ГЛАВА XII 7 страница

Каролин наморщила носик.

– С кем это — всеми?

– С вашей кузиной, братом, тем англичанином…

– Тут вы ошибаетесь, – спокойно ответила Каролин. – С вами, по-моему, я тоже довольно груба временами. Но послушайте, я тоже открою один секрет. Вы мне симпатичны, вот я и стараюсь показаться доброй.

Они прогуливались по крыше под руку, точно семейная пара — в парке. Свет фонаря, что Хьюго нес перед собой, упал ему на лицо. Он выглядел ошарашенным и счастливым одновременно. Открыл — и тут же захлопнул рот. Каролин хихикнула.

– Вы знаете, – тихим, срывающимся голосом произнес он, – Я научу вас всему. Приходите ко мне, и я исправлю — нет, извините, дополню — вашу вокальную технику. Доведу ее до совершенства, чтобы вы могли сиять на лучших сценах мира. Только приходите. Не забывайте. И никогда, – он сощурился, – никогда не делайте с другими того, что делаете со мной. Ваше личное время останется личным, но ваше тело — для меня одного.

Каролин хмыкнула и посмотрела на него с озорным блеском в глазах.

– Вы говорите так, будто я могу пойти и отдаться кому-то еще. Я приличнее, чем вы думаете.

– О да, – Хьюго моргнул. – Я вижу. Особенно с чужими галстуками.

– Прекратите, иначе меня разорвет от смеха.

– Но вы согласны? – Он потряс ее за плечи. – Вы не поступите иначе?

Решительный кивок маленькой дивы вернул на лицо Хьюго спокойное, довольное выражение. Может, не все еще потеряно, может он еще будет жить как раньше… Ведь счастье так близко, что его можно ощутить на самых кончиках пальцев!

– Мы это скрепим, – сказал он. – И со мной вы не будете знать отдыха, мадемуазель. А потом вы обязательно исполните мне арию с драгоценностями из «Фауста». Давно мечтаю, чтобы известная дива спела персонально для своего любимого.

В этот самый миг дверь за их спинами протяжно скрипнула. Каролин ахнула. Хьюго отпустил ее. Послышался грохот — это фонарь разбился. Горячие искры еще тускнели на заснеженном полу. Крыша погрузилась в кромешный мрак, а Хьюго исчез.

Тишину заполнили оханья и аханья балерин. Они окружили Каролин и виновато защебетали наперебой:

– Ох, мадемуазель де Блуа! Мы не знали, что вы здесь…

– Погляди, Колетта! Директриса из-за тебя разбила фонарь!

– Мы ее напугали!

– Простите нас, пожалуйста!

– Только не сердитесь, что мы здесь.

Каролин постаралась усмирить девочек, заверив их, что с ней все в порядке. Выслушав целый хор извинений, она поспешила скользнуть за дверь.

Да, еще бы совсем чуть-чуть, и…

Каролин прыснула в ладонь. Вот, наверно, балерины удивились бы: одна из директрис и в обнимку с оперным приведением.

Спускаясь вниз по лестнице, Каролин смеялась сама и слышала в глухих стенах чужой смех, зловещий и такой знакомый. С крыши послышались изумленные визги.

Поделом мерзким девчонкам. Незачем лазать на крышу в столь позднее время.

«Еще пять минут, – подумала Кара, – и Опера вновь утонет в слухах. Отличная работа, милый! »

Каролин не удержалась и разразилась издевательским хохотом. Она бежала по лестнице так быстро, что рисковала наступить на массивные юбки и свернуть себе шею. Преодолев несколько пролетов, дива просочилась сквозь коридор и, никем не замеченная, исчезла в своей гримерке.

Едва захлопнув дверь, она с торжествующим видом обернулась к зеркалу. Грудь ее часто вздымалась и опадала, в глазах танцевали озорные чертята.

Не прошло и минуты, как зеркало отъехало в сторону, обнажая все ту же фигуру в черном плаще.

