|
|||
Глава пятая
Как-то в начале лета Демельза и Пруди под палящим полуденным солнцем прореживали всходы репы, посеянной в нижней части Длинного поля. Пруди незамедлительно принялась жаловаться, но если Демельза и слышала, то не обращала никакого внимания. Она ритмично махала мотыгой, пропалывая взошедшие сорняки, очищая пространство для растений. Время от времени она останавливалась, уперев руки в бока, чтобы взглянуть на пляж Хедрона. Под палящим солнцем море было похоже на расплавленное стекло. Время от времени задувал слабый ветерок и словно взмахом птичьего крыла поднимал темную легкую рябь. На мелководье поверхность воды казалась постоянно меняющимся калейдоскопом сиреневых и бутылочно-зеленых морщин. Иногда она что-то напевала, потому что любила любое тепло, а солнечное тепло особенно. К неодобрению Пруди, Демельза сняла синий капор и, закатав рукава, босоногая, в башмаках на деревянной подошве, работала только в одном из своих голубых платьев с узорами. Со стоном всплеснув руками, словно это ей впервой, Пруди выпрямила спину и потянулась. Грязным пальцем она подняла капор и убрала прядь черных волос. - Прям деревенею по утрам. Нонче больше ничегошеньки сделать не смогу. Мои бедра! Никакого отдыха всю ночь не будет, - Пруди подтянула пятку на ботинке, которая загнулась, позволяя просочиться внутрь ручейку земли. - Ты бы лучше тоже заканчивала. Надо еще телят накормить, я ж не могу разорваться. Кто это еще там явился? Демельза повернулась и сощурилась на солнце. - Кто же это... И чего ему надо? Она выронила мотыгу и побежала по полю в сторону дома. - Отец! - крикнула она. Том Карн увидел её и остановился. Демельза подбежала к нему. Со времени его последнего визита, когда он сообщил о своей предстоящей женитьбе, её чувства к нему изменились. Воспоминания о жестоком обращении подзабылись, и теперь, поскольку между ними не было разногласий, она была готова позабыть былое и предложить ему свою любовь. Карн остановился, где стоял, сдвинув круглую шляпу на затылок и расставив ноги, и позволил Демельзе поцеловать его в колючую черную бороду. Она сразу заметила, что его глаза не так налиты кровью, как обычно, а одет он весьма респектабельно: сюртук из грубой серой ткани, серый жилет, плотные панталоны, подвернутые снизу на пару дюймов, из-под которых выглядывали коричневые шерстяные чулки и тяжелые ботинки с блестящими бронзовыми пряжками. Она и забыла, что вдова Чегвидден весьма зажиточна. - Что ж, дочурка, - сказал он, - ты всё еще здесь. - И всем довольна, - Демельза кивнула. - Надеюсь, ты тоже. Отец поджал губы. - Может, и так. Есть ли местечко, где мы можем поговорить, девочка моя? - Здесь никто нас не услышит, только вороны, а им не интересно. При этих словах Карн старший нахмурился и посмотрел на залитый солнцем дом неподалеку. - Я не думаю, что это место подходит для моей дочки, - резко произнес он. - Я так не думаю. Я очень сильно о ней беспокоюсь. Демельза рассмеялась. - А что не так с твоей дочкой? - Демельза начала сердиться и заговорила громче. - А как там Люк, Самуил, Уильям, Джон, Бобби и Дрейк? - Молодцом. Но я думаю не о них, - Том Карн напустил на себя еще более строгий вид. Легкий ветерок шевелил его бакенбарды. - Гляди-ка, Демельза, я проделал весь этот путь, чтобы повидаться с тобой, и пришел, чтобы просить тебя вернуться домой. Я пришел, чтобы увидеть капитана Полдарка и объясниться. Пока он говорил, она ощутила, как внутри как будто что-то замерзает. Обретенная дочерняя любовь испарится первой, если они будут всё это обсуждать еще раз. Конечно, этого не должно случиться. Но это был новый и более разумный отец, чем тот, которого она знала раньше. Он не буянил и не кричал и даже не был пьян как обычно. Демельза подошла к нему так, чтобы ветер дул от него, пытаясь уловить запах выпивки. Он станет еще опаснее, если никто не сможет с легкостью сбить его с