Рабиндранат Тагор 7 страница

Когда Мохендро проснулся, был уже день, и в комнату заглядывало солнце. Он торопливо сел на постели. Теперь почему-то все события прошедшего вечера уже не казались ему такими серьезными. Мохендро встал, и вдруг ему попалось на глаза письмо, лежавшее на столике под чернильницей. «Чего только я тут не написал! — думал он, перечитывая письмо. — Прямо как в, романе! Хорошо еще, что не отослал его. Что подумала бы Аша, если бы прочла все это! Скорее всего, добрую половину вовсе бы не поняла». Мохендро стало стыдно, что ночью из-за пустяка он так поддался слабости. Он порвал письмо на мелкие кусочки и выбросил. Вместо него он написал Аше спокойную, коротенькую, записку: «Долго ли ты там еще пробудешь? Если твой дядя не собирается возвращаться скоро, напиши — я сам приеду за тобой. Без тебя мне скучно».

Оннопурна встревожилась, когда всего через несколько дней после отъезда Мохендро к ней в Бенарес заявилась Аша. Она принялась подробно расспрашивать племянницу.

— Ты так расхваливаешь свою подругу, Чуни, что можно подумать, лучше ее на свете нет, — сказала она.

— Это правда, тетя, я не преувеличиваю. Она так же умна, как и красива, а уж как хозяйничает!

— Ну, конечно, она твоя подруга, поэтому ты и видишь в ней одни достоинства. А что говорят о ней другие?

— Мама ею не нахвалится. Стоит только заикнуться, что Бинодини может когда-нибудь уехать к себе в деревню, как ей плохо делается. Только Бинодини умеет угодить Раджлокхи. А если кто из прислуг заболеет, она тоже ухаживает за ним, словно сестра или мать.

— А что думает о ней Мохендро?

— Ну, ты же его знаешь, он не терпит никого, кроме самых близких. Все любят ее, только Мохендро с ней до сих пор все не в ладах.

— Что же это он?

— Если бы я сама не делала так, чтобы они встречались, он бы, наверное, совсем перестал разговаривать с ней. Ты же знаешь, какой он замкнутый. Люди думают, что он гордый. Но ведь это же не так, тетя, просто Мохим с очень немногими чувствует себя легко.

Едва Аша сказала это, ей сразу же стало стыдно своих слов, и щеки ее вспыхнули. Довольная Оннопурна усмехнулась про себя.

— А ведь верно, — сказала она, — когда Мохендро был здесь, он ни словом не упомянул о твоей Бинодини.

— Вот нехороший, — обиженно сказала Аша. — Уж кого он невзлюбит, тот для него — пустое место. Держит себя так, будто никогда его и в глаза не видел и не знал.

— Зато если уж кого Мохим полюбит, то кажется, всю жизнь он только его одного и знал. Правда, Чуни? — с улыбкой заметила Оннопурна.

Аша молча опустила глаза.

— Ну, Чуни, а что нового у Бихари? — спросила Оннопурна. — Он так и не собирается жениться?

Веселость Аши мгновенно пропала. Она не знала, что ответить. Встревоженная ее молчанием, Оннопурна воскликнула:

— Говори мне правду, Чуни! Бихари здоров?

У Оннопурны не было детей, и она любила Бихари как сына. Здесь, на чужбине, ее постоянно угнетала мысль, что она не сможет навещать Бихари, когда тот обзаведется семьей. В ее тесном мирке жизнь шла размеренная и налаженная, но стоило ей вспомнить, как одинок Бихари, и она начинала раскаиваться в том, что ушла от мира.

— Не спрашивай, пожалуйста, меня о господине Бихари, тетя, — сказала наконец Аша.

— Почему?!

— Я не могу сказать, — проговорила Аша и вышла из комнаты.

