовал чету новобрачных «Мексиканской свадебной песней», а Лепотоги объявил их мужем п женой. После чего Майк Тодд и Кантинфлас снова подхватили Элизабет под руки и вынесли её из зала.

«Лиз пьяна, что еле держалась на ногах», - вспоминал один из гостей.

На протяжении всего вечера Майк Тодд не отходил от жены ни на шаг. Стоило ему отойти от Элизабет котя бы на пару метров, как та начинала истошно кричать: «Майк! Майк! Ну куда же ты! Не бросай меня одну! Не бросай меня одну! »

На протяжении последующих шести месяцев Элизабет наслаждалась блаженством в обществе мужа, стараясь побороть утренние приступы головокружения и рвоты.

«Майк проявлял к ней особое участие, потому что она была беременна, — вспоминал секретарь Тодда. — Он был горд, что в его годы снова станет отцом».

В июле Тодды перебрались в Коннектикут, чтобы быть поближе к больнице «Харкнесс Павильон». Через месяц Элизабет почувствовала схватки. Майк вызвал машину скорой помощи и в сопровождении полицейского эскорта, расчищавшего им путь, отправил жену в больницу.

«Она испытывала адовы муки, — заявил Тодд репортерам. — Все время кричала и плакала».

6 августа над Элизабет колдовали шесть докторов. В результате их усилий и кесарева сечения на свет появилась девочка весом всего в пять фунтов. Врачи объявили Тодду, что его жене не перенести еще одних родов и во избежание риска предложили стерилизацию. Тодд дал согласие на операцию, однако Элизабет, придя в себя после наркоза и узнав эту новость, заявила следующее:

«Это самый страшный удар за всю мою жизнь — это все равно, что умереть».

Супруги нарекли дочку Элизабет Франсес и стали называть ее Лиза. Счастливый отец не мог сдержать переполнявшего его восторга. Он позвонил в Лондон, Париж и Голливуд, чтобы сообщить о рождении дочери и о том, что малютка не дышала целых четырнадцать минут.

«Я едва не умер, пока она не издала первый писк. Это были самые долгие четырнадцать минут в моей жизни, — говорил он. — Но крошка так хороша, что ее мать по сравнению с нею — Франкенштейн. Мы с Лиз по гроб жизни останемся благодарны врачам за то чудо, что они для нас сотворили».

На следующий день Майк Тодд купил новорожденной дочери подарок, хотя та все еще находилась в инкубаторе. Это была золотая щетка для волос, которую украшала выгравированная надпись: «Дорогая Лиза, эта щетка могла бы быть платиновой, если бы твоя мама не говорила, что я тебя слишком балую».

Майк заявил репортерам, что подумывает о том, чтобы преподнести супруге в знак своей признательности за рождение дочери Тадж Махал:

«Если это заведение продается, что ж, я, пожалуй, рискну, — заявил он. — Лиз держалась молодцом и, как мне кажется, заслуживает подарка. Я бы модернизировал этот Тадж Махал, потому что трубы там наверняка уже ни на что не годные. Я бы, пожалуй, мог сделать из этой развалины конфетку... »

Вместо этого Тодд заказал пять тысяч цветных открыток, которые они с Элизабет разослали по всему миру, возвещая о рождении дочери. На них был изображен пухлый херувим в золоченой колыбельке с белоснежным пологом, свисающим с усыпанной драгоценными камнями короны, перевитой гирляндами цветов. К этой изысканной миниатюре размером 8 на 12 дюймов прилагалась гравированная визитка Элизабет и Майка Тоддов. Об имени девочки и дате ее появления на свет не сообщалось.

И хотя в возрасте избалованной актрисы и неугомонного шоумена была разница в двадцать семь лег, они, казалось, были специально созданы друг для друга. Они оба не представляли себе жизни без острых ощущений, обожая ходить по краю пропасти. Болезни Элизабет и пристрастие к азартным играм Томе приятно щекотали обоим нервы.

«Мы не в силах жить так, как живут другие, — довил Тодд. — Подобная жизнь не для нас».

Им обоим обязательно требовались зрители. Казалось, им доставляло огромное удовольствие со всей откровенностью выставлять напоказ свои отношения — во всем кипении их необузданных страстей. На весь мир объявляя о своем любовном союзе, Элизабет, в частности, сказала:

«Мы сделали все, чтобы вечно оставаться вместе. Майк считает, что муж и жена должны быть неразлучны, и поэтому я говорю ему: «Куда бы ты ни пошел, я всегда последую за тобой».

«Я всегда одеваюсь так, как нравится Майку, — говорила Элизабет. — Я причесываю волосы так, как нравится ему. Я не устаю говорить о нашем брачном союзе. И все потому, что смысл брака стал мне понятен. Я знаю, что это значит».