– Я вернулась быстрее, – тотчас воскликнула Каролин. – Обогнала вас. Мне полагается награда?

– У вас была фора, – возмущенно откликнулся Хьюго. – Мне ведь еще пришлось разгонять этих вездесущих балеринок.

– О да, вы замечательно справились с задачей. Из вас выйдет прекрасная замена мадам Жири. Пожалуй, я найму вас!

Хьюго уловил ее игривое состояние и, приподняв одну бровь, ответил:

– Как вам не совестно. Вы напрочь лишены христианского милосердия, моя дорогая.

Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга — а затем согнулись пополам от хохота. Молодая женщина хохотала так энергично, что на ее скулах выступил румянец. Отсмеявшись до боли в мышцах, она оперлась на руку Хьюго и глухо застонала.

Призрак застыл, с благоговейным трепетом вбирая этот сладостный звук. Повинуясь мгновенно вспыхнувшему желанию, он схватил Каролин за тонущую в складках плаща талию, прижал к себе и поцеловал. В его крепких руках девушка чувствовала нежность.

Оторвавшись от губ любовника, она откинула голову, позволяя Хьюго запечатлеть страстные поцелуи на оголенной шее и ключицах. Голос дивы прозвучал томно, но из горла ее еще рвались смешки:

– Вы с ума сошли. Это моя гримерка, и в Опере еще полно людей. Зачем вы морочите мне голову! Нас же могут предать позору. Или горячность совсем лишила вас рассудка?

Хьюго низко рассмеялся прямо ей в ухо. О, этот бархатный звук, напоминающий отдаленный рокот бури!

– Будто вам не нравится опасность.

– Вы хорошо знаете! Я не боюсь ее, – Каролин все же закусила губы, чтобы подавить новый стон. Прикосновения этого человека делали с ней что-то невероятное. – Ну сжальтесь надо мной. Ни на крыше, ни в этой комнате мы этого сделать не можем.

Хьюго отстранился от нее с хитрым видом. Пальцы его сжались на запястье девушки, и он мягко повел ее за собой, к зеркальному проходу.

– А ведь пожар уже не потушить, – ласково заметил он. – Берегитесь огня, Каролин. Тогда, возможно, вам не предстоит обжечься.

Улыбка тронула губы директрисы.

– Ваш огонь уже обжег меня, – ступая следом за ним, замурлыкала Каролин. Его лицо уже скрыла тьма, и в этой непроглядной черноте она видела лишь сверкающую белизной маску.

Каждая ступенька все больше отдаляла их «верхнего» мира, и Каролин находила это прекрасным. Его владения, где царила свобода и их общее безумие, казалось ей самым лучшим местом на всей земле.

– Пусть мой огонь останется единственным, – шепотом ответил Хьюго. – Пусть…

Тайный проход захлопнулся, и тьма сомкнулась над ними. Чарующий голос потонул во мраке…

***

Когда они наконец разъединились, Каролин завернулась в мягкие одеяла и замолкла. Хьюго накручивал на пальцы пряди ее густых волос и улыбался каким-то своим мыслям — она видела это даже в темноте.

Вдруг он рассмеялся.

– Что смешного? – Каролин приподнялась и посмотрела на него с подозрением.

– Извини, – Ночью он часто переходил с ней на «ты», а в дневное время возвращался к более вежливому эквиваленту. Сначала Каролин казалось, что это несколько нелепо, но теперь ей даже нравилось это странное чередование. – Просто… Ты такая красивая.

Каролин нахмурилась. Комплименты она всегда переносила со спокойным величием королевы, что, сказать по правде, выводило окружающих из себя.

– Я знаю, – кивнула она. – В этом и заключалась причина вашего смеха?

Заметив, что его похвала не привела диву в восторг, Хьюго покачал головой:

– Глупышка. Ты должна была ответить «спасибо».

Каролин поморщилась и помотала головой. На лице у нее появилось выражение задумчивости, грусти и растерянности.