правильного пути. - Капитан Полдарк в Труро. Но как я уже сказала, я хочу остаться здесь. А что там... как там она... вдов... твоя... - Всё в порядке. Она тоже считает, что тебе будет лучше с нами, чем в этом доме в окружении искушений плоти и дьявола. Тебе еще только шестнадцать. - Семнадцать. - Неважно, ты слишком юна, чтобы оставить тебя без присмотра, - Карн выпятил нижнюю губу. - Ты вообще ходишь в церковь, посещаешь ли молитвенные собрания? - Не так часто. - Может, коли ты вернешься к нам, то будешь спасена. Очищена Духом святым. - Что сделаю? - глаза Демельзы округлились от удивления. Том Карн вызывающе взглянул дочери в глаза. - Когда ты сбежала, я пребывал во тьме под сенью смерти. Я поклонялся дьяволу и был пьяным чудовищем. В прошлом году, благодаря мистеру Диммику, я очистился от греха. Теперь я совсем другой. - О, - только и сказала Демельза. Так вдова Чегвидден все-таки преуспела. Она её недооценила. Но, возможно, это было нечто большее, чем только вдова. Потребовалось бы нечто ужасное, чтобы изменить человека, которого она знала. - Господь, - произнес Том Карн, - вытащил меня из кошмарной трясины грязи и поставил мои ноги на твердую почву, и вдохнул новую песнь в мои уста. Больше никакой выпивки и жизни во грехе, дочка. У нас хорошая жизнь, и мы хотим забрать тебя домой. Там твоё место. Демельза на мгновение глянула в побагровевшее лицо отца, потом мрачно уставилась на свои башмаки. Том Карн ждал. - Ну что, дочка? - Ты очень добр, отец. Я рада, что всё изменилось. Но я здесь так давно, что это мой дом. Если я уйду с тобой, мне будет казаться, что я ушла из дома. Я здесь многому научилась - тому, как заниматься фермерством, и прочему. Я - часть этого дома. Они не смогут обойтись без меня. Я им нужна, а не вам. Однажды я приду к вам и увижусь с тобой, мальчишками и остальными. Но тебе я не нужна. У тебя есть она, чтобы о тебе позаботиться. Так что я ничего не смогу там делать, кроме как есть твой хлеб. - А вот и нет. Есть чего, - Карн посмотрел на горизонт. - Господь благословил наш союз. Нелли на шестом месяце и разродится в августе. Так что там твоё место, и твой прямой долг - вернуться домой и позаботиться о нас. Демельза почувствовала, что её загнали в капкан, который только еще начинает показывать зубы. Наступила тишина. На поле слетел кулик и пробежал вперед, опустив вниз хохлатую голову и издавая печальное " пи-вии". Она посмотрела на собравшую инструменты Пруди, ковыляющую к дому. Посмотрела на наполовину прореженное поле с репой. Её глаза метнулись по песку и песчаным холмам к утесу, где стояли две хижины, и на линии горизонта люди ползали, как муравьи. Уил-Лежер. Она не могла оставить всё это. Ни за что. Она пришла, чтобы присмотреть за всем этим, живым и мертвым, за всем, принадлежа этому и, одновременно, владея. Она сильно привязалась ко всему. И, конечно, к Россу. Если бы её попросили что-нибудь для него - дело другое, но вместо этого от неё ожидали, что она его покинет. Да она вообще не жила, пока не пришла сюда. Хотя она и не осознавала причину, вся ранняя часть её жизни была как тёмный дородовой кошмар, скорее придуманный, воображаемый и наполненный страхом, чем реальными страданиями. - Где капитан Полдарк? - спросил Том Карн, на фоне её молчания его голос прозвучал тверже прежнего. - Я пришел с ним повидаться. Я всё объясню, и он поймет. В этот раз драки не будет. Так и будет - Росс не станет её удерживать, скорее, даже ждет, что она уйдет. - Его нет дома, и он не вернется до темноты. Карн повернулся, чтобы встретиться с ней взглядом, как в былые деньки придвигался, чтобы схватить противника. - С ним тебе нечего делать, ты должна вернуться домой. Она посмотрела на него и впервые увидела, как же он груб и посредственен. Щеки обвисли, нос в крошечных красных прожилках. Но даже ни один джентльмен не сравнится с тем, которому она служит. - Как ты