ГЛАВА VII 2 страница

– Я еще раз повторю, ни о каком втором составе не может быть и речи! – Карлотта рассекла воздух руками. – Я всегда играю свои спектакли, я выходила на эту сцену на протяжении долгих лет, и ни разу вместо меня не поставили замены!

– Верно, – воскликнула Каролин. – Потому что представления отменялись, а деньги приходилось возвращать зрителям. Опера могла себе позволить что-то эдакое в прежние времена, но сейчас, если вы не заметили, мы стараемся вернуть нашему театру престиж. Дабы избежать внезапных отмен, нужно выбрать вам дублершу из хористок!

Карлотта продолжила вертеть головой и сердито выкрикивать итальянское «No», что ужасно раздражало Каролин. Все в Опере знали, что Карлотта давно выучила французский, но почему-то дива решительно не желала избавиться от итальянского акцента, считая, видно, что он приятно окрашивает ее речь. Каролин так не считала. Она уже кипела от того, что приходилось продираться сквозь не всегда понятные гневные тирады.

– Это не предмет для обсуждений, – заявила Кара, скрестив руки на груди. – Я начну прослушивания.

Карлотта замерла, после чего лоб ее разгладился, а на губах возникла высокомерная улыбка.

– Верно. Это не предмет для обсуждений.

Не успела директриса облегченно вздохнуть, как Карлотта рявкнула:

– Я ухожу! И не вернусь, пока вы не посчитаете иначе!

– Не посчитаю, – воскликнула, теряя терпение, Кара.

– С каждым директором все хуже! Вы считаете, что так умны в свои неполные двадцать лет! Sei come un bambino!

Дверь хлопнула раньше, чем Каролин нашлась с ответом. Она стукнула по столу и опустилась в кресло с тяжелым вздохом.

***

Карлотта ворвалась в свою гримерку и зашипела проклятья, сметая со стола свои кисти для нанесения грима, любимое ручное зеркало и пудру, все в поисках лайковых перчаток. Натягивая их, примадонна кляла новых директоров и презрительно посмеивалась, гадая, как быстро ей придет записка с извинениями. О да, они быстро поймут, какого сокровища лишились! Ни одна хористка не исполнит эту партию так, как Карлотта! Их голоса настолько посредственны, что...

Слуха женщины достиг ледяной смех, вмиг заставивший ее замолчать. Это могло быть... возможно, это и было оперное привидение! Время, когда Карлотта считала, что оно единственно существует в качестве детской страшилки, давно минуло. Теперь она с тревогой прислушивалась к тишине, боясь шелохнуться. Уже несколько лет она не подшучивала над местной легендой, старалась избежать любого разговора, где упоминался Призрак Оперы, и стала куда суевернее, но все равно навлекла на себя его гнев. Лампы в гримерной вдруг померкли. Карлотта с испуганным вздохом кинулась к двери, но ручка не поддалась. Она оказалась заперта внутри.

– Кто-нибудь! – воскликнула итальянка, всхлипывая от собственного бессилия. Где-то вдали вновь зазвучал смех, на этот раз низкий, похожий на рычание тигра. Опасный смех. Карлотта продолжала дергать за ручку. Она даже расплакалась, хотя редко позволяла себе слабость. – Убальдо... Хоть кто-то...

Из мрака послышался тихий, призрачный звон. Источник его Карлотта все никак не могла угадать, а потому лишь крестилась и повторяла нечто невразумительно, путая слова и глотая скатывающиеся по щекам слезы. А потом наступила тишина, и на туалетном столике зажглась одна-единственная свеча, тусклая и едва охватывающая овал зеркала. Карлотта, белая как полотно, потянулась к этой свечке, но едва руки сомкнулись вокруг тонкого воска, она увидела в зеркале лицо. Ужасное, исполосованное, неровное лицо с безумными глазами, сияющими в темноте, как черный агат, и безумной улыбкой, рассекающей отвратительно красную кожу. А еще Карлотта видела выпирающую, обтянутую лишь тонким розовым слоем кость скулы. Но прежде, чем все увиденное сложилось в общую картину и она сумела закричать, вновь раздался звон, и ледяной металл впился ей в шею, сдавливая горло.

