|
|||
Рабиндранат Тагор 12 страница— Время принимать лекарство, — напомнила свекрови Аша. Раджлокхи промолчала. Когда молодая женщина хотела подать ей лекарство, она сказала: — Не нужно, милая, иди лучше к себе. Аше было понятно, чем было так оскорблено материнское чувство Раджлокхи. Не в силах сдержать порыв своего измученного сердца, Аша расплакалась. Раджлокхи медленно повернулась к молодой женщине и, нежно гладя ее руку, сказала: — Ты очень молода, дорогая. Ты еще узнаешь счастье. Не пытайся напрасно спасти меня, дитя. Я жила долго, чего мне еще ждать от жизни? При этих словах Аша, закрыв лицо краем сари, зарыдала еще сильнее. Так печально прошел этот день. Обе женщины были оскорблены отсутствием Мохендро, но каждая из них еще надеялась, что он вернется. При малейшем шорохе они вздрагивали и прислушивались, догадываясь о мыслях друг друга. Сгущавшиеся сумерки были безрадостны. Они напоминали о горе и бесслезном отчаянии, лишая несчастных каких-либо иллюзий и надежд, не принося с собой ни усталости, ни спокойствия. Когда наступил печальный, лишенный очарования вечер, Аша тихо встала, зажгла лампу и принесла ее в комнату больной. — Свет мешает мне, — сказала Раджлокхи. Молодая женщина унесла лампу. Темнота сгущалась, на маленькую комнату опускалась бесконечная ночь. — Нужно известить Мохендро, что вам хуже, — забеспокоилась Аша. — Нет, милая, — твердо сказала Раджлокхи. — Не надо. Пусть будет так, как я хочу. Не говори ему ничего. Аша окаменела, у нее не было сил плакать. — От господина пришло письмо, — сообщил слуга из-за двери. «Может, Мохим внезапно заболел, не в силах прийти домой, и потому прислал письмо», — испуганно подумала Раджлокхи. — Невестка, посмотри скорей, что пишет Мохим, — крикнула она, исполненная тревоги и раскаяния. Аша вышла в соседнюю комнату, где была лампа, и, держа письмо в дрожащих руках, стала его читать. Мохендро писал, что он плохо себя чувствовал последние дни и поэтому уезжает в западные провинции, думая, что поездка будет полезна ему. Особых причин волноваться за здоровье матери нет, писал далее Мохендро, но он поручил доктору Нобину лечить ее. Мохендро советовал, что делать, если Раджлокхи будет продолжать страдать бессонницей и головной болью. Вместе с письмом и рецептами он прислал диету для больной. В конце письма Мохендро просил непременно сообщать ему о том, как будет чувствовать себя мать. Письма он просил адресовать в Гиридхи. Прочтя эти небрежно написанные строки, Аша не знала, что делать, как сообщить это жестокое известие Раджлокхи? Сама она чувствовала, что теперь ненавидит Мохендро. Заметив нерешительность невестки, больная разволновалась еще больше. — Что случилось с Мохимом? Говори скорее! — воскликнула она в беспокойстве, приподнимаясь на постели. Аша вошла к ней в комнату и прочла вслух все письмо. — Прочти еще раз то место, где Мохим пишет о своем здоровье, — попросила Раджлокхи. «Последние дни я плохо себя чувствую, поэтому... » — повторила Аша. — Хватит, больше не надо читать, — остановила ее Раджлокхи. — Да и как он мог чувствовать себя хорошо! Ведь старуха мать и умереть не умирает, а только докучает ему своей болезнью! Зачем ты сказала ему, что я заболела?! Жил он дома, занимался у себя в комнатке, ничего бы он не знал. Тебе что, стало лучше, когда ты рассказала ему о моей болезни и заставила его уйти из дома? Кому помешала бы моя смерть? Даже от горя ты не стала умнее! Раджлокхи, тяжело дыша, откинулась