ПРОЛОГ. ГЛАВА I. ГЛАВА II. ГЛАВА III. ГЛАВА IV. ГЛАВА V. ГЛАВА VI. ГЛАВА VII. ГЛАВА VIII

Ну, здравствуй, в очередной раз.

Я так часто пишу тебе письма, которые затем не отправляю, что скоро они уже не будут умещаться у меня дома. Это так смешно. И так омерзительно, когда я потом об этом думаю.

Ведь тебе же наплевать. Тебе всегда было наплевать. Ты оставила меня. Выбросила, как будто я был просто неудачной поделкой. А потом ты, наверное, родила себе еще детей. Таких же красивых и правильных, как ты сама. И забыла обо мне. Действительно, а зачем тебе помнить об отвратительном отродье, опозорившем тебя...

Только я вот о тебе помню. Я о тебе думаю. И пишу тебе письма, день за днем, страница за страницей. А потом складываю в огромный ящик и никогда не перечитываю вновь.

Я пишу тебе о том, что происходит здесь. Знаешь, я ведь слышу каждый шорох, каждое слово. Все, о чем говорят эти ничтожные людишки и мои так называемые «братья»... Вот мой брат Эрл, например, возится с полоумным братом Рамом и новой директрисой... Отвратительно. Никакие они мне не братья! Но ведь у меня все равно есть братья, не так ли? Уверен, у меня есть братья. И красивые сестры. Такие же идеальные, как ты. И уверен, что их ты любишь. А они не дали бы за тебя и ломаного гроша. А я... Я задушил бы их, если бы это только заставило тебя вспомнить обо мне.

Я бы сделал что угодно, если бы взамен стал тебе нужен.

Я отдал бы все в своей чертовой жизни, чтобы увидеть тебя и посмотреть тебе в глаза.

А ты?

Твой сын, которого нет,

Гэри

Гэри сдернул с шеи веревку и соскочил со стола, едва заслышав звук открывающейся двери. Все это он проделал молниеносно, но Эрлу потребовалось и того меньше, чтобы понять, в чем дело. Он застыл на месте, с недоверием глядя на брата.

– Что ты делаешь? – спросил Эрл.

Гэри отвернулся и сделал вид, что приводит себя в порядок — поправил пиджак, спустил манжеты и надел маску.

– Не твое дело, – буркнул он. – Зачем пожаловал? Мне казалось, ты теперь ни с кем не видишься, кроме этой гадкой девки. Так что же случилось сегодня? Неужели нашего героя-любовника никто не ждет в коридорах этой ночью?

Если Эрла это замечание и кольнуло, он предпочел не подавать виду. Как ни крути, в плохом настроении Гэри всегда говорил язвительно и грубо. Да и в хорошем тоже. Сама природа сделала его мрачным и скупым на улыбки. Он был затворником больше, чем все Призраки вместе взятые. Возможно, поэтому Эрик сделал его своим главным помощником?..

– Ты же знаешь, что никакой я не любовник, – тихо отозвался Эрл, обводя комнату внимательным взглядом. – И мне действительно неприятно, когда ты так отзываешься о мадемуазель Фирман.

Гэри невесело хмыкнул.

Затем взгляд Эрла упал на раскиданные по комнате комья пергамента, на все еще распахнутую и полную писем шкатулку. Наконец, на лежащий на столе портрет. Маленький, в золотой круглой раме, с уродливой трещиной на стекле. Эрл подошел ближе, желая разглядеть изображение. На портрете была запечатлена молодую девушку, светловолосую и большеглазую.

Где же он видел это лицо прежде?..

Краем зрения Эрл различил движение. Гэри метнулся к столу и схватил портрет. Быстро спрятав его под тканью пиджака, он с ненавистью посмотрел на Эрла.

– Я не приглашал тебя, – почти по слогам произнес он. – И не давал позволения трогать мои вещи. Говори что хотел — и убирайся.

– Если меня не обманывает зрение, – сухо ответил Эрл, – Эта вещь не твоя. Впрочем, не мне читать нотации.

– Мы оба взрослые люди, – согласился Гэри.

– Верно. Я лишь хотел напомнить, что Эрик просил всех явиться завтра вечером. Как обычно, знаешь.

Гэри задумчиво покачал головой. Упоминание отца заставило его успокоиться. Эрл с каким-то странным облегчением подумал, что теперь все мысли брата заняты грядущим собранием. Последнее время на его лице слишком часто отражалась глухая ненависть. Эрл боялся, что однажды это чувство погубит Гэри.

Если бы Эрл мог до такой степени забыть приличие, он спросил бы Гэри, не пытается ли тот навредить себе. Но зачем спрашивать, если брат не даст ответа и просто отправит его на все четыре стороны.

– Хорошо, – прервал молчание Гэри. – Я приду. А ты должен предупреди остальных, раз уж взялся за это дело.

Эрл кивнул и отступил к двери. Гэри следил за ним глазами. Пугающими, затуманенными глазами, в которых еще теплел огонек безумства. Эрлу хотелось сказать еще что-нибудь, но Гэри смерил его таким холодным, презрительным взглядом, что мужчина вышел, ни произнеся ни слова.

Гэри же застыл возле стола. Он слышал глухие раскаты собственного сердца и ненавидел волнение, смущение и боль, что испытывал. Почему он не мог вообще лишиться человеческих чувств? Без них жизнь не казалась бы ему таким кошмаром!

Постепенно сердце его перестало стучать так прытко. Вновь вытащив портрет красивой незнакомки, Гэри провел пальцами по змеистой трещине и судорожно выдохнул. Эрл почти догадался. Почти, но не совсем. А он – дурень! – совсем забылся, пока строчил очередное письмо. Что с ним делала эта ужасная женщина! Эта фурия с волосами, сверкающими золотом… Ведьма с глазами прозрачными, точно лесные озера…

С портрета она улыбалась Призраку нежной, всепрощающей улыбкой. Ни на одном лице он не видел подобного выражения.

– Я напишу тебе позже, – прошептал Гэри. – Ты мне сегодня надоела. Хочу прогуляться там, где тебя не будет.

Он положил портрет в шкатулку, где держал все свои письма, и захлопнул крышку. В то мгновение ему показалось, что он захлопывает собственное сердце.

***

За единственной незапертой дверью во всем коридоре скрывался потайной ход. Узкий, веющий холодом, непроглядно темный и бесконечно длинный... Видит Бог: если бы кто-то сейчас спросил Мег, как долго она по нему шла, она бы не смогла ответить.

Мег начинало пугать ее путешествие. Она проклинала Кристину, которой взбрело в голову погулять по Опере среди ночи, и за которой ответственная Мег считала своим долгом отправиться. Однако она уже порядком замерзла и хотела спать. Только мысль о том, что она должна спасти подругу — ну и, разумеется, неугомонное любопытство — вели Мег дальше по проходу.

Наконец, девушка наткнулась на стену. Она недоуменно огляделась вокруг, освещая тусклым светом лампы стены вокруг, пытаясь найти тайный рычаг или проход дальше, но... Очевидно, стоило признать, что ход вел в тупик, и необходимо было вернуться назад. Мег разочарованно вздохнула и, минуту постояв возле злополучной стены, медленно пошла назад. Теперь торопиться было некуда, и можно было осмотреть ход внимательнее — девушка не теряла надежды на то, что найдет хоть какой-то кирпичик, на который стоит только нажать — и стены вокруг рухнут, открывая взору новые потайные ходы. Поговаривают же, что здесь скрываются целые подземелья... Внезапно со стороны тупика послышался тихий скрип. Девушка остановилась, ноги вмиг стали ватными; она как можно медленнее повернулась лицом к стене, не в силах поверить собственному слуху. Она определенно слышала скрип. Со стороны непроходимой, безмолвной, пустой стены.

Мег попятилась назад, и кровь в ее жилах вдруг остыла: за ее спиной кто-то стоял. Кто-то, в кого она буквально врезалась, кто от неожиданности сжал ее плечи руками, кто был очень холодным и, очевидно, мужчиной. Девушка молниеносно обернулась, пытаясь осветить лицо человека лампой, но, увидев, кто стоит перед ней, только лишь выронила лампу из рук. Последняя разбилась с громким звоном, погрузив все вокруг в кромешную тьму, однако Мег показалось, что она не слышала ничего, кроме стука собственного сердца.

***

Гэри пытался унять сердцебиение, которое, как ему казалось, было слышно во всех уголках подземелья. Он отправился на поверхность, чтобы помешать некой балеринке попасть в логово Дестлера и превратить их подземелья в цитадель разврата. Он был раздражен и хотел как можно скорее вернуться домой. Однако все пошло не так. Он ожидал встретить Дестлера, балеринку, Эрла, его подружку — но никак не дрожащую от холода девушку, почти ребенка, трогательно закутанную в один лишь халатик поверх ночной сорочки, крепко сжимающую лампу в руке... Оказавшуюся слишком близко, слишком теплую, слишком живую... И не промолвившую ни единого звука.

Немая сцена продолжалась пару секунд, а казалось, целую вечность. Гэри все еще чувствовал на своих руках ощущение прикосновения к теплым плечикам незнакомки. Он мог видеть ее напуганное личико в темноте, в то время, как она не видела его. Почему? Почему она не закричала? Так обычно делают все люди, когда сталкиваются лицом к лицу с Призраком Оперы. А она абсолютно точно узнала его. Она же испугалась его, так почему не закричала? Почему?!

***

Мег знала, что если она сейчас произнесет хоть один звук, она обречет себя на верную смерть. Она слишком хорошо помнила легенду о Призраке Оперы, чтобы не узнать его за секунду; слишком хорошо помнила, как обычно расправлялся Призрак со своими жертвами. Нечего было и думать, чтобы выбраться из этой западни живой и невредимой. Тем более, теперь, думала Мег, когда она оказалась в таком беспомощном состоянии, не имея возможности даже видеть Призрака. Она и не подозревала, что находится в куда более выигрышном положении, чем Призрак: по крайней мере, она знала, с кем имеет дело. Но одна мысль не покидала Мег с того момента, как она увидела лицо в маске...

