Рабиндранат Тагор 4 страница

Сдерживая готовое прорваться раздражение, Мохендро ответил:

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду, Бихари. Не говори загадками, скажи прямо!

— И скажу! — Бихари не заметил, как повысил голос. — Бинодини нарочно сбивает тебя с пути, а ты ничего не понимаешь и, как глупый осел, бредешь вперед, не разбирая дороги!

— Неправда! — крикнул Мохендро. — Если ты будешь несправедливо подозревать уважаемую женщину, лучше тебе совсем не приходить к нам!

В комнату вошла улыбающаяся Бинодини с подносом, уставленным сладостями, и поставила его перед Бихари.

— Это еще зачем? — проворчал Бихари. — Я не голоден.

— Ну как же так?! Неужели вы так и уйдете, ничего не попробовав?

Бихари улыбнулся:

— Понимаю, моя просьба принята! Теперь меня будут портить, началось ухаживание!

Бинодини отрывисто рассмеялась:

— Вы же названый брат Мохендро. В этом доме вы должны пользоваться родственными привилегиями. Зачем просить там, где можно требовать? Вы сами можете взять нашу любовь и внимание. Правда, Мохендро-бабу?

Мохендро пробурчал что-то непонятное.

— Бихари-бабу, — продолжала Бинодини, — вы что же это, стесняетесь есть или, может, сердитесь? Может быть, вам позвать сюда еще кого-нибудь?

— Никого и ничего мне не нужно. С меня и так хватает...

— Вы шутите? С вами просто невозможно справиться. Даже сладостями вам нельзя заткнуть рот!

Ночью Аша призналась мужу, что терпеть не может Бихари, и Мохендро, вопреки обыкновению, не стал высмеивать ее. Утром он отправился к другу.

— Знаешь что, Бихари, — сказал он, — Бинодини все-таки у нас чужая, и она недовольна, что ты приходишь на женскую половину дома.

— Неужели?! — удивился Бихари. — Ах, как нехорошо получается! Что ж, если она против, я больше не покажусь ей на глаза.

Мохендро успокоился. Он не ожидал, что это неприятное дело так просто уладится. По правде говоря, он побаивался Бихари.

В тот же день Бихари явился на женскую половину дома.

— Биноди-ботхан, — сказал он, — простите меня!

— За что, Бихари-бабу?

— Я слышал от Мохендро, будто вы сердитесь, что я прихожу сюда. Скажите, что вы прощаете меня, и я сейчас же уйду.

— Что вы говорите, Бихари-бабу?! Я в этом доме — пустое место, зачем вам уходить из-за меня! Если бы я знала, что доставлю кому-то столько неприятностей, то не приезжала бы сюда. — Бинодини изобразила на своем лице глубокое страдание и, словно с трудом удерживая слезы, быстро вышла.

У Бихари мелькнула мысль, что, может, он напрасно так плохо думает об этой женщине.

В тот же день к Мохендро пришла взволнованная Раджлокхи.

— Мохин, Бинодини просит отпустить ее домой, — сказала она.

— Почему, мама, разве ей плохо здесь?

— Нет, конечно. Но Бинодини говорит, что люди могут осудить ее за то, что она, молодая женщина, так долго живет в чужом доме.

— Значит, этот дом уже стал ей чужим! — обиженно заметил Мохендро.

Бихари сидел тут же, и Мохендро сердито взглянул на него. Бихари с раскаянием подумал о том, что вчера в его словах, наверное, проскользнуло осуждение и это, очевидно, причинило боль Бинодини.

Аша и Мохендро разыскали Бинодини и принялись дружески упрекать ее.

— Как ты можешь считать нас чужими, сестра! — говорила Аша.

— Столько времени жили как свои, и вдруг мы оказались чужими для тебя! — вторил ей Мохендро.

— Но вы же не можете держать меня здесь всегда...

— Да разве бы мы посмели....

— Зачем только мы так привязались к тебе! — воскликнула Аша.

— Все равно, стоит ли мучить себя ради каких-нибудь двух-трех дней, — сказала Бинодини, при этом смущенно взглянув на Мохендро.

