|
|||
ГЛАВА XII 10 страница– Но я отвлекся, – пробормотал Фавье. – Ваш дядя тогда сказал, что подыщет место, как-то связанное с Кристиной Даэ, поскольку «вся жизнь ее связана с этим завещанием и Оперой». Маргарита благодарно улыбнулась. – Это действительно поможет, – произнесла она с радостью. – Спасибо вам, месье. Она шла к двери, слыша его бормотание, и светилась от счастья. О да, пусть появился самый малейший намек на местонахождение завещания – но это уже был прогресс. Осталось только подумать, какой аспект жизни Кристины дядюшка держал в уме, когда прятал документы. Но с этим Маргарите еще предстояло разобраться... Ей не терпелось прийти домой и поделиться новостями. Перед тем, как дверь захлопнулась, Марго успела оглянуться и последний раз кивнуть Фавье, вернувшемуся за письменный стол. Колокольчик тонко звякнул над ее головой.
***
Весенний сад Оперы мало чем отличался от зимнего. Листья, вопреки законам природы, вовсе не торопились раскрываться, и на всех деревьях, лысых как в декабре, только едва набухали почки. На улицах уже чувствовалось теплое, оживляющее дыхание молодости; в саду воздух, казалось, не прогревался никогда. В Опере все жило своей жизнью, и законы внешнего мира мало волновали этот уклад. Мег любила это место именно за его непокорность. Она хотела бы сама быть такой неприступной, строгой, твердо стоять на своем, не жертвовать собой ради желаний других... Девушка разразилась новым приступом рыданий. Конечно, она сожгла письмо Симона. Она не обрадовалась ему ни на минуту. Если Симон ждал, что она сойдет с ума от счастья и прибежит по первому его зову — он ошибся. После того, как девушка сожгла манускрипт юноши, она незамедлительно ушла в сад, на уютно скрытую от чужих глаз скамеечку, на которой они часто разговаривали с Симоном. Она забралась с ногами на эту скамейку, прислонилась спиной к каштану, притянув к себе колени и уткнувшись в них лицом, и расплакалась. Слезы не кончались даже по истечению часа. Намного легче было, когда Симон вообще с ней не разговаривал, чем когда так очевидно показывал свое пренебрежение ее чувствами. Как она могла второй раз в своей жизни так глупо оступиться?! Мег отняла лицо от колен и вытерла ладонями мокрые щеки, но новые слезы снова застелили их. Она вздохнула, постаралась разомкнуть слипшиеся от слез ресницы и застыла от удивления. Рядом с ней на лавочке сидел Симон. Симон не мог произнести ни слова от поразившей его картины. Он нашел ее за несколько минут, и уже довольно долгое время сидел рядом, едва дыша. Мег, которая пережила смерть матери, не проронив ни слезинки, сидела перед ним и рыдала так, словно из нее вынули душу. В ее взгляде читались укор, презрение, обида и боль, нестерпимая боль, которую, очевидно, невозможно было скрывать. На душе у Симона стало тошно: что же должно было случиться с этой храброй сильной девушкой, чтобы она так страдала? – Мег. – произнес он и почувствовал себя полным болваном. Девушка молчала и, не отрываясь, смотрела суровым взглядом в его глаза. – Мег, что с тобой? Он протянул руку, чтобы дотронуться до ее локтя, но Мег резким жестом пресекла его движение. – Не прикасайтесь ко мне. – твердо произнесла она. Симон непонимающе моргнул. – Мег?.. – Оставьте меня в покое. – девушка отвернулась от Симона, стараясь привести лицо в порядок с помощью кружевного платочка. Юноша нахмурился. – Нет, я не оставлю. Я не для этого ждал и искал тебя по всей Опере, воображая, что с тобой что-то стряслось. – Если бы и стряслось, что вам от этого? – пробормотала Мег, но Симон услышал. – Почему ты так говоришь со мной? Я и не заметил, что успел из друга сделаться твоим врагом. – в отчаянии произнес юноша, не надеясь на ответ, судя по лицу девушки. Ноздри Мег расширились от обуреваемого ее гнева, губы дрожали, а глаза неотрывно смотрели на Симона, обвиняя его во всех земных грехах. – Было бы лучше для вас и дальше