***

Гэри оторвался от своих размышлений, с ужасом обнаружив, что незнакомка собирается что-то сказать. В это же время он различил приближающийся силуэт за спиной девушки и мгновенно узнал его. Эрл. Только тебя здесь и не хватало. В следующие секунды Гэри показалось, что он наблюдает за всей этой сценой со стороны, и ему показалось даже забавным собственное выражение лица и бездействие в том, что произошло. Девушка раскрыла свой милый ротик и...

– Вы живой... Вы человек... – хрипло промолвила Мег, не удержав слова, буквально рвавшиеся изнутри.

Ноги ее вдруг подкосились, кто-то мягко приобнял ее сзади, и девушка провалилась в леденящую темноту, искренне обрадовавшись мысли о том, что, возможно, именно так ее настигла смертельная кара ужасного Призрака Оперы.

***

Каролин заглянула в зал, где проходила очередная репетиция «IlMuto». В ходе премьерного спектакля обнаружились некоторые накладки, и теперь труппа повторяла в очередной раз новый переход между сценами.

Как Кара и думала, Уильям Фейрфакс находился здесь же, на первом ряду.

На сцене все кипело, артисты суетились и жаловались, что «прогонять» материал без исполнительницы главной роли невероятно трудно, но делали все с куда большим энтузиазмом, чем обычно. В этом Каролин, конечно, видела исключительно свою заслугу.

Она бесшумно ступила в зал, подошла к Уильяму — который, как ей казалось, заметил ее появление, но не подал виду — и тихо сказала:

– Послушайте, – начала она без всяких вступлений. – Вы здесь напрасно тратите время. Репетиция проходит чудесно, и вам совершенно не обязательно досматривать ее до конца.

Не отрывая взгляда от сцены, Уильям чуть приподнял одну бровь. Лицо его осталось непроницаемым и даже холодным. Англичанин вел себя странно. Его словно не интересовало, что Каролин говорит, как она сегодня одета и зачем пришла. А она, между тем, выглядела прелестно в платье из шелка и с заколотыми, но все же спускающимися по плечам кудрями. Как мог он этого не оценить? Неужели его настолько неприятно поразила ее выходка с выступлением под личиной итальянской певицы? Но ведь она, Каролин, столько сделала для того, чтобы это стало возможным! На столькое пошла! Ну почему он никак не поймет?

Затем прозвучал голос Уильяма, бесцветный, усталый и раздраженный:

– Мне уйти? – спросил спонсор. – Если вам так мешает мое присутствие…

– Нет-нет, – Каролин закатила глаза. – Я вовсе не об этом говорила. Мне совсем не хочется торчать здесь до полудня, вот что я пыталась сказать.

Уильям повернулся и посмотрел на нее таким убийственным взглядом, что Каролин замолчала. Что-то в нем изменилось. Мрачность этого человека заразительно подействовала на Каролин. Нахмурившись, она продолжила:

– Просто я искала спутника для небольшой прогулки. И совместного завтрака.

Она не подняла глаза, говоря это. Ей было стыдно — в чем она никогда бы не призналась.

Фейрфакс часто заморгал. Слова директрисы его удивили. По крайней мере, он перестал глядеть на нее с таким жутким выражением. В следующую же секунду англичанин деловито уточнил:

– Вы приглашаете меня?

– О да, именно так! – воскликнула Каролин. – Разве я могла предвидеть, что сестрица снова убежит куда-то, оставив меня в полном одиночестве?

Несколько мгновений длилось молчание. Каролин гадала, что он ответит. Утром она действительно повела себя грубовато, но кто же обижается на такие глупости!

Уил ответил серьезно, почти сурово:

– Какая неприятность… Разумеется, по всем правилам этикета я обязан помочь вам.

– Вы пойдете со мной! – Каролин тут же улыбнулась. – Славно! Можно я сбегаю в кабинет за палантиной?

Уильям кивнул и, проводив ее внимательным взглядом, откинулся обратно в кресло. В ушах звенело от академического пения. Пожалуй, он действительно устал от этой репетиции. Нет ничего плохого в желании развеяться. Но что-то подсказывало Уильяму, что он слишком легко простил мадемуазель де Блуа ее вчерашнюю наглость.

Ведь точно так же — действуя из лучших побуждений, прощая все выходки — он погубил свою жену Эффи. Превратил ее в ненасытное, эгоистичное чудовище…

Он мельком взглянул на кольцо на безымянном пальце, которое так и не решался снять. Уильям думал, что еще немного — и он сможет забыть о той женщине. Пока же кольцо служило напоминанием о том, как легко он испортил столь ангельское существо.

***

Расположившись за столиком у самого окна, Симон стал дожидаться Маргариты. Он чувствовал себя гораздо смелее, когда встречался с ней вне Оперы — хоть и сам не отдавал себе в этом отчета. Кроме того, спонсорские встречи всегда омрачались осознанием того, что мадемуазель Фирман куда охотнее смотрит на другого, на Робера!

Знаки внимания этого волокиты всецело занимали ее прелестную головку, что Симон очень хорошо видел. Он боялся, что если уж Робер вцепился в новую «жертву» – то не выпустит ее из виду.

Именно эти опасения и заставили Симона пригласить мадемуазель Фирман на завтрак в чудесном кондитерском кафе, которое он обнаружил не далее чем вчерашним утром. Кондитерская пряталась в совсем неприметном здании, а изнутри выглядела премило: стены, выкрашенные в нежно-голубой, и герань на окнах. На столах — кружевные скатерти.

Именно такого места ему и не доставало в Париже. Места, наделенного не поддельным очарованием. Ему это кафе напоминало о марсельских заведениях, о воплощении сельской Франции. Среди извилистых парижских улиц с громоздкими фешенебельными ресторанами трудно было найти что-то подобное! Симон очень гордился находкой.

Поскольку Маргарита уже просила его однажды поведать о Марселе, где она ни разу не была, Симон решил отвести ее в это кафе. Что лучше выразит его тоску по Родине, отразит приятную простоту и ясность Марселя?

Симон выглянул в окно. Мимо кафе проходило множество женщин, но среди них он не заметил знакомого лица. Маргариту он узнал бы сразу же! Этот кроткий взгляд — удивительно, что столичная девица может смотреть так кротко! – и сжатые от волнения губы. Ее сверкающие под солнцем волосы, тонкая талия…

Вдруг перед витриной появилась Она. Прелестная и, как всегда, чуть смущенная. Она пришла точно вовремя, но все же суетливо сверялась со старыми карманными часами в страхе, что опоздала. Как Симон любил эту ее искренность. По рассказам Каролин и подумать не мог, что кузина окажется столь мила. «Она хорошенькая, но для парижанки уж больно замкнута и труслива! » – вот как отзывалась о Маргарите его сестрица. Она видела в этом качества плохие, а он — хорошие.

В холодном утреннем свете глаза Маргариты блестели особенно ярко. Она торопливо зашла в кафе и подошла к столику. Симон привстал, чтобы отодвинуть для девушки стул, но она это сделала сама — по-прежнему ужасно смущаясь.

– Прошу, простите! – произнесла она, с интересом переводя взгляд с Симона на убранство помещения. – Здесь так чудесно! Поверьте, я хотела прийти заранее. Каролин заняла меня поисками ее бинокля…

– Сестрица все время что-то теряет, – улыбнулся Симон. – И заставляет других разыскивать эту вещь. Однажды я отказался от охоты с друзьями, поскольку был слишком занят поиском шелковых перчаток.

Маргарита улыбнулась. Верно, это было очень похоже на Каролин!

Симон заставил себя посмотреть ей прямо в глаза.

– Но я предлагаю вам взглянуть на меню. Я уже присмотрел кое-что совершенно прелестное.

– Вы ведь хорошо разбираетесь в кондитерских изделиях, – весело отозвалась Маргарита. – Посоветуйте мне что-нибудь. Я полагаюсь на ваш вкус.

– Как странно, – Симон качнул головой. – А мне-то хотелось узнать, к чему вы неравнодушны. Боюсь ошибиться в выборе.

Она еще несколько секунд молча смотрела на него. На щеках появился легкий намек на румянец.

– Вы не ошибетесь, – тихо сказала Маргарита.

Симон чуточку успокоился, заслышав нежность в ее голосе. Всякий раз, когда она беседовала с ним тихо и доверительно, юноша чувствовал, что его сердце тает. Она жгла его, как июльское солнце. И хотя погода стояла премерзкая, Симон мог с уверенностью сказать, что вокруг него — пышное лето.

Ах, как она отличалась от этих напыщенных парижан! Ни их холодного поведения, ни сухих манер, ни подозрительности. Парижские предрассудки, подчас сводящие Симона с ума, не нашли отклика в этой хрупкой душе. Марго на всех смотрела одинаково приветливо, будь то аристократ или нищий.

– Попробуйте вот это, – сказал он. – Выпечка здесь великолепная.

– Вы уже побыли дегустатором? – спросила Маргарита.

– Не сумел отказать себе в удовольствии!

– Как я вас понимаю…

Они вновь замолчали, не зная, о чем еще говорить. Марго углубилась в меню. Бедный Симон, не его вина, что в голову не лезло ни одной мысли! С трудом преодолевая смущение, он спросил Маргариту, не желает ли она чего-нибудь выпить. Разговор не клеился.

Принесли заказанное.

Внезапно что-то переменилось — Маргарита часто заморгала и посмотрела на Симона с таинственным волнением.

– А знаете ли вы, что мы с Карой узнали вчерашним вечером? – спросила она так, будто собиралась поведать ему величайший в этом мире секрет. Но будь это даже глупая оперная сплетня, Симон впитал бы ее, точно молитву. Все, что говорила эта девушка занимало и радовало его.

