Могущественный 13 страница

К стр.?: «Примем же, смеясь, смерть! » Даже в минуту упоения любовью Брюнхильду одолевают упаднические настроения.

К стр.? «Пусть настанут тёмные сумерки богов! О, ночь уничтожения, покрой своим туманом мир! » Эти удивительные слова можно объяснить двояко: с одной стороны, Брюнхильда – изгнанная из сонма богов бывшая валькирия, то есть существо высшего порядка, лишённое своего горнего статуса, – и потому эту реплику влюблённой дольней девы можно расценить как до конца неосознанный порыв мести. С другой стороны, дело обстоит куда сложнее: в переломный момент своей жизни, находясь в пограничной ситуации, любя и пребывая в неистовом восторге, обнажённая душа Брюнхильды одновременно испытывает противоположные и, казалось бы, несовместимые чувства: Любовь и тягу к Смерти. Для Брюнхильды в Зигфриде «всё: лучезарная любовь и смеющаяся смерть»; и, учитывая особенности поэтики Вагнера, этот парадокс можно объяснить так: приобщение к абсолютному (к Любви) ведёт восторженную, исступлённую душу за грань здравого обыденного смысла. Зигфрид и Брюнхильда ставят на одну доску «лучезарную любовь и смеющуюся смерть», и такое неожиданное соседство любви и смерти убеждает в том, что главному герою и главной героине «КН» присуща одновременная тяга к абсолютным и друг другу противоположным полюсам реальности. Эмфатическую и дважды повторённую героем и героиней реплику, которой заканчивается «З», можно расценить и как их смелый взгляд в будущее, и как исступлённое пророчество, и как неосознанное стремление к самоуничтожению в любви. Что и говорить, эти слова глубоко парадоксальны… «Тайны любви глубже тайн смерти», – сказал один мудрец, и концовка «З» – тому подтверждение. Говоря в целом, любовный дуэт Зигфрида и Брюнхильды, которым заканчивается «З», во многом напоминает любовный дуэт Зигмунда и Зиглинды («В», 1, 3) и по своему эмоциональному содержанию предвосхищает любовный дуэт Зигфрида и Брюнхильды из концовки Пролога к «СБ».

К стр.?: «Войско Логе…» То есть огни.

К стр.?: «Ясень погиб…» Гибель Мирового Ясеня символизирует собой закат, сумерки и гибель богов. Будучи своего рода центральной осью реальности, Мировой Ясень был зримым выражением её единства, но подвиги Сверхчеловека, победившего змея, овладевшего кольцом и одолевшего Странника, нарушили прежнюю архитектонику мироздания: верховный бог не всесилен, и действующий независимо и самостоятельно храбрый Сверхчеловек, с метафизической точки зрения, оказался выше всех богов. Дальнейшие трагические события можно расценивать как следствия гибели Мирового Ясеня.

К стр.?: «…брезжит вдали конец вечных богов». Норнам ведомо, что богам наступит конец. В Прологе «СБ» Три Норны выступают в роли своего рода резонёров.

К стр.?: «Бедой и завистью рождено кольцо нибелунга…» Перстень, проклятый Альберихом, способен приносить только зло.

К стр.?: «Нить оборвалась! » Оборвавшаяся нить Норн, как и погибший Мировой Ясень, – символ грядущих бедствий и всеобщего заката, кульминацией которого станет пожар Вальхаллы.

К стр.?: «Знание священных рун». Брюнхильда, как существо в прошлом причастное горнему миру, наделено некоторыми особыми способностями, возвышающими её над простыми смертными. Брюнхильда обладает сакральным знанием – знанием священных рун.

К стр.?: Зигфрид дарит Брюнхильде кольцо как священный залог его любви и верности. Посвятившая же Зигфрида в знание священных рун Брюнхильда дарит ему коня Гране. Обратим внимание на то, что для Брюнхильды кольцо – это святой символ любви Зигфрида, иных же «особенностей» кольца она знать не желает.

К стр.?: «Но вместе со мной он утерял свою могучую силу». Брюнхильда отторгнута Вотаном от сонма небожителей, и её конь более не в силах летать по небу.