не замечать того, что лежит на поверхности, – холодно ответила, наконец, Мег и отвернулась от юноши. Симон встал со скамейки и опустился на колени перед девушкой, пытаясь взять ее руки в свои: Мег отчаянно сопротивлялась, словно ее жизнь вмиг оборвалась бы, если бы Симон взял ее за руки. Он наконец сдался и бессильно выдохнул. – Мег, что с тобой случилось? Если ты расскажешь мне, я помогу, ты же знаешь, что я твой друг, что бы ты ни думала... У тебя... Ты... Тебя обидел мужчина? – Замолчите! Я богом клянусь, если вы не замолчите сейчас же, я наложу на себя руки! Вы твердите о дружбе, о преданности, о поддержке — как вы смеете? – вдруг воскликнула девушка. Симон охнул, не находясь, что ответить. Мег же перевела дыхание и продолжила ровным тоном. – Вы позволяете себе слишком многое, обращаясь со мной, как с вещью. Удивительно, как я не поняла сразу, что нужна вам, только как тряпочка, чтобы вы утирали ею свои слезы, а при ненадобности — выбрасывали. «Мег, я такой одинокий, я несчастен, мне нужен друг», – произнесла девушка, передразнивая Симона. – Вы даже не заметили, что ваша тряпочка потерялась куда-то на целый месяц, потому что вам было не до нее. Не знаю, что произошло в вашей жизни, раз она вам снова понадобилась, но знайте — вашей тряпочки больше нет. Есть я, живая девушка... Которой вы пообещали, что будете рядом, но бросили! Зачем я все это говорю, ведь вы меня даже не слушаете... – прошептала она. Симон стоял на коленях перед Мег, как громом пораженный, и не находил в себе сил вымолвить ни слова. Он чувствовал себя полным болваном и подлецом, но начинал внутренне закипать от взаимной обиды. Как она могла подумать так о нем? Почему не попросила о помощи, если нуждалась в ней? Симон постарался взять себя в руки и выдохнул. – Мег, ты все неправильно поняла... Я не знал, что ты так нуждаешься во мне. – месье Леру, да вы вообще обо мне ничего не знаете! – огрызнулась девушка. – Это уже слишком! Мег, ты не даешь сказать мне ни слова в свое оправдание. Ты очень ошибаешься в моем отношении к тебе... – выкрикнул Симон, глядя на девушку снизу вверх и теряя контроль над собой. – Если бы я ошибалась, вы бы не задавали мне вопросов про мужчину! – Какого мужчину, Мег?! – Я не знаю, это вы спросили! – Да, спросил, я думал, что ты страдаешь из-за мужчины, но теперь понял... – Сомневаюсь! – Мег, перестань грубить мне! – Прошу прощения, месье Леру, так лучше? – Вполне! Ты разрешишь мне объясниться? – Нет. – Почему, Мег?! – Потому что я люблю вас! В воздухе повисла напряженная тишина. Симон остолбенел, стоя на коленях, и тяжело дышал, пытаясь осознать сказанное девушкой. Мег силилась понять, действительно ли она сказала вслух то, что эхом отзывалось в ее ушах, и судорожно искала выход из ситуации. Сквозь тишину вдруг прорвался неясный стук со стороны густо посаженных каштанов. Он послужил сигналом для Мег. Она, окончательно отчаявшись, порывисто спустилась на колени к Симону и, притянув тонкими пальчиками к себе его голову, смело коснулась губами его губ. У Симона не осталось никаких сомнений по поводу происходящего. Теперь он чувствовал себя слепым болваном. Слепым болваном, которому странно хотелось ответить на поцелуй. Мег предотвратила его желание, прервав поцелуй, и в ужасе уставилась на юношу, хранящего гробовое молчание. Губы ее задрожали, щеки залились стыдливым румянцем; она резко отшатнулась от Симона и встала на ноги, чтобы позорно сбежать. Ее трясло от стыда и глупости содеянного; хотелось провалиться под землю — о, если бы она могла! Симон решительно поднялся с земли, как только заметил, что Мег готова убежать, и, настигнув ее, крепко обнял. Девушка благодарно прижалась к его груди и заплакала. Юноша закрыл глаза и облегченно выдохнул. – Прости меня, Мег. – Симон, оставьте меня, я так ничтожна... – рыданиями ответила ему девушка. В ответ юноша только сильнее сжал ее в объятиях.