– Нет, скажите.

А между тем от волнения Симон уже съел одну порцию блинов с вареньем и теперь страдал по второй. К своему десерту Маргарита даже и не притронулась. Было видно, что мысли ее заняты чем-то совсем иным.

– Я расскажу! – с готовностью отозвалась она. – Видите ли…

Она описала случившийся в Опере переполох, оставив в стороне ненужные детали, и быстро перешла к появлению мадам Жири. Она полностью пересказала Симону слова мадам, после чего спросила:

– Что вы думаете? Другое завещание действительно существует?

***

Маргарита отпила чай и, чуть поморщившись — слишком крепко! — попросила Симона передать ей молочник. Отсветы солнца весело плясали по серебряной поверхности подноса, озорные лучи словно заглядывали в узорчатые чашки. Наступал самый приятный утренний час, когда все покрывалось солнечной позолотой и будто сияло изнутри.

В глубине души Симон тотчас же решил, что после трапезы они обязаны совершить прогулку по парижским улочкам. Но спросить об этом не мог, точно язык его придавило тяжелым свинцом.

Выполнив просьбу девушки, он ответил:

– Завещание это, конечно, существует. В словах мадам Жири не стоит сомневаться, они всегда правдивы. Но похоже, она перенесла какое-то большое потрясение, раз открыла вам с Каролин то, о чем до сих пор умалчивала. Кто знает, что у этой старой женщины на уме.

Маргарита хихикнула.

– Вы говорите прямо как ваша сестра. Когда она впервые увидела мадам Жири, то…

Но смех ее тут же сменился удивленным вздохом. Проследив за взглядом мадемуазель Фирман, Симон невольно улыбнулся: через стекла витрины они могли заметить парочку, остановившуюся на углу улицы. Каролин — а это совершенно точно была его сестрица, выходящая в город лишь в самых пестрых своих нарядах — болтала без умолку и активно жестикулировала. Казалось, пройди мимо нее человек — она непременно попадет ему перчаткой по лицу и вызовет тем самым чрезвычайный конфуз. «Совсем раннее утро, а она уже жужжит, как потревоженная пчела! – кисло подумал Симон, подперев подбородок рукой. – А кто же с ней рядом? »

Мужчина в костюме из темно-зеленой ткани внимательно слушал ее. Для Симона всегда оставалось загадкой, как все эти несчастные дураки не сбегают от его сестрицы при первой же возможности. Возможно, Каролин умела приманить их красотой суждений. О да, она так мастерски запутывала свою речь, что ни одна живая душа не могла понять, говорит она о новехоньком магазине одежды на улице Альже или на высокие темы.

Когда же ее саму спрашивали о чем-то — к примеру, о политике — Каролин врала напропалую и делала это на удивление складно, даже если понятия не имела, что несет.

Симон всю жизнь дивился, как никто не вывел эту хитрую мордашку на чистую воду, и в то же время с гордостью думал, что уж кто, а его сестричка не пропадет.

Но вот мужчина указал на дверь маленького кафе, где сидели Симон с Маргаритой, и оба мгновенно узнали в нем одного из спонсоров — Уильяма Фейрфакса, с его светло-каштановыми волосами и ясными глазами.

Маргарита неодобрительно повела бровью.

– Господи, – пробормотала она, скрещивая руки. – Вы поглядите, она все-таки начала его…

Маргарита запнулась, боясь расстроить Симона своей мыслью. Но тот весело усмехнулся и продолжил предложение:

– Окручивать? – На его лице мелькнуло ехидство. – Это Каролин умеет, еще как! Видели бы вы, как она управлялась с поклонниками в Марселе. Принимала от них цветы, шоколад и прочие радости — а затем выдворяла за дверь. Ни одному из них она даже не позволяла милого поцелуя в щеку.

– Выходит, для нее это все равно, что игра. – Маргарита задумчиво пожевала губы. – Мне не понять, какое в этом развлечение.

– Голову даю на отсечение, она делает это лишь ради собственной значимости! Пока ее любят, она уверена и бесстрашна.

В это время парочка как раз зашла в кафе. Со стороны их появление выглядело как условленное свидание. Маргарита с опозданием подумала, что ее посиделки с Симоном выглядели примерно так же. Дрожь побежала по ней, и она заново пережила то ужасное чувство, которое мучило ее после скандала с господином Карне. Ей показалось, будто все взгляды в кафе обращены на нее и пылают неудовольствием.

Что ж, знакомая с чувствами брата Каролин и впрямь взглянула на кузину со странным выражением, почти сразу сменившимся на приветливую улыбку.

– Какая неожиданная встреча! – сказала она. – Симон, мы с тобой мыслим одинаково. Я тоже приметила это кафе, когда прогуливалась здесь последний раз.

– Изумительно! – чуть поджал губы Симон.

Уильям по обыкновению вежливо и суховато поинтересовался, как мадемуазель Фирман себя чувствует и прибавил, что сегодня прелестная погода.

– Все отлично, – ответила она, после чего похлопала по соседнему креслу. – Вы присоединитесь к нам? Мы как раз обсуждали новость о завещании.

– Завещании? – повторил Уильям. – Мне об этом ничего неизвестно.

– Марго! – воскликнула Каролин. – Ты же обещала, что пока мы во всем не разберемся, никому рассказывать о завещании не станем!

Маргарите не оставалось ничего другого, кроме как пожать плечами и улыбнуться. Она ведь хотела поделиться только с Симоном, но рано или поздно пришлось бы поговорить и со спонсорами… И лучше всего было начать с рассудительного Уильяма. Маргарита страстно желала, чтобы завещание как можно скорее нашлось, только и всего.

– Видите ли, – начала она. – Мы думаем, что существует еще одно завещание нашего дяди. И это значит, что есть… Положим, есть определенная сумма, которая может перейти в наше пользование после его оглашения.

– Деньги никогда не бывают лишними! – кивнула Каролин.

– И конечно, мы бы нашли им достойное применение, – заметила Марго. – Например, благотворительность…

Уильям не успел ничего ответить; Каролин опередила его. Чуть склонив голову набок, она с полнейшим ужасом и чуть ли не отвращением уставилась на вторую директрису. Ее губы приоткрылись.

– Опять! Да о какой благотворительности ты говоришь! Будто мы можем сыпать деньгами в помощь другим, когда сами нуждаемся. Ты, право, совсем неразумна. Опера требует вложений, и ты это знаешь.

– Но ты ведь не предложила ничего подходящего, – несмотря на внутреннее раздражение, спокойно ответила Маргарита. – Вот я и подумала, что мы можем заняться благотворительностью. Это повысит наш статус, в конце концов. Осветит в глазах окружающих.

– Наш или твой? – Каролин понизила голос. – Скажи честно: ты просто хочешь, чтобы твое имя перестали чернить подлые парижанки. Заработать их одобрение меценатством — не самое мудрое из твоих решений.

Маргарита побледнела и сказала, что кузина очень ошибается, если думает, что ее так уж волнует общественное мнение. Почему-то ее совесть, наоборот, взбунтовалась. «В чем-то Каролин права. Ты хочешь восстановить имя своей семьи. Вспомни, с каким презрением тебя впервые встретил Робер! »

Каролин покачала головой.

– Деньги не для тебя, – повторяла она, – Но это не значит, что они мне не нужны. Почему ты принимаешь решения так скоро, не посоветовавшись со мной? Ведь мы деловые партнеры!

– С этого и стоило начинать, милая Кара, – холодно парировала Марго. – Ни для кого ни секрет, что ты и гроша не отдала бы на благотворительность.

– Именно так. А ты слишком порядочна, чтобы оставить деньги при себе и поставить на них еще одну оперу?

Мужчины только и успевали, что переводить взгляд с одной на другую спорщицу. Наконец, Уильям поморщился и повысил голос, желая утихомирить девушек, находящихся на грани ссоры.

– Дамы, вы делите деньги, которых, в сущности, нет!

Они, как по команде, вытаращились на англичанина. Оглушенные его словами, они так и застыли в безмолвии. Каролин первой откинулась на спинку стула и опустила глаза. В голове Маргариты еще крутились слова о ее «порядочности», и она с ужасом заметила, что не может подавить этот гнев.

– Вы даже не знаете, о какой сумме идет речь, – согласился Симон. – Для начала найдите завещание, а уж потом делитесь измышлениями.

– Разве ты не заметил, дорогой братец? – Каролин принялась нервно обмахиваться веером, и лицо ее было мрачнее тучи. – Мы не делимся. Ничем.

– Какая гнусная ложь! – вспыхнула Марго. – С меня достаточно. Я прекрасно вижу, что ты намерена довести дело до взаимной обиды. Но я этого тебе не позволю, Каролин. Кто-то из нас должен оказаться умнее.

Каролин покачала головой. Ее невозмутимый взгляд оставался твердым, точно у императрицы.

В семье де Блуа лишние деньги появлялись, но редко. Пару месяцев назад, когда Каролин с сестрой только получили управление над оперой, она от счастья прыгала по своей комнате и пускалась в пляс прямо на улице.

Маргарита и не помышляла, что деньги — единственная ценность в мире! Тем временем как Каролин зарубила это на носу. Будь у нее деньги... о, ее жизнь сложилась бы совсем по-другому! А тратить средства на благотворительность? Фи, что за роскошь!

Трепеща от злости, Маргарита поднялась с места и, не потрудившись дождаться Симона, вышла из заведения. Каролин проследила за ней взглядом — и громко выдохнула. Ее плечи расслабились, а на лице появилось страдальческое выражение.

– Неужели она не видит, как отвратительна? – вслух поразилась девушка.

Ответом ей послужили укоризненные взгляды и Симона, и Уильяма. Конечно, Каролин все это заметила и очень огорчилась, в то же время чувствуя жестокое удовольствие от того, что ей наконец удалось приоткрыть Маргарите «правду» на ее поведение.

