ЭЛЛА БОРИСОВНА 8 страница

– Совершенно случайно, поверьте мне, Нинель Максимовна! Я была в гостях у своей однокурсницы, и там оказался один тип с телевидения. Я даже не знала, кто он такой. Зашел разговор о старинных рецептах, ну я и рассказала, что моя бабушка вот так, а не иначе готовила какое‑ то блюдо, уж не помню какое. Этот телевизионщик меня услышал и пригласил попробоваться. Ну я и пошла, из чистого любопытства. А после пробной съемки вообще уехала из Москвы в Тунис, и вдруг мне туда звонят и вызывают для разговора с главным продюсером, ну и вот…

– Эллочка, это грандиозно! И мне так понравился ваш вид… А кстати, я никогда в жизни не пробовала перепелок. Это действительно вкусно?

Но Элла уже не успевала отвечать на ее вопросы – беспрерывно звонил телефон. Далеко не все из звонивших видели передачу. Только слышали о ней и клялись, что в следующую субботу непременно посмотрят, но безмерное удивление слышалось во всех голосах. Как такое могло случиться, что скромная юристка, да еще и толстая, попала на телевидение? Что‑ то тут не так! Подозрительно…

– Элла, это уже бремя славы! – заметила Нинель Максимовна.

– Да ну, какая слава? Один раз мелькнула на экране!

– Не говорите, в наше время этого бывает достаточно. Ну, не буду вам мешать.

Едва за ней закрылась дверь, как опять зазвонил телефон.

– Элла Борисовна? Меня зовут Елизавета Петровна, я работаю на радио. – Она назвала какой‑ то канал, но Элла не расслышала. – Элла Борисовна, мы хотели бы открыть кулинарную рубрику, пятиминутку, ежедневно, кроме субботы и воскресенья. Я видела вчера вашу программу, мне очень понравилось, все так просто, мило и уютно. Вы бы согласились приехать к нам, чтобы попробоваться, поговорить?

– Почему бы и нет? – засмеялась Элла. – Лиха беда начало!

– Знаете, у нас в студии вчера прорвало трубу, идет срочный ремонт, может, мы встретимся где‑ то на нейтральной территории… Пока лишь для предварительного разговора об условиях, ну и так далее. Мой шеф очень торопится. Не могли бы вы прямо сегодня?

– Могла бы. Мне даже лучше сегодня, я ведь завтра работаю.

– Тогда, если не сложно, приезжайте ко мне. Шеф живет рядом и придет тоже. Вы где живете?

– У метро «Профсоюзная».

– О, так мы соседи, я живу на улице Строителей, в красных домах, знаете?

– Это за театром Джигарханяна?

– Да, но я по старой привычке говорю, что живу на задворках «Прогресса», там раньше было кино «Прогресс»! Приходите часа в четыре, если вам удобно.

– Вполне.

– Вот и славно. Записывайте адрес и телефон.

Так, подумала Элла со смехом, Пузайцер меня

предупреждал, что подобное приглашение может последовать. Неужто все предсказания Пузайцера сбудутся? И я выйду замуж за ревнивого дурака? Да ну их всех, не хочу я ни за кого замуж! А за Воронцова? За Воронцова тем более! Зачем обрекать себя на такие муки? Он больше года торчал в Австралии, снимая коал. Я понимаю, ему плохо, умер отец, но ведь можно же набрать номер и сказать несколько слов: прости, у меня горе, но я о тебе не забыл. И все, достаточно. Но он такой же, как все… А откуда, интересно, Лирка узнала? Он ей позвонил, позвал на похороны? Или его мать? Да мало ли кто… Там наверняка полно родственников и знакомых, которым внезапная литературная карьера Лирки внушает почтение… Не желаю об этом думать, у меня самой начинается новая карьера! И если мое шоу останется в эфире, то по популярности я Лирку перешибу. Читают ведь не все, а едят – все без исключения! Фу, что за идиотские мысли в голову лезут! Какое мне дело до Лирки? Не хочу о ней даже вспоминать.

