Могущественный 11 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 20 из 22Следующая ⇒

* * * * *

/Конец/

Примечания

Сокращения: «КН» – «Кольцо нибелунга»

«ЗР» – «Золото Рейна»

«В» – «Валькирия»

«З» – «Зигфрид»

«СБ» – «Сумерки богов».

К стр.?: «На дне Рейна». Действие «КН» разворачивается в разных сферах мира, и река Рейн, в которой весело плещутся три дочери Рейна, – лишь одна из них. По мере разворачивающихся событий мы узнаём о том, что существуют несколько «уровней» реальности: Вальхалла, Ризенхайм и Нибельхайм. В частности, все три уровня кряду упоминаются в разговоре Странника с карликом Миме («З», 1 акт, 2 сцена). Принимая же во внимание и иные эпизоды «КН», мы можем заключить о том, что Валльхалла – это горняя обитель богов, богинь и героев, Ризенхайм – страна великанов, а Нибельхайм – подземный мир, в котором живут кузнецы-нибелунги. Кроме того, мы видим леса, жилище Хундинга и Зиглинды («В», 1), скалистую пещеру в лесу, в которой живёт Миме («З», 1), скалы («З», 3; «СБ»). Это – та сфера, в которой обитают люди. Таким образом, «КН» повествует нам о пяти частях действительности, и изображаемая Вагнером реальность принимает такой вид:

1 горняя, божественная сфера Вальхалла,

2 обитель великанов Ризенхайм,

3 подземный мир нибелунгов Нибельхайм,

4 Рейн с русалками,

5 дольний мир (леса и скалы), в котором живут люди.

Все эти пять миров теснейшим образом связаны, правда, не всякий человек способен попасть в Вальхаллу, и доступ в неё открыт лишь героям.

Заметим, страна великанов, Ризенхайм, по ходу действия лишь упоминается, и мы, зрители, её не видим. Обратим внимание и на то, что всезнающая священномудрая пророчица Эрда, вмешиваясь в ход событий, является из-под земли, но не из Нибельхайма, и, отмечая это, мы можем заключить о том, что Нибельхайм – это не весь подземный мир, но лишь его часть.

К стр.?: «Воды в глубинах реки пребывают в сильном волнении». С музыкальной точки зрения, небольшое оркестровое вступление к «ЗР», живописующее речную стихию, является своего рода продолжением легендарной «морской» увертюры Вагнера к «Летучему Голландцу», и в связи с этим нельзя не вспомнить сочинения иных – более поздних – композиторов, с любовью относившихся к творчеству Вагнера: «Море» Дебюсси и Вторую сонату Скрябина (особенно первую её часть)…

К стр.?: «Выйдя из омута…» Главный отрицательный персонаж «КН», причинивший в дальнейшем так много зла и принесший так много горя иным персонажам, является на глаза зрителю «из омута». Нибелунг (ниблунг) Альберих – глубоко порочная, инфернальная личность, преисполненная наглости и коварства, подлости и высокомерия, тщеславия и гордыни; и то, что она явилась на сцену «из омута», знаменательно и глубоко символично. Альберих словно бы выходит на свет Божий из какой-то тёмной дыры мироздания, и шлейф его будущих злодеяний подталкивает к мысли о том, что этот антигерой вторгся в ход событий «из омута» неспроста, ибо в омуте, как известно, водится нечисть. Альберих в гораздо большей степени, нежелиХундинг и даже Хаген, является выразителем представления Вагнера о несгибаемой и неистребимой сущности зла: настырный и неунывающий злодей-нибелунг выдерживает свою коварную ноту от начала действия до самого конца. Альберих не знает колебаний, и его взаимоотношения с его братом Миме могли бы удачно проиллюстрировать уходящую в глубокую древность философскую идею того, что зло противоположно не только добру, но и иному злу. Альберих – антигерой и при этом главный герой всего музыкально-поэтического полотна Вагнера, и в этом нас убеждает само заглавие сочинения немецкого поэта и композитора.

К стр.?: «Альберих с ловкостью кобольда карабкается на вершину рифа…» Как тут не вспомнить Грига!.. Заметим: музыкальная характеристика Альбериха, в сущности, антиромантична, и не будет преувеличением сказать, что она во многом предвосхищает ритмические построения, свойственные композиторам 20 века, в особенности Бартоку и Стравинскому.

