Рабиндранат Тагор 5 страница

— Будьте спокойны, Бихари-бабу, — ласково сказала Бинодини. — Я позабочусь о моей Аше.

Прошло несколько дней, и в студенческое общежитие, где поселился теперь Мохендро, на его имя пришло небольшое письмо, написанное знакомым почерком. Он не стал читать его днем, среди шума и суеты, а спрятал в карман, ближе к сердцу. В течение дня, слушая лекции и делая обход по палатам, он все время помнил, что на его груди дремлет крылатая вестница любви. Стоит только разбудить ее — и она пропоет Мохендро свою прекрасную песню.

Вечером у себя в комнате Мохендро зажег свет и с чувством облегчения опустился в кресло. Он вынул из кармана согретое теплом своего тела письмо. Какое-то время он не открывал его, внимательно разглядывая надпись на конверте. Он знал заранее, что в письме нет ничего особенного: Аша не умела хорошо выражать то, что чувствовала. По неровным буковкам и кривым строчкам можно было только догадаться о тех нежных словах, которые теснились в ее сердце. Читая свое имя, старательно выведенное неуверенной рукой, он словно слышал какую-то мелодию, — это была вечная песня женского сердца, песня любви, долетавшая, казалось, с заоблачных высот.

За несколько дней разлуки Мохендро полностью забыл о мучительной натянутости последних встреч с Ашей, и счастливые воспоминания о ее бесхитростной нежности засияли для него снова. Беспорядок и неполадки в домашних делах стали особенно раздражать его только последнее время. Сейчас же Мохендро забыл обо всем этом, перед его влюбленными глазами стоял образ Аши, озаренный чистым светом любви и радости.

Медленно, очень медленно Мохендро разорвал конверт, вынул письмо и приложил его ко лбу. Как-то он подарил Аше духи, и сейчас, когда он раскрывал письмо, их аромат донесся до него, как вздох той, которую он любил. Мохендро стал читать. Но что это?! Почерк, конечно, скверный, но зато как безупречен стиль! Буквы кривы — но слова?!

«Любимый, — писала Аша, — не знаю, зачем этим письмом я напоминаю тебе о той, из-за которой ты уехал, чтобы забыть ее. Лиана, которую ты оторвал от своей одежды и отшвырнул прочь, снова, позабыв стыд, пытается уцепиться за тебя. О, зачем она не рассыпалась в пыль!

Если бы это случилось, о таком пустяке и горевать не стоило бы, господин мой! Но, может, иногда ты и вспоминал бы о ней. Может, и пожалел бы немного. Твое равнодушие ранит меня, как нож, вонзенный в сердце. Ночью ли, днем ли, за любым делом, среди любых забот, я чувствую эту боль. Дай лекарство, которое помогло бы мне забыть так, как позабыл ты!

Господин мой, виновата ли я, что ты полюбил меня? Мне и во сне не снилось такое счастье. Да и кто я такая, откуда я взялась, чтобы осмелиться стать твоей женой? Если ты не захочешь видеть меня, если придется мне, как рабыне, прислуживать тебе, без надежды на награду, разве скажу я тебе хоть слово? Какие несуществующие достоинства открыл ты во мне, дорогой мой, за что полюбил меня? А если уж суждено было ударить молнии с ясного неба, так почему она только обожгла меня? Почему не обратила в пепел душу мою и тело?

За эти два дня я много выстрадала, много передумала, но одного так и не поняла: неужели ты не мог избавиться от меня, оставаясь дома? Совершенно незачем было из-за меня уезжать куда-то. Разве я стесняю тебя? В самом дальнем углу твоего дома скрылась бы я — и никогда не попалась бы тебе на глаза.

Зачем же, зачем ты ушел из дома? Лучше уйти мне, — из неизвестности я появилась, в неизвестности я и скроюсь... »

Мохендро не сомневался, кто был автором этих строк. Ошеломленный, он застыл с письмом в руках. Мысли его пробегали по строчкам, отталкивались от них и спутывались в невообразимый клубок. Долго сидел он в задумчивости, потом опять перечитал письмо. Зарницы, которые раньше вспыхивали где-то в дальнем уголке его сознания, теперь сделались близкими и яркими. Огненный след кометы, тенью мелькнувшей на небе его жизни, теперь стал отчетливо виден.