Радио… Мне нравится идея выступать на радио. Меня по крайней мере там не видно будет. А у женщины, которая звонила, очень приятный голос и манера говорить. Она немолодая, судя по тому, что назвала себя по имени‑ отчеству. Нынешние мальчики и девочки и себя называют просто по имени, и людей гораздо старше себя тоже. Линда, например.

Дверь ей открыла дама лет за пятьдесят. Элле ее лицо показалось знакомым, но кто это, она не могла вспомнить.

– Добрый день, Элла Борисовна, прошу вас, проходите, раздевайтесь. Садитесь, хотите кофе или чаю?

– Кофе, если можно. Черный.

– Хорошо! Я мигом!

Хозяйка вышла из комнаты, а Элла огляделась вокруг. Приятная интеллигентная обстановка, всюду книги, на широченных подоконниках множество цветов. И тут на стене она увидела фотографию – хозяйка дома рядом с мужчиной в каком‑ то кафе. Мужчину она узнала мгновенно и вспомнила, где видела Елизавету Петровну. Они вместе летели из Вены. Влюбленная пожилая пара… Элла тогда еще слегка позавидовала этой женщине, а в Шереметьеве выяснилось, что они просто тайные любовники. Какое отрешенно‑ усталое и неприятное лицо у него тогда было… А на фотографии просто сидят два человека, два немолодых человека, они даже не смотрят друг на друга, но всем совершенно ясно, что они влюблены… Как минимум.

– А вот и кофе! Знаете, Элла Борисовна, у меня странное ощущение, что я вас где‑ то видела.

– Вчера по телевизору?

– Нет‑ нет, это ощущение появилось как раз вчера.

– Какой чудный кофе! Только я не думала, что вы тогда меня заметили, – вырвалось у Эллы.

– Когда? – насторожилась Елизавета Петровна. – Мы действительно встречались?

– Да, в самолете из Вены. Я сидела через проход от вас.

– А… Да‑ да… Припоминаю…

– Простите за откровенность, я тогда даже позавидовала вам.

– И было чему! – улыбнулась хозяйка. – Я была счастлива целую неделю. И в самолете тоже. А в аэропорту…

– Я видела. Мне было больно за вас… Простите, я лезу не в свое дело…

– Нет‑ нет, мне приятно говорить об этом. Обычно просто не с кем. А хочется иной раз… поговорить… Но жалеть меня не надо. Я живу полной жизнью, у меня есть чудный сын, чудная невестка, внучка трех лет – очаровательное создание, у меня интересная работа… ну и любовь… Хоть я уже в таком возрасте. Мне пятьдесят четыре. Знаете, любовь, вероятно, нужна в любом возрасте…

Но тут явился ее шеф – и разговор о любви был прерван. Через час шеф убежал, оставив двух своих сотрудниц наедине. Да‑ да, Элла практически уже была сотрудником радиостанции. Ей предстояло вести там свою рубрику, которая должна выходить в эфир по будням ежедневно в дневное время и называться «Что приготовить на ужин? ». Идею предложил шеф, она давно у него возникла, – вероятно, его дома плохо кормят, когда он возвращается с работы, решила Элла. Он был еще молодой, лет тридцати двух, но совершенно затурканный.

– Элла, оставайтесь у меня, поужинаем вместе, поболтаем, – предложила Елизавета Петровна. – Я, конечно, не могу похвастаться кулинарными шедеврами, но мне привезли из Астрахани настоящую черную икру. Вы любите икру?

– Люблю, – улыбнулась Элла. Интересно, подумала она, с кем мама съест привезенную мною икру? И вспомнит ли обо мне? А впрочем, это неважно. Надо, наверное, было послать ей к Рождеству открытку. Но я так замоталась…

В уютной кухне они ужинали и говорили о предстоящей совместной работе.

– Я чувствую, что на такой марафон моих рецептов не хватит, придется засесть за поваренные книги.

– Только помните, рецепты должны быть попроще и подешевле, – смеялась Елизавета Петровна, пододвигая гостье большую стеклянную банку икры. – Ешьте, ешьте, не стесняйтесь, мне привезли литровую банку, вон сколько еще осталось!

