|
|||
Глава четвертая
Росс услышал об аресте только в десять утра, когда один из ребятишек Мартинов принес ему новости на шахту. Он тут же отправился домой, оседлал Брюнетку и поскакал в Уэрри-хаус. Семья Бодруганов постепенно приходила в упадок. Основная ветвь, чьи корни прослеживались (хоть и не слишком тщательно) сквозь два столетия истории графства, в середине этого века угасла. Уэрри-Бодруганы следовали тому же примеру. Сэру Хью, нынешнему баронету, исполнилось пятьдесят, а он был по-прежнему холост, энергичен и крепок, хотя и низкого роста. Он утверждал, что на теле у него больше волос, чем у любого другого мужчины, хвастаясь, что в любое время готов поставить в доказательство пятьдесят гиней. Он жил вместе с мачехой, вдовствующей леди Бодруган, любительницей верховой езды и сквернословия, женщиной двадцати девяти лет, которая держала в доме собак, так что он весь ими провонял. Росс шапочно был знаком с обоими, но считал, что Джиму лучше было бы вторгнуться во владения кого-нибудь другого. Он еще сильнее утвердился в этом мнении, когда приблизился к дому и увидел, что общество собралось для охоты. Чувствуя взгляды и перешептывания людей в красных сюртуках и сияющих сапогах, он спешился и протиснулся между лошадьми и тявкающими собаками, направившись вверх по лестнице к дому. Наверху путь ему преградил лакей. - Чего вам надо? - спросил он, оглядев грубую рабочую одежду Росса. Росс пристально посмотрел на слугу. - Сэра Хью Бодругана, а не твоей наглости. Лакей постарался исправить положение. - Прошу прощения, сэр. Сэр Хью в библиотеке. Как мне о вас доложить? Росса провели в комнату, наполненную людьми, которые пили портвейн и канарский сак [9]. Самые неподходящие условия для того, о чем он собирался попросить. Многих из присутствующих он знал. Здесь были молодой Уитворт и Джордж Уорлегган, а также доктор Чоук, Пейшенс Тиг, Джоан Паско и Рут Тиг с Джоном Тренеглосом, старшим сыном старого Хораса Тренеглоса. Росс осмотрелся поверх голов и заметил сэра Хью, сидевшего у камина с широко раздвинутыми ногами и поднятым бокалом. Он увидел, как лакей подошел к нему и прошептал на ухо, и услышал со стороны сэра Хью нетерпеливое " Кто? Что? Что? ". Это всё, что он смог разобрать, потому что в это время разговоры временно утихли. В свое время он мог бы посчитать это естественным, когда входил в комнату. Росс кивнул и слегка улыбнулся некоторым из гостей, пока шел мимо них к сэру Хью. Раздался лай, и он увидел, что леди Констанс Бодруган стоит на коленях на коврике перед камином, перевязывая псу лапу, а вокруг шныряют и лижут ее шесть черных спаниелей. - Проклятье, я думал, это Фрэнсис, - сказал сэр Хью. Охота начнется через десять минут. - Мне нужно всего пять, - любезно произнес Росс. - Но я предпочел бы поговорить наедине. - В этом доме нынче утром невозможно поговорить наедине, это же настоящий Иерихон. Говорите же, всё равно здесь слишком шумно, чтобы кто-нибудь подслушал ваше частное дело. - Я бы отхлестала того, кто разбил чертово стекло, - заявила его мачеха. Росс взял предложенное вино и изложил баронету причину своего визита. На землях Бодругана этой ночью схватили браконьера. Мальчишку, которого он знает лично. В качестве судьи сэр Хью, безусловно, может как-то всё устроить со слушанием этого дела. Это первое преступление мальчишки, и Росс имеет основания полагать, что его сбил с толку взрослый и прожженный негодяй. Росс счел бы своей обязанностью оплатить издержки, если мальчишку отпустят, сделав строгое предупреждение. Более того, он лично возьмет ответственность... Тут сэр Хью разразился хохотом. Росс замолчал. - Будь я проклят, но вы пришли слишком поздно, сэр. Опоздали на несколько часов. Его привели ко мне в восемь утра, теперь он на пути в Труро. Я назначил суд на следующую сессию. Росс глотнул вина. - Вы очень торопились, сэр Хью. - Что ж, я не хотел задерживаться с этим мальчишкой в последний день охоты. Я знал, что к девяти часам в доме будет настоящее столпотворение. - Браконьер, - произнесла