«Неужели Бихари, мой ненаглядный мальчик, за это короткое время так изменился, что Аша даже имени его слышать не может? Чего не делает судьба! — размышляла Оннопурна. — Зачем только сватали за него Чуни! Как жаль, что Мохендро отнял Чуни у него! »

Думая об этом, она не могла удержать слез. «Ах, если мой Бихари и сделал что-нибудь недостойное, — говорила себе Оннопурна, — то нелегко это далось ему. Сам, наверное, пережил немало». Она вообразила себе печальную перемену, происшедшую с Бихари, и сердце ее больно сжалось.

Вечером, когда Оннопурна молилась, около дома остановился какой-то экипаж. Кучер стал стучать в запертую дверь.

— О Чуни, я совсем забыла! Сегодня ко мне должна была приехать свекровь с двумя племянницами, — крикнула Оннопурна из молельни. — Это, наверное, они! Возьми лампу, отопри им дверь.

Аша открыла дверь. На пороге стоял Бихари.

— Как же это, ботхан? — растерянно воскликнул он. — Я слышал, ты решила не ехать в Бенарес?

Лампа выпала из рук Аши. Словно увидев привидение, она одним духом взбежала на второй этаж и оттуда жалобно закричала:

— Тетя, припадаю к твоим ногам. Вели ему сейчас же уйти!

— Кому, Чуни, кому? — удивилась Оннопурна, поспешно вставая.

— Господин Бихари и сюда явился! — Аша бросилась в комнату и заперлась там.

Бихари слышал все. Ему сразу же захотелось убежать куда-нибудь, но когда Оннопурна спустилась к нему, то увидела, что Бихари сидит на ступеньках тут же у двери. У него не хватило сил уйти.

Оннопурна не принесла с собой лампы. В темноте она не могла видеть выражение лица Бихари, он тоже почти не видел ее.

— Бихари! — сказала Оннопурна. Увы, куда делся ее ласковый, согретый любовью голос! Сейчас в нем звучало только суровое осуждение.

Оннопурна, над кем занесла ты свою карающую руку?! Ведь несчастный Бихари шел сегодня к тебе во мраке ночи, только чтобы найти утешение у твоих ног.

Бихари вздрогнул, пораженный словно молнией, укоризненным голосом Оннопурны.

— Не нужно, тетя, не говори мне больше ничего, — поспешно сказал он. — Я ухожу.

Он поклонился ей до земли, даже не посмев коснуться ее ног. И, как мать, приносящая в жертву Гангу свое дитя, Оннопурна молча кинула Бихари в ночную темноту, куда он ушел, и ни разу даже не окликнула его. Экипаж Бихари быстро отъехал.

Этой же ночью Аша написала письмо Мохендро: «Сегодня вечером Бихари-тхакур неожиданно приехал сюда. Когда семья дяди вернется в Калькутту, неизвестно, поэтому приезжай сам и поскорее забери меня отсюда».

Наутро, после сильных волнений вчерашнего вечера, Мохендро чувствовал какую-то вялость. Была середина месяца пхальгун, начиналась жара. Обычно по утрам Мохендро занимался, но сегодня он, откинувшись на подушки, остался лежать на тахте. Время шло, а он и не думал вставать и идти купаться. По улице, громко зазывая покупателей, проходили торговцы; шум экипажей под окнами не смолкал ни на минуту. Рядом, за забором, только на днях построили новый дом. Жена соседа с дочерьми дружно утрамбовывали крышу и пели хором. Теплый южный ветер ласкал и, казалось, придавал силы Мохендро, который чувствовал себя совсем разбитым. Какие-то клятвы, зароки, отчаянные усилия, вражда — все это стало вдруг таким далеким в это нежное, расслабляющее все тело весеннее утро.

— Что с тобой сегодня, господин мой? — воскликнула Бинодини, входя в комнату. — Ты не идешь купаться? А завтрак уже готов. О, да он все еще лежит! Нездоровится? Голова разболелась? — И, подойдя к тахте, она положила руку ему на лоб.

Мохендро, полуприкрыв глаза, невнятно произнес:

— Мне что-то нездоровится. Я не пойду купаться...

Тогда Бинодини сама подвела Мохендро к столу и с трогательной заботливостью стала кормить его.

После завтрака Мохендро снова лег, а Бинодини, присев у его изголовья, принялась осторожно массировать ему голову.

