ГЛАВА XII 5 страница

– Дорогая, я вам подарю букет из сотни роз взамен этой, – сказал он. – Хотите?

– Так ведь дело не в количестве, – виновато откликнулась Маргарита, откидываясь на спинку сидения. – Та роза была очень красива. Вы не заметили?

Робер пожал плечами.

– Цветы — такой пустяк. Они не могут быть красивы, пока рядом вы.

– Я не так уж хороша собой. Вы продолжаете льстить, хотя знаете, что я этого не люблю.

Тревога постепенно улеглась в сердце Маргариты. Чем дальше они отъезжали от свадебных огней и белых лент, тем спокойнее она себя чувствовала. Факир остался там, на празднике. Он им больше не опасен.

Робер продолжал следить за ней взглядом, и с губ его не сходила торжествующая улыбка. Вдруг он подался вперед и обвил руками ее талию. Голос молодого человека зазвучал надломлено и хрипло:

– Вы все еще боитесь довериться мне? Или уже перестали думать о нашем маленьком свидании в саду Тюильри? Между тем, – Его большая ладонь погладила ее талию, а пальцы чуть сжались, точно он силился почувствовать хрупкое тело Маргариты сквозь ткань. – Я не забываю о ваших злых словах ни на секунду. Поймите, мадемуазель Фирман, я не в силах долее оставаться вашим другом.

Маргарита посмотрела в его глаза и увидела там мрачное и вместе с тем решительное выражение. Только не сейчас! Нет, он не может отказаться от их дружбы сейчас, когда она так нуждается в покровителе, в защите… У нее ведь никого не осталось.

Мать… на ее понимание можно было и не надеяться, они последние пару месяцев лишь лаялись, как кошка с собакой. Каролин питала к Маргарите ненависть. Симон отдалился по непонятной причине. Эрл оказался обманщиком и убийцей, и этот удар для нее стал самым сильным. Если теперь из ее жизни исчезнет и Робер…

Маргарита ахнула, положив ладони ему на грудь, воскликнула:

– Вы не хотите быть моим другом?! Скажите, что шутите, в противном случае мое сердце остановится. Я еще помню ваш холодный взгляд в первые недели нашего знакомства. Мне не выдержать это снова…

– Я не сказал, – ответил Робер, прикладывая палец к ее губам, – Что не хочу с вами знаться. Я лишь прошу, чтобы вы дали мне шанс.

– Шанс, – испуганно откликнулась Марго. – Любой, любой шанс! Все шансы мира! Только не лишайте меня возможности любить вас и чтить нашу дружбу. Видит Бог, вы единственный, с кем я спокойно разговариваю…

– Бедная Маргарита, – промолвил Робер, губами касаясь ее лба. – Вы выглядели такой испуганной у Карне. Этот идиот пожирал вас глазами — вы видели? Ну конечно, нет, вы боялись и глаза поднять на его высокомерную физиономию. Я подсмотрел за вас, милая Маргарита. Он еще пожалеет.

Марго попыталась отодвинуться от него.

– Это уже не имеет значения.

Робер вдруг впился губами в ее рот и, несмотря на мягкий протест девушки, скользнул в него языком. О, какую бы симпатию Марго не питала к этому человеку, его дыхание, впитавшее слишком много алкоголя, было ей отвратительно!

– Однажды вы станете прекрасной невестой, и месье Карне придет на вашу свадьбу с этой своей хилой женушкой. Как они побледнеют, какая злость сразит их при виде вашей красоты! – лихорадочно шептал Робер, покрывая поцелуями ее тонкие запястья. – Только ответьте мне согласием, и вы увидите…

– Робер! – воскликнула Маргарита чуть громче, чем ей хотелось. Он тут же поднял голову и посмотрел на нее удивленно, почти кротко. – Я не живу прошлым. Мне вовсе не обязательно видеть на лице Карне злость. Я вообще его видеть не хочу. И о какой свадьбе вы толкуете?..

Поморщившись, молодой человек отстранился от нее.

