ДВОЮРОДНЫЙ БРАТ

…А вечером снег повалил большими хлопьями. Он ложился на крышиопустевших домов и на черные, мертвые коробки сожженных; назамерзший асфальт, местами красный от крови; на баррикаду имрачных ее защитников, пропитанных дымом костров, вокруг которыхони стояли. Снег шел и по ту сторону баррикады, ложась нафальшивые погоны мнимых милиционеров; на их бронетранспортеры; на«Икарусы», в которых они приехали. Заворожено смотрел я на догорающий костер. Языки огня бились вагонии, становясь все меньше и меньше, пока, задымив, не погаслисовсем. Внезапно подул сильный ветер и осыпал меня искрами. Яотбежал в сторону, чтобы стряхнуть их со своей дымящейся одежды. Меня обожгло; как будто пламя переметнулось в меня. Куртка сталамокрой и липкой. «Неужели это кровь? » – подумал я, леденея отужаса. Но тут же отогнал от себя нелепую мысль и даже попробовалулыбнуться… На вершинах деревянных столбов горели электрические лампочки вкруглых шляпках и освещали вечернюю улицу. Я бежал по ней вместе состальной ребятней за желтым «Икарусом». Я хотел ухватиться занего сзади и прокатиться на стертых подошвах своих кирзовых сапогпо утрамбованному шинами снегу. Поскользнувшись, я упал и, откатившись к тротуару, затаился в глубоком снегу подобно индейцу. Я радовался, что бледнолицые дьяволы, спешившие с большиминабитыми сумками в свои дома, не видели и не замечали меня. Автобус и гнавшаяся за ним кричащая детвора вскоре исчезли заповоротом. Но я ничуть не огорчился. За что-нибудь я все жезацеплюсь. Вон, буксуя, тащится красная «шестерка». Она везет засобой орущую толпу мальчишек. То, что надо. Водитель «Жигулей», открыв дверцу машины, высунулся из салона. Угрозы и мат сердитогошофера больше веселили, нежели пугали детвору. – Отцепитесь! Отцепитесь, я вам говорю! – надрывал он свойголос. Но прилипалы пацаны только смеялись над ним. – Хорошо же, япокажу вам, вашу мать! – пригрозил водитель. – Лучше за дорогой смотри, а то в аварию попадешь! – кричали вответ дерзкие мальчишки. Владелец «шестерки» в бешенстве хлопнул дверцей и нажал на газ. В хвосте автомобиля это вызвало всеобщий восторг. Я подбежал кмашине. В нос ударил запах паленой резины, валивший от визжащихшин. Кто-то протянул мне руку в мокрой кожаной перчатке, закоторую я схватился. Это была рука коротышки Хряка. – Цепляйся за мою куртку! – крикнул он. – Только не порви. Мнеее недавно отец из Москвы привез. – Я держусь уже, не ори, – сказал я, обрадовавшись встрече. –Классные у тебя перчатки. У кого стянул? – Девчонка одна дала потаскать! – орал неугомонный Хряк. – Спаршивой овцы хоть шерсти клок! Слушай, а ты знаешь водилу? – Кто ж не знает этого садиста, мать его! Он в охотничьеммагазине продавцом работает. Однажды он отлупил меня за парукрючков… А я ведь тогда задницей чувствовал, что неспроста эта гадинавыползла из магазина, оставив меня там одного. Как глупая рыба, клюнул на приманку: схватил с прилавка крючки и только хотел датьдеру – продавец тут как тут оказался. Поймал за руку на местепреступления. Он бил меня руками и ногами, как будто дрался сосвоим ровесником. Спасибо охотникам, которые зашли туда по своимделам. Они-то и не дали убить меня. – У тебя нет ничего такого острого? Я бы покорябал краску наего новенькой тачке. – Да он просто сумасшедший! – воскликнул Хряк и поправил своюпушистую шапку-ушанку, которая то и дело сползала ему на глаза. –Но дочка его, Хатуна, – красавица. Она там внутри сидит и знает, что я здесь. Вчера мы с ней в кино пошли на какой-то заумныйфильм. Зал был совершенно пустой. Даже старый очкастый билетер нестал смотреть такую муть. Для кого такие фильмы снимают, непонятно. Ни одного выстрела за две серии, ни одной драки. Зато японял одно: на