Это письмо принадлежало Бинодини. Наивная Аша писала его и думала, что пишет от себя. После того как она переписала сочиненное Бинодини письмо, эти новые и неожиданные мысли пустили глубокие корни в ее душе. Чужие слова Аша приняла за свои собственные. Никогда не удалось бы ей самой так красиво рассказать о своих переживаниях!

«Как правильно поняла Бинодини мои самые сокровенные мысли! » — думала Аша. И она стала еще больше нуждаться в любимой подруге, потому что все ее горести Бинодини умела выразить словами, — без нее Аша чувствовала себя беспомощной.

Мохендро поднялся с кресла и нахмурил брови, пытаясь заставить себя рассердиться на Бинодини, но на самом деле он был зол на Ашу: «Подумать только, какая глупость! Тоже — вздумала «влиять» на мужа! » Он опустился в кресло и стал перечитывать письмо. Окончив его, Мохендро почувствовал, что из глубин его сердца поднимается ликование. Напрасно он пытался убедить себя, что читает письмо от Аши, слог письма выдавал его тайну. Стоило Мохендро прочесть несколько строк, как наплывали пьяняще-радостные мечты и кружили голову, как вино. Свет любви — туманный и яркий, отталкивающий и манящий, нежный и опасный, дерзкий и робкий — сводил Мохендро с ума. Ему захотелось изрезать себя ножом или одурманить вином, чтобы только перестать думать об этом. Внезапно он вскочил с кресла и, ударив кулаком по столу, закричал:

— Прочь от меня! Прочь! Я сожгу его!

Он поднес письмо к огню... но не сжег, а перечитал еще раз.

На следующий день слуга долго смахивал со стола пепел от сожженных бумаг. Но это не было письмо Аши. Мохендро жег неудачные варианты ответного послания.

Скоро пришло еще одно письмо.

«Ты не ответил мне? — писала Аша. — Что ж, ты поступил правильно. Правду писать не обязательно. Я поняла, каков твой ответ. Когда верующий вопрошает бога, то разве бог отвечает словами?

Послания несчастной уже лежат у ног владыки. Пусть не гневается господин мой, если приношения его вечной рабы прервут его благочестивые размышления. Откликнешься ты или нет, захочешь открыть глаза и понять все или не захочешь, для поклоняющейся тебе нет жизни без поклонения. Поэтому и написала я тебе эти два письма. Что ж, суровый мой властелин, оставайся непреклонным, если можешь».

Мохендро снова принялся составлять ответ. Письмо адресовал он Аше, но из-под пера сами собой выходили слова, обращенные к Бинодини. Скрыть же истинное назначение письма и прибегнуть к хитрости он не мог. Проведя не одну ночь без сна и изорвав кучу бумаги, он все-таки вымучил несколько строк. Но когда Мохендро уже готов был надписать на конверте имя Аши, его словно толкнул кто-то и чей-то голос воскликнул: «Чудовище! Так обманывать ни в чем не повинную девочку! » Мохендро разорвал письмо на тысячи кусков и остаток ночи просидел за столом, закрыв лицо руками, словно пытаясь спрятаться от себя самого.

Через несколько дней пришло третье письмо: «Кто не умеет быть гордым, тот, наверное, не достоин любви. Разве смею я предлагать тебе свою любовь, если не могу уберечь ее от презрения и унижений? Может, я стала так дерзка с тобой потому, что не совсем понимаю тебя. Поэтому, когда ты уехал, я первая послала письмо. Когда ты молчишь, мне легче высказываться, но если я ввожу тебя в заблуждение — это не моя вина. Подумай и пойми сам. Неужели ты еще не понял того, что мне стало ясно уже давно?