– Никогда не понимала надобности выражать ложную благодарность. Я красива. Это правда. Мы все это знаем. За что же я должна благодарить? Ведь это не вы сделали меня красивой, а один лишь Господь.

Хьюго внимательно слушал, глядя на нее серьезно и с некоторым уважением.

– Ты права, – наконец выдохнул он. – Ах, Каролин. Ты иногда напоминаешь мне давно забытую подругу… Только ты лучше. Определенно, находчивее. А еще добрее. Ты — моя счастливая звезда. Признайся, что ждет нас двоих?

Каролин уселась на него сверху и задумчиво провела пальцем по его груди, там, где виднелась темная полоса волос. Каждое ее прикосновение отдавалась в его теле сладкой дрожью.

– Нечто грандиозное, – хихикнула она. – Я бы хотела, чтобы люди услышали твою музыку, узнали о твоих открытиях. Ты мог бы стать великим химиком и читать лекции в лучших университетах страны.

– Это невозможно. Я живу в тени.

– Не лги, – Каролин прижалась к нему всем телом. Между их лицами теперь оставалось всего пара дюймов. – Ты мечтаешь выбраться отсюда, я же знаю. Подумай — мы можем отправиться в путешествие. Вместе. Только ты и я.

Хьюго склонил голову набок, разглядывая ее мордашку, пылающую энтузиазмом. Он не понимал, шутит она или говорит серьезно.

– Допустим, мы действительно уедем вдвоем. Как ты себе это представляешь? Чем мы займемся?

Каролин задумчиво посмотрела на него. Затем хитро приподняла одну бровь.

– Тем же, чем мы занимаемся все время! – Она грациозно выгнулась и поцеловала Хьюго в острую линию скулы. Губы ее чуть задержались на этом месте, после чего скользнули к его уху. Ласковый шепот зазвучал в его голове, как заклинание. – Мы будем счастливы. Все просто от зависти умрут… И мы сможем выходить в свет вместе, совсем как настоящая пара.

Хьюго громко хмыкнул.

– Беатрис Низзардо и ее Призрак Оперы? Звучит не слишком складно. Или, может, мне тоже стоит задуматься о псевдониме? Что-то итальянское придется как нельзя кстати. Звучно и стильно… Панари? Или, может, Панаро?

Каролин покачала головой и, приблизившись к нему, накрыла лицо Хьюго ладонями, уверенно, но вместе с тем очень осторожно заставляя его взглянуть ей в глаза.

– Как Каролин и Хьюго, и не нужно нам других имен.

– Ты умеешь красиво говорить, моя дорогая. Но что-то я не заметил, что ты охотно открываешь прессе настоящее имя оперной дивы.

Ну как он не понимал, что это — совершенно другое? Ей всегда казалось, что будучи директрисой, она не имела право сиять на сцене. Уклонение от правды не приносило ей никакого удовольствия, а вот Хьюго, пожалуй, слился с ролью таинственного приведения. Он ведь не думал, что они будут всегда просиживать в этих сырых подвалах? Когда-то придется начать новую жизнь, заявить о себе открыто…

Но как донести это до американца Каролин не знала. Она хоть опустила голову, опечаленная его холодностью.

– Стало быть, вам моя идея не по нраву.

– Нет, почему же. Я не против помечтать. Куда же мы отправимся?

– В Америку, конечно!

Едва заметно улыбнувшись, Хьюго знаком позволил ей продолжить. В зеленых глазах Каролин вспыхнул возбужденный, дрожащий свет надежды. Она сумела заинтересовать его! Теперь лишь вопрос времени, когда ее мечты заразят разум Хьюго и он решится выйти из мрака…

– Новый Орлеан! – произнесла она с придыханием.

– Нет, только не туда. Нью-Йорк?

– Пусть. И мы откроем там свой театр.

– Нет, не театр. Нам нужно что-то повеселее, душа моя. Парк развлечений, полный фейерверков. Вот что нам подходит.