— Милая Биноди, — не открывая глаз, сказал Мохендро, — ты же еще ничего не ела, пойди поешь.

Но Бинодини не ушла. Жаркое дыхание полдня колебало занавес у окна, и в комнату долетал неясный шепот трепетавшей у ограды листвы пальмы.

Сердце Мохендро заплясало в быстром танце, ритм его становился все стремительнее. Он чувствовал на себе горячее дыхание Бинодини. Оба молчали. Ему начинало казаться, что он плывет по бесконечному потоку в беспредельной вселенной. Вот его лодка приближается к берегу — может, кто и войдет в нее, но надолго ли?..

Сидя у изголовья постели и медленно проводя рукой по лбу Мохендро, Бинодини все ниже и ниже склоняла голову под бременем своей цветущей молодости, пока наконец прядь ее волос не коснулась лба Мохендро. От нежного прикосновения колеблемого ветром локона дрожь пронизала все тело Мохендро, у него прервалось дыхание. Он порывисто сел на постели и сказал:

— Довольно. Мне нужно идти на занятия. — Не глядя на Бинодини, он встал.

Мохендро отправился в колледж, но и там никак не мог успокоиться. После бесплодных попыток сосредоточиться он вернулся с занятий раньше обычного. Войдя в комнату, он сразу же увидел Бинодини, которая, лежа на тахте, читала какую-то книгу. Ее густые черные волосы были распущены. Казалось, она не слышала шагов Мохендро. Он подошел на цыпочках и остановился рядом с тахтой. Увлеченная чтением, Бинодини тяжело вздохнула.

— Эй, печальница, — окликнул ее Мохендро, — не трать жар своего сердца на сочувствие выдуманным героям. Что ты читаешь?

Бинодини испуганно вскочила и торопливо спрятала книгу в складках одежды. Мохендро стал отнимать книгу. После долгой борьбы Бинодини наконец уступила. Мохендро взглянул на книгу, это был роман «Отравленное дерево». Бинодини сидела отвернувшись, тяжело дыша, и сердито молчала.

Сердце Мохендро стучало. Наконец ему удалось через силу улыбнуться.

— Ну и одурачила же ты меня! — сказал он. — Я-то думал, тут какая-нибудь тайна, и вдруг после такой борьбы оказывается, что это всего лишь «Отравленное дерево»!

— Какие же, по-твоему, у меня могут быть тайны?

— Ну, а если бы пришло письмо от Бихари?

Молния сверкнула в глазах Бинодини. Той, которая до сих пор забавлялась, нанося удары только цветком, словно не бывало. Бинодини стремительно поднялась, будто язык пламени взметнулся ввысь. Мохендро схватил ее за руку.

— Прости меня! Я пошутил! Прости, пожалуйста! — воскликнул он.

— Пошутил? Над кем ты шутишь?! — возмутилась Бинодини и гневно вырвала руку. — Если бы ты был хотя бы достоин его дружбы, тогда я понимаю, — ты имел бы право и посмеяться над ним. Но ты же ничтожный человек, на дружбу ты не способен, — тебя только и хватает на насмешки!

Она повернулась, чтобы уйти, но Мохендро, желая удержать Бинодини, обхватил руками ее ноги.

Вдруг на них упала чья-то тень. Мохендро, вздрогнув, разжал руки. Он поднял голову и увидел перед собой Бихари.

Юноша уничтожающе посмотрел на обоих и сказал очень спокойно и холодно:

— Вижу, явился весьма не вовремя, но я сейчас уйду. Мне нужно сказать тебе два слова. Я не знал, что твоя жена в Бенаресе, и поехал туда. Невольно я оказался виноват перед ней. Я не могу попросить извинения у нее самой, поэтому пришел к тебе. Если когда-нибудь вольно или невольно я и поддался нехорошим мыслям, то, очень прошу тебя, пусть это не станет для нее причиной неприятностей.

Появление Бихари взорвало Мохендро. Нашел время высказывать свое благородство!

