Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Рабиндранат Тагор 9 страница



— Передай госпоже, — сказал он слуге, который пришел за ним, — что сегодня я очень занят в колледже и сейчас ухожу. Когда вернусь, обязательно зайду к ней.

И, словно спасающийся бегством напроказивший мальчишка, он торопливо оделся и выбежал из дому.

С утра прошел сильный ливень, и было пасмурно. Бинодини всегда, когда у нее было скверно на душе, бралась за работу. И сегодня, собрав все белье, она принялась делать на нем метки. В спальне, куда она пришла за бельем, она столкнулась с расстроенной Ашей, и настроение у нее испортилось еще больше. «Зачем лишать себя возможности насладиться преступ­лением, — думала она, — если так или иначе все считают меня преступницей! »

На улице начал опять моросить дождь. Бинодини сидела в своей комнате на полу перед грудой белья. Служанка Кхеми подавала ей вещь за вещью, а она чернилами ставила метку.

Неожиданно без стука распахнулась дверь, и в ком­нату вошел Мохендро. Кхеми бросила работу и, натя­нув на голову покрывало, выбежала вон.

Бинодини вскочила, уронив белье на пол.

— Уходи, уходи из моей комнаты!

— Почему? Что я сделал? — спросил Мохендро.

— Что сделал? — воскликнула молодая женщина. — Жалкий трус! Разве ты можешь что-нибудь сделать? Ты не умеешь ни любить, ни следовать своему долгу! Ты только опозорил меня в глазах людей.

— Ты хочешь сказать, что я не люблю тебя?

— Вот именно. Все ты делаешь украдкой, прячась... Ты ведешь себя, как вор, я презираю тебя за это... Я тебя не люблю... Уходи...

— Ты презираешь меня, Биноди? — воскликнул Мо­хендро в отчаянии.

— Да, презираю!

— Все должно решиться сейчас. Говори — пойдешь ты за мной, если я брошу все и уйду из дома?

Мохендро с силой сжал руки молодой женщины и притянул ее к себе.

— Оставь, мне больно!

— Пусть — больно! Отвечай: пойдешь со мной?

— Нет, нет! Ни за что!

— Почему? Ты сама привела меня на край пропасти, ты не можешь покинуть меня! Тебе придется идти со мной, — говорил Мохендро, крепко прижимая к груди молодую женщину. — Даже твое презрение не оттолкнет меня. Ты будешь меня любить!

Бинодини с трудом высвободилась из его объятий.

— Ты зажгла огонь повсюду, — продолжал Мохен­дро. — Теперь ты уже не можешь ни потушить это пламя, ни скрыться от него, — он говорил все громче и громче. — Зачем ты играешь, Биноди? Сейчас ты назы­ваешь это чувство игрой. Пусть так, но тебе не выйти из этой игры! Теперь у тебя и у меня — одна судьба!

— Мохим, что с тобой? — послышался голос Раджлокхи.

Мохендро перевел безумный взгляд на мать, появив­шуюся на пороге, затем снова обратился к Бинодини.,

— Я брошу все! — воскликнул он. — Скажи, Биноди, ты уйдешь со мной?

Бинодини взглянула в дышащее гневом лицо Раджлокхи, затем вышла вперед и, взяв Мохендро за руку, спокойно сказала:

— Да!

— Сегодня тебе придется еще потерпеть, — Мохендро говорил, как человек, решившийся на все. — Но завтра мы уйдем отсюда, и со мной не будет никого, кроме тебя!

Он быстро вышел из комнаты.

— Госпожа, — заглянула в комнату прачка. — Я не могу больше ждать. Если сегодня вам некогда, я приду за бельем завтра.

— Госпожа, — появилась в дверях служанка Кхеми, — Шохиш говорит, что корм для лошадей кончился,

— Госпожа, слуги поссорились с домоуправляю­щим, — сообщил слуга Гопал. — Он говорит, что оста­вит работу, как только приведет счета в порядок и по­лучит жалование.

Жизнь в доме продолжала идти своим чередом.

 

Бихари учился в медицинском колледже, но нака­нуне выпускных экзаменов неожиданно бросил его.