на подушку. У дверей послышался скрип новых ботинок. — Пришел доктор, — объявил слуга. Покашливая, в комнату вошел врач. Аша, торопливо натянув на голову край сари, встала рядом с постелью больной, — Расскажите, что с вами, — обратился врач к Раджлокхи. — Зачем это! — раздраженно воскликнула Раджлокхи. — Дайте человеку умереть спокойно. Сколько бы я ни глотала ваши лекарства, все равно это не спасет от смерти! — Бессмертной сделать вас я не могу, — примирительно заметил доктор. — Я только попытаюсь облегчить ваши страдания. — Когда-то хорошим средством для облегчения страданий вдов было их сожжение, — прервала его Раджлокхи. — Сейчас же их только мучают. Лучше уйдите, доктор... Не раздражайте меня... я хочу побыть одна. — Разрешите хотя бы проверить ваш пульс, — испуганно начал доктор. — Я сказала — уходите, — рассердилась Раджлокхи. — Пульс — в порядке. К сожалению, сердце у меня еще бьется. Доктор прошел в соседнюю комнату и вызвал туда Ашу. Он расспросил ее о болезни Раджлокхи. Выслушав Ашу, доктор помрачнел и вернулся в спальню. — Послушайте, — снова обратился он к Раджлокхи, — Мохендро, уезжая, поручил мне позаботиться о вашем здоровье. Он будет очень огорчен, если вы не позволите мне лечить вас. Для Раджлокхи эти слова прозвучали как насмешка. — О Мохендро не беспокойтесь, — с горечью сказала она. — На долю всех людей в мире выпадают огорчения. Оставьте меня в покое, доктор, дайте хоть немного поспать. Доктор понял, что лучше не волновать больную, и не стал больше настаивать. Объяснив Аше, как ухаживать за ней, он ушел. — Иди к себе, дитя, — сказала Раджлокхи Аше, когда она вернулась в спальню. — Отдохни немного. Целый день ты не отходишь от меня. Пришли сюда мать Хару[40], пусть она побудет в соседней комнате. Если мне что-нибудь будет нужно, я позову невестку. Аша поняла свекровь. Эти слова не были продиктованы любовью и заботой, это был приказ, и ей ничего не оставалось, как подчиниться. Послав мать Хару к Раджлокхи, она, не зажигая лампы, прошла в свою комнату и легла на прохладный пол. От волнений последних дней она чувствовала себя разбитой. Из соседнего дома доносилась свадебная музыка, звуки флейты. Ночная темнота словно дрожала в такт игре флейты, и сердце Аши, трепеща, внимало этим звукам. Ее охватили воспоминания. Аше вспомнились все мелочи ее свадебного вечера, ночное небо, иллюминация, шум, гости, гирлянды, сандаловая паста, аромат курившихся благовоний. Она вспомнила свой наряд невесты, вспомнила, как радостно трепетало ее сердце. Голодный ребенок может ударить мать, требуя пищи, так и проснувшееся стремление к счастью, ища удовлетворения, исторгло рыдание из груди Аши. Молодая женщина, как она ни устала, поднялась с пола и, сложив молитвенно руки, обратилась к всевышнему. В ее сердце, омытом слезами, воцарилось единое божество вселенной. Аша стала мысленно призывать Оннопурну. Хотя Аша и дала себе когда-то клятву не обращаться за помощью к этой добродетельной женщине, какое бы несчастье ни приключилось с ней, но сегодня Аша почувствовала себя такой одинокой! Со всех сторон ее окутал сумрак отчаяния, и нигде не было видно просвета. Молодая женщина зажгла лампу, положила тетрадь на колени и стала писать письмо.
«Припадаю к твоим лотосоподобным ногам. Сейчас у меня нет никого роднее тебя, тетя. Приезжай! Обними несчастную женщину — или я погибну. Что еще писать, не знаю. Тысячу раз почтительно склоняюсь к твоим ногам. Любящая тебя Чуни».