***
Когда Маргарита вышла из конторы, на часах уже было восемь. Несмотря на усталость, она была в приподнятом настроении — этим объяснялся ее замечательный румянец и нежная улыбка. А, как известно, чужие улыбки не остаются незамеченными. По какой-то причине люди, завидев счастливое лицо, жаждут вернуть ему будничную серость. Особенно если радость эта принадлежит симпатичной девушке из среднего класса. Уже стемнело, и пронизывающий восточный ветер гулял по улицам. Пригнув голову, Маргарита шла сквозь его захлестывающий поток и совершенно не замечала, как на нее глядели фабричные девушки и прачки, одетые в одинаковые серые платья из грубой ткани, и как раз возвращающиеся после трудного рабочего дня. Все они так и впивались в лицо Маргариты взглядом. И пусть красоту ее волос и большую часть лица скрывал капор, они все равно ухитрялись позавидовать даме. Люди низшего класса были настолько непосредственны в своей зависти, что нисколько не скрывали ее. Маргарита слышала, как несколько женщин, проходя мимо, громко прокомментировали ее наряд, а одна даже потянула за край юбки… Но девушка была слишком воодушевлена, чтобы злиться. Первый успех в поисках! Ах, как все обрадуются! Уильям, наверно, особенно — он ведь побывал во всех конторах города и по секрету сказал Марго, что надеяться на то, что завещание найдется, в общем-то, не стоит. Вдруг над самым ухом Маргариты зазвучал хриплый мужской голос. Она подняла голову — и увидела прямо перед собой закопченное лицо рабочего лет тридцати, тощего, с волосами цвета пакли и водянистыми глазами. – Куколка! – воскликнул он ей в лицо. – Улыбнись-ка нам. Твоя улыбка наверняка приносит удачу! Марго замешкалась. Она была не из грубых людей, а монастырское воспитание привило ей такую терпимость, что она все сделала в точности, как он просил. Девушка улыбнулась и, чуть кивнув, попыталась продолжить путь, как ни в чем не бывало. – Припустилась-то как, гляди! – заорал другой, еле держащийся на ногах. – Ты куда-то спешишь, сестренка? – Мордашка у нее ничего… – Оставайся лучше с нами! Их голоса сливались в единое жужжание, ужасно действовавшее ей на нервы. Марго упрямо двигалась вперед. Она боялась обернуться и увидеть, что вся эта жуткая компания следует за ней, как свора голодных псов. Их голоса не стихали. Нет, они становились громче и ближе!.. Марго рванулась вперед, но от сумрачной арки перед ней отделилось два мужских силуэта. Девушка остановилась, не зная, что предпринять. Все это очень походило на нападение. Она резко развернулась на каблуках, но позади ждали еще трое крепких мужчин. Маргарита покраснела от злости и страха. Ноги ее не слушались, а язык совсем онемел. Сердце стучало где-то в горле, и все свои силы она сейчас положила на то, чтобы не лишиться чувств от ужаса. Какой-то пьянчуга потянулся и шершавыми, мясистыми пальцами сжал ее подбородок. Насильно приподняв ее лицо так, чтобы его омывал лунный свет, он довольно присвистнул. Настроение его передалось и остальным — они радостно заулюлюкали. Поднялся жуткий клокочущий хохот. Дыхание его было так зловонно, что Марго закашлялась. – Да просто как ангелок с