Их разговору то и дело мешал телефон. Хозяйка отвечала, не скрывая своего раздражения, впрочем, не скрывала только от Эллы, ее собеседники не могли это заметить. Но вот, ответив на очередной звонок, она вдруг порозовела и с трубкой ушла в другую комнату. Наверное, он звонит, сообразила Элла. Она почему‑ то ощутила неприязнь к этому человеку. Но тут же сказала себе: что ты о нем знаешь? Елизавета Петровна быстро вернулась и решительно отключила телефон:

– Ну вот, можно и расслабиться, все необходимые звонки уже были. А остальные подождут. Имею я право в выходной день хоть немного отдохнуть? Знаете, пока он не позвонит, мне трудно жить.

– Он каждый день звонит?

– Нет. Каждый день у него не получается.

Но по выходным – обязательно. Он уходит надолго гулять с собакой и звонит мне по сотовому. Мне важно знать, что он жив‑ здоров. И ему тоже.

– Вы часто видитесь?

– Нет, не очень. Он занятой человек. Но два раза в год вырываемся на недельку или пять дней… и тогда уж наговориться не можем… Знаете, мы две половинки, которые разминулись в жизни. Хотя, вероятно, были предназначены друг для друга. Жизнь столько раз сталкивала нас, пока мы наконец не поняли, что это неспроста… Но поняли, когда что‑ то кардинально менять было уже невозможно. Простите, Элла, что я так вдруг с вами разоткровенничалась, но вы были невольным свидетелем, и это словно дает мне право нести всю эту чушь…

– Но почему же чушь?

– Вам это интересно?

– Господи, конечно! – искренне заверила ее Элла.

– Тогда я расскажу вам с самого начала, можно?

Элла кивнула в ответ.

– Мне было шестнадцать, а ему под тридцать, он ухаживал за моей старшей сестрой. Впервые он пришел на день ее рождения, а она родилась тридцать первого декабря… Это был день рождения и Новый год. У нас дома собралось много гостей, как обычно. В этот день у нас всегда было страшно весело, и Рита пригласила своего кавалера. Когда он позвонил, я побежала открывать.

И стоило мне его увидеть… И он тоже… Это была любовь с первого взгляда, хотя он был уже совсем‑ совсем взрослый. Мы ничего друг другу не сказали, но я все время ловила на себе его взгляд. Он был некрасивый, но… В нем, как сказала моя бабушка, было двести процентов мужика. Моя сестра не принимала его всерьез, он был, как ей казалось, неперспективный… И все равно, я не смела даже думать о нем. Меня так воспитали – чужое не тронь. К тому же выяснилось, что он женат, хоть и собирается разводиться… Словом, трудно придумать более неподходящий объект для первой любви. Но ведь сердцу не прикажешь… Вероятно, сестра что‑ то почуяла, больше он в нашем доме не появлялся. А спросить у нее я не смела. И как выяснилось потом, он тоже не смел… Жизнь берет свое, и через год я забыла о нем. Окончание школы, поступление в институт, студенческая жизнь, какие‑ то легкие романы. Начало шестидесятых, поэтические вечера в Лужниках, в Политехническом… Но однажды я встретила его в метро. Я сразу его узнала, он был с какой‑ то женщиной… Я не решилась его окликнуть, но глаз отвести не могла. Он почувствовал мой взгляд, посмотрел на меня, узнал и побледнел. Так побледнел, что я поняла – он меня не забыл. Сестра моя к тому времени уж давно вышла замуж. И в тот же день он позвонил мне и пригласил в кино. В те годы кафе были наперечет, рестораны тоже. Мы встретились, ни в какое кино не пошли, а гуляли по улицам, благо была поздняя весна. И он говорил мне странные вещи – что влюбился с первого взгляда, что не мог забыть, но тогда я была еще ребенком… а теперь вот… Он женат, его жена беременна… Увидев меня, он потерял самообладание, понял, что просто обязан сказать мне о том, что чувствует ко мне, но… Он не может сейчас бросить жену и не хочет вести двойную жизнь. Это было бы нечестно по отношению ко мне, и он не имеет права портить мне молодость. Я слушала все это, мне хотелось крикнуть, что он испортит мне жизнь, если уйдет… Что я готова ради него на все, но не сказала… гордость не позволила. Да он меня почти и не слушал, ему важно было выговориться самому. Мы опять расстались на много лет. И опять встретились случайно в Прибалтике, на курорте, где я была с мужем и сыном, а он с женой и дочками‑ двойняшками. И казалось уже, что все прошло, мы стали общаться семьями, он даже как‑ то сдружился с моим мужем – на автомобильной почве. Но я в какой‑ то момент поняла, что люблю его без памяти и не могу вынести этого общения. Я придумала какую‑ то историю, оставила сына с мужем и улетела в Москву. Мне было страшно. Он прилетел на другой день, пришел ко мне, и нас уже ничто не могло удержать. Он твердил, что разведется с женой, что готов на все, что и так полжизни потеряно, я тоже обещала ему уйти от мужа. Мы решили, что уедем, к черту, из Москвы куда‑ нибудь в Сибирь или на Дальний

