Рабиндранат Тагор 1 страница

Стр 1 из 14Следующая ⇒

Рабиндранат Тагор

Песчинка

Роман

Рабиндранат Тагор,

«Песчинка», роман, 1903 г.

Перевод с бенгальского

Е. Смирновой и И. Толстых

под редакцией Дж. Литтона

Государственное Издательство

Художественной Литературы

Москва 1959 г.

Аннотация

Какая она, любовь Индии, описанная более ста лет назад? Или и тогда, как и сейчас – чужая женщина в доме, даже если она дальняя родственница, молодая, одинокая, более опытная в ведении хозяйства и обращении, чем юная и неумелая жена, создает проблемы? «Чокер бали», «песчинка в глазу» – такое прозвище выбрала она себе, и жажда любви иссушила ее сердце.

Ее игра в любовь смущает и заставляет страдать Мохендро, проводящего дни и ночи с Ашей, предназначавшейся в невесты его другу Бихари и ставшей его женой. Ведь он привык к исполнению всех своих желаний! Теперь ему нужно решить, что важнее: любовь, верность, предательство, измена… или все-таки любовь, как запечатленный на его устах страстный, ароматный, словно прикосновение цветка, поцелуй?

Хоримоти, мать Бинодини, поделилась своей заботой с Раджлокхи. Обе они были из одной деревни и в детстве часто играли вместе.

Раджлокхи принялась уговаривать сына,

— Мохим, — говорила она, — нужно выручить бедную девочку. Я слышала, она очень красивая и умная. Теперешним молодым людям как раз такие и нравятся.

— Молодых людей и без меня хватает, — отозвался Мохендро.

— Ты просто невыносим! Ну почему ты так упорно не хочешь говорить о женитьбе?

— Не нужно на меня сердиться, мама, поговорим лучше о чем-нибудь другом.

Мохендро рано потерял отца. Поэтому к матери он относился с особенной нежностью, — не так, как другие юноши его возраста. Ему шел двадцать второй год, он уже окончил школу и изучал медицину, но его привязанность к матери с годами не стала меньше. Он напоминал детеныша кенгуру, которого и после рождения мать продолжает носить с собой. Мохендро не умел ни поесть, ни отдохнуть без помощи матери. И теперь, когда Раджлокхи стала настойчиво уговаривать его жениться на Бинодини, он в конце концов уступил:

— Хорошо, я зайду к ее родителям, посмотрю на нее.

Но когда пришел назначенный день, он сказал:

— Зачем мне ее видеть? Я ведь женюсь ради тебя, — не все ли мне равно, красавица она или урод.

В его голосе слышалось легкое раздражение. Но Раджлокхи была уверена, что в момент «благоприятного взгляда»[1] Мохендро останется доволен, вкус сына несомненно совпадает с ее собственным. Поэтому она уверенно назначила день свадьбы. Однако Мохендро день ото дня делался все мрачнее и беспокойнее. Наконец, уже незадолго до свадьбы, он заявил, что не намерен жениться.

С детства судьба и люди баловали Мохендро, капризный поток его желаний не встречал препятствий на своем пути. Мохендро не выносил давления чужой воли. Теперь же, связанный собственным словом и отношением других людей, он чувствовал беспричинное отвращение к этой женитьбе. Это чувство все нарастало, пока не настал день, когда он наотрез отказался выполнить свое обещание.

У Мохендро был близкий друг Бихари. Он называл Мохендро старшим братом, а Раджлокхи — матерью. Сама же Раджлокхи представляла себе Бихари чем-то вроде неуклюжей баржи, навсегда привязанной к пароходу — Мохендро. По-своему она любила его. К нему-то и обратилась она, когда Мохендро отказался жениться.

— Сынок, — сказала она, — придется тебе как-то уладить это дело; бедная девушка...

— Ну что я могу сделать, мама? — умоляюще возразил Бихари. — Я мог съедать сладости, которые ему не нравились, но ведь сейчас речь идет о девушке... Нет, это невозможно.