картинок! – воскликнул тот, что раньше просил ее улыбнуться. – Уберите руки, – с трудом прошептала Марго. – Иначе я позову на помощь. – Милая, ну что же ты такая колючая… Вырвавшись из чужих рук, она сделала неосторожный шаг назад — и угодила прямиком в объятия второму мужчине. Тот пронзительно засмеялся ей в ухо и с готовностью обхватил большими ладонями ее грудь. Даже сквозь ткань это прикосновение показалось ей настолько отвратительным, что девушка закричала. Рот ей тут же заткнула рука, от которой пахло спиртом и машинным маслом. Крик погас, так и не устремившись в ночную высь. Кто-то подхватил Марго под колени и приподнял. Мужчины лихорадочно шептали что-то о том, что нужно поторопиться. Взбрыкнувшись, Марго угодила одному из нападавших ногой в живот, но это только сильнее разозлило их. Шероховатая ладонь коснулась нежной кожи ее бедра…
***
Эрл шел по безлюдной улице, иногда останавливаясь, чтобы поудобнее перехватить хрустящие бумажные пакеты. Он уже давно не выбирался за покупками, так что пакетов было много — и все забиты доверху. У него закончился чай, почти не осталось любимых бисквитов Рама, да и Эрик попросил захватить бутыль коньяка. Обычно Эрл не выполнял чужих просьб, но «глава» призрачного семейства взамен согласился приглядеть за Рамом до его возвращения. А когда Эрик попросил коньяк, Гэри немедля заказал то же самое. Эрл уже чувствовал себя мальчиком на побегушках, но отказать не мог. Теперь же он направлялся домой, и руки его ломило от тяжести. В кои-то веки у Эрла было неплохое настроение — он даже напевал под нос возникшую из пустоты мелодию. Придет домой — и тут же запишет ее, чтобы не затерялась в глубинах памяти… Вдруг тишину вокруг него раздробил пронзительный женский крик, тут же стихший, но оставшийся звенеть у него в ушах. Эрл обернулся. Бесконечная арка переулков была столь непроглядна, что он, конечно, не сразу что-то увидел. Затем, приглядевшись, он заметил сияющее во тьме платье прелестного темно-лазурного оттенка. Какая-то девушка, со всех сторон окруженная подвыпившим в окончании дня мужичьем. Иначе их назвать не получалось — эти пьянчуги были слишком далеки от образа настоящего мужчины. Отца семейства. Защитника. О да, защитниками их можно было назвать лишь с саркастическим оттенком. Эрл всматривался в темноту. Кому-то не повезет этой ночью, но это уже совершенно не его дело… Но что-то мешало ему уйти. Эрл воздел глаза к небу. Почему он не мог просто бросить ее на растерзание? В этом мире должны быть свои хищники и свои жертвы. Нельзя спасти и сберечь каждого. «Ошибаешься, – подумал он. – И ты сейчас сам это докажешь». Аккуратно придвинув пакеты к стене, он засучил рукава и двинулся к компании пьяных рабочих. Девушка билась между ними, как обезумевший мотылек. Она не была похожа на одну из «продажных». Нет, у нее было закрытое, строгое платье, а голову покрывал капор. Очевидно, она просто поздно возвращалась домой и попала в беду! Вот один из мужчин схватил ее сзади. Грязные пальцы исчезли в складках лазурной юбки, обнажая стройные худые ноги девушки. Черные пальцы на белом кружеве ее нижнего белья. Немыслимое, до дрожи гадкое