ГЛАВА VII 5 страница

Туман в голове Каролин начал проясняться. Она все четче слышала голос Призрака у себя в голове…

***

Призрак галантно предложил ей руку и повел внутрь дома, в гостиную, убранную в готическом стиле. Кара разглядела при свете газовых ламп кованый столик, на котором лежали нотные листы, исписанные красными чернилами. В такой обстановке она не удивилась бы, если бы он сказал ей, что это — кровь. Хотя все же, скорее всего, это были просто чернила. Да, лучше думать, что это чернила.

Усадив ее в одно из кресел, он направился к шкафу. В каждом его движении сквозила некая кошачья грация, которая великолепно сочеталась с его аурой загадочности. Он был истинным произведением искусства.

Вот он отворил створку шкафа-буфета и достал оттуда графин, напоминавший большую шарообразную колбу. Внутри плескалась бордовая жидкость, все так же напоминавшая кровь. В этом призрачном царстве доминировали три цвета: красный, черный и белый. Белыми были только маска Призрака и его манишка, но две эти детали притягивали к себе наибольшее внимание.

За графином последовали два хрустальных бокала.

Черт возьми, этот человек ухитрялся даже вино разливать так, что у Кары внутри все переворачивалось.

Он уселся в кресло, расположив руки, в одной из которых держал бокал с вином, на подлокотниках, и, скрестив ноги, заговорил:

– Итак, для начала, может быть, познакомимся?

– Может быть, – сказала Кара, беря в руки бокал и ощущая его приятную прохладу.

– Я — Призрак Оперы.

– Этого недостаточно. Я знаю, что вас здесь как кроликов.

Он хохотнул.

– Меня зовут Хьюго.

Каролин вскинула брови.

– Уж не американец ли вы? Они все, как один, сумасшедшие!

– О, мадемуазель, – он улыбнулся ей почти что до ушей, – ну неужели рамки общественного мнения — для таких выдающихся личностей, как мы с вами? Я не сумасшедший, но мне иногда становится скучно. Полагаю, вам тоже. Вы ведь больше от скуки, чем от благородного желания спасти Оперу или от желания прославиться, взяли на себя эту прелюбопытнейшую роль — Беатрис Низзардо?

Кара не нашлась, что ответить. Она вдруг поняла, что смотрится в этого человека, как в зеркало.

Он же повернул голову, устремив свой взгляд куда-то в пространство, мимо девушки.

– Но вам скоро снова станет скучно, – растягивая слова, произнес он. – Если вы хотите славы, то ее получит Беатрис Низзардо, не вы. Вам, владелице Оперы, нельзя. Люди будут говорить гадкое.

Кара поежилась. Она сказала эти слова в первый день своего пребывания в Опере в качестве директрисы, когда, по своему обыкновению, вслух сетовала на то, что не может блистать на сцене. Неужели он знает каждое ее слово? А быть может, и каждую тайную мысль?

– Я предлагаю вам двигаться вперед в более интересном направлении. – Он встал с кресла, и, обойдя столик, встал за спиной Кары, пригубляя вино.

– В каком же? – спросила она.

– Я предлагаю вам стать истинной королевой Оперы.

Он сказал это тихо и вкрадчиво, заставляя каждое слово пробежаться по спине у Кары мурашками и заронив в душу тревогу.

– Это звучит как-то пошло, – заметила она после минутного молчания так же тихо.

– Это оттого, что вы не понимаете смысл моих слов, – нетерпеливо закатив глаза, ответил он. – Я имею ввиду полное владение.

– Полное владение? – с придыханием переспросила Каролин.

– О, я вижу, вы заинтересованы. – В его голосе сквозила усмешка. – Да, полное владение. Вы будете править Оперой на земле, а я — под ней. Я помогу вам устранить ваших противников, вы мне — уничтожить Призраков Оперы, оставив меня единственным и полноправным.

– Сколько же их, этих Призраков?

– Помимо меня — пятеро.

Каролин помолчала, осознавая этот факт. Шестеро жутких монстров обитают под ее театром! Но один из них предлагает значительно сократить их численность...

– Вы имеете ввиду убийство?