Оннопурна приехала через несколько дней. Она вошла в комнату Раджлокхи и совершила пронам. Несмотря на былую вражду, Раджлокхи обрадовалась, увидев Оннопурну. У нее было такое чувство, словно она вновь обрела утраченное богатство. Только сейчас она поняла, сколько горя и недоразумений вызвал отъезд Оннопурны, и как давно втайне она желала ее возвращения. Оннопурна всем своим страдающим сердцем потянулась к старой приятельнице. До рождения Мохендро эти две женщины жили как сестры, деля радость и горе. Они ехали в одной колеснице жизни, вместе скорбя об утратах и радуясь удачам. При воспоминании об этом сердце Раджлокхи забилось сильнее. В самые печальные для Раджлокхи дни Оннопурна всегда была с ней рядом. В памяти старой женщины всплыло все, что было ими пережито вместе. Где-то сейчас Мохим, ради которого она так грубо оттолкнула подругу? Оннопурна села рядом с больной и, взяв ее руку в свою, сказала одно лишь слово: — Диди. Раджлокхи от волнения, казалось, потеряла голос. Из глаз ее хлынули слезы. Аша тоже не могла сдержаться и, выбежав в соседнюю комнату, опустилась на пол и расплакалась. Оннопурна не решалась спрашивать о Мохендро ни его мать, ни Ашу. В тот же день она вызвала в свою комнату управляющего и расспросила его о Мохиме. Тот рассказал ей все, что знал о своем господине и о Бинодини. — А как поживает Бихари? — Он давно уже не бывал у нас, что с ним, я не знаю. — Сходи к нему домой и узнай, как он живет, — приказала Оннопурна. Скоро управляющий вернулся, он сказал, что Бихари дома не живет, что он уехал в Бали на берег Ганга. От доктора Оннопурна узнала о состоянии больной. — У нее слабое сердце и к тому же еще водянка, — сказал доктор. — Смерть может наступить неожиданно. Вечером Раджлокхи стало хуже. — Диди, я позову доктора, — предложила Оннопурна. — Не надо, все равно никто уже не поможет мне. — Может, ты хочешь видеть кого-нибудь? — Я бы хотела, чтобы Бихари сообщили, что я больна. Сердце дрогнуло в груди Оннопурны. Она до сих пор страдала, вспоминая тот темный вечер, когда она прогнала Бихари. Он никогда не простит ей этого. Оннопурна уже не надеялась искупить когда-нибудь несправедливость, причиненную ему. Она поднялась в комнату Мохендро. Когда-то эта комната была самой радостной и светлой в доме. Но сейчас она выглядела заброшенной — постель была в беспорядке, цветы на крыше и в вазонах без ухода погибли. Аша догадалась, что тетка пошла в комнату Мохендро, и тихо последовала за ней. Оннопурна прижала к груди молодую женщину и ласково поцеловала ее в лоб. Аша соскользнула на пол, обхватила руками ноги тетки и стала биться о них головой. — Тетя, благословите меня, вдохните в меня силы, — говорила несчастная женщина. — Я никогда не думала, что человек может столько вынести. Какие еще страдания ждут меня? Оннопурна опустилась на пол рядом с племянницей. Аша в отчаянии продолжала биться головой у ее ног. Оннопурна нежно обняла молодую женщину и молча благословила ее. От этого безмолвного, исполненного любви благословения Аша почувствовала, что печали покидают ее. Ей казалось, что на нее снизошел тот покой и спокойствие, о которых она давно мечтала. Всевышний может отнестись с пренебрежением к такой глупой женщине, как она, но мольбам Оннопурны он должен внять. — Тетя, — сказала она с глубоким вздохом, — напишите Бихари, чтобы он приехал. — Писать не нужно. — Как же сообщить ему? — Завтра я с ним увижусь сама.
