|
||||||||||||||||||||||||||||
ТАМЕРЛАН ТАДТАЕВСтр 1 из 20Следующая ⇒ СУДНЫЙ ДЕНЬ
ввв
НЕФОРМАЛ* За столом в небольшой грязной комнате с замерзшим окном сиделидвое и разговаривали. Вернее, говорил и выпивал усатый вмилицейской шинели без погон. Другой, закутанный в шерстяноеодеяло черноволосый парень с бледным лицом, молчал, уставившисьвзглядом в старый коричневый буфет у двери, где скребла мышь. – Да что с тобой случилось такое? – спросил усатый и, осушивсвой стакан, наполнил его вином из глиняного кувшина. – Эканевидаль, старика убил. Война есть война, и тут уж ничего неподелаешь. Выпей-ка лучше со мной красненького. Натуральное, междупрочим. Пить такое все равно что гематоген кушать. Полезно прибелокровии. Ну хоть пригуби, уважь старика. Ладно, не будунастаивать. Еще скажут, что Омари молодежь спаивает. – Он выпил иножом подцепил из миски соленый помидор. – Ай шени, обронил. –Вонзил нож в другой, снял толстыми пальцами, поднес ко рту, зачавкал. Покончив с помидором, Омари вытер руки о шинель и, пробормотав«покурим? ах да, ты же бросил», пощупал в одном кармане брюк –нету, в другом – пусто. – Ай шени, куда же я их дел? В шинели, наверное. Точно там... Достал пачку «Кэмела», закурил. Полюбовавшись верблюдом, небрежно бросил сигареты между тарелками с закуской и продолжил: – Да, Дато, огорчаешь ты меня очень. Давай начистоту. Тысовсем еще зеленый, а вон какую карьеру сделал. Сам Звиад с тобойза руку здоровается. А от Джабы только и слышишь: берите пример сДато, он настоящий грузин и воин. «Стечкин» тебе подарил недавно. Ребята, сам понимаешь, обозлились, а я их осадил: парень, говорю, свою награду заслужил в честном бою; он, говорю, единственный, ктоостался на ферме, когда появились осетины. Двоих из них замочил... Я поначалу думал: обычная перестрелка, популяем немножко, а послебудем хвастаться, кто сколько убил. Слушай, бичо, откуда у осетинэти ракеты? Одна из них воткнулась в стену дома и не разорвалась. Зато несколько угодили в школу, где засели наши. Заза тоже былтам. Бедняга выбежал оттуда, держась за голову, я бросилсянавстречу, да споткнулся об чей-то труп и упал, но видел, как внего попал НУРС. Он ведь был моим одноклассником; и в армии водной роте служили... На Инге, моей родственнице, женился. Дочериу него остались, красавицы. Что сказать им, не знаю. Эх... – Омаривытер глаза и продолжал. – Ну, думаю, Зазе моя помощь ни к чему, впору о себе подумать. Гляжу, а осы совсем уже близко. Перебегаютот одного дома к другому, и бесшумно так, будто волки. Одногоприметил, совсем еще щенка, он, мать его, над трупом нашегосклонился, обчищал его. Я пальнул в него пару раз из пистолета иотогнал. А сукин сын заскочил в хлев и начал стрелять. Он метил вменя, гаденыш. Пришлось упасть за навозную кучу и схорониться там. Валико в это время отыскал меня и упрашивал отступить. Мне сталостыдно перед ним: командир валяется в дерьме. Ну куда это годится? Я кричу ему: ложись, мать твою! А он мне: да ладно, в Афгане я ине такое видел. Тут мальчишка и всадил в него пулю. Прямо в головупопал, представляешь? Жарко мне стало от пожаров, душно, да ещескотина ревет на привязи. Что греха таить, испугался я и побежалвместе со всеми наверх, в Ачабети. О мертвых уже никто не думал, асреди живых тебя не было... Уау чеми деда м...! (Мать мою! ) –схватился он за лысую голову. – Как вспомню, так вздрогну: восьмерых мы тогда потеряли, и все орлы «Мхедриони». – Кто отдал приказ сжечь осетинское село? – спросил Дато и, положив руки на стол, посмотрел на собеседника воспаленнымиглазами. Одеяло сползло с его