Animae dimidium meae

«I never said that I want this.
This burden came to me,
And it's made it's home inside.
If I told you what I was,
Would you turn your back on me?

I'm only a man with a candle to guide me,
I'm taking a stand to escape what's inside me.
I've turned into a monster. »

Сехун не был супергероем, не обладал сверхразумом, не умел читать мысли, быстро бегать или, может, даже летать. Ему было не подвластно ни время, ни людские сердца. Были вопросы, на которые он не знал ответы. Были ситуации, в которых он не знал как себя повести. Дело в том, что отсутствие души не делало человека могущественнее, оно всего лишь позволяло остаться наедине со своими слабостями, страхами, неприятными чертами характера и прибывать в отсутствии моральных норм, без совести и чувства вины. Без единой надежды на более глубокие чувства.
Если б вся жизнь представляла собой процесс обучения в школе, то эмоциональный опыт О Сехуна никогда бы не превышал отметку «удовлетворительно». Поел, поспал — «удовлетворительно», встретился с друзьями — «удовлетворительно», принес домой двух рыжих щенят — «удовлетворительно», но с плюсом.
Встретил Бёна Бэкхена — «хорошо».
Увидел его вновь — «выше ожидаемого».
Сделал так, чтобы видеть Бёна Бэкхена постоянно — «отлично».
Поцеловал Бёна Бэкхена — «превосходно».
Сехун даже не заметил, как перестал ненавидеть себя и стал ценить каждое мгновение своей жизни. Бён Бэкхен определенно был волшебником. И сейчас, держа его за холодную руку, он молил о чуде.

Шли уже вторые сутки, как они нашли его в лесу. Бэкхен, не приходя в сознание, иногда безмолвно плакал, будто переживал в своих снах один и тот же кошмар. Это было странно. Да, разрыв с душой был болезненным, но лишь в момент изъятия. А дальше, как известно, болеть было нечему. Ходи и посвистывай «дырочкой в правом боку». Но Бэк все плакал и плакал, слезы стекали по вискам, оставляя влажные следы.
Сехун первое время их не видел, пока случайно не уснул рядом с ним. Он мог пойти в пустующую комнату Бэкхена и хорошенько выспаться там, но оставить его одного почему-то не мог. Чанель и Крис вызывались подежурить у постели больного, но О отказался. И вот, когда он задремал на пару обманчивых минут, лежа на боку, чтобы не спускать глаз с Бэкхена, первое, что он увидел, проснувшись через несколько часов, это прозрачные капельки, бегущие по любимому лицу.
Тогда заболело так, как не болело давно. И эта чудовищная боль не отпускала его. Сехун не был супергероем, но был человеком слова. Однажды он пообещал сберечь Бэкхена от ужасов их мира, и слово свое не сдержал.

. ᶧ ᶟ ᶠ ᶳ ᶸ ᶱ ᶭ.