леди Бодруган, которую внезапно озарила идея, так что она даже выпустила пса. - Подозреваю, что он-то и разбил стекло. Боже, я бы его четвертовала! Закон слишком мягок к этим гаденышам. - Что ж, теперь он больше не будет тревожить моих фазанов недельку-другую, - добродушно рассмеялся сэр Хью. - Недельку-другую. Вы должны признать, капитан Полдарк, просто прискорбно, сколько хороших развлечений вы пропустили в нынешнем году. - Мне жаль, что я вторгся во время охоты. - Сожалею, что вы пришли с такой невеселой миссией. Я могу одолжить вам лошадь, если пожелаете присоединиться к охоте. Росс поблагодарил, но отказался. Через некоторое время он принес извинения и ушел. Больше ему нечего было здесь делать. Когда он удалялся, леди Бодруган сказала: - Ты же не собираешься отпустить этого гаденыша, Хью? Росс не расслышал ответ ее пасынка, но те, кто расслышал, разразились смехом. Он знал, что всё общество примет точку зрения Бодруганов на его идею отпустить браконьера с предупреждением, хотя и облачит это в более вежливые фразы. Даже корнуолльское общество, которое так терпимо относилось к контрабандистам. Контрабандисты были смелыми ребятами, знающими, как надуть правительство с налогами и привезти им бренди за полцены. Браконьер не только буквально преступал границы чей-то земли, но и метафорически - все неотъемлемые права частной собственности. Он был изгоем и отщепенцем. Повешение считалось едва ли достаточным наказанием. Росс наткнулся на то же отношение, когда несколько дней спустя разговаривал с доктором Чоуком. Джим, вероятно, не предстанет перед судом раньше последней недели мая. Росс знал, что Чоук, как доктор на шахте, лечил Джима не далее как в феврале, и потому спросил его мнение о парнишке. Чоук сказал, мол, а чего же ожидать, когда в семье уже была чахотка? Прослушав Джима, он обнаружил определенную патологию в одном легком, но как она будет развиваться - трудно сказать. Конечно, могут возникнуть жалобы на разного рода недомогания: рано или поздно в легком разовьется некроз, парень может дожить и до сорока, что для шахтера вполне приличный возраст. Трудно судить. Росс решил, что эти сведения пригодятся на судебном заседании. Свидетельство о серьезном заболевании, вкупе с его собственным ходатайством, вероятно, может ограничить приговор предупреждением. Если Чоук выступит на суде... Чоук стянул брови в озадаченном взгляде. Вы же не предлагаете... Именно это Росс и предлагал. Чоук недоуменно покачал головой. - Любезный сэр, мы бы многое сделали для друга, но не просите нас свидетельствовать в пользу юного негодяя, которого схватили за браконьерство. Такого мы сделать не можем. Это будет так же противоестественно, как усыновить французишку. Росс настаивал, но Чоук не поддался. - По правде говоря, я ничуть не сочувствую вашему делу, - сказал он наконец. - Нет ничего хорошего в том, чтобы быть столь чувствительным к подобному народцу. Но я напишу записку с пояснениями относительно парня. Подписанную моей собственной рукой и запечатанную по всей форме. Это будет не хуже, чем если бы я сам явился туда и стоял за загородкой, как отъявленный преступник. На такое мы пойти не можем. Росс неохотно согласился. На следующий день на Уил-Лежер впервые нанес официальный визит мистер Тренеглос. Он выехал из Мингуза с томиком Тита Ливия под мышкой и в пыльной треуголке поверх парика. В семействе Тренеглосов все-таки текла кровь горнопромышленников. Он посмотрел всё, что можно было увидеть. Шурфы пробили, но это была тяжелая работа - почти сразу же наткнулись на твердую породу. Временами приходилось пускать в ход стальные буры и подрывать порохом. Пласт шел с востока на запад и, похоже, был довольно широким, так, скорее всего, ближайшие недели грозили стать утомительными. Что ж, заявил мистер Тренеглос, это выйдет подороже, но обстоятельства пока не разочаровывают. Богатые медные жилы часто находят в твердой породе. - Природный сейф, - сказал он. - Природа хранит свои сокровища под замком. Они подошли к краю