– Вы правы! Как вы правы! Я слишком тороплюсь.

Вот этой вспыльчивостью он ей и понравился. Как молниеносно он принимал решения — и как скоро одумывался. Эту черту нельзя было однозначно назвать плохой или хорошей, но Марго она привлекала.

– Давайте начнем с малого, – прошептала она.

– Верно. Я провожаю вас сегодня не как друг, – серьезно отозвался Гюго, – А как поклонник.

– Этого вполне достаточно, – ответила Маргарита, краснея и проводя пальцами по зацелованной шее. Кожа ее до сих пор чуть пылала. – Извините мне мою холодность. Я знаю, что сейчас бываю то добра, то суховата со всеми. Мне пока еще сложно открываться людям полностью…

– Вы пережили большое потрясение, – Робер демонстративно приподнял брови. – И все-таки глупо было доверяться Призраку Оперы. О чем вы только думали…

– Лишь о том, как он отличается от слухов, что его окутывают, – медленно, словно в трансе, произнесла Маргарита. – Он показался мне человечным... Я подумала, что если в нем есть внутренний свет, то можно довериться, попытаться понять его…

– Чепуха! – воскликнул Робер.

Сначала Маргарите захотелось возразить, но потом она вся поникла — Робер говорил правильно. Чепуха. Она жила неясными дурными надеждами, все пыталась узреть в людях хорошее… Ну разве не глупо?

– Вы правы, – тихо произнесла Марго, когда экипаж уже останавливался перед ее домом. Робер посмотрел на нее. Кажется, за полчаса молчания он и забыл, на чем закончился их разговор.

Грустная улыбка, застывшая на личике мадемуазель Фирман, поразила его до глубины души:

– Вы совершенно правы, – Маргарита тихо вздохнула. – Довериться оперному приведению — ужасная глупость…

***

С улицы не было видно ни малейшего признака жизни в доме, все окна зияли черными дырами в сероватых стенах. Разросшиеся деревья и кустарники, правда, еще голые, не покрытые свежей зеленью, которые некому было подрезать, казались мрачными тенями сказочных злодеев. В каменной ограде, покрытой плющем, еле угадывалась железная калитка.

Этот дом выглядел едва ли не призрачнее, чем подземелья Оперы.

Робер помог Маргарите выйти из кареты и проводил ее до калитки. Маргарита уже снимала цепочку, когда он взял ее руку в свою и прижался к ней губами.

– Вы уверены, что хотите вернуться домой? – спросил он низким, бархатным голосом.

– Что вы имеете ввиду? – Маргарита выгнула бровь.

– Я мог бы отвезти вас в Тюильри. Ведь вы хотите этого... или к себе, на Елисейские поля. Вы ведь еще не были в моем особняке, Маргарита? Вам понравится. Я могу подарить вам незабываемую ночь...

– месье Гюго! – голос Марго был холоден и строг. – Вы не ведаете, что говорите. Вы пьяны. Если вы сейчас же не прекратите, я позову Симона.

На лице Робера отразилось разочарование. Как он мог запамятовать, что проклятый Леру живет в доме Фирманов?

– Хорошо, я отступаю, – сказал он. – Но позволите ли вы мне хотя бы поцеловать вас на прощание?

– Безусловно, нет. – Робер раздражал ее все больше. Как он мог настаивать? Ведь он же обещал! А теперь открыто предлагал ей «незабываемую ночь»?!

Да еще и Эрл... что ему было нужно от нее? Действительно хотел убить? Или похитить ее, утащить в свое подземелье и надругаться над ней? Нет, вряд ли. Если бы он преследовал эту цель, то осуществил бы планы, когда она ночевала в его доме. Так что, вероятнее всего, он просто хотел избавиться от нее, как от опасного свидетеля. Ведь она же рассказала всем о содержании завещания!

Ей хотелось поскорее добраться до своей постели и заснуть. И Робер с его приставаниями был очень некстати.

Но он и слушать ее не хотел. Навалившись на нее всем весом своего тела, он прижал ее к стене и впился ртом в ее губы.