К стр.?: «всё более и более светлое сияние». Эпизод с озарённым солнечным светом золотом Рейна является выдающимся примером музыкальной живописи, и его, несомненно, следует сравнить и сопоставить со знаменитым эпизодом воспламенённого Богом света из оратории Йозефа Гайдна «Творение».

К стр.?: « Пробудительница » – вероятно, заря.

К стр.?: «Тот, кто сумеет сковать из золота Рейна кольцо, наделяющее безграничной силой, станет властелином мира». Как видим, одна из русалок, Вельгунда, раскрывает Альбериху тайный смысл золота Рейна; и, учитывая все последующие трагические события (вплоть до гибели Сверхчеловека и пожара Вальхаллы), мы должны признать: Вельгунда косвенно оказывается виновницей того, что они произошли: не раскрой она подлому гному тайну золота, ему бы не удалось, прокляв любовь, украсть золото, а затем сковать из него смертоносное кольцо. Впрочем, косвенно виновной оказывается и Воглинда, в присутствии Альбериха сказавшая: «Лишь тот, кто отвергнет власть любви и откажется от её радостей, сумеет обрести волшебные чары и с их помощью сковать из этого золота кольцо».

К стр.?: «Я проклинаю любовь! » Проклятие, изрыгаемое коварным гномом, – не фаустианское проклятие, а проклятие раздосадованного и взбешённого сластолюбца, не добившегося от прекрасных дочерей Рейна любви. Вообще говоря, в «КН» раздаются два проклятия Альбериха: первое – проклятие любви («ЗР», 1), а второе – проклятие кольцу («ЗР», 4).

К стр.?: «Хитроумный Логе». Бог Логе у Вагнера во многом сходен с древнегреческим Гермесом, активно вмешивающимся в людские дела и судьбы и потому пользующимся особым уважением у смертных. Почитая Гермеса, древние греки ставили Гермы на перекрёстках дорог; и этот проворный и хитроумный бог часто выступал своего рода посредником между Олимпом и дольним миром. Если продолжить такого рода сопоставления, то следует признать: Вотан Вагнера – это «двойник» Зевса, а Фрика – Геры.

К стр.?: «Мой преданнейший брат-простак, неужели ты обнаружил обман? » Великан Фафнер несколько умнее своего брата великана Фазольта. Кроме того, Фазольт, как выясняется, влюблён в богиню Фрайю.

К стр.?: « Сын света» – важная эмфатическая титулатура верховного бога, имеющая в русла «КН» дополнительное значение, ибо главный антипод Вотана – Альберих – именуется Мрак-Альберихом (к примеру, «З», 1, 2). Заметим, дуализм света и тьмы, явленный в ткани «КН» и помноженный на идею сопоставления и противопоставления светоносных богов и тёмного Альбериха, властвующего в мрачном Нибельхайме, имеет важную особенность: если тьма прямо соотнесена Вагнером со злом, то между светом и добром поставить знак равенства всё же нельзя. В «КН» себялюбивые боги, заботящиеся о собственном благополучии, вовсе не выступают носителями абсолютного добра; более того, грубые нападки Доннера и Фро на Логе указывают на то, что, по Вагнеру, боги могут быть враждебны и по отношению друг к другу. Политеизм «КН», преподнесённый на фоне глубинного метафизического противопоставления света и тьмы, не имеет ничего общего с религиозным дуализмом: нибелунг Мрак-Альберих, при всей своей ненависти к богам, – не бог; и потому сравнение метафизической картины, написанной Вагнером, скажем, с философскими системами зороастризма и манихейства было бы сильной натяжкой.

К стр.?: «золотые яблоки». Боги, по Вагнеру, смертны. Без волшебных яблок богини Фрайи они не в силах сохранить своей молодости и силы.

К стр.?: «Надо отнять у них Фрайю! » Эти слова великана Фафнера убеждают в том, что великаны, в сущности, глубоко враждебны богам и рассматривают их как недругов. Получается, что в «КН» между разными существами идёт многослойная непрерывная война на несколько фронтов: ведомые злым Альберихом нибелунги оказываются противниками богов, великаны же враждебны не только богам, но и Альбериху.

К стр.?: «Не хотите ли вы отведать моего крепкого молота? » Молот – орудие и важный атрибут бога грома Доннера, с помощью этого молота Доннер вызывает в концовке «ЗР» бурю. Имена многих действующих лиц «КН» – имена говорящие: Donner – это, собственно, «гром» (der Donner).