«Где уж Бихари жениться! — снисходительно подумала Раджлокхи. — Он все время с Мохимом, ему и в голову не придет обзаводиться семьей».

Отец Бинодини не был особенно богат, но для своей единственной дочери он нанял «мэм»[2] из миссионерок и очень заботился о том, чтобы девочка научилась грамоте и рукоделию. Шли годы, девушка стала невестой, но отец как бы не замечал этого. Когда он умер, овдовевшая мать оказалась в весьма затруднительном положении с выбором жениха — и денег нет, и дочка совсем взрослая.

После того как Мохендро, а за ним и Бихари отказались жениться, Раджлокхи сама устроила свадьбу Бинодини с сыном своего дальнего родственника из деревни Барашат. Вскоре Бинодини овдовела. Мохендро, смеясь, сказал тогда: «Хорошо, что я не женился на ней. Если бы моя жена стала вдовой, меня определенно не было бы на свете».

Прошло года три, и однажды между матерью и сыном произошел следующий разговор:

— Люди осуждают меня, сынок.

— За что? Что ты им сделала?

— Болтают, будто я не ищу тебе невесту, потому что боюсь, как бы ты не разлюбил меня, когда женишься.

— Что же, — ответил Мохендро, — может, они и правы. Если бы я был на месте матери, ни за что не позволил бы своему сыну жениться!.. Пусть себе сплетничают соседки!

— Нет, вы только послушайте, что он говорит, этот мальчик! — рассмеялась Раджлокхи.

— Жена войдет в дом — сразу мужа приберет к рукам, — продолжал Мохендро. — О своей матери, такой заботливой, такой любящей, он и не вспомнит! Может, ты и хочешь этого, я — не хочу!

Раджлокхи в душе ликовала.

— Послушай, медж-боу[3], — окликнула она свою родственницу, тоже вдову, — нет, ты только послушай, что говорит мой Мохим: он не хочет жениться, чтобы жена не стояла между ним и матерью. Ты слышала что-нибудь подобное?

— Все хорошо в свое время, — отвечала тетушка Оннопурна, — Мохиму пора перестать цепляться за материнский подол, пора жениться, зажить своим домом. По-моему, наоборот, стыдно, что он ведет себя как малый ребенок.

Этот ответ не понравился Раджлокхи, и она ответила довольно прозрачным и колким намеком:

— Чего ж тут стыдиться, если сын любит меня сильнее, чем другие сыновья — своих матерей? Конечно, если б у тебя был сын, тогда б ты поняла чувства мальчика.

Раджлокхи думала, что в Оннопурне говорит зависть бездетной женщины к счастливой матери взрослого сына.

— Я бы не стала вмешиваться, ты ведь сама завела этот разговор, — только и могла сказать Оннопурна.

— И вообще почему тебя так беспокоит, что Мохим не желает жениться? Если я одна сумела вырастить сына, в люди его вывести, то и теперь прекрасно смогу сама о нем позаботиться — обойдусь без советчиков.

Оннопурна не ответила ни слова и ушла чуть не плача. Мохендро был расстроен этим разговором; вернувшись с занятий пораньше, он зашел к тетке. Юноша прекрасно знал, что Оннопурна сказала так, желая ему добра. У его тетушки была сирота племянница. Одинокая женщина втайне мечтала выдать девушку за него, чтобы постоянно жить рядом с племянницей. И, хотя Мохендро был против женитьбы, заветное желание тетки казалось ему понятным и трогательным.

Когда он зашел к Оннопурне, уже смеркалось. Тетушка сидела в своей комнате у окна. Лицо ее было бледно, глаза сухи. Ее ужин стоял рядом, но она не притрагивалась к еде.

Немного нужно было, чтобы растрогать Мохендро. Вот и теперь, стоило ему взглянуть на тетку, как его глаза наполнились слезами. Подойдя ближе, он ласково окликнул ее:

— Тетушка!

— Входи, входи, Мохим, садись, — проговорила она, пытаясь улыбнуться.

— Я очень проголодался, дай мне что-нибудь поесть, тетя.