К стр.?: Оркестровая интерлюдия «Путешествие Зигфрида по Рейну». Этот самобытный и самодостаточный оркестровый фрагмент, часто исполняемый симфоническими оркестрами в концертных программах, сполна выражает любовь Вагнера к Рейну. Впрочем, надо заметить, Рейн вдохновлял многих мастеров искусства, и в связи с этим нельзя не вспомнить Третью симфонию Роберта Шумана…

К стр.?: Хаген – сын нибелунга Альбериха и Гримхильды. Гримхильда и Гибих – родители Гунтера и Гутруны. Таким образом, злодей «второго поколения» Хаген – единоутробный брат Гунтера и Гутруны.

К стр.?: «Ты – законный сын Гибиха…» Хаген, получается, незаконный Гибихунг и в жилище Гибихунгов находится как бы на вторых ролях.

К стр.? «Мне досталось первородство – твой же удел мудрость». Судя по всему, Гунтер и вправду считает своего брата Хагена мудрее себя, и эти слова можно принять за чистую монету. Другое дело, что, как мы увидим в дальнейшем, мудрость Хагена устремлена лишь ко злу. Прав философ, сказавший, что ум, жаждущий зла, – не ум.

К стр.?: Облечённый славой Гунтер пользуется советами уступающего ему в родовитости Хагена. Таков коварный мужской тандем третьего дня «КН». Их сообщница – Гутруна, о которой разговор особый.

К стр.?: Хаген повествует Гутруне и Гунтеру о герое Зигфриде, и можно предположить, что Хагену известно гораздо больше, чем он открывает своим слушателям. В любом случае, Хаген гораздо осведомлённее Гунтера и Гутруны. Хаген – сын нибелунга Альбериха и, прямо скажем, достойный наследник своего отца, не уступающий ему в злобе и коварстве.

К стр.?: «Сразись со мной или стань моим другом! » Такого рода дилемма была характерна для древнегерманских героев, в чём нас убеждает, к примеру, «Песнь о Нибелунгах».

К стр.?: «…коня столь благородного происхождения». Гране прежде принадлежал валькирии Брюнхильде, дочери бога Вотана, этот конь – высокого, горнего происхождения.

К стр.?: «Я почти забыл об этих сокровищах, – так мало я ценю это пустое богатство! » Для Зигфрида найденные им сокровища ничего не значат, ибо он свободен от власти золота и, обнаружив его, не признаёт его могущества. По меркам «КН», отвага и алчность несовместимы.

К стр.?: «Я читаю в её очах добрые руны?.. » Игра слов: Гутруна – добрые руны.

К стр.?: Испив напитка забвения, коварно преподнесённого ему Гутруной, Зигфрид начисто забыл о Брюнхильде, и теперь действие принимает совершенно иной оборот.

К стр.?: Образ Гутруны, явленный в «СБ», весьма неоднозначен: с одной стороны, она посвящена в коварный замысел Хагена и Гунтера и сама преподносит Зигфриду напиток забвения, с другой – Гутруна по-своему любит Зигфрида, что, по метафизическим меркам «КН», значит многое.

К стр.?: Покрывая поцелуями кольцо, подаренное ей Зигфридом, Брюнхильда видит в этом перстне залог его любви. Для Брюнхильды этот перстень – олицетворение счастья, а не страшного и смертоносного проклятья, ввергающего того, кто владеет кольцом, в беду.

К стр.?: «Ты отважно прилетела ко мне? » Вотан запретил валькириям приближаться к опальной Брюнхильде и поддерживать с ней общение («В», 3, 2).

К стр.?: «Страх, который пригнал меня сюда из Вальхаллы…» Вальтраута в страхе – Брюнхильда же, любя, бесконечно чужда страху. Антагонизм испуганной, взволнованной и обеспокоенной за участь богов Вальтрауты и радостной, ликующей и упоённой любовью Брюнхильды выражается в их неодинаковом отношении к кольцу: Вальтраута считает, что в «кольце заключено несчастье мира», Брюнхильда же видит в кольце олицетворение любви Зигфрида, которая для Брюнхильды дороже Вальхаллы и вечных богов. Разное отношение к кольцу Вальтрауты и Брюнхильды создаёт психологический и смысловой диссонанс, который при ближайшем рассмотрении оказывается обоснованным «с обеих сторон»: права Вальтраута, права и Брюнхильда; и зрители (читатели, слушатели) «СБ» не могут этого не понимать.