К вечеру Крису удалось выманить Сехуна из комнаты и усадить за стол. Бэкхен был в тяжелом состоянии, все это понимали. Но никому не хотелось, чтобы и второму их товарищу стало плохо, пусть и от элементарного недоедания. Сехун был нужен бодрым и полным сил, не только Бёну, но и всем остальным.
Ужинали молча. Собаки сновали у стола, игнорируя свои полные еды миски. Люди были погружены в свои мысли, которые вертелись вокруг недавних событий. Чанель размышлял о том, очнется ли Бэк, и если очнется, то каким.
Мало кто долго оставался в живых после насильственного извлечения души. В основном, несчастные кончали жизнь самоубийством, будучи сломленными. Некоторые понимали, что не способны в будущем удовлетворить свои новые потребности и, не дожидаясь голодных приходов, завершали свое бренное существование.
Как же поступит Бэкхен, оставалось только гадать. Захочет ли он жить, сможет ли он смириться с утратой, захочет ли он дальше оставаться под одной крышей с такими чудовищами, как они? Чанель не пытался себя обмануть, он считал, что они чудовищно поступили с ним, и возлагал вину на всех, не выделяя кого-то одного. Чанелю почему-то казалась, что Бэк непременно потребует увезти его обратно в город, потому что не захочет их больше видеть. И будет совершенно прав.
Пак был зол, ведь каждый знал о предвзятости Кая по отношению к Бэкхену, но никто и подумать не мог, во что выльется эта зависть и потухшая ревность. Вряд ли сам Кай желал подобного исхода. Он был напуган и не покидал своей комнаты все то время, пока Бэкхен балансировал между человечностью и чудовищностью. Хотя, возможно, он скрывался потому, что Сехун разбил ему лицо сразу после того, как заботливо уложил Бэка на кровать. Кай тогда сплюнул кровь на ботинки Сехуна и сказал, что тот может не стараться, ведь он уже однажды причинил ему боль, разбив сердце.
— Бей, бей, — повторял он. — Если тебе станет легче… Если это исправит мою ошибку… Если это спасет твоего Бэкхена… Бей.
Но ни первый замах, ни последний удар не изменили ситуацию, впрочем, как и любой путь насилия еще никогда не приводил к лучшему.
Чанель жевал, уставившись в окно, ощущая, как мрачно и тихо было в их доме без Бэкхена. Они жили вчетвером достаточно долго, чтобы привыкнуть к молчаливому существованию, без праздных разговоров и поступков ради веселья. Теперь снова до слуха доносились лишь позвякивание столовых приборов о тарелки, безэмоциональное чавканье, и поскуливание псов. Фыркнул Сейлор, и Пак затаил дыхания, надеясь услышать бэкхеновское «будь здоров», обращенное к безмолвной собаке, но услышал лишь скрип отодвигаемого стула. Кто-то спокойно подсел к нему. Повернув голову в бок, он увидел сероватое примятую шевелюру и лицо с запавшими глазами.
— Бен Бэкхен! — вскричал Чанель. Выглядел парень более, чем ужасно, обнимал себя руками, но казался невозмутимым до абсурда. Шокированный Сехун подскочил из-за стола, опрокинув с грохотом стул, и тут же замер, как вкопанный. Он хотел верить, но не мог заставить себя сделать хоть маленький шаг навстречу, боясь испугать Бэка, обидеть еще сильнее. Все сидящие за столом разделяли его сомнения и безмолвно смотрели на пришедшего.
— Странно, я думал, вы едите просто так, по приколу, и у вас даже нет аппетита. Но я так хочу есть. Именно еду! Целого кабана бы сожрал!
Он бесцеремонно взял кусок с тарелки Криса, и тот любезно отодвинул свою порцию от греха подальше, к Бёну поближе. Бэкхен торопливо запихивал еду в рот, почти не пережевывая, что-то довольно мычал, заставляя остальных ждать и догадываться.
— Кстати, об этом, — он поставил на стол баночку с душой. — Нашел на прикроватной тумбочке. Это мой завтрак?
— Нет, это твоя… — сглотнул Чанель, боясь озвучить страшную истину.
— Да, я знаю, чего вы. Шутка же! А то напряглись аж. Или у монстров кроме души и чувство юмора отсутствует? Это, очень прискорбно. Я тут, вроде как, на чью-то симпатию претендовал. А теперь стал воплощением невзрачности: без души, без чувства юмора, с дырой в груди.
Он поднял взгляд на Сехуна, намекая, чье мнение по этому вопросу его интересует больше всего. Но О продолжал молчать, глазами пожирая Бэкхена. Он старался не дышать, насторожился до предела, готовый ради него исполнить любое слово: хоть просьбу, хоть приказ. Бён же продолжал наигранно подшучивать, отталкивай своим поведением.
— Бэкхен, — обратился к нему побледневший Кай.
— Да знаю я, что ты сожалеешь. Точнее, вижу, — Бэк отмахнулся от него, не желая выслушивать пустые оправдания. — Что же вы раньше не рассказывали, как это дерьмово выглядит?
Он говорил о месте, где у жрущих когда-то находилась душа. Оно было похоже на циркулем очерченное отверстие, черную дыру в теле человека.
У Чанеля она обладала ровными краями, выглядела очень аккуратно, даже немного педантично. Не росла, не ширилась, просто была. У Криса же дыра была большой, почти во всю грудь, с поволокой. Видимо, он отдал душу за бесценок, а потом долго голодал, пожирая самого себя. А теперь эта дыра затянулась, словно нелепый целитель заклеел ее скотчем.
Хуже всех выглядел Кай. У его дыры не было четких границ. Она то сужалась, то расширялась, рваные края плясали, словно волны у линии прибоя. Казалось, будто эта чернота жила отдельной жизнью, причиняла нестерпимую боль своему обладателю, пульсировала, желая пожрать все, до чего сможет дотянуться.
Каю было больно просто жить. Смотреть на чье-то счастье — еще больнее.
Сам Бэкхен безотчетно прижимал руки к груди, пряча свою рану от чужого взгляда. Он поймал себя на мысли, что до ужаса хочет увидеть, как выглядит Сехун в глазах жрущего, но мужчина скрестил руки, перенимая позу Бэкхена, когда понял, что именно тот разглядывает. Единственное, что удалось увидеть Бэку, это вязкие чернильные струйки, стекающие из-под рук вниз, по животу.
Черная дыра в груди О Сехуна плакала.
Бэк в смятении отвернулся. Его душу вырвали, не спросили, не предложили выкупить, не сыпали угрозами. Просто взяли и вырвали. Теперь он был монстром, однако вместо опустошенности ощущал небывалый прилив эмоций. И откуда только взялись эти чувства?
Бэкхен был в ярости от произошедшего: злился на Сехуна за то, что он утаил свою принадлежность к другому виду, заставил его — доверчивого барана — жить в стае волков; злился на Кая за то, что тот просто существовал, отравляя ему жизнь всеми возможными способами; безосновательно злился на Криса с Чанелем, не желая даже понять, чем они перед ним провинились.