— Вижу, ты разыгрываешь простофилю из сказки: и признаться — духу не хватает и не признаться не можешь, — насмешливо сказал он. — Зачем же ты тогда пришел просить прощения — чтобы очиститься от греха, что ли?

Бихари стоял в оцепенении. Он сделал над собой усилие, губы его зашевелились, словно он собирался заговорить.

— Бихари-тхакур, умоляю вас, не отвечайте! — воскликнула Бинодини. — Не говорите ничего. То, что сказал этот человек, опорочило его самого, вас эта грязь не коснулась!

Трудно было понять, слышал Бихари ее слова или нет. Как лунатик вышел он из комнаты и стал спускаться по лестнице. Бинодини бросилась за ним.

— Бихари-тхакур! — окликнула она юношу. — Неужели вам нечего сказать мне? Ну, отругайте меня, если хотите!

Бихари, ничего не отвечая, продолжал идти. Тогда она забежала вперед и схватила его за руку. С невыразимым презрением Бихари оттолкнул ее и вышел из дома. Он даже не видел, что от его толчка Бинодини упала. На шум прибежал Мохендро. Падая, Бинодини в кровь разбила руку.

— О, у тебя кровь течет! — воскликнул Мохендро и, оторвав кусок от своей тонкой рубашки, хотел перевязать ей руку.

— Нет, нет! — воскликнула Бинодини. — Не нужно, ничего, пусть течет! Пусть!

— Я перевяжу, а то будет болеть...

Бинодини снова отстранилась.

— Пусть болит! — воскликнула она.

— Прости меня! Я не сдержался и поставил тебя в неловкое положение...

— Тут нечего прощать. Ты не сделал ничего плохого. Мне все равно, что скажут люди. Я ни на кого не обращаю внимания. Неужели мне будет дорог тот, кто отталкивает меня, а не тот, кто хочет удержать меня?

Опьяненный ее словами Мохендро воскликнул дрогнувшим голосом:

— Значит, ты не оттолкнешь мою любовь, Бинодини?

— Я буду хранить ее в сердце. Не так много любви доставалось мне в жизни, чтобы отвергнуть ее.

Мохендро схватил ее за руки.

— Тогда пойдем ко мне, — быстро проговорил он, — я причинил тебе боль и теперь не успокоюсь, пока не исцелю тебя.

— Не сегодня. Пусти меня. Прости, если обидела.

— И ты меня прости, иначе я не буду спать всю ночь.

— Я уже простила.

Мохендро потерял голову. Он тут же захотел получить от Бинодини доказательство ее прощения и любви, но выражение ее лица удержало его. Бинодини спустилась по лестнице и ушла. Мохендро медленно поднялся на крышу и принялся ходить взад и вперед.

Он переживал радость освобождения от угнетавшей его тайны. Теперь Бихари знал о его любви! Мохендро казалось, что раз все стало известно, то его тайная игра перестала быть позорной, «Я не желаю больше ничего скрывать. Я таился перед самим собой, чтобы не упасть в собственных глазах, — говорил он себе. — Но ведь я люблю ее, люблю, — и это не обман! » Мохендро был так горд своей любовью, что чувствовал даже какую-то радость, ощущая себя грешным человеком. В этот тихий вечер он презрительно бросал вызов небу, повторяя: «Пусть я негодяй, но я люблю! » Образ Бинодини заслонил перед ним и небо, и землю, и все земные обязанности. Бихари своим приходом словно опрокинул и разбил запечатанную чернильницу его тайных мыслей, и в один миг чернила волос и глаз Бинодини залили все, все чистые листы и прежние записи его жизни.

На следующий день, проснувшись, Мохендро почувствовал, что волна нежности захлестнула его сердце. Казалось, утренние солнечные лучи окрасили в золотистый цвет все его мысли и желания. Как прекрасен мир, какое голубое небо, ветерок, напоенный ароматом цветов, волнует душу...

На рассвете какие-то нищие — вишнуиты[27], аккомпанируя себе на барабанах и цимбалах, затянули под окнами песню. Привратник хотел было прогнать их, но Мохендро остановил его и подал певцам милостыню.