можешь ждать, что я просто скажу " да" и уйду, после всех прошедших лет. Я должна повидать капитана Росса. Он нанял меня на год. Я узнаю, что он скажет, и сообщу тебе. Вот так. Убрать его с фермы до того, как вернется Росс, выпроводить и дать себе время подумать. Том Карн, в свою очередь, тоже внимательно и слегка подозрительно присмотрелся к дочери. Только теперь он заметил, как же она изменилась, как развилась, расцвела, приобрела женственные формы. Он был из тех, кто говорит напрямик. - Сознайся, живешь ли ты во грехе с Полдарком? - потребовал ответа он низким и резким голосом, голосом старого Тома Карна. - Во грехе? - Именно. Не строй из себя невинность. Губы Демельзы плотно сжались, превратившись в тонкие полоски. Только врожденное чувство страха спасло его от ответа, который он никак не ожидал бы услышать из уст дочери, даже если это и слова, которым она научилась от него. - Между нами нет ничего, кроме того, что должно быть между хозяином и служанкой. Но ты должен знать, что я нанялась на год. Я не могу уйти просто так, даже не попрощавшись. - О тебе ходят слухи. Слухи, что дошли аж до Иллаггана. Правда это или нет - нехорошо, когда о юной девушке такое болтают. - Я не делаю ничего того, о чем говорят слухи. - Может, и так, но я не хочу, чтобы о моей дочурке так говорили. Когда он вернется? - Не раньше, чем стемнеет. Он поехал в Труро. - Сюда длинный путь, чтобы я проделал его снова. Передай ему мои слова и возвращайся в Иллаган. Если не вернешься до конца недели, я приду снова. А ежели капитан Полдарк будет препятствовать, я поговорю с ним. Том Карн поддернул штаны и коснулся пальцами пряжки ремня. Демельза повернулась и медленно пошла к дому, а он последовал за ней. - В конце концов, - более мягко проговорил он, - я не прошу тебя ничего более того, что сделала бы любая дочь. - Да, - ответила она. (Удары пряжкой ремня, когда ему пожелается, язвы на спине, ребра, что можно было пересчитать, грязь и вошки! Не больше, чем могла вынести любая дочь). Когда они достигли дома, из него вышел Джуд Пэйнтер с ведром воды и удивленно поднял безволосые брови при виде другого мужчины. - Где твой хозяин? - спросил Карн. - Уехал в Труро, - Джуд остановился, поставив ведро, взглянул на него и сплюнул. - И когда он вернется? Демельза затаила дыхание. - Может, вечером, а может, и завтра, - Джуд покачал головой. Карн проворчал и прошел вперед. Перед домом он уселся и снял ботинок. Жалуясь на мозоли, Карн начал растягивать ботинок, стараясь придать ему более комфортную форму. Демельза чуть не вскрикнула. Джуд говорил правду – в его понимании. Но Росс сказал ей, что вернется на ужин в шесть, а сейчас уже миновало пять. Том Карн заговорил о её братьях. Старшие пятеро уже работают в шахтах — или работали, пока двоих не уволили, когда Уил-Вирджин закрылась. Самый младший, Дрейк, со следующей недели станет подмастерьем у мастера по ремонту колес. Джон и Бобби уже обрели спасение и присоединились к общине, и даже Дрейк почти всегда приходит на молитвенные собрания, хотя еще слишком молод, чтобы быть допущенным. Только Сэмюэль сбился с пути. Его вера иссякла, и Господь не счел целесообразным сниспослать на него свою благодать. Все надеялись, что когда Демельза к ним вернется, вскоре благодать посетит и её. В другое время Демельзу позабавила бы его новая манера говорить, хотя эта бойкость так же ему не соответствовала, как и воскресный костюм. Она выслушала новости о братьях, которых любила так сильно, насколько они позволяли. Но прежде всего, ей нужно было, чтобы он ушел. Она бы дала ему пинка, чтобы сдвинуть это большое, медлительное тело, налетела бы на него с когтями, оставляя красные царапины на грубом самодовольном лице. Она не знала, что будет делать, даже если он уйдет. Но, по крайней мере, у нее будет время подумать. У неё будет время. Но если он останется здесь, болтая до тех пор, пока