Поняв хитрость Мохендро, Оннопурна сама с трудом удержала слезы. Они поужинали вместе.

Сердце Мохендро совсем размякло от жалости. В конце обеда, поддавшись минутному порыву, он вдруг сказал:

— Тетя, познакомь меня как-нибудь со своей племянницей, ты столько говорила мне о ней.

Сказал — и сразу перепугался.

Оннопурна улыбнулась.

— Ты что, снова захотел жениться, Мохим? — спросила она.

— Нет, нет, — поспешно воскликнул Мохендро. — Я стараюсь не для себя, а для Бихари. Назначь только день смотрин.

— Да разве может выпасть на ее долю подобное счастье! — вздохнула Оннопурна. — Такие, как Бихари, не про нее.

Выходя от тетки, Мохендро у самых дверей столкнулся с матерью.

— О чем это вы так долго совещались, Мохендро? — спросила она.

— Ни о чем. Просто я заходил, чтобы взять у нее пан[4].

— Пан для тебя есть в моей комнате.

Мохендро ничего не ответил.

Раджлокхи заглянула к Оннопурне и, увидев ее опухшие от слез глаза, вообразила невесть что.

— Чего ты пристала к моему сыну? — прошипела она и, не слушая оправданий Оннопурны, пошла прочь.

Мохендро почти забыл разговор о смотринах, но Оннопурна помнила о нем. Она отправила письмо в Шембаджар, к дяде, у которого воспитывалась ее племянница, и в письме назначила день смотрин.

Услышав об этом, Мохендро спохватился.

— Зачем ты так поторопилась, тетя, — укорял он ее. — Ведь Бихари-то еще ничего не знает.

— Как «не знает»? — забеспокоилась Оннопурна. — Что теперь подумают опекуны девочки, если он не придет?

Тогда Мохендро рассказал обо всем Бихари.

— Сходи посмотри, — уговаривал он Бихари, — не понравится, никто ведь не станет неволить тебя.

— Что ты! Я же не смогу отказаться! — воскликнул Бихари. — У меня язык не повернется сказать про племянницу тети Оннопурны «не нравится».

— Ну вот и хорошо!

— Ты нечестно поступаешь, Мохим. Сам остаешься свободным, а на меня взваливаешь такую тяжесть. Мне очень не хочется огорчать тетю Оннопурну.

Слегка смутившись, Мохендро раздраженно спросил:

— Так что же ты собираешься делать?

Бихари относился к Оннопурне с большим уважением, поэтому он ответил Мохендро:

— Придется жениться, больше мне делать нечего, если ты от моего имени уже обнадежил тетю. Только торжественные смотрины устраивать не к чему.

Оннопурна сама пригласила к себе Бихари.

— Что ж это такое, сынок! — сказала она. — Как можно жениться, не взглянув на невесту. Если она тебе не понравится, так и скажи.

В назначенный день Мохендро, придя с занятий, попросил мать достать ему шелковую куртку и лучшее дхоти.

— Зачем? — спросила Раджлокхи. — Идешь куда-нибудь?

— Так нужно, мама, я потом тебе все объясню. Доставай скорее, — торопил Мохендро.

Хотя он шел на чужие смотрины, он не мог не принарядиться. Мохендро смазал волосы помадой и надушил одежду.

Наконец двое друзей отправились в гости.

Дядя невесты, Онукул-бабу, нажил большое состояние, и его трехэтажный дом, окруженный садом, возвышался над всем кварталом. После смерти своего обедневшего брата он взял сироту племянницу к себе в дом. Оннопурна очень просила дать девочку на воспитание ей. Это было бы удобно, так как сократило бы его расходы. Но что скажут люди? И, опасаясь за свою репутацию, Онукул-бабу не только наотрез отказался отдать племянницу, но никогда не отпускал ее даже погостить у тетки. Вот насколько бережно относился Онукул-бабу к своей чести!