Восток. Но… Дальше все было как в плохих фильмах: заболел мой сын, и я, разумеется, решила, что это мне кара за намерение разрушить разом две семьи. И категорически отказалась от него. Мне на мгновение тогда почудилось, что он вздохнул с облегчением… Больше мы не виделись. И встретились четыре года назад. Я к тому времени овдовела, сын вырос и жил отдельно, и его дочки уехали за границу… Но ему уже за шестьдесят, нет сил что‑ то рушить, и у нас начался самый банальный роман. И знаете, нам так хорошо вместе… Наша совесть чиста. Он, конечно, изменяет со мной жене, но не чувствует больше своей вины. Он создал ей в высшей степени комфортную, благополучную жизнь, но на решительные шаги ему не хватает сил. Я это понимаю, мне и так хорошо с ним… Я даже могу сказать, что я счастлива. Вот рассказала все и вижу – рассказывать‑ то нечего, собственно… просто иногда кажется, что мы оба прожили какую‑ то не свою жизнь… Хотя он, вероятно, так не думает. Простите, что заморочила вам голову такой ерундой. Иногда кажется, что твоя история бог весть какая запутанная и драматическая, а расскажешь другому человеку – пшик! Или просто я не умею рассказывать… Знаете, я иногда думаю: вот дай мы себе волю в молодости, все давным‑ давно перегорело бы… А так мы сохранили что‑ то… Знаете, как у Тютчева: «О, как на склоне наших лет нежней мы любим и суеверней…» Я просыпаюсь и засыпаю с мыслью о нем, я вспоминаю наши поездки, наши свидания. Я мысленно с ним разговариваю, рассказываю о своих делах… А когда мы встречаемся, он так спешит выговориться, посвятить меня в свои дела… И я твердо знаю: у него нет никого ближе меня – и даже хорошо, что мы живем врозь. Мы ведь уже старые… если б стали жить вместе, кто знает, как бы все повернулось… Ох, простите, я вас заболтала, но вы сами виноваты, в вас есть что‑ то такое, что хочется все вам рассказать. Ну а вы? Вы замужем?

– Нет.

– А любовь… у вас есть любовь?

– Даже не знаю, что ответить…

– Без любви нельзя, совсем нельзя!

– Я понимаю… У меня была любовь…

И Элла вдруг все ей рассказала.

– Боже, какая романтическая история! – всплеснула руками Елизавета Петровна.

Они проболтали допоздна и расстались почти подругами.

На улице было хорошо – сухо, чисто и тепло, плюс три градуса, и Элла решила пройтись пешком. Разговор с Елизаветой Петровной разбередил все чувства, и надо было успокоиться. Сейчас не до любви. Впереди уйма работы! Агентство, радио и, скорее всего, телевидение. Елизавета Петровна уверена, что мое шоу будет иметь успех. Надо завтра же начать поиск старинных поваренных книг, порыться в Интернете, поспрашивать знакомых. Это интересно! А любовь… Что ж, если она мне суждена, я ее найду, а на нет и суда нет… Она и не заметила, как добрела до дому. Едва она вышла из лифта, как открылась дверь соседской квартиры.