– Уж извини, – прошептал Симон, – Но это слишком. Маргарита, постойте! – В следующий миг он уже выскочил за дверь.

«Влюбленный дурак! » – подумала Каролин. – «Она ведь даже не заплакала, эта мадемуазель Идеальность! »

Уильям же листал меню, словно ничего и не произошло, но делал он это с напускным спокойствием.

– Если вы позволите, я могу намекнуть, что вы поступили дурно, – сухо начал он. – И если это вас успокоит, ваша кузина поступила не лучше. Вы часто так мечетесь, находясь вдвоем? Как спонсор, я удивлен и разочарован.

Каролин захлопнула меню и кинула его на стол. Кипучее настроение придало ей вид некрасивый и даже отторгающий.

– Знаете, – процедила она. – Я очень вам обязана за ваше молчание в момент, когда мои нервы накалены до предела.

Уильям хмыкнул. Она, пожалуй, впервые слышала от него некое подобие смеха. В мимолетном взгляде англичанина, как Каролин заметила, промелькнула насмешка.

– Держите себя в руках, и другим не придется делать вам замечания.

– Вы не тот, кто имеет на это право, сэр!

Фейрфакс посмотрел на нее с болью, затем крепко зажмурился, стараясь сохранить хладнокровие.

– Очень хорошо. Это последний раз, когда я вмешиваюсь в ваши личные дела.

Следующие полчаса они провели в гробовой тишине и расстались, едва допив чай.

***

Кристина проснулась от звуков музыки, разливавшейся по подземелью. Такой прекрасной и нежной... как красный шелк, на котором она лежала. Кровать напоминала широкую ладью с золочеными бортиками. Шелка приятно ласкали кожу, напоминая девушке о прошедшей ночи. О, какая это была ночь!

Ее возлюбленный и покровитель уже заждался ее, когда она пришла к его озеру. Он был раздражен ее опозданием и напомнил ей, какой благодатью награждает ее и насколько она неблагодарна. Но она умоляла его простить ее, она рассказала, как Мег не хотела ее отпускать. Услышав о Мег, Дестлер нахмурился.

– Твоя соседка по комнате знает, куда ты пошла? – строго спросил он.

– Она настаивала, но я не раскрыла ей нашу тайну, – ответила Кристина, влюбленно и преданно глядя на него. Как же она жаждала его поцелуев и прикосновений! Зачем же он спрашивает ее сейчас про дурочку Мег?!

– Ты же понимаешь, что в случае моего обнаружения мне придется исчезнуть? И подземелья Оперы потеряют своего Призрака навсегда. А ты, моя дорогая, никогда более меня не увидишь.

– О нет! – страстно воскликнула Кристина. – Я никогда не проговорюсь, всегда буду осторожна. Мы будем вместе до конца нашей жизни, пронесем нашу любовь через года, и...

Она не договорила, потому что ладонь Дестлера легла ей на губы, заставляя замолчать.

– Довольно, – сказал он, притягивая ее к себе. За время разговора они успели переместиться внутрь его жилища. – Я понимаю, как высоко ты ценишь нашу связь. Но довольно слов.

Его пальцы переместились от ее губ вниз, на шею, заставляя Кристину дрожать от предвкушения. Ниже, ниже, ниже... его руки проникли под ее пеньюар и потянулись к вздымающейся груди.

Кристина, тяжело дыша и чуть приоткрыв рот, закрыла глаза. Это происходит. О да, наконец-то, это происходит! Она скулила и стонала, ощущая его жадные прикосновения, обжигающие даже сквозь корсет.

Дестлер подхватил ее на руки и понес куда-то вглубь дома, в укромную спальню с поистине королевским ложем. Опустив изнывающую от желания девушку на шелковые простыни, он стал расстегивать свою рубашку.

Кристина любовалась его красивым телом. Она видела его всего, целиком, кроме той части лица, что была закрыта белой восковой маской. Одно мгновение — и Дестлер уже был над ней. Их движения и ласки ускорились, Кристина стонала и даже хныкала. Как же ей хотелось поскорее принять его в себя и укрепить их вечную любовь этой сладостной игрой!

– Возьми меня, – прошептала она. – Умоляю тебя, возьми меня! Прямо сейчас!..

... как чудесны были воспоминания Кристины об этой ночи. Дестлер был не просто призрачным гением, он оказался истинным волшебником. Он заставил ее почувствовать такое! Она жаждала продолжения.

Кристина встала с постели-ладьи и, накинув упавший тут же, рядом, прозрачный пеньюар на нагое тело, вышла из своего убежища.

Дестлер сочинял, сидя за клавесином. Его окружали свечи, и от этого он казался ей еще более таинственным и зовущим. Он не слышал тихой поступи ее босых ног, когда она подходила к нему, и вздрогнул от ее прикосновения к своему плечу. На его лице отразилась гримаса раздражения, которая, впрочем, быстро сменилась приятной улыбкой.

– Как ты спала? – спросил он.

– Неспокойно, – ответила Кристина, слегка склонив голову набок и прищурив глаза. – Может, нам стоит... продолжить?

Она попыталась усесться к нему на колени, но он довольно грубо предотвратил это.

– Мы сможем продолжить потом, – сказал он.

– О, да, конечно! – Кристина восторженно захлопала в ладоши. У нас будет все время мира, чтобы потратить его на нашу любовь!

Дестлер не успел ей ничего ответить. В дверь громко постучали, и на пороге вдруг появился Эрл. Он был не на шутку рассержен: Дестлер уже около часа игнорировал его. А ведь Эрл стучал и до этого. Он никогда не врывался в чужой дом без спроса, но сейчас чаща его терпения была переполнена.

– Ты что, смеешься надо мной, жалкий мальчишка?! Эрик узнает об этом!

Тут он увидел Кристину, которая недоумевающе его рассматривала. Очевидно, до этих пор она свято верила в исключительность Дестлера, единственного Призрака Оперы. А теперь не пойми откуда взялся другой человек в такой же маске, он называет ее гения «жалким мальчишкой» и упоминает какого-то Эрика.

– Надеюсь, я не прервал вас посреди чего-то очень важного, – презрительно хмыкнул Эрл. Ему, как истинному джентльмену, был неприятен порок в любом его проявлении, а было совершенно ясно, чем тут занималась эта девушка. Какой стыд! Разве он, Эрл, позволил бы себе подобное с Маргаритой... хотя причем тут Маргарита? Проклятье, эта девчонка словно засела у него в голове после едких слов Гэри.

– Кристина, милая, – обратился Дестлер к ровным счетом ничего не понимавшей девушке, – пожалуй, тебе пора. Ты уже опаздываешь на репетицию.

– Но... – попыталась она возразить.

– Иди, иди! – нетерпеливо воскликнул Дестлер. – Ты знаешь дорогу!

Кристина послушалась было, но вдруг остановилась посреди комнаты, не зная, как сказать о таком при постороннем. Впрочем, Дестлер ей помог:

– Твоя одежда в гостиной.

Кристина покраснела до корней волос, а Эрл кашлянул, напоминая о своем присутствии.

– Ну, чего ты хотел? – недружелюбно проворчал Дестлер, когда Кристина исчезла из виду.

– Эрик вызывает к себе.

***

Свет больно ударил в глаза.

Мег, сражаясь с желанием умереть от ужасного звона в ушах, повернулась на бок, разлепила веки и с удивлением обнаружила, что лежит в своей постели. Это никак не соотносилось с ее ожиданием проснуться в подземелье Призрака, причем, вероятно, при смерти. Девушка резко села и тут же почувствовала головокружение. В попытках овладеть собой, Мег окинула взглядом свою половину комнаты. Халат висел на дверце шкафа так, как она повесила его еще вчера утром, лампа стояла рядом с изголовьем кровати, целая и невредимая, но с характерной для нее трещиной на стекле — Кристина уронила ее неделю назад, но лампа, по счастью, не разбилась. Ошеломленная, Мег осмотрела себя. На ней была ночная сорочка, одеяло лежало на полу (девушка грешила буйными движениями во время тревожных снов и часто сбрасывала одеяло на пол), волосы были заплетены в аккуратные косы. Все было точно так, как вчерашним вечером, когда Мег ложилась спать. Словно всю ночь она мирно проспала в своей постельке, а путешествие по тайному ходу и встреча с холодным как лед Призраком Оперы ей приснились...

– Невозможно! – воскликнула девушка и свесила ноги с кровати.

– Что невозможно, душенька? – услышала вдруг Мег голос Кристины.

Девушка медленно повернула голову в ее сторону. Кристина сидела на своей кровати, полностью одетая, и самозабвенно теребила воротник платья. На ее лице светилась счастливейшая улыбка, а глаза лучились любовью ко всему земному. Очевидно, ее даже не смутил взгляд Мег, источавший гнев и раздражение.

– Где ты была ночью?

– Ночью? Мег, какой странный вопрос. Я спала. – щеки Кристины тронул легкий румянец, а улыбка стала еще шире. – Мег, милая, так о чем ты говорила?

– Ты держишь меня за идиотку? – грубо спросила девушка. – Я лично видела, как ты уходила, и пошла за тобой.

– Мег! – Кристина изобразила удивление. – О чем ты?! Тебе, верно, приснилось! Я спала в своей постели.

Мег устало вздохнула и направилась к шкафу, чтобы переодеться и быть готовой к скорому визиту матери. Положительно, спорить с Кристиной было бесполезно. Вдруг ей, действительно, все это приснилось? Девушка облачилась в повседневное платье и смиренно решила согласиться с подругой. Однако взглянув на себя в зеркало, Мег ахнула. На ее плечах, скрытых было под ночной сорочкой, а теперь виднеющихся из широкого выреза платья, отчетливо различались синяки, слово следы от чьих-то пальцев, с силой впившихся в ее кожу. Теперь уже никто не мог ее убедить в том, что ее ночное приключение было лишь сном. Мег разъяренно взглянула на Кристину.