Ах, как это было непохоже на тот волшебный поцелуй в Тюильри! Она не просто не почувствовала того блаженства, нет, ей было противно!

Она с трудом вырвалась из кольца его рук и скользнула за калитку. Когда Робер опомнился, то услышал только хруст гравия на дорожке, ведущей к крыльцу дома.

Разочарованно ударив кулаком об ограду, он обернулся к кучеру — едва различимому черному, согнувшемуся силуэту.

– Ну все, теперь домой!

Робер решил, что ему необходим свежий воздух вместо духоты кареты, и с трудом вскарабкался на козлы. Грузно опустив свое едва слушающееся тело на скамейку, он с размаху похлопал кучера по плечу.

– На Елисейские поля!

Кучер, не говоря ни слова в ответ своему хозяину, натянул поводья. Лошади заржали и резко тронулись, чуть не сбросив Робера с козел. Захохотав, он ухватился за рукав кучера.

– Красивая у меня малютка, верно? – обратился Робер к кучеру, когда дом Фирманов остался далеко позади. – Вот увидишь, месяца не пройдет, как она сломается. Ведь что нужно женщинам? Красивое обхождение, дорогие тряпки и прочие побрякушки. Я это все предоставлю. А что нужно нам? А нам нужно, чтобы они меньше жеманились, когда мы хотим развлечься. Ха-ха!

Ответа не было, только поводья натянулись так сильно, что костяшки на руках кучера побелели.

Кучером был Эрл. Он не смог удержаться, когда Маргарита узнала его и испугалась. Ему нужно было больше времени с ней. И тогда он, подоспев к карете раньше Марго и Робера, парой золотых монет сумел уговорить настоящего кучера Гюго уступить ему место.

Но Эрл быстро разочаровался в своей затее. Видеть, как они вместе подходят к карете, как Маргарита теряет розу, садясь в экипаж — розу, которую он подарил ей, прекрасный цветок, символизирующий его сердце. Его сердце выпало из ее рук прямо на обледенелую землю...

Затем — их милые любовные разговорчики по дороге. Это невозможно было выносить! Гадкие намеки Гюго... как он смеет? Как он может пытаться развратить такое невинное сознание, как Маргарита?

Когда Робер и Марго прощались у калитки, Эрл не мог разобрать их разговора. Но зато он видел их поцелуй, выходящий за все рамки приличия. О, как он был зол на Маргариту! Он не только ревновал, он почувствовал себя обманутым. Неужели Маргарита действительно порочна? Неужели она и Робер Гюго — действительно любовники?

Как легко было столкнуть пьяного соперника с козел! Все выглядело бы, как несчастный случай, и никто не поверил бы после уверениям пьяницы-кучера, что не он правил каретой в эту ночь. Проломленный череп... травма, несовместимая с жизнью...

Но Эрл не мог убить человека и ненавидел себя за это. А ведь, избавившись от Гюго, он мог бы явиться к Маргарите, уверять ее в том, что он не убивал мадам Жири, рассказать ей о яде, который он заменил безвредным напитком, и, быть может, она бы поверила. А если она была содержанкой покойника, то она бы довольно охотно согласилась бы стать его, Эрла, женой, чтобы спасти остатки своей чести. Идеальный план!

Но отвратительные слова Робера расстроили эту стратегию в одночасье: тот еще не добился Маргариты. Эрл постыдился своей идеи, раскаялся в обиде на Марго. Зачем клеветать на нее, если корень зла — в этом ужасном человеке, который сейчас в поистине животном состоянии сидит рядом?

Эрл довез карету до Елисейских полей, придумывая, один за другим, десятки способов свернуть Гюго шею.

Остановив у нужных ворот, он понял, что самостоятельно Робер с козел не слезет. А потому он с величайшим удовольствием сгреб его за шиворот, как котенка, и опустил на землю так, что у Гюго подкосились колени. Он упал на грудь Эрлу и снова захохотал.