К стр.?: Легендарное повествование Вальтрауты являет собой целую веху в музыкальном искусстве Вагнера.

К стр.?: Партию Вальтрауты исполняет меццо-сопрано.

К стр.?: «Это копьё было разрублено одним героем». Герой –Зигфрид.

К стр.?: «Он велел героям сложить порубленный на дрова Мировой Ясень огромной кучей вокруг зала блаженных». Верховный бог сам приближает конец Вальхаллы, и его стремление к самоуничтожению гармонично вытекает из его прежних высказываний, выражающих его глубоко пессимистичное отношение к бытию.

К стр.?: «Если бы я вернул кольцо дочерям глубокого Рейна, то бог и мир были бы спасены от тяжёлого проклятья! » Овладеть кольцом Вотан не в силах, ибо оно – у Сверхженщины, которой его подарил Сверхчеловек, оказавшийся сильнее Вотана. Теперь же верховный бог помышляет о владеющей кольцом Брюнхильде; это прекрасно поняла Вальтраута, храбро устремившаяся на скалу к своей сестре.

К стр.?: Брюнхильда: «Мне кажется, твой ум пребывает в смятении и сбился со своего пути». Sub specie caritatis терзания обитателей Вальхаллы кажутся Брюнхильде вздорными и напрасными. С горних высот любви Брюнхильде не понять того смятения, которое царит в Вальхалле, страшащейся сурового проклятия и предчувствующей неизбежный закат. Вальтраута же со своей стороны, очевидно, полагает, что это не у неё, а у Брюнхильды «ум пребывает в смятении и сбился со своего пути». Сёстры не понимают друг друга, и их напряжённый диалог заканчивается разрывом.

К стр.?: Любовь бесстрашной Брюнхильды к Зигфриду для неё дороже «вечной славы богов» – истинная Любовь не знает и не приемлет страха.

К стр.?: «Я – Гибихунг…» Испив напитка забвения, Зигфрид не помнит того, что его связывало с Брюнхильдой прежде, и искренне полагает, что, завоёвывая её для своего побратима Гунтера, поступает честно. Зигфрид влюблён в Гутруну.

К стр.: «Того героя, за которым ты, женщина, должна последовать, зовут Гунтером! » Такой неожиданный поворот сюжета, особенно после пламенных и громокипящих клятв любви, прозвучавших в концовке третьего акта «З» и Прологе «СБ», выглядит чрезвычайно оригинально. Давая же свою оценку действиям Зигфрида, стремящегося поработить Брюнхильду для Гунтера, мы должны учитывать то, что испивший напитка забвения Зигфрид не помнит о том, что любил Брюнхильду прежде, и думает, что видит её впервые. При такой постановке вопроса следует признать: Зигфрид ничем не связан, и его отношение к Брюнхильде продиктовано его в высшей степени искренним желанием угодить своему другу Гунтеру и не менее искренней любовью к Гутруне, то есть мотивировка его глубоко своеобразного мошенничества – мотивировка, с нравственной точки зрения, оправданная. Зигфрид одурманен напитком, и он одурманен им не по своей воле. Сверхчеловек не понимает того, что, с точки зрения любви Брюнхильды к Зигфриду, он действует подло; но вины его в этом нет. Брюнхильда же принимает его за какого-то неизвестно откуда взявшегося обманщика, назвавшегося Гунтером. То есть, иными словами, ни Зигфрид, ни Брюнхильда в полной мере не понимают того, что происходит. Violenta fata regunt continenter.