В тот день так и не было решено, останется Бинодини или все-таки уедет...

— Биноди-ботхан! Зачем вы говорите об отъезде? — сказал ей Бихари на следующий день. — Я немного виноват перед вами. Зачем же так наказывать меня?

— К чему вы обвиняете себя? — опустила голову Бинодини. — Во всем виновата моя судьба.

— Если вы уедете, я буду думать, что вы сделали это из-за меня.

В нежных глазах Бинодини появилось умоляющее выражение.

— Ну скажите сами, разве мне следует оставаться?

Бихари растерялся. Как мог он сказать, что ей следует остаться?

— Конечно, вам в конце концов нужно будет уехать, но ничего страшного не случится, если вы немного задержитесь, — сказал он наконец.

Бинодини еще ниже опустила голову.

— Мне так трудно уехать, и вы все уговариваете меня остаться, — это очень жестоко с вашей стороны.

Крупные капли слез задрожали на ее густых длинных ресницах.

Бихари совсем растерялся.

— За это короткое время вы всех успели покорить своими редкими достоинствами, — заговорил он, — поэтому никто не желает расставаться с вами. Кому же захочется добровольно отпустить такую Лакшми!

Бинодини стала вытирать глаза краем сари. После этого разговора она уже не заводила речи об отъезде.

Для того чтобы окончательно загладить размолвку, Мохендро предложил в воскресенье устроить прогулку за город. Аша пришла в восторг от этой затеи, но Бинодини ни за что не соглашалась принять участие в прогулке. Аша и Мохим приуныли. Они решили, что Бинодини задумала уехать, пока их не будет дома.

Вечером, когда пришел Бихари, Бинодини сразу же сказала ему:

— Бихари-бабу, Мохим предлагает организовать пикник в Домдому, а я не соглашаюсь ехать с ними. И вот из-за этого они оба дуются на меня с самого утра.

— И правильно делают, что дуются, — ответил Бихари, — без вас из их прогулки такое получится, что и врагу не пожелаешь.

— Поедемте с нами, Бихари-бабу, — вдруг оживилась Бинодини. — Если бы вы присоединились к нам, я бы тоже согласилась ехать.

— Предложение заманчивое! Но ведь все это задумал Мохендро, еще неизвестно, что он скажет!

И муж, и жена были одинаково недовольны странным единодушием между Бихари и Бинодини. Мохендро не обрадовался предложению Бихари. Он желал, чтобы Бихари запомнил раз и навсегда, что он вообще неприятен Бинодини. Ей просто неудобно отказать Бихари, — вот и все.

— Что ж, хорошо, очень хорошо, — сказал он вслух. — Но послушай, Бихари, куда бы ты ни ездил, ты нигде не можешь обойтись без происшествий. Трудно знать заранее, что может взбрести тебе на ум. С тебя станет притащить к нам в компанию какого-нибудь деревенского парня или затеять ссору с европейцем!

Бихари заметил скрытое недовольство Мохендро и усмехнулся про себя.

— Ну, это все невинные шутки — с кем такого не бывает, — сказал он. — Конечно, трудно знать заранее, какая может случиться неприятность. Биноди-ботхан, завтра надо выехать с рассветом, так что я буду ждать вас точно в назначенный час.

Рано утром в воскресенье двуколка для слуг и вещей и экипаж для хозяев стояли у ворот. Бихари явился с каким-то тяжелым ящиком.

— Что это ты еще притащил? — проворчал Мохендро.

Бинодини и Аша уже сидели в экипаже, Мохендро медлил, ожидая, пока устроится Бихари. Тот укрепил ящик наверху экипажа, а сам уселся на козлы. Мохендро облегченно вздохнул: «Неизвестно еще, что бы выкинул этот Бихари, если бы сел внутри», — подумал он.

— Вы не упадете оттуда, Бихари-бабу? — забеспокоилась Бинодини.

— Не волнуйтесь, падения и обмороки не в моих правилах!

Едва экипаж тронулся, как Мохендро сказал:

— Лучше я пересяду наверх, а Бихари пошлю сюда.