– Кристина Россини, почему бы тебе не признаться в том, где ты была ночью и перестать пудрить мне мозги? – так строго, как только могла, спросила она.

Мег выводило из себя, что ночью с ней произошло что-то страшное, что-то, о чем она, по какой-то причине не помнила, и произошло это по вине Кристины, которая светилась счастьем и умиротворением. Именно это казалось Мег самой большой несправедливостью. В конце концов, она могла лишиться жизни из-за прихоти подруги, а та даже не могла рассказать, стоило ли это того.

– Мег. – вдруг подала голос Кристина. – Я не обязана давать тебе отчет о каждом своем действии. Я не заставляла тебя следовать за мной. – ее взгляд стал ожесточенным, а губы искривились в неясной ухмылке.

– Ты можешь хотя бы сказать, ради чего я так рисковала?

– Не твое дело. И, кстати, милая, тебя никто бы и пальцем не тронул...

С этими словами Кристина, победно подняв голову, покинула комнату, громко хлопнув дверью. Мег рассерженно пнула ногой лежавший около гардероба пуант, из которого вдруг выпала какая-то записка. Девушка огляделась по сторонам и подняла клочок пожелтевшей бумаги.

«Не лезь не в свое дело. Покровитель Кристины», – прочитала девушка и, ахнув, бросилась прочь из комнаты. Кристина еще не могла уйти далеко.

***

– Мег Жири, немедленно объясните мне, в чем дело.

Мег давно не было так стыдно. Желая догнать Кристину, девушка забыла о скорой встрече с матерью и на бегу столкнулась с ней в коридоре. Хороша она была: разгневанная, с растрепавшимся от бега платьем, яростно сжимающая клочок бумаги в руке! Забыта вся сдержанность, интеллигентность, порядочность, которые мать с юных лет вбивала ей в голову!

Так, мадам Жири грозно смотрела сверху вниз на свою неудавшуюся дочь и видела, что все ее надежды вырастить из Мег достойную девушку, ведущую балерину Оперы, катились к черту. Почему дети не желают воплощать мечты своих родителей? Почему они вечно так непослушны, заставляют испытывать за них стыд и разочарование? Как бы она ни любила свою дочь, она была в ней абсолютно разочарована. Мадам Жири шумно выдохнула и нетерпеливо вскинула брови.

– Мадемуазель, я задала вам вопрос.

– Я искала Кристину. Мне надо поговорить с ней о важном деле.

– Полагаю, это не повод мчаться по коридорам Оперы, в которую, как вам следовало бы знать, уже прибыли директора и спонсоры. Вы подумали, что могли бы сбить с ног мадемуазель де Блуа?

– Нет, не подумала. – опустив голову, ответила Мег. Из-за матери она упустила Кристину, и это вводило ее в ярость.

– Очень жаль. Вы... Что у тебя в руках, Мег? – вдруг неожиданно сменила тон мать, заметив в руке дочери маленькую записку.

– Ничего.

– Не смей мне лгать! – мадам Жири резко схватила дочь за руку и вытащила письмо из крепко сжатых пальцев.

Она прочитала два скудно написанных предложения и побледнела. Сердце пропустило пару ударов. История повторяется? Кристина, покровитель... Мег, которая лезет куда не надо... Женщина почувствовала себя невероятно беспомощной перед грозящей дочери опасностью.

– Ну уж нет. – прошептала мать так, что Мег смогла ее услышать. – Я не позволю...

– Я прошу вас. Отдайте мне мое письмо. Я должна...

– Ты должна забыть об этом письме и никогда больше не пытаться вмешаться в дела Кристины! – впервые за долгое время мадам Жири повысила голос. – Тебе это понятно?

– Я так не считаю, мадам. Это дело касается меня и Кристины.

– Ты должна слушаться меня! Возможно, ты забыла, но я твоя мать! – выкрикнула в отчаянии мадам Жири, чувствуя, как кровь приливает к щекам.

Мег вскинула голову и не поверила своим глазам: она еще никогда не видела мать в таком состоянии. Куда пропала вся ее сдержанность? Однако дочь была беспощадна. Она подошла вплотную к мадам Жири и выдохнула ей в лицо:

– Хорошо бы, чтобы ты почаще об этом вспоминала, мама.

Мать пошатнулась, но устояла на ногах. Как и всегда. Какие бы удары ни наносила ей судьба, мадам Жири всегда переживала их, твердо держась на ногах. Этого не могли изменить даже смертельно поразившие ее слова родной дочери. Женщина резко развернулась и, гордо держа спину прямой, уверенной поступью направилась прочь от Мег, по щекам которой уже катились слезы обиды.

***

Симону казалось, что ссору Маргариты и Каролин слышал весь Париж. По крайней мере, когда они с Марго вернулись в Оперу, совершенно разбитые, Симон видел, что взгляды каждого встречного обращены на них. Ему не пришло в голову, что у них с Маргаритой были настолько расстроенные лица — можно было подумать, что они только что лишились дорогой сестры.

Маргарита предложила Симону пройти с ней в кабинет директоров, но юноша отказался, сославшись на важную встречу. Если бы девушка не была занята своими мыслями, она бы удивилась, что у Симона, ни с кем в Париже не знакомого, могут быть какие-то встречи. Она не знала и не могла знать о его дружбе с Мег Жири — а между тем, с ней юноша мог спокойно поговорить, не усмиряя биение предательского сердца, как происходило при беседах с Марго. Но Маргарита была настолько подавлена, что молча кивнула головой и попрощалась с Симоном.

Молодой человек же отправился на поиски Мег. В его голове было чересчур много мыслей, она почти разрывалась: ему как воздух был необходим друг, который одним своим забавным движением прогонял все печали прочь. Удивительно, как это дитя на него влияло! Факт того, что «дитя» было старше Маргариты на год, Симон старательно отбрасывал в сторону.

Он брел по коридору, который был совсем недалеко от спален хористок — обыкновенно в это время балерины по нему не прохаживались, и Симон не рисковал никого встретить. Эта мера предосторожности была очень важна для Мег: она отчего-то думала, что мадам Жири накажет ее, если узнает о ее дружбе с месье Леру.

Симону показалось, что он отчетливо слышит голос Жири-старшей. Чем дальше он шел, тем громче становился голос. Он завернул за угол и тут же поспешил скрыться обратно. Мадам Жири была не одна. Симон сразу же различил копну светлых волос Мег, которая стояла, потупившись и слушала выговор матери. Юноша почувствовал себя ужасно виноватым: стремясь укрыться от своих неприятностей, он начисто забывал узнать у Мег про то, как живет она, есть ли у нее какие-то горести и печали, о чем она может ссориться с матерью...

– Ты должна забыть об этом письме и никогда больше не пытаться вмешаться в дела Кристины!

Симон вздрогнул. Письмо? Надо будет обязательно узнать, о каком письме речь. К тому же, кто мог писать Мег? Симон осторожно выглянул из своего укрытия и обнаружил, что мадам Жири стремительно уходит. Мег же стояла словно в оцепенении и молча плакала. Сердце Симона защемило; он не мог вынести вид женских слез и ничего не предпринимать. Он решительно направился к девушке.

– Мег? – блондинка не заметила его приближения. Она молча подняла голову: по ее щекам без остановки текли слезы.

– Симон, простите, я... – девушка отвернулась от Симона, пряча лицо в ладонях.

Симон, неожиданно даже для самого себя, бросился к Мег и обнял ее, прижимая ее голову к своей груди и позволяя ей успокоиться. Он шептал что-то и гладил ее по волосам, как если бы он успокаивал ребенка, а Мег безуспешно пыталась отстраниться. Наконец она сдалась и благодарно обняла его в ответ. Юноша не знал, что в этот момент Мег сдалась и своим собственным чувствам, окончательно признавшись самой себе, что безнадежно влюблена в единственного друга.

***

– Мег, простите, но я должен вас спросить.

Симон и Мег переместились в свой любимый уголок в саду, как только Мег успокоилась. Девушка надела легкое пальто Симона, чтобы не замерзнуть, а он сидел, прислонившись плечом к дереву и делал вид, что ему совсем не холодно. Это было нетрудно: Мег почти не оборачивалась все это время и смотрела куда-то в сторону.

– Симон, я рассказала вам все. Кристина ушла среди ночи, я отправилась за ней, на полпути перепугалась темноты и вернулась в комнату. А утром нашла в пуантах письмо.

– Да, это вы рассказали.

– Это все, дорогой Симон.

– Вовсе нет. Я бы хотел узнать, почему вас так напугало, что Кристина ушла куда-то среди ночи. Знаете, это не мое дело, но, возможно... Она же молодая девушка и... – Симон залился краской. Мег улыбнулась.

– Вы хотите сказать, что она могла уйти на свидание? – юноша с трудом кивнул. – О, не сомневаюсь, что именно на свидание она и ушла. Но я... Симон, вы знаете что-нибудь о Призраке Оперы?

– Слышал о переполохе, который вчера устроили балерины. Мадемуазель де Фирман всерьез озабочена этим, а по-моему, это все сказочки.

– Симон. Я знаю, что он есть. – глаза Мег загорелись особым блеском. – Моя мать работает здесь всю свою жизнь. Она...

– Мег. – Симон подался вперед к девушке и приобнял ее за хрупкие плечи. Мег наконец обернулась к нему, и Симон вновь увидел обеспокоенное выражение ее лица. – Мег, я верю вам. Я верю каждому вашему слову. Пообещайте мне, что у меня никогда не будет повода усомниться в вашей честности, а потом расскажите все, что знаете.

Мег замешкалась. Она отстранилась от Симона и попыталась вернуть дыханию привычный темп. Сказать ему о встрече с Призраком — значит, никогда не узнать, что произошло с ней прошлой ночью, и подвергнуть его опасности. Сказать «обещаю» – значит, солгать самым преступным образом... Мег взглянула в глаза юноши, и выбор отпал сам собой.