Во время своей поездки в западные провинции Бихари понял, что он не обретет спокойствия, пока не найдет себе какое-нибудь дело. Вернувшись, он решил заняться организацией медицинского обслуживания бедных калькуттских служащих. Трудная, полная лишений жизнь этих несчастных, обремененных большими семьями, напоминала существование рыб летом в грязном, заросшем пруду. Бихари был преисполнен жалости к этим худым, вечно озабоченным беднякам, не забывшим, однако, своего благородного происхождения. Он давно мечтал помочь им, дать возможность хоть немного подышать свежим воздухом на берегу Ганга, насладиться тенью рощ. Бихари купил большой сад в Бали и с помощью рабочих-китайцев занялся постройкой маленьких домиков. Целый день был он полон хлопотами, но и это не принесло ему душевного спокойствия. Чем больше сил отдавал он саду, тем больше его душе претило это занятие. «Нет, это не принесет тебе покоя, — шептал ему тайный голос. — В том, что ты делаешь, нет ничего, что бы увлекло тебя, ты делаешь это только по обязанности». Никогда еще Бихари не был гак разочарован в своей работе. А ведь было время, когда его могло легко заинтересовать все, что встречалось на его жизненном пути. Но теперь в душе его родилась такая жажда, что, пока он не утолит ее, ничто в мире не будет ему нравиться. Сначала он по привычке мог еще занимать себя делом, но все чаще у него опускались руки, и хотелось бросить все. Прежде энергия молодости дремала в Бихари, и он никогда не думал о ней. Бинодини волшебной палочкой разбудила ее. Теперь Бихари, словно только что проснувшийся проголодавшийся бычок, мог в поисках того, чего ему не хватало, взбудоражить и перевернуть весь мир. Бихари никогда раньше не испытывал неудовлетворенности и очень испугался, почувствовав ее в себе. Что мог он сделать в таком состоянии для этих бедных и беспомощных калькуттских служащих? Шел месяц ашарх[41]. Как-то вечером Бихари стоял на берегу Ганга. Над дальними деревьями нависали облака. Водная гладь реки то вспыхивала огнем, то холодно сверкала, словно темная сталь меча. Бихари, как зачарованный, смотрел на эту игру красок. Ему казалось, что это одинокая женщина, таящая в себе отблеск голубого неба, распустив свои чистые, густые, волнистые волосы, последним лучом солнца пройдя сквозь облака, стучится в его сердце, смотрит ему в глаза пристальным, скорбным и глубоким взглядом. Прежде Бихари был счастлив и доволен своей жизнью. Сейчас же он начинал понимать: чего-то в этой жизни ему не хватало. Сегодня облачная лунная ночь беззвучно стучала у дверей его опустошенного сердца, предлагая чашу с нектаром. Пылкий, исполненный страсти поцелуй Бинодини вытеснил из его сердца все воспоминания о прошлом, сделал их безрадостными. Большую часть своей жизни Бихари был лишь тенью Мохендро. Это существование было бессмысленно. Теперь он слышал, как над всем миром звонко звучит флейта, воспевающая страдания любви. Разве он может изгнать из души своей воспоминания о том неповторимом мире, который на краткое мгновение приоткрыли ему объятия Бинодини. Ее взгляд, ее стремление к нему заслонили весь остальной мир; ее вздохи заставляли волноваться кровь Бихари, а его трепещущее сердце, словно цветок, раскрылось от горячего нежного прикосновения ее руки. Но почему он вдали от Бинодини? Она открыла ему новый удивительный мир, и с тех пор он ничего не может найти на земле, что было бы достойно его. Ведь и лотос расцветает в грязи, а разве можно найти что-нибудь более отвратительное, чем грязь? Бихари не допускал и мысли, чтобы как-то бороться с Мохендро из-за Бинодини, это только унизило бы его светлое чувство к ней. Вот почему на этом пустынном берегу Ганга он воздвиг