Подошло время, когда нужно было подумать о свадьбе девушки. Слова «по заботам и воздастся» не подходят к такому делу, как свадьба: ведь после всех забот приходится не ждать какого-то воздаяния за них, и идти, ко всему прочему, еще и на свадебные расходы. Как только разговор заходил о приданом, Онукул говорил: «У меня самого дочь растет, откуда мне одному взять столько денег? » Так шло время, пока наконец на горизонте не появился благоухающий духами, разодетый Мохендро и с ним Бихари.

Был месяц чойтро[5]. День клонился к вечеру. На южной веранде гостей ждало серебряное блюдо с фруктами и сладостями и серебряные стаканы с ледяной водой. Мохендро и Бихари нерешительно принялись за угощение. Внизу садовник поливал кусты и деревья; теплый весенний ветер, напоенный ароматом влажной земли, колыхал надушенный конец белого чадора[6] Мохендро. В соседней комнате был слышен приглушенный смех, шепот, перезвон украшений. Угостив гостей, Онукул-бабу, обернулся к двери, откуда доносились эти звуки, и позвал:

— Чуни, принеси-ка пан!

Дверь тихонько приоткрылась, и на веранду с пленительной застенчивостью вошла девушка. Она остановилась перед Онукулом-бабу, держа в руках коробочку с бетелем.

— Не смущайся, доченька, — сказал Онукул-бабу, — передай бетель гостям.

Девушка наклонилась и дрожащей рукой поставила коробочку перед Мохендро и Бихари. Луч заходящего солнца упал на ее смущенное личико и позволил Мохендро как следует разглядеть девушку.

Она хотела уйти, но Онукул-бабу остановил ее:

— Подожди, Чуни! Господин Бихари, это дочь моего младшего брата, Опурбы. Он умер. Теперь, кроме меня, у бедной девочки никого не осталось! — Он глубоко вздохнул.

Сердце у Мохендро сжалось. Он еще раз взглянул на сироту.

Никто не мог бы точно сказать, сколько ей лет. Родные говорили, что ей лет тринадцать, но девушке можно было дать все пятнадцать. Воспитанная в строгих правилах, она робко затаила в своем сердце пробуждавшуюся юность.

Растроганный Мохендро спросил:

— Как тебя зовут?

— Скажи свое имя, не стесняйся! — подбодрил ее Онукул-бабу.

Девушка потупилась и покорно ответила:

— Ашалота.

«Аша. Какое нежное имя! И голос какой приятный, — подумал Мохендро. — Сиротка Аша! »

Домой друзья шли пешком.

— Бихари, — начал Мохендро, — не отказывайся от этой девушки.

Бихари уклонился от прямого ответа:

— Она похожа чем-то на тетю Оннопурну: наверное, станет такой же умницей.

— Видно, «бремя», которое я взвалил на твои плечи, теперь уже не кажется тебе таким тяжелым, — заметил Мохендро.

— Да, — согласился Бихари, — я думаю, что смогу его вынести.

— Нет, зачем же! Если тебе это тяжело, я мог бы принять твою ношу на себя. Что ты на это скажешь?

Бихари пристально посмотрел на Мохендро и спросил:

— Ты это серьезно, Мохим? Отвечай честно. Если женишься ты, а не я, тетя еще больше обрадуется, — ведь тогда она все время жила бы рядом со своей племянницей.

— Ты с ума сошел! Если бы она действительно хотела этого...

Бихари не стал больше спорить и простился. Мохендро свернул с дороги на тропинку и медленно пошел к дому. Мать была занята приготовлением лучи[7]. Тетка еще не вернулась от Онукула-бабу. Мохендро поднялся на крышу и лег на циновку.

Над крышами и куполами Калькутты кудесничала полная луна.

Мать позвала его ужинать.

— Я сыт, и мне не хочется уходить отсюда, — лениво отозвался Мохендро.

— Может, принести наверх? — спросила Раджлокхи.

— Не надо. Я уже ел.

— Где же ты был?

— Это долгая история, расскажу как-нибудь потом.