Когда слуга, вынося из комнаты лампу, неосторожно оступился, упал и разбил ее, молодой хозяин не стал бранить испуганно смотревшего на него слугу, а только сказал:

— Подмети-ка и убери осколки, чтобы кто-нибудь не порезал ноги.

Сегодня никакие неполадки или убытки в хозяйстве не могли огорчить его.

Занавес поднялся. Его любовь, которая столько дней скрывалась за кулисами, вышла на сцену. Не было больше буден с их мелочными заботами. Деревья, звери, птицы, люди, шум города — все исполнено очарования. Где же до сих пор таился этот новый мир?

Мохендро казалось, что сегодня его встреча с Бинодини не будет такой прозаичной, как прежде. Эта встреча будет песней, отрывком из поэмы их любви.

Молодому человеку хотелось, чтобы этот день был отмечен такой же красотой и необычайностью, как чудесная, неподвластная неумолимым законам общества жизнь, о которой рассказывается в арабских сказках. Будет ли этот день похож на явь или на сновидение, — все равно в нем не должно быть ничего, что напоминало бы грубую действительность!

С самого утра Мохендро взволнованно расхаживал по дому. Он не мог заставить себя пойти в колледж. Такой благоприятный день для встречи влюбленных едва ли выпадет в жизни еще раз.

Из кладовой, кухни, со всех концов дома до ушей Мохендро то и дело доносился голос Бинодини. Влюбленному юноше это было неприятно. В своих мыслях он поместил Бинодини далеко от всех будничных дел.

Время словно остановилось. Мохендро умылся, позавтракал, и хотя к полудню все дела по хозяйству, которыми занималась Бинодини, должны были быть окончены, она не спешила зайти к нему в комнату. Сердце Мохендро трепетало — горе сменяло радость, отчаяние — надежду.

На постели лежал роман «Отравленное дерево», который ему с таким трудом удалось вчера отнять у Бинодини. При воспоминании об этом Мохендро почувствовал волнение: вот здесь лежала Бинодини, прижавшись щекой к подушке. Он прилег на постель и взял книгу. За чтением Мохендро не заметил, как пробило пять часов.

В комнату вошла Бинодини, неся поднос с фруктами, сладостями и маленькими кусочками ароматной, прохладной дыни.

— Чем ты занят? — спросила она, ставя поднос перед Мохендро. — Что с тобой? Уже пять часов, а ты еще не умылся и не переоделся.

Ее слова укололи Мохендро. Неужели она может еще спрашивать о чем-то? Разве не понимает, что произошло? Неужели этот день будет похож на всякий другой? Он боялся, что надежды его разлетятся в прах, и не мог решиться напомнить ей о вчерашнем дне.

Мохендро стал есть. Бинодини проворно отнесла постель на крышу и, принеся ворох чистого белья, принялась ловко укладывать его в комод.

— Подожди, — заговорил наконец Мохендро. — Сейчас я кончу есть и помогу тебе.

— Ради бога, не надо! — взмолилась Бинодини. — Ты только будешь мешать мне.

— Ты что, считаешь меня ни на что не способным? — возмутился Мохендро, отодвигая от себя поднос с едой.

Подойдя к комоду, он принялся неумело складывать вещи.

— Не делай этого! — воскликнула Бинодини. — Ты только мешаешь мне!

— Хорошо, укладывай сама. Я буду смотреть, как ты это делаешь, и учиться.

И Мохендро уселся на полу перед комодом.

Бинодини шутливо била каждой вещью сначала по спине молодого человека, а затем аккуратно складывала ее в ящик комода.

Такова была их первая встреча после памятного для Мохендро дня. В ней не было ничего от той необычности, о которой мечтал Мохендро. О такой встрече нельзя было написать ни поэмы, ни песни. Но удивительно, Мохендро не почувствовал разочарования, даже наоборот, — он испытал облегчение. Случись все иначе — так, как он мечтал, — он не знал бы, как себя вести, что говорить, чувствовать, как уберечь необыкновенное от обыденности.