Аша испуганно ухватилась за чадор мужа:

— Нет, нет! Ты не должен этого делать!

— Зачем вам это делать? — поддержала ее Бинодини. — Вы ведь не привыкли ездить на козлах; можете упасть!

— Я упаду? — вспыхнул Мохендро. — Никогда!

— Вы обвиняли Бихари, но теперь я вижу, что вы сами стремитесь к происшествиям не меньше его!

Мохендро обиделся.

— Хорошо, — сказал он, — не будем спорить. Пусть Бихари сядет внутри, а я возьму себе другой экипаж.

— Тогда и я с тобой! — заявила Аша.

— А мне как прикажете, спрыгнуть на ходу? — спросила Бинодини.

На этом разговор прекратился. Всю дорогу Мохендро сидел мрачный. Наконец экипаж прибыл в Домдому. Двуколки, которую отправили гораздо раньше, нигде не было видно.

Солнце уже поднялось, и роса на траве исчезла, но влажные ветви деревьев еще сверкали в солнечных лучах. Вдоль ограды тянулись ряды деревьев шефали, под ними — сплошной ковер душистых цветов.

Вырвавшись на простор из каменных оков Калькутты, Аша резвилась, как лань. Вместе с Бинодини они охапками собирали цветы, рвали яблоки. Потом долго купались в пруду. И мягкий солнечный свет, и тень деревьев, и цветущие кустарники — все вокруг, казалось, радостно встрепенулось от безудержной веселости двух молодых женщин.

Подруги вернулись с купанья, а двуколки со слугами все еще не было. Мохендро, лежа на веранде бунгало, читал объявления какой-то иностранной фирмы.

— А где же Бихари-бабу? — спросила Бинодини.

— Не знаю! — буркнул Мохендро.

— Пойдемте поищем его.

— Никто его не похитит, будьте спокойны! Сам найдется.

— Но, может, он беспокоится, как бы мы не проглотили его бесценное сокровище, этот ящик? Надо пойти успокоить его.

У водоема росло громадное хлебное дерево. Возле него Бихари распаковал свой ящик, вынул оттуда таганок и вскипятил воду. Когда все подошли, он гостеприимно усадил их на плетеную скамью, подал чай и сладости на блюдечках.

Бинодини то и дело повторяла:

— Какое счастье, что Бихари-бабу позаботился и привез все это.

Мохендро пил чай с удовольствием, однако не преминул сказать:

— Вечно этот Бихари хочет отличиться. Я собрался устроить настоящий пикник, а у него, оказывается, уже готов завтрак, как в городе. Никакого удовольствия в этом нет!

— Тогда давай сюда свою чашку, Мохим, — откликнулся Бихари, — развлекайся голодный, я не буду тебе мешать.

Время шло, а слуг все не было. Из ящика стали появляться на свет различные припасы. Извлекли рис, горох, овощи и разные приправы в маленьких бутылочках. Бинодини удивилась:

— Бихари-бабу, вы и нас, хозяек, за пояс заткнули. У вас же нет женщины в доме — откуда вы научились всему этому?

— Жизнь научила, — ответил Бихари. — Приходится самому о себе заботиться, больше некому.

Бихари сказал это шутя, но Бинодини вдруг погрустнела и кинула на него взгляд, полный сочувствия.

Бихари и Бинодини занялись стряпней. Когда Аша делала робкие попытки помочь, Бихари отстранял ее. Ничего не смысливший в хозяйстве Мохендро и не пытался помогать. Он прислонился к стволу дерева и, закинув ногу на ногу, следил за пляской солнечных зайчиков на трепетавшей листве.

Когда стряпня подходила к концу, Бинодини сказала:

— Мохендро-бабу, все равно вам не сосчитать, сколько листьев на дереве, пошли бы лучше искупались.

В это время прибыли наконец слуги с провизией. Оказывается, по дороге у двуколки сломалось колесо.

Наступил полдень.

После обеда решили расположиться под деревом и сыграть в карты. Но Мохендро наотрез отказался, сел в тени и задремал. Аша ушла отдохнуть в бунгало.

