|
|||
Глава восьмая
Росс проснулся поздно. Уже наступило семь часов, когда он пробудился. Поднявшись, он почувствовал мерзкий привкус во рту. В трактире " Бойцовый петух" подавали скверное пойло. Демельза... Жесткий старый шелк платья... Крючки. Что на нее нашло? Он был пьян, но от спиртного ли? Издержки духа и стыда растрата - Вот сладострастье в действии... Утолено, - влечёт оно презренье [14] - как же так вышло? Прошлой ночью этот сонет не пришел ему на ум. Поэты злостным образом его подвели. Странное дело. По крайней мере, издержки духа были налицо. А перешептывавшиеся кумушки трех деревень всего лишь предсказывали правду. Однако не это имело значение. А лишь Демельза и он сам. Кого он обнаружит этим утром? Приветливую работницу, которую всегда видел днем, или укутанную в шелка незнакомку из грез летней ночи? Она наконец добилась своего и, кажется, сама испугалась этого. Венцом тщетности было сожалеть о полученном удовольствии, и Росс не намеревался так поступать. Дело сделано. Это в корне изменит их отношения; вторгнется в их зарождающуюся дружбу, исказит каждый шаг и представления, окрасит всё в иной смысл. Его отказ в гостиной был единственно верным решением. Пожалуй, даже здравым, но как тесно сплетены ханжество и сдержанность в сознании циника? Этим утром в голове Росса роились одни вопросы и ни одного ответа. С какой бы стороны он ни смотрел, в воспоминаниях прошлой ночи оставалось нечто неприятное. В том не было вины Демельзы или его собственной, это скорее вытекало из истории их отношений. Не ерунда ли всё это? Что сказал бы отец? " Высокопарная чепуха, чтобы оправдать опрометчивый поступок". Он кое-как нацепил на себя одежду. На какое-то время он решил отставить в сторону размышления о последствиях. Росс спустился вниз и начал обливаться водой, время от времен бросая взгляды на далекую цепочку утесов, где виднелась Уил-Лежер. Затем вновь оделся и съел завтрак, поданный скрюченной и бубнившей себе под нос Пруди. Этим утром она была похожа на рыбака, выуживающего его расположение, и не огрызалась. Закончив, Росс послал за Джудом. - Где Демельза? - Не знаю. Кажись, бродит где-то неподалеку. Я видал, как час назад она вышла из дома. - Детишки Мартинов здесь? - На турнепсовом поле. - Пожалуй, Пруди с Демельзой могут к ним присоединиться, когда будут готовы. Этим утром я не пойду на шахту. Подсоблю тебе с Джеком в заготовке сена. Сейчас самая пора. Джуд проворчал что-то и засеменил из комнаты. Посидев несколько минут, Росс отправился в библиотеку и с полчаса занимался делами шахты. Затем он взял косу из сарая и наточил её на точильном камне. В работе - лекарство от уныния ночной поры. Издержки духа и стыда растрата... До кульминации прошлой ночи он заметил, что день начался с разочарования, им же и закончился. Вернувшееся к нему этим утром прежнее самообладание подсказывало, что эта точка зрения в сущности оставалась верной. Жизнь научила его тому, что удовлетворение желаний влечет за собой разочарование, и главное заблуждение мужской половины человечества как раз и состоит в том, что они считают иначе. Первые правила этого урока он усвоил еще десять лет назад. Но тогда он еще не был сластолюбцем и не мог судить. В отличие от своего отца, который будучи сластолюбцем и циником, не отвергал любовь и принимал её такой, как есть. Различие между ними проистекало скорее не из бесстрастной натуры Росса (она была совсем не такой), а из его завышенных ожиданий. Чувство отчуждения от всего мира и одиночество никогда еще не были так сильны, как в это утро. Он гадал, есть ли в жизни смысл, если всех остальных, как и его, терзает разочарование. Так было не всегда. Детство его прошло довольно счастливо в той беспечной манере, что присуща всем детям. Наслаждался Росс и аскетизмом и опасностью военной службы. И лишь только стоило ему вернуться домой, как злобная рука разочарования сжала его в своих тисках, выбивая из-под ног почву, когда