– О! – воскликнула Каролин, облизываясь, точно изголодавшаяся кошка. – Развлечений! Это очень по мне, милый! Почему бы тебе не показать мне, о каких, в сущности, развлечениях идет речь…

Хьюго жадно поцеловал девушку, упиваясь ее глубоким и шелестящим дыханием. Она отчаянно тянулась навстречу его губам и языку, но Хьюго вдруг отстранился от нее. Каролин приоткрыла глаза и непонимающе моргнула.

– Сперва выпей это, – прошептал он, снимая с прикроватного столика поблескивающий флакон. Лицо его выглядело виноватым, и она никак не могла уловить, почему. – Всего глоток.

Каролин послушно приникла к флакону, пока Хьюго покрывал ее плечи поцелуями.

С глухим стоном Хьюго вырвал склянку из ее рук и отшвырнул ее прочь, не заботясь о далеком звоне бьющегося стекла. Накрыл Каролин своим телом и, заключив ее в объятья, со всей лаской и страстью показал то, о чем мадемуазель де Блуа так просила. Их тела вновь соединились, а наслаждение и радость стерли все иные мысли. Тихая и таинственная ночь, омытая их вздохами, подходила к концу…

***

Спустя многие годы, проведенные в подземельях Оперы, Эрл понял кое-что важное. Эта мысль, долго отсекаемая им, оставалась его молчаливой спутницей и плела свою паутину. Она терпеливо ждала своего часа — и вот он наступил.

Эрл понял, что Бог — самый безжалостный мучитель. Его методы изощрены. О, он может сделать человека счастливым, подарив ему совсем немного, сущие крохи: любимое дело, свободу и женщину. И он коварен, потому что позволяет насладиться этими пустяками, ослепляет счастьем.

Дождавшись момента, когда человек начинает дышать лишь этим, Бог отнимает у него все. Молниеносно, с пугающим безразличием. Он является в образе чужой зависти, клеветы, измены. Мужчины, женщины, невинного ребенка… Или страшного пожара. Прокопченный воздух и пламя, струящееся во все стороны, точно волосы янтарной ведьмы — вот каким он явился Эрлу.

Тогда он думал, что видел Дьявола. Но в темноте к нему пришла мысль, что это человек с двумя лицами. Разделенный посередине. Как он сам.

В конце концов, не будь Бог столь жесток, он не позволил бы Эрлу полюбить снова. Он мог закрыть Факиру глаза своими ледяными ладонями и шепнуть ему на ухо: «Ты не взглянешь ни на одну женщину». Чувства, погребенные под сгоревшими обломками, не имели права на вторую жизнь.

Никто — никто, повторил он себе, — не смог бы пробудить его. Она исчезла — и с нею ушло все, что делало его человеком. Мужчиной.

Ладно. Это повторялось снова.

Он следил за Маргаритой Фирман и не понимал, что попал в те же сети. Вот глупость. Постоянно смотреть под ноги, чтобы не упасть. Затем на мгновение ослабить внимание — и тут же оступиться.

Эрл вновь испытал удивительное покалывание во всем теле, только лишь глядя на нее. Это ощущение не покидало его ни на секунду. Днем и ночью оно преследовало, нарастало внутри него. Рано или поздно он сорвался бы.

Например, той ночью он сумел прочесть в мыслях Маргариты приглашение. Она спала, и все равно звала его. Прямо-таки умоляла заключить ее хрупкое тело в объятья. Ее голос шептал, вздыхал, хихикал потаенные желания, о которых Эрл старался забыть. Смех, хрипловатый стон, снова шепот. Он тогда шагнул к ее постели почти не раздумывая. «Ничего дурного не происходит. Просто ответ на ее зов».

Конечно, Эрл теперь жил с мыслью, что все не как прежде. Маргарита ничего не знала, но он — он запомнил то ощущение! Не было никакой возможности забыть о шелковистой коже, о тепле, исходящем от нее.

А теперь впал в немилость. Марго не приходит больше. Вновь близился час их встречи — а она всегда приходила заранее! – и Эрл лихорадочно прислушивался к шагам. Ни намека на легкую поступь. Ни намека на стук в дверь.