– Спасибо, друг! – промычал он и фамильярно обнял Эрла. Тот с отвращением отбросил от себя его руки. Пошатываясь, Робер похлопал Эрла по щеке и, напевая себе что-то под нос, направился к воротам.

Дождавшись, когда Гюго исчезнет из виду, Эрл отвернулся от особняка и достал из-за пазухи розу. Ту самую, которую подарил Маргарите. Ту самую, которую она потеряла... все еще красивую, алую, живую. Его сердце.

Эрл осторожно погладил пальцами лепестки. Нежные, как кожа Маргариты, к которой он сегодня прикасался. Он прижал крупный бутон к своему лицу, к обезображенной половине, и представил, что это ее руки ласкают его.

Он заплакал.

И твердо решил, что засушит эту розу.

И свою любовь.

И свое сердце.

***

В отсутствие Маргариты и Робера, которые, как назло, оба приняли приглашение на венчание месье Карне, Каролин и Уильям занимались поиском завещания в парижских конторах. Они вышли из здания Оперы еще до полудня, и за день успели совершить огромное путешествие.

За четыре с лишним часа они посетили двенадцать контор, ни в одной из которой никто и не слыхивал о документах месье Фирмана; и когда по общему согласию молодые люди стали собираться домой, Каролин охватило уныние.

Единственным утешением ей послужило заверение Уильяма, что завтра поиски возобновятся с двойным усердием, и они непременно выйдут на след. В довершении он провел ее на одну из маленьких парижских площадей, купил пакет самых разных пирожных и предложил Каролин подкрепиться, любуясь суматошным Парижем. Во время этого небольшого свидания англичанин прилагал все усилия, чтобы развеять грусть мадемуазель де Блуа и занять ее разговором.

– Сдается мне, – произнес Уильям, присаживаясь рядом с Каролин, – Ваша кузина не искала бы общества человека, живущего глубоко под землей, относись к ней с достоинством те, кому судьба улыбнулась и позволила обитать на поверхности. Грязные слухи, порочащие ее имя, любого заставили бы похоронить себя заживо.

– Вы намекаете, что она начала пропадать в подземельях из-за каких-то дурных пересудов? – Каролин помолчала, пережевывая миндальное пирожное. – Но нет. И хотя вы не в состоянии этого понять, Маргарита отнюдь не из-за слухов начала видеться с Призраком Оперы. Нет, этот довод в корне не верен. Весь свет против нее еще с прошлого года. Я открою вам секрет — она почувствовала себя святой Магдалиной. Все эти разговоры о благотворительности, эта жалость к сумасшедшим людям с обезображенными лицами… Маргарите определенно нравится проявлять заботу. Чего вы хотите — она же выросла в монастыре.

Мистер Фейрфакс, казалось, растерялся. Несколько мгновений они молчали. Каролин — доедала пирожное, а Уильям смотрел себе под ноги.

– А вы не думаете, – сказал он, – Что она могла не только довериться Призраку, но и пасть жертвой его… убеждений?

– Что вы! – весело воскликнула Каролин. – Этот человек, наверно, и до своего отражения в зеркале дотронуться боится. Нечего и говорить о молодой девушке…

Уильям повернулся и пристально посмотрел на нее. По его серьезному лицу скользнуло недоумение, и по какой-то неведомой причине он отвел взгляд прежде, чем Каролин ответила ему очаровательной улыбкой.

– У вас есть веские причины так думать? – последовал вопрос.

– Я видела его, – уклончиво ответила Каролин, отряхивая ладони и вновь надевая зеленые лайковые перчатки. – Мне даже не пришлось прикладывать никаких усилий, чтобы составить о нем мнение.

– Вы либо очень скоры в своих суждениях, – заметил англичанин, – Либо читаете людей, как открытые книги. Но скажите… Раз вы видели одного, то как узнали, что есть другие? Я пытался расспросить об этом вашу сестру накануне, но она была слишком шокирована предательством своего подземного друга.