Ошеломленная странным поведением сына, Раджлокхи хотела молча уйти, но Мохендро опомнился и, движимый раскаянием, сказал:

— Принеси мне поесть сюда, мама.

— Зачем же? Если тебе не хочется...

После недолгого препирательства Мохендро пришлось поужинать вторично.

Ночью юноша спал плохо. Едва рассвело, как он был уже у Бихари.

— Знаешь, друг, — сказал он, — я думаю, что раз уж этого так хочется тете Оннопурне, я женюсь на ее племяннице.

— Тут и раздумывать-то не стоило. Она ведь давала понять, что хочет этого.

— Вот-вот! Мне кажется, если я не женюсь на Аше, тетя огорчится!

— Конечно.

— Я думаю, будет очень нехорошо, если я расстрою ее, — продолжал Мохендро.

— Правильно! — с несколько преувеличенной горячностью подхватил Бихари. — Ты это верно сказал! Дело только за тобой. Правда, было бы лучше, если бы тебе пришло это в голову вчера.

— Днем раньше, днем позже, — какое это имеет значение! — воскликнул Мохендро.

Мысль о женитьбе, казалось, совершенно лишила его рассудка. Терпеливо ждать Мохендро был уже не в состоянии. «Лучше без лишних проволочек поскорее все устроить», — думал он.

— Мама, — заявил он Раджлокхи, — я решил исполнить твое желание и согласен жениться.

«Теперь понятно, зачем Оннопурна ездила к своей племяннице, и Мохендро так вырядился! — возмутилась про себя Раджлокхи. — И что за порядки на свете! Происки тетки оказались успешнее, чем непрестанные просьбы матери! » Вслух же она сказала:

— Хорошо, я подыщу тебе невесту.

— Невеста уже есть, — ответил Мохендро, — ее зовут Аша.

— А я говорю, она не подходит тебе! — воскликнула Раджлокхи.

— Почему же? Девушка она неплохая, — сдержанно возразил Мохендро.

— Она круглая сирота. Такая женитьба оскорбит наших родственников.

— Меня не особенно беспокоят огорчения родственников, а девушка мне очень нравится!

Упрямство сына еще больше ожесточило Раджлокхи. Она пошла к Оннопурне.

— Так это ты хочешь женить моего сына на какой-то безродной девчонке? — закричала она. — Хочешь отнять его у меня? Какая подлость!

Оннопурна расплакалась.

— Не было и речи о том, чтобы женить Мохима, — оправдывалась она, — он сам что-то выдумал! Я тут ни при чем!

Раджлокхи не поверила ей. Тогда Оннопурна позвала Бихари.

— Ведь все уже было как будто решено, зачем ты запутал дело, — воскликнула она со слезами на глазах. — В каком положении оказываюсь я! Скажи же, что ты согласен жениться. Девушка она хорошая и тебе ровня!

— Ты могла бы и не говорить мне всего этого, тетя, — почтительно ответил Бихари, — дело ведь идет о твоей племяннице, и ни о каком отказе речи быть не может. Но, Мохендро...

— Нет, нет, сынок, — прервала его Оннопурна, — ей никак нельзя выходить за Мохендро! Правду тебе говорю, больше всего я бы хотела видеть Ашу твоей женой. За Мохендро я ее не отдам!

— Если так, тетя, то все улажено. Мама, — обратился он к Раджлокхи, — моя свадьба с Ашей дело решенное! Женщин-родственниц у меня нет, поэтому мне приходится забыть о приличии и самому сообщать вам об этом.

— Ну что ж, Бихари, — сказала Раджлокхи, — я очень рада. Девушка — настоящая Лакшми[8], она достойна тебя. Только теперь уже не отказывайся от нее!

— Зачем же? Мохим сам нашел мне невесту.

Препятствия на пути к задуманной женитьбе лишь сильнее подзадорили Мохендро. Рассердившись на мать и тетку, он ушел ночевать в студенческое общежитие.

Раджлокхи с плачем прибежала к Оннопурне.

— Сестра, сестра, — говорила она, — Мохендро обиделся и ушел из дома, — верни мне его!