– Я сказал «уничтожить Призраков Оперы». Это необязательно означает убить людей.

– Но может означать?

– Но может.

Оба замолчали. Кара обдумывала его слова, а он снова направился к шкафу, чтобы убрать туда графин с вином.

– Но как же Маргарита? – спросила вдруг Каролин.

– Мы избавимся от нее.

– Она моя сестра!

Раздался жутковатый звук. Хьюго смеялся.

– Вы замечали, как ловко она ведет дела Оперы? Я вижу ее больше, чем вы. Я везде. И я слышал... – он вновь обернулся к Каре, подходя к ней вплотную и наклоняясь. – Я слышал, как она говорила с Робером Гюго о том, как замечательно они будут управлять Оперой вдвоем, став семейной парой, – прошептал он ей на ухо.

Кара задохнулась.

– Итак? – металлическим тоном произнес он.

– Я согласна.

***

Сад Тюильри, располагавшийся позади Лувра, был идеальным местом для прибежища влюбленных. Его укромные аллеи, усыпанные гравием, располагали к долгим неспешным прогулкам, а вековые деревья-исполины так и звали под свою крону, обещая скрыть сокровенные тайны.

Но сейчас была зима. Обыкновенный парижский февраль, бесснежный, но промозглый. То и дело дул пронизывающий ветер, а ночью вообще можно было окоченеть до смерти.

Но эти мысли не заботили Маргариту, когда она, лишь только часы на ближайшей башне пробили десять, шагала по дорожкам парка. Мысли ее были далеко от Тюильри. Ее мучали противоречивые чувства: мужчина, к которому она была неравнодушна уже давно, назначил ей свидание. Но какое свидание! Он писал ей об этом так, как будто уже имеет ее в своей собственности. Была бы на ее месте Каролин, то сочла бы это письмо за оскорбление, но Маргарита была слишком снисходительна к людям. Она решилась пойти на эту встречу, но пойти только во имя одной цели: объяснить Гюго, что его условия для нее неприемлемы.

Это решение было тяжело ей. Ведь он предлагал ей столько — а она собиралась отказаться. И во имя чего? Во имя призрачных понятий чести и достоинства, которые у нее уже давно отнял свет?

Впрочем, такие греховные мысли она гнала прочь. Трудно в парижском свете, несмотря на все пересуды, найти девушку более чистую, чем Маргарита. А потому она совсем не могла представить даже, что Гюго может оказаться всего лишь корыстным сластолюбцем и именно поэтому назначает ей первую же встречу под покровом ночи.

Ей было семнадцать лет, и она ожидала любви всем своим огромным сердцем.

В Тюильри был специальный крытый палисадник для любителей зелени зимой, небольшое пространство, около двадцати шагов аллеи. Внутри было куда теплее. И там, даже в феврале, цвели розы.

Именно туда и зашла Маргарита и только тогда ощутила, насколько же холодно было снаружи. Ее и без того белые руки стали почти что просвечивать, и она никак не могла согреться, ее неустанно била дрожь. А может быть, это был вовсе не холод?

Она прошла вглубь палисадника, рассматривая розы. Здесь были и чайные, и мелкие белые, и гигантские красные. Их нежные лепестки на ощупь напоминали кожу самой Маргариты, но он об этом не думала. Она думала только о шипах, которые были готовы вонзиться в ее сердце.

Вдруг она ощутила чье-то горячее дыхание у себя на шее. Вздрогнув от испуга, она обернулась и увидела его.

Робер был одет тепло и богато. Его пальто из выкрашенной в черный цвет ангорской шерсти было изнутри обшито дорогим мехом, его шарф был из тончайшего кашемира, в то время как Маргариты была одета в грубую шерсть и накидку, подбитую ватой. Ее главное достоинство — прекрасные золотые волосы — сейчас было скрыто под капотом, и она казалась ничтожной оборванкой без роду и племени рядом с ним.

– Вы все-таки пришли, мадемуазель, – сказал он без улыбки, но с непонятным огнем в глазах. То был огонь страсти, которого Маргарита до сих пор не встречала. Кроме, может быть, того эпизода на следующий день после бала в Опере...

– Да, – только и смогла ответить Маргарита.