К стр.?: Зигфрид хватает её за руку и срывает с её пальца кольцо. Зигфрид в облике Гунтера отнимает кольцо у Брюнхильды, и, таким образом, роковой перстень возвращается к Сверхчеловеку. Но Брюнхильда-то не понимает, что перед ней Зигфрид: она видит перед собой некоего Гунтера. В дальнейшем она – совершенно справедливо! – будет считать, что кольцо у неё отобрал именно Гунтер. Обратим внимание на то, что изменить облик Зигфриду помог волшебный шлем, а этот шлем – творение карлика Миме, чистопородного злодея и прохвоста. Творение злодея подобно его творцу. Святая любовь осквернена, и она осквернена с помощью шлема Миме. Тем самым сражённый мечом Зигфрида карлик снова даёт о себе знать, и можно предположить, что в этом проявляется его месть.

К стр.?: Коварный сговор Альбериха и его сына Хагена видит своей целью мировое господство. Альбериху известно, что богам скоро настанет конец, и теперь его главный враг – могучий и отважный Зигфрид. На него-то он и натравливает Хагена.

К стр.?: Хаген не слишком любезно разговаривает со своим отцом, и в его манере речи даёт о себе знать его глубочайший эгоизм.

К стр.?: «Одна мудрая женщина живёт любовью к Вельзунгу…» Очевидно, имеется в виду Брюнхильда.

К стр.?: «И я воспитал тебя, Хаген, в великой ненависти, и ныне ты должен за меня отомстить». Альберих считает себя оскорблённым Вотаном и бессильным перед Зигфридом.

К стр.?: Зигфрид столь быстро возвратился назад благодаря своему волшебному шлему.

К стр.?: Выводя на сцену вассалов, явившихся ко двору Гибиха на свадьбу, Вагнер раздвигает рамки своего повествования вширь и привносит в него народный элемент. Вассалы Гибихунгов – это, собственно говоря, и есть народ «КН». Да, в «ЗР» на сцене появлялся сонм нибелунгов, порабощённых Альберихом, но живущие под землёй кузнецы-нибелунги на роль народа никак не подходят, ибо они – полусказочные существа, живущие обособленной, подземной, инфернальной жизнью. Именно здесь, в третьей сцене второго акта «СБ», в лице вассалов Гибихунгов, на сцену является народ.

Когда-то Шиллера упрекали в том, что в «Разбойниках» он не сумел показать народа, выведя вместо него на сцену каких-то странных, необычных и диковинных персонажей; но позднее, в республиканской трагедии «Заговор Фиеско в Генуе», немецкий драматург сумел-таки гармонично раздвинуть рамки своего сценического повествования и показать итальянский народ во всей его широте и динамике. Вагнер же, готовя кульминацию своей эпической драмы, выводит на сцену народ, находя для этого убедительный, естественный и всем понятный повод – свадьбу.

К стр.?: Женщины и мужчины-вассалы Гибихунгов не имеют никакого отношения к подлейшим замыслам и преступлениям Гибихунгов, и их нельзя рассматривать на фоне злодеяний Хагена, Гунтера и примкнувшей к ним Гутруны. С этической точки зрения, вассалы Гибихунгов нейтральны.

К стр.?: Религиоведам будет интересно узнать о том, что на свадьбе, описываемой в «СБ», десять крепких быков планировалось принести в жертву богу Вотану, одного кабана – богу Фро, козла – богу Доннеру, а овец – богине Фрике.

К стр.?: «Боярышник более не колется…» Игра слов: Hagen – der Hagedorn («боярышник»).

К стр.?: Славословя прибывающих жениха и невесту, вассалы и представить не могут, какие трагические коллизии предшествовали их свадьбе.

К стр.?: Своеобразное стечение обстоятельств, предшествующих спору Брюнхильды, Зигфрида и Гунтера о кольце, убеждает в том, что все трое, в сущности, правы. Брюнхильда знает, что кольцо у неё отобрал Гунтер; Зигфрид считает кольцо своим, ибо обрёл его после убиения змея; Гунтер же не давал Зигфриду никакого кольца и, сообщая об этом, не лжёт. По-своему Гунтер тоже прав. Видя сложившуюся ситуацию насквозь, коварный Хаген хочет извлечь из их спора выгоду.