– Карлотта, Карлотта, – прошипел приятный мужской голос, – у вас пять минут до начала репетиции.

Она хватала ртом воздух и неловко перебирала пальцами по звеньям цепи, беспомощно царапая их ногтями, но не в силах вырваться. Она чувствовала, как от этого давления тяжелеет голова, и в отражении видела, как кровь приливает к глазам.

– Карлотта, – повторил голос, – что же вы не отзываетесь?

И в этот миг все прекратилось. Карлотта резко привалилась к своему туалетному столику, тяжело дыша. Ее шея была нетронута, повсюду брезжил свет. Женщина заплакала, прикрыв глаза руками. Не зря мать в далеком детстве говорила ей о страшилищах, живущих в старых зеркалах, а она все не слушала. И балерин тоже не слушала, считая их глупыми, невежественными курицами...

На дрожащих ногах Карлотта дошла до двери и толкнула ее, едва не ударив стоящего за ней концертмейстера.

– Я ухожу, – прошептала она срывающимся от слез голосом, в котором уже не было ни гордыни, ни стервозности. – Передайте директрисам, что я не вернусь, как бы они не упрашивали! П-пусть сами справляются с этим монстром!

Она оттолкнула ошеломленного концертмейстера и направилась к выходу, то и дело проверяя горло, как будто на нем в любой момент могли появиться ужасающие вмятины от цепей.

Таким образом, в Опере снова поднялся шум из-за ухода Карлотты. Это не должно было никого удивить, ведь примадонна непременно раз в месяц клялась, что покидает театр, ради слезных уговоров, подарков и обещаний новых ролей. Нынче дела обстояли иначе, и хористки шептались между собой, что старая змея совсем потеряла рассудок. Многие были уверены, что она действительно выходит из парадных дверей в последний раз.

***

Музицирование продолжалось около двух часов, и за это время Маргарита забыла, как звучит тишина. Мелодии, рождающиеся под руками Рама, были тревожными, совершенно диковинными, но прекрасными, наполненными хрупкими, стабильными звуками, напоминающими шелест дождя или звон хрусталя. Сейчас Рам был живым, как никогда, и клавиатура под его пальцами сверкала словно наэлектризованная. А вместе с тем мужчина был совершенно расслаблен, на его лице застыло мечтательное выражение человека, познавшего счастье...

Когда мелодия оборвалась, Маргарита еще долго не могла прийти в себя. Эрл мягкими уговорами отвел Рама в его комнату, точно ребенка, которому надлежал послеобеденный отдых, а Маргарита осталась в гостиной. Она долго думала, предназначен ли для нее оказавшийся на столе поднос с дымящимся чаем. Она так и не притронулась к чашке, чувствуя странное, притупляющее смущение. Когда Эрл вернулся и замер в дверях, ее стеснительность только увеличилась. Маргарита чувствовала исходящее от него недоверие, напряжение из-за присутствия гости. Подойдя к столу, Эрл осторожно пододвинул к ней чашку.

– Это для вас, – сказал он вежливо, но через силу.

Маргарита тихо поблагодарила его и, отпивая чай, впервые огляделась. На полу и столах высились пирамиды из книг, пожелтевших от времени и почти новых. Разумеется, Маргарита не сомневалась, что Эрл очень начитан, но ей не хватало смелости спросить ни о его предпочтениях, ни о любимом произведении. Она обводила глазами немногочисленную, но делавшую подземное жилище уютным мебель, и с восхищением пыталась рассмотреть сваленные на столе рисунки — тоже Эрла? Или же Рама? После его музыки она уже не была уверена, на что этот человек способен, а на что нет. Наконец, вниманием Маргариты завладел неприметный футляр, стоящий у стены, между двумя креслами. Глаза девушки распахнулись от восхищения и прежде, чем она сумела осмыслить свое стремление, с ее губ сорвалось:

– Неужели... вы играете на скрипке, месье?