– Клянусь. – прошептала она.

***

В это время Маргарита спокойно спускалась в подземелья. Она медленно и осторожно, чтобы не упасть, перешагивала через ступеньки, придерживая шляпку. Кроткая и послушная от природы, Марго чувствовала себя настоящей искательницей приключений всякий раз, как держала путь вниз.

Для нее эти подземелья превратились в некое укрытие. В них всегда царила тьма, в них тишина оставалась нерушимой (не считая музыки! ) и не было суеты, из-за которой Маргарита так не любила оперу и людей.

Душа Маргариты отдыхала в темноте, пусть она сама и не осознавала этого до конца.

Впрочем, сейчас мадемуазель Фирман не искала простого уединения. С самого утра она неустанно перебирала старые дядины бумаги и письма, надеясь найти хоть упоминание о другом завещании. В конечном счете она поняла, что если кто-то кроме мадам Жири и знал о его существовании, так это Призраки.

Конечно, они должны были что-то знать! Они все слышат, все видят. Ничто не остается для них незамеченным.

Маргарита очень надеялась, что встреча с Эрлом подарит ей ответы на все интересующие вопросы.

Повертевшись на месте, Маргарита наконец нашла нужную дорогу и отправилась вперед, от нетерпения ощущая покалывание в пальцах.

Эрл точно скажет ей что-нибудь полезное.

Он ведь знает все, этот удивительный человек…

***

Дверь хлопнула со всей силы, после чего послышалось озлобленное цоканье каблучков. Хьюго даже не пришлось отвлекаться от своих опытов — он и так догадался, что к нему явилась новоявленная дива Гранд Оперы.

– Ненавижу ее! – воскликнула Каролин, притопнув ножкой. – Видали? Нет, вы видали, как она любит командовать? Столичная выскочка! Совершенно не считается с моим мнением, а ведь мы вместе управляем этим местечком!

Хьюго стянул с пальцев защитные перчатки и одарил Каролин кислой усмешкой:

– Милая, вы очень ошибаетесь, если думаете, что одна совместно распитая бутылка позволяет вам врываться ко мне в любое время дня и ночи. Я не приглашал вас сегодня, – Он проследил за тем, как Каролин ходит из стороны в сторону. В ярости она выглядела потрясающе: глаза горели, щеки заливал румянец, губы были напряженно сжаты. – Но можете остаться. Я вижу, вам есть чем со мной поделиться.

Измученная, доведенная до крайности этой глупой ссорой, Каролин застыла на месте и всплеснула руками.

– Поделиться? – почти закричала она. – Я пришла за помощью, а не плакаться! Что мне делать с этой наглой девчонкой? С чего она взяла, что во всем лучше меня?

Каролин вдруг всхлипнула и прижала руки к лицу. Следующие слова она уже прохныкала в ладони:

– Я ведь ничем не заслужила, что она зовет меня дурочкой! Я знаю, что именно так она и думает! Дурочка и легкомысленная!

Хьюго отвернулся. Кажется, женские слезы вызывали в нем неуверенность и некий страх. Прислушиваясь к ее сдавленному плачу, он несколько минут сидел, сложа руки. Затем поднялся, сделал несколько шагов и остановился прямо напротив юной дивы. Он не сердился – напротив! – смотрел на нее необычайно заботливо и внимательно.

– Взгляните, – начал он тихо и нежно, – Эта гарпия уже довела вас до слез.

Каролин оторвала ладони от лица и взглянула на него покрасневшими глазами. Пушистые ресницы слиплись от слез. Неужели Призрак жалел ее?..

Но нет, иллюзия рассеялась. Он резко наклонился к ней и издал звук, напоминающий одновременно рыдание и истерический смех. Каролин испуганно ахнула.

– И что же, – воскликнул Хьюго, вновь придав лицу непроницаемое выражение, – Вы будете теперь хныкать и жаловаться судьбе? По-прежнему думаете, что ваша сестричка искренне любит и ценит вас? Моя дорогая, вы действительно дурочка, если не видите, что дальше будет только хуже!

– Нет! – закричала Кара.

– Да! – рявкнул ей в лицо Призрак. – Мадемуазель Фирман только притворяется ягненком, и вы ду-роч-ка, если не сумели разглядеть волка под белой шкурой. Она уже давно всеми делами заправляет сама. Спит и видит, как станет полноправной хозяйкой. А что делаете вы тем временем, а?

Не в силах выдержать его взгляда и его голоса, Каролин опустилась в кресло и вся сжалась там, давясь слезами.

– Прошу, прекратите!

– Прекратите! – жестоко передразнил он. – Вы плачете и еще хотите, чтобы вас жалели. Как маленькая девочка, разодравшая локоток! Это я должен просить вас прекратить это представление. Вы мне понравились внутренним стержнем, и я не хочу думать, что ошибся в выборе.

Когда наконец зычный голос его стих, Каролин уже чувствовала себя совершенно убитой. Вжавшись в кресло, зажмурившись и впившись ногтями в подлокотники, она мечтала оказаться где угодно, только не здесь. Как жаль, что она не осталась в Марселе! Там никогда не происходило ничего жуткого, и пусть дни текли унылой чередой, там она не чувствовала себя столь несчастной.

– Подскажите, – шепотом произнесла она, – мне решение.

Вдруг она почувствовала, как что-то холодное касается ее щеки. Открыв глаза, Каролин увидела, что Хьюго протягивает ей наполненный бокал. В воздухе поплыл запах вина. Он словно притупил ее отчаяние.

Девушка выхватила бокал и жадно выпила содержимое. Хьюго смотрел, как с каждым глотком она все сильнее запрокидывает голову, и как капля вина стекает по тонкой шее.

Прикончив вино, Каролин встретила взгляд Призрака. Голодный, масляный взгляд, который она отлично знала. Так смотрели мужчины, не умеющие держать себя под контролем. Каролин нарочито медленно облизнула губы.

– Еще! – попросила она.

Мужчина молча наполнил бокал. Вино захлестывало прозрачные стенки, оставляя красные подтеки. Одним махом Каролин выпила и эту порцию, но жажда по-прежнему мучила ее.

– У вас это входит в привычку, – хмыкнул Призрак. – Напиваться в моем доме.

– Что поделать, – прошептала Каролин. После продолжительных криков ее голос чуть охрип. – Вы предлагаете невероятно вкусное вино.

Он тихо рассмеялся. Бархатистый смех вызвал у Каролин приятную дрожь.

– Я знал, что вы оцените. Утрите слезы, – сказал Хьюго чуть громче, – Если вы успокоились и готовы говорить. Я знаю, как вам помочь.

Каролин кивнула и сама налила себе уже третий по счету бокал. Хьюго прищурился. Еще немного – и она прикончит всю его коллекцию вин.

– Вы всегда все знаете, – сказала Кара с досадой. – Может, вы и вправду Ангел, посланный для того, чтобы наставить меня на путь истинный? В наше время девицы очень любят представлять, будто о них кто-то заботится. – Она приподняла указательный палец и задумчиво воззрилась в потолок. – Вон там.

– Я всего лишь человек, – покачал головой Хьюго, – И это делает меня гораздо лучше какого-то там бестелесного духа. В отличие от несуществующих хранителей, я действительно могу помочь. Вы ненавидите Маргариту?

Каролин задумалась. Это ее замешательство послужило для Призрака сигналом — и он вновь долил ей вина. Девушка вновь приникла к бокалу. Взгляд ее уже начал затуманиваться.

– Признаться, я никогда не думала об этом, – ответила она. – До сегодняшнего дня. Это ее высокомерие… просто вымораживает! Терпеть не могу!

– Если не можете терпеть, убейте ее.

Каролин чуть не выронила бокал из дрожащих пальцев. Она посмотрела на Хьюго, а тот с детской наивностью пожал плечами. Словно спрашивал: «Ну а что в этом плохого? »

– Нет, благодарю, – ответила девушка со спокойным упорством. – Мне страшно опускаться до убийства.

– Или же вы не способны до него подняться? – поддел ее мужчина. – Вами движет раскаяние или страх, что вас разоблачат? Увольте, но ведь Маргариту могли убить и по просьбе ее бывшего жениха, и по совсем иным причинам…

Каролин выпила еще вина. Горло ее наполнил жар алкоголя.

И правда, почему же она отказывает ему с такой уверенностью? Ведь всего полчаса назад она готова была задушить Маргариту прямо на месте их ссоры. Как! Действительно ли она ненавидела кузину? Если подумать, то ее всегда бесило, что Марго такая рохля, и что она со всеми притворно милая, до оскомины услужливая…

Хьюго посмеивался над ее нерешительностью.

– Дорогая, время тикает. Вы можете так просидеть здесь до поздней ночи, и я не поведу вас обратно, как в прошлый раз. У меня, знаете ли, тоже имеются свои дела и встречи.

– Чего вы хотите? – спросила Каролин.

– Делайте выбор, – Призрак устало махнул рукой и откупорил пробку следующей бутыли. – И пейте. Ненавижу, когда вино простаивает.

Каролин заколебалась, но все же допила вино. Вероятно, она все же хотела, чтобы Марго поплатилась. Эта девица еще пожалеет, что называла ее дурочкой. В Марселе если кто-то позволял себе высказаться о Каре плохо, на следующий же день терял всех своих друзей и приятелей. Мадемуазель де Блуа умело перетягивала людей на свою сторону… Но их с Маргаритой общих знакомых можно было пересчитать по пальцам. Кроме того, она остро чувствовала, что такой мести не достаточно.

Она посмотрела на Хьюго и ее глаза потемнели.

– Допустим, я согласна. – Девушка отставила бокал подальше. Ни капли более. – Что вы тогда предложите? Какой метод убийства изберете?

– Что за противные слова вы используете! – Призрак поморщился. Вино полилось из бутыли. Двумя пальцами — средним и указательным — он подвинул бокал обратно к Каролин. – Все мои средства изящны.