К стр.?: Брюнхильда не понимает того, что из памяти Зигфрида начисто изгладилось воспоминание о его любви к ней, и Брюнхильда совершенно искренне считает Зигфрида лицемером и обманщиком. Более того, помня о том, как Гунтер (на самом же деле, как мы знаем, Зигфрид в образе Гунтера) отобрал у неё перстень, и видя теперь этот перстень у Зигфрида, Брюнхильда приходит к выводу о том, что Зигфрид ещё и вор. Валькирия должна принадлежать храбрейшему мужу, но так как кольцо находится теперь не у её «жениха» Гунтера, а у Зигфрида, то Брюнхильда не может и не желает видеть в Гунтере своего будущего супруга. Зигфрид же, прекрасно помня о своём поединке с Фафнером, после убиения которого Зифгрид завладел кольцом и шлемом, но не помня о своей пламенной любви к Брюнхильде, на полном серьёзе считает перстень своим. Осуществлённую же им хитрость с изменением облика Зигфрид расценивает как оказанную им добрую услугу Гунтеру. Отобрав кольцо у Брюнхильды, Зигфрид не считает такой поступок воровством, ибо кольцо изначально (после убиения змея) принадлежало ему, Зигфриду. Патовая, что и говорить, ситуация, которая усугубляется ещё и тём, что Брюнхильда по-прежнему любит Зигфрида, Зигфрид же ныне любит Гутруну.

К стр.?: «Но ты мог бы нанести ему удар в спину…» В бою Зигфрид непобедим, сокрушить его можно лишь ударом в спину – ударом коварным, подлым, бесчестным. Раскрывая Хагену такой секрет Зифгрида, Брюнхильда даёт нам повод сравнить Зигфрида с древнегреческим героем Ахиллом…

К стр.?: «Я знаю: Зигфрид никогда не отступал перед врагом и никогда не оборачивался к нему спиной, пытаясь спастись». Эта правдивая мысль, изрекаемая Брюнхильдой, даёт нам повод сравнить Зигфрида с древними спартанцами, которые на поле боя ни при каких обстоятельствах не могли и не имели права обратиться к врагу спиной.

К стр.?: «Горе мне, несчастнейшему человеку! » Гунтер поверил выдвинутому Брюнхильдой обвинению. На самом же деле это обвинение – плод каверзного стечения обстоятельств. Утверждая о том, что Зигфрид вступил с ней в связь, Брюнхильда права (в чём нас убеждает концовка «З»); всё дело в том, что опоённый напитком забвения Зигфрид этого не помнит...

Явившись же на высокую скалу к Брюнхильде под личиной Гунтера, Зигфрид не вступал с ней в любовную связь, в чём он и убеждает присутствовавших. Гунтер, как видим, его словам не верит; Хаген же подло хочет извлечь из этого выгоду.

К стр.?: Брюнхильда презирает Гунтера. Она-то помнит, как Зигфрид явился к ней на скалу (концовка «З»), и считает, что Гунтер использовал его в своих целях.

К стр.?: Хаген и Брюнхильда желают смерти Зигфриду, Гунтера же это намерение сперва пугает, и он не сразу соглашается участвовать в заговоре.

К стр.?: Трагические обстоятельства приводят к тому, что опальная валькирия встаёт на сторону злодеев. Дальнейший ход событий убеждает нас в том, что участники заговора против Сверхчеловека настроены враждебно и по отношению к друг другу. Хаген втайне ненавидит Гунтера, и для Хагена смертоносное и наделяющее властью кольцо дороже единоутробного брата. «Бесчестье» Брюнхильды и Гунтера для Хагена – лишь повод попытаться умертвить Зигфрида, чтобы единолично завладеть кольцом и стать властелином мира. Брюнхильда презирает Гунтера, а затем, открыв обман, чувствует искреннюю ненависть к виновникам гибели Зигфрида. Гутруна же, как явствует из концовки «СБ», считает виновницей произошедших трагических событий Брюнхильду.