– Он сказал мне, – нашлась Каролин. – И точно не лгал. А я сама спускалась под Оперу лишь единожды, когда пыталась вернуть Маргариту. Мне тогда вполне хватило скользких ступенек и темноты.

– Единожды, – повторил Уильям.

Он прищурился, но ничего не сказал. Конечно, в его памяти вспыхнуло мгновение, когда он столкнулся с Каролин — раскрасневшейся, в помятом платье — подле ее гримерки. Он подумал, что мог бы пристыдить ее этим немаловажным воспоминанием, но удержался, и еще ниже опустил голову. Внезапно глаза его расширились:

– Ваши сапожки, – произнес он с каким-то щемящим восторгом. – Бант на них совсем развязался. Позвольте…

Каролин не возражала. Напротив, она с удовольствием согласилась подержать его трость, пока Уильям наклонялся к ее ножке и возился с синей шелковой лентой. Блестящее воспитание мистера Фейрфакса позволяло ему делать даже столь пустяковое дело с естественной непринужденностью и обходительностью.

Наконец, с бантом было покончено, и Каролин поспешно поднялась со скамейки. Она чуть поклонилась Уильяму и поблагодарила его. Почему-то именно в этот момент ее манеры не смотрелись надуманно. В них промелькнула истинная скромность девушки, не привыкшей к щедрым ухаживаниям, и от этого видения — столь сильно расходившегося с реальностью — Уильям едва не онемел.

– Завтра мы продолжим поиски завещания, – вздохнул спонсор. – В чем состоит ошибка, достаточно ясно: мы искали вне Оперы. Дураку понятно, что ваш дядюшка пытался облегчить наследникам задачу и оставил завещание в каком-то укромном уголке любимого здания.

– Сомневаюсь, – ответила, поразмыслив, Каролин. – Ведь там этот документ могут найти Призраки.

– Значит, он спрятал его надежно.

– Будем надеяться, – кивнула девушка.

Уильям проводил ее до Оперы, поскольку диву еще ожидал вечерний спектакль. Она предлагала ему остаться в качестве зрителя и позже отужинать вместе, но Уильям лишь пожал хрупкую ручку Каролин и исчез, придерживая шляпу одной рукой, а трость — другой.

***

После спектакля Каролин жутко захотелось принять ванну — к счастью, в Опере она имелась. Когда кожа ее привыкла к температуре воды, девушка вытянула ноги, откинула голову и сладко зажмурилась. Нет ничего лучше ванны, принятой между девятью часами вечера и полуночью, да еще после такого напряженного дня. Сказать, что она устала — значит, не сказать ничего. Волнения, поднявшиеся в Опере, не оставляли ни минутки для отдыха. А уж эта ненасытная пресса… Нет, прочь от этих мыслей, пока они не довели ее до мигрени.

Нащупав мокрыми пальцами зеркало, Каролин приподняла его и гордо взглянула в отражение. Чуть покрасневшая от горячей воды, с распущенными волосами, она выглядела еще прекраснее. Словно чарующая русалка, выбравшаяся из морских глубин. Разве мог кто-то устоять перед такой красавицей?

Поиграв бровями, попеременно поднимая то одну, то другую, Каролин поцеловала зеркальную гладь и захихикала.

– Здравствуй, прекрасная незнакомка! – сказала она, улыбаясь отражению. – Весь мир у твоих ног, и ты знаешь это лучше, чем кто-либо другой.

Каково же было ее удивление, когда в ответ раздалось:

– Ну, с этим не поспоришь!

Каролин взвизгнула и встрепенулась. Мыльная пена скользнула за бортики ванной. Стиснув колени и закрыв груди ладонями, Каролин испуганно озиралась по сторонам, но никого не видела. На ее щеках заалело негодование.

– Дива в ванной, – продолжал медовый, чувственный голос. – На редкость увлекательное зрелище.

Нет, все же такой голос трудно с чем-то спутать. Ласка сумрака в сочетании с холодной насмешкой.