утеса и смотрели на хрупкую деревянную платформу на полпути внизу, где восемь мужчин, работая в двенадцатичасовые смены по четыре человека, начали пробивать в утесе штольню. С тех пор они уже давно скрылись из вида, с утеса можно было разглядеть лишь мальчишку двенадцати лет, который появлялся время от времени с тачкой, наполненной отходами этих четырех туннельных жучков, и опустошал ее на песок внизу. Здесь тоже, сказал Росс, наткнулись на твердую породу и пытались ее обойти. Мистер Тренеглос хмыкнул и сказал, что надеется, что эти две старые бабы, Чоук и Пирс, не начнут на следующей встрече хныкать о расходах. Сколько времени понадобится, чтобы подвести эту штольню к шахте? - Три месяца, - ответил Росс. - Это займет все шесть, - пробурчал себе под нос мистер Тренеглос. - Это займет все шесть, - заверил он Росса. - Кстати, вы слышали новости? - Какие новости? - О моем сыне и Рут Тиг. Они обручились. Собираются пожениться, знаете ли. Росс не знал. Миссис Тиг будет на вершине блаженства. - Она неплохо устроилась, - произнес старик, словно отвечая на мысли Росса. - Неплохо устроилась, заполучив Джона, даже несмотря на то, что он малость налегает на спиртное. Я бы предпочел девицу с приданым, помимо хорошего имени, поскольку мы сами не в слишком хорошем положении. Но всё же она смелая штучка и вполне подходит по всем другим статьям. Третьего дня я слышал о парне, который путается со своей посудомойкой. Не помню, кто это. Ей-богу, это правда, я не шучу. Всё зависит от того, как к этому подходить. Я прекрасно помню, как Джон завалил одну из наших горничных на сеновале еще до того, как ему исполнилось семнадцать. - Надеюсь, они будут счастливы. - А? О, да. Что ж, я рад, что он остепенился. Я не буду жить вечно, а в Мингузе уже восемьдесят лет не хозяйничал холостяк. - Вы судья, - сказал Росс. - Каково наказание за браконьерство? - Что-что? - мистер Тренеглос схватился за свою старую шляпу, чтобы ее не унесло ветром. - За браконьерство? По всякому, мальчик мой. По-всякому. Если человека схватили с гончей или капканом, тогда, если это первое преступление, ему могут дать от трех до шести месяцев. Если же он уже был осужден до этого деяния, то нет сомнений, что его вышлют. С преступниками нужно поступать по всей строгости, иначе и смысла нет. Как поживает ваш дядюшка, мой мальчик? - Я не виделся с ним в этом месяце. - Сомневаюсь, что он снова станет судьей. Полагаю, он не беспокоится на этот счет? Возможно, он слишком много внимания уделяет врачевателям. Я лично им не доверяю. От всего лечусь ревенем. Что же до докторов, timeo Danaos et dona ferentes [10], вот мой девиз. Вот мой девиз, - добавил он себе под нос. - Его следует принять и Чарльзу. *** Суд состоялся тридцатого мая. Весна выдалась холодной и капризной, с сильными ветрами и промозглыми дождями. Однако с середины месяца погода начала проясняться, и последняя неделя была спокойной и неожиданно теплой. Весна и середина лета уместились в одну неделю. За шесть дней палящего солнца вся сельская местность заросла и оделась в богатейшее зеленое убранство. Запоздалые весенние цветы появились за ночь, расцвели и угасли. День суда оказался очень теплым, Росс ехал в Труро, слушая всю дорогу пение птиц. Зал суда и в лучшие времена был мрачным и ветхим. Сегодня потоки солнечного света проникали через грязные окна, падали на корявые старые скамейки и являли взору большие клочья паутины по углам и свисавшие со стропил. Они осветили изможденного секретаря, корпевшего над своими бумагами, с поблескивающими на кончике носа каплями, и упали на кучкующихся лохматых зрителей, которые перешептывались и покашливали позади него. Судей было пятеро, и Росс обрадовался, что двое из них оказались ему знакомы. Один - председатель, мистер Николас Уорлегган, отец Джорджа. Другой - преподобный доктор Эдмунд Холс, которого Росс последний раз встречал в дилижансе. Третьего он знал в лицо: толстый пожилой мужчина по имени Хик, один из мелких дворян городка, напивающийся до бесчувствия. Почти