Что-то, похожее на полуулыбку, промелькнуло в его лице. Его взгляд был настолько прожигающим, что Маргарита отвела глаза. Ее чистота не могла держать оборону против его плохо скрываемой похоти.

– Это означает, что вы согласны на мои условия? – спросил он холодно, словно заключал договор о вложении спонсорских средств. Эта его стальная уверенность заставляла Маргариту терять последние крупицы храбрости.

– Н-нет, – с запинкой произнесла она. – Я пришла, потому что вы пригрозили воспринять мое отсутствие как личное оскорбление.

– Моя дорогая, в сложившейся между нами ситуации я восприму как личное оскорбление ваш ответ «нет» на любой пункт из того, что я упомянул в своем письме.

– Тогда... – Маргарита стала отступать от него, слишком жарким было его дыхание, – тогда я разрываю с вами спонсорский контракт. Вы не являетесь более ни спонсором Оперы, ни желанным гостем в ней. Если вам захочется посмотреть представление, вы пойдете в кассу и купите билет. Но не более. Вы слышите меня? Не более!

Он одним рывком преодолел расстояние между ними и схватил ее за плечи. Она хотела было закричать, но не смогла — голос ее пропал от страха. Да и некому было прийти ей на помощь здесь, за стеклянными стенами палисадника, поглощающими любой звук, под покровом ночи...

– Я могу дать вам все, что вы захотите, – произнес он, сделав ударение на слове «все». – Вы будете купаться в роскоши и обожании, вам будет тяжело от веса драгоценностей, которые я подарю вам, вашей кожи не будет касаться ничто грубее шелка и муслина. В вашем распоряжении будет сотня слуг, экипажи, огромные покои. Как вы можете отказаться от всего этого?

– Могу, – ответила она, чувствуя прилив сил. Ей стало гораздо легче, ведь он не сказал ей ни слова о любви, он просто пытался ее купить — а это не могло сломить стену ее неприступности. – Я не желаю... быть... вашей... содержанкой!

Дьявольский огонь погас в его глазах, он ослабил хватку, и Маргарита уже решила было, что он сейчас отпустит ее, как вдруг он снова подался вперед и припал к ее губам.

Она тут же потеряла контроль над собой, утонув в этом поцелуе. То, чего она ждала, чего она хотела так долго, то, что снилось ей в самых сладостных снах, наконец произошло. Она не помнила себя, она уже забыла то, что он говорил ей еще минуту назад. Это сейчас было совсем неважно. Он целовал ее страстно, его губы были ненасытны, а его руки обнимали ее тонкий стан, проникнув под накидку.

Робер, наверное, не до конца понимал, зачем он это делает. Он поддался порыву, который охватил его, когда эта девушка, это хрупкое создание, которое он собирался подмять под себя, завоевать, растоптать, ответила ему отказом. Он осознал, что он добьется Маргариты, именно добьется, чего бы это ему ни стоило, а потом... потом будет видно.

Ноги его подкосились, и он, продолжая обнимать Маргариту, не прерывая поцелуя, опустился на скамейку, чтобы только не упасть.

***

Зимними вечерами в Опере бывало холодно. В коридорах было находиться почти невозможно, и балерины собирались в одной большой комнате, где горел камин, и, усаживаясь вокруг него, кутались в шали и занимали себя тем, что рассказывали друг другу театральные сплетни или мрачные легенды, связанные с Оперой.

– Кто-нибудь, расскажите о Призраке Оперы! – попросила малышка Николь, которая только совсем недавно окончила танцевальную академию и присоединилась к труппе.

– Пусть рассказывает Мег! – выкрикнул кто-то другой.

– Да, Мег!

– Мег, твоя мама была в труппе, когда он появлялся!

– Ну хорошо, – улыбнулась Мег и встала рядом с камином. Балерины расположились так, чтобы всем было видно рассказчицу.

– Однажды зимней ночью, когда балерины сидели рядом с камином, прямо как мы сейчас с вами, – начала Мег, – вдруг погасли все свечи и огонь. Распахнулось окно, завыла вьюга, и тогда они увидели его. Он появился в зеркале. Черная фигура, безмолвная и пугающая. Он не сказал тогда ни слова, просто смотрел на них, а потом указал на одну из девушек. Затем он исчез. На следующее утро ту балерину нашли мертвой!