Как бы там ни было, права я была или нет, написанного не сотрешь. Того, что я отдала, не вернуть. А жаль! И с женщиной случается такое — она жалеет. Но не думай, что тот, кто любит, может без конца унижать свое чувство. Если не желаешь моих писем — довольно. Если ты не ответишь — прощай».

После этого письма Мохендро не мог оставаться в колледже. «Как бы я ни возмущался, — думал он, — мне следует съездить домой. Пусть Бинодини не думает, что я бежал, чтобы забыть ее! » И Мохендро сказал себе, что он должен вернуться. Нужно же разуверить Бинодини в ее дерзком предположении!

Когда Мохендро уже решил возвратиться домой, пришел Бихари. При виде его тайная радость Мохендро стала еще сильнее. Последнее время он косо посматривал на Бихари, ревновал. Дружба между ними заметно ослабела. Теперь же, после всех этих писем, Мохендро отбросил свои тайные подозрения и радостно приветствовал друга. Он бросился ему навстречу, хлопнул его по плечу и, взяв за руку, усадил в кресло.

Но лицо Бихари было пасмурно. «Бедняга, — подумал Мохендро, — он, наверное, часто бывал у нас в доме, встречался с Бинодини и слышал от нее, конечно, одни колкости».

— Ты был у нас, Бихари? — спросил он.

— Я только сейчас оттуда, — без улыбки ответил Бихари.

Представив себе страдания Бихари, Мохендро развеселился. «Несчастный Бихари! — подумал он. — Женщины совсем лишили беднягу своего расположения! » И Мохендро незаметно потрогал свой карман, где лежали письма.

— Ну как там все? — спросил он.

— Зачем ты ушел из дому?

— Теперь у нас часто ночные дежурства, и неудобно ездить из дома и обратно.

— Но ведь и раньше бывали дежурства, а я что-то не помню, чтобы ты уходил.

— Ты, кажется, в чем-то подозреваешь меня? — рассмеялся Мохендро.

— Я не шучу, тебе нужно сейчас же возвратиться домой.

Всего минуту назад Мохендро и сам собирался вернуться. Но после просьбы Бихари он вдруг решил убедить себя, что ему вовсе не хочется возвращаться.

— Что ты, Бихари, — возразил он, — тогда у меня пропадет еще целый учебный год.

— Мохим! Я знаю тебя с детства, и не пытайся обманывать меня! Ты поступаешь нехорошо.

— А что я делаю, господин судья?

Бихари потерял терпение:

— Послушай, Мохим, ты всегда говоришь о своем сердце, о своих чувствах, но где сейчас оно, твое сердце?

— Сейчас оно в клинике.

— Перестань, Мохим, довольно! Ты здесь со мной шутки шутишь, а там Аша места себе не может найти, все плачет.

Мохендро словно что-то толкнуло. Он забыл, что еще кто-то, кроме него, может страдать или радоваться. Опомнившись, он спросил:

— Почему же Аша плачет?

— А ты не знаешь? По-твоему, что же, я должен знать? — сердито спросил Бихари.

— Тебе угодно сердиться на то, что твой Мохим не всеведущ...

Тогда Бихари подробно рассказал ему о том, что видел. В памяти Бихари так ясно всплыло залитое слезами личико Аши, прильнувшей к груди Бинодини, что ему изменил голос.

Заметив волнение Бихари, Мохендро изумился. Он всегда думал, что у Бихари не может быть никаких симпатий. Значит, он неравнодушен к хорошенькой Аше? Бедняга Бихари! Но хотя Мохендро про себя и назвал Бихари «беднягой», жалости к нему он не испытывал, — ему даже стало весело. Уж он-то знал, кому навсегда отдано сердце Аши. «Те, что для других желанны, но недоступны сами, льнут ко мне», — подумал Мохендро, и гордость переполнила его сердце.

— Что ж, тогда поедем, — наконец сказал он. — Пойди-ка найми экипаж.

Стоило Аше увидеть Мохендро, и все ее страхи рассеялись как дым. Она вспомнила свои письма и от стыда не смела поднять глаз.