всё утро доктор Холс держал платок из превосходного батиста перед своим тонким острым носом. Без сомнения, он был смочен настойкой из розмарина и бергамота, не такая уж неразумная предосторожность, когда в округе распространялась лихорадка. Достаточно быстро в тяжелой душной атмосфере прошли два или три судебных процесса, а затем к трибуне подвели Джеймса Картера. Стоя рядом с местом для адвокатов, Джинни Картер, которая прошла вместе с отцом девять миль пешком, попыталась улыбнуться, когда муж взглянул на нее. За то время, что он провел под стражей, с его кожи сошел загар, а вокруг глаз залегли темные круги. Когда слушание началось, пристав посмотрел на большие часы на стене, и Росс понял, что он решал, закончится ли этот процесс до обеденного перерыва. Судьи думали о том же. Егерь сэра Хью Бодругана путался в показаниях, и мистер Уорлегган резко ему указал, чтобы придерживался сути. Из-за этого свидетель боялся продолжать, а к концу пробормотал всё в спешке. Другой егерь подтвердил эту историю, и свидетельские показания завершились. Мистер Уорлегган поднял взгляд. - По этому делу есть защитник? Джим Картер молчал. Секретарь встал, смахивая рукой капли пота. - Защитника нет, ваша честь. Судимостей не было. У меня тут письмо от сэра Хью Бодрургана, с жалобой на то, сколько дичи он потерял в этом году, здесь говорится, что это первый браконьер, которого они смогли поймать с января. Судьи склонили голову друг к другу. Росс проклинал сэра Хью. Мистер Уорлегган посмотрел на Картера. - У вас есть что сказать, прежде чем будет вынесен приговор? Джим облизнул губы. - Нет, сэр. - Хорошо, тогда... Росс встал. - Могу я просить снисхождения суда... Все переполошились и стали бормотать, каждый повернулся, чтобы посмотреть, кто посмел взбаламутить пыль в судебном зале. Мистер Уорлегган посмотрел сквозь лучи солнечного света, и Росс слегка кивнул ему в знак признательности. - У вас есть свидетельства в защиту этого человека? - Я бы хотел дать показания о его безукоризненной репутации, - сказал Росс. - Он был моим слугой. Уорлегган повернулся и о чем-то шепотом посовещался с доктором Холсом. Теперь они оба его узнали. Росс по-прежнему стоял, а остальные зрители ерзали на стульях и заглядывали друг другу через плечо, чтобы его рассмотреть. Среди них, слева от себя, Росс заметил знакомое лицо, которое невозможно было спутать: влажные толстые губы и косящие глаза Илая Клеммоу. Вероятно, он явился сюда, чтобы позлорадствовать над несчастьем Джима. - Если вы займете место свидетеля, сэр, - осторожно произнес Уорлегган, - то сможете высказать всё, что желаете. Росс покинул свое место и подошел к кафедре свидетеля. Он принес присягу и сделал вид, что целует сальную Библию, а потом положил руки на край кафедры и посмотрел на пятерых судей. Хик сопел так, будто спит, доктор Холс слегка приложился к своему носовому платку, не выказывая никаких признаков, что узнал Росса, мистер Уорлегган просматривал какие-то бумаги. - Без сомнений, джентльмены, после свидетельств, которые вы услышали, вы не видите в этом деле ничего особенного. За время вашего долгого пребывания на этом посту вы сталкивались со множеством случаев, особенно в тяжелые времена вроде нынешних, когда обстоятельства - голод, нищета, болезни - несколько смягчали наказание. И с уважением ко всем законам, мне совершенно не следовало бы просить вас, чтобы обычный браконьер, доставляющий всем нам неудобства и расходы, избежал наказания. Однако я очень хорошо знаю обстоятельства этого дела, и хочу представить их вашему рассмотрению. Росс вкратце обрисовал превратности судьбы Джима, особенно подчеркнув его плохое здоровье и жестокое нападение Рубена Клеммоу на жену и ребенка. - Учитывая, что он живет в бедности, я имею основания полагать, что заключенный связался с дурной компанией, и его убедили позабыть об обещаниях, которые он дал мне лично. Я уверен в честности парня. Это не ему следует находится в суде, а тому, кто заставил его пойти по кривой дорожке. Он