— Прежде чем заботиться о здоровье других, — го­ворил он всем, кто удивлялся его уходу, — я должен подумать о своем.

Бихари был очень деятелен, он не стремился ни к наживе, ни к славе, и ему не нужно было зарабатывать себе на жизнь, но он не мог сидеть, сложа руки.

После окончания колледжа Бихари поехал в Шибопур изучать машиностроение. После того как его любо­пытство было удовлетворено и он приобрел навыки, которые считал нужными для себя, он поступил в меди­цинский колледж.

Мохендро уже учился там и был на курс старше его. Все время они проводили вместе, и студенты в шутку прозвали их сиамскими близнецами. В прошлом году Мохендро провалился на экзаменах, и друзья оказались на одном курсе.

Когда они неожиданно поссорились, все, кому была известна их дружба, не знали, что и подумать.

Бихари стал избегать появляться там, где была ве­роятность встретить Мохендро.

Приближались экзамены, и все были уверены, что Бихари прекрасно сдаст их и получит звание и награду, но он неожиданно ушел из колледжа.

В хижине, рядом с его домом, жил бедный брахман Раджендро Чокроборти; он работал наборщиком в ти­пографии и получал двенадцать рупий в месяц.

— Разреши твоему сыну жить у меня, — предложил ему Бихари, — я сам буду учить его.

Брахман очень обрадовался. Он с радостью доверил сына молодому человеку.

Бихари обучал мальчика по системе, которую он сам придумал.

— До десяти лет я не буду заставлять его читать, — говорил он, — пусть все заучивает с моих слов.

Бихари играл с ним, они вместе гуляли, посещали музей на площади Форт Вильям, зоосад, ботанический сад в Шибопуре. Он обучал мальчика английскому, истории, развивал его сообразительность. Все это от­нимало у Бихари целый день, и на себя у него не оста­валось ни минуты свободной.

В тот день с утра шел ливень и нельзя было выйти на улицу. К полудню дождь прекратился, а затем по­лил с новой силой. Бихари зажег свет в своей комнате и занялся с Бошонто новой игрой.

— Бошонто, — говорил он мальчику — скажи бы­стро, сколько здесь монет!

— Двадцать, — ответил мальчик,

— Не верно! Восемнадцать!

Бихари, указав на ставень, тут же закрывал его и спрашивал:

— Сколько дощечек?

— Шесть!

— Правильно!

— Какой длины эта скамейка? Какого размера кни­га? — задавал Бихари вопросы, тренируя наблюдатель­ность воспитанника.

— Господин, — доложил вошедший в комнату слуга, — там какая-то женщина... — Он не успел закон­чить фразу, как в комнату вошла Бинодини.

— Что-нибудь случилось? — забеспокоился Бихари.

— У тебя в доме сейчас есть кто-нибудь из родствен­ниц? — не отвечая на его вопрос, спросила Бинодини.

— Никого. У меня есть тетя, но она живет не в городе.

— Отвези меня туда.

— В качестве кого?

— Как служанку. Я буду заниматься там хозяй­ством.

— Тетя очень удивится. Она не жаловалась на недо­статок служанок. Но сначала я должен знать, почему тебе в голову пришла такая фантазия. Иди спать, Бошонто.

— Ты можешь узнать только о том, что произошло, только о самом событии, — сказала Бинодини, когда мальчик вышел. — Ты все равно не сможешь понять его внутренний смысл.

— Это уже моя забота, как я пойму.

— Хорошо, понимай как хочешь, Мохендро влюблен в меня.

— Это не новость, и не такое радостное известие, чтобы мне захотелось слышать его еще раз.

— А я и не собираюсь повторяться. Теперь ты по­нимаешь, почему я пришла и ищу у тебя приюта.

— А кто же виноват во всем? — воскликнул Биха­ри. — Разве не ты толкнула Мохендро на этот путь?

— Я! — согласилась Бинодини. — Не буду скрывать от тебя, я виновата во всем. Плохая я или хорошая, но хоть раз попытайся понять, что творится у меня на душе. Я подожгла дом Мохендро огнем, который пылает в моей груди. Какое-то время мне казалось, что я люблю его. Но я ошибалась.