зрелище… – Оставьте ее! – воскликнул Эрл. – Неужели вы не видите, что девушке неприятно ваше внимание?! Они словно и не услышали его. Глаза мужчин горели мрачной одержимостью. Эрл сорвался с места. Подлетел к шайке — и оттолкнул одного из верзил от бедной девушки. Поднялся недовольный гомон. – Тебе-то что надо? – Не лезь, если не боишься костюмчик запачкать! – Нашелся герой! Иди своей дорогой! – Только после того, – прошептал Эрл, и в голосе его мелькнула ласковая угроза, – как вы отпустите эту мадемуазель. Девушка, окончательно переставшая понимать, что происходит, измученно ахнула: – Пожалуйста! Прошу, помогите мне! Сердце Эрла пропустило удар. О, какой испуганный, нежный голос. Она ведь еще совсем девочка, а эти чудовища вздумали над ней надругаться… По венам Эрла разливалась кипящая ярость. – Последнее предупреждение, – сказал факир. – Пугай этим других, – худощавый зло усмехнулся и сплюнул на землю прямо у ног Эрла. – А мы тут сами разберемся, что нам делать. – Не хочешь присоединиться? – подал голос другой. – Только представь: она кричит, а ты погружаешься в ее горячую плоть, двигаешься в ней как хочешь и сколько хочешь, – Он подошел к Эрлу и хлопнул его по плечу. – Чувствуешь, как она сжимает тебя изнутри… В тот же самый миг Факир вцепился в его кисть и с силой вывернул ее. Что-то хрустнуло. Парень заорал и отскочил от незнакомца, как от огня. Для остальных этот крик послужил сигналом: они разом кинулись на Эрла со всех сторон. От удара первого Эрл увернулся — и тут же ударил другого в солнечное сплетение. В нем закипала жажда крови — чувство, которое он слишком долго стремился подавить. Каждый человек, нападавший на Эрла, обладал лицом Робера Гюго. И каждый кричал его голосом. Все они напоминали этого подонка, этого жалкого богатенького щенка… Горячая боль захлестнула Эрла. Он не заметил приближения последнего противника и дорого отплатил за свою невнимательность. Сверкающее лезвие вонзилось ему в живот, осиным жалом заныло, загудело в ране. Но за волной ярости он не ощущал боли. Эрл не опомнился, пока не понял, что вот-вот задушит худощавого. Бедняга кашлял и хватался за его запястье, царапая его тупыми ногтями. Лицо его посинело, водянистые глаза вытаращились в пустоту. Эрл испуганно охнул и разжал руки. Противник камнем рухнул на землю и затих. Он дышал. Слава Богу, он еще дышал. Отойдя на пару шагов, Эрл необдуманно прикоснулся к ране — и зашипел от боли. Рукоять ножа сломалась, а лезвие по-прежнему торчало из мокрой рубашки. Все было в крови. Горячей, скользкой, липнущей к пальцам. Эрл сжал пальцы вокруг лезвия и надавил. Острие почти сразу порезало его пальцы. Теперь — никакой игры на фортепиано. Неделями. Высвободившееся лезвие выскользнуло из его дрожащих рук и звякнуло о мощеные плиты. Эрл тяжело дышал, стараясь совладать с головокружением. Кто-то коснулся его плеча. Девушка. Он совсем забыл о ней. – месье! – испуганно прошептала она. – месье, вы ранены! – Ах, – тихо ответил Эрл. – Какое счастье, что с вами все в порядке. – Кровь! Это кровь! – воскликнула она. – Вам нужна помощь, месье! Если вы потеряете слишком много крови, то умрете! Он нашел