сделал паузу, почувствовав, что завладел интересом слушателей. Он уже готов был продолжить, как в зале кто-то громко хихикнул. Несколько судей посмотрели в ту сторону, а доктор Холс нахмурился. Росс не сомневался в том, кто это был. - Человек, который сбил его с истинного пути, - повторил он, пытаясь вернуть ускользающее внимание слушателей. - Повторяю, Картера подбил человек гораздо более зрелый, который тем самым избежал наказания. Это его следует обвинять. Что до состояния здоровья заключенного, то достаточно на него посмотреть, чтобы понять, каково оно. В подтверждение тому у меня имеется заявление доктора Томаса Чоука из Сола, известного доктора на шахте, который осматривал Джеймса Картера и обнаружил, что тот страдает от хронического и гнилостного воспаления легких, которое, вероятно, может оказаться смертельным. Я готов дать ему работу и поручиться за его достойное поведение в будущем. Прошу суд рассмотреть все эти факты и принять их во внимание при вынесении приговора. Он передал клерку бумагу, на которой Чоук нацарапал водянистыми чернилами свой диагноз. Клерк задумчиво остановился, зажав ее в руке, пока мистер Уорлегган не кивнул ему нетерпеливо, чтобы подошел к скамейке судей. Записку прочли, после чего судьи коротко посовещались. - Так вы заявляете, что состояние заключенного не годится для содержания в тюрьме? - поинтересовался Уорлегган. - Он весьма серьезно болен. - И когда был сделан этот осмотр? - холодно спросил доктор Холс. - Около трех месяцев назад. - Значит, он уже был в этом состоянии, когда браконьерствовал? Росс поколебался, отдавая себе отчет в недружелюбном характере вопроса. - Он болен уже некоторое время. Доктор Холс чихнул в носовой платок. - Что ж, выскажу свое мнение. Я полагаю, что если человек... хм... достаточно здоров для того, чтобы воровать фазанов, то он и... хм... достаточно здоров, чтобы принять последствия. - Точно, вполне справедливо, - раздался голос. Мистер Уорлегган постучал по столу. - Немедленно замолчите, иначе... - он повернулся к Россу. - Видите ли, мистер Полдарк, я склонен согласиться со своим коллегой, доктором Холсом. Безусловно, несчастье для заключенного, если он страдает этим заболеванием, но закон не предоставляет нам возможности делать различий. Степень нужды человека не должна определять степень его честности. Иначе все нищие стали бы ворами. Если человек достаточно здоров, чтобы согрешить, он достаточно здоров, чтобы понести наказание. - Но всё же, - сказал Росс, - принимая во внимание, что он уже почти четыре недели находится в заключении, а также принимая во внимание добросердечие его натуры и крайнюю бедность, я не могу не считать, что в его случае самым справедливым будет проявить милосердие. Уорлегган выпятил длинную верхнюю губу. - Может, вы так и считаете, мистер Полдарк, но решение принимают судьи. В последние два года число преступлений заметно увеличилось. И также по той причине, что такое нарушение закона трудно и дорого пресечь, задержанные должны нести полное бремя вины. Мы не можем перекладывать вину, мы лишь можем придерживаться фактов, - он помедлил. - Однако ввиду медицинского свидетельства и вашего собственного свидетельства о добропорядочном поведении Картера в прошлом, мы готовы принять более снисходительную точку зрения на приговор, нежели поступили бы в противном случае. Заключенный приговаривается к двум годам тюрьмы. По залу суда прошел гул, кто-то пробормотал слова негодования. - Надеюсь, мне никогда не выпадет несчастье полагаться на снисхождение вашего суда, - заявил Росс. Доктор Холс опустил носовой платок. - Осторожней, мистер Полдарк. Такие замечания не вполне выходят за рамки нашей юрисдикции. - Этой привилегии удостоено только милосердие, - сказал Росс. - Следующее дело, - махнул рукой мистер Уорлегган. - Минуточку, - сказал доктор Холс. Он наклонился вперед, сложив ладони и скривив тонкие губы. Волна отвращения к этому высокомерному юному сквайру поднималась в нем каждый раз, когда он его встречал: в школе, в