— Что ж, я, пожалуй, тоже пойду, — натягивая на голову край сари, сказала Бинодини.

— Не уходите, поболтаем немного, — предложил Бихари. — Расскажите мне о ваших родных местах.

Жаркий полуденный ветер то шелестел в ветвях деревьев, то утихал снова; временами из-за кустов слышался крик кукушки. Бинодини стала рассказывать о своем детстве, о родителях, о товарищах детских игр. Пока она говорила, сари постепенно соскользнуло с ее головы. Тень светлых воспоминаний детства упала на ее лицо, сделала черты его мягче, чуть притушила огонь молодости, обычно освещавший ее лицо. Насмешливые и проницательные глаза Бинодини всегда внушали Бихари смутные опасения. Но сейчас, когда их темное пламя померкло, превратившись в спокойное, влажное сияние, он увидел перед собой как будто другого человека. Под этой нестерпимо сверкающей оболочкой, оказывается, сохранилось нежное, чувствительное сердце; неудержимое желание нравиться не иссушило, как видно, душу этой женщины.

Раньше Бихари не мог представить себе Бинодини в роли скромной, верной жены, преданно ухаживающей за мужем, или в роли добродетельной матери, держащей на коленях ребенка. Сейчас перед ним на мгновение словно открылся занавес, и он увидел непривычное зрелище: счастливый домашний очаг. «Правда, Бинодини кажется легкомысленной, но в сердце ее живет суровая отшельница, — подумал Бихари, и с глубоким вздохом сказал себе: — Ни один человек по-настоящему не знает самого себя. Лишь всевышнему это доступно. Для окружающих же он таков, каким проявляет себя в решающие моменты своей жизни».

Бихари не прерывал рассказа Бинодини, — наоборот, он задавал ей вопросы, стараясь продлить беседу. Бинодини до сих пор не встречала человека, который умел бы слушать, как Бихари. И, конечно, ни одному мужчине не рассказывала она обо всем так легко и подробно. Сейчас, после этой искренней беседы вполголоса, она почувствовала всем существом своим, что стала чище, — словно омылась в прозрачном потоке.

Мохендро не выспался и поэтому был явно не в духе.

— Пора возвращаться домой! — раздраженно сказал он.

— Поедем попозже, когда стемнеет, — заметила было Бинодини.

— Может, вам хочется попасть в руки пьяных европейцев?

Пока собирались, совсем стемнело. Наемный экипаж, на котором они приехали, исчез, и его нигде не могли отыскать. Оказалось, экипаж ожидал их у входа в парк, но двое белых заняли его и заставили кучера везти их к станции.

Пришлось послать слугу за другим экипажем. Хмурый Мохендро повторял про себя, что день испорчен окончательно. Он был настолько раздражен, что даже не скрывал своей досады.

Тем временем полная луна выбралась из паутины ветвей и засияла в ночном небе. Застывший в безмолвии сад преобразился, весь в бликах света и в тенях. В этой волшебной игре лунного света Бинодини испытывала странное чувство. И когда в тенистой аллее она обняла Ашу, в ее ласке не было обычной фальши. Аша заметила слезы на глазах подруги и с беспокойством спросила:

— Что с тобой, милая моя Песчинка, почему ты плачешь?

— Ничего, Аша, все хорошо. Просто мне очень понравился сегодняшний день…

— Чем же?

— Знаешь, мне сейчас кажется, будто я в раю. Кажется, что я умерла и для меня нет ничего невозможного.

Аша удивилась, но ничего не поняла. Услышав слова «я умерла», она испуганно вскрикнула:

— Что ты! Что ты! Не смей говорить такое!

Наконец разыскали экипаж. Бихари снова взобрался на козлы. Бинодини молча смотрела в окно. Залитые лунным светом деревья бежали перед ее глазами. Мохендро всю долгую дорогу просидел, мрачно насупившись.

После пикника Мохендро захотелось ближе познакомиться с Бинодини. Но на следующий день у Раджлокхи началась инфлюэнца — болезнь, правда, не серьезная, но вызвавшая слабость и недомогание. Бинодини ни днем, ни ночью не отходила от ее постели.