– Ближе к делу.

– Человек не может жить без воды, – изрек вдруг Хьюго. – Мы с вами, к примеру, пьем сейчас. Уверен, что мадемуазель Фирман тоже пьет — и по крайней мере восемь раз в день. В любой из этих восьми раз она может оставить свою миленькую чашечку без присмотра, – терпеливо объяснил он. – А вы подойдете и смешаете чай с вот этим.

Призрак поставил на стол склянку с чем-то зеленоватым. Каролин непонимающе моргнула. Затем ее глаза расширились:

– Яд! – воскликнула она.

– Так никто ни о чем не узнает. Вы убьете ее, а ночью я приду, чтобы помочь избавиться от тела. Все легко и просто.

Каролин задрожала как в лихорадке. Страх навалился на нее со всей силы, а в глазах помутилось из-за алкоголя.

– Ну, – спросил Хьюго, – вы спрячете яд или так и будете на него смотреть?

Каролин ощутила, как потяжелело ее сердце. Правильно ли она поступала? Неужели нет иного выхода?..

– И помните, чем дольше вы откладываете, тем сильнее власть Маргариты. Недаром она так часто повторяет: «Каролин не особо интересуют внутренние дела оперы, это не для нее. Возможно, скоро она захочет вернуться домой».

Глухой гнев вспыхнул с новой силой. Каролин нахмурилась и сжала склянку в ладони. Сознание поражения лишило ее здравого рассудка. Она покачнулась, поднимаясь из кресла, и едва не упала. Хьюго поймал ее.

Каролин угрюмо посмотрела на него, черты лица под ее взором расплывались и становились…призрачными. Верно, по-настоящему призрачными. Чем дольше она смотрела на своего таинственного наставника, тем сильнее верила в то, что не делает ничего дурного.

Ей вдруг показалось, что он целует ее. Легкое, почти неощутимое касание губ — и Каролин в его объятьях превратилась в податливую глину. Еще немного, и она сдастся его власти. По своей воле, никем не принуждаемая. Интересно, чего он захочет. Впрочем, чего может пожелать мужчина с таким завораживающим взглядом?.. Его язык раскрыл ее губы, но не скользнул глубже, словно дразня ее. От этой игры по спине Каролин пробежала сладкая дрожь. Она зажмурилась и попыталась обнять его в ответ, но Призрак уже разомкнул руки и мягко подтолкнул ее к двери.

– Вам пора, моя дорогая. Никому не показывайте яд, что я дал.

И Каролин послушно побрела к двери, пошатываясь. Спокойная, высеченная из камня. Пусть сердце молотом грохотало в груди, Каролин научилась не прислушиваться к его зову. Она стала сильнее и хитрее, эта провинциальная девочка.

***

Глядя ей вслед, Хьюго покачал головой и невольно усмехнулся. До чего любопытный элемент! Контролировать ее, конечно, проще простого, но и здесь следовало действовать осторожно. Он еще видел, что мадемуазель де Блуа терзают сомнения. Как видел и первые признаки пробуждения ее темной грани. Диву еще ждал последний решительный шажок в пропасть — и он собирался помочь ей в этом.

Хьюго задумчиво покрутил между пальцами пустую — если не считать пары капель на дне — колбу, от которой исходил еле ощутимый запах мускуса. О, он гордился каждым своим экспериментом, но этим — в особенности. Как мало жидкости умещалось в эти тонкие колбы, но какой сильнодействующий эффект она имела!

Эта смесь заставляла тело гореть пламенем семи кругов Ада. Даже в самом замкнутом разуме она взращивала греховную жажду, что же говорить о развращенном умишке этой девчонки… Она смотрела на него так, словно хотела быть съеденной заживо. Хьюго еле сдержался, чтобы не выполнить эту немую просьбу, застывшую в ее зеленых глазах.

В последний миг он опомнился. Не сейчас. Потом. Когда они скрепят партнерство кровью мадемуазель Фирман.

А сегодня ее страсть будет направлена в другое русло. И если все пройдет удачно, к вечеру Каролин и Маргарита возненавидят друг друга настолько, что сомнения в душе маленькой дивы как ладонью сотрет…

Он умел строить планы, этот сумасшедший американец.

***

Эрл шел к себе домой после нескольких бессмысленных часов, проведенных у Эрика. Он очень не любил эти «вызовы на ковер», потому что чаще всего они ограничивались ссорами и перепалками Хьюго, Дестлера и Гэри. Эрл в таких случаях старался придерживаться, как он выражался, «сумрачной стороны» и не вступать ни в один из диалогов. Но взаимные оскорбления и проклятья, летавшие по комнате, раздражали. А сам Эрик, как правило, не участвовал во встрече. Он был там же, где-то рядом, но наблюдал за всем со стороны и, только когда Призраки уже готовы были передраться, отсылал их. Из-за этих странных встреч Эрла не покидало неприятное ощущение, что все они — часть какого-то большого эксперимента, марионетки, которых за ниточки дергает истинный Призрак Оперы.

В этот раз было неожиданно тихо. Дестлер сидел на стуле, нервно тряся ногой и украдкой поглядывая на Эрла, гадая: расскажет или нет? Но Эрлу было сейчас не до любовных похождений Дестлера: дома остался Рам, и ему была противна мысль, что его брат сейчас там один. И некому за ним присмотреть. Мало ли что может произойти? Кроме того, ему в голову лезли какие-то непонятные мысли, порожденные недавними словами Гэри.

Сам Гэри сидел в самом темном углу, словно оправдывая свое прозвище «Черный человек», был хмур и молчалив, хотя обычно именно он выступал самым главным спорщиком, подливал масла в огонь перепалок Хьюго и Дестлера. Эрл догадывался, в чем дело. Та девушка в коридоре накануне ночью, девушка, которая не испугалась. Человек, которого Гэри не смог убить.

Это Эрл был той неслышной тенью, которая вывела Мег из игры. Он шел за Гэри по коридору и наблюдал эту невероятную сцену. А потом он подкрался к Мег и усыпил ее платком, пропитанным хлороформом, который он всегда носил с собой на случай нервного срыва у Рама. Затем он отнес девушку наверх и видел, как Гэри, сползший по стене, глядел, не мигая, в одну точку.

Хьюго сидел в другом кресле, закинув ногу на ногу, и чему-то улыбался. Он выглядел как человек, провернувший удачно очень выгодное дело. Вероятно, опять пугал работников Оперы — учитывая, что явился сюда он позже всех.

Эрл не выдержал долго и, извинившись перед всеми, ушел. Ему было плевать, если Эрик потом накажет его за неучтивость. Уверенность, что с Рамом все в порядке, была важнее.

Он шел, погруженный в свои мысли и не заметил медленно передвигавшуюся фигуру впереди. Он врезался в кого-то. Несколько мгновений ему потребовалось для того, чтобы понять, кто перед ним.

Это была Каролин де Блуа, но ее трудно было узнать. Лицо красное, волосы истрепались, держится за стену, чтобы не упасть, потому что подкашиваются ноги — одним словом, девушка была до омерзения пьяна.

Столкнувшись с Эрлом лицом к лицу, она оперлась на него всем телом и не собиралась возвращать себе равновесия. Скривив губы, Эрл отодвинул ее от себя на расстояние вытянутой руки.

– О, вы, наверное, Эрл, – фамильярно обратилась она к нему, – покровитель моей сестрицы! Давненько мы с вами не виделись! Вернее, вообще никогда не виделись. Что ж, приятно познакомиться!

Эрл никак не мог сказать подобного о себе.

– Вы выше, чем я думала, – протянула Кара, снова приближаясь к нему. – А эта ваша маска... она вам не идет...

Она протянула руку к его маске, и он перехватил ее запястье. Но прежде чем с отвращением отбросить ее руку, он успел заметить в ее пальцах небольшой флакон с грязно-зеленой жидкостью.

От жидкости исходил тонкий запах, очень едкий, как от кислоты. Обычный человек его не заметил бы, но обоняние Эрла было развито очень хорошо — на что еще было ориентироваться в темных подземельях, как не на звуки и запахи?

Он знал, у кого здесь водятся подобные флаконы и заодно вино. Хьюго. Это он напоил Каролин и дал ей яд... во флаконе совершенно точно находился яд! Если бы он хотел отравить Кару, он подлил бы яд в вино. Но он дал ей его с собой. Вечером. Использовать яд она могла решиться только, скорее всего, в опьянении... значит, она повезет его с собой домой.

Значит, она отравит Маргариту.

Эта мысль была для Эрла словно пощечина, словно ведро холодной воды, вылившееся ему за шиворот. Отравить Маргариту! Господи, за что? Эта девушка — сама кротость, она приятна всем, кто имеет с ней дело, даже он, Эрл, поначалу настроенный к ее визитам с опаской, проникся к ней снисходительностью... более того, с тех пор, как он услышал ее игру на скрипке — настоящую игру, а не то, что она играла по его принуждению, он все больше присматривался к ней. Она очень нравилась ему.

Так кому может прийти в голову убить ее?!

Сестре. Сопернице в борьбе за владение Оперой. Как очевидно! Как низко! Как жестоко...

Он просто не мог этого допустить.

Через силу мило улыбнувшись Каролин, он протянул ей руку:

– Мадемуазель де Блуа, вы, как я вижу, сильно устали. Позвольте мне предложить вам руку. Я отведу вас наверх.

– О, да прямо-таки джентльмен! – хихикнула Кара.

Он вел ее вовсе не наверх, а к себе домой. Надо было срочно что-то придумать.

***

– Мадам Жири! – крикнул Симон вслед уходящей женщине. – Прошу вас, постойте. Я должен с вами поговорить, это очень важно.

– Я очень спешу, месье.

– Мадемуазель Фирман и де Блуа все равно сейчас не здесь, вам никто не сделает выговора. И вы же прекрасно понимаете, что то, о чем я собираюсь говорить, куда важнее любой репетиции.