— Разве, полюбив, обязательно устраивать пожар?

— Это, наверное, цитата из шастр? [32] — заметила Бинодини. — Но сейчас мне не до этого. Оставь свои книги и, как всевышний, загляни в мое сердце. Я не скрою от тебя ничего — ни плохого, ни хорошего.

— Ты напрасно думаешь, что мне легко жить по предписаниям шастр. Но если не руководствоваться ими в жизни, то можно дойти бог знает до чего...

— Послушай, Бихари, меня не исправить, и я не стыжусь этого. Мохендро действительно меня любит, но он безнадежно слеп и не понимает меня. Один раз мне показалось, что ты понимаешь меня и даже уважаешь. Ведь это было, не пытайся отрицать.

— Да, я уважал тебя, — признался он.

— Будь искренен, Бихари, ведь если ты понимал и уважал меня, то почему не решился пойти дальше? Что мешало тебе полюбить меня? — взволнованно продол­жала Бинодини. — Сегодня я, забыв стыд, пришла к тебе и спрашиваю тебя — почему ты не полюбил меня? Разве я безобразна? Или ты весь поглощен любовью к Аше? Нет, не сердись. Я догадалась, что ты любишь Ашу, еще тогда, когда ты сам не подозревал этого. Ума не приложу, что ты нашел в ней. Ну, скажи, что в этой женщине хорошего или хотя бы плохого? Почему всевышний лишил мужчин зрения, умения загляды­вать в душу? Почему вы, ослепленные женской внешно­стью, не видите ничего, кроме этой внешности? Глупцы! Слепцы!

— Сегодня я выслушаю все, что ты имеешь сказать мне, — прервал молодую женщину Бихари, вставая. — Но прошу тебя, не говори того, чего не следует.

— Я знаю, что причиняю тебе боль, — продолжала Бинодини. — Но ведь я пришла, поступившись стыдом и страхом, к тому, кто когда-то уважал меня и кто, по­любив, придал бы моей жизни смысл. Будь же снисхо­дителен, помни о моих страданиях. Поверь, если бы не твоя любовь к Аше, я не причиняла бы ей столько горя.

— Что с ней? — воскликнул, побледнев, Бихари. — Что ты сделала?

— Мохендро решил завтра оставить семью и уйти со мной.

— Невозможно! — воскликнул Бихари. — Этого не произойдет!

— Не произойдет? — повторила Бинодини. — Но кто может помешать Мохендро?

— Ты!

Бинодини некоторое время молчала.

— Для кого стану я делать это? — заговорила она наконец. — Для твоей Аши? А как же я? Неужели я должна отказаться от всего во имя того только, чтобы Аше было хорошо? Я еще не настолько начиталась шастр. А с чем останусь в итоге я?

Лицо Бихари все больше мрачнело.

— Ты сказала мне, что хотела, — проговорил он. — Теперь моя очередь. Все, что ты устроила в доме Мохендро и что говорила мне сейчас, — все это ты вычи­тала из драм и романов.

— Из драм? Романов? — удивленно повторила Би­нодини.

— И к тому же дешевых. Тебе кажется, что ты сама все придумала, но это не так! Все это влияние книг. Будь ты простой невежественной девушкой, ты бы не решилась поступить подобным образом в семье, где все были так привязаны к тебе. Но если ты, подобно драма­тической актрисе, привыкла все время только играть — какое тебе дело до семьи и до ее печалей!

Бинодини, словно загипнотизированная змея, застыв и наклонив голову, слушала его.

— Скажи, что мне делать? — спросила она тихим го­лосом, не глядя в лицо Бихари.

— Поступи так, как поступила бы на твоем месте любая добродетельная женщина. Уезжай в деревню.

— Но как?

— Я провожу тебя на вокзал и посажу в поезд.

— Но эту ночь я останусь у тебя?

— Нет! — воскликнул молодой человек. — Я не до­веряю себе настолько!