такие фильмы, где одни разговоры, надо ходить сдевушкой и целовать ее. Знаешь, Хатуна классно целуется, и яобещал на ней жениться после школы, то есть после армии. Если, конечно, она дождется моего возвращения. – Врешь ты все, – сказал я. – Никого ты не целовал; и замуж затебя она не пойдет. Тобой родители своих маленьких детей пугают, вот что! – Да пошел ты, – весело сказал Хряк. – Ты мне просто завидуешь. И он был прав. Я действительно ему завидовал. В него влюблялисьдевчонки не только из нашего, седьмого «б» класса, но и красавицыиз параллельного «а». Однажды Хряк похвастал мне, что у негосвидание с Ирой. «У нас с ней настоящая любовь», – прибавил онвздыхая. Ира была старшеклассница, и я считал ее самой красивой девушкойв нашей школе. Я не поверил Хряку и тайком увязался за ним. То, что я увидел, привело меня в изумление. Ира в зеленой куртке икороткой черной юбке сидела на лавочке у озера в парке. Ее длинныекаштановые волосы, обычно заплетенные в косы, теперь былираспущены и красиво спадали ей на плечи. Когда она увидела моегонедоношенного друга, ее милое лицо стало пунцовым, и онаулыбнулась ему своими пухленькими губками. Хряк подсел к ней иначал о чем-то просить. Я наблюдал за ними из-за дерева спочтительного расстояния и слов не слышал. Но о чем мог проситьмой озабоченный друг в наступивших сумерках, в парке, где, кромених, не было ни души? Нетрудно было догадаться. Ай да Хряк! Молодчина. Кажется, он уломал ее, потому что они встали и, взявшись за руки, медленно побрели в глубь парка. Правда, отследить их незамеченным дальше у меня не было никакойвозможности. «Девочки от него без ума, – думал я в досаде. – А от меняшарахаются как от чумного». Тьфу, твою мать. Плевок попал впридурковатую харю Гурама, с которым мне завтра предстоялодраться. Давно я точил на него зубы. Насрать, что он старше исильней. Этот краснорожий мудак вздумал ухаживать за моей старшейсестрой, которая училась в самой элитной школе Цхинвала. Масло вогонь подлили слухи, будто Гурам мял мою сестру в лесу Чито. Дляменя это было страшным оскорблением. Сдохнуть мне, если он непожалеет, что родился на свет. У меня и кастет имелся, если что. Амать его шлюха, это все знают…. Краснорожий держался за бампер с краю и посмотрел в моюсторону. Я спрятал улыбку в горло своего шерстяного свитера. Кажется, он понял, кто в него плюнул, но стерпел. Сделал вид, чтосмахивает снежинки со своего перекошенного бешенством лица. Ничего. Завтра ты будешь вытирать со своей разбитой морды кровь. Еще бы он не стерпел: ведь я был с Хряком, а его боялись дажестаршеклассники; и не только они. Малый рост моего друга нередкообманывал любителей подебоширить. Но после драки с ним онинеделями не выходили на улицу из-за выбитых зубов и синяков. Меня Хряк терпел, несмотря на мой жуткий характер. Может быть, потому, что я был такого же невысокого роста и казался емубеззащитным и ущербным? А я не раз пользовался егопокровительством и затевал ссору с ребятами намного сильней истарше меня. Хряк появлялся в самом разгаре драки и на вопроснаблюдателей, по какому праву он вмешивается в честный поединок, говорил: «Он мой двоюродный брат! » – хотя мы были с ним всего лишьоднофамильцы – и начинал крушить всех подряд. После нескольких таких стычек меня боялись не меньше самогоХряка. У него были не совсем обычные ребра, они как будто срослись– такие люди, как известно, необыкновенно сильны. По крайней мере, так говорили взрослые, с восхищением взиравшие на фигуру Хрякалетом на берегу Лиахвы. Хряк не любил, когда на него глазели, ибросался в воду не раздумывая. Однажды Хряк нырнул и пробыл на днеЛиахвы так долго, что загоравшие на каменистом берегу «серьезные»парни засуетились, гадая, в каком