Мадам Жири вздохнула и обернулась к нему.

– Итак?

– Призрак Оперы, – тихо сказал Симон.

– Что о нем?

– Он существует?

– Вас не должно это беспокоить, – покачала головой женщина.

– Хористки и балерины напуганы до смерти! – возразил Симон.

– Боже мой! – всплеснула руками мадам Жири. – Как вы не понимаете? Забудьте о Призраке. Одно его упоминание приносит несчастья! Уезжайте, уезжайте отсюда скорее домой. Оставьте это проклятое место позади. Похороните его в памяти.

– Мадам Жири, – произнес Симон тихо, подходя к ней ближе, – как вы сами можете не понимать, что эти слова заставляют меня хотеть узнать больше? Если Призрак действительно существует, если он нечто большее, чем просто бестелесный дух, тогда кто-то должен его остановить. Пожалуйста, мадам Жири. Ради нас всех.

– Что ж... – она помолчала немного, оглядываясь по сторонам, словно надеялась заметить Призрака, если он их подслушивал. – Призрак Оперы действительно реален. И он — живой человек. Он уже очень, очень стар.

– Значит, Оперу держит в страхе некий старикашка?

– Не совсем так...

– Мадам Жири, у нас нет времени на загадки.

– Он стареет, а потому нашел себе преемников, – быстро и тихо сказала она. – Призрак, который вчера вечером напугал балерин, может отличаться от Призрака, которого навещает мадемуазель Фирман, а...

– Что? – Симон опешил. – Мадемуазель Фирман... Делает что?

Мадам Жири ахнула и прикрыла рот рукой. Она поняла, что сказала больше, чем следовало. Симон смотрел на нее выжидающе, руки его были сжаты в кулаки и чуть подрагивали. Как это так? Почему Маргарита водит знакомство с Призраком Оперы? Где ее благоразумие? Ведь если он не один, ведь если остальные — сильные, молодые мужчины... О, страшно представить!

– Сколько их? – спросил Симон.

– Я не имею не малейшего понятия, – покачала головой мадам Жири. Но судя по тому, что иногда в Опере одновременно происходят события, которые могут быть делом только Призрака, их по меньшей мере двое.

– Мадам Жири, – произнес Симон, участливо касаясь рукой плеча до дрожи напуганной женщины, – если вы расскажете мне о самом первом, то это, возможно, станет ключом к остальным.

– Он появился здесь еще до того, как я стала работать в труппе, – начала она. – Есть легенда, что он помогал самому Гарнье в строительстве театра. Я верю в это, потому что ни на одном из планов Оперы нет той сети подземелий, что существует на самом деле. Очень долгое время он был спокоен и довольствовался только своим ежемесячным жалованием в двадцать тысяч франков и пятой ложей бенуара. Но потом...

Мадам Жири перевела дух и снова огляделась вокруг, прежде чем продолжить рассказ.

– Потом он влюбился в молодую хористку. Вы знаете, почему Призрак скрывается от людских глаз? Он, гений, каких не видел ранее свет? Он не имеет человеческого лица. Он не человек внешне. И вот этот демон, этот монстр полюбил... Он развил ее талант. Все восхищались ею. Но она, конечно, полюбила другого, молодого виконта... И тогда начался кошмар. Призрак обезумел. Он похитил ее и собирался взорвать Оперу, если она не согласится стать его женой... Но все-таки он отпустил ее. Скандал улегся, и Призрак исчез... Говорили, что он умер. Но он жив. Он почти не появлялся с тех пор. Месье Фирман мудро управлял Оперой, не гневя его. А сейчас... Сейчас две глупые девчонки разбудили дьявола вместе со всем его выводком!

Последние слова она произнесла с невероятной злостью и ненавистью.

– Это все, что знаю лично я, – сказала она уже куда спокойнее, но очень холодно и безучастно. – Та девушка уже умерла. Кристина Даэ покинула этот мир, не успев в нем пожить. Если хотите узнать больше, поезжайте к ее мужу. Его имя — граф Рауль де Шаньи.

***

Всю дорогу до своего логова Эрл терпеливо выслушивал пьяные бредни Каролин, надеясь уловить в них хоть малейшее упоминание причины, толкнувшей ее на подобное преступление. Но все это было тщетно. Каролин болтала о чем угодно, но только не о проклятой склянке в своей руке.

Хьюго нет веры. Он уже стал однажды причиной травмы Рама, теперь он стремится уничтожить Маргариту. Что за пристрастие у этого демона к разрушению всего чистого? Вероятно, это комплекс, порожденный отсутствием у него самого хоть малейшего проблеска света в душе.

Он буквально впихнул Каролин в двери своего дома, потому что именно в этот момент ей вздумалось повиснуть у него на шее. Как же неприятна она ему была! Хотелось поскорее сменить фрак и помыть руки.

– Ну что же, до скорой встречи, хотя, может быть, вы останетесь... – промямлила Каролин, опираясь на стену и выглядя при этом очень странно. – Эй, подождите. Это не моя гримерная комната!

Эрл тихо выругался. Он надеялся, что она слишком пьяна, чтобы понять это так быстро. Но ее состояние не имело в себе никаких плюсов.

Он быстро подошел к раздвижному секретеру, надеясь найти там похожую склянку — у него были такие, с тех давних пор, как Хьюго толкнул Рама в чан с кислотой и Эрик заставил психопата (под угрозой лишения места в свите) составить лекарство для ран пострадавшего. Эрл хранил колбы на всякий случай, и вот теперь они пригодятся...

Нашел! Схватив нужный сосуд, Эрл помчался в гостиную, где на столике стоял чайник с уже остывшим зеленым чаем — как раз подойдет, чтобы заменить яд.

Когда Эрл уже закупоривал подделку и собирался вернуться в прихожую, где, как он думал, уже провалилась в хмельной сон Каролин, он вдруг почувствовал, как кто-то прижался к его спине, как теплые руки скользят по его груди...

– А вы проказник, месье Эрл, – промурлыкала ему в плечо (она была ниже его на голову) Каролин. – Вы привели меня к себе домой, верно? А вовсе не в Оперу...

«Это как посмотреть, – подумал Эрл. – Оперы мы вообще не покидали... »

Кара обошла его и запрокинула голову, глядя ему в лицо.

– И как вам не стыдно? О, не делайте такое выражение лица, словно вы и понятия не имеете, о чем я говорю. Вы собирались воспользоваться моим уязвимым положением для своих нужд... ах, вы негодяй!

Говоря эти слова, она кокетливо склонила голову набок и ухмыльнулась.

– Мадемуазель де Блуа... – Эрл решил поймать момент и возможность, которая могла больше не представиться. Он наклонился вперед, заставляя Кару прислониться к стене, и, оглядев ее с головы до ног плотоядным взглядом, легким движением пальцев провел от ее плеча до запястья. Весь этот маневр нужен был только для того, чтобы незаметно заменить колбу в руке Каролин. Теперь она держала безвредную, а яд покоился в кармане фрака Эрла.

Все-таки, ведь он же факир.

Каролин задышала часто-часто, вероятно, предвкушая его последующие действия.

Эрл отстранился от нее и холодно отчеканил:

– Единственное, что мне от вас нужно – это чтобы вы протрезвели и не позорили великий театр своими пороками, когда выйдете на поверхность.

Лицо Кары исказила гримаса разочарования. Она до боли сжала руки в кулаки.

– Да вы просто трусите, – разочарованно протянула она. – Вы боитесь, что я вам не дамся. Или же... о, я знаю, в чем дело!

Она снова расплылась в улыбке и опустила ладони на его грудь. Они опускались все ниже и ниже, а Кара, поднявшись на цыпочки, прошептала, почти касаясь его губ своими:

– Вы когда-нибудь делили ложе с женщиной, месье Эрл?

Эрл отшатнулся от нее. Черт возьми, эта наглая девчонка настроена серьезно. Ее опьянение понемногу ослабевало, она уже тверже держалась на ногах, и прямо сейчас она собиралась...

Да нет, не может этого быть. Как аристократка, гордая дива, хозяйка Оперы — столько сильных сторон, соединенных в одном, как такая женщина может просто так отдаться первому встречному? Из-за минутного желания?

Но именно это Кара и собиралась сделать.

Он пятился, она наступала. Она вынула и бросила на пол ленту, удерживающую волосы. Потянулась к шнуркам корсета...

– Мадемуазель де Блуа, довольно, – изо всех сил стараясь сохранять хладнокровие, произнес Эрл.

– Но ведь нам некого здесь стесняться! Ваш полоумный братец спит.

Воспользовавшись секундным замешательством Эрла — он собирался по привычке разъяснить, что Рам не полоумный, Каролин толкнула его к стене и впилась ему в рот поцелуем.

– Тшшш, – прижав пальчик к его губам, осадила она его. Эрл еще пытался вырваться. – Мы же не хотим никого потревожить. Расслабьтесь, месье Эрл.

***

Маргарита с удивлением обнаружила, что дверь в дом Эрла и Рама была незаперта. Надо обязательно сказать Эрлу, когда она будет уходить.

Но самое главное сейчас — спросить его про завещание. Без свидетелей. Писать письмо опасно, обсуждать с кем-то еще — еще опаснее, как она уяснила. А мудрый Эрл уже успел стать ее доверенным лицом.

Было бы замечательно, если бы он дал ей повидаться с Рамом. Она уже крепко привязалась к бедному больному.

– Эрл? – тихонько позвала она, переступая порог прихожей. Ей никто не ответил.

«Наверное, он в гостиной, пьет чай, как обычно в это время», – подумала она и направилась в гостиную.

– Эрл, извините, дверь была открыта, а я...

Маргарита не договорила. То, что она увидела, лишило ее дара речи. Эрл не просто был в гостиной не один. Привалившись к стене, он обнимал женщину, в которой легко было узнать ее сестру, и целовал ее.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