своей богине алтарь, на котором теперь сжигал свое сердце. Он не написал ни одного письма, боясь узнать от Бинодини что-нибудь такое, что могло бы разорвать окутавшую его сеть грез о счастье. Однажды на рассвете после хмурого дня Бихари расположился под цветущим деревом джам в южной части сада. Он лениво наблюдал за плывущими по Гангу лодками. Подошел слуга и задал ему какой-то вопрос, но Бихари так ничего и не ответил ему. Потом пришел подрядчик и попросил молодого человека пойти осмотреть строительство и дать указания. — Потом, — отмахнулся Бихари. Вдруг он вздрогнул — перед ним стояла Оннопурна. Бихари вскочил на ноги, затем распростерся на земле перед почтенной женщиной, обнял ее ноги и, приветствуя ее, коснулся головой земли. Оннопурна, благословляя, правой рукой ласково коснулась его головы. — Почему ты так похудел, Бихари? — спросила она со слезами в голосе. — Я ждал, когда вы вернете мне свою любовь. Слезы хлынули у нее из глаз. — Вы не голодны? — забеспокоился Бихари. — Пока нет. — Пойдемте в дом, — предложил молодой человек. — Я попрошу вас что-нибудь приготовить мне. Наконец-то сегодня я смогу насладиться вашей кухней. Бихари не спрашивал ни об Аше, ни о Мохендро. Когда-то Оннопурна сама преградила ему дорогу в их дом; оскорбленный, он подчинился этому запрету. — Лодка стоит у берега, — сказала Оннопурна, когда они кончали завтракать. — Мы едем в Калькутту немедленно. — Зачем? — удивился Бихари. — Мать Мохендро очень больна, она хочет видеть тебя. Бихари вздрогнул. — А где Мохим? — спросил он. — Его нет в Калькутте. Он уехал в западные провинции. Бихари побледнел. — Тебе все известно? — спросила Оннопурна. — Кое-что, но едва ли все. Тогда Оннопурна рассказала ему, что Мохендро и Бинодини вместе уехали в западные провинции. У Бихари потемнело в глазах. Бинодини разбила сокровищницу его грез. «Значит, она, обманщица, тогда играла со мной! — пронеслось у него в голове. — Вся ее самоотверженная любовь была обманом; забыв стыд, она одна, покинув деревню, уехала с Мохендро на запад. Будь она проклята! Пусть и на меня падет проклятие за то, что я хоть на одно мгновение поверил ей! » Пасмурный вечер и ночь месяца ашарха потеряли для него свое прежнее очарование.
Бихари думал, что не найдет в себе сил, чтобы встретиться с несчастной Ашей. Когда Бихари вошел в ворота, печаль дома, который потерял своего хозяина, охватила его. При виде слуг ему стало стыдно за безумное поведение Мохендро, и он опустил голову. Он не мог заставить себя держаться свободно со слугами, которых он давно знал, справиться об их здоровье, как делал прежде. Еще больше ему не хотелось идти на женскую половину дома. Мохендро перед всем миром покрыл позором безропотную Ашу, он сорвал покрывало с молодой женщины и оставил ее одну под взглядами чужих людей, полных любопытства и оскорбительного сочувствия. Бихари было бы тяжело встретиться с этой униженной и страдающей Ашей. Но времени колебаться и раздумывать у него не было. Едва он вошел на женскую половину, как Аша бросилась к нему. — Бихари! — воскликнула она. — Идите скорее, Раджлокхи очень плохо! Такими были первые слова Аши, обращенные к нему. Поток горя сметает все на своем пути; этот поток унес все, что было между ними, что делало их такими далекими. Бихари стало больно, когда он увидел новую Ашу; она держалась твердо и уверенно. Только теперь Бихари почувствовал, какой удар нанес Мохендро своей семье. Порядок в доме был нарушен, уют утрачен, и самой хозяйке было уже трудно сохранить очарование скромности. У нее не было времени обращать внимание на все мелочи. Бихари вошел в комнату Раджлокхи. У нее только что начался приступ удушья, который продолжался, правда, недолго, и