– Хьюго, это вы? – пролепетала Каролин, устремив глаза в потолок. На всякий случай она подогнала к себе побольше пены. – Мне казалось, что я довольно ясно выразилась. Нашей сделке конец. Я не желаю больше с вами говорить.

– Да, – согласился Призрак. – Но это не мешает вам меня слушать. Вы не откажетесь встретиться со мной после того, как закончите сеанс самовосхваления голышом?

Каролин ахнула. Она всего лишь нежилась в ванне, и, как все нормальные люди, не думала, что за ней могут наблюдать. Кроме того, ее совершенно поразил тон американца.

– Встретиться с вами? – прошептала она. – В Опере произошло убийство, как я могу доверять вам после этого? Или после того, как вчера вы ворвались к нам посреди ночи и вели себя как монстр…

По всей комнате разлился вздох, столь несчастный, что даже Каролин сделалось страшно. Можно подумать, к нему пришло смирение и он действительно сожалел. В продолжение этой тишины девушка даже подумала, что Призрак оставил надежды на примирение и ушел.

– Очень жаль, – с деланной печалью отозвался Хьюго. – А я хотел показать вам кое-что. Великолепный подарок для оскорбленной красавицы. Но вы не даете мне шанс загладить вину. В таком случае, прощайте. Сомневаюсь, что когда-нибудь вы станете хозяйкой оперы. Вы ведь даже в себе самой разобраться не можете, мадемуазель. Не понимаете, чего вы хотите, а чего страшитесь.

Каролин слушала Призрака с неослабевающим вниманием. Едва слух маленькой дивы уловил нежное словечко «подарок», как все ее напускное возмущение пропало. Лицо ее осветилось жадным любопытством. Каролин обожала подарки и ненавидела сюрпризы. К несчастью для нее, две этих вещи всегда шли рука об руку.

– Какой еще подарок?

– К чему говорить, – хмыкнул Хьюго. – Если вас он ничуть не интересует. Прощайте, моя дорогая. Вы найдете свое счастье тихой, послушной женой какого-нибудь француза, или, может, англичанина. И передавайте кузине лучшие пожелания от меня. Ведь ей предстоит управлять Оперой в одиночку!

– Как вы смеете, – прошептала Каролин. – Говорите о моем будущем так, будто знаете все.

– Для этого не нужно родиться пророком. Не старайтесь напрасно играть в роковую даму, вам это просто не идет. Всего хорошего!

Он ушел, оставив Каролин в самом дурном расположении духа. Если бы он остался чуть дольше, девушка наверняка расплакалась бы из-за его злых слов. Глаза Кары щипало, но не от попавшего в них мыла. Наслаждаться омовением она уже не могла, поскольку в голове дивы то и дело всплывали произнесенные слова. Как он презрительно говорил с ней! Словно она — пустое место. Пешка, пропустившая важный ход.

Каролин размахнулась и запустила губкой в стену. На цветочных обоях остался мокрый вертикальный след.

***

В центре сумрачной лаборатории, оперевшись о стол, стоял Хьюго. По его лицу ползла тень, но настроение его угадывалось по тому, с какой свирепостью он переворачивал свои записи. Кто он такой? Почему должен унижаться, приходя к этой высокомерной девчонке, от которой ему нужно было единственно содействие… И единение, с отсутствием чего он вполне мог справиться. Хьюго наблюдал за ней какие-то пару недель, это ничто по сравнению с годами, прожитыми в одиночестве. Возникшая привязанность пропадет очень, очень скоро…

Как одержимый, он прорывался сквозь собственный беглый, с трудом различимый почерк и гремел склянками. Если что-то падало и разбивалось об пол, то там же и оставалось.

– Нитрат свинца, – бормотал он, дрожащими пальцами перебирая банки с порошками. – Все равно, она никогда бы…

Он знал, что это неправда. Хьюго ведь заметил, с каким вожделением мадемуазель де Блуа смотрела на него, когда он впервые привел ее сюда, в свое логово. Пожирала его взглядом, пыталась прикоснуться.. Наркотик или нет, а тот поцелуй ей понравился. Да и ему сложно было найти силы, чтобы отстраниться. Когда он последний раз ощущал тепло женских губ?