Бинодини опустилась со стула на пол и, прижавшись грудью к ногам Бихари, быстро заговорила:

— Ну хоть на несколько мгновений стань слабым, Бихари. Не будь непорочным, как каменное изваяние! Полюби грешницу! — Бинодини покрыла поцелуями ноги молодого человека.

Долго Бихари не мог прийти в себя, удивленный странным поведением Бинодини. Он растерялся. Бино­дини, почувствовав его растерянность, встала на колени и обняла его.

— Жизнь моя, — горячо говорила она. — Ты не мо­жешь принадлежать мне вечно. Но полюби меня сегодня хоть на час! После этого я скроюсь в лесу, в своей деревне и никого не буду видеть! Подари мне воспомина­ние, и я буду хранить его до последних своих дней.

Бинодини, закрыв глаза, прижалась губами ко рту Бихари. Некоторое время в комнате было совсем тихо. Но через минуту Бихари высвободился из объятий Би­нодини.

— Поезд отходит в час ночи, — сказал он преры­вающимся голосом. Бинодини словно окаменела.

— Я поеду этим поездом, — едва слышно прошеп­тала она.

Неожиданно в комнату вошел Бошонто, он был боси­ком, в одной рубашке. Встав рядом с Бихари, мальчик принялся с угрюмым видом молча разглядывать моло­дую женщину.

Бинодини протянула ему руки. Мальчик сначала за­колебался, потом осторожно подошел к ней. Молодая женщина прижала его руки к груди и разрыдалась.

 

Если бы невозможное не становилось возможным, а непереносимое — переносимым, никто в семье Мохендро не пережил бы ту ночь и тот день. Домой Мохендро не вернулся, а накануне он написал Бинодини письмо, в ко­тором просил быть ее готовой к отъезду. Это письмо пришло с утренней почтой.

Аша еще была в постели, когда слуга принес ей письмо. Сердце молодой женщины учащенно забилось. В груди ее затеснились тысячи надежд и сомнений. Она быстро подняла голову и взглянула на конверт: на нем рукой Мохендро было написано имя Бинодини.

И снова голова молодой женщины опустилась на по­душку. Аша молча вернула письмо слуге.

— Кому нужно отдать письмо? — спросил он.

— Не знаю.

Вечером, часов в восемь, Мохендро, как буря, по­явился у дверей Бинодини. В комнате было темно. Мо­лодой человек зажег спичку и увидел, что там нет ни Бинодини, ни ее вещей. Мохендро прошел на веранду, Бинодини не было и там.

— Биноди! — позвал он.

Никакого ответа.

«Глупец! Дурак! — ругал он себя. — Нужно было тогда же увезти ее. Конечно, мать стала ее бранить, и она не смогла оставаться в доме».

Едва у Мохендро появились эти предположения, как он твердо поверил в них. Не владея собой, Мохендро бросился в комнату матери. В сумерках он увидел Раджлокхи, лежавшую на кровати.

— Что ты сказала Бинодини? — гневно спросил он.

— Ничего.

— Куда же тогда она исчезла?

— А я откуда знаю!

— Не знаешь? — недоверчиво повторил Мохен­дро. — Все равно я найду ее! Я найду ее!

И Мохендро выбежал из комнаты.

Раджлокхи торопливо поднялась с постели и хотела было остановить сына.

— Мохим, не уходи! — крикнула она. — Вернись, выслушай меня!

Мохендро, не оглядываясь, выбежал из дома, но тут же вернулся и спросил привратника:

— Куда ушла госпожа?

— Нам ничего не сказали, мы ничего не знаем, — испуганно ответил тот.

— Не знаешь! — зло крикнул Мохендро.

— Правда, господин, не знаю! — взмолился при­вратник.

«Всех их мать научила», — с горечью подумал Мо­хендро.

На улицах большого города при свете газовых фона­рей взад и вперед сновали продавцы мороженого и мангровой рыбы, наперебой предлагая свой товар. Шум­ная вечерняя толпа поглотила Мохендро.