И вот сейчас, среди шутливой возни у комода, он уже забыл о той надуманной, необычайной встрече, о которой мечтал.

В комнату вошла Раджлокхи.

— Мохим, — обратилась она к сыну. — Бинодини складывает белье, а ты что здесь делаешь на полу?

— Вы видите, тетя, — сказала Бинодини, — он только мешает мне!

— Какая неблагодарность! — запротестовал Мохендро. — Я же помогаю!

— О боже! — воскликнула старая женщина. — Оказывается, он помогает! Ты слышишь, милая, что он сказал? Нет, мать и тетка так избаловали его, что он совсем ничего не умеет.

Раджлокхи устремила полный любви взгляд на своего незадачливого сына. Единственной темой разговоров Раджлокхи с Бинодини было — как окружить заботой Мохендро, этого взрослого, но неловкого баловня материнской любви. Старая женщина была счастлива убедиться, что Бинодини во всем следует ее советам. Раджлокхи было приятно, что сын ее тоже понял наконец достоинства Бинодини и теперь, конечно, будет стараться удержать ее в доме.

— Дорогая, — говорила она, — просуши сегодня на солнце всю теплую одежду Мохима, а завтра вышей его инициалы на новых носовых платках. С тех пор как ты появилась в доме, дитя мое, я уже не ухаживаю за ним, а только и занимаюсь тем, что заставляю делать это других.

— Если вы будете говорить так, тетушка, я подумаю, что вы сердитесь на меня.

— Разве можно на тебя сердиться! — ласково возразила Раджлокхи. Когда Бинодини кончила убирать белье, она добавила: — Если тебе нечего делать, мы можем заняться приготовлением сладостей.

— Конечно, тетя, — охотно ответила молодая женщина. — Я свободна, пойдемте.

— Пожалей ее хотя бы сегодня! — вмешался Мохендро.

Раджлокхи нежно взяла Бинодини за подбородок.

— Наша девочка настоящая Лакшми, — она любит трудиться.

— Сегодня у меня свободный вечер, — сказал Мохендро. — Я думал почитать ей вслух.

— Тетя, а что, если мы с вами придем послушать Мохендро? — предложила Бинодини.

«Мохим обычно читает один. Наверное, ему будет приятно почитать нам», — подумала старая женщина и сказала:

— Хорошо, мы приготовим сладости, а потом придем послушать тебя.

Мохим согласился без особого энтузиазма.

«Сейчас же уйду из дома! — злился Мохендро. — Вернусь, когда все уже будут спать». Он оделся и хотел было идти, но передумал. Поднявшись на плоскую крышу дома, он стал нервно ходить взад и вперед, то и дело поглядывая на лестницу, потом вернулся в комнату.

«Не стану есть! Не прикоснусь даже к сластям, — негодовал Мохендро. — Нужно дать понять матери, что и сахар иногда может потерять свою сладость».

Когда настало время ужина, Бинодини и Раджлокхи пришли вместе. Старой женщине тяжело было подниматься наверх, но Бинодини уговорила ее.

Мохендро сидел насупившись, с мрачным лицом.

— Что с тобой? — спросила Бинодини. — Почему ты не ешь?

— Уж не заболел ли? — забеспокоилась Раджлокхи.

— Может, ты все-таки попробуешь сладостей? Мы так старались, — сказала Бинодини. — Тебе не нравится? Тогда не надо. Тебя никто не станет просить и заставлять...

— Ну что ты делаешь со мной! — взмолился Мохендро. — Я очень хочу сладостей, и они мне нравятся, а ты говоришь — «не надо»...

И Мохендро съел все до последней крошки. После ужина все трое прошли в его комнату. Но Мохендро, казалось, и не собирался читать им вслух.

— Ты ведь обещал почитать нам, — напомнила Раджлокхи.

— В книге, о которой я говорил, нет ничего благочестивого, она не понравится тебе.

«Как же так — не понравится? Матери все понравится! » — Раджлокхи была твердо убеждена в этом. Даже если бы Мохендро стал читать по-турецки, и это доставило бы ей удовольствие.