На одном официальном завтраке в Новом Южном Уэльсе супруги импульсивно потянулись поцеловать друг друга через сидящего между ними премьер-министра — эта сцена вызвала возмущение австралийских газет, обрушившихся на молодоженов за «дешевое лобызание на публике». На вручении наград киноакадемии, когда Тодд получил «Оскара», снова не обошлось без прилюдных поцелуев. Фотографы умоляли их повернуться лицом к объективу, но пылкие супруги никак не могли оторваться друг от друга.

«Пошли они к черту, — произнес Тодд — Я хочу, чтобы целый мир знал, как я люблю эту киску».

В иные минуты их страсть выливалась в бурные ссоры. Элизабет визжала, Тодд рычал, и оба на чем свет стоит поносили друг друга. Весь мир обошли снимки их шумных скандалов — бывшие голубки кричали друг на друга, пуская в ход повсеместно понятные жесты.

«Эта девка всю свою жизнь только и делала, что искала на свою голову приключений, — говорил Тодд — Наконец-то теперь нашелся человек, который покажет ей, что к чему. До сих пор еще никто не давал ей отпора. Я совсем другое дело. Как только ей под хвост шлея попадет — будьте уверены, я не дам ей спуску. До сих пор мужчины ходили перед ней на задних лапках. Но только не я. Со мной такой номер не пройдет».

«Скажи это кому-нибудь другому», — не лезла в карман за словом Элизабет.

Бывший репортер агентства Ассошиэйтед Пресс Джеймс Бейкон вспоминал, как однажды, сидя между супругами в «роллс-ройсе», он угодил под перекрестный огонь их ссоры.

«Элизабет пришла в ярость от того, что Майк снял в «Вокруг света за 80 дней» Марлен Дитрих, — рассказывал Бейкон. — Было ясно как божий день, что эта молоденькая красотка ревновала Тодда к такому ветерану экрана, как Марлен Дитрих. Когда-то у Майка был мимолетный роман с Марлен. Вовек не забуду того шока, который я испытал, услышав как Элизабет своим хорошеньким ротиком истошно материла Майка. Очарования как не бывало. Каждая такая публичная сцена заставляла окружающих задаваться вопросом, как долго просуществует этот брак. Когда какая-то журналистка обмолвилась, что, мо ее мнению, не более полугода, Майк Тодд обозвал ее «сексуально озабоченной старой девой», добавив при этом:

«Я привык делать ставки и готов поспорить, что наш союз будет длиться вечно».

По утверждению Элизабет, скандалы вносили свежую струю в ее отношения с мужем. «Мы получаем большое удовольствие, ссорясь, — заявляла она - Больше, чем иные от занятия любовью».

Ее муж был того же мнения: «Жаль, что не все супружеские пары умеют ссориться так, как мы, — сказал он. — Это лучше всего на свете. Сначала вы ссоритесь, затем миритесь и еще сильнее любите друг друга.

Тодды начали совместную жизнь с кругосветного путешествия, рекламируя картину «Вокруг света за 80 дней». Они вылетели в Лондон, где состоялась шумная премьера фильма. Там супруги истратили 126 тысяч долларов, устроив в парке Баттерси праздник с шестнадцатью оркестрами для двух с половиной тысяч гостей. В память об этом событии Майк купил Элизабет красное бархатное платье от Диора и в тон ему рубиновое ожерелье.

На юге Франции Тодды всячески обхаживали жюри каннского кинофестиваля, закатив шикарную вечеринку в казино Ниццы — там были даже львы в клетках, специально взятые напрокат ради такого случая. После этого супруги вылетели в Париж, где устроили очередной шикарный прием в честь французского премьер-министра. В память об этом событии Тодд подарил Элизабет изумрудное ожерелье и бриллиантовые серьги-подвески.

Реклама своего детища стала для Тодда смыслом всего его существования. Дабы отпраздновать его первую годовщину, Майк задумал арендовать «Мэдисон Сквер Гарден» пригласив туда 18 тысяч гостей на «Небольшую дружескую вечеринку для хороших знакомых».

«Это будет самый грандиозный день рождения, который когда-либо видел мир», — поклялся он.

По приглашению Тодда, из Лондона Прилетел дизайнер Винсент Корда. Он должен был украсить просторную арену громадным восьмиметровым «Оскаром», составленным из желто-оранжевых хризантем.

Тодд выбил у фирмы «Суонсдаун» денег на начинку для изготовления торта на сумму в 15 тысяч долларов. Сей кондитерский шедевр возвышался на 5 метров и весил почти тонну. «Голубая глазурь, — поставил условие Тодд. — Бледно-голубая, для телекамер».