 

Прежде Бихари никогда не имел обыкновения сидеть ночью в одиночестве и размышлять. Никогда раньше он не пытался разобраться в своих чувствах. У него все­гда была работа, занятия, вокруг были друзья. Ему приятно было сознавать, что мир, который его окружал, значил для него больше, чем он сам. Но вот от одного удара все исчезло, он оказался в одиночестве на подняв­шейся к самому небу вершине горы страданий, объятый мраком гибели и отчаяния. С некоторых пор он стал избегать оставаться наедине с самим собой. Чтобы уйти от своих мыслей, он взвалил на себя много работы.

Но сегодня ни работой, ничем он был не в силах изгнать другого Бихари, который жил в нем. С тех пор как Бинодини уехала в деревню, чем бы ни занимался он, с кем бы ни встречался, его тайно страждущее сердце сжималось от одиночества. Усталость и подавленность овладели им.

Было часов девять вечера. Ветерок пробегал по крыше соседнего дома. Безлунной, темной ночью Бихари расположился в кресле на крыше.

Сегодня он не стал заниматься с Бошонто и рано отпустил его. Этим вечером, как никогда раньше, Би­хари нуждался в утешении, в друге, его охватила тоска по старой, привычной и приятной жизни; душа его, словно покинутый матерью ребенок, тянулась к небу, искала кого-то во мраке, окутавшем все вокруг. Куда исчезла теперь его былая твердость? Всем сердцем стре­мился он к той, о ком поклялся не думать. У него уже не оставалось сил сопротивляться.

Все события его дружбы с Мохендро — пестрые, словно окрашенные в разные цвета кусочки суши, моря, реки и горы, — как их изображают на карте, — храни­лись в душе молодого человека.

Мир, с которым Бихари связал свою жизнь, ока­зался разрушенным, едва Злая Звезда взошла на его небе. В темноте перед ним вставало освещенное неж­ными лучами заходящего солнца смущенное личико Аши, в ушах у него звучали победные, радостные звуки раковин[33]. Это Звезда, Дарующая Счастье, пришла из бескрайнего непостижимого неба и встала между друзьями. Она принесла разлуку и страдание, которые невозможно ни вынести, ни рассказать о них словами.

А потом взошла Злая Звезда: дружба, супружеская любовь, покой и неприкосновенность семейного очага — все было обращено в пепел. Бихари пытался ненавидеть Бинодини, всем своим существом старался отогнать ее образ. Но удивительно, он не мог сделать этого! Из темноты на него пристально смотрели прекрасные и загадочные черные глаза. Летний ветерок, лаская тело, напоминал Бихари о ее глубоких вздохах. Он видел, как постепенно взгляд этих немигающих глаз теплел, глубокое чувство смягчило и наполнило слезами эти страстные, горящие глаза. Вот женщина упала к ногам Бихари и самозабвенно прижалась грудью к его коле­ням, затем, как лиана, обвилась вокруг него и запечат­лела на его устах страстный, ароматный, словно при­косновение цветка, поцелуй.

Закрыв глаза, Бихари пытался вырваться из плена своей фантазии, освободиться от этого женского образа. Но ударить ее даже мысленно у него не поднималась рука, он чувствовал на своем лице легкий волнующий поцелуй, трепет во всем теле.

Бихари не мог больше оставаться на темной и пу­стынной крыше. Чтобы заставить себя думать о другом, он поспешил спуститься в залитую светом комнату.

Там в углу, на столе, в обтянутом шелком переплете лежал альбом с фотографиями. Бихари раскрыл его.

Перед ним была фотография Аши и Мохендро, сде­ланная вскоре после их свадьбы. На обратной стороне рукой Мохендро было написано «Мохендро», рукой Аши — ее имя. На снимке лежала печать первых счаст­ливых дней новобрачных. Мохендро сидел в кресле, по его лицу было видно, что он весь во власти нового для него супружеского чувства. Аша стояла рядом. Фото­граф не дал ей накинуть на голову покрывало, поэтому на ее лице было выражение смущения. А теперь? Теперь Мохендро далеко оттолкнул от себя свою подругу-жену, сколько слез пролила она из-за него, но на этой застывшей фотографии она была все такой же, как прежде. Теперь этот глупый снимок был как насмешка судьбы. Держа фотографию на коленях, Бихари пы­тался не думать о Бинодини. Но он чувствовал, как ее юные, нежные, страдающие и любящие руки обхва­тывают его колени.