Он нуждался в ее скромных визитах. Они вместе пили чай и разговаривали, как нормальные люди. От одной мысли, что ничего этого больше не будет, Эрлу сделалось дурно.

Поднявшись из кресла, приложив дрожащие пальцы к губам, он привалился к двери и прислушался к нависшей над подземельем тишине. Она не придет. На секунду отчаяние притупила злость. Какая безответственность, какая преступная халатность — полюбить девушку, прекрасно осознавая, что из этого ничего не выйдет!

Эрик прав. Жесток, но прав. Он никогда ее не получит.

Он с силой ударил кулаком о стену, стирая костяшки в кровь. Судорожно выдохнул, распрямляя пальцы и оценивая произведенный ущерб. Ссадины наполнились кровью, но это не подействовало отрезвляюще. Эрл чувствовал себя только хуже.

Ему представилось, как Маргарита выходит из полумрака и своими хрупкими пальчиками берет его ладонь. Она смотрела на него из-под опущенных ресниц, что придавало ее взгляду дьявольщины. Что за черт?..

Маргарита погладила его ладонь, вытирая кровь. Эрл наблюдал за этим действием, как завороженный. Для галлюцинации девушка была слишком реальной. Он ощущал ее ласковые прикосновения. Голова слегка плыла.

Он до смерти устал отвергать свои желания. В комнате стало очень темно. Над ними словно сгущалась тьма. Маргарита не отводила взгляда. Он не видел — скорее чувствовал это.

Эрл вдруг почувствовал, как она целует его израненные костяшки, одну за другой, скользя вниз по длинным пальцам. Его разум еще сопротивлялся. Маргарита никогда бы не повела себя так. Она была чистой и невинной, эта милая девочка. Наверно, даже древние греческие фрески с полуобнаженными мужчинами и женщинами могли заставить ее покраснеть. Что уж говорить о том…

Ее влажные губы сомкнулись вокруг его указательного пальца. Из груди Эрла вырвался тихий, плаксивый звук. Он вырвал ладонь из ее рук и прижал ее к своей груди. Сердце разрывалось от наслаждения. В голове все наполняли волны удовольствия и исступленной радости. Эрл прижал обе руки к лицу и покачал головой.

Нужно сбросить это с себя.

Забыть.

Сейчас, иначе будет поздно.

На трясущихся ногах он дошел до спальни — но не своей, нет. Он завис перед входом в комнату, где она ночевала, точно одинокое приведение — перед своим надгробием. Воистину, здесь лежала его могила. Он мог пасть на этот пол и умереть от восторга.

Но едва его взгляд упал на аккуратно заправленную постель, как паника утихла. Эрл медленно опустился на покрывало, чувствуя под пальцами холод ткани. Он хотел снова увидеть ее спящей. Мечтал спать рядом с ней, наслаждаясь мукой — к ней нельзя прикоснуться, но нельзя и отказать себе в этом желании.

Его ослабевшие руки сжались на одеяле. Из горла вырвался то ли вздох, то ли стон. Приятно и мучительно разливалось по телу вожделение...

Эрл мог бы сейчас доставить себе удовольствие, легчайшим путем, но даже мысль о подобном была ему омерзительна. Сделать это — опорочить саму мысль о Маргарите! Он закусил покрывало, сжал его пальцами. Животный рык вырывался из его горла.

Призрачная Маргарита была рядом. Она с непониманием тянула к нему руки, ласкала грудь и спину, целовала его плечи. Он почти физически ощущал, как ее обнаженное тело прижимается к его бедрам, как она стонет от ожидания...

Нет, нельзя!

Маргарита омывала его плечи, грудь и живот нежными поцелуями. Он поддался, он потянул к ней руки... но она была нематериальна. Жестокий, дразнящий образ! Напряжение сдавливало, огнем отдавалось в паху. Эрл понимал, что Маргарита никогда не узнает об этом происшествии. Этот секрет останется с ним... Жажда любви опустошала его. Он все еще видел перед собой лицо Маргариты. Вот она откидывает назад голову, прося его о поцелуях, которых он не может ей дать.