Девушки вскрикнули.

– Вскоре после этого он стал появляться все чаще. Поначалу все считали, что это сама смерть, но однажды он прислал тогдашним директорам записку и подписал ее «Призрак Оперы». Он велел всегда оставлять пятую ложу пустой для него, и никто до сих пор, кроме наших новых директоров, не осмелился ее сдавать. Он исчез потом, но снова появился через двадцать лет. Эта история была связана с Кристиной Даэ, ныне покойной графиней де Шаньи. Об этом не говорят вслух, но Призрак довел ее почти что до погибели... А потом он снова исчез. И вот он снова появился, почти через тридцать лет! Возможно, он слушает нас сейчас и смеется над нами...

– И он прожил столько лет? – спросила одна балерина.

– Идиотка, он же призрак, – сказала другая.

– И вот представьте, что он сейчас где-то здесь, – продолжала Мег пугать подруг. – Вот сейчас откроется окно...

Мег не договорила. Окно вдруг действительно открылось, а камин потух. Балерины повскакивали со своих мест и закричали. Но раздался громкий голос, который перекрыл их всех:

– Я здесь, я таинственный Призрак Оперы!

Кто-то упал в обморок. Кто-то кричал о том, что нужно разжечь огонь. Кто-то истерически хохотал.

Дверь раскрылась, балерины снова закричали, но на пороге появилась всего лишь мадам Жири.

– Это был Буке, – сказала она, обведя их всех ледяным взглядом. Прекратите сейчас же истерику. И идите в танцевальный зал, репетировать. Никогда еще труппа Гранд-Опера не видела таких бесталанных куриц в пуантах!

Страх перед мадам Жири для каждой балерины был сильнее страха перед каким-то там Призраком Оперы, и они повиновались. Мег выходила последней и остановилась в дверях.

– Мама, это не был Буке.

– Мег Жири, вы балерина?

Мег вздохнула. Эту фразу мать повторяла всякий раз, когда считала, что девушка пользуется «служебным положением».

Когда белая танцевальная роба Мег исчезла из виду, мадам Жири плотно затворила дверь и подошла к зеркалу, буравя его пристальным взглядом.

***

В комнатке Кристины и Мег было тихо. Слишком тихо даже для позднего времени суток.

Такое затишье бывает перед грозой, когда напряжение в воздухе можно пощупать рукой, услышать его потрескивание и увидеть его силуэт в темноте. Все словно к чему-то приготовились и ждали...

Мег лежала в своей постели и пыталась уснуть, но события прошедшего дня кружились разноцветным вихрем в ее голове, будоража противоречивые чувства. Обычно девушка засыпала после скучного трудового дня, как только ее голова касалась подушки, чем очень досаждала Кристине, которой частенько хотелось поговорить перед сном. Закрывая глаза каждую ночь, Мег могла расписать весь наступающий день с точностью до секунды. Утром она встанет позже Кристины, когда та уже уйдет в свою любимую часовню; ровно через десять минут после этого ей в дверь постучит мадам Жири и будет иметь с ней очередную воспитательную беседу — единственное мероприятие личного характера, которое мать позволяла себе с дочерью; через полчаса беседы Мег пойдет на репетицию и скука, скука, скука... Каждый день Мег Жири проходил словно по написанному кем-то свыше сценарию, в ее жизни не было абсолютно ничего выдающегося. Каждый день она жила, с равнодушием принимая тот факт, что она никогда не вырвется из этого круговорота. До недавних пор...

Сегодняшний день совсем не был рядовым. Мег до сих пор слышалось, как теплый, красивый голос зовет ее, и она невольно расплывалась в улыбке, мечтая о том, как он, ее друг, поможет ей сбежать отсюда. Вдруг девушка осознала, что она действительно слышит, как кто-то зовет ее по имени. По ее телу пробежали мурашки.