– Два раза, – пробормотал он с горечью. – Сколько тебе лет, Хьюго? Дворовые мальчишки знают больше, чем ты! И где этот чертов йодид калия…

Свободной рукой стащив с верхней полки тигель, Хьюго ожесточенно вытряхнул туда содержимое банок, после чего поставил тигель на кольцо штатива и включил горелку. Хьюго стоял, скрестив руки и глядя на танцующее пламя. Неожиданно он со всей силы ударил кулаками по столу и вскричал:

– Да лучше сдохнуть, чем так жить! Паршивые подвалы с самоуверенными уродами, голоса в голове, цели, которых нет… Почему я не получаю желаемое?! Я ведь выбрал ее!

Раскаленный тигель зашипел. Соль внутри уже пожелтела от нагревания, а теперь быстро начинала краснеть, растекаясь, словно кровь. Над столом поднимался фиолетовый дым, вдыхать который, как Хьюго отлично знал, в учебниках не советовалось, но об этом не следовало беспокоиться — благодаря изобретениям Эрика во всех подземельях существовала прекрасная система вентиляции.

Наблюдая за плодами эксперимента, Хьюго постепенно успокаивался. Нитрат свинца и йодид калия — поистине замечательная реакция. Как раз из-за таких чудес, больше похожих на магию, чем на науку, он и полюбил химию. Он действительно чувствовал, что чего-то стоит, когда порошки и жидкости по мановению его руки меняли цвет, запах, рассыпались яркими искрами… Хотел бы он, чтобы на женщин тоже действовали формулы.

Хьюго вдруг почувствовал чье-то присутствие и произнес:

– Прекрасно, не так ли?

– И все-таки, вы чернокнижник, – услышал он в ответ.

Хьюго обернулся и посмотрел на Каролин долгим, отсутствующим взглядом. Он даже не заметил, как раскрылась дверь и она вошла. Как давно это произошло? Как много она услышала?

Девушка замерла в дверях, изучая Хьюго — как ему показалось — встревоженным взглядом. Вид гостьи совершенно сбил его с толку. Ее волосы были распущены и явно не до конца высушены, а хлопковая сорочка липла к влажному телу, обнажая очертания груди. Несмотря на накинутый поверх халат, она была очень соблазнительна. Хьюго стиснул зубы.

– В тоннелях холодно и сквозняки, – тихо заметил он. – Вы зря рисковали здоровьем, спускаясь сюда. Я спас ваш голос не для того, чтобы примадонна уничтожила его одной неосторожной прогулкой.

Мадемуазель да Блуа покачала головой. Капли воды скатывались вниз по ее ключицам и терялись в ткани сорочки. Хьюго торопливо снял с себя халат и, подойдя, накинул его на плечи гостьи.

– Я слышала каждое ваше слово, – спокойно заметила Каролин. – Вы так нагло говорите там, наверху, а между тем, вас хватает лишь на то, чтобы опаивать девушку и целовать ее, полумертвую. Вы – трус, месье?

Американец не слышал и половины ее слов, вожделение пульсировало в его голове и во всем теле, заставляя Хьюго терять самообладание.

Он не знал, какую игру пыталась вести маленькая дива, но понимал, что если она не замолчит, его звериная натура возьмет верх — и тогда он не просто завладеет ею, а накинется и не отпустит, пока все его эротические потребности не будут удовлетворены. Хьюго уже трясло от видения, в котором он срывал с нее одежду и становился тем, кем он всегда мечтал быть — ненасытным любовником, пожирающим ее девственные стоны.

Каролин еще говорила что-то, когда он резко сдавил ее плечи своими длинными пальцами и прижал ее к двери. Он прижался к ней, давая почувствовать напряжение, стягиваюшее все его тело, и девушка ахнула. Мысль о том, насколько Хьюго жаждет ее, дошла до ее сознания только теперь.