Эрл резко перевел на нее взгляд, словно она вырвала его из личных раздумий, и удивленно моргнул.

– Я привязан ко всем музыкальным инструментам, но к скрипке – особенно. А откуда у вас к ней такой интерес?

Маргарита зарделась и опустила глаза в свою чашку. Ее голос стал совсем тихим.

– Просто.. Я сама играю... Неплохо, как мне говорили.

Эрл смотрел на нее так же безразлично, ничего в его лице не изменилось, а во взгляде, как Марго показалось, мелькнула жесткая оценка.

– Вы, мадемуазель? – спросил Эрл. Маргарита немедленно пожалела о сказанном и густо покраснела. Теперь лицо ее напоминало распустившийся мак.

– Вам это кажется странным?

– Музыкальные занятия — неотделимая часть воспитания в любой уважающей себя семье, это меня не удивляет. Но скрипка — чисто мужской инструмент, я не знаю ни одной женщины, владевшей бы им. Кроме того, вы сказали, что играете неплохо, тогда как я даже после многих лет не могу назвать свой уровень удовлетворительным.

– Простите, – тут же ответила Марго, ясно понимая свою ошибку. Больше она не сказала ни слова, и вскоре тишина, царящая в гостиной, показалась ей угнетающей. Неожиданно Эрл с неохотой протянул ей скрипку.

– Если умеете играть, играйте.

– Вы хотите, чтобы я...

– Продемонстрировали мастерство, – спокойно отозвался мужчина. В его взгляде Маргарита ясно читала: «Вы не умеете! » Все ее тело окаменело. Она приняла инструмент из его рук, чувствуя, как предательски дрожат пальцы, которым суждено было обхватить смычок. Марго вдруг вспомнила первые года своего обучения, когда скрипка визжала и ныла от малейшего прикосновения, не желая подчиняться воле глупого маленького ребенка. Все повторилось. Она просто не могла играть, но не могла и вернуть скрипку на место, признав свое положение.

Первый звук был столь жалок, что Эрл прикрыл глаза, а сама Маргарита задрожала. Смычок снова мазнул по струнам, но ничего не изменилось — инструмент по-прежнему лязгал, точно она никогда не держала его в руках. Она как никто другой знала, что умела играть, но одна мысль о доказательстве умения словно отняла у девушки все силы. Марго еще пыталась собраться с мыслями, когда Эрл ледяным голосом произнес:

– Достаточно. Давно ли вы занимаетесь, мадемуазель?

– Десять лет, – прошептала Маргарита, не чувствуя ни губ, ни языка.

– Это немалый срок, – сухо заметил англичанин. Ей хотелось провалиться под землю из-за красноречивого взгляда, которым он одарил ее. Над ними вновь сгустилась тишина, и вскоре Эрл заметил, что Рам давно спит. Это был достаточно прямой способ доложить гостье, что визит окончен. Она и сама рада была завершить свой позор. Чем больше Маргарита думала об этом, тем сильнее у нее щипало глаза. Сопровождающий ее наверх Эрл как будто не заметил ее внезапной грусти. Да и как он мог что-то заметить, если она всегда была одинаково молчалива и тревожна?

***

После ссоры с Карлоттой настроение Каролин из просто плохого превратилось в паршивое. Она не знала, как быть, если солистка не вернется — а концертмейстер и мадам Жири хором уверяли ее, что в этот раз Карлотта ушла сама не своя — и не знала, хочет ли этого возвращения. Девушка чувствовала, что в следующую встречу захочет запустить в итальянку чем-нибудь тяжелым, едва заслышав ее пронзительный, вечно возмущенный голос.