К стр.?: «Альберих! /…/ ты станешь властелином кольца! » Искренность этих слов Хагена вызывает сильные сомнения, особенно если учесть дальнейшие события. На самом деле Хаген хочет владеть кольцом единолично.

К стр.?: Трём дочерям Рейна свойственно радостное восприятие мира: даже лишившись «величественной звезды глубин», золота Рейна, они сохраняют радужный взгляд на мир: танцуя и плескаясь, они кружатся в хороводе, и, в сущности, они – самые счастливые героини «КН».

К стр.?: «Охотничьи» мотивы «СБ», несомненно, навеяны музыкальными полонами Вебера.

К стр.?: «На меня прогневается моя супруга». Супруга – Гутруна.

К стр.?: «Как жаль, что он так жаден! » Русалки, конечно, лукавят: в жадности Зигфрида заподозрить сложно; более того, он готов подарить кольцо русалкам.

К стр.?: «Ткущие ночью Норны вплели это проклятье в нить первозданного закона! » Это правдивое изречение русалок подтверждает высказанную нами прежде мысль о том, что проклятие Альбериха изнутри «конструирует» судьбу.

К стр.: «Ныне оба брата – Фазольт и Фафнер, – принадлежащие к роду великанов, пали из-за проклятого золота, полученного от богов…» В этих словах умирающего Фафнера («З», 2, 2) Зигфрид зорко увидел предостережение.

К стр.?: «Одна гордая женщина…» – Брюнхильда. Трём дочерям Рейна, как и Норнам, до некоторой степени ведомо грядущее.

К стр.?: Со скалистой вершины доносятся звуки охотничьих рогов. Звуковая колористика медных и деревянных духовых, присутствующая в «КН», нашла своё продолжение в симфонических полотнах двух гениальных австрийских композиторов – Брукнера и Малера, во многом являющихся наследниками и продолжателями дела Вагнера.

К стр.?: «С тех пор как я стал внимать пению женщин, я начисто забыл язык птичек». Обобщая, следует сказать: Зигфрида сгубили именно женщины: сперва угостившая его напитком забвения Гутруна, а затем возжелавшая ему смерти Брюнхильда. Копьё же Хагена, вонзившееся в спину Сверхчеловека, – это последнее и закономерное звено в цепи трагических событий, главенствующую роль в которых играли женщины.

К стр.?: Повествование-воспоминание Зигфрида на привале представляет собой краткий экскурс в прошлое, и не забудем о том, что «КН» шло на сцене на протяжении четырёх вечеров, поэтому автору было необходимо «напомнить зрителям» некоторые узловые моменты прошлых событий драмы.

К стр.?: «Некогда жил на свете ворчливый карлик по имени Миме». Как видим, опоённый волшебным напитком Зигфрид забыл далеко не всё, и в его памяти отчётливо сохранились воспоминания о многих (но не всех! ) важных событиях его жизни.

К стр.?: «Доводилось ли тебе снова слышать эту птичку? » Обратим внимание, что задавший этот участливый вопрос один вассал, как и остальные вассалы-охотники, настроен по отношению к Зигфриду вовсе не враждебно. Если Хаген и Гунтер – самые настоящие враги Зигфрида, то этого никак нельзя сказать о вассалах Гибихунгов.

К стр.?: Хаген протягивает Зигфриду рог, и тот из него пьёт. Очевидно, содержимое рога пробудило в Зигфриде забытое: во всяком случае, Зигфрид верно передаёт слова птички, некогда рассказавшей ему о «прекраснейшей деве, которая спит на высокой скале», о пламени, окружавшем ложе девы, и называет её имя. Можно с уверенностью предположить, что Хаген налил в рог волшебный напиток.

К стр.?: «Что я слышу! » Гунтер ужасается рассказу Зигфрида, но, заметим, Зигфрид говорит всю правду, не кривя душой и ничего не утаивая.

К стр.?: О двух во́ ронах говорила в своей беседе с Брюнхильдой Вальтраута, два ворона появляются в сцене убиения Зигфрида, и к во́ ронам обращается в последней сцене «СБ» исступлённая Брюнхильда. Эти во́ роны – символ всеприсутствия верховного бога Вотана и его невидимого всезрящего ока.