К стр.?: «Какой же коварной шельме ты поверил! » Фрика «именует» Логе «коварной шельмой», сам же Логе «аттестует» своих «оппонентов» глупцами. Смертельная, не знающая границ ненависть богов по отношению друг к другу – мотив, чуждый «Илиаде» и «Одиссее» Гомера.

К стр.?: «Ты зовёшься Логе – я же называю тебя лгуном! » Фро играет словами: Loge – Lü ge; die Lü ge – «ложь».

К стр.?: «Неблагодарность – вот вечная награда, которую получает Логе! » С этих слов начинается легендарный монолог Логе. Конечно, ваяя сквозную музыкальную драму, Вагнер стремился избегать выделенных, обособленных музыкальных номеров, тем не менее, надо заметить, теноровый монолог Логе представляет собой законченный музыкальный шедевр, и никто не может возбранить нам взглянуть на него sub specie eius unitatis.

К стр.?: «Ночь-Альберих» – важнейшая, наряду с Мрак-Альберихом, титулатура главного антигероя «КН».

К стр.?: «Ниблунг и так принёс нам много горя». Смысл этих слов великана Фазольта не совсем ясен, и то горе, которое Альберих принёс великанам, остаётся покрытым мраком неизвестности. Вообще говоря, в «КН» чрезвычайно важна не только уходящая корнями во мрак предыстория взаимоотношений персонажей, но и роль внесценических персонажей, «остающихся за кулисами». Можно предположить, что «негативный настрой» великанов по отношению к богам и, в ином смысле, к нибелунгу Альбериху – следствие некой древней вражды, имеющей долгую и сложную предысторию.

К стр.?: «Способны ли эти сияющие сокровища… стать изящным женским украшением? » Стиль этой глубоко своеобразной мелодекламации Фрики удивительным образом предвосхищает чувственно-лукавую и несколько пряную «эпикурейскую» манеру речи Саломеи Рихарда Штрауса. Трогательно видеть, как здесь, в этой игриво-лукавой фразе древней богини, нарождается и даёт о себе знать та образность, которая позднее найдёт своё продолжение в целой галерее женских музыкально-поэтических портретов, явленных в творчестве Рихарда Штрауса.

К стр.?: Вотан: «Неужели ради вас я должен заниматься этим гномом и ради вас ловить врага? » Как видим, верховный бог древнегерманского пантеона вовлечён в «земные» дела, и всё его внимание так или иначе сосредоточено на событиях, происходящих и закипающих в дольнем мире. Вотан доходит до того, что является в гости к трусливому, вздорному и, прямо скажем, подлому карлику Миме и играет с ним в загадки («З», 1, 2), что, конечно, sub specie dignitatis является для верховного божества пределом метафизического падения. Вотан знает о грядущем закате богов, ему не чужды человеческие чувства, гнев и глубочайшая скорбь, он могуч, но не всесилен, и его копьё не выдерживает удара меча Сверхчеловека («З», 3, 2)… Странен, что и говорить, одноглазый верховный бог «КН»; и можно с уверенностью сказать, что образ Вотана – самый загадочный и интригующий образ в «КН».

К стр.?: Альберих тащит за уши визжащего Миме… Ненависть друг к другу обоих братьев – Альбериха и Миме – прекрасно иллюстрирует идею того, что зло, в сущности, противоположно злу.

К стр.?: «Вы слышите, приближается повелитель нибелунгов! » Следует подчеркнуть, что, несмотря на подлость и коварство своего повелителя, нибелунги сами по себе вовсе не являются отрицательными персонажами «КН». Они – жертвы и заложники горделивых притязаний Альбериха. И противопоставлять простых нибелунгов-кузнецов положительным героям «КН» (Зигмунду, Зиглинде, Зигфриду и Брюнхильде) было бы сильной ошибкой.

К стр.?: «Видишь сокровища, собранные в кучу моим войском? » В этих словах Альбериха выражается суть его устремлений: нибелунг намеревается покорить властью золота весь мир, что, по философским представлениям Вагнера, символизирует, в сущности, пагубную, смертоубийственную власть денег. Отказ от любви и проклятие, брошенное ей, позволили хитрому гному завладеть золотом, а затем сковать из него роковое кольцо. Не знающий, не ведающий любви и отказавшийся от неё «бесчинствующий плут» Альберих преисполнен ненависти, и его ненависть – его естественное состояние. Понятное дело, что она распространяется и на его брата Миме, и на иных нибелунгов, и на богов, и на людей…

К стр.?: «Жадное племя мошенников! » В этих грубых словах, брошенных Альберихом одолевшим его богам, если вдуматься, есть некоторая доля истины. Вотан хочет от Альбериха «клада и светлого золота», и такое желание, с горней точки зрения, сильно роняет метафизическое достоинство верховного бога.