«Ты разрушила такую любовь! » — мысленно упре­кал ее Бихари. Но трепетный, полный мольбы поцелуй ее как бы говорил: «Я люблю тебя! Я выбрала тебя одного во всем мире! »

Что он ответит ей? Как сможет скрыть свою боль и отчаяние?

Бихари проклинал ее, но и, проклиная, не мог не тянуться к ней. Разве может он сейчас, когда, словно лишенный участия нищий, он стоит у дороги, — отверг­нуть неожиданный подарок этой безмерной любви! До сих пор он вымаливал только крохи из ее сокровищ­ницы, принося всего себя в жертву. А сейчас, когда щедрая богиня любви прислала ему полную золота чашу, неужели несчастный будет колебаться и оттолк­нет ее?

Так размышлял Бихари, держа на коленях снимок новобрачных. Вдруг послышался звук шагов, и молодой человек, вздрогнув, поднял голову. В комнату вошел Мохендро. Бихари вскочил, снимок упал на пол, — но он не обратил на это внимания.

— Где Бинодини? — не здороваясь, в упор спросил Мохендро.

— Мохим, — Бихари подошел и взял Мохендро за руку. — Присядь, друг, нам о многом следует погово­рить.

— У меня нет времени для разговоров! Где Бино­дини?

— Я не могу ответить тебе в двух словах. Нужно поговорить спокойно.

— Будешь давать мне советы? Я все советы выслу­шал еще в детстве.

— У меня нет права советовать тебе.

— Знаю, ты собрался упрекать меня. Мне самому известно, что я эгоист и подлец; известно все, что ты собираешься сказать мне. Говори, ты знаешь, где Бино­дини?

— Знаю.

— Где она?

— Не скажу!

— Ты должен сказать! Ты похитил и спрятал ее! Она моя, отдай мне ее!

— Нет, она не твоя! — твердым голосом возразил Бихари. — Я не похищал ее, она сама пришла ко мне.

— Врешь! — загремел Мохендро и, бросившись к закрытой двери в соседнюю комнату, стал стучать в нее.

— Биноди! Биноди! — громко кричал он.

Из комнаты донесся звук рыданий.

— Не бойся, Биноди, это я, Мохендро! Я освобожу тебя, никто не смеет держать тебя под замком!

Мохендро ударил со всей силой, и дверь распахну­лась. Ворвавшись в комнату, он увидел в полумраке на постели сжавшуюся от страха, рыдающую детскую фи­гурку. Бихари быстро вбежал в комнату вслед за Мо­хендро, взял мальчика на руки и принялся успокаивать его.

— Не бойся, Бошонто, не бойся! — говорил он.

Мохендро торопливо покинул комнату и обошел весь дом. Когда он вернулся, мальчик все еще продолжал плакать. Бихари зажег свет, положил его в постель и, успокаивая, пытался заставить его уснуть.

— Где ты спрятал Бинодини? — спросил Мохендро.

— Не поднимай шума, Мохим. Ты и так напугал малыша, боюсь, как бы он не заболел после этого. Я повторяю, — по-моему, тебе совсем не нужно знать, где Бинодини.

— Святоша! — снова вспылил Мохендро. — Не ци­тируй мне шастры. Ты, наверное, всю ночь бормочешь молитвы и размышляешь о боге... с портретом моей жены на коленях! Ханжа! — Он ногами разбил стекло фотографии, разорвал ее на мелкие кусочки и швырнул их в лицо Бихари.

Бошонто, напуганный безумной выходкой Мохендро, заплакал еще сильнее. Бихари почти лишился дара речи. Указав рукой на дверь, он только и мог произне­сти:

— Вон!

Мохендро, как буря, выбежал из дома.