– Элла, – позвал ее сосед, пожилой, но весьма шустрый профессор МГТУ, – вам тут прислали цветы! По какому случаю, ведь день рождения ваш еще не скоро, насколько я помню?

Он явно ничего не знал о кулинарном шоу.

– А разве без повода цветы не присылают? – улыбнулась она.

– Вероятно, вы правы. Откройте вашу дверь, я вам сейчас это занесу!

И он вытащил на площадку огромную, похожую на лодку корзину цветов, завернутых в несколько слоев бумаги. Сердце ухнуло вниз. Воронцов? Но корзина была от Махотиных. «Дорогая Элла, поздравляем с удачным дебютом, желаем счастья, сил и много‑ много радости и любви. Люба и Вячеслав». Элла была растрогана. Корзина с экзотическими цветами волшебно преобразила комнату, а Элла вдруг ощутила каменную усталость, повалилась одетая на диван и уснула.

К утру здорово похолодало, и, собираясь на работу, она подумала, не надеть ли норковую шубу, вытащила ее из шкафа, покрутилась перед зеркалом, а потом сняла и повесила на место. Нет, это будет уж чересчур, нельзя так расстраивать коллег. Интересно, они уже в курсе? Если да, то Валерий Яковлевич наверняка встретит ее с цветами. Он вообще балует своих сотрудниц цветами, иной раз без всякого повода приносит им по букетику или по одной розе…

Но в офисе ее встретили гробовым молчанием. Ни поздравлений, ни комментариев, пусть и ядовитых, – ничего. Вероятно, они не знают, а в агентстве что‑ то случилось… Проиграли легкое дело? Или им отказались продлить аренду?

– Элла Борисовна, Валерий Яковлевич просит зайти, – строго, официально проговорила Леля.

А, сообразила Элла, это они делают вид, а в кабинете у Серова начнутся поздравления. И она с легкой улыбкой вошла к шефу. Но никаких поздравлений, никаких цветов. Валерий Яковлевич был чрезвычайно мрачен.

– Садитесь, Элла Борисовна, – холодно проговорил он.

– Что‑ то случилось?

– Увы!

– Но что? – испугалась Элла.

– Элла Борисовна, мне неприятно это говорить, но… нам придется с вами расстаться.

– Расстаться? Почему? – ошарашенно спросила Элла.

– Видите ли, юрист, который печет пироги на телевидении, не может претендовать на серьезное к себе отношение!

Элла все поняла.

– Вы безусловно не правы, никто не стал менее серьезно воспринимать Генри Резника, оттого что он иногда поет по телевизору, или Барщевского… Но вы меня опередили. Я как раз хотела просить вас начать подыскивать мне замену, я ухожу. Разумеется, я отработаю две недели, если вы настаиваете, но, если возможно, я бы хотела поскорее передать дела, меня еще пригласили на радио вести ежедневную рубрику, и у меня нет ни малейшей охоты и необходимости терпеть беспардонное хамство вашей любовницы, которая не в состоянии даже скрыть свою зависть.

Сказать, что Серов удивился, – это ничего не сказать. Но не меньше удивилась и сама Элла. Она могла защитить интересы клиента, но себя защищать она никогда не умела. Кажется, я и впрямь начала новую жизнь!

– Ну что ж, рад за вас, – выдавил из себя Валерий Яковлевич. – В принципе, если вы не хотите больше тут работать, то можете передать дела уже завтра. Мне тут порекомендовали одну даму… И завтра же мы полностью рассчитаемся.

– Прекрасно! К которому часу мне приехать? Лучше бы с утра, у меня завтра днем съемка! – соврала она.

– Как вам будет угодно, – пробормотал Серов, ожидавший чего угодно, только не этого.