он пытался найти смысл жизни, обращая в пепел всё, к чему прикасался. Росс закинул косу на плечо и побрел на луг, который находился на северо-восточной окраине долины, за яблоневым садом, и простирался до самой Уил-Грейс. Огромное поле, которое не окружали стены или колючая изгородь. Сена на нем было в достатке, побольше, чем в прошлом году. Последние солнечные недели подсушили и позолотили его. Росс снял сюртук и повесил его камень в углу поля. Он был без головного убора и чувствовал тепло восходящего солнца на волосах и шее. Неудивительно, что в прежние времена люди радовались солнцу. В особенности в Англии, где прячущееся и переменчивое солнце всегда приветствовали в краю туманов, туч и моросящего дождя. Росс начал косить. Слегка нагнувшись вперед и поворачиваясь, он делал широкие полукруглые взмахи. Трава неохотно поддавалась. Её длинные стебельки подгибались и медленно опускались на землю. Вместе с травой попадались полоски фиолетовых скабиоз, ромашек, кервеля и желтых лютиков, которые расцвели в ненужном месте и разделили участь травы. Появился Джек Кобблдик, поднявшийся на поле своей размашистой походкой, за ним и Джуд, и они проработали всё утро, пока солнце не поднялось высоко, направив на них свои лучи. Время от времени один из них останавливался, чтобы поточить косу. Разговаривали они неохотно, словно желали оставить свои мысли нетронутыми, при себе. Большую часть утра компанию им составляли два жаворонка, которые точками мелькали высоко в небе и то пели, то, нырнув, спускались к земле и вновь заливались трелью. В полдень они сделали перерыв и, усевшись в кружок посреди скошенной травы, подкрепились пирожками с зайчатиной и ячменным печеньем, запив пахтой. При этом Джекк Кобблдик заметил таким же тихим и растянутым голосом, как и его походка, что на лугу погода так сушит, что заставляет тебя пить жидкости больше, чем можешь в себе удержать. Он также слышал, что в Мингузе собираются закатить пир на весь мир, весь первосортный народец и прочее. В прошлое утро он столкнулся с Джо Триггом, и тот заявил - какой стыд, мол, что Джим Картер мается в тюрьме, в то время как Ник Вайгас вылез сухим из воды, и что почти все в округе думают так же. Джима отправили в бодминскую тюрьму, которая, как поговаривали, одна из самых лучших в Уэст-Кантри, и лихорадка там свирепствует не так, как в лансестонских или плимутских блокшивах. Капитан Росс случаем не знает, правда ли это? На что Росс ответил утвердительно. Бытует мнение, продолжил Кобблдик, что не выступи тогда Росс в суде и не дай отповедь судьям, так Джима бы сослали в ссылку на семь лет, и ходят слухи, что судьи после на себе волосы рвали от злости. Джуд заметил, что знавал человека, которого сослали в бодминскую тюрьму ни за что, ни про что. В первый же день он подхватил там лихорадку, а на второй - умер. На что Кобблдик отвечал, будь среди господ побольше таких людей, как Тот Кого Все Мы Знаем, то не царила бы такая нищета, не закрывались бы шахты и бедняки не молили о хлебе. Говорят, что в Лансестоне, сказал Джуд, свирепствовала такая лихорадка, что за одну ночь свалила тюремщика с его женой, так что еще до рассвета оба окочурились. Гриты и Нэнфаны подбивали народ, чтобы выгнать Ника Вайгаса из округи, протянул Кобблдик, да только Заки Мартин отговорил. Не стоит, мол, поступать таким образом, не бывало, мол, чтоб зло злом искореняли. Джуд же заявил, что не сомневается, что третий ребенок Джима Картера родится сиротой. После этого они поднялись и продолжили работу. Росс вскоре опередил своих спутников, подгоняемый вперед своими личными потребностями. Вскоре солнце опустилось, и остановившись передохнуть на несколько минут, Росс заметил, что они почти закончили. Его руки и спина ныли от работы, но ему удалось выжать из себя часть своей неудовлетворенности. Размеренные взмахи косой, мерное продвижение вдоль кромки поля, косьба травы и медленное приближение к центру помогли ему