плеч. – Как кто? – удивился Омари. – Я и отдал. Мы же за ребятхотели отомстить. – Мне бы хотелось послушать. Ты неплохо рассказываешь. – О чем ты, бичо? – Ты давай рассказывай. – Ну хорошо-хорошо, – не стал возражать Омари. – Пошли мы в тоосетинское село, но там уже никого не было. Жители удрали загодя. Кажется, кто-то предупредил их, и этот кто-то был отсюда, местный... Бичо, ты же сам был там и видел все не хуже, илидумаешь, мне приятно вспоминать об этом? – Омари покачалпокрасневшей головой и снова выпил. – Знаешь, я не верю здешним ивот что тебе скажу: это те же осетины, но огрузиневшие – с ниминадо держать ухо востро... – В том селе остался старик, – перебил его Дато. – Какогочерта он не ушел вместе со всеми? Наверное, думал: кто подниметруку на такого древнего старца? Он вышел из домика, опираясь напалку, и мне показалось, будто не время, а медали на груди согнулиего. Старик попросил у меня сигарету. Я дал ему пачку «Мальборо», и он обрадовался, сказал: мадлоба швило (спасибо, сынок). Досталтрясущимися пальцами одну и закурил. Наверно, дьявол сидел во мне– как только он докурил, я застрелил его. С тех пор я потерялпокой. Во сне он приходит и колотит меня палкой, на которойвырастают колючки. Я не могу так больше... Сегодня же убираюсь вТбилиси. – Через объездную дорогу тебе не пройти по такому снегу. Слышишь, как воет ветер? В такую погоду даже собаку не выгонишь задверь... Лучше повремени, и, когда растает снег, рванем вместе. Ятоже соскучился по жене и дочке. – Ты смеешься надо мной? – вспыхнул Дато. – Снег растаетвесной, а сейчас только середина декабря. И в попутчиках я ненуждаюсь. – Помолчал и решительно добавил: – Я пойду черезЦхинвали, дорогу до ТЭКа, слава богу, помню. – Смотри-ка, парень совсем с катушек съехал! Бичо, осы скрутяттебя на первом же посту, и тогда ты позавидуешь мертвым! – Это как карта ляжет. Ладно, уже половина одиннадцатого, мнепора. – Ну уж нет! Пока я здесь командир и мне решать, куда комуидти! Ты выйдешь отсюда только через мой труп. – Неужели? – изобразил удивление Дато и убрал руки под стол. Грохнул выстрел. Омари упал на буфет, задев гору немытых тарелок, которыепосыпались на него; он выругался и потянулся к кобуре на поясе, ноподскочивший Дато стрелял в командира до тех пор, пока тот неперестал шевелиться. Затем он затолкал пистолет в карман куртки, поднял с земляного пола спортивную сумку и, накинув капюшон, вышелиз дома. Минут через десять по накрытой снегом трассе Транскама шелчеловек в синей куртке с большой сумкой в руке. Миновав пустойгрузинский пост, он вышел из безлюдного Тамарашени и, подталкиваемый ветром, направился вниз, в неуютный Цхинвал... Хута считал себя воином по двум причинам: он уже побывал в боюи у него имелся трофей – револьвер системы Нагана. Правда, патронов в барабане было всего три штуки, но ничего, он ихпобережет, будет стрелять только в исключительных случаях. А навойне иногда такое привалит! Просто не надо зевать и бытьнастырным. Вот, например, когда брали Тамарашени. Хута увязался заребятами Колорадо. Те не хотели брать на дело такого малолетку, ноон показал характер и на насмешки огрызался, словно пес бешеный, пока наконец кто-то не сказал, чтобы пацана оставили в покое: еслимальчишка решил умереть, так тому и быть, но за такую честь онпонесет ящик с патронами. Хута, конечно, согласился и, несмотря нато что его навьючили как осла, не ныл, как некоторые из взрослых, и дотащил боеприпасы до самого Кернета. – Оттуда мы спустились в Тамарашени, но перед этим пустили всело штук двадцать НУРСов, – рассказывал