— Если совсем не будешь отдыхать, то и сама заболеешь, — заметил ей Мохендро. — Я найму человека для ухода за мамой.

— Ты лучше не вмешивайся, Мохим, — уговаривал его Бихари, — она хочет позаботиться о больной, не нужно ей мешать. Разве кто-нибудь сможет ухаживать за Раджлокхи так, как она?

Мохендро стал часто заглядывать к больной матери. Трудолюбивая Бинодини терпеть не могла, когда человек расхаживает, сам ничего не делая, и только мешает другому. Не раз в сердцах она говорила Мохендро:

— Все равно здесь от тебя нет никакой пользы. Шел бы лучше на занятия, зачем тебе напрасно терять время?

Бинодини было приятно, что Мохендро ходит за ней по пятам, но в то же время она презирала его за то, что даже здесь, у постели больной матери, он мог думать только о своем увлечении. Когда Бинодини поручали какое-нибудь дело, она забывала обо всем остальном. Касалось ли это стряпни, ухода за больными или хозяйства — никто бы не мог упрекнуть Бинодини в невнимательности. За работой она никогда не думала ни о чем, кроме дела.

Часто заходил Бихари справиться о здоровье Раджлокхи. Едва войдя в комнату, он сразу замечал, что нужно сделать, и через минуту, сделав то, что следовало, уходил. Бинодини видела, с каким уважением наблюдает он за ее заботами о Раджлокхи, поэтому приходы Бихари стали для нее своего рода наградой.

Мохендро стал регулярно посещать занятия, но в этой регулярности было какое-то ожесточение. Раньше занятия всегда приводили его в дурное настроение, теперь же он именно в них искал, казалось, спасения от себя самого. С тех пор как Бинодини полностью посвятила себя уходу за больной, еда подавалась не вовремя, кучер куда-то исчезал, на носках появились дырки; но теперь весь этот беспорядок не казался ему забавным. Даже чистое белье он перестал получать. Если какая-нибудь нужная вещь не находилась, Мохендро уже не забавляла нерасторопность и неумение Аши.

— Чуни, сколько раз я говорил тебе, чтобы ты пришивала мне пуговицы на чистой одежде, — и до сих пор никакого толку от тебя не добьюсь! После купанья я еще должен терять два часа на то, чтобы разыскать все и пришить пуговицы.

Аша, бледнея от стыда, виновато говорила:

— Я же сказала служанке.

— Сказала! Ничего бы не случилось, если бы и сама руку приложила. О, если бы у тебя хоть что-нибудь получалось!

Для Аши эти слова были ударом грома среди ясного неба. Никогда еще Мохендро не отчитывал ее так. У нее язык не повернулся сказать, что он сам же мешал ей учиться хозяйничать. Ей и в голову не пришло оправдаться или сказать, что для всего нужны навыки и опыт. Она сама считала, что не годна ни на какое дело из-за врожденной неспособности и тупости. И когда Мохендро, рассердившись, поставил ей в пример Бинодини, она приняла это покорно и без зависти.

Аша слонялась возле комнаты больной свекрови, иногда нерешительно подходила к двери и останавливалась у порога. Она очень хотела стать полезной, — хотела что-нибудь сделать, но никто не просил ее помощи. Аша не знала, как приступить к делу, как найти свое место в семье. Напуганная собственной беспомощностью, она оставалась вне этой семьи. С каждым днем терзания бедной женщины становились все невыносимее. Она сама не могла отдать себе ясного отчета в своих непонятных страхах, неясных опасениях. Чувствовала, что собственными руками губит свое счастье, но как это случилось, почему все вокруг рушится и чем можно поправить дело — этого она не знала. Бывали минуты, когда ей хотелось закричать в исступлении: «Ну да, я недостойная, неспособная, — другой такой тупицы нет на свете! »

Раньше Аша и Мохендро любили уединяться в каком-нибудь укромном уголке дома. Иногда они разговаривали, иногда молчали, но всегда бывали счастливы. Теперь же, когда в отсутствие Бинодини Мохендро приходилось оставаться с глазу на глаз с Ашей, он не знал, о чем говорить с ней. Наступало тягостное молчание.