месте всплывет труп моего«двоюродного брата». При мысли о том, что Хряка, раздутого водой, с неузнаваемым лицом, понесут в гробу на Згудерское кладбище, уменя сдавило в груди. «Хряк, братишка, не оставляй меня одного, –шептал я, вытирая слезы. – Ну где же ты? » Я заплакал громко, навзрыд. – Кто он тебе? – спросил меня какой-то волосатый дядька. – Брат мой… двоюродный… Когда он наконец вынырнул и с улыбкой подплыл к берегу, ябросился на него с кулаками. – Не делай так больше, слышишь?! Не делай! – кричал я висступлении. – Это совсем не смешно! Тенгиз утонул так же! Или тызабыл?! Хряк схватил меня за руки и крепко держал, пока я бился вистерике. Он ничего не понимал и растерянно оглядывался посторонам. – Мы все думали, что ты утонул, – сказал один из «серьезных» статуировками на теле. – Малый волновался за тебя… Машину уже заносило то вправо, то влево. Некоторые срываясьпадали, но, поднявшись, догоняли нас и снова цеплялись. Мымедленно скользили вверх по Исаака, и люди, попадавшиесянавстречу, были веселы и беспечны. Среди них были и пьяные; на нихне обращали внимания. Все радовались снегу, выпавшему как раз подновогодние праздники. – Может, отцепимся? – сказал Хряк. – У меня ноги промокли. – Ты как хочешь, – ответил я, – а мне еще рано домой. – У отца сейчас запой, – грустно сказал Хряк. – Как с Москвыприехал, так и запил. Достанется мне от него, когда заявлюсь домойв таком виде. Я злорадно усмехнулся про себя, представив, как пьяный Мухарбудет пороть ремнем голозадого Хряка, имя которого заставлялозадумываться даже взрослых. – А у нас уже елка есть, – сказал я. – Дома сейчас хвоейпахнет. Обожаю Новый год и все, что с ним связано. И фильм будутпоказывать новогодний… как его… ну про баню и пьяниц. Мы этотфильм у вас смотрели в прошлом году. Тогда у нас еще не былосвоего телека. А, вспомнил: «Ирония чьей-то судьбы». – Да отстань ты, не помню, – сказал Хряк и тоже плюнул вГурама. Тот отцепился от греха подальше. Мой «двоюродный брат» проводилего недобрым взглядом и крикнул: – Я еще доберусь до тебя, твою мать! – Сомма дахишан кубо счатта канн! (Закажи себе гроб назавтра! )– крикнул я оплеванному. – Ай да хойы такка!.. (Я твою сестру!.. ) Женщина, везшая на санках зеленую елку, остановилась ипосмотрела в нашу сторону. – У нас тоже есть елка, – вздохнул Хряк. – Но онаискусственная, из пластмассы. Отец говорит, что деревья тожеживые. Они просто говорить не могут. Слова Хряка задели меня. – Выходит, у нас дома труп дерева?! – сказал я ему гневно. – Выходит, что так, – сказал Хряк осклабившись. Мы немножко помолчали. Я думал о козе, привязанной к живомудереву у нас в саду. Родитель мой, после небольшого совещания сматерью, притащил ее за веревку со скотного базара в прошлоевоскресенье. Он собирался прирезать ее на Новый год. Животные, наверно, понимают язык деревьев. Старая яблоня, которую отецсобирался срубить, наверняка нашептала козе о том, что ее ожидает, потому что, когда я подходил к ней, чтоб потаскать ее за рожки, она больно бодалась. Я жалел животное, несмотря на его вражду комне. Но жаркое из козьего мяса я просто обожал. – А давай не пойдем завтра в школу, – оборвал мои мысли Хряк. – Все равно скоро каникулы. К тому же Новый год на носу. Лучшепойдем в кино. В «Фидиуаге» фильм про индейцев. У меня и деньгиесть. Целый червонец. – И пива напьемся, – сказал я радостно. – У меня тоже естьденьги. Покутим, как в прошлый раз. – Вот-вот, – сказал Хряк, – устроим настоящий праздник иподеремся как следует. Я хочу кое с кем поквитаться. – Это с кем же? Кого ты собрался изуродовать? – Да соперник у меня объявился. Цветы Хатуне дарит; стихи ейпосвящает. Но завтра я с этим Пушкином такое сделаю, что при одномее имени он будет