– Прекрасно! Я приеду к десяти! Надеюсь, моя преемница не заставит себя ждать?

И она вышла из кабинета. С милой улыбкой кивнула Леле, которая даже не удосужилась ответить, направилась в комнату, где просидела много лет.

– Привет, девушки! Что вы так на меня смотрите? Мне надо только взять кое‑ что из стола. Завтра заберу остальное! Счастливо оставаться.

– Элла, вы уходите? – с трудом выдавила из себя Мария Игоревна.

– Да, наши желания с шефом совпали, и это прекрасно! Что может быть хуже несовпадения желаний во всех областях жизни? И как я понимаю, желание шефа совпадает еще и с желанием коллектива? Это совсем хорошо! До завтра, коллеги!

И она вышла с гордо поднятой головой. Но когда ее уже нельзя было увидеть из окна, Элла не сдержала слез. Она столько лет работала с этими людьми, и ей казалось, что они хорошо к ней относятся. Неужели полчаса на экране могут разом разрушить человеческие отношения? И ведь это только начало, а потери уже ощутимые… Ну ладно бы бабы, а Серов? Неужто ему не стыдно?

Чего я, дура, плачу? Не стоят они моих слез, если так злобно завистливы. Ну ладно, завтра я им еще устрою сеанс черной зависти!

Утром Элла навела немыслимую красоту, как ее учила Машка, надела норковую шубу, надушилась и вызвала такси. Ехать в метро в такой шубе казалось ей кощунством. Когда она вошла в офис, у всех отвисла челюсть. Норковые шубы в Москве не редкость, но качество этой шубы, а следовательно, и ее цена, сразу бросались в глаза. Не хотела я вас дразнить, подумала Элла, но вы сами напросились.

Дела она передавала молодой – лет двадцати пяти – девушке, которая явно мало разбиралась в авторском праве. Но она по крайней мере не исходила завистью, а была чрезвычайно озабочена предстоящей работой. И на том спасибо. Обиднее всего, что Мария Игоревна была заодно со всеми. Элле казалось, что они все‑ таки дружат… Ну да ладно. Собрав вещи, она зашла к Серову, который, пряча глаза, выдал ей конверт с деньгами. Она вскрыла его и пересчитала деньги у него на глазах.

– Не думаете же вы, что я вас обсчитал! – не выдержал он.

– Мало ли чего я раньше не думала! Все в порядке, Валерий Яковлевич. Всего наилучшего!

– Элла Борисовна… вы… это… не поминайте лихом!

– Да боже меня сохрани. Зачем? Я просто забуду вас как дурной сон.

И с этими словами она навсегда покинула литературное агентство «Персефона».

А днем она поехала на радио. Студия располагалась тоже на Королева, 19. Маленькое, тесное помещение, где было лишь три комнаты и постоянно толокся народ. Суета была, пожалуй, еще почище чем в телестудии, но Элле там понравилось. Елизавета Петровна познакомила ее со всеми. Элла подписала договор, заполнила анкеты, какие‑ то карточки и вышла с постоянным пропуском сотрудника радиостанции. Надо позвонить Машке и позвать ее в ресторан – отметить такие важные события. В вестибюле она столкнулась с Пузайцером.

– Аркаша! Привет! – Она окинула его удивленным взглядом. Интересно, что в нем так привлекло Машку? Она не могла понять.

– Элла, привет, ты что тут делаешь?

Она молча протянула ему пропуск.

– Сила! А что я говорил? Замуж пока не собираешься? Нет? И правильно! Кстати, наши все считают, что твое шоу хорошо пойдет. Думаю, в начале марта будем снимать дальше… Слушай, а как там твоя подруга поживает?

– Машка? Вот хочу с ней сегодня встретиться.

– Привет ей от меня!

– Спасибо, передам!

– Ну а как вообще дела?

– Меня с работы выгнали! – не без удовольствия сообщила Элла.

– За что? – воскликнул Пузайцер.

– А вот за наше шоу и выгнали.

– Да ладно, не гони пургу!