изгнать гнетущих бесов разочарования. Задул легкий северный ветерок, и зной превратился в приятное тепло. Росс несколько раз глубоко вдохнул, смахнул с бровей пот и посмотрел на спутников. Затем он заметил крошечную фигурку одного из детей Мартинов, направляющуюся к нему со стороны дома. Это оказалась Мэгги Мартин, шестилетнее жизнерадостное дитя с фамильными рыжими волосами. - Если позволите сээр, - пропищала она нараспев, - там вас леди пришла повидать. Росс приподнял ребенку подбородок. - Что за леди, милая? - Миссис Полдарк, сэр. Из Тренвита. Прошло немало времени, с тех пор Верити его навещала. Это может стать началом возобновления их прерванной дружбы. Никогда еще он в ней так не нуждался. - Спасибо, Мэг. Я скоро приду. Росс взял свой сюртук и с косой через плечо спустился с холма к дому. Похоже, что в этот раз она приехала верхом. Росс оставил косу у дверей, и размахивая сюртуком, вошел в гостиную. В кресле сидела девушка. И сердце Росса екнуло. Элизабет была одета в длинную коричневую амазонку с прекрасным гентским кружевом воротника и манжет. Копну блестящих волос венчала обшитая кружевами фетровая треуголка, которая подчеркивала овал лица. Она протянула руку с улыбкой, вызвавшей в нем боль прошлых воспоминаний. Настоящая леди, и очень красивая. - Ну, Росс, думаю, мы целый месяц не виделись, и раз уж я проезжала мимо... - Не нужно извиняться за то, что приехала, - сказал он. - А только за то, что не сделала этого раньше. Она вспыхнула, и во взгляде промелькнула тень удовольствия. Материнство не отразилось на ее хрупкости и привлекательности. При каждой встрече Росс удивлялся снова и снова. - Сегодня жарко для прогулки верхом, - сказал он. - Давай я принесу чего-нибудь выпить. - Спасибо, не надо, мне не жарко, - вид у нее был свежий. - Сначала расскажи, как ты, чем занимаешься. Мы так редко тебя видим. Осознав, что у него мокрая рубашка и взъерошенные волосы, Росс рассказал, чем до этого занимался. Она чувствовала себя слегка не в своей тарелке. Он заметил, как пару раз она бросила взгляд на комнату, словно ощущая чужое присутствие или удивляясь, что несмотря на убогую обстановку, в комнате уютно. Ее взгляд переместился на сиденье у окна, на котором стояла чаша с лесной ветреницей и листьями папоротника. - Верити сказала, - продолжила она, - что тебе не удалось добиться смягчения приговора для своего слуги. Мне очень жаль. Росс кивнул. - Жаль, да. Отец Джорджа Уорлеггана председательствовал в суде. Мы расстались, испытывая взаимную неприязнь. Она взглянула на него из-под ресниц. - Джордж будет сожалеть. Возможно, если бы ты к нему обратился, всё можно было бы устроить. Хотя парня поймали с поличным, не так ли? - Как дядя? - сменил тему Росс, чувствуя, что его мнение по делу Картера может ее оскорбить. - Лучше ему не становится. Том Чоук регулярно пускает ему кровь, но это помогает лишь на время. Мы так надеялись, что прекрасная погода снова поставит его на ноги. - А Джеффри Чарльз? - У него все отлично, спасибо. В прошлом месяце мы испугались, что он подхватил корь, после того как избежал основной эпидемии, но оказалось, у него всего лишь зубки резались. Она говорила спокойно, но было в ее голосе что-то такое, что слегка его удивило. Никогда прежде он не замечал такой собственнической интонации. В такой вот приятно-милой манере они поболтали еще несколько минут. Элизабет спросила об успехах в шахте, и Росс начал объяснять все технические детали, которые, как он подозревал, она вряд ли понимала; он с уверенностью мог сказать, что ей было не так интересно, как она хотела показать. Она говорила о предстоящей свадьбе Рут, принимая как должное, что его тоже пригласили, и он не желал ее поправлять. Фрэнсис хотел, чтобы осенью она отправилась в Лондон, но, по ее мнению, Джеффри Чарльз еще слишком мал для путешествий. Похоже, Фрэнсис не понимает, что сына нельзя оставлять. Фрэнсис думал и так далее... Фрэнсис считал... При этих словах