вскоре ей стало лучше, но она очень ослабла. После того как Бихари приветствовал ее, почтенная женщина жестом пригласила его сесть рядом. — Как поживаешь, Бихари? — медленно, с трудом сказала она. — Давно я тебя не видела. — Почему мне не сообщили, что вы больны? Я бы давно приехал к вам. — Я знаю, милый мой! — ласково отвечала Раджлокхи. — Хоть ты мне и не родной сын, но у меня нет никого ближе тебя. — Из глаз ее хлынули слезы. Бихари был глубоко взволнован, но, чтобы не выдать своих чувств, он, сделав вид, что его заинтересовали этикетки на бутылочках с лекарствами, отошел к полке в нише. Справившись со своим волнением, он, снова подошел к постели больной и взял ее руку, чтобы проверить пульс. — Не надо, — остановила его Раджлокхи. — Скажи лучше, почему ты так похудел? Раджлокхи изможденной рукой ласково потрепала его по щеке. — Я похудел потому, что давно не пробовал рыбного супа, который вы так хорошо готовите, — пошутил Бихари. — Вы поправляйтесь поскорее, а я буду ждать вашего угощения. Раджлокхи слабо улыбнулась. — Скоро вам не нужно будет беспокоиться о моем здоровье, а угощение тебе приготовлю уже не я, — и, сжав его руку, она добавила: — Бихари, ты должен жениться, жена будет ухаживать за тобой. Сестра, — обратилась она к Оннопурне, — ты должна женить его, посмотри, на кого он стал похож. — Лучше сама поскорее выздоравливай, — ответила Оннопурна. — У меня осталось мало времени, дорогая, — возразила Раджлокхи. — Я передаю заботу о Бихари тебе. Сделай его счастливым. Уже не в моих силах отдать долг, но всевышний не оставит его, — с этими словами Раджлокхи ласково провела рукой по волосам молодого человека. Больше Аша не могла сдерживать свои чувства; чтобы не разрыдаться на глазах у всех, она выбежала из комнаты. Оннопурна сквозь слезы с любовью смотрела на Бихари. — Невестка, — позвала вдруг Раджлокхи, вспомнив о чем-то. Когда Аша вернулась, она сказала: — Нужно угостить Бихари. Распорядись, чтобы приготовили что нужно. — Все уже давно знают, что твой сын — обжора, — вмешался Бихари. — Еще входя в ворота, я видел, как повар понес в дом огромную рыбу. Я сразу понял, что в этом доме еще помнят меня. Смеясь, Бихари взглянул на Ашу. Аша не смутилась, как это бывало прежде, а нежно улыбнулась в ответ на его шутку. Молодая женщина не понимала раньше, как много значит Бихари для этой семьи. Долгое время она видела в нем чужого, бесполезного человека, и в ее отношении к нему сквозила неприкрытая неприязнь. Сегодня же Аша, сожалея, что так думала о нем прежде, почувствовала к Бихари уважение и даже нежность. — Сестра, — обратилась Раджлокхи к Оннопурне, — тебе самой придется дать указания повару. Ведь то, что для нас достаточно остро, этот житель Восточной Бенгалии не станет есть, ему это покажется безвкусным. — Но ведь ваша мать сама из Бикрампура, — возразил Бихари, — почему же вы человека из округа Нодия называете жителем Восточной Бенгалии? Я не стерплю такого оскорбления. В этот день много шутили, в доме стало веселее. Но за весь вечер никто ни разу не упомянул даже имени Мохендро, хотя прежде Раджлокхи говорила с Бихари только о сыне. Бихари был удивлен тем, что Раджлокхи ни разу не вспомнила о Мохендро. Когда больная задремала, молодой человек вышел из комнаты. — Она серьезно больна, — сказал он Оннопурне. — Это сразу видно, — согласилась она. Несколько минут они молчали, погруженные в невеселые мысли. — Бихари, — первой нарушила молчание Оннопурна. — Нужно вызвать Мохендро. Больше откладывать нельзя. — Я сделаю все, что вы прикажете, — ответил Бихари после паузы. — Но кто знает, где он? — Придется искать. Я хочу сказать тебе еще кое-что. Это касается Аши. Если ты