«Как жаль, что Маргарита не присутствовала во время этой сцены! – подумала Каролин. – Ее нет именно тогда, когда она больше всего нужна! »

А вслух раздраженно добавила:

– То же мне, хозяйка Оперы. Она гуляет по подземельям, а я решаю все вопросы!

Сегодня Кара была свидетельницей того, как кузина по доброй воле ушла туда. Попытка остановить ее не увенчалась успехом, Каролин только сумела задержать Марго на четверть часа. Она надеялась, что за это время тот, кто ждал ее там, внизу, решит, что девушка на встречу не придет — но, вероятно, ошиблась.

Каролин со вздохом поглядела на лежащий перед ней контракт, пожелтевший от времени. Видно, он не обновлялся с тех пор, как Карлотта была приглашена в труппу Гранд-Опера. За столько лет дива, должно быть, стала своеобразной легендой, частью истории... Но некоторые традиции нужно упразднять ради принятия новых. Вот только кем заменить ушедшую примадонну?

– Приспичило же ей уйти перед самым началом репетиций «Il Muto», – недовольно произнесла Каролин. – Нужен кто-то новый... кто-то особенный...

На ум не приходило ни одно имя. Среди хористок действительно были девушки с сильными голосами, но одни не подходили по типажу, а у других тембр был столь же неприятен, что у Карлотты. Нет, этим публику уже не удивишь.

– Вот позволили бы мы себе пригласить еще одну диву, но моложе, талантливее и сговорчивей! – Каролин вздохнула. – Дела пошли бы в гору...

Погасив лампу на письменном столе, она оделась и вышла из кабинета, не имея ни малейшего представления о том, что все это время за ней наблюдали и ловили каждое слово.

***

Если бы Эрл знал, как глубоко он ранил Маргариту своими высказываниями, он пожалел бы о каждом слове. Но он считал, что оценил ее умения вполне заслуженно, и был человеком твердым, не терпящим неправды. Маргарита в тот вечер посчитала его безжалостным. Сама того не ведая, она очень хотела понравиться Эрлу, поразить своей игрой... А вместо этого заслужила холодное презрение. Переодеваясь в домашнее платье, она ясно слышала, как в ушах звенело его замечание: «Я не знаю ни одной женщины, владевшей бы скрипкой! »

Маргарита присела на колени возле кровати и заглянула под нее. Футляр из темного дерева хранился на своем месте, и не было на нем ни единой пылинки, что, разумеется, говорило о ценности подарка, полученного от дяди Фирмана. Да, на футляре еще виднелась золотистая надпись: «Дорогой племяннице от Р. Ф. » Когда дядя вручил шестилетней Маргарите скрипку, ее мать чуть не сошла с ума от возмущения. Оглядываясь назад, Марго понимала, что вряд ли дядюшка купил инструмент только для того, чтобы исполнить ее желание. Скорее, ему хотелось подействовать на нервы невестке и заодно совершить нечто экстравагантное — ради этого он даже не поскупился!

Маргарита точно не помнила, почему она захотела в подарок именно скрипку. Кажется, услышала где-то, как прекрасно на ней играют. Возможно, в самой Опере? Ведь в оркестре были собраны лучшие музыканты мира!

Сейчас девушка прижимала скрипку к груди и тихо плакала. Неужели зря она все эти годы отдавала свою душу этому упрямому инструменту? Приручала его, усмиряла... Чтобы потом дрожать в попытке родить легчайшую мелодию?

Прикрыв глаза, Маргарита провела смычком по струнам. Тихо, осторожно, боясь повторения того ужасного звука... Но ее ушей коснулось лишь ласковое пение скрипки. Она играла, стараясь избавиться от всех обид минувшего дня, пока служанка ровным голосом не известила, что мадемуазель де Блуа вернулась, и что все готово к ужину.

ГЛАВА VI

Письмо мадемуазель Каролин де Блуа, хозяйке Оперы

Поскольку в Опере ныне царствуют две молодые особы, мне предстоял нелегкий выбор, кому адресовать свои советы и предложения, и я с радостью сообщаю, что выбрал вас, мадемуазель де Блуа.