— Как ты только могла писать мне такие обидные письма? — с укором сказал ей Мохендро и вытащил из кармана три читанные и перечитанные послания.

— О, пожалуйста, порви их! — взмолилась Аша. Она хотела вырвать листки из рук Мохендро, но он спрятал письма в карман.

— Мне же нужно было уехать из дома ради занятий, — сказал он, — а ты меня неверно поняла! Как ты могла сомневаться во мне?!

— Прости меня, — на глазах у нее выступили слезы. — Это никогда больше не повторится!

— Никогда-никогда?

— Никогда.

Мохендро привлек ее к себе и поцеловал.

— Дай мне письма, я порву их, — попросила Аша.

— Нет, нет, ни за что!

Аша смиренно подумала, что письма он сохранил ей в наказание. Из-за всей этой истории Аша несколько охладела к Бинодини. Она не только не поспешила поделиться с подругой радостным известием о возвращении мужа, но стала избегать ее.

Бинодини почувствовала это и под тем предлогом, что у нее дела по хозяйству, не появлялась совсем.

«Странно! — размышлял Мохендро. — Я думал, что теперь буду особенно часто видеть Бинодини, а получилось наоборот. К чему же тогда были письма? » И он решил, что не станет пытаться проникнуть в тайну женского сердца. «Если даже Бинодини и будет стремиться к сближению, я навстречу ей и шага не сделаю», — говорил он себе. Но потом ему стало казаться, что он поступает неправильно. «Можно подумать, что в наших отношениях действительно что-то изменилось, надо какой-нибудь веселой шуткой положить конец этой натянутости».

— Что-то подруги твоей не видно, — сказал он как-то Аше.

— Не знаю, чего она не показывается… — равнодушно ответила Аша,

В это время вошла заплаканная Раджлокхи и сказала, что Бинодини настойчиво просит отпустить ее.

— Ты же ведь не умеешь быть внимательным! — воскликнула она, обращаясь к Мохендро. — Как может уважаемая женщина оставаться в чужом доме, если ты не проявляешь по отношению к ней родственных чувств?

Бинодини, сидя у себя в спальне, вышивала покрывало, когда вошел Мохендро.

— Бали! — окликнул он молодую женщину.

— Что угодно, господин Мохендро? — сухо отозвалась Бинодини.

— С каких это пор Мохендро стал «господином Мохендро»?

Бинодини наклонилась и, спокойно откусив слишком длинную нитку, сказала:

— Так, значит, ты все-таки вернулся из колледжа!

— Сколько же можно резать мертвецов!

Бинодини снова откусила нитку и, не поднимая головы, проронила:

— А теперь тебе, кажется, понадобились живые?

Мохендро подумал было, что сейчас самое время вставить какое-нибудь шутливое замечание. Но на него так подействовала серьезная невозмутимость Бинодини, что он так и не мог найти нужных слов. Пытаясь разрушить возникшую между ними стену, он сел рядом с ней и спросил:

— Почему ты хочешь уехать от нас? В этом виноват я?

Бинодини слегка отодвинулась, подняла голову, и, глядя прямо в лицо Мохендро своими огромными лучистыми глазами, сказала:

— У каждого есть свои обязанности. Никто не виноват, что вам пришлось уехать в колледж. Почему бы мне тоже не уехать? Разве у меня не может быть обязанностей?

Мохендро помолчал, не зная, что сказать,

— Что же это за обязанности? — спросил он наконец. — Неужели ради них тебе нужно покинуть нас?

— Какие обязанности, это уже мое дело, — заметила Бинодини, осторожно вдевая нитку. — Я не должна давать тебе отчета.

Мохендро не ответил и долго сидел в задумчивости, глядя в окно на верхушку пальмы. Бинодини молча шила. Было так тихо, что, казалось, иголка упадет — будет слышно. После долгого молчания Мохендро вдруг заговорил снова.

— А если очень тебя попросить, ты не уедешь? — начал он.

Бинодини вздрогнула от неожиданности и тихо вскрикнула, уколов палец.