И в тоже время он им сочувствовал. Бэкхен еще не познал душевного голода, еще не понял, каково это — жить без единого проблеска радости, но уже жалел тех, кто это испытал. Сейчас он видел не только их ущербность, но и бесконечную грусть в глазах. А еще он чувствовал, что все еще любит Сехуна, и ненавидел самого себя за это.
— Что же ты молчишь, О Сехун? Скажи мне что-нибудь?
— Ты зол на меня?
— Да, я зол.
— Я виноват перед тобой.
— Так и есть.
— Я ненавижу себя сильнее, чем ты можешь представить.
— Да уж вряд ли. Но это не важно. Я хочу знать, что будет с нами дальше.
— Я — монстр, Бэкхен-а.
— Я теперь тоже.
Они вновь замолчали, застряв на самом больном: нужны ли они друг другу такими — потерявшими очарование человеческой души. Бэкхен торопливо взял со стола стеклянную ёмкость, вынул оттуда сияющую субстанцию и протянул её мужчине:
— Хочешь, я отдам тебе свою душу? На нее же можно выменять что угодно? Могу я получить место рядом с тобой?
— Бэк, — Сехун прикрыл глаза. Линия плеч печально опустилась вниз, сдавая напряженные позиции.
— Во мне, правда, больше нет ничего привлекательного для тебя.
— Бэкхен, — Сехун уставился в пол с видом атланта, раздавленного тяжестью Вселенной, как делает всякий человек, сдерживающий свои душевные порывы.
— Даже представить не могу, что кто-то другой будет с тобой, — Бекхен никак не мог объяснить нехватку воздуха. Он боялся, что Сехун посмотрит на него, увидит рану на груди, за которой скрывается пустота, и больше никогда не захочет быть с ним. Поедет в город, найдет другого наивного, но все еще Человека, и сделает его своей новой игрушкой. Бэк был уверен, что стоит встретиться взглядами, и все значимое между ними перестанет существовать, будто и не было никогда близко, волнующе, жарко. Ему было стыдно за то, что он готов просить, умолять Сехуна, готов отдать ему самое ценное, но останавливаться он не собирался.
— Я понятия не имею, как жить без тебя. Ты — моя душа, Бён Бэкхен, — произнес Сехун, поднимая на Бэкхена глаз, полные горечи. Его руки опустились и безвольно повисли вдоль туловища, дыра в его груди была похожа на бездонный колодец, светлая ткань футболки насквозь пропиталась черными слезами. И как Бэкхен не замечал ее раньше? Такое нельзя прикрыть одеждой или спрятать. — Я всего лишь хочу оставить тебе право выбора.
Как же нелепы бывают человеческие поступки, как много в них тайного смысла и умолоченной правды. Легко замкнуться в себе и сокрыть свои тайные помыслы, похоронить их в своей душе под свинцовым саркофагом и никогда о них не вспоминать. Но монстрам это не дано.
Все эгоистичные желания Сехуна грязным потоком прорывались из зияющей дыры, и из нее же, прямо из центра пустоты тянулась тонкая нить. Будто серебристая паутинка в осеннем воздухе, она пересекала пространство, разделявшее двоих, и вела к душе Бэкхена. Точно такая же нить соединяла рваную, еще не почерневшую, рану на груди Бёна с его душой.
— Вы видите это? — он повёл сжатой в кулаке душой в сторону, наблюдая, как бликует свет на прозрачных нитях — они то исчезали, то появлялись, казались хрупкими и были натянуты словно струны.
— Ну, всё, он ку-ку. Ай ноу ит! — воскликнул Чанель.
— Бэк, ты о чем? — осторожно спросил его Крис.
— Нет, вы не видите, — он порывисто встал и приблизился к Сехуну, из которого с каждой минутой утекала жизнь. Мужчина менялся на глазах и все ближе подходил к краю отчаяния. Нить же стала только ярче и крепче, сияла уже хирургической белизной, обещая заштопать и излечить любую рану. Несколько секунд сомнений показались ему вечностью, прежде чем Бэкхен обнял Сехуна одной рукой, держа в другой душу, просунул ладонь между ними, и прижался сильнее, так, как только смог. Он не понимал, что делал, и потом, спустя некоторое время, не мог объяснить, что тогда толкнуло его на этот поступок. Он просто чувствовал, что так можно, что так необходимо сделать.
Когда места между двумя телами не осталось, он отпустил руку, позволив своей душе утонуть в двух сосредоточиях тьмы.
Бэкхен цеплялся за Сехуна, жался к нему, чувствуя, как тепло разливается в грудной клетке, словно он глотнул горячего чая или чего покрепче. Заполняя прекрасным все пустоты, к нему возвращались радость, чувство определенности, вера в себя, ощущение собственной важности и вкус к жизни.
Сехун сковал его в ответных объятьях и старался не дышать. Он тоже чувствовал эту негу, расползавшуюся по внутренностям. Это было лучше, чем утолить голод, сильнее, чем словить экстаз, ярче, чем любая эмоция, на которую способен человек. Он боялся пошевелиться, но Бэкхен, понимал чуть больше. Он отстранился, когда был готов и прощупал грудь Сехуна, затем свою. Ран больше не было. Он ничего не видел.
— Что ты только что сделал? — трепетно спросил Чанель. Крис, схватившись за сердце, откинулся на стуле, Кай участливо подал ему пачку сигарет, пытаясь скрыть свою растерянность.
— Не знаю, — пожал плечами Бэк. Он чувствовал себя так прекрасно, что ему было безразлично, что он только что сделал.
— Как это возможно? — Чанель суетливо кружился вокруг них, пытаясь разобраться во всем. — Анбеливэбыл… у вас есть души!
Крис закашлялся дымом, и поспешил открыть входную дверь, чтобы глотнуть немного ночного воздуха. Кай вытянул из его пачки сигарету и для себя.
— Почему душа Бэка приняла тебя? Как она вообще разделилась? Так что, тоже можно было? Ты дыры наши видишь? А ты? А они все еще есть. Это какое-то парное явление или как? А что если любой душой можно залечить душевную рану? Или здесь есть какая-то закономерность? Какие-то обстоятельства, вроде сходства строения психики?
— Ты — дебил, Чанель, — отозвался с крыльца Крис, — Это не сходство строения психики. Это — любовь.
— Но это же прорыв! Огромный шаг в развитии науки. Мы можем рассказать об этом миру, провести опыты, узнать, как это работает! Возможно, мы спасем человечество!
— Спасем ли? Однажды такой же энтузиаст, как ты, узнал, что такое душа, и попытался ее изучить. Наверное, он тоже хотел кого-то спасти. Показать людям, что за чудо они в себе хранят, сделать их лучше, лишить мир войн, болезней и несправедливости. Вряд ли он думал, что его открытие повлечет за собой изменение человека как вида, сокращение популяции и упадок цивилизации. Человечество не спасти. И если у двоих получилось спасти друг друга так, пусть это останется в секрете.
Сехун стоял в обнимку с Бэкхеном, уткнув подбородок ему в макушку. Младший что-то бубнел, склонив голову ему на грудь, а мужчина улыбался — так тепло и счастливо.
Чанель лишь кивнул и вышел на улицу.