— Потерпи, диди[9], — успокаивала ее Оннопурна. — Пройдет несколько дней, и от его обиды следа не останется, он сам вернется.

— Ты не знаешь Мохима, — причитала Раджлокхи. — Он не успокоится, пока не получит то, чего хочет. Ничего, видно, не поделаешь. Придется твою племянницу...

— Это невозможно, диди, — прервала ее Оннопурна, — уже все решено. Она будет женой Бихари.

— Еще можно все изменить, позови Бихари.

— Сынок, — сказала она, когда Бихари пришел, — я найду для тебя хорошую невесту, а эту девушку ты оставь: она не для тебя.

Тогда Раджлокхи снова обратилась к Оннопурне:

— Прошу тебя, скажи сама Бихари. Он согласится с тобой.

— У меня язык не поворачивается просить тебя, Бихари, — проговорила Оннопурна. — Но что поделаешь! Я была бы очень счастлива, если бы именно ты женился на Аше, но видишь сам...

— Я все понял, тетя. Будет так, как ты скажешь. Но впредь никогда больше не уговаривай меня жениться. — С этими словами Бихари ушел.

Глаза Оннопурны наполнились слезами, она поспешно смахнула их. Снова и снова бедная женщина твердила себе: «Что ни делается, все к лучшему».

Так в мелких тайных схватках между Раджлокхи, Оннопурной и Мохендро незаметно подошел день свадьбы. В доме зажгли яркие лампы, мелодично запели флейты. Сластей было вдоволь.

Аша, стройная и нарядная, с личиком стыдливым и восхищенным, вступила в свою новую семью. Не предчувствовало ее замиравшее от счастья юное сердце, что в этом гнездышке могут быть шипы. Наоборот, радостная уверенность в том, что теперь она будет всегда рядом с заменившей ей мать Оннопурной, отогнала прочь все опасения и страхи.

После свадьбы Раджлокхи позвала к себе Мохендро.

— Я думаю, — сказала она, — твоей жене лучше еще некоторое время пожить у дяди.

— Почему? — спросил Мохендро.

— У тебя сейчас экзамены, это может помешать твоим занятиям.

— Я не ребенок, мама. Я сам знаю, что для меня лучше, что хуже.

— Так ведь это же ненадолго, сынок, не больше, чем на год.

— Если бы у нее были родители, можно было бы послать ее к ним, но я не хочу оставлять Ашу в доме дяди.

— Горе мне! Но что поделаешь! — воскликнула Раджлокхи словно про себя. — Он ведь теперь хозяин, а я только свекровь, я — никто! Вчера женился, и уже такая любовь! В наше время юноши тоже женились, но такой развязности, такой слепой любви тогда и в помине не было.

— Не беспокойся, мама, на экзаменах это не отразится, — уверенно сказал Мохендро.

Раджлокхи с увлечением принялась учить невестку хозяйничать. Дни Аши протекали в кладовых, на кухне, в молельне. На ночь Раджлокхи брала ее к себе — чтобы девушка не чувствовала себя одинокой вдали от родных.

Как невыносимо обидно бывает мальчику, когда кто-то, более сильный, отбирает у него сахарный тростник, не дав насладиться его соком! Точно в таком же положении чувствовал теперь себя Мохендро. Разве мог он равнодушно видеть, как у него на глазах вся прелесть его молодой жены растрачивается на мелочи хозяйственных забот!

Придя как-то к Оннопурне, он сказал:

— Тетя, я не могу видеть, как мать изводит Ашу.

Оннопурна знала, что Раджлокхи совсем замучила Ашу, но она все же попыталась успокоить Мохендро.

— Что ты, Мохим! — сказала она. — Научить ее вести хозяйство необходимо. Хорошо, что она занимается этим. Разве лучше быть такими, как теперешние девицы, которые только романы читают, вышивают коврики и растут белоручками?

— Плохо это или хорошо, но современная девушка должна быть современной, — с жаром возразил Мохендро. — Я не увижу ничего смешного и обидного в том, что моя жена получит от чтения такое же удовольствие, как и я.