не сумеешь вырвать Мохендро из рук Бинодини, Аша не переживет этого. По лицу ее видно, что смерть стоит у нее за спиной. «О всевышний! Я собираюсь спасать других, — горько усмехнулся про себя Бихари, — но кто спасет меня? » — Разве я волшебник, тетя? — сказал он вслух. — Как могу я навсегда оторвать Мохендро от Бинодини? Даже болезнь родной матери ни на один день не образумила его?! Кто знает, может быть он не придет и теперь? В комнату, набросив на голову край сари, тихо вошла Аша и села у ног Оннопурны. Она догадывалась, что Бихари разговаривает с теткой о болезни Раджлокхи, и пришла внимательно выслушать все, что он может посоветовать. Молодой человек преисполнился еще большего уважения к Аше, когда увидел на ее лице выражение огромного безмолвного горя. Эта преданная мужу женщина, погрузившись в священные воды реки страдания, обрела то непоколебимое достоинство, которое было свойственно только древним богиням. Это была уже женщина не такая, как все, — великое горе сделало ее равной преданным женам, о которых рассказывают пураны. Бихари поговорил с озабоченной Ашей о лекарствах и диете для Раджлокхи. Когда молодая женщина ушла, он сказал Оннопурне, глубоко вздохнув: — Я спасу Мохендро! Бихари отправился в банк, где у Мохендро был счет, там он узнал, что всего несколько дней назад Мохендро вел расчеты с отделением банка в Аллахабаде.
На вокзале Бинодини села в вагон третьего класса для женщин. — Почему ты решила ехать в третьем классе? — удивился Мохендро. — Я куплю тебе билет второго класса. — Не нужно, — остановила его Бинодини. — Мне и здесь хорошо. Мохендро недоумевал. Бинодини всегда любила удобства. Бедность была неприятна ей. Нищету своей семьи она всегда считала оскорбительной для себя. Мохендро знал, что достаток в его семье, богатая обстановка в доме и то, что простой народ считал их семью состоятельной, — все это тайно льстило Бинодини. Мысль, что теперь она с легкостью может отказаться от богатства и роскоши, взволновала его до глубины души. Сейчас, когда Мохендро в ее власти, когда она как угодно может тратить его деньги для собственных удовольствий, Бинодини с таким безразличием и высокомерием мирилась с унизительными трудностями и лишениями. Она не желала терять свою свободу, не хотела помощи от Мохендро. Ей было неприятно принимать помощь из рук человека, который лишил ее всего в жизни. Это могло только ускорить ее падение. Пока Бинодини жила в доме Мохендро, она не подвергала себя лишениям, предписываемым вдовам, теперь же она во многом стала отказывать себе. Она ела один раз в день, одевалась в простую одежду вдов. Исчезло ее неиссякаемое остроумие. Пропала присущая ей живость. Бинодини стала такой скрытной, далекой и пугающей, что у Мохендро порой не хватало смелости обратиться к ней с самым простым словом. Он удивлялся, беспокоился, злился и ломал себе голову, пытаясь понять Бинодини. «Для чего она затратила столько усилий, стремясь завладеть мной? Неужели только для того, чтобы сорвать недосягаемый плод с высокой ветки и даже, не попробовав, бросить его на землю? » — Куда брать билет? — спросил он. — Мы сойдем завтра утром там, где нам захочется, — ответила Бинодини. Мохендро не очень привлекало такое путешествие. Он всегда с трудом мирился с неудобствами и очень страдал, если, попав в чужой город, не находил хорошего пристанища. Поэтому Мохендро сел в поезд, негодуя и злясь в душе. Он опасался к тому же, что Бинодини, не предупредив его, сойдет одна на какой-нибудь станции. Бинодини была словно блуждающая звезда, она не давала Мохендро ни минуты покоя. В пути Бинодини легко сходилась со своими попутчицами, от них она узнавала о тех местах, где ей хотелось бы