К стр.?: «Будь же это кольцо проклято! » В свете дальнейших событий «КН» становится ясно, что второе проклятие Альбериха имеет решающее значение и влечёт за собой вереницу трагических событий. С музыкальной точки зрения, монолог-проклятие кольца Альбериха является, пожалуй, вершиной «ЗР».

К стр.?: «Торопитесь же с этим делом: оно вызывает у меня отвращение! » Эти слова Вотана кажутся искренними, тем не менее, заметим, в непристойном торге с великанами верховное божество во многом виновно само.

К стр.?: В мифопоэтическом мире «КН» мудрая пророчица Эрда, которой открыто прошлое, настоящее и будущее, занимает то же место, какое в гомеровском мире занимает прорицатель Калхас. На мой взгляд, речения Эрды могли бы послужить примером того «пророческого безумия», о котором некогда повествовал Платон.

К стр.?: Гибель великана Фазольта в бою со своим братом великаном Фафнером – первое следствие ужасного проклятья. Свидетели гибели Фазольта Вотан, Фрика, Фрайа, Логе, Доннер и Фро не ожидали такого хода событий, и это ясно свидетельствует о том, что они в полной мере не обладают даром предвидения. Получается, что умственный взор Эрды острее умственного взора верховного бога.

К стр.?: Вотан: «Мне страшно! Тревога и страх сковали мой ум». Сакраментальное и говорящее само за себя признание верховного бога, если сопоставить его с настойчиво проведённой в «КН» апологией храбрости и отваги, прямо указывает на то, что, по Вагнеру, храбрый и не знающий страха Сверхчеловек (Зигфрид), с метафизической точки зрения, выше бога. В дальнейшем, разрубив копьё Странника (Вотана), Зигфрид пройдёт сквозь пламя, окружающее скалу Брюнхильды; и в этих судьбоносных событиях, описываемых в третьем акте «З», нам видится художественное подтверждение сей умозрительной, философской идеи.

К стр.?: Камлание Доннера и его заклинание бури принадлежат к лучшим страницам «КН». Взирая на камлание этого языческого бога, невозможно отделаться от мысли, что сие действо могло бы послужить колоритной иллюстрацией пантеистических теологем, бытовавших в разные эпохи истории человечества. Заметим, что в оркестровом вступлении к «В» снова звучит лейтмотив Доннера; и таким образом Вагнер словно бы «протягивает мост» от предвечерия к первому дню трилогии.

К стр.?: «Воображая себя стойкими в борьбе, они сами спешат к своему концу». Эти проникновенные «резонёрские» слова Логе преподносят нам картину разворачивающихся событий с несколько иной точки зрения: оказывается, бог-резонёр Логе заранее знает о сумерках богов, и в этом смысле он схож с прорицательницей Эрдой.

К стр.?: Хундинг – говорящее имя: der Hund – «собака»; Хундинг – если угодно, Собакин. Этот образ во многом напоминает брутальный образ холодно-надменного «тевтонского» злодея Фридриха фон Тельрамунда из музыкальной драмы Вагнера «Лоэнгрин».

К стр.?: «Как он похож на эту женщину! » Зигмунд и Зиглинда – брат и сестра. Вероятно, Хундинг, видя внешнее сходство своей жены с нежданным гостем и трактуя его «в худшую сторону», чует неладное...