Раджлокхи, услышав голос сына в комнате Оннопурны, бросила все дела, вошла к ним и ехидно спросила:

— Что здесь такое? О чем это вы все совещаетесь?

— Ни о чем, мама, — взволнованно ответил Мохендро. — Я не могу позволить, чтобы ты превращала Ашу в служанку.

Раджлокхи, подавив закипавшую ярость, проговорила медленно и язвительно:

— Так что же прикажешь с ней делать?

— Я сам займусь ее образованием.

Ничего не ответив, Раджлокхи быстро вышла и через минуту вернулась, ведя за руку Ашу. Она поставила девушку перед Мохендро и сказала:

— Вот тебе твоя жена, можешь учить ее!

Затем она повернулась к Оннопурне и, сложив руки, с преувеличенным смирением проговорила:

— Уж ты прости меня! Позабыла о знатности твоей племянницы: запачкала ее нежные ручки кухонной посудой. Уж, пожалуйста, отмой ее, приодень и вручи Мохиму. Пусть она усядется за книги, а служанкой в доме буду я.

С этими словами Раджлокхи ушла в свою комнату, громко хлопнув дверью.

Аша, не понимая причины этой внезапной домашней бури, побледнела от стыда и страха.

«Довольно! — сказал себе раздраженный Мохендро. — Пора мне самому позаботиться о жене».

Когда желание совпадает с чувством долга, результат получается такой же, как от встречи ветра с огнем. Занятия, экзамены, дружба и долг — все было забыто. Мохендро занялся образованием жены и не обращал внимания ни на другие дела, ни на людей.

Оскорбленная Раджлокхи говорила себе: «Если бы сейчас, раскаявшись, Мохендро с женой пришел ко мне, я и не взглянула бы на них! Посмотрим, как-то он обойдется без матери! »

Но шли дни, а у дверей все не раздавались виноватые шаги раскаявшихся. Раджлокхи была уже готова простить их, если они придут. Но они не шли. Тогда Раджлокхи решила сама пойти к молодым. Если сын обиделся, разве мать тоже должна сердиться?

В углу, на крыше третьего этажа, была небольшая комнатка, где Мохендро спал и занимался. Эти последние несколько дней Раджлокхи не чистила ему одежду, не убирала кровать, не вытирала пыль. И оттого, что она пренебрегла привычными материнскими заботами, сердце ее болело, на душе лежал камень. Как-то после полудня она подумала: «Мохендро еще на занятиях, пойду-ка уберу пока его комнату. Вернется — сразу же узнает руку матери». Она поднялась по лестнице. Дверь в комнату Мохендро была приоткрыта. Дойдя до двери, Раджлокхи вздрогнула и остановилась, будто ее укололи. На постели лежал Мохендро, спиной к двери сидела Аша и тихонько поглаживала ноги спящего мужа.

Увидев в ярком свете полуденного солнца эту картину супружеского счастья, Раджлокхи вся сжалась от стыда и горькой обиды и неслышно сошла вниз.

В засуху нива сохнет и желтеет, но прольется дождь — она не медлит ни секунды: поднимается, позабыв долгий голод, отбрасывает уныние, беззаботно и бесстрашно заявляет свои права на все огромное пространство поля. Так случилось и с Ашей. От тех, с кем ее связывали узы родства, она никогда не смела и ждать родственной любви. Теперь же, попав в чужую семью, она вдруг обрела родного человека, муж сам увенчал ее, бездомную сироту, короной Лакшми, и Аша приняла как должное свое высокое положение. Отбросив подобающую молодой жене скромность, она сразу заняла место рядом с мужем, сияя гордостью любимой жены. Раджлокхи увидела, что чужая девушка сидит около ее Мохима с таким дерзким видом, словно была всегда здесь. С невыносимой обидой ушла Раджлокхи. Не помня себя от возмущения, она бросилась к комнате Оннопурны.

— Иди-ка взгляни, как учится твоя принцесса, — крикнула она. — Если бы наши мужья были живы...