Хута в сотый раз своимодноклассникам Бобе и Гугу, стоявшим на пикете возле нового моста. – Неформалы отстреливались из автоматов, и многие из нашихповернули обратно. Тьфу, мать их. Эти уроды считались до войныкрутыми, чуть ли не отцами города, а тут наклали в штаны у всех наглазах... Гугу в черной вязаной шапке, нагнувшись, подбросил сучьев впотухший костер и раздул огонь. Потом выпрямился и, скрестив рукина груди, смотрел на пламя слезящимися от дыма глазами. –... Но те, кто остались, были настоящие тигры, и мы почтизахватили село. Знаете, сколько мы убили там неформалов? Гугу и Бобе переглянулись. – Сколько? – спросил Гугу. – Я насчитал сорок с чем-то трупов. – В прошлый раз их было двадцать, – сказал Бобе. – А я помню, ты говорил десять, – засмеялся Гугу. – Вы что же, не верите мне? – возмутился Хута. – Пойдемтеспросим Колорадо, он скажет то же самое. – Достал уже со своим Колорадо, – нахмурился Бобе. – Колорадото, Колорадо се. А я слышал, что он убийца и мародер, понял? А довойны занимался рэкетом. – Рот свой промой керосином, прежде чем говорить о нем! –вспылил Хута и выхватил револьвер. Бобе попятился к мосту надзастывшей Лиахвой, а силач Гугу схватил руку приятеля. – Да ты совсем рехнулся! – заорал он. – Если сейчас же неуберешь пистолет, клянусь, искалечу тебя! Я не шучу, мать твою! Сделаю из твоей худой задницы парашют! – Ладно, ладно, только отпусти, – сморщился от боли Хута, пытаясь вырваться. Гугу разжал тиски и насмешливо смотрел наодноклассника, который, дрожа всем телом, старался воткнуть стволпод брюшной ремень. – Нам мост доверили охранять, – сказал Гугу и подбросил ещесучьев в костер. – А вы собачитесь. Ну а если бы ты застрелилдруга, а? – Да пошутил я, отвали, – отмахнулся притихший Хута. – Ну вот что, сейчас же помиритесь, – повелел Гугу приятелям. Те обменялись не совсем дружелюбными взглядами. – Ну же, пожмитедруг другу руки. Мы всегда держались вместе, как три мушкетера... – Он повернулся и, подставив огню широкую спину, увлеченнопродолжал: – А давайте сделаем отряд. Найдем еще ребят. Вот, кпримеру, Аца – надежный пацан. Отгрызет башку кому угодно, и Туготакой же... Чего лыбишься, Хута? Я не соседа твоего имею в виду. Помните, он чуть не застрелил нас, мать его? – В его районе, – кивнул Бобе в сторону Хуты, – одни маньякиживут. Ему бы тоже не мешало обследоваться в психбольнице. Ты насамом деле хотел меня пришить? – Да пошутил я, запарили, – замахал руками Хута. – А сосед мойтрус; кишка у него тонка, чтоб убить. Вот насчет отряда ты здоровопридумал, Гугу. И ребята подходящие. Тот, другой, Туго ведь тожебыл в Тамарашени. Этот пистолет я взял с замоченного им неформала. Меткий такой: из обреза убил ублюдка. Но вряд ли Тугоприсоединится к нам, да и Колорадо не отпустит такого бойца. – Знаю, о ком вы говорите, – сказал Бобе. – Он, говорят, наигле сидит, и очень плотно. Еще говорят, на его совести не одиносетин. – Для тебя все, кто воюет, либо убийцы либо наркоманы, – сплохо скрываемой злостью прошипел Хута. – Заткнись! – осадил его Гугу. – Наше дело предложить, а есликто откажется, найдем других и раздобудем оружие. – С этого бы и начинал, – одобрил Бобе. – Будут стволы, желающих повоевать палкой не отгонишь. Помолчали чуть-чуть, покурили, благо из взрослых рядом никого. Наверно, похмеляются после ночных попоек на пикетах. – Это кого же к нам несет в такой ненастный день? – удивилсяГугу. Три одноклассника посмотрели в сторону Богири, откудаспускался какой-то тип в капюшоне и с сумкой в руке. Он шел посередине дороги, с которой ветер поднимал снежную