в себе силы рассмеяться и впервые посмотрел на нее. – Неужели вы думаете, что мне это не из... Эрл замер. Не может быть! Невозможно! Из всех людей, из всех парижанок… А между тем, она тоже замолчала. Луна упала на ее испуганное лицо, и все сразу стало ясно. Засверкали светлые кудри, обрамляющие ее по-детски округлое личико. Она приоткрыла губы и судорожно выдохнула. А в глазах… в глазах ее отражался он — человек в маске. – Боже! – ахнула мадемуазель Фирман. – Вы!.. Это снова вы!.. – Маргарита, – только и сумел выдавить Эрл. Он вырвался из ее ослабевших рук и метнулся во мрак, а Маргарита осталась стоять посреди переулка. «Что это значит? – вопрошала девушка, глядя Призраку вслед. – Зачем он спас меня? Видит Бог, я рада этому спасению, но не такой ценой… Он преследует меня! Но ведь он не испытывает ничего, кроме ненависти! Если он хотел отомстить мне, то зачем… почему… Он сказал: «Слава Богу, что вы в порядке! » Что это могло значить! Слова, произнесенные лживыми губами убийцы… Прозвучали так мягко! » Она окончательно запуталась и готова была заплакать. Из тьмы вдруг донесся стук копыт. Марго замерла. Экипаж! Какая удача! Возможно, ее согласятся подвезти, а дома она возьмет у матери денег и расплатится. Лишь бы он остановился… Из арки появилось два всадника, оба в полицейских мундирах. Маргарита облегченно вздохнула. – Как хорошо, что вы оказались рядом, – пробормотала она, подходя к ним поближе. – Мне очень пригодится сейчас ваша помощь, господа… – Мадемуазель, – учтиво произнес старший инспектор, приятной наружности мужчина лет пятидесяти. – Это вы кричали? – Да, – чуть смущенно отозвалась Маргарита. – На меня напали… Но обидчики уже скрылись, не волнуйтесь. Только один… лишился чувств. Он где-то там, на земле. Она прекрасно понимала, как глупо и неправдоподобно звучали ее слова, но ничего лучше она сказать не могла. – Не причинив вам вреда? – усомнился второй полицейский. – И ничего не украли? – Что же заставило их отступить? – вторил ему первый. В его глазах светилась почти отеческая забота. Взгляд этот успокоил Марго и придал ей уверенности. – Боюсь, – кротко ответила она, – Что эти люди увидели приведение. Полицейские переглянулись. Младший отвел глаза, а старший прокашлялся и предложил ей руку, затянутую в кожаную перчатку: – Негоже порядочным девушкам прогуливаться в такое время. Залезайте, я отвезу вас, куда скажете. И уже на месте составим отчет. – Ах, спасибо вам!.. Маргарита с трудом взобралась на лошадь. Она никогда не каталась верхом, так что для нее это стало настоящим испытанием. Как и соблюдение правильного положения в седле. Старший инспектор отдал младшему последние указание, после чего пришпорил лошадь и направил ее к Гревской площади. К тому времени сердце Маргариты почти перестало подскакивать от страха, но сомнения не оставляли ее. Эрл сказал: «Слава Богу, что с вами все в порядке! » Он не желал ей зла. О нет, он, судя по всему, был одержим ею. Маргарита вздрогнула и зажмурилась. Пусть ночь поглотит эти мысли вместе с воспоминаниями об этом кошмарном инциденте. Она решила никому не рассказывать об этой встрече. Ни единой живой душе.
