АНДРЕЙКА
Еще шести нет, и уже темно. И морозно. Аж трудно дышать. Напрасно его жду; не придет; сам все сделает. Лучше зайти домой ипогреться. Собака воет. Ох не к добру. Застрелить? Нет, перестала. Сердцем собачьим почуяла опасность. Надо было посмотреть, кудаповернула морду. Может, на наши ворота? Вой над своими хозяевами, сука. Вечно спотыкаюсь о порог. Хорошо в комнате, тепло. Мать сидитна деревянном полу у печки и дремлет. Носки мне связала, чтобы напикете ноги не мерзли. Померить? Нет, потом, когда уходить буду. Дагде же он? – Что ты опять задумал? – бормочет спросонья мать. – Ходишь туда-сюда. Покоя от тебя нет. У всех дети как дети, а ты? И, уронив голову на грудь, засопела. Еще упадет на печку, думаю. Нет, держит дистанцию. Интересно, почему не отключили газ? А, понятно. Чтобы этим, милиционерам, не было холодно. Сколько ихпонаехало. Говорят, семь тысяч, и все уголовники. Сам видел легавогос разными погонами. Кого хотят обмануть? И шинели не по размеру. Уодного полы волочатся по снегу, на другом серая форма какраспашонка... Взрыв потряс вечер. Я чуть из шкуры своей не выпрыгнул. Этостекла задребезжали или с неба звезды посыпались? Мать вскочила каксумасшедшая. – Что случилось, кабул (дитя)? – шепчет она. – Ты куда? Оденьсяпотеплей. Носки, носки не забудь... Я искал Андрейку по всему городу, вернее, в той его части, чтоконтролировалась нами. Другая часть все еще находилась в рукахгрузин, неделю назад захвативших ночью спящий город. В темноте назаснеженных улицах там и сям виднелись костры. Около них стоялиизможденные бессонницей, страхом и холодом вооруженные люди. Кочуя от одного костра к другому, всюду слышал один и тот жерассказ: как на старом мосту взорвали машину с грузинскимимилиционерами. Все восхищались молодцами-подрывниками и желалихрабрецам всяческого благополучия. Да поможет им бог, и пусть онипроживут как можно дольше, произносили обросшие бородами суровыемужчины, и женщины тоненькими голосками вторили им. Меня так иподмывало крикнуть этим небритым рожам, что это я изготовил мину. Да! Даже не сомневайтесь в этом! И идея подложить адскую машину настаром мосту была тоже моей! Тьфу. Даже ребенок бы это сделал, послетого как я разжевал все Андрейке. Там узкий проезд, а в заброшенномдоме за магазином «Динамо» можно было затаиться хоть до утра, невызывая ничьих подозрений. Сиди себе там в ожидании громкой славы, то бишь подходящего автобуса с милиционерами, и не зевай, когда онпоявится... Зря я доверился такому малолетке, как Андрейка. Вся славадосталась ему. А мне досталось от матери, у которой пропал еелюбимый казан. Она готовила в ней вкусный рассыпчатый азиатскийплов, ням-ням, просто объедение. «Это опять твоих рук дело, бездельник! – кричала она в ярости. – Все из дому тащишь, а в домничего! Хоть бы ржавый гвоздь принес когда... » И понеслось. Давноуже соседи не слышали такого концерта… Накануне утром мы тожеготовили блюдо в этой кастрюле, правда, тайком и в сарае у нас. Только вместо риса мы положили туда аммонал. Андрейка, любившийостренькое, приправил стряпню двумя горстями гвоздей и болтов. Чугунок с начинкой он забрал с собой под предлогом, что живет ближек мосту, но обещался угостить оккупантов жарким по особому рецептутолько вместе со мной. И вот она, развязка, очень неприятная для меня, надо признать. Как встречу этого отморозка, выскажу все, что о нем думаю. Пожалуй, выйдет драка, и хотя он моложе меня лет на семь, все же сильнее. Толстожопый, как и все штангисты. И ни хрена не боится. Только чтодоказал это. Не справлюсь с ним. Набьет мне морду – и не стерплюобиды, не зря же я ношу с собой обрез, пристрелю его. А за что? Зато, что парень проявил себя героем? Никто не поймет. А может, я все-таки одолею его в драке? Тогда он меня пристрелит. Нет, так негодится. Надо будет бросить курить. Дыхалка ни к черту. Я вошел во двор второй школы. Кажется, никого. Минуя площадкудля игр с нависшими друг против друга баскетбольными щитами, яостановился у турника в углу и попытался на него взобраться. Напрасный труд. От мороза пальцы прилипали к перекладине. Пришлосьплюнуть. Приняв упор лежа, я начал отжиматься. Обрез за пазухоймешал мне, да и тулуп был тяжелый. Может быть, поэтому я сделал такмало отжиманий, или обжиманий, как говаривал мой покойный тренерДжуба. Дня три назад схоронили его у пятой школы. Настоящимпатриотом был парень и честным, каких поискать. Рухсаг у. Дело былоночью на улице Сталина. Строили баррикаду. Подкатил грузовик, наполненный мешками с песком. Джуба вместе со всеми начал разгружатьмашину, и в это время со стороны улицы Тельмана подкрался грузинскийбээрдээм и открыл огонь. Все разбежались, а он не успел или незахотел. Непонятно. Темное дело. К утру наши отбили улицу, забросавбронированную машину бутылками с зажигательной смесью. Охваченныйпламенем бээрдээм отступил. Говорят, экипаж так и сгорел внутри. Ноэто только слухи. А тело Джубы, изрешеченное пулями, лежало наснегу. Не верится, что Джубы больше нет. Так и вижу его улыбающеесясмуглое усатое лицо. Из Чернобыля, куда он поехал добровольцем, вернулся живой и на вид здоровый, а смерть свою нашел в родномгороде от рук оккупантов. «Молодец, – услышал я из темноты чей-то кряхтящий от натугиголос. Я подскочил от неожиданности. – У тебя не будет бумажки, чемпион? » – спросил незнакомец, явно издеваясь надо мной. Мне былодосадно, что кто-то видел то, что не должен был видеть. Я молчал иоправлял на себе одежду, а тот чиркнул спичкой и закурил. В десятишагах от меня у стены школы в темноте тлел огонек сигаретыкряхтевшего. «Тебе что надо? » – спросил я незнакомца и подошел кнему поближе. Тот сидел на корточках со спущенными штанами над своейдымящейся кучей и непонимающе смотрел на меня снизу вверх. Ясобирался бросать курить, и его сигарета сильно меня раздражала. И япотушил сигарету ногами прямо у него во рту. Вышел я из школынемного успокоенный. «Зачем насмехаться над тем, кого не знаешь? » –думал я. У меня руки чесались пристрелить его, да хорошо сдержался. Все-таки свой, хоть и тупорылый. Посиди теперь на своем дерьме иподумай о смысле жизни, если, конечно, у тебя есть мозги. Я прислушался. Кажется, стреляют на баррикаде возле института. Не надо так спешить, еще успеешь навоеваться, осаживал я себя, ноноги несли меня вверх по улице Ленина. А Андрейка все-таки молодец. Наверно, он тоже там. Где ж ему быть? Всю ночь его ищу. Пожму емуруку при встрече. Обниму, так, по-мужски или по-братски. Сейчас всетак здороваются, мода такая пошла. Но, если честно, многим я бы ируки не подал…
|