Слизнув капельку крови, она сказала:

— Зачем просить? Уеду или останусь, тебе-то ведь все равно!

В голосе ее звучала горечь. Низко склонив голову, Бинодини делала вид, что всецело поглощена рукоделием, могло показаться, что на ее длинных ресницах повисли слезинки. Пасмурный день кончился, спускались сумерки. Мохендро вдруг схватил руку Бинодини и, сжав ее в своей, спросил прерывающимся голосом:

— А если мне не все равно, тогда ты останешься?

Бинодини торопливо вырвала руку и отодвинулась.

Мохендро стало стыдно своего порыва. Последние слова будто в насмешку продолжали звучать в его ушах. Он прикусил провинившийся язык и замолк.

В комнате воцарилась тишина. Но когда неожиданно вошла Аша, Бинодини, словно продолжая ранее начавшийся разговор, со смехом обратилась к Мохендро:

— Ну, ты достаточно потешил мою гордость, и теперь я должна выполнять каждое твое желание. Пусть будет по-твоему, я останусь в этом доме, пока вы меня сами не выгоните.

Обрадованная тем, что мужу удалось уговорить Бинодини, Аша обняла подругу и сказала:

— Значит — решено! Ну-ка повтори три раза: «Пока не выгонят, останусь, останусь, останусь! »

Бинодини повторила.

— Но если так, зачем ты просилась уехать? — продолжала Аша. — Ведь все равно пришлось покориться моему мужу.

Тогда Бинодини, улыбаясь, проговорила:

— Ну, уважаемый родственник, как вы считаете, я покорилась или вас покорила?

Мохендро остолбенел. Ему показалось, что вся комната кричит о его вине, и стыд охватил его. Как он теперь сможет спокойно разговаривать с Ашей? Как сейчас обратить в шутку свою ужасную растерянность? Дьявольская сеть опутала его, он не знал, что сказать.

— Да, потерпел поражение я, а не она, — мрачно заметил наконец Мохендро и вышел из комнаты.

Через некоторое время он вернулся и сказал, обращаясь к Бинодини:

— Простите меня.

— Вы ни в чем не виноваты.

— Я не имел права насильно удерживать вас здесь.

— Почему «насильно»? Разве вы применили силу? Я что-то не заметила, — рассмеялась Бинодини. — Вы так ласково, так нежно упрашивали меня остаться. Разве нежность и насилие одно и то же? — обратилась она к Аше.

— Конечно, нет, — ответила Аша, принимая ее сторону.

— Я исполняю ваше желание, Мохендро, — продолжала Бинодини. — Мое счастье, что вы не можете обойтись без меня! Таких чутких людей мало на свете! Если уж нашелся такой, который разделяет все мои радости и печали, то зачем же мне самой бежать от него?

Аша заметила, что Мохендро растерянно молчит, и ей стало отчего-то не по себе.

— Кто же переспорит тебя, диди? — сказала она. — Мохендро признал себя побежденным, теперь ты можешь успокоиться.

Мохендро вышел из комнаты. Как раз в это время Бихари после короткого разговора с Раджлокхи разыскивал Мохендро. Увидев его перед собой, Мохендро воскликнул:

— Бихари, если б ты знал, какая я скотина!

Он говорил так громко, что его слова были услышаны в комнате. Оттуда тотчас же раздался голос Бинодини:

— Господин Бихари!

— Сейчас я буду у вас, Биноди-ботхан.

— Идите сюда сейчас же!

Войдя в комнату, Бихари прежде всего бросил быстрый взгляд на Ашу. Насколько позволяло видеть покрывало, которое она поспешно набросила, на лице не было заметно признаков горя или грусти. Аша хотела было тотчас же уйти, но Бинодини удержала ее.

— Вы с Ашей относитесь друг другу как жены-соперницы, — сказала она Бихари, — стоит ей вас увидеть, как она почему-то обращается в бегство.

Смущенная Аша сердито подтолкнула подругу.

— Это оттого, что всевышний не создал меня привлекательным, — смеясь, ответил Бихари.