пыль, истремительно приближался к мосту. – Сразу видно, нездешний, – определил незнакомца Бобе. – По-моему, тоже, – встревожился Хута и полез за револьвером. – Так уверенно ходить по городу может только наш, – прищурилсяГугу. – Чужака бы схватили на посту в Богири. – Сегодня же митинг на вокзале, – вспомнил Бобе. – Народ тудаповалил за лапшой на уши... Человек в капюшоне приблизился к пикету и, остановившись, обратился к приятелям на чистейшем русском: – Здорово, братки. Не подскажете, как добраться до ТЭКа? Подозрительный взгляд Бобе сразу же остановился наоттопыренном кармане куртки прохожего. Не зря, не зря он там греетруку. – Хута ай да лыстаг мады б.. ы фехсай неформал у! (Хута, твоюхудую мать, стреляй он неформал! ) – крикнул вмиг прозревший Бобе. – Джиппай ыхсы бози йа мады ф... йа (Он, б... из кармана стреляет! ) У потухшего вечного огня напротив памятника дважды ГероюСоветского Союза Иссе Плиеву с отбитым носом прогремели тривыстрела. Ночью Туго приснились неформалы. Бородатые изверги схватилиего и повели на какую-то птицеферму, где кукарекали петушки икудахтали курочки. И там, насадив на свисающий с бетонного потолкаогромный крюк, жгли его тушку паяльными лампами. Он проснулся встрахе и не мог уснуть, да и боялся: вдруг сон повторится исердце, не выдержав такого напряжения, разорвется? Бывали такиеслучаи. Может, матушку разбудить? Лучше не надо, ведь у неебессонница, и, прежде чем постелить на полу у печки, она глоталаснотворное. Недаром говорят, что старость к огню тянет будтобабочку. Туго нащупал под кроватью обрез карабина и положил рядом. Холодный ствол успокоил его, и он подумал о тезке. Этому дерзкомуи, несомненно, опасному человеку Туго подражал буквально во всем. Тезка, например, носил черный пуховик, спортивные адидасовскиештаны и кроссовки той же фирмы. Такие же шмотки приобрел и он. Иоружие у них было почти одинаковое... Правда или нет, но говорили, будто однажды тезка из обреза сбил летящую ворону. Все, кто былрядом, стали рассуждать о случайности, да сразу притухли, когдавторая каркуша шлепнулась рядом с первой. Колорадо, говорят, снялс плеча автомат и протянул Туго: «Дау у» («Он твой»). Но тезка таки не расстался со своим обрезом, из которого, по слухам, убил сдесяток неформалов. А он ни одного. И в бою еще не был. Но в следующий раз онобязательно пойдет. Вспомнил, как сосед Хута, совсем ещемальчишка, недавно пришел к нему и умолял: – Одолжи обрез. Клянусь, вечером же верну. – А зачем тебе? – удивился Туго. – Ребята сегодня Тамарашен будут брать, и я тоже пойду с ними. – Ну одолжу тебе, а сам попрусь туда безоружный? То есть явыну, а ты засунешь – так, что ли? – А разве ты идешь? – Конечно... Мда, обманул пацана и два дня прятался дома. Потом все жерешился пойти в город и встретил в конце улицы Хуту в компаниисвоих дружков, Бобе и Гугу. Ребята не поздоровались с ним, толькоусмехнулись. Да они всегда так скалятся, утешал он себя и, споткнувшись, чуть не упал. Обрез выпал из-под куртки, и Туго, нагнувшись, схватил оружие, загнав патрон в патронник. Он был вярости; готовый убить. И те, кажется, поняли это и насторожились. Туго выпрямился и с вызывающим видом прошел мимо притихшихнасмешников. И только за старым мостом у разграбленного магазина«Динамо» он остановился, чтобы перевести дух. Оттуда Туго пошел вгости к Тамрико и рассказал ей о случившемся. – Эти малолетние ублюдки, испугались и убежали, когда яприцелился в них, – бахвалился Туго. – Останься они на месте, я бышлепнул их. Клянусь тебе... Тамрико посмотрела на него как-то по-особому и поцеловала. Герой