«Бедный Мохим! — с нежностью думала она. — Жена уехала в Бенарес, теперь он остался совершенно один».

— Может, лучше вместо этого романа почитать сборник религиозных текстов, который есть в комнате тети? — предложила Бинодини. — Ей бы это было приятно, и мы хорошо провели бы вечер.

Мохендро с признательностью посмотрел на молодую женщину.

В комнату вошла служанка.

— Госпожа, — обратилась она к Раджлокхи, — к вам пришли.

В гости к Раджлокхи явилась ее близкая приятельница.

Старой женщине нелегко было устоять перед искушением пойти поболтать с подругой, оставив сына и Бинодини. Тем не менее Раджлокхи сказала:

— Передай гостье, что я у сына и занята. Пусть она обязательно зайдет завтра.

— Зачем же так делать, мама, — поспешно вмешался в разговор Мохендро. — Почему бы тебе не поговорить с ней сегодня?

— Оставайтесь здесь, тетя, — сказала Бинодини, — а я пойду посижу с вашей гостьей.

— Не нужно, милая, — сдалась Раджлокхи. — Я сама пойду, выпровожу ее и вернусь. Вы не ждите меня, начинайте читать.

Как только мать удалилась, Мохендро обернулся к Бинодини не в силах больше сдерживать себя.

— Почему тебе доставляет удовольствие так мучить меня? — начал он.

— В чем дело? — словно удивилась Бинодини. — Каким это образом я тебя мучаю? Я виновата только в том, что пришла сейчас в твою комнату. Но я уйду, — печально проговорила молодая женщина, вставая.

— Вот этим-то ты и мучишь меня! — воскликнул Мохендро, удерживая ее за руку.

— Я не знала, что ты такой пылкий, — усмехнулась Бинодини. — Очень уж ты нетерпеливый! Жизнь у тебя нелегкая, что ли? Хотя по твоему виду не скажешь, что ты несчастлив.

— Разве? — Мохендро с силой прижал руку Бинодини к своей груди.

Молодая женщина вскрикнула от боли, и он поспешно выпустил ее руку.

— Я сделал тебе больно?

На руке Бинодини в том месте, где вчера она ушибла ее, показалась кровь.

— Я совсем забыл, что у тебя болит рука, — виновато оправдывался Мохендро. — Прости меня. Разреши, я смажу тебе руку лекарством и забинтую ее!

— Не надо! Не хочу! — возразила Бинодини.

— Почему?

— И так пройдет.

Мохендро сразу насупился. «Ничего не понимает! Вот уж поистине женский ум! » — подумал он.

Бинодини поднялась. Оскорбленный молодой человек не стал удерживать ее.

— Ты куда? — спросил он только.

Бинодини, сославшись на дела по хозяйству, вышла из комнаты.

Но уже через минуту Мохендро бросился следом за ней. Однако, дойдя до лестницы, он передумал и вернулся обратно.

Бинодини влекла его, ни на мгновенье не давая приблизиться к себе. Мохендро гордился, что она ни в чем не могла подчинить его себе, но сегодня он принес ей в жертву и это чувство. У него, правда, еще оставалась надежда, что в другой раз он все же возьмет верх над ней. Мохендро не хотел признаваться себе в том, что сегодня потерпел окончательное поражение.

В сердечных делах Мохендро всегда был на высоте, он не знал никого, кто бы мог сравниться с ним в этом. Сегодня же он сам оказался побежденным. Словно нищий с пустыми руками, остался он стоять на дороге в сумерках перед закрытой дверью.

Каждый год в месяце пхальгун или чойтро Бихари получал из поместья посылку с медом. Часть этого меда он посылал Раджлокхи. Так было и в этом году.

— Бихари прислал мед, тетушка, — сообщила Бинодини.

Раджлокхи велела отнести мед в кладовую.

— Бихари всегда помнит о вас, — заметила Бинодини, выполнив поручение. — У несчастного нет родной матери, и он почитает вас за свою мать.