Мне выдалась возможность наблюдать за вами на репетициях, и я могу точно сказать, что музыка вам не безразлична. Обладательница хорошего слуха и голоса, вы, конечно же, заметили, в каком упадке находится оперная труппа.

Пройтись можно по каждому исполнителю в отдельности, но сейчас я предлагаю остановить взгляд на примадонне Гранд-Опера, Карлотте, которой всегда дают главные женские партии. Нельзя не признать, что она стара, ее голос истончился, появилась сиплость, и все чаще зрителям приходится затыкать уши. Слышали вы, как ее голос дребезжит в третьей октаве?

Посему я предлагаю вам альтернативу. Человек с изящным вкусом просто обязан оценить мое решение. Но читайте внимательно.

Среди хористок есть одна девушка, чей голос — это я гарантирую — однажды станет лучшим во Франции. Пока что она не похожа на диву. Скорее, смахивает на испуганное дитя. Пройдет время, и ее страх, неуверенность и зажатость исчезнут. Мои слова может подтвердить и мадам Жири, все это время воспитывавшая девочку, как свою собственную дочь.

Зовут эту маленькую звездочку Кристина Россини, и она не только восхитительно поет, но и хороша собой, и молода, и образована. Дайте малютке этот единственный шанс — и она запылает. На следующий же день после премьеры IlMuto (при условии, что роль герцогини достанется мадемуазель Россини) публика повалит в Оперу толпами.

Вам это выгодно, не так ли?

Но вынужден предупредить, что если вы не воспользуетесь советом тайного покровителя, это очень обидит его, и несчастья в Опере участятся. Подумайте хорошенько, мадемуазель де Блуа.

Навеки ваш,

Таинственный покровитель

– Кристина, значит? – почесав подбородок, задумчиво пробормотала Каролин.

Письмо упало на нее сверху, когда она в очередной раз пересекала главный холл, но это красавицу ничуть не удивило. Она привыкла к здешним странностям; тем более, призрачные письма еще не начали ей досаждать.

Громко стуча туфлями, она поспешила в главный зал, и уже в дверях столкнулась с двумя запаздывающими балеринами. При таких обстоятельствах Каролин обычно не жалела марсельского лексикона, и несчастные балеринки забивались в угол, даже всплакивали.

Но сегодня, когда Каролин подняла глаза, ее пристальному взору предстали переминающиеся с ноги на ногу две темноволосые девушки, похожие на первый взгляд, как сестры — Кристина Россини и Мег Жири. При виде хозяйки они густо покраснели. Улучив момент, Каролин впилась взглядом в лицо темноволосой хористки. И чем же она такая особенная, эта мадемуазель Россини?

Вдвое худощавее, чем малютка Жири, с острыми плечиками, узенькой шейкой и мелкими, но выразительными чертами, она напоминала нескладную девочку-подростка, хотя уже давно вышла из этого возраста. У нее были очень красивые волосы — густые и завивающиеся — и темные глаза, точно черные жемчужинки.

Какое чужое для этих мест лицо! Нет в нем ничего ни от французского, ни от английского. Смуглый оттенок кожи и цвет глаз навевает мысли о чем-то южном. Каролин улавливала очарование в образе взволнованной хористки, но ума приложить не могла, как это может божественно петь. Да она же на сцене обомрет от страха!

Мег для приличия чуть склонила перед хозяйкой голову, а вот Кристина не сводила глаз с Каролин, так что взгляды их пересеклись. Можно подумать, будто хористка смотрела на хозяйку с вызовом, но даже сама Каролин, при всем ее желании с кем-нибудь да поссориться сегодня, признавалась — в нем не было ничего, кроме скромного интереса. Она словно спрашивала: «Чем я заслужила ваше внимание? »

– Здравствуйте, девочки, – сказала Каролин довольно любезно, отвечая балеринам кивком, отчего перья на ее шляпке забавно колыхнулись. – Вы обе, без сомнения, спешите на урок.