тут же возбудился и повалил девушку на диван. – Не сейчас, – шептала она, отвечая на его страстные поцелуи. – У меня месячные, да и мама может зайти. – А когда будет можно? – дрожал от нетерпения и желания Туго. Уже почти год они встречались, но, кроме поцелуев в щечку припрощании и откровенных разговоров о сексе, он ничего не добился. – В субботу родители пойдут на сороковой день к дяде. Приходитогда... Сегодня как раз суббота, подумал Туго, сладко зевнул и закрылглаза. Ему приснилось, будто они с Тамрико голые лежат на томсамом диване и занимаются любовью. И он чувствует, как гладкое инежное тело девушки постепенно превращается в нечто очень жесткоеи волосатое. Он открывает глаза и видит под собой неформала... Туго проснулся в холодном поту. Светло. Матушкина постель насоседней кровати. Он встал и босой прошлепал к окну. Отодвинулзанавеску. Снег и пасмурно, воет ветер. Тоска. Уехать бы отсюдаподальше. Вспомнил Тамрико и улыбнулся: женюсь на ней, еслиокажется целкой. На столе записка от мамы: «Я на митинге. Поешьхлеба с сыром, а вечером приготовлю плов. В дверь не стреляй! ». Туго посмотрел на настольные часы: без пяти минут одиннадцать, свидание с Тамрико в двенадцать, значит, еще успею сходить кАслану за патронами. Десять штук раздобыл. Молодец. Настоящийдруг. Он быстренько оделся. На остывшей печке чайник с отваромшиповника. Говорят, полезно, много витаминов. Налил в чашку густойкоричневой жидкости. Выпил без сахара. Кисловато, но приятно. Послышались выстрелы. Кажется, за новым мостом шалят. Интересно, кто так рано напился? Туго посмотрел на хлеб и сыр втарелке. Есть не хотелось. Брать обрез или нет? Возьму на всякийслучай, хотя в патроннике всего два патрона. С теми, что Асландаст, будет двенадцать. Хорошее число. Он повесил замок на дырявыедвери. Так и не попал в нарисованную углем голову Хуты. А матьхваталась за сердце. И соседи пугались, проклинали. Что пожелалимне – вам же на голову. Туго спрятал ключ в карман и вышел заворота. На улице ни души. «Только ве-етер гуди-ит в провода-ах», –пропел он и, натянув вязаную лыжную шапочку на уши, двинулся вгород. Но не успел и двух шагов сделать, как заметил незнакомца ссумкой, идущего ему навстречу. Человек со скрытой под капюшономголовой – виднелся лишь полумесяцем подбородок – приблизился кТуго: – Здорово, братка. Не подскажешь, как выйти на трассу? – Дойдешь до конца улицы, – просипел Туго, со страхом смотряна карман незнакомца, откуда сквозь дыру торчал ствол пистолета. –Потом... перейдешь дорогу и поднимешься на гору... Трасса там. – Спасибо, братка. Удачи тебе... Неформал, угадал готовым разорваться сердцем Туго, прислушиваясь к хрусту удаляющихся шагов. Но как он прошел черезстолько постов? Ах да, сегодня же митинг. Весь город там. И какойу него здоровый пистолет. Это, наверное, он стрелял на новоммосту. Убил кого-то из наших и сейчас спокойно уйдет. Туго вынулобрез, стараясь не шуметь, зарядил его и повернулся. Прицелившисьв темно-синюю фигуру на фоне горы, покрытой белым ковром, подумал: промахнусь – он спустится, пока я буду перезаряжать, и убьет меня. Тезка бы не промазал. И вообще в спину стреляют одни подонки... Холодным, дрожащим пальцем Туго дернул спусковой крючок. Выстрелвспугнул стаю голодных ворон. Каркая, они закружились над ТЭКом. Незнакомец пошатнулся, но все же продолжил свой путь, как вдруг, поскользнувшись, упал на куст шиповника и замер. * Неформалами назывались грузинские вооруженные формированияво время правления первого президента Грузии Звиада Гамсахурдия.
|
||||||||||||||||||||||||||||
|