***
Кристина воодушевленно ахнула и похлопала Дестлера по плечу, заставляя его отвлечься от сочинения. И ведь именно в этот момент он придумал, как должна была меняться мелодия на пике второго куплета. Придумал — и тотчас эта мысль покинула его. Улетучилась как дым, и все благодаря этой шумной дурочке. – Учитель! – сдерживая смех, воскликнула Кристина. – Я не знала, что вы еще и архитектор! Воистину, вы человек множества талантов, и для меня непостижимо, как вам удалось все их отточить до такой степени! Большим усилием воли Дестлер заставил себя не кричать на нее. Он с силой захлопнул нотную тетрадь и посмотрел на Кристину с неистовством. От злости у него перехватило дыхание. Последнее время любовница приносила Призраку одну только головную боль. Он пресытился всем, чем являлась Кристина: ее голосом, ее глуповатым взглядом, ее нелепыми мыслями вслух, звуком ее шагов… По крайней мере, она еще могла доставить ему удовольствие в постели. Но терпеть все ее женские причуды ради получаса наслаждения… Дестлеру это казалось нечестным, и он часто пребывал в угрюмом состоянии. Он уже не надеялся сделать Кристину дивой. Ее голоса хватило бы на легкие опереттки, но для сцены Оперы он не подходил. При одной мысли о ее уверенности в обратном на лице Дестлера возникла улыбка. «Папаша Россини ошибался, когда внушал дочери, что у нее природный дар», – кисло подумал он. Кристина продолжала перебирать его чертежи. Она то и дело рассыпалась восхищенными вздохами, хотя – Дестлер готов был ручаться — ничегошеньки не понимала ни в одном из его планов. – Оставь, – буркнул Призрак, неуклюже погладив Кристину по руке. – Не то испортишь. – Парк раз-вле-че-ний! – по слогам прочитала хористка, и из груди ее вырвался очередной пораженный вздох. – Парк! Вы хотите открыть парк! О, это замечательная идея. У нас в Париже нет ничего подобного. Людям понравится. Ты действительно сделаешь это? Дестлер бесцеремонно вырвал из ее рук смятые листы и положил их на клавесин. Впрочем, немного подумав, он переложил их на дальнюю полку своего письменного стола. Так она их точно не достанет. – Даже не знаю, – раздраженно откликнулся он. – Зачем открывать парк, если Париж довольствуется цирком. Кристина моргнула. – Но у нас нет цирка. – Мы в нем находимся, дорогая, – Дестлер многозначительно посмотрел на нее, точно хотел добавить: «И ты — одна из ведущих клоунесс». Кристина понимающе улыбнулась. Затем глаза ее потемнели, она нахмурилась и задумчиво покачала головой. – Нет, не понимаю. Мы сейчас в Опере. Дестлер горестно вздохнул и коснулся пальцами висков. Иногда Кристина напоминала ему родную сестрицу… Вот только глупость родственницы он не терпел с таким трудом. В случае Кристины это становилось просто невозможным. «Кристина еще юна, – говорил он себе, – И познает науку сдержанности и размышления много позже». Хотя кого он обманывал? Ей просто не хватало ума. – Забудь, – посоветовал Призрак, мысленно сосчитав до десяти, дабы успокоиться и не вылить на нее весь свой гнев. – Ты ведь пришла заниматься музыкой. А вместо этого только и делаешь, что болтаешь. Дитя мое, ты разве не хочешь стать дивой? Кристина опустила голову и поджала и без того тонкие губы. – К чему старания, – жалобно сказала она, – Если все они пропадают втуне. Беатрис Низзардо все равно намного лучше меня. Ты слышал, как она пела в «IlMuto»? Теперь все заглавные роли будут принадлежать ей и только ей одной... В бессильной ярости Дестлер захлопнул крышку клавесина и обернулся к ней. От громкого хлопка Кристина вздрогнула и замолкла на полуслове. – Если ты пришла ныть, – тихо произнес Дестлер, – То лучше уходи. Придешь в другой раз. Мне нужен твой певческий голос, а бесед между нами и так достаточно. Кристина вжала голову в плечи и посмотрела на него так, словно он только что убил человека. В другой раз этот укоризненный взгляд заставил бы Дестлера пожалеть о своей горячности – но только не сегодня. – Ангел, – прошептала она. – Ты слишком строг. – Возможно, – с готовностью согласился Дестлер. – Но сейчас выбор таков. Или пой, или уходи. Он указал на дверь. Несколько секунд прошло в ласкающей его уши тишине. Затем Кристина судорожно выдохнула и прошествовала к клавесину. Где-то в глубине души Дестлер надеялся, что она выберет уйти. Скрипнув зубами, он тоже последовал к инструменту. – Ты исполнишь для меня новую песню, – сказал он. – Она тебе не знакома. Мы сейчас ее вместе разучим. Ария еще не доработана, но мне нужно… нужно, чтобы она зазвучала. Так я пойму, в чем ее просчеты. Ты поможешь мне оживить мою музыку, дитя. Это очень серьезная задача. Он сделал упор на слово «серьезная», и Кристина тут же засветилась от счастья. Она делает что-то для своего Ангела. Это ли не радость! – А как она называется, Учитель? – спросила она с придыханием. – «Любовь — затейливая штука». Кристина наморщила носик и недоверчиво посмотрела на своего таинственного ментора. – Звучит как-то не очень. – Рабочий вариант, – отмахнулся Дестлер. – Не суть. А теперь пой! Я хочу, чтобы твой голос звенел! Пой! Вложи в это все силы!.. И она запела.