ее спокойное лицо омрачилось, и, натянув перчатки, она сказала: - Мне хотелось бы, чтобы ты почаще виделся с Фрэнсисом, Росс. Росс вежливо согласился, что да, жаль, что у него нет побольше свободного времени, чтобы навестить кузена. - Нет, я вовсе не имею в виду обычный визит, Росс. Мне бы очень хотелось, чтобы вы работали вместе. Твое влияние на него... - Мое влияние? - удивленно переспросил он. - Оно бы его остепенило. Думаю, помогло бы его остепенить, - она подняла полные боли глаза, затем отвела взгляд. - Ты думаешь, как странно, что я так говорю. Но видишь ли, я беспокоюсь. Мы оба очень дружны с Джорджем Уорлегганом, гостили у него в Труро и Кардью. Джордж так добр. Но он очень богат, и для него азартные игры - всего лишь приятное развлечение. Для нас же, для Фрэнсиса, это не так. Когда играешь на ставки, которые не можешь себе позволить... Кажется, Фрэнсис одержим игрой. Для него это глоток свежего воздуха. Выигрывает он мало, а проигрывает много. Чарльз слишком болен, чтобы его остановить, и всем управляет Фрэнсис. Так больше продолжаться не может. Как тебе известно, Грамблер терпит убытки. - Не забывай, - сказал Росс, - что когда-то я тоже проигрался в карты. Возможно, мое влияние было бы не таким хорошим, как тебе кажется. - Мне не следовало об этом говорить. Я не собиралась. У меня нет права обременять тебя своими проблемами. - Для меня это настоящий комплимент. - Но когда ты упомянул Фрэнсиса... И нашу старую дружбу... Ты всегда был таким понимающим. Росс видел, что она действительно страдает, и отвернулся к окну, чтобы дать ей время прийти в себя. Ему хотелось оправдать ее доверие; он бы многое отдал за то, чтобы что-нибудь посоветовать и стереть с ее лица эту боль. Чувство обиды, что она вышла за другого, исчезло. Она ведь пришла к нему. - Я думала, стоит ли рассказывать Чарльзу, - продолжила Элизабет. - Я так боюсь, что из-за этого ему станет еще хуже... и совсем нам не поможет. Росс покачал головой. - Дело не в этом. Позволь мне сначала поговорить с Фрэнсисом. Бог знает, вероятно, я не преуспею там, где... где другие потерпели неудачу. И все-таки мне до сих пор непонятно... - Что? Но она поняла его невысказанную вслух мысль. - Он во многом благоразумен, но повлиять на него я не могу. Кажется, он воспринимает мои советы, как вмешательство. - Значит, он так же воспримет и мои советы. Но я попытаюсь. Она посмотрела на него. - У тебя сильная воля, Росс. Когда-то я это знала. То, что мужчине не нравится выслушивать от своей... жены, он может выслушать от своего кузена. У тебя дар убеждать. Думаю, если бы ты захотел, то смог бы очень сильно повлиять на Фрэнсиса. - Так тому и быть. Она поднялась. - Прости, я не собиралась столько говорить. Не могу описать, насколько сильно я ценю то, как ты меня встретил. Росс улыбнулся. - Возможно, ты пообещаешь приходить почаще. - С удовольствием. Прежде мне нравилось навещать тебя, но потом я почувствовала, что не вправе больше приходить. - Больше не поддавайся этому чувству. Из прихожей послышались шаги, и вошла Демельза, неся в руках только что собранные колокольчики. И остановилась как вкопанная, когда увидела, что помешала. Она была одета в домотканное простенькое голубое платье из льна с открытой шеей и небольшим узорчатым поясом. Выглядела дикой и неопрятной - весь день, постыдно избегая Пруди и репу, она лежала в траве на другом лугу, на возвышенности к западу от дома, внимательно наблюдая за Россом и мужчинами, работающими на противоположном холме. Она лежала там, вдыхая запах земли и вглядываясь через траву, словно подросший щенок, и, наконец, перевернулась и заснула в ласковом тепле заходящего солнца. Ее волосы взъерошились, а платье всё было в траве и земле. Она ответила на взгляд Росса и пристально посмотрела на Элизабет. Потом пробормотала извинения и развернулась, чтобы уйти. - Это Демельза, та, о которой я тебе говорил, - сказал Росс. - А это госпожа Элизабет Полдарк. Две