К стр.?: Авторская ремарка «просто, безо всякой сентиментальности», обращённая к исполнителю партии Зигмунда, имеет в творчестве Вагнера колоссальный подтекст. Вагнер в целом не одобрял чувственную вокальную манеру, свойственную итальянской музыкальной традиции, и время от времени неодобрительно высказывался о творчестве Россини, Беллини и Верди. Кроме того, заметим, Вагнер был всегда враждебно настроен и к французской оперной традиции, в которой видел либо бесстыжую буффонаду, либо недостойную сентиментальную комедию, либо «музыкальную» клевету на высокие литературные первоисточники. Не принимая выспренней сентиментальности, свойственной многим французским композиторам, Вагнер отвергал и даже высмеивал музыкальные драмы Берлиоза, Гуно и особенно Мейербера. Ваяя же образ истинно германского героя – Зигмунда (в котором, как и в Зигфриде, можно увидеть Сверхчеловека), – Вагнер брал за образцы два эталонных образа бесконечно любимого им Бетховена: образ Флорестана из «Фиделио» и экстатический образ Тенора из четвёртой части Девятой симфонии. (Заметим, к слову, что в маршеобразном запеве этого Тенора Ницше готов был увидеть своего рода музыкально-поэтическое отображение воспеваемого им, Ницше, бога Диониса. ) Кроме того, Вагнер, помимо бетховенской вокальной традиции, наследовал музыкальные достижения своего предшественника Вебера; и Зигмунда и Зигфрида можно смело считать своего рода «наследниками» и «потомками» Макса и Адолара Вебера. Теноровые партии «КН» (партия Логе, Зигмунда и Зигфрида) исключают какую бы то ни было сентиментальность и пряную чувственность, характерные для итальянского бельканто; и наследуя традиции, главным образом, Бетховена и Вебера, Вагнер создавал новый тип образного мышления, находящего своё выражение в новой вокальной культуре. Вот почему небольшая ремарка «просто, безо всякой сентиментальности», предвосхищающая легендарный монолог Зигмунда, имеет такое важное значение.

К стр.?: «Отец мой был Волк… » Отец Зигмунда – Вельзе, он же Волк, он же Вотан. Как видим, в Вельзунгах укоренено божественное начало: Зигмунд – сын бога Вотана, Зигфрид же – сын Зигмунда и, получается, внук бога Вотана. По древнегреческим меркам, Зигмунд был бы полубогом.

К стр.?: «Я появился на свет вместе с моей сестрой-близнецом». Сестра-близнец – Зиглинда.

К стр.?: «Я едва помню ту, которая меня породила». Мать Зигмунда и Зиглинды по имени не упоминается. Её образ, вне всякого сомнения, предвосхищает образ Херцляйды (Херцлейды) из «Парсифаля» и с ним во многом созвучен.

К стр.?: «…от сестры в огне не осталось и следа». Сестра – Зиглинда.

К стр.?: «Свирепая стая Найдингов». В «КН» чрезвычайно важна роль внесценических персонажей, создающих дополнительный фон действа и косвенно характеризующих героев повествования; и по количеству действующих лиц, «оставленных за кулисами», Вагнер, пожалуй, не уступит Грибоедову.

К стр.?: «стая Найдингов». Найдинг – говорящее имя: der Neid – «зависть».

К стр.?: «Старший Волк сделался вместе со мной изгнанником». Мотив изгнанничества чрезвычайно важен для мироосознания и миропонимания Вагнера, и в этом нас убеждает большинство его произведений – от «Фей» и «Риенци…» до «Парсифаля». Волчонок Зигмунд стал изгнанником вместе со своим отцом Волком (Вотаном), и, в сущности, изгнанничество для Зигмунда – естественное состояние.

К стр.?: «Я разлучился с отцом, долго я искал его след, но так и не нашёл. Лишь однажды в лесу я обнаружил волчью шкуру…» Покинув Зигмунда, Вельзе (Волк, Вотан) отстранился от Вельзунгов, сохранив к этому роду свою любовь.

К стр.?: Высокомерный Хундинг и Зиглинда, не ведающая того, что перед ней находится её брат, по-разному реагируют на рассказ Волчонка, и это, согласитесь, тонко и красноречиво характеризует сию супружескую чету.

К стр.?: «Одно охваченное скорбью дитя…» Это не названное Зигмундом по имени «охваченное скорбью дитя», за которое он заступился, – ещё один внесценический персонаж, проливающий свет на склад и характер Волчонка.

К стр.?: «Я воспротивился такому насилию и встретил в бою шайку тиранов». Неожиданно у Вагнера начинают звучать истинно шиллеровские мотивы. Идея тираноборчества и героического сопротивления неправедной власти пронизывает всё творчество Фридриха Шиллера – от «Разбойников» до «Деметриуса…». К Шиллеру Вагнер всегда относился с любовью и ставил его в пример иным поэтам, в чём нас убеждает его теоретическая работа «Еврейство в музыке». Если, взирая на созданный Вагнером образ Зигмунда, проводить литературно-поэтические параллели, то невозможно не упомянуть и главного героя трагедии австрийского драматурга Франца Грильпарцера «Праматерь» Яромира. Написанная в 1816 году и впервые поставленная на сцене в 1817 году пьеса Франца Грильпарцера (известная русскому читателю в конгениальном переводе Александра Блока) представляет собой целую веху в истории драматургии. Вагнер чтил творчество Грильпарцера, и мы не ошибёмся, если скажем о том, что Зигмунд Вагнера является своего рода наследником Яромира «Праматери».