Маргарита ждет его ласк. Она смотрит на него укоризненно. Он разочаровал ее.

А ведь так просто оправдать ее ожидания... так просто дать волю своим рукам... но нет, нет, нет!

Все равно этого ощущения, этого соития, которое он мог разделить с ее привидением, было бы ничтожно мало. И он захотел бы больше. Он знал это наперед. Он захотел бы больше, и что тогда? Что стало бы следующим шагом? Осуществление совета Эрика?

Эрл со стыдом думал, что должен удовольствоваться этим. Он никогда не сможет насладиться ее телом, настоящим и теплым. И все же в нем жил огонь, и он мог слышать, как Маргарита шепчет его имя с тем же страстным покаянием, что и Эрл — ее.

Как ему хотелось, чтобы это было правдой. Чтобы она действительно была здесь. Чтобы она желала его так же отчаянно, как он ее…

Он приподнялся с постели и пошел к двери. Спотыкаясь, едва не падая из-за головокружения. Влажной от пота рукой он нащупал дверную ручку и повернул ее.

Точно лунатик, он стягивал с себя одежду, пока не остался совсем голым и дрожащим от гуляющего по подземелью сквозняка. Его трясло от собственного безумия. Господи, Маргарита считала его хорошим человеком, а он... он на мгновение серьезно задумался над возможностью взять ее силой.

Когда-то. Когда-то считала хорошим человеком.

Быстрее, к подземному озеру. Ледяная вода должна помочь. Остудить…

Погрузившись в холодную воду, он принялся смывать с себя гадкое ощущение порока, но оно словно въелось в кожу. Сквозь ледяную пелену он чувствовал, как поутихшее пламя живет — и его уже ничем не погасишь. Опомнившись, он отталкивал это пламя со всей жестокостью, но ничего не выходило.

Это правда. В конечном счете, зачем скрывать?

Он не просто любил Маргариту Фирман. Он вожделел ее как мужчина.

Собрав остатки рассудка, Эрл вновь погрузился в воду с головой.

Прочь — гнет!

***

Безумство.

Мег решилась на восьмое утро после убийства матери.

Она не открыла глаза с твердым осознанием того, что нужный день настал, нет. Девушка начала испытывать чувство вины от своей медлительности еще до того, как проснулась. Так, она торопливо оделась, умылась, подождала, пока все балерины уйдут на репетицию (Кристина, по счастью, где-то пропадала, и не пришлось ей ничего объяснять) и направилась к заветной двери.

Мег вздрогнула и потерянно огляделась. Она стояла, потеряв все остатки решительности, возле двери, за которой находился потайной ход. Ее сердце колотилось от предвкушения возможного разрешения тайны, от возбуждения, связанного с долгим ожиданием, но ноги налились свинцом и не двигались c места. Девушка упрекала себя за слабость. Она сомневалась целую неделю. Непозволительно долго! Надо было бежать в это подземелье в первый же день, найти Призрака, показать ему, что он зашел дальше, чем следовало — о да, он напугал ее, но напугал настолько, что страх, достигнув своей наивысшей точки, перекрыл воздух инстинкту самосохранения, и из недр души юной Мег вырвалась ярость. Черт подери, как она была зла! Для девушки, приученной контролировать себя и свои эмоции, это чувство было ново, странно, пугающе. Именно поэтому она медлила. Она ждала.

Ждала, когда сможет мыслить ясно, настолько, чтобы встретить, при надобности, смерть от руки Призрака в здравом уме..

Мег помедлила еще недолго.

В памяти возник образ Симона, тогда, на скамейке в саду Оперы, когда он захотел стать ее другом.

Девушка резко выдохнула и толкнула дверь. Ее плечи сразу обдало холодом, веющим откуда-то из глубины хода; Мег поежилась, немного недоумевая, как она не замерзла здесь в легком халатике в ту ночь. Свет, проникавший через проем раскрытой двери, едва-едва осветил путь, но девушка не взяла с собой лампу. Она притворила за собой дверь и твердым шагом ступила в леденящую темноту.