Она подняла глаза и испуганно уставилась на него. Ожидая… чего? Должно быть, что он вот-вот вопьется ей в шею, точно вампир.

– Нет, Каролин, – прошептал он, склоняясь к ее уху и почти касаясь мочки языком. – Я далеко не трус. И ты получишь то, зачем пришла. Мы оба получим.

Каролин тихо застонала и нерешительно обвила его шею руками, отвечая на требовательные поцелуи, которых она жаждала с того мгновения, как впервые попробовала его вкус. В отличии от сестры, она не была воспитанницей монастыря, и подарила много поцелуев марсельским мальчикам, зная, что когда-нибудь это знание пригодится. Она использовала его сейчас, заставляя Хьюго низко стонать в ее рот, но не перехватывая инициативу. Спустя несколько сладостных мгновений они отстранились друг от друга, тяжело дыша, опьяненные первыми ласками.

Он прильнул щекой к ее щеке. Его пальцы скользили по нежной коже, а за руками следовали и губы, и язык. В его груди поднялось щемящее напряжение — такое, будто сердце вот-вот лопнет, точно хрустальный шар. Он смотрелся в Каролин, как в зеркало. Каким-то немыслимым образом на ее лице отражались все его волнения, переживания и страхи, и все его желания тоже. Хьюго видел, как ее темные глаза стали еще темнее, и не сомневался, что то же происходило с ним.

– Ты не боишься, – пробормотал он с придыханием.

Она покачала головой, прижимаясь к нему теснее. Знак, что она не против продолжить. Не просто «не против». Что она жить не может без этих новых, необузданных ощущений.

– Прежде, – пробормотал Хьюго, – Чем мы сделаем это, ты должна...

– Да...

– Ты должна выпить кое-что.

Каролин с трудом понимала, что он говорит — звучание его голоса перекрывала пульсация крови и хоровод развратных мыслей. Почему их так много? Она вот-вот сгорит!

Глядя на Призрака затуманенными глазами, еле двигая губами, она спросила:

– Это избавит меня от… боли?

Хьюго заколебался, словно не знал, что ответить на этот вопрос. Наконец, он кивнул и достал из глубокого кармана халата многогранную склянку, внутри которой плескалась какая-то жидкость. Каролин откупорила крышку — ноздри ей защекотал манящий запах мяты. Она знала, что должна послушаться и сделать хотя бы пару глотков, но почему-то эта просьба оставила на душе гадкое ощущение…

Она запрокинула голову и отпила немного. Чем-то эта смесь напоминала ликер. Хьюго не позволил Каролин сделать больше трех глотков. Поставив флакон на прикроватный столик, он вернулся к ней, возбужденный настолько, что даже сама мысль о предстоящем приносила ему боль. Прижавшись к Каролин, он поцеловал приоткрытые губы, еще хранившие сладковатый вкус зелья. Его горячий язык все глубже вторгался в ее рот.

Мучительная истома затмила испуг, опутывая их тела пламенными узлами. Словно кто-то вздумал соорудить из них запутанный клубок. Хьюго подхватил ее на руки и отпустил лишь тогда, когда они оказались в спальне, на его излюбленном черном шелку. Мужчина улыбнулся Каролин в темноте и осторожно раздвинул ноги девушки, одновременно осыпая ее новыми поцелуями. Ощущение от его прикосновений — одновременно ласковое, щекочущее и оставляющее тонкий след мурашек — заставило Каролин задрожать всем телом.

Она впилась ногтями в его рубашку, сминая ткань, когда он входил в нее. Она еще не успела привыкнуть к заполненности, как медленный темп сменили резкие толчки. Хьюго с трудом сдерживался в этом вторжении, ему хотелось увеличить темп и вбиваться внутрь, повинуясь своему кричащему желанию, но вместе с тем он желал показать, что содержательные книги и то, что он порой видел в Опере, научило его быть терпеливым любовником. Кара тихо всхлипывала, но не подавала виду, будто он делал ей больно.

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 151617 18 19 20 Следующая ⇒