блевать. Хряк аж подобрел в предвкушении завтрашней разборки. – Так уж и быть, – сказал он. – В кармане у меня мандарины. Можешь взять себе пару штук, если хочешь, но конфеты не трогай. Яих одной девчонке обещал. Может, она даст мне под новогодниепраздники. Ребята говорили, что она безотказная. Но в такую чушь яне верю и скажу тебе почему. Когда говорят, мол, такая-то чуть лине сама бросается на парней, больше всех и ломается. – А кто она? – спросил я. – Может, я ее тоже знаю. – Ее Мадиной зовут, – сказал Хряк. – Она, кажется, в шестойшколе учится, из старшеклассниц. Знаешь, какая у нее грудь? – Яотрицательно покачал головой. – Как у твоей матери, – засмеялсяХряк. – А я заменял твоего папашу в постели, пока он прохлаждался вМоскве, – сказал я. – Твоей мамочке это очень понравилось; онахочет, чтоб я стал твоим вторым папой. Я буду тебе примернымотчимом. – Папуля, – сказал Хряк паясничая, – разреши мне ночьюпереспать с твоей мамочкой! Я обшарил карманы Хряка и выгреб оттуда полную горстьшоколадных конфет. Мандарины я не тронул. Были бы апельсины –другое дело, а такого пахнущего добра с оранжевой кожурой у насдома хоть давись. Я переложил сладости в пестрых обертках в кармансвоего коричневого пальто. Радостные крики и смех чуть не оглушили меня. Оказалось, чторот мой был раскрыт, и я визжал от восторга вместе с Хряком громчевсех. Машина между тем повернула на улицу Сталина. На повороте насждало новое пополнение из беспризорных. Они тоже уцепились за нас. Это было уже слишком. «Шестерка» остановилась. Из нее выскочилразъяренный водитель с ружьем. – Ткуени деда уатире! (Вашу мать! ) – закричал он, прицеливаясьв нас. – Арра мама! Рашеуби! (Нет, папа! Что ты делаешь! ) – повислана отце Хатуна. Мы упорхнули как стая воробьев и рассыпались кто куда. Я бежалза смеющимся Хряком. – Говорил тебе, что у него не все дома! – кричал Хряк на ходу. – А она молодец! Я люблю тебя, Хатуна!!! В ту же секунду я услышал выстрелы и почувствовал страшнуюболь в спине… Детское лицо Хряка вдруг обросло щетиной; как и лица детей, ставших в одно мгновение взрослыми. Они смотрели на меня сверхувниз. У многих за спиной торчали стволы ружей и карабинов. Япродолжал слышать отдельные выстрелы и ничего не понимал. – Держись, – сказал Хряк, капая на меня слезами. – Ребятапобежали за машиной, чтоб отвезти тебя в больницу. Ты не пугайсебя, и все будет хорошо. Среди обступившей меня толпы я увидел Джубу. Он был в своемнеизменном плаще и казался озабоченным. «Слушай, – обратился он ко мне. – Ты случайно не помнишь место, где меня подстрелили? » – Нет, – сказал я, – не помню. Джуба, кажется, обиделся и повернулся ко мне изрешеченнойспиной. Не знал, что покойники так обидчивы. Боль, нестерпимаяжгучая боль возвращала мне память. – Погоди, – сказал я, – кажется, я вспомнил где. Это там, забаррикадой… «Пойдем туда со мной, – обрадовался Джуба, – я потерял там своичасы; поищем их вместе». – Ты с кем это разговариваешь? – услышал я голос Хряка. – С Джубой, – ответил я. – Он хочет, чтоб я показал ему одноместо; для него это очень важно. Ты подожди меня здесь… – Не уходи!!! – крикнул Хряк. – Прошу тебя, останься! Ты же небросишь меня здесь одного! Ну где же эта гребаная машина?! Голос моего друга, он сам и все, что было вокруг меня, началотаять, как снежинки над костром, трещавшим чуть поодаль. Мойбывший тренер ждал меня, и мне было неловко перед ним. К тому жеэто было минутным делом. – Сейчас я вернусь, Хряк, – сказал я, не видя ничего, кромеодинокой фигуры Джубы, маячившей на фоне белоснежного савана зимы. – Хряк, братишка, ты не беспокойся за меня. Я пробегусь туда иобратно, согреюсь. А то мне что-то холодно…

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