. ᶧ ᶟ ᶠ ᶳ ᶸ ᶱ ᶭ.

Сехун и Бэкхен еще долгое время пугали Криса и Чанеля своими выходками. Им не нужно было общаться, чтобы понимать друг друга. Любая перемена настроение, любое желание интуитивно угадывалось ими.
Чанель, как истинный ученый, долгое время пытался изучить это явление, вел наблюдения и планировал написать научный трактат, но у него ничего не вышло. Было сложно найти берегущего, готового рискнуть и подвергнуться сепарации души ради любимого человека, и почти невозможно найти жрущего, способного полюбить.
Крис так же, как и Пак, отказался искать свою вторую половинку — в этой жизни его все устраивало. Лишь изредка он жаловался Чанелю на «этих эмпатийных уродцев» и в шутку предлагал их сожрать.
Кай, теша себя надеждой, покинул их компанию и отправился в путешествие по уцелевшим городам. Иногда он приезжал на ферму, будучи долгожданным гостем для всех, и рассказывал, что происходит в тех краях, куда убегают полотна старых дорог.
Крис и Чанель утверждали, что его душевная рана изменила свои размеры и стала заживать. Они предполагали, что Кай нашел свою «вторую половину» — человека, способного разделить с ним душу, но отказался причинять ему боль ради экспериментов. Возможно, он даже был счастлив.

Не забудьте оставить свой отзыв: https: //ficbook. net/readfic/6706641

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 6 7 8 9 1011