Она шла почти наощупь, но ноги сами вели ее к злополучному тупику. Сердце билось громко, до звона в ушах, по коже легионами ходили мурашки — Мег хотела бы уметь летать, чтобы скорее преодолеть этот чертов ход и...

Мег уперлась в тупик.

На секунду ее охватил восторг; она громко выдохнула и коснулась ладонями влажной холодной стены. Возможно, если где-то нажать, если повернуть какой-то кирпичик, то она поддастся, и Мег окажется по ту сторону, где находится логово Призрака... Девушка несколько минут исследовала стену, но, в конце концов, только окончательно замерзла и поцарапала ладошку в кровь. Она рассерженно пнула стену ногой и прислонилась к ней лбом.

– Я пришла сюда не ради того, чтобы узнать, что все было зря, – громко произнесла она, вслушиваясь в эхо своего голоса. – Я не собираюсь уходить домой. Видит Бог, я лучше умру от холода...

– Если вы так хотите умереть, могу вам это обеспечить, – раздался приятный голос за ее спиной. Мег торжествующе улыбнулась, но не поторопилась оборачиваться: раз уж она не могла видеть в мраке подземелья лица собеседника, пусть и он окажется в равном положении.

– Если бы вы хотели оказать мне такую услугу, я бы уже была мертва, верно?

Мужчина неожиданно дотронулся до плеча Мег и резко развернул ее лицом к себе. Девушка с вызовом вскинула голову и посмотрела в его глаза, хотя, Бог свидетель, кроме непроглядной темноты она не видела ничего.

***

Гэри, однако, так не казалось.

Эта девушка, дрожащая от холода, смотрела на него с такой яростью, с какой на него не смел смотреть ни один человек из страха за собственную жизнь.

Кто она?

Почему она не выходила из его головы все эти дни? Девчонка, которая не испугалась, которая готова была принять смерть от его руки, имени которой он, к своему стыду, не мог узнать... Она смутно напоминала ему кого-то, но Гэри ощущал лишь чудовищную головную боль, когда пытался вспомнить, кого. По ночам он не мог сомкнуть глаз из-за неожиданного появления ее образа в памяти, и думал, думал, думал...

На восьмое утро он решился пасть до того, чтобы выйти из подземелья снова.

Его гордость была ущемлена, ему было противно из-за самого себя, но он не мог не признать: его сжигало любопытство. Обычное, низкое, человеческое любопытство. Черт подери, у него даже не было четкого плана!

Он никак не ожидал встретить ее в том же тайном ходе, что и той ночью.

Он стоял рядом с ней все то время, что она исследовала стену, с настойчивостью и упорством, присущими скорее фанатичному археологу. И он... был восхищен этим.

– Отчего вы молчите? – вдруг снова подала голос девушка. – Вы сбежали? Или, быть может, вы снова ищете способ избавиться от меня?

– О нет, мадемуазель, я лишь ожидаю ваших дальнейших приказаний. – саркастично произнес Гэри, тут же упрекнув себя за это — надо было быть более... вежливым, чтобы узнать от этой девушки больше информации. Но он, сам того не зная, поджег длинный фитиль бомбы.

– Как дерзко с вашей стороны! Я не собираюсь терпеть вашей колкости. Я знаю, что вы желаете меня напугать, но, черт вас дери, у вас не получится, даже несмотря на то, что я вас не вижу. Вы ожидали, что, убив мою мать, вы заставите меня бояться вас, заставите забыть о том, что вы сделали той ночью на этом же самом месте? Вы неправильно выбираете своих жертв, господин Призрак Оперы. Я знаю, что не доживу до сегодняшнего полудня, но это меня не пугает. Слышите? Я не боюсь вас. Я хочу знать, что произошло той ночью, когда я впервые встретила вас, и я узнаю это, потому что вы можете распорядиться моей жизнью — но распоряжаться моей памятью я не позволю никому...