— Кому это письмо? — спросил однажды Мохендро привратника, увидев в его руке конверт.

— Бихари-бабу.

— Кто передал?

— Госпожа Бинодини.

— Дай-ка сюда. — Мохендро взял письмо. Как ему хотелось вскрыть его! Но, повертев конверт в руках, он небрежно вернул его привратнику. Если бы он открыл письмо, то прочел бы там: «Тетя ни ячменя, ни саго есть не хочет. Можно ли ей давать сегодня гороховый суп? » Бинодини никогда не обращалась к Мохендро с такого рода вопросами, она полагалась только на Бихари.

Некоторое время Мохендро беспокойно ходил взад и вперед по веранде. Пройдя в комнату, он заметил, что у одной из картин почти перетерлась веревка и картина висит криво.

— Ничего-то ты не видишь! — резко бросил он Аше. — Так скоро все в доме пойдет прахом.

Букет, который Бинодини поставила в бронзовую вазу, все еще стоял там, хотя уже давно завял. В другое время Мохендро и не заметил бы этого, но только не сегодня!

— Если Бинодини не выбросила, значит и выкинуть больше некому! — крикнул он и, схватив вазу с цветами, швырнул ее за дверь. Было слышно, как она со звоном покатилась по ступеням.

«Почему Аша не становится такой, какой я хочу ее видеть? Почему она ничего не делает так, как я хочу? Почему она так бесхарактерна, что не может сама руководить мной в супружеской жизни и всегда во всем только потакает мне? » — так думал Мохендро в ту минуту. Но вдруг Аша побелела, губы ее задрожали, и она с плачем выбежала из комнаты.

Мохендро медленно вышел, поднял вазу и поставил ее на место. Потом он сел в кресло и долго сидел так, опустив голову на руки.

Сгустились сумерки, в комнату внесли лампу. Аши все не было. Мохендро поднялся на крышу и стал нетерпеливо расхаживать взад и вперед. Пробило девять, в полупустом доме стало тихо, как ночью. Аша все не шла. Мохендро послал за ней. Послышались нерешительные шаги, и, войдя, Аша остановилась у двери, Мохендро подошел и привлек ее к себе, Аша судорожно разрыдалась на груди мужа. Она не могла остановиться, слезам, казалось, не будет конца, плач переходил в громкие рыдания, Аша и не пыталась удержать их. Прижав жену к груди, Мохендро целовал ее волосы...

С молчаливого неба на них смотрели притихшие звезды.

Ночью, сев на постели, Мохендро говорил ей:

— У нас начинаются ночные дежурства, поэтому какое-то время мне придется жить в колледже.

«Все еще сердится, — подумала Аша. — Неужели он уходит оттого, что рассердился на меня? Это я своей глупостью выживаю мужа из дома! Лучше бы мне умереть! »

Но по тому, как Мохендро держался, не было заметно, чтобы он продолжал сердиться на нее. Долго, не говоря ни слова, он прижимал к груди головку жены, пропуская сквозь пальцы ее распущенные волосы. Раньше, в те счастливые далекие дни, Мохендро часто, вот так же как теперь, распускал ей волосы, хотя она и противилась этому. Сегодня Аша не сопротивлялась. Она замерла от счастья. Вдруг ей на лицо упала слеза, она услышала прерывающийся от нежности голос Мохендро:

— Чуни!

Аша молча обвила руками его шею,

— Я виноват перед тобой, прости меня.

Прикрыв рот мужа своей гибкой и нежной, как цветок кусума, рукой, Аша сказала:

— Нет, нет, не говори глупостей! Ты ни при чем. Я сама причина всех бед. Накажи меня, как последнюю служанку, я буду только счастлива.

На заре, перед тем как уйти, Мохендро сказал:

— Чуни, сокровище мое, ты одна будешь царить в моем сердце, никому я не позволю вытеснить тебя оттуда.