– Честное пионерское!

– Обзавидовались, что ли?

– Именно! Да как поспешили! Шоу в субботу, а в понедельник – позвольте вам выйти вон.

– А чего ты веселишься?

– Плакать мне, что ли?

– Тоже верно, ты у нас не пропадешь! Они еще будут тебя умолять вернуться, козлы.

– В основном козы.

– Между прочим, моя жена собирается на Новый год печь твой кекс! И ты ей жутко понравилась. Вот, говорит, наконец нашли бабу без затей. Так она выразилась. А она, чтоб ты знала, больше всего на свете ненавидит затеи. Ей главное, чтобы было всем понятно. Это, считай, глас народа. Ну все, лапка, я утек! Машке привет не забудь передать.

Интересно, он влюбился в Машку или просто благодарен ей за необременительный секс? Я вот тоже благодарна Воронцову за необременительный секс. Ей очень понравилось это выражение. А любовь – штука весьма обременительная. Вон Елизавета Петровна храбрится, хорохорится, а сама мучается, страдает. Это и козе понятно. Она вытащила из сумки мобильник:

– Алло, Машуня, тебе привет от Пузайцера! Два раза передавал! А у меня куча новостей. Предлагаю где‑ нибудь пообедать. Вернее, поужинать.

– Заманчиво, но я не могу пить теперь, ты же понимаешь.

– А переживешь, если я выпью бокальчик вина?

– Без проблем. Ты где сейчас?

– В Останкине.

– Ты что там делаешь?

– Расскажу при встрече.

– Ладно, можешь заехать за мной в салон? Я попробую освободиться пораньше.

– Договорились.

Когда Элла выложила подруге все события последних дней, Машкины глаза опять налились слезами сочувствия.

– Какие же люди сволочи! Подумать только! Нет бы порадоваться за коллегу! Ну хоть бы притворились…

– Да, уж очень все откровенно! Могли бы как‑ то исподволь, постепенно сживать меня со свету… Да фиг с ними, Машка, мне же лучше! В конце концов, если понадобится, найду я себе другую работу, а пока не пропаду!

– Нет, Элка, ты должна подкопить деньжат и через годик открыть свое литературное агентство, конкурирующее! Я тебя уверяю, клиентура будет! Да мне Люба Махотина говорила, что Вячеслав Алексеевич тебе страшно благодарен. А кстати, ты пригласи Любу к себе в агентство. Насколько я понимаю, она дохнет с тоски и с радостью к тебе пойдет!

– Но она в авторском праве ни бельмеса не знает.

– Ерунда! Научится! Не боги горшки обжигают, она же все‑ таки юрист. Да, мама просила передать, что ты ей очень понравилась в телевизоре! Очень! И она жаждет приготовить на Новый год перепелок!

– А жена Пузайцера собирается печь мой кекс!

– Плевала я на жену Пузайцера!

– Нет, Машка, не хочу я открывать литературное агентство! Надоело!

– Ну и дура! Сколько ты продержишься в эфире, никто не знает, а литагентство верный кусок хлеба.

– Тебе так кажется. И потом, я совсем ничего не могу возглавлять.

– Сможешь! Обнаглеешь со временем и сможешь! Куй железо, пока горячо! Мне тоже казалось, что я со своим филологическим образованием живо прогорю. А вот держусь же, и очень неплохо. Поговори с Любой, я уверена, она согласится и поддержит тебя.

– Пока я не желаю об этом думать! Не хочу! Машка, я предлагаю выпить за тебя. Чтобы ты была здорова и счастлива! Больше ничего не скажу, ты сама все понимаешь!

– Спасибо, Элка! Ты не думай, я тебе завидовать не буду.

– Мне такое и в голову не приходило! Давай чокнемся, минералкой тоже можно.

К столику подошел официант с бутылкой шампанского.

– Мы не заказывали! – удивилась Маша.

– Вам просили передать!

– Кто?

– Вон с того столика!

За «тем» столиком сидела незнакомая компания из пяти человек. В ответ на удивленный взгляд подруг им оттуда приветливо помахали.