– Извините, – Мег засмеялась, ее синие глаза вспыхнули. – Слегка припозднились с горячим завтраком, а после этого я обещала забежать с Кристиной в часовню, вот мы и опоздали. Вы позволите?

Но нет, Каролин не позволила. Она снова перевела взгляд на Кристину и спросила:

– Вы молитесь каждое утро?

– Да, чтобы Бог был добр ко мне, мадемуазель. Видите ли, давным-давно бедный, умирающий от лихорадки отец завещал мне Ангела Музыки…

Каролин пожала плечами.

– Очень интересно, но ваша чудесная сказочка подождет до следующей встречи, – с этими словами хозяйка протиснулась мимо хористок и, все еще сжимая в ладони письмо, направилась в зал. Оставшаяся за ее спиной Кристина протестующе пискнула.

– Мадемуазель, в ваших руках…

– Кристина, – шикнула Мег, пихнув подругу локтем. – Не время для этого.

– Но почерк, – юная Россини словно обезумела. – Он кажется мне таким знакомым. Выходит, мадемуазель де Блуа знакома с моим учителем... Погодите, прошу! – Хозяйка остановилась; подобное поведение для нее казалось дикостью. – Позвольте взглянуть на письмо хоть мельком.

– Не думаю, что это хорошая идея, Кристина, – отозвалась Каролин резковато, что в роли хозяйки было ей позволительно. – И последуйте, пожалуйста, в зал.

Кристина, потерявшая самообладание лишь на секунду, быстро справилась с собой и кивнула.

Зайдя в зал, Каролин почти сразу же поднялась на сцену, прокашлялась, призывая всех к тишине, и сделала небольшое объявление. Каждое ее слово юная Россини впитывала, точно живительные капельки влаги. Черные глаза расширились и заблестели.

– Я хочу объявить, – произнесла Каролин громко. – Что в предстоящей постановке «Il Muto» участие примет доселе неизвестная исполнительница. Я узнала о ней совершенно случайно. Можно сказать, эта певица — неограненный алмаз, самородок, каких я прежде не встречала. Мадемуазель очень молода и пока что неопытна, но ей не составит труда научиться держаться на сцене. Думаю, этот талант у нее в крови, – говоря, Каролин почти в точности повторила содержание письма. Возможно, сочинитель сейчас наблюдал, как его идеи воплощаются в жизнь. – Итак, герцогиню в опере «Il Muto» исполнит…

Кристина перестала дышать. Перед глазами все поплыло. Он сделал это, действительно сделал! Ее Ангел Музыки исполнил свое обещание и сумел…

– Беатрис Низзардо, – выдохнула Каролин с такой гордостью, будто назвала собственное имя, что было вполне понятно — имя таинственной исполнительницы она только что придумала, но в зале оно вызвало настоящий ажиотаж.

Кто-то говорил, что слышал это имя множество раз, а кто-то клялся, что был на ее грандиозном концерте в Милане (полностью упуская тот факт, что Каролин назвала певицу «начинающей» и «неопытной»). Карлотта потеряла сознание, и пока Убальдо Пьянджи пытался удержать ее (один, без чьей-либо помощи! ), кто-то из хористов помчался за нюхательной солью. У большинства присутствующих в зале лица вытянулись — особенно это относилось к мадам Жири, на памяти которой ни одна опера не проходила без участия Карлотты, и к несчастной Кристине. Она тяжело переживало мгновение, сперва показавшееся безусловным триумфом, ее моментом славы…

Непонимающе покачав головой, девушка попятилась и выбежала из зала в слезах.

***

Марго как раз входила в зрительный зал, когда на нее налетела Кристина. Она даже не извинилась, только побежала дальше, не обращая внимания на Маргариту, спросившую, в чем дело.

– Кристина! Кристина, остановитесь!