К стр.?: «Отец завещал мне меч». Меч – Нотунг.

К стр.?: «…чужестранец – старик в голубом одеянии» – Вотан, он же Вельзе, он же Волк.

К стр.?: «Всё это искупила бы сладостнейшая месть! » Нехристианское стремление к мести роднит Зиглинду не только с Зигмундом, но и с Гамлетом Шекспира. В истории музыки такого рода стремление найдёт своё продолжение в образе Электры из одноимённой оперы Рихарда Штрауса.

К стр.?: «Ты страдала в позоре, меня же терзало горе». У русского читателя эти подлинно достоевские слова, звучащие в порыве неосознанной любви людей, нашедших и обретших друг друга, не могут не вызвать в памяти «второго свидания» Софьи Семёновны Мармеладовой и Родиона Романовича Раскольникова… Рихард Вагнер не знал творчества Фёдора Михайловича Достоевского. Достоевский же, не будучи меломаном, однажды несколько небрежно высказался о творчестве Вагнера…

К стр.?: «Зимние бури рассеялись, уступив дорогу маю…» Этот знаменитый «гимн весне» найдёт своё продолжение в творчестве Рихарда Штрауса – в его легендарном монологе Гунтрама из одноимённой оперы.

К стр.?: Этот любовный дуэт Зиглинды и Зигмунда, во многом сходный с любовным дуэтом Брюнхильды и Зигфрида из Пролога к «СБ», является одной из музыкальных вершин «КН».

К стр.?: «Я видел тебя прежде в моей пылкой мечте…» Сей любовный диалог так напоминает любовный диалог двух главных героев «Коварства и любви» Шиллера!

К стр.?: «Ты для брата – сестра и невеста, цвети же, род Вельзунгов! » Зигмунд и Зиглинда – брат и сестра, жених и невеста, муж и жена; рождённый ими Сверхчеловек, по Вагнеру, – плод кровосмешения и генетический парадокс. Обратим внимание и на то, что Зигфрид, помимо всего прочего, – внук верховного бога, то есть в Сверхчеловеке присутствует божественная кровь.

К стр.:? «Кинься в бой, Брюнхильда, и принеси победу Вельзунгу! » Эти слова Вотана свидетельствуют о том, что, по Вагнеру, верховный бог древнегерманского пантеона решает исход судьбоносных поединков, происходящих между мужами в дольнем мире. Заметим, изначально Вотан оказывается «на стороне» Зигмунда Вельзунга, в дальнейшем же он, как мы увидим, изменит своё решение, уступив настойчивым просьбам своей супруги.

К стр.?: «Пусть Хундинг вверит себя тому, кому он принадлежит: в моей Вальхалле ему не место». В Вальхаллу способен попасть лишь герой. Мстительный Хундинг к их числу не принадлежит.

К стр.?: «Я – хранительница супружеских уз». Оберегающая супружеские узы жена Вотана богиня Фрика не может не вмешаться в происходящие события. Вот яркий пример того, как в ткани эпической драмы Вагнера каждое событие обусловлено предыдущим, взаимоотношения людей и горних сил даны в контексте, а не изолированно, контекст же определяется твёрдой мотивировкой, которая не может быть иной.