 

Когда Бинодини, устроившись в пустом вагоне, смот­рела из окна на проносившиеся мимо пашни, луга и скрытые в тени деревьев деревни, ей захотелось зажить бесхитростной и приятной сельской жизнью. Ей каза­лось, что там, в деревне, в обществе любимых книг она успокоится и забудет все страдания, горе и унижения городской жизни. «Мне ничего не нужно, — думала Би­нодини, глядя, как садится солнце за поблекшими после уборки урожая, простирающимися до самого горизонта полями. — Я хочу найти только забвение в этом непод­вижном мире тишины. Я хочу после плавания по волнам бурного океана счастья и горя выбраться на берег и привязать ладью своей жизни у подножия большого де­рева, больше мне ничего не надо».

А поезд все мчался вперед. Время от времени до Бинодини, сидевшей у окна вагона, доносился запах цветущего манго, вновь погружая ее в мир деревенского покоя.

«Я стала лучше, чище, — думалось молодой женщи­не. — Нужно все забыть, забыться... Я с радостью про­веду остаток своей жизни в деревне, занимаясь хозяй­ством и работая в поле».

Окрыленная надеждой и жаждущая успокоения, вошла Бинодини к себе в хижину. Но что это? Где же­ланный покой? Кругом пустота и нищета, все вокруг ветхо, неряшливо, запущено, грязно. Дом долгое время был закрыт, в нем развелась сырость, стоял какой-то затхлый воздух. Мебели в доме было немного, но и ту поел жучок, погрызли мыши, покрыла пыль. Когда Бинодини приехала в деревню, был уже вечер, — дом показался ей мрачным и безрадостным. Тусклый свет чадящего светильника делал его еще более убогим. И то, что раньше, как казалось Бинодини, не имело зна­чения, теперь раздражало ее. Всем сердцем она вос­стала против такой жизни. Нет, она не может остаться здесь ни секунды! В запыленной нише брошено не­сколько книг и журналов, но молодой женщине не хотелось даже трогать их.

Было безветренно, из манговой рощи доносилось стрекотание цикад, жужжание москитов.

Старая опекунша Бинодини уехала в этот день к зятю, навестить свою дочь, Бинодини зашла к соседям. Ее наружность поразила их.

— Какая она нарядная! Как похорошела, стала сов­сем похожа на мэм-сахиб! [34] — говорили соседки, пере­мигивались и шептались между собой. Очевидно, какие-то сплетни дошли и сюда.

Бинодини на каждом шагу чувствовала, что она чужая в деревне. Собственный дом казался ей тюрьмой. Нигде она не находила ни минуты покоя.

Деревенского старика почтальона Бинодини знала с детства. На следующий день после приезда в деревню, когда молодая женщина собиралась идти купаться, она увидела, как он со своей сумкой на боку шагал по до­роге. Она не могла удержаться и, в волнении уронив полотенце, окликнула старика:

— Для меня есть письмо, дядя Панчу?

— Нет.

— Не может быть! — не поверила молодая женщи­на. — Я сама проверю. — Она перебрала пачку писем, но письма для нее не было. Когда Бинодини, опечаленная, вернулась к берегу пруда, одна из ее деревенских прия­тельниц, с любопытством посматривая на нее, спросила:

— Почему ты так ждешь письма, Биноди?

— Подумаешь! — бесцеремонно вмешалась в раз­говор другая. — Немногим выпадает счастье получать письма! У нас девери работают в разных местах далеко отсюда, но и они не балуют нас письмами.

Так злословили деревенские кумушки, поглядывая исподтишка на Бинодини. Уезжая из города, Бинодини просила Бихари, если это не затруднит его, в конце недели послать ей письмо, хотя бы в две строчки. Ко­нечно, было маловероятно, чтобы письмо от Бихари при­шло именно сегодня, но молодой женщине очень хоте­лось этого, и в душе ее все время теплилась надежда, что почти невозможное сбудется. Ей казалось, что она давно покинула Калькутту. Сплетни об отношениях Бино­дини и Мохендро каким-то образом проникли в деревню, и по милости недоброжелателей и доброжелателей Бинодини ей это не осталось неизвестным. И здесь не было ей покоя!