В зале стоял шумок, все присутствующие о чем-то спорили. Маргарита увидела рядом с оркестровой ямой Каролин, с невозмутимым взглядом выслушивавшую кричащую на нее Карлотту. Рядом с Карлоттой стоял Убальдо Пьянджи, и, усиленно жестикулируя, горячо вторил ей.

– Я полагаю, вы закончили, – сказала Каролин, заметив приближающуюся к ней Маргариту.

Карлотта, задыхаясь так, словно у нее вырвали язык, развернулась на каблуках и зашагала прочь, заставляя балерин отшатнуться.

– Может быть, ты объяснишь мне, что здесь происходит? – спросила Маргарита.

– Не понимаю, о чем ты, – пожала плечами Кара.

– Меня чуть не сшибла с ног хористка Россини, Карлотта рвет и мечет...

– Пришло письмо от нашего подземного друга о назначении актрисы на главную роль в «Il Muto».

– От... – Марго осеклась, подумав о том, как непохоже это на Эрла — беспокоиться о том, что происходит в труппе Оперы.

– От Призрака Оперы, да, – кивнула Каролин. – Дурацкий все-таки титул. Могла бы уже и сказать мне, как его зовут на самом деле.

– В любом случае, – нахмурилась Маргарита, – покажи мне это письмо.

Кратко просмотрев записку, она вскинула брови:

– Кристина Россини? Но она же умчалась в слезах.

– Верно, – кивнула Кара. – Я сказала «письмо пришло». Я не сказала «Я последовала этому письму». Она не заслуживает этой роли. Ее исполнит Беатрис Низзардо.

– Беатрис Низзардо? – брови Маргариты снова поползли вверх. – Нет такого имени.

– Это мой сценический псевдоним, – невозмутимо объявила Каролин.

– Сценический... Кара!!! – закричала Маргарита так громко, что стоявшие рядом балерины обернулись. Поняв, что в зрительном зале этот разговор продолжаться не может, Марго за руку схватила Каролин и вытащила ее за кулисы.

– Ты не можешь выступить!

– Смогу, и еще как. Ты можешь и дальше пытаться вернуть Оперу из бездны безденежья своими администраторскими способностями и интрижкой с Гюго, а я заставлю зрителей приходить сюда из-за таланта исполнителей.

Маргарита закрыла лицо руками. Она даже пропустила мимо ушей обидные слова о ней и Робере, настолько ее пугала перспектива выступления Кары.

– Каролин, ты ведь даже не сможешь играть.

– Бога ради, Марго, это опера, – заявила та, – здесь не нужно быть великой актрисой. И ты бы лучше позаботилась о самой себе, сестрица.

– Что ты имеешь ввиду? – оглянувшись вокруг и понизив голос, спросила Марго.

– Твои частые визиты в подземелье к странной парочке, разве это... здорОво? Этот пугающий Эрл, писавший нам неприятные письма, этот сумашедший... как его?

– Рам, – сквозь зубы процедила Маргарита. – И он не сумасшедший. Он просто очень больной человек. И я вообще уже жалею, что рассказала тебе о них.

– Вот, ты уже говоришь, как его старший братец. – Кара закатила глаза и отвернулась.

Закусив губу, Маргарита отошла. Воспользовавшись тем, что кузина не смотрит на нее, она прижалась к стене, нажала локтем какой-то кирпич, и шмыгнула в беззвучно открывшийся тайный проход...

– Н у ладно, хватит дуться, – сказала Кара. – Марго? Марго?...

***

«Наконец-то! – подумала Каролин. – Наконец-то мой талант оценят! »

Каролин покрутила цветок в руках, любуясь лепестками насыщенно-алого оттенка. Похожего цвета было ее маскарадное платье. Совпадение ли?..

В дверь постучали. Робкий, неуверенный стук — его не спутаешь ни с каким другим. Каролин знала, что мадам Жири стучит негромко, но уверенно, а господа спонсоры звонко барабанят об дверь костяшками пальцев. И только неуклюжий братец Симон стучится так, будто где-то мышь скребется.