Для Раджлокхи же Бихари всегда был только тенью Мохендро, он мало занимал ее мысли, — для ее семьи это был человек, которым не дорожили, о котором не заботились и о судьбе которого много не размышляли. Но когда Бинодини сказала Раждлокхи, что она заменила мать осиротевшему юноше, та была неожиданно тронута. «А ведь и правда, — подумала она; — Бихари относится ко мне, как к матери». Она вспомнила, что всегда, когда ей случалось заболеть или когда в их семье бывала неприятность или горе, Бихари сам, не дожидаясь зова, появлялся в доме и трогательно ухаживал или помогал ей. Для Раджлокхи это было таким же естественным и привычным, как то, что она дышит. Ей и в голову никогда не приходило поблагодарить его. Кто знает, что с ним сейчас? Прежде только Оннопурне всегда было известно, где он.

— Бихари действительно был мне сыном, — вздохнула Раджлокхи. Она подумала, что Бихари делал для нее больше, чем Мохендро, ее родной сын, Бихари всегда с великим почтением относился к их семье, получая взамен только пренебрежение. Тяжелый вздох вырвался из груди старой женщины.

— Бихари очень любил кушания, приготовленные вами, — заметила Бинодини.

— Он мог есть рыбный суп, только если его сварила я, — с гордостью сказала Раджлокхи.

Разговор с Бинодини напомнил ей, что Бихари давно уже не навещал их.

— В чем дело, дорогая? Почему Бихари так давно не показывается у нас? — спросила старая женщина.

— Я и сама об этом думала, тетя. Но судите сами, с тех пор как ваш сын женился, он занят только женой. Его друзьям уже нечего делать в этом доме.

Это замечание показалось Раджлокхи не лишенным смысла. И правда, с тех пор как Мохендро женился, он отдалился от всех, кто любил его. Возможно, Бихари обиделся и поэтому не приходит. Значит, Мохендро обидел не ее одну. Почувствовав еще большую симпатию к молодому человеку, Раджлокхи пустилась в воспоминания о том, как Бихари всегда, еще с детства, самоотверженно помогал Мохендро. Чем больше она рассказывала, тем сильнее становилась ее обида на сына. Где же тогда справедливость на земле, если Мохендро ради жены, которую он знает всего-то без году неделя, смог забыть своего старого друга!

— Завтра воскресенье. Пригласите Бихари к обеду, — предложила Бинодини. — Он будет очень рад.

— Хорошая мысль, — подхватила Раджлокхи. — Позови-ка Мохендро. Пусть он напишет ему приглашение.

— Нет, тетя, — возразила молодая женщина, — лучше вы сами пригласите его.

— Я же не умею писать, не то, что все вы…

— Я напишу за вас.

Бинодини от имени Раджлокхи написала Бихари приглашение.

Ничего не зная об этом, Мохендро с нетерпением ждал воскресенья.

Его фантазия разыгралась после того памятного вечера, хотя до сих пор не случилось ничего, о чем он так мечтал.

Настало воскресенье.

Утро было солнечным, и шум пробуждающегося города восхитительной песней отзывался в его ушах.

Но что это? Сегодня мать не отдыхала, как в другие дни, перепоручив все заботы по хозяйству Бинодини. Сегодня она сама хлопотала по дому.

Пробило уже десять часов, а Мохендро так и не удавалось хотя бы минуту поговорить с Бинодини наедине.

Он попытался читать, но чтение не шло ему на ум. Минут пятнадцать он сидел с газетой в руках, уставившись на страницу с объявлениями, не понимая ни слова из того, что он читал. Наконец, не выдержав, Мохендро спустился вниз на веранду, где на маленькой плите стряпала Раджлокхи. Бинодини, обвязав вокруг талии конец сари, помогала ей.

— Что случилось? — удивился Мохендро. — Почему такая суета?

— Разве Бинодини не сказала тебе? Я пригласила Бихари.

Бихари приглашен! Мохендро вспыхнул.

— Сегодня меня не будет дома, — выпалил он.

— Почему?

— Я должен уйти.

— Пообедаешь, а потом пойдешь. Это займет немного времени.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