Бинодини начала избегать деревенских, но это еще больше раздражало их — им не хотелось лишиться удовольствия презирать сбившуюся с пути женщину и причинять ей боль. Пытаться скрыться в маленькой деревушке от ее обитателей — невозможно. Здесь нельзя было найти такой укромный уголок, где она могла бы в одиночестве успокоить свое истерзанное сердце. Не­доброжелательные, горящие любопытством взгляды только бередили рану. Душа Бинодини билась в судоро­гах, подобно рыбе, заключенной в тесном сосуде. Здесь ей негде было даже пострадать вволю.

Когда письмо не пришло и на другой день, Бинодини закрылась у себя в комнате и села за письмо к Бихари.

 

«Брат мой, — начала она, — не пугайся, я не соби­раюсь писать тебе любовное послание. Ты мой судья, и я повинуюсь тебе. Ты сурово наказал меня за мой грех, и я сама подвергла себя тому наказанию, кото­рое ты назначил. Но, к несчастью, ты не можешь видеть, насколько оно жестоко. Если бы ты знал, как я мучаюсь, ты не отказал бы мне в своем великодушии. Вспоминая тебя и мысленно припадая к твоим стопам, я смогу выдержать и это. Но разве заключенного лишают пищи в тюрьме, повелитель мой? Я не прошу изысканной пищи — узнику дают немного, ровно столько, чтобы он не умер. Твои коротенькие письма — моя пища в этой темнице. Если и ее отнимут у меня, это значит ты при­говорил меня не к тюремному заключению, а к смертной казни. Не было предела тщеславию моей грешной души, — мне и во сне не снилось, что когда-нибудь я так низко склоню перед кем-нибудь голову. Ты победил, господин мой, я больше не буду бунтовать. Но сжалься надо мною, спаси меня! Помоги мне жить в этой глуши, и я буду во всем повиноваться тебе. Я написала тебе о моем горе, но клянусь, я не буду докучать тебе, рассказывая обо всем, что меня мучает. Поверь, я сдержу эту клятву.

Твоя сестра Биноди».

 

Когда Бинодини, написав это письмо, отправила его по почте, вся деревня осудила ее. «Закрылась дома, пи­шет письма, все время пристает к почтальону — побыла немного в Калькутте и уже потеряла и стыд и совесть! » — негодовали соседи.    

Прошел еще день, от Бихари по-прежнему ничего не было. Бинодини словно окаменела, лицо ее помрачнело. Из глубины ее души поднимались и искали выхода но­вые разрушительные силы, вызванные толками окружаю­щих и тем, что она сама терзала себя. Бинодини стало страшно, когда она почувствовала в себе это новое и бес­пощадное чувство мести.

Она искала опору в пустоте, объявшей ее. Но от Би­хари не было ни строки. Молодой женщине страстно хо­телось хотя бы прикоснуться к чему-нибудь, напоминающему о нем, заставить себя заплакать. Она стремилась слезами растопить просыпавшуюся жестокость, погасить горящее пламя сопротивления, чтобы в ее нежном, любя­щем сердце остался только суровый приговор Бихари. Но сердце ее пламенело, словно безоблачное небо в знойный полдень.

Бинодини слышала, что, если все время думать о ка­ком-то человеке и начать мысленно призывать его, он непременно явится. И молодая женщина, сложив руки, закрыв глаза, принялась призывать Бихари:

«Моя жизнь и сердце мое пусты, пустота вокруг меня! Явись ко мне хоть на одно мгновение! Ты должен прийти, я не успокоюсь, пока ты не придешь! »

Бинодини без конца повторяла эти слова, пока ей не начало казаться, что они обрели силу ее любви, что при­зыв ее не напрасен. Как только она поверила в это, кровь смыла отчаяние в ее сердце, хотя в нем еще продолжала царить усталость. Бинодини становилось легче на душе, когда она, забыв обо всем, принималась мысленно звать Бихари, думать о нем. Ей чудилось, что ее страстное же­лание с каждой минутой приближает осуществление мечты. Образ Бихари заполонил погруженную в темноту комнату. Казалось, исчез весь мир, не существовало больше ни людей, ни семьи, ни этой деревни. Неожи­данно в дверь раздался стук. Бинодини вскочила с пола, бросилась к выходу и, открывая дверь, воскликнула без тени сомнения:



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.