Тогда Аша, решившись мужественно перенести разлуку с мужем, предъявила ему свое скромное требование:

— Пиши мне каждый день по коротенькому письму, хорошо? — попросила она.

— А ты будешь отвечать?

— Разве я сумею!

Мохендро ласково притянул ее к себе.

— Ты пишешь лучше, чем Окхой Кумар Дотто — тот, кто написал «Чарупатх».

Перед тем как проводить Мохендро, Аша, как умела, принялась сама укладывать его вещи. Пальто Мохендро оказалось очень трудно сложить, а в чемодан оно вообще не хотело помещаться. С грехом пополам, вдвоем, они кое-как уложили пальто. Чемодан стал тяжелее вдвое. Вещи, которые оставались, пришлось увязать отдельными свертками. Аше было стыдно своего неумения, но эти шумные сборы и шутливые пререкания, казалось, перенесли их к счастливым ушедшим дням. Она позабыла даже, что это — приготовления к отъезду. Кучер уже раз десять напоминал Мохендро, что экипаж подан, но тот не обращал внимания. В конце концов Мохендро приказал ему распрячь лошадей.

Утро сменилось днем и день — вечером. Только тогда, наконец, после взаимных наставлений беречь здоровье и обещаний непременно писать друг другу, они нежно распрощались.

Раджлокхи стало лучше, и после двух дней, проведенных в постели, она впервые решила встать. Завернувшись в теплую шаль, она играла в карты с Бинодини, когда Мохендро вошел в комнату и, даже не взглянув на Бинодини, сказал:

— Мама, сейчас у нас ночные дежурства. Поэтому я пока буду жить в колледже. С сегодняшнего дня я переезжаю туда.

— Поезжай, — обиженно отвечала Раджлокхи. — Конечно, если это нужно для занятий — зачем тебе оставаться дома?

Хотя она была уже совсем здорова, но, узнав, что Мохендро уезжает, снова почувствовала себя больной и слабой.

— Передай мне подушку, дочка, — обратилась она к Бинодини.

Она прилегла, и Бинодини стала успокаивающе гладить ее плечи.

Мохендро хотел проверить пульс, но Раджлокхи отстранила его:

— Пульс очень слабый, ты не найдешь его. Но я здорова, не беспокойся.

В изнеможении она откинулась на подушки.

Мохендро низко склонился перед Раджлокхи и ушел, так и не сказав Бинодини ни слова на прощанье.

Бинодини не понимала, в чем дело. «Что это? Обида, досада или страх? — спрашивала она себя. — Хочет показать, что я ему безразлична? Уезжает. Что ж, посмотрим, сколько он выдержит! »

На душе у Бинодини было неспокойно. Теперь сети, которыми она опутывала Мохендро, ослабнут, а стрелы ее кокетства не будут достигать дели. Если Мохендро какой-то срок побудет вне дома, его опьянение скоро пройдет. Аша, которая оставалась в доме, не могла причинить Бинодини никакого вреда. Забота и нежность Мохендро к Аше всегда больно ранили лишенную радостей любви Бинодини. Поэтому отъезд Мохендро одновременно и терзал ее, и доставлял ей жгучую радость. Бинодини не могла как следует разобраться, любит она или ненавидит этого Мохендро, который лишил ее места в жизни, — Мохендро, который отверг такую женщину, как она, ради глупенькой, пустой Аши. Бинодини еще не знала, будет ли она жестоко мстить ему, или отдаст свое сердце. Мохендро зажег в ее душе пламя, и она сама не могла понять, был ли то огонь ненависти, огонь любви или и то и другое вместе.

«Ни одной женщине, наверное, не случалось бывать в таком положении, — говорила она себе с горькой усмешкой. — Сама ведь не знаю, чего мне больше хочется: погибнуть или его погубить». Но и для того и для иного ей нужен был Мохендро. Ей не было иного спасения из пылающего, отравленного мира своей души. «Мохендро должен вернуться. Он мой! » — повторяла она про себя.