не вернется домой Росс, тогда он услышит обо всем сегодня вечером, и это будет конец. Росс пригласит отца переночевать и отошлет их обоих утром. Она стояла, вся дрожа и наблюдая за отцом, пока он нагнулся, чтобы надеть ботинок, и сердито предложила застегнуть пряжку, выпрямилась и снова молча наблюдала, как отец взял свою трость и приготовился уходить. Она пошла с ним, на два шага впереди, к мосту, а затем он снова остановился. - Ты не очень-то разговорчива, - заметил он, снова глядя на дочь, - это необычно для тебя. Ты всё еще держишь вражду и осуждение в своем сердце? - Нет, отец, - быстро ответила она, - нет, отец, нет. Он сглотнул и снова фыркнул. Возможно, он тоже чувствовал себя странно, разговаривая так витиевато с ребенком, которому имел привычку приказывать и запугивать. В былые времена хватило бы ворчания и ругани. - Я прощаю тебя, - медленно и с усилием проворил он, - за то, что бросила меня тогда, и прошу прощения, Божьего прощения, за все несправедливости, что причинил ремнем в пьяном угаре. Больше этого не будет, дочурка. Мы поприветствуем тебя среди нас как заблудшего агнца, вернувшегося в стадо. И Нелли тоже. Нелли станет тебе матерью - той, которой так тебе не хватало все эти годы. Она стала матерью моим детям, а теперь Господь подарил ей собственного. Том Карн повернулся и поковылял по мосту. Переминаясь с ноги на ногу, Демельза наблюдала, как он медленно шел через молодую зелень долины, и молилась отчаянно и сердито (к одному ли Богу они обращались? ), чтобы он не встретил Росса по пути. *** - Там еще телят нужно покормить, - произнесла Пруди. - А бедные ноженьки меня подводят. Иногда мне хочется отпилить пальцы на ногах один за другим. Так я и сделаю старой садовой пилой. - Вот, - сказала Демельза. - Что " вот"? - Вот разделочный нож. Отруби их и обрети спокойствие. Где еда для телят? - Ну и шуточки, - сказала Пруди, вытирая нос рукой. - Всё шуточки. Ты не станешь шутить, когда нож заскребет по косточкам. И я бы так и поступила, ежели не знала, что Джуду без них никак. В постели он говорит, что мои ноженьки хороши, как горячая сковородка, даже лучше, ибо они не остывают всю ночь. Если она и уйдет, подумала Демельза, нет никакой необходимости уходить так скоро. Август, сказал он. Завтра - последний день мая. Ей нет нужды оставаться там более, чем за месяц, а потом она сможет вернуться сюда к своими старыми обязанностям. Она покачала головой. Всё будет не так. Вернувшись домой, она там и застрянет. И неважно, нависал бы над ней кожаный ремень или религиозность, она понимала, что ее работа не изменится. Она попыталась вспомнить, как выглядела вдова Чегвидден, стоя за прилавком своего маленького магазинчика. Смуглая, маленькая и толстая, с пушистыми волосами под кружевным чепчиком. Подобно одной из тех черных кур с красным гребешком, которые никогда не откладывают яйца в коробку, а всегда прячут их, и потом, до того, как узнаешь где, обнаруживается, что они уже высиживают десяток. Она стала хорошей женой Тому Карну, но станет ли хорошей мачехой? Возможно, во много раз хуже. Демельза не хотела обратно ни к мачехе, ни к отцу, ни даже к братьям. Она не боялась работы, но в том доме, где она будет трудиться, она никогда не видела доброты. Здесь, при всем том, что ее связывало, она была свободной: работала с людьми, которых полюбила, и на мужчину, которого обожала. Ее взгляд на вещи изменился; в ее жизни было счастье, которое она не замечала, пока за ней не пришли. Среди них ее душа расцвела. Способность размышлять и разговаривать оказались для нее в новинку, учитывая то, что она росла, познавая всё новое на ощупь, как маленькое животное, заинтересованное только в питании, безопасности и некоторых других первичных потребностях. Всё это прекратилось бы. Все эти новые просветы исчезли бы: на свечи надели бы колпачки, и она бы больше ничего не смогла увидеть. Не