дилижансе, в суде. Ему доставило особое удовольствие задать тот едкий вопросик о датах, который переменил точку зрения других судей. Но этот выскочка всё равно пытался оставить за собой последнее слово. Так не пойдет. - Минуточку, сэр. Мы пришли сюда не для того, чтобы вершить правосудие согласно букве закона, отбросив в сторону здравый смысл, вытекающий из нашего положения и ответственности. Как на человека, принадлежащего к лону церкви, сэр, на меня возложена особая ответственность. Господь дал тем его проповедникам, которые еще и служат судьями, задание усмирять правосудие милосердием. Эту задачу я выполняю по мере всех моих скромных сил и считаю, что и сейчас его проявил. Ваши гнусные намеки на противоположное для меня оскорбительны. Не думаю, что вы имеете хоть малейшее представление о том, о чем толкуете. - Жестокие законы, - ответил Росс, с трудом овладев собой, - эти жестокие законы, которые вы применяете безо всякого милосердия, послали человека в тюрьму за желание накормить своих детей, когда они голодали, за то, что он нашел для них пищу, когда мы лишили его возможности ее заработать. В книге, где вы черпаете свое учение, доктор Холс, говорится, что не хлебом единым жив человек. В нынешние времена вы требуете от людей жить даже без хлеба. Одобрительный гул с задних рядов стал громче. Мистер Уорлегган гневно постучал молотком. - Дело закрыто, мистер Полдарк. Будьте любезны сойти вниз. - Иначе, - сказал доктор Холс, - мы обвиним вас в неуважении к суду. Росс отвесил легкий поклон. - Могу лишь заверить вас, сэр, что подобное обвинение отразит мои самые сокровенные мысли. Он покинул кафедру и вышел из суда под шум и призывы установить тишину. На узкой улице он глотнул теплого летнего воздуха. Глубокие канавы были переполнены нечистотами, пахло отвратительно, но после душка в суде этот запах показался ему приятным. Росс вытащил платок и промокнул лоб. Его рука немного дрожала от гнева, он попытался с этим справиться. Росса просто тошнило от отвращения и разочарования. Вниз по улице двигалась длинная вереница мулов, нагруженных тяжелыми корзинами с оловом, болтающимися по бокам животных, а рядом с ними медленно шагали покрытые дорожной пылью шахтеры. С рассвета они прошли много миль из какого-то отдаленного района, чтобы отвезти олово на монетный двор, а потом поедут обратно на спинах своих истощенных мулов. Росс подождал, пока они пройдут, и уже собрался пересечь узкую улицу, как кто-то прикоснулся к его руке. Это была Джинни со своим отцом Заки Мартином. На её щеках горел румянец, такой заметный на фоне бледной веснушчатой кожи. - Хотела вас поблагодарить за ваши слова. Как любезно с вашей стороны, так расстараться для Джима. И что вы сказали... - Это не принесло ничего хорошего, - ответил Росс. - Отведи ее домой, Заки. Ей лучше теперь быть с вами. - Да, сэр. Росс резко отвернулся и зашагал по Монетной улице. Эта благодарность за провал стала последней каплей. Он преиспонился отвращением к самому себе за то, что не мог себя контролировать. Веди себя независимо, когда тебе угодно, но только пока это касается твоей собственной свободы, когда же речь идет о других, необходимо сдерживаться. Его поведение, говорил он себе, было неверным. Хорошее начало, а потом всё пошло наперекосяк. Не годится он для подобных задач. Ему следовало быть подобострастным, польстить суду, следовало превозносить и хвалить их суждения, с чего он и начал, и тем самым внушить им, что они должны вынести милосердный приговор, показав свое добросердечие. В глубине души он сомневался, что даже золотой голос Шеридана смог бы отвлечь их от преследования добычи. А лучше всего, думал он, было бы встретиться с судьями до слушаний и указать им, как будет неловко, если они лишат его лакея. Именно так он смог бы вызволить парня, а не свидетельством докторов или сентиментальными призывами к милосердию. К этому времени он был уже на Принц-стрит и повернул к таверне " Бойцовый петух". Там он спросил бутылку бренди и начал ее пить.
|
|||
|