К стр.?: Хаген вонзает своё копьё Зигфриду в спину. Коварство врагов принесло Зигфриду смерть, но следует признать и то, что гибель Сверхчеловека вызвана ещё и тем, что в сложившейся необычной и имеющей сложную предысторию ситуации его не совсем верно поняли. Зигфрид – жертва фатальных, судьбоносных обстоятельств, и он не виноват ни перед Брюнхильдой, ни перед Гунтером, ни тем более перед Хагеном…

К стр.?: «Брюнхильда! Святая невеста! Пробудись! » Получив смертельный удар, Зигфрид преодолел всё наносное, низменное, дольное и нечестивое, опутывавшее его со всех сторон, и узрел истинную кульминацию своей жизни – любовь к святой невесте, кБрюнхильде.

К стр.?: Звучит оркестровая интерлюдия – траурная музыка на смерть Зигфрида. Этот легендарный оркестровый эпизод, звучащий после смысловой кульминации «СБ» (и шире, всего «КН»), представляет собой одну из трагедийных вершин в истории музыкального романтизма. Массивные звучания медных духовых, струнных и ударных создают не только траурно-патетическую и при этом высокопарно-торжественную атмосферу, но и внушают мысль о мистериальной сути произошедшего, которое имеет вселенское значение. Сверхчеловек пал – гибель богов неизбежна.

К стр.?: Гутруна по-своему любила Зигфрида.

К стр.?: «Неужели ты, бесстыжий гном, посмеешь прикоснуться к тому, что принадлежит Гутруне? » Проклятое, страшное, роковое и смертоносное кольцо продолжает сеять распрю и после кончины Зигфрида: теперь из-за перстня спорят единоутробные братья.

К стр.?: Хаген хватает мёртвого Зигфрида за руку. Рука Зигфрида угрожающе поднимается ввысь. Все в ужасе застывают на месте. Со сценической точки зрения, рука мёртвого Зигфрида, угрожающе поднявшаяся ввысь, – изумительный эпизод, сполна выражающий царящую на сцене упадническую атмосферу. Как знать, быть может, этот жест свидетельствует о стремлении Сверхчеловека и в смерти противиться роковому проклятью, порождающему всё новое и новое зло.

К стр.?: «…был непорочнейшим человеком! » Брюнхильда, наконец, признала, что Зигфрид чужд нечестию, и её ритуальное самосожжение является истинным торжеством Любви в Смерти.

К стр.?: «Вот так я бросаю головешку в сияющую крепость Вальхаллу! » Сожжение мёртвого тела Зигфрида и самосожжение Брюнхильды перерастает в пожар горней обители богов, богинь и героев.

К стр.?: Врывающийся в концовке «СБ» в Вальхаллу пылающий огонь носит очищающую функцию: смертоносное пламя избавляет мир от зла, ибо, по мысли Брюнхильды, в смерти Сверхчеловека виновен бог Вотан.

К стр.?: Интересно, что огнём заканчивается и христианская народная музыкальная драма «Хованщина» М. П. Мусоргского, в которой, с не меньшей силой, звучит мотив огня очищающего. «Нагрянувший огонь всех схватит и рассудит», – говорит древнегреческий мыслитель Гераклит, и

проникновенная, пронзительная правота его слов не одно столетие завораживала многих людей, склонных видеть в огне исход всего… Впрочем, у Вагнера нет мотива огненного суда: пожар Вальхаллы символизирует собой конец целой эпохи, а то, что за этим последует, – тайна.

К стр.?: …увлекают его вместе с собой в пучину. Дочери Рейна, судя по всему, утопят Хагена, и он найдёт свою кончину в Рейне.

К стр.?: Вальхалла пылает, боги гибнут (как тут не вспомнить Брюллова и изречение древнегреческих стоиков о том, что при вселенском Пожаре телесные боги гибнут в огне! ), но в конце «СБ» Вагнера многие остаются в живых, к числу таковых относятся, например, три дочери Рейна, Гутруна и вассалы Гибихунгов…

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 17 18 19 20 2122