Гэри слушал, как завороженный, громкую речь девушки, которая без тени смущения высказывала ему обвинения в лицо, и не мог пошевелиться в оцепенении. Постепенно до его сознания дошел смысл слов блондинки. «Убив мою мать» – пронеслось в голове у мужчины, и он, искренне радуясь, что девушка его не видит, схватился руками за голову. Конечно! Мадемуазель Жири! Как же было ее имя... Мег! Мег Жири! Гэри не мог унять боль в висках; предметом его любопытства была невзрачная дочурка покойной мадам Жири! Как он раньше не заметил? Ну и наделала же эта мадам Жири шуму...

– Вы слышите меня?! Я обращаюсь к вам! – крикнула Мег. Мег...

– Вполне. – невозмутимо ответил мужчина, оправляясь от удивления. Стыдно было признаться, но его руки немного подрагивали от волнения. Волнения?! – Мадемуазель Жири, я полагаю, что вам необходимо знать некоторые детали вашего прошлого пребывания в моем владении.

– О, прошу прощения, что ступила на вашу территорию без приглашения! – язвительно ответила девушка. – Я вся во внимании.

– В ту ночь вы были в слишком большой опасности, и, дабы великодушно уберечь, вас оглушил мой... брат.

– Бог мой... – Мег вдруг сменила выражение лица: в ее глазах отразилось понимание и появилась тень испуга. – Так вас, в самом деле, несколько?

– О, мадемуазель, вы многого о нас не знаете.

– Тогда я хотела бы узнать! Хотя бы о вас!

– Архитектор, живу в подземелье, ношу маску.

– Как забавно! – зло произнесла девушка.

– Я не причастен к убийству вашей матери, если вы это хотели узнать.

Мег непонимающе покачала головой. Она отошла на несколько шагов от стены, пройдя мимо Призрака, с минуту постояла, осознавая эту информацию и пытаясь принять, что под землей обитает не одно «привидение», а несколько настоящих, опасных живых людей, один из которых убил ее мать.

– Расскажите мне правду о смерти моей матери! – строгим голосом потребовала она.

– Мадемуазель. – Гэри приблизился к девушке и коснулся ее плеча. Мег вздрогнула от прикосновения его ледяной руки. По его же телу пробежали мурашки: он и не сознавал, какая она теплая... – Требовать правды вам стоит у вашей любимой директрисы.

– Что вы имеете в виду... Вы отпустите меня вот так просто? – неверяще спросила девушка.

Коридор вдруг озарило пламенем факела, который загорелся словно по велению силы мысли. Мег увидела лицо ее собеседника, который стоял уже чуть поодаль, возле стены, очевидно, собираясь скрыться за ней. Девушка с удивлением увидела невысокого мужчину с лицом, полностью закрытым маской, которой, впрочем, были приданы привлекательные черты.

– Бегите, мадемуазель Жири. Если через сорок секунд вы не уйдете достаточно далеко — как я посчитаю нужным — я порадую вас замечательным огненным представлением, финал которого вы, к сожалению, не увидите.

Мег не надо было объяснять дважды. Она подобрала подол платья и бросилась бежать, отсчитывая про себя секунды. Досчитав до сорока, она остановилась, чтобы перевести дыхание. Очевидно, она ушла достаточно далеко, потому что, подождав с минуту, она все еще осталась жива.

– Я не боюсь вас. – уверенно произнесла девушка в пустоту, зная, что Призрак ее услышал.

На лице ее отчего-то была улыбка.

***

Мег посмотрела на часы, которые висели на цепочке на ее шее. Часы были старыми, еще мамиными, девушка забрала их себе, когда разбирала вещи после похорон мадам Жири. Не без тяжести на сердце она отметила, что по циферблату пошла трещинка от того, что кто-то неосторожно бросил чемоданчик с вещами матери на пол. Мег бережно провела пальцем по трещинке и вздохнула.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 171819 20 21 22 Следующая ⇒