– Каролин, ну ты скоро? – пробормотал Симон. – Столик заказан на восемь. И где Маргарита? Я думал, что она пойдет с нами…

Тяжело вдохнув, Каролин опустила цветок в вазу и пересекла комнату. Хотела бы она поведать Симону всю правду о их находке под оперой, но девушке слабо представлялась реакция брата. Скорее всего, он позвонил бы прямиком в полицию — к чему рисковать безопасностью кузины?

Каролин на мгновение замерла, поворачивая ручку.

– Ей нездоровится, – сказала она с обворожительной улыбкой. Ложь, преподнесенная на золотом блюдечке — одно из главных достоинств женщины.

Симон нахмурился.

– Последнее время ей часто нездоровится в моем обществе. Если ты что-то знаешь, любезная, то не молчи. Я ведь тоже не слепец.

– Честное слово, – Каролин приподняла обе руки, точно клялась в своей неосведомленности. – Ты скоро заговоришь стихами, Дон Жуан!

Погодя секунду, Каролин сама же звонко засмеялась над своими словами, показавшимися кузену совершенно не смешными.

– Ах, и как на нашей сцене еще ни разу не ставили оперы о Дон Жуане? Музыкальный материал на основе этой пьесы был бы просто великолепен, – признала она, натягивая перчатки.

– Он уже был написан, – терпеливо заметил Симон. – Может, ты запамятовала? Самим Моцартом.

– Нет, эта опера ужасно занудна, – фыркнула Каролин. – Нам нужно что-то особенное, что-то новое…

Симон кашлянул в кулак, демонстрируя сестре отсутствие всякого интереса к ее личности. Подобное пренебрежение показалось Каролин как минимум несправедливым, а может и обидным. Вскинув голову, она вышла из кабинета и зашагала по коридору. Гулкие шаги звенели в пустынном холле. Насупившись, Симон посмотрел сестре вслед. Отсутствие Маргариты омрачило его и без того пасмурное, как осеннее небо за окно, настроение. Одно утешало: соперник за право обладать сердцем милой дамы, этот дерзкий Робер Гюго, чувствовал то же опустошение, и наверняка злился.

– Симон, я умираю с голоду и не стану ждать вечно. Поспеши!

Он словно очнулся ото сна. Поморщился, отгоняя ненужные мысли о Маргарите.

– Иду, – буркнул Симон.

Вопреки капризному тону, Каролин покорно ждала кузена в коридоре недалеко от главной лестницы, а нетерпение ее главным образом выражалось в непрерывных взмахах веера. В какое-то мгновение шторы за спиной девушки чуть шелохнулись, точно от мягкого дуновения ветра. Зазвучал Голос, мгновенно отвлекший Каролин от голода.

– «Дон Жуан», вы говорите? – прошелестела тяжелая бархатная штора. – О, эта опера загорится.

Каролин щелкнула веером и крутанулась на месте; в глазах ее сверкнула молния. Хозяйка Оперы испугалась, и ей дорогого стоило удержаться от гневного восклицания и не броситься наутек. За шторой стоял человек; Каролин быстро протянула руку, но не коснулась бархатной ткани, так как не могла определить, где стоит таинственная невидимка. Кроме того, девушке вовсе не хотелось, чтобы Призрак схватил ее за руку.

– Кто вы, черт возьми? – спросила Каролин, вмиг забывая о всех своих манерах – и припоминая ругань марсельских моряков. – Еще один Призрак Оперы? Должна сказать, вы плодитесь, как кролики. Мне придется принять меры…

Человек за шторой глухо засмеялся. Каролин передернуло.

– Опера – моя собственность, мадемуазель, – напомнил Призрак. – Вы должны выразить надежду, что при переезде сюда не причинили беспокойства мне и моим братьям. Ну-ну, вы разволновались, Каролин. Не пытайтесь узнать, кто говорит с вами. Это наша первая встреча, так сказать, лицом к лицу. Не трогайте штору, будьте столь добры.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