К стр.?: «Я… выслушала Хундинга и пообещала ему строго покарать нечестивую чету». «Оставшийся за кулисами» эпизод жалобы Хундинга богине Фрике свидетельствует о том, что Хундинг, помимо всего прочего, ещё и ябедник. «…нечестивую чету». Обратим внимание на то, что в «КН» нет ярко выраженных мотивов порока и греха: «языческий» эпос Вагнера не знает таких категорий, и в нём Вагнер намеренно от них дистанцируется. Это особенно заметно на фоне последовавшего за «КН» «Парсифаля», с его темой неистового и глубочайшего раскаяния Амфортаса, и созданной задолго до «КН» музыкальной драмы «Тангейзер…», в которой главный герой, каясь, направляется в Рим, намереваясь искупить свой грех. При этом, заметим, в «КН» ясно прослеживается тема нечестия, к которому действующие лица повествования проявляют, надо признать, разное отношение. Возводя перед нашим умственным взором языческий, дохристианский мир «КН», Вагнер строил своё повествование на иных этических принципах, нежели смысловой каркас «Тангейзера…», «Лоэнгрина» и «Трапезы любви апостолов», и избегал нарочитой и неоправданной «христианизации» древнегерманского политеистического мира. Нечестие – не грех, требующий раскаяния и искупления, а зло, требующее кары и возмездия. Вот вкратце сама суть взаимоотношений дольних персонажей в «КН», и в этом нас, в частности, убеждает та необоримая тяга к мести, которую испытывают Зиглинда и Зигмунд («В» 1, 3), а затем Зигфрид («З», 2, 3).

К стр.?: «Клятва, которая объединяет без любви, не свята». В правоте этой эмфатической формулы, изречённой устами Вотана, можно убедиться, вспомнив ложную клятву Гунтера («СБ», 1, 2).

К стр.?: «Объяви кровосмешение, которое совершили близнецы, священным! » По Вагнеру, рождение Сверхчеловека (Зигфрида) – результат кровосмешения. С одной стороны, бытийный статус Сверхчеловека глубоко парадоксален, ибо Зигфрид порождён «вопреки природе»; с другой стороны, можно предположить, что само по себе существование Сверхчеловека требует уникальных, феноменальных, из ряда вон выходящих и неповторимых условий его зарождения. Сверхчеловек на то и Сверхчеловек, что, в сущности, не может не быть исключением из правил и, как ивдим, генетическим парадоксом. С точки зрения богини Фрики, любовь Зиглинды и Зигмунда нечестива; но, заметим, у Вотана на этот счёт иное мнение. «Что же дурного совершила чета, которую любовно соединила весна? » – восклицает верховный бог, и его риторический вопрос повисает в воздухе над головами слушателей и читателей «КН».

К стр.?: «…диких Вельзунгов…» Богиня Фрика позволяет себе грубоватую оценочную характеристику Вельзунгов (то есть Зиглинды и Зигмунда); со времён Гомера и Вергилия ненависть и презрение, испытываемые богами и богинями к людям, – дело далеко не удивительное, новшество же, привносимое Вагнером, заключается в том, что боги, оказывается, могут быть враждебны по отношению друг к другу, в чём нас, к примеру, убеждает озлобленная перепалка Доннера и Фро с Логе («ЗР», 2).

К стр.?: «Этому бесстыдному плоду твоей неверности…» Вотан (Вельзе) – отец Вельзунгов, то есть отец Зиглинды и Зигмунда. Взаимоотношения Фрики и Вотана во многом напоминают взаимоотношения Зевса и его олимпийской супруги Геры.

К стр.?: «С дурными девами, которых тебе породила дикая любовь…» Дурные девы – валькирии.

К стр.?: «Нужен герой, который – чуждый божьего покровительства – отступит от закона богов. Лишь такой герой способен совершить то дело, в котором нуждаются боги». Эти слова Вотана имеют несколько смысловых измерений. С сюжетной точки зрения, сия реплика Вотана означает: порождённый Зиглиндой и Зигмундом Зигфрид сумеет добыть отданное Вотаном кольцо, и оно снова окажется в руках у властелина Вальхаллы. С точки зрения глубинных философем, заложенных в недра «КН», это означает: отважный и чуждый страха герой выше бога: благодаря своей безграничной храбрости Сверхчеловек способен возвыситься над властелином Вальхаллы, ибо, по Вагнеру, беспредельное мужество и отвага делают Сверхчеловека могущественнее верховного божества. Как видим, в «КН» антропоцентризм и подчёркнутый волюнтаризм прекрасно уживаются с политеизмом, и voluntas hominis potest exaltare eum super magnitudinem dei. С аксиологической же точки зрения, такого рода теология, обращённая в сферу антропологии, убеждает в том, что богу необходим соработник, но этот человек-соработник, как мы увидим в дальнейшем, оказывается, способен занять доминирующее положение по отношению к своему «работодателю». Понятное дело, что столь глубоко своеобразная аксиология помножена у Вагнера на идею антропоморфизма богов и богинь, что, согласитесь, ещё сильнее размывает грань между горним миром и миром дольним.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 17 18 192021 22 Следующая ⇒