— Слышишь, милая Бали? Господин Бихари, оказывается, умеет говорить комплименты! Не осуждая твоего вкуса, он всю вину взвалил на всевышнего. Но это уж твоя вина — имеешь деверя красивого, как Лакшман[20] и не научилась ласково относиться к нему.

— Ну, если уж вы сожалеете об этом, Биноди-ботхан, я очень рад, мне больше не о чем грустить.

— Увы! На свете существуют моря, но ведь птица чатока[21] почему-то утоляет жажду только дождевой водой!

Аша, вырвавшись из рук Бинодини, вышла, Бихари тоже хотел уйти, но Бинодини неожиданно спросила:

— Господин Бихари, скажите мне, что творится с Мохендро?

Услышав этот странный вопрос, Бихари обернулся.

— Я ничего не заметил. А разве что-нибудь случилось?

— Не знаю, но мне не нравится его состояние.

Бихари в волнении опустился на стул. Ожидая разъяснения, он с тревогой смотрел на Бинодини. Но та сосредоточенно вышивала и не говорила ни слова.

— Вы заметили что-нибудь особенное в поведении Мохендро? — спросил он наконец.

— Откуда мне знать, Бихари-бабу, но мне все это не нравится. Я только беспокоюсь за Ашу. — Она тяжело вздохнула и отложила работу, словно собираясь встать.

Бихари взволнованно сказал:

— Не уходите, останьтесь!

Бинодини открыла в комнате все окна и двери, зажгла лампу и села со своим вышиванием на тахту.

— Бихари-бабу, — сказала она, — вечно я здесь не останусь, когда меня не будет, присматривайте за Ашей. Только бы она была счастлива. — И Бинодини отвернулась, словно подавляя глубокий вздох.

— Вы должны остаться! — воскликнул Бихари. — Ее судьба зависит только от вас, возьмитесь оберегать эту чистую девочку! Если вы бросите ее, все погибнет!

— Вы же знаете жизнь, Бихари-бабу. Как могу я остаться здесь навсегда? Что скажут люди?

— Люди? Пусть они говорят что угодно, не обращайте на них внимания. Вы — настоящая богиня, защитить беспомощную девочку от жестоких ударов жизни — дело достойное вас. Я сначала не понимал вас, ботхан, простите меня за это. Ведь я, подобно прочим мелким людишкам, плохо думал о вас. Иногда мне даже казалось, что вы завидуете счастью Аши, что вы... даже и сказать грешно. Но потом я узнал ваше доброе сердце. Велико мое уважение к вам, и я не был бы спокоен, пока не повинился перед вами.

Слыша эти слова, Бинодини была счастлива. Она обманывала всех, но, несмотря на это, уважение Бихари приняла как должное. Ни от кого еще не получала Бинодини такого ценного дара — уважения! На какое-то мгновение она в самом деле почувствовала себя честной, благородной женщиной, и искренняя жалость к Аше вызвала у нее слезы. Она не скрыла их от Бихари. Эти слезы уверили саму Бинодини, что она и вправду достойна уважения.

Увидев, что Бинодини плачет, Бихари вышел, чтобы скрыть свое волнение. Он отправился к Мохендро, но комната друга была пуста. Ему сказали, что Мохендро ушел гулять. Прежде Мохендро никогда не выходил из дома просто так. Казалось, его утомляло и раздражало все, что находилось вне знакомого ему круга людей и предметов.

В глубокой задумчивости Бихари медленно направился к своему дому.

Между тем Бинодини привела Ашу к себе в спальню и, обняв ее, воскликнула с глазами полными слез:

— О моя дорогая, до чего же я несчастна! Я приношу людям только горе.

— Что ты, милая, зачем так говорить! — встревожилась Аша.

Бинодини, как обиженный ребенок, спрятала свое лицо на ее груди и проговорила:

— Если я здесь останусь, будет только хуже! Отпусти меня, разреши мне вернуться в мои джунгли.

— Дорогая моя Лакшми! — воскликнула Аша. — Не говори глупостей! Я не могу жить без тебя!