Далее Тодд соблазнил телевидение раскошелиться на 300 тысяч долларов и выпустить в эфир в самое дорогое время репортаж об этом грандиозном зрелище, чтобы его могли увидеть 50 миллионов зрителей по всей стране.

Владельцев фабрики Тодд уговорил предоставить разнообразные товары общей стоимостью несколько тысяч долларов с тем, чтобы ни один из гостей не ушел домой без подарка. Утешительные призы для гостей включали четыре «олдсмобиля», шесть мотоциклов, сто фотоаппаратов, шесть пишущих машинок, сорок норковых накидок, сто тысяч сигар, двести пятьдесят бутылок водки, шесть пистолетов и сорок кошек — лично подаренных королем Сиама.

Тодд пригласил Артура Филлера дирижировать оркестром, а сэра Седрика Хардвика уговорил прокатиться на слоне. Он носился по всей стране от атлантического побережья до Калифорнии, выпрашивая, требуя, уговаривая. Рекламные объявления величиной на всю страницу обещали бесплатное шампанское и призы — таким образом, устроенное Тоддом празднество стало самым широко разрекламированным событием Соединенных Штатов, затмив собой даже официальный визит в Вашингтон королевы Англии.

Вечером 17 октября 1957 года сотни знаменитостей стаями слетались в «Мэдисон Сквер Гарден» на устроенное Тоддом торжество. Шелли Винтерс, Тони Кёртис, Джанет Ли, Эммет Келли, Джинджер Роджерс, Эльза Максвелл, Берт Ларр, Стив Аллен, Джейн Медоуз и пять тысяч репортеров с удивлением смотрели друг на друга и на любителей дармовщины, которые с жадностью набросились на бесплатную выпивку, призы и сдобные булочки, которые позже полетели в филадельфийских клоунов-мимов.

Пройдохи-официанты тоже воспользовались моментом — под шумок они разбавляли шампанское, а затем продавали по десять долларов за бутылку. Продавцы горячих сосисок бросались хот-догами в укутанных в норку почтенных матрон. К продавцам сосисок присоединились девчонки, торгующие горячими пышками, — они принялись с азартом бомбардировать липким тестом тех несчастных, которые, словно в западне, оказались на галерке. Вскоре все переросло в настоящий хаос, грозя перейти в массовую истерию. Разодетые красотки и их спутники в смокингах все вместе подняли невообразимый шум, в котором терялись крики слонов и обезьян — бедные животные почти обезумели в этом гаме.

«Вся затея обернулась чудовищным кошмаром», — призналась Элизабет Тейлор. Журнал «Лайф» выразил с ней полное согласие, обозвав праздник «грандиозной показухой».

«Хуже не бывает», — вторил ему «Ньюсуик».

«Грандиозное суаре обернулось грандиозным пшиком», — вещал аршинный заголовок в «Чикаго Америкэн».

Чтобы избежать злобных нападок прессы, Майк с Элизабет пустились в очередное кругосветное путешествие, поклявшись никогда в жизни не устраивать прием больше чем на восемь гостей. Супруги повсюду оказывались в центре внимания прессы. Репортеры не давали им прохода, допытываясь о подробностях их личной жизни. В Париже эксцентричный продюсер заявил, что приобрел три картины общей стоимостью 71428 долларов.

«Когда об этом узнают в Голливуде, то наверняка подумают, что у меня крыша поехала, — сказал он. — Где это видано, чтобы платить такие деньги за картины, которые не движутся».

Элизабет при первой же возможности демонстрировала свои новые приобретения. «До этого я никогда не носила шляпки, — призналась она. — Но Майк сказал, что они ему нравятся, так что я пошла и купила себе целых пятьдесят».

«Видите это платье? — спросил Тодд, указывая на новый наряд жены из китайского атласа. — Вот увидите, начнется поветрие — и снова в моду вернется соблазнительность. Мы с ней в Гонконге купили таких двадцать пять штук. Погодите, вы еще увидите, как русские уставятся на Элизабет, когда она заявится к ним в своих новых парижских нарядах. Они у меня еще пожалеют, что когда-либо слышали о коммунизме».

В Гонконге Элизабет перенесла острый приступ боли в животе — она уверяла всех, что это аппендицит. Через несколько часов ей стало легче, однако Элизабет решила вернуться в Калифорнию, чтобы там ей удалили аппендикс. Майк Тодд отказывался понять желание супруги снова подвергнуть себя хирургическому вмешательству, однако дал согласие, и Элизабет легла в клинику «Ливанские Кедры».

«Даю слово, это последнее ее пребывание в больнице, — сказал Тодд. — В начале января мы с ней собираемся отбыть в Европу. Хватит с нас больниц».

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