— Диди, сама учи свою невестку, — возразила Оннопурна, — сама ее наказывай. К чему ты мне рассказываешь об этом?

Голос Раджлокхи зазвенел, как натянутая и готовая лопнуть тетива.

— Вот как! Моя невестка?! Имея такую советчицу, как ты, она разве станет меня слушаться!

Тогда Оннопурна, нарочно громко ступая, чтобы разбудить молодых, поднялась наверх и вошла в комнату Мохендро.

— Ты зачем меня позоришь, негодница? — крикнула она Аше. — Ни стыда, ни совести у тебя нет! О времени позабыла, все хозяйство на старуху свекровь свалила, а сама здесь отдыхаешь? Несчастная я, зачем только тебя в этот дом привела! — Слезы бежали из глаз Оннопурны. Девушка молча стояла перед ней, опустив голову, и теребила край сари. Не выдержав, она тоже заплакала.

— Зачем ты зря бранишь ее, тетя, — вступился Мохендро. — Ведь это я удерживаю здесь Ашу.

— А ты разве хорошо поступаешь? Она девочка, сирота, матери не привелось научить ее, откуда ей знать, что плохо, что хорошо. Чему же ты ее учишь?!

— Вот видишь, я купил ей грифельную доску, тетради, книги. Я занимаюсь ее образованием. Неужели за это все должны осуждать меня? Не сердись, тетя.

— Не весь же день ей учиться. Достаточно будет, если ты станешь заниматься с ней по полчаса каждый вечер.

— Это не так просто, тетя. На ученье нужно много времени.

Недовольная Оннопурна ушла к себе. Аша в нерешительности хотела последовать за ней. Но Мохим встал и загородил дверь, не обращая внимания на робкую мольбу в нежных, влажных от слез глазах Аши.

— Мы проспали и потеряли время, любимая моя, — сказал он, — теперь надо его наверстать.

Может, кто-нибудь подумает, что Мохендро действительно не занимался потому, что проспал. Это не совсем так; под его руководством занятия проходили по такой системе, которой не одобрил бы ни один школьный инспектор.

Аша всецело доверилась мужу. Она, правда, думала, что ей будет трудно научиться писать. Но раз муж приказывает, значит нужно. Поэтому она, как могла, старалась привести в порядок свои рассеянные мысли. С серьезным видом усаживалась она на кончик тахты и, уткнувшись в учебник, покачивая головой, принималась что-то заучивать.

В другом конце комнатки, разложив на маленьком столе медицинские книги, сидел в кресле сам «господин учитель». Он то и дело смотрел на «ученицу», чтобы проверить ее внимательность. Проходило немного времени, и Мохендро неожиданно захлопывал книгу и звал:

— Чуни, пойди сюда.

Испуганная Аша поднимала голову.

— Принеси-ка мне книгу, — говорил он, — посмотрим, сколько ты прочла.

Аша пугалась, думая, что Мохендро сейчас начнет ее спрашивать, в то время как она еще совсем не была готова держать подобный экзамен. Ее рассеянный ум никак не желал поддаваться очарованию «Чарупатха»[10]. И как она ни старалась пополнить свои занятия насчет построек термитов, буквы расползались у нее перед глазами, как цепочки черных муравьев.

Услышав, что «учитель» зовет ее, Аша робко брала книги и с виноватым видом подходила к его креслу.

Мохендро одной рукой обнимал ее за талию, другой брал книгу и говорил:

— Сейчас посмотрим, сколько ты прочла.

Аша указывала строчку, на которой остановилась,

— Ого! Ты уже столько прочла? — удивленно говорил Мохендро. — А я — только столько. — И он показывал на заголовок какой-нибудь главы в учебнике.

— Что же ты делал все это время? — спрашивала Аша, широко раскрыв глаза от удивления.

— Думал об одном человеке, — отвечал Мохендро, беря Ашу за подбородок, — а этот самый человек забыл обо всем на свете, читая увлекательный рассказ о термитах.

12 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