задержаться; она останавливалась в гостиницах и в сопровождении своих новых приятельниц осматривала достопримечательности. Мохендро чувствовал себя несчастным, видя, что Бинодини совсем не нуждается в нем. Его дело было только покупать билеты. Бинодини ни в чем не советовалась с ним и поступала, как хотела. Первые дни он старался повсюду ходить вместе с ней, потом это надоело ему, и, пока Бинодини ходила по городу, он проводил время в своем номере или дремал. Трудно было поверить, чтобы Мохендро, избалованный своей любящей матерью, мог так долго безропотно сносить пренебрежение Бинодини. Однажды они сидели вдвоем на вокзале в Аллахабаде в ожидании поезда, который почему-то запаздывал. Приходили и уходили поезда, а Бинодини все всматривалась в лица приезжающих и отъезжающих пассажиров. Во время их поездки она постоянно смотрела по сторонам, словно надеялась встретить кого-то. Казалось, в шуме толпы па широких улицах и в бесконечных переездах она находила утешение. Случайно взгляд молодой женщины упал на застекленную витрину. Она вся встрепенулась. Там, под стеклом, были выставлены письма, адресаты которых выбыли. На одном из них Бинодини увидела имя Бихари. Имя Бихари встречается часто, и было трудно предположить, что этот Бихари и есть именно тот, о котором думала Бинодини. Но она не сомневалась, что это он. Молодая женщина постаралась запомнить адрес, написанный на конверте. Рядом с ней на скамье с недовольным выражением лица сидел Мохендро. — Мы никуда не поедем сегодня, — неожиданно заявила Бинодини, — я хочу пожить еще в Аллахабаде. Бинодини делала с Мохендро все, что хотела, ни в чем не потакая его желаниям. Но сегодня Мохендро, чье мужское самолюбие она столько раз унижала своим пренебрежением, в конце концов взбунтовался. Он и сам хотел бы побыть еще несколько дней в Аллахабаде, но его не спрашивали, с его мнением не считались, — и он не выдержал! — Раз решили ехать, — сердито сказал он, — нужно ехать. Нечего возвращаться! — Я никуда не поеду, — спокойно заметила Бинодини. — Можешь оставаться одна, я уезжаю. — Как хочешь! — Бинодини позвала носильщика и ушла. Восстановив свое мужское достоинство, Мохендро с мрачным лицом продолжал сидеть на скамейке. Пока молодая женщина не скрылась из виду, он был полон злости, но, когда она, ни разу не оглянувшись, исчезла за углом вокзала, он, торопливо взвалив на плечи носильщика свой чемодан и постель, поспешил за ней. Выйдя на привокзальную площадь, он увидел, что Бинодини нанимает извозчика. Не говоря ей ни слова, он приказал прикрепить свои вещи на крыше экипажа, а сам сел впереди, рядом с извозчиком. Желая сохранить чувство собственного достоинства, он не стал садиться рядом с Бинодини. Они ехали уже больше часа, город давно остался далеко позади, а экипаж все ехал мимо полей и лугов. Мохендро было стыдно спрашивать у извозчика, какой адрес дала Бинодини. Он боялся, что извозчик догадается, что всем командует женщина, и что она не сочла нужным даже посоветоваться с ним, куда ехать. Мохендро неподвижно сидел на козлах, переживая в душе нанесенную ему обиду. Наконец экипаж остановился на берегу реки возле большого сада. Мохендро удивился. Чей это сад? Откуда Бинодини узнала о нем? Ворота были закрыты. На их крики вышел старик сторож. — Хозяин этого дома — очень богатый человек, — сказал старик, — он живет недалеко. Если он разрешит, я открою ворота. Бинодини вопросительно взглянула на Мохендро. При виде этого дома, окруженного садом, Мохендро вновь обрел интерес к жизни. Он очень обрадовался возможности провести здесь хоть несколько дней. — Очень хорошо! — воскликнул он. — Поедем к хозяину. Я договорюсь с ним, а ты подождешь в экипаже.
|
|||
|