Так и не дойдя до дома, Бихари решил вернуться и попросить Бинодини откровенно рассказать ему о своих опасениях насчет Мохендро и Аши. Он хотел передать Мохендро, что утром придет к ним позавтракать. Но на пороге он вдруг остановился, увидев при свете лампы двух обнявшихся подруг. Аше неожиданно пришла в голову мысль, что Бихари, наверное, нагрубил или как-то обидел Бинодини, и поэтому та заговорила об отъезде.

— Нехороший Бихари-бабу! — выпалила Аша. — У него только плохое на уме! — И, рассерженная, она вышла из комнаты.

Попрощавшись с Бинодини, Бихари ушел расстроенный.

Вечером Мохендро сказал Аше:

— Чуни, завтра утром я уезжаю в Бенарес.

— Зачем? — Сердце Аши болезненно сжалось.

— Долго не видел тетю Оннопурну, нужно навестить ее.

Аше стало стыдно. Ей самой давно уже следовало бы подумать об этом. Из-за всяких переживаний она совсем позабыла о своей дорогой тете. Теперь, когда Мохендро вспомнил о живущей на чужбине отшельнице, Аша стала укорять себя за черствость.

— Уходя от мира, тетя доверила мне свое единственное сокровище, — продолжал Мохендро, — и я не успокоюсь, пока не навещу ее.

Голос его неожиданно прервался. Он медленно провел рукой по лбу Аши, словно передавая ей свое молчаливое благословение и пожелание счастья. Аша не поняла истинного смысла его волнения, но, тронутая до глубины души, расплакалась. Неожиданно ей вспомнился сегодняшний порыв нежности у Бинодини и ее слова. Она была далека от мысли, что между этими двумя изъявлениями чувств существует какая-то связь.

Но почему-то ей казалось, что сегодня произошло что-то, что войдет в ее жизнь и положит начало — плохому ли, хорошему, — она не знала.

Испуганная и взволнованная, Аша крепко обняла Мохендро. Но он почувствовал ее смутный страх и постарался успокоить ее.

— Не бойся, Чуни. С тобой благословение тети. Ради твоего счастья она оставила мир, поэтому ничто не может грозить тебе!

Аша успокоилась и постаралась отогнать прочь свои страхи. Как могущественный талисман приняла она благословение мужа. Мысленно она горячо просила тетю Оннопурну молиться, чтобы ее Мохендро всегда был счастлив.

На следующий день Мохендро уехал, так ничего и не сказав Бинодини на прощание. «Сам виноват, а на меня сердится! — говорила себе Бинодини. — Таких святош я еще не видела! Ну да эта святость недолго продержится! »

Когда Оннопурна после такого перерыва снова увидела Мохендро, то в первую минуту почувствовала не только радость, но и страх. Она испугалась, что Мохендро снова поссорился с матерью из-за жены и приехал к ней за утешением. С детства Мохендро в самые трудные и горькие минуты обращался к своей тете. Обидит его кто-нибудь, Оннопурна успокоит его; расстроен — она посоветует, как легче перенести горе. Но после свадьбы Оннопурна не только оказалась не в состоянии помочь ему, но не смогла даже успокоить. Ее вмешательство только усиливало раздражение Мохендро. Как только Оннопурна поняла это, она сразу же уехала. Подобно тому как несчастная мать спешит выйти из комнаты, когда ее ребенок с плачем просит пить, а доктор запретил давать ему воду, так и Оннопурна заставила себя покинуть дом и уехать в чужие края. За выполнением однообразных ритуалов она стала забывать мир, который оставила навсегда. Мохендро же, внезапно приехав к ней, собирался, видно, разбередить ее затянувшиеся раны.

Однако Мохендро не стал жаловаться на то, как мать относится к Аше. Тогда опасения Оннопурны направились по другому пути: почему это Мохендро, который прежде не мог оставить Ашу, чтобы пойти на занятия в колледж, теперь решил отправиться к тетке в Бенарес? Может, ослабли узы, соединяющие его с Ашей?