обращая внимания на Пруди, Демельза выплеснула овсяную кашу в ведро и вошла с ним к шести телятам. Они шумно приветствовали ее, тыкаясь в ноги своими мягкими влажным носами. Он стояла и смотрела, как они едят. Отец, спрашивая ее о том, грешила ли она с Россом, имел в виду, конечно, тех женщин в Грамблере и Соле, которые иногда оборачивались и пялились на нее жадными любопытными глазами. Они все думали, что Росс... Краснея, она втайне полупрезрительно хихикала. Люди вечно напридумают, жаль, что они не могли придумать что-то более вероятное. Они действительно считают, что если бы она... что если бы Росс... жила бы она и дышала, как обычная служанка? Нет. Ее бы так распирало от гордости, что все бы знали правду, а не шептались, пялились и пытались вынюхивать. Росс Полдарк делит постель с ребенком, который стал его другом, которого он окатывал водой под водокачкой, журил, обучал и ездил вместе верхом за сардинами в Сол! Да, он - мужчина, и, может, ему как и любому другому хочется своих удовольствий, и, может, он их и получает, когда ездит в город. Но она будет последней женщиной, к которой обратится Росс. Она, которую он так прекрасно знает, и у которой не было ни странностей, ни красивых платьев, ни красок и пудры, ни стыдливых секретов, чтобы от него скрывать. Вот ведь глупые люди с их проклятым дурацким воображением. Шесть телят вертелись вокруг нее, терясь головами, облизывая руки и платье своими шершавыми языками. Она отталкивала их, но они возвращались. Они как мысли, её собственные и остальных, давят на нее, беспокоят все разом, лукавые, невероятные и непристойные, назойливые, дружелюбные и полные надежд. Каким же глупцом был ее отец! Она впервые заметила это благодаря неожиданно появившейся взрослой мудрости. Если бы между ней и Россом что-то было, как он полагал, стала бы она слушать, как он просит ее вернуться? Она бы сказала: " Вернуться? Я не вернусь! Мое место - здесь! " Возможно, так и произошло бы. Вероятно, Росс не позволил бы ей уйти. Но не из-за каких-то особых чувств с его стороны, кроме как обычного внимания. Вскоре он бы привык, что ее нет рядом. Этого мало, очень мало... Один теленок толкнул ведро, и оно откатилось к задней части стойла. Она пошла за ним, подняла, и в темноте сарая, в углу, где не было света, ее снова одолела самые ужасные мысли в жизни. Это так ее разволновало, что Демельза снова бросила ведро. Оно покатилось с грохотом и затихло. Пару минут она стояла там, прислонившись к перегородке, от страха ее сознание оцепенело. Безумие. Он бы решил, что она пьяна, и выгнал бы из дома, как и пообещал после драки с Джудом. Но тогда ей придется уйти, уйти в любом случае... Она ничего не потеряет. Но с собой она унесет его презрение. Слишком высока цена. Даже добившись успеха, она могла получить его презрение. Но она не уйдет. Она снова подняла ведро, сжимая его, пока не побелели пальцы. Телята снова подошли, тычась в ее платье и руки. Она поникла. Её не беспокоило, правильно это или неправильно. Она боялась его презрения. Идея была плохой. Выбрось её из головы. Оставь. Похорони. Она нетерпеливо оттолкнула телят в сторону, расчищая себе дорогу, и пошла по брусчатке на кухню. Пруди всё еще была там, вытирая свои плоские мозолистые ноги грязным полотенцем. Вся кухня провоняла потными ногами. Пруди по-прежнему ворчала, вероятно, даже не заметив, что Демельза выходила. - В один из таких денечков я запросто отброшу копыта. Тогда люди пожалеют, что меня изводили. Тогда пожалеют. Но что мне тогда с того? Что хорошего мне с того, что над моим хладным трупом будут лить горькие слезки? Я хочу лишь немного больше доброты сейчас, пока еще могу дышать, - Пруди подняла глаза. - Только не говори мне, что заболела. Не говори. - Со мной всё в порядке. - Что-то есть. Ты вся вспотела. - Жарко. - А зачем ты притащила сюда это ведро? - Ох, забыла. Оставлю снаружи.
|
|||
|