Вечером Аша принялась за уборку. В комнате Мохендро она протерла кресло, спинка которого была вся в пятнах от его напомаженной головы; вытерла заваленный бумагами стол, книги, картины. Так, перебирая вещи Мохендро, перекладывая их с места на место, Аша коротала этот одинокий вечер, Бинодини тихо вошла и стала рядом с ней. Аша немного смутилась, перестала убираться и сделала вид, будто что-то ищет.

— Что с тобой, дорогая? — с тревогой воскликнула Бинодини.

— Ничего. — Аша скривила губы в усмешку.

Тогда Бинодини обняла ее и спросила:

— Скажи мне, почему твой муж так внезапно уехал?

Аша вздрогнула.

— Ты же знаешь. Уехал потому, что ему нужно быть в колледже...

Бинодини взяла Ашу за подбородок и, как будто с искренним сочувствием, долго и внимательно всматривалась в ее лицо. Потом глубоко вздохнула.

Сердце Аши сжалось. Она ведь считала себя глупой, а Бинодини — умницей! Когда Аша увидела выражение лица Бинодини, весь мир померк в ее глазах. Она не решалась ни о чем расспрашивать и молча опустилась на тахту, Бинодини, присев рядом, крепко обняла ее и прижала к своей груди. В ее объятиях Аша не выдержала и разрыдалась. Под окнами слепой нищий пел под аккомпанемент тамбурина:

О, благослови меня, мать!

О, спаси, избавленье дающая!

Бихари хотел зайти в комнату Мохендро, но замер на пороге. Он увидел Ашу, плачущую в объятиях Бинодини, которая нежно утирала ей слезы. Бихари поспешил войти в соседнюю пустую комнату. Там он сел и, обхватив голову руками, попытался догадаться, почему Аша плачет. Какое чудовище заставило плакать ее, эту девочку? Она же сама не в состоянии причинить кому-нибудь хоть малейшее зло! Он видел, как утешала ее Бинодини, и поверил, что ошибся в этой женщине. «Участлива, внимательна, бескорыстно верна подруге — настоящая богиня, сошедшая на землю», — думал он.

Бихари долго сидел в темноте. Наконец, когда песня слепого за окном смолкла, он, покашливая, появился на пороге комнаты. Аша закрылась с головой покрывалом и поспешно вышла.

Едва Бихари вошел, как Бинодини воскликнула:

— Что с вами, Бихари-бабу? Вы не больны ли?

— Нет.

— Почему у вас красные глаза?

— Биноди-ботхан, куда делся Мохендро? — спросил Бихари, не отвечая на ее вопрос.

Бинодини сразу сделалась серьезной.

— Я слышала, у него много работы в больнице, поэтому он сейчас переехал туда, в колледж. Разрешите мне пройти, Бихари...

Стоя на пороге, Бихари по рассеянности загородил выход. Он очнулся от своих мыслей и поспешно отошел в сторону. Только сейчас ему вдруг пришло в голову, что в глазах посторонних разговаривать с Бинодини в темноте и наедине было просто неприлично. Бинодини уже собиралась выйти, когда Бихари торопливо сказал:

— Биноди-ботхан, берегите Ашу. Она так проста, у нее и в мыслях не может быть обидеть кого-нибудь, а себя уберечь от ударов судьбы она ведь не умеет...

В темноте Бихари не видел, как молния ненависти скользнула по лицу Бинодини. Наконец-то она поняла, что из них обеих Бихари сочувствует одной только Аше! Бинодини для него — ничто! «Защищать Ашу, убирать тернии с пути Аши, заботиться о счастье Аши — этим он только и дышит! Уважаемый господин Мохендро женился на милой Аше, которая «так проста», вот поэтому Бинодини должна дичать среди обезьян в джунглях Барашата! Уважаемый господин Бихари не может равнодушно видеть, как Аша плачет, и поэтому Бинодини должна быть всегда готова утирать ей слезы! О, когда-нибудь она заставит и этого Мохендро и этого Бихари ползать за ней в пыли вместе с ее тенью! Аша — и Бинодини! Разве их можно сравнивать! » Злая судьба не давала красоте Бинодини одержать полной победы ни над одним мужским сердцем, и раскаленные стрелы этой красоты сделались теперь смертельными.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