женщины, подумал он. Сотворены из одного и того же вещества? Глина и фарфор " О Боже, так между ними что-то происходит", - подумала Элизабет. - Росс часто мне о вас говорил, моя дорогая, - произнесла она вслух. Демельза подумала: " Она опоздала на один день, всего на день. Как она прекрасна, как я ее ненавижу". Затем вновь взглянула на Росса и тут впервые ей в голову пришла мысль, словно предательский удар ножом, что то вожделение, с каким Росс смотрел на нее прошлой ночью, являлось лишь отблеском пустой страсти. Весь день она была слишком поглощена своими чувствами, не имея времени, чтобы подумать еще и о том, что чувствует он. Теперь всё читалось в его взгляде. - Благодарю вас, мэм, - ответила она, снедаемая страхом и ненавистью до кончиков пальцев. - Я могу что-нибудь сделать для вас, сэр? Росс посмотрел на Элизабет. - Может, передумаешь и выпьешь чаю? Он будет готов через несколько минут. - Мне пора уходить. Всё равно спасибо. Какие милые колокольчики ты собрала. - Они вам нравятся? - спросила Демельза. - Возьмите их, если хотите. - Так любезно с твоей стороны! - серые глаза Элизабет вновь пробежались по комнате. " Это все она; эти занавески. Полагаю, у Пруди бы не хватило ума так их повесить; и бархат на скамье, Россу бы никогда это и в голову не пришло", - думала Элизабет. - Я приехала на лошади и, к сожалению, не смогу их держать в руках. Оставь их себе, дорогая, но спасибо за столь милое предложение. - Я их свяжу и прикреплю к седлу, - сказала Демельза. - Боюсь, они завянут. Видишь, они уже поникли. С колокольчиками всегда так, - Элизабет взяла перчатки и хлыст. " Больше я не смогу сюда приезжать. Слишком поздно после всего, что произошло. Слишком поздно сюда приезжать", - думала она. - Ты должен навестить дядю, Росс. Он часто о тебе спрашивает. И дня без этого не проходит. - Я приеду на следующей неделе, - сказал он. Они направились к двери, и Росс помог ей сесть на лошадь, что она и сделала с присущей ей грацией. Демельза с ними не пошла, но смотрела из окна невидящим взглядом. Она стройнее, чем я, думала Демельза, даже после родов. Кожа, как слоновая кость; никогда не работала. Она леди, а Росс - джентльмен, ну а я шлюха. Но не прошлой ночью, нет (в памяти ярко вспыхнули воспоминания). Я не могу быть шлюхой: я женщина Росса. Надеюсь, она растолстеет. Очень на это надеюсь и горячо молюсь, что она растолстеет, подхватит оспу, из носа у нее потечет, а зубы выпадут. - Ты выполнишь свое обещание насчет Фрэнсиса? - спросила Элизабет Росса. - Конечно. Я сделаю всё, что могу... Хотя, кажется, немного. - Приезжай повидать Чарльза. На обед - в самый раз. В любой день. До свидания. - До свидания, - сказал он. Со времени его возвращения они впервые были полностью друг с другом согласны; оба это осознавали, не зная, что это понятно им обоим - к согласию они пришли слишком поздно, и теперь ничего не изменить. Росс смотрел, как она медленно едет по долине. Видел, как заблестели волосы, поймав косой лучик солнца. В тенистой долине птицы затянули вечернюю песню. Он устал, сильно устал, и хотел отдохнуть. Но когда приехала Элизабет, его с таким трудом приобретенное душевное спокойствие улетучилось. Он повернулся и, тяжело ступая, направился через кухню в дом. Пруди готовила ужин. Услышав ее жалобу, он что-то буркнул и пошел на конюшню. Несколько минут он занимался делами фермы; закончив, вернулся в дом и прошел в гостиную. Демельза по-прежнему стояла у окна. В руках она держала колокольчики. Казалось, он ее и не заметил, а просто медленно прошел к своему любимому креслу, снял сюртук и сел, да так и сидел какое-то время, хмуро уставившись на противоположную стену. Потом откинулся назад. - Я устал, - сказал он. Она отвернулась от окна, и тихо, словно он спал, подошла к креслу. Опустилась на коврик у его ног. И лениво, но с каким-то удовлетворением, начала перекладывать колокольчики из одной кучки на полу в другую.
Книга третья
|
|||
|