– Элка, я не я буду, если это не твои поклонники!

– Какие поклонники, ты сдурела?

– Нет, я не сдурела.

От компании к ним уже направлялась высокая полная дама со сложной прической.

– Прошу прощения, это мы вам прислали, мы в восторге от вашей передачи и так рады вас тут встретить! Знаете, мой муж тоже смотрел и сказал, что у него все время текли слюнки. И потом, вы женщина из жизни, это так приятно… Мы бы вам цветы послали, но тут с цветами напряженка, вы уж возьмите бутылку и распейте на Новый год!

– Спасибо, больше вам спасибо, – смущенно бормотала Элла.

– А можно с вами сфотографироваться, а то мне подружки не поверят?

– Можно, конечно.

Женщина радостно вскинула руку и села рядом с Эллой, а симпатичный толстый мужчина из их же компании несколько раз щелкнул фотоаппаратом.

– Спасибо вам большое, и дай бог удачи!

– Да, Элка, это круто, – давилась от смеха Машка. – То ли еще будет! Это после одного показа!

– Да ну, случайность! Я сегодня ехала в метро – и хоть бы что…

– Тем не менее! А шампанское хорошее хоть? Надо же, новосветское! В Новый год я тоже могу чуточку выпить! Или у тебя другие виды на эту бутылку?

– Конечно!

– С Воронцовым надеешься распить?

– Ты очень прозаически мыслишь, Машуня! Эта бутылка станет первым экспонатом в музее славы великой телезвезды Эллы Якушевой! Я снабжу ее этикеткой с надписью: «Эту бутылку г‑ же Якушевой подарили восторженные поклонники после первого же эфира! » А ты уже нацелилась…

Подруги покатились со смеху.

– Машка, послушай, а ты ничего не путаешь? – отсмеявшись, спросила Элла.

– Насчет чего?

– Насчет отцовства Пузайцера, что‑ то больно быстро твоя беременность обнаружилась. Какой у тебя срок может быть?

– Пять недель. Ты же знаешь, у меня месячные как часы, а тут задержка больше недели. Меня как что‑ то стукнуло. Ну сейчас ведь есть экспресс‑ диагностика, выявление на ранних стадиях… Нет, все точно, не сомневайся. Да, имей в виду, если Пузайцер еще про меня спросит, скажи – у нее безумный роман!

– Понятно, чтоб потом не возникал?

– Именно! Ну все, поехали, я тебя отвезу!

– А тебе машину‑ то можно водить?

– Понятия не имею, но я ж без машины как без рук!

На следующий день ее пригласили на посвященный Новому году вечер, который устраивало руководство канала. Но она идти отказалась, сославшись на неотложные дела. Она вообще не любила многолюдных сборищ, а тут ей почудилось, что все будут тыкать в нее пальцами, смеяться и пожимать плечами. Или в лучшем случае не замечать ее. Особенно настаивать никто не стал. Дело вполне добровольное.

Но после вечеринки ей позвонила Люба Махотина:

– Элка, Слава очень удивлен, что тебя вчера не было на их сборище. Тебя приглашали?

– Да, но я не хотела.

– Стесняешься, дуреха?

– Есть немножко, – не стала возражать Элла.

– Ну и зря. Все, кто видел программу, в восторге. Но я тебя понимаю. Сама не люблю эти тусовки и по мере возможности не хожу. Слушай, а где ты Новый год встречаешь?

– У Машки.

– Знаешь, она мне так нравится! Ужасно милая. И руки у нее – чудо! А у них много народу бывает?

– Да нет, мы обычно втроем встречаем, потом ее мама ложится, а мы куда‑ нибудь едем… к друзьям.

– А в этом году куда собираетесь?

– Не знаю еще.

– В таком случае приезжайте к нам. У нас такая елка – чудо! И вообще! Будет хорошо, а народу немного, все свои. Славка жаждет тебя видеть.

Элла задумалась:

– Ну я не знаю, надо с Машкой поговорить.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8 91011 12 13 Следующая ⇒