***
Дом. Наконец-то! Дом... Мягкий свет пробивался из-за занавесок, укрывавших окна в гостиную Фирманов. Все наверняка сейчас там, пьют чай или кофе с печеньем. Симон наверняка съел все печенье в одиночку. Какие теплые, уютные мысли! На улице было прохладно, но Марго почти чувствовала тепло, исходящее оттуда. Какое счастье. Это ужасное происшествие осталось позади. – Это ваш дом? – уточнил инспектор. – Да. Спасибо вам большое! Инспектор соскочил с лошади и помог спуститься Маргарите. Та дрожала то ли от холода, то ли от пережитого страха. Все тело болело от езды верхом, отяжелела и кружила голова, но все же Марго была уже почти дома. – Вы не возражаете, если я зайду? – спросил инспектор. – Нужно составить протокол. – Все, что угодно, месье, – улыбнулась ему Марго. Инспектор привязал поводья своего вороного коня к калитке и убедился, что тот не сможет освободиться. Марго почти пробежала по дорожке к дому. Наконец-то! Безопасность. Тепло. Она зашла в маленькую прихожую. Прогулочная накидка Каролин и плащ Симона висели рядом. Значит, вся семья уже здесь. Маргарита сейчас очень хотела их увидеть, даже едкую Кару, которая была так непозволительно груба с нею в последнее время. Марго прошла в гостиную, инспектор — за ней, держа в руках свою шляпу-цилиндр, но так и не сняв глухого серого плаща. Все были там. Мадам Фирман сидела в своем любимом глубоком кресле, кутаясь в старую вязаную шаль с цветочным рисунком. Эту шаль ей подарил еще отец Марго, когда их денежное положение еще не было таким бедственным. Когда месье Фирман-младший умер, Марго куталась в эту шаль, веря, что та еще хранит прикосновение отца. Симон стоял у окна и смотрел в сад, задумавшись о чем-то. Он грел руки о чашку чая, который не пил. На его лице застыло чуть печальное выражение. Каролин расположилась на диване, закинув ногу на ногу и пила свой чай, оттопырив мизинец. Чересчур «аристократичная» поза сестры в кои-то веки не раздражала Марго, а заставила ее улыбнуться. – Марго? О, Марго! – мадам Фирман, увидев дочь, поднялась со своего места, поправляя сползшую с плеч шаль. Она бросила непонимающий взгляд на стоявшего за спиной Маргариты инспектора. – Где ты была весь день? Мы так волновались, уже десять часов! И что здесь делает господин... – Инспектор парижского префекта Куас. – Инспектор почтительно склонился перед нею, хотя сам был старше ее лет на десять. – Простите, не имею честь знать вашего имени... – Анна Фирман, – представилась она. – Что случилось? – На вашу дочь напали. Мадам Фирман ахнула, прикрыв рот рукой. Симон отвлекся от своих мыслей и посмотрел в их сторону. Каролин поперхнулась чаем. – Марго, может быть, ты объяснишь... – Мадам, я не хотел бы стеснять вас своим присутствием. Я здесь для того, чтобы составить протокол. Симон подошел к Маргарите и тронул ее за плечи. Она вздрогнула от внезапного прикосновения. Да, она была рада видеть их всех, но ей очень не хотелось, чтобы ее трогали. В особенности мужчины. Пусть даже это добрый Симон. Но тот всего лишь помог ей сесть в кресло. – Пожалуйста, инспектор, присаживайтесь. – Он указал на диван напротив Марго.
|
|||
|