— Мохим, дорогой, заклинаю тебя, скажи, как Чуни? — спросила она с беспокойством.

— Она-то? Прекрасно, тетя!

— Чем она теперь занимается, Мохим? Вы и сейчас все ребячитесь или за ум взялись?

— С ребячеством покончено. Даже «Чарупатх» — причина всех ссор — делся неизвестно куда. Живи ты с нами, ты бы осталась довольна: если долг жены — пренебрегать науками, то Чуни выполняет этот долг очень прилежно.

— А что поделывает Бихари?

— Занимается всеми делами, кроме своих собственных. Цель его жизни — следить за всем и всеми и повсюду совать свой нос. Почему? Но Бихари всегда так: к своим делам относится как к чужим, чужие считает своими.

— Разве Бихари не собирается жениться, Мохим?

— Что ты? По-моему, у него к этому нет ни малейшей склонности, — усмехнулся Мохендро.

Эти слова болью отозвались в глубине сердца Оннопурны. Она-то прекрасно знала, как хотел Бихари жениться на ее племяннице, но это его желание было безжалостно растоптано. В ее ушах до сих пор звучали горькие слова Бихари: «Только уж, пожалуйста, больше никогда не просите меня жениться, тетя». Она была безутешна, сознавая, какой удар нанесла своему дорогому Бихари. «Неужели он все еще думает об Аше? » — с испугом подумала Оннопурна, бледнея.

Между тем Мохендро полушутя-полусерьезно передавал тетке новости их домашней жизни. О Бинодини он не обмолвился ни словом.

В колледже скоро должны были возобновиться занятия, и Мохендро не мог долго задерживаться в Бенаресе. С Оннопурной он чувствовал себя легко и спокойно, как чувствует себя человек, вышедший на свежий воздух после тяжелой болезни. Поэтому он со дня на день откладывал свой отъезд. Недовольство собой, которое последнее время так угнетало его, прошло без следа. Всего несколько дней провел он рядом с ласковой, всегда спокойной тетей Оннопурной, и исполнение семейного долга начало казаться ему настолько легким и приятным, что прежние опасения стали попросту смешны. Бинодини перестала что-либо значить для него. Он даже не мог ясно представить себе ее лицо.

«Пусть в моем сердце будет всегда только Аша, а окружающих женщин я вообще не должен замечать», — решил Мохендро.

— Тетушка, — сказал он Оннопурне, — в колледже уже начались занятия, я должен ехать. Хоть ты и окончательно отошла от всего, что связано с мирской жизнью, все-таки разреши мне иногда приезжать к тебе.

Когда, вернувшись домой, Мохендро передал Аше подарок от тети — коробочку с синдуром[22] и блестящий кувшин из гладкого белого камня, Аша расплакалась. Ей вспомнилось самоотверженное терпение тети, обиды, которые приходилось сносить ей от самой Аши, от Раджлокхи, и у нее стало тяжело на сердце.

— Как мне хочется съездить к тете, получить ее прощение! — сказала она Мохендро.

Мохендро понял состояние Аши и согласился отпустить ее на несколько дней в Бенарес. Но опять пропускать занятия, чтобы провожать Ашу, ему не хотелось. Тогда Аша сказала, что может отправиться со своим дядей, который едет в Бенарес на несколько дней.

Мохендро пошел к Раджлокхи и сказал ей, что Аша хочет съездить к тете в Бенарес.

— Конечно, если твоя жена так желает, пусть едет, — с иронией заметила Раджлокхи. — Поезжай и ты с ней, поезжай! — Ей не нравилось, что сын снова стал видеться с Оннопурной. Узнав, что и Аша едет туда, она совсем рассердилась.

— У меня занятия, я не смогу проводить Ашу, — ответил Мохендро. — Она отправится со своим дядей.

— Ну вот и прекрасно! Он ведь богач, не то что мы. С ним ехать — такая честь!

Насмешливый тон матери рассердил и обидел Мохендро. Он ушел, ничего не ответив и твердо решив послать Ашу в Бенарес.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