– Мег! Мег, ты спишь? – расслышала, наконец, девушка. Ей очень захотелось встать из постели и убить голыми руками Кристину, которая до смерти ее напугала, но Мег, сама не зная почему, зажмурилась посильнее и притворилась спящей. Совсем не хотелось разговаривать с Кристиной. Однако через минуту Мег услышала, как Кристина отворяет дверь комнаты. Девушка мгновенно зажгла свечу и встала с кровати.

– Куда ты собралась? – строго спросила она. В слабом свете свечи было плохо видно лицо подруги, но Мег знала точно: она испугалась. Девушка стояла среди комнаты в одной ночной сорочке и дрожала как осиновый лист. Вероятно, не от холода.

– Вовсе никуда, Мег, ложись обратно, пожалуйста... – пролепетала Кристина.

– Ну уж нет, ты с ума сошла, если собираешься разгуливать по Опере ночью. Будто ты не слышала, Призрак...

– Он не опасен! – неосторожно воскликнула Кристина и зажала рот руками.

Она знала, ну конечно, она знала этот голос, который напугал балерин сегодня вечером. Как ей хотелось закричать от радости, когда остальные визжали от ужаса! Ведь он и без того оказал ей великую почесть: он пригласил ее к себе в подземелье, чтобы навечно сделать своей... О, как она дрожала от этой мысли! Как каждая клеточка ее души волновалась и ликовала! Она должна была прийти к нему сегодня, как бы Мег ни старалась ей воспрепятствовать.

– Ты точно сошла с ума!

– Мег, миленькая, пожалуйста, тише! – со слезами на глазах прошептала Кристина. – Пожалуйста, дай мне уйти!

– Кристина! – перешла на крик Мег, однако в этот момент пламя свечи словно нарочно дрогнуло и погасло.

Девушка ахнула и поспешила зажечь свечу снова, но, когда свет залил комнату, Кристины в ней уже не было. Не долго думая, Мег надела халатик сверху ночной сорочки и, погасив свечу, неслышно отворила дверь. Во что бы то ни стало надо было вернуть эту несносную девицу в безопасность.

***

Когда в кабинет вошла мадам Жири, директрисы как раз допивали чай с печеньем. Они молчали, каждая была погружена в свои мысли, хотя Каролин то и дело поглядывала на Маргариту, витавшую, казалось, где-то в облаках. На самом же деле та вспоминала свой невероятный вчерашний вечер, плавно перетекший в ночь.

И Маргарита, и Робер молчали, сидя в тишине на скамейке. Если бы сейчас было бы лето, то стрекотали бы цикады, но в этой зимней тишине ничто не прерывало их неловкого молчания.

Робер держал ее за руку и выглядел абсолютно потерянным. Он не знал, как ему справиться с чувством, которое так сильно разгорелось в нем, он вообще не был уверен, что он хочет с ним справляться.

– месье Гюго? – набравшись храбрости, прервала тишину Маргарита.

– О, прошу вас, называйте меня по имени.

– Я все равно не готова к каким бы то ни было отношениям. Я надеюсь, вы меня поймете. Я управляю Оперой почти в одиночку, и любой неверный шаг может погубить меня. Вы понимаете?

– Да, – негромко ответил он.

– Я в самом деле не властна над собой. И поэтому я прошу вас, Робер... будьте мне пока что верным другом, на которого я могла бы положиться. Это для меня важнее всего. Я обещаю, что все изменится, когда я пойму, что твердо стою на ногах.

– Я буду вашим другом, – пообещал он.

Дневной свет уже померк, и на столе тускло горела лампа. Девушки удивленно приподняли головы — в такое время мадам Жири еще ни разу не тревожила их.

Но это и в самом деле была она: в черном платье из довольно грубой ткани, с лицом белого, молочного цвета и ледяными глазами. Мадам Жири чуть наклонила голову в приветствии, после чего замерла – точно не знала, что сказать.

Маргарита нахмурилась, глядя на нее. Впервые она видела мадам такой взволнованной и стесненной.

– Что-нибудь случилось? – спросила девушка. – Присядьте и выпейте с нами чаю.

Но мадам Жири только покачала головой. Ответила она не сразу, будто в ней боролось два желания — высказаться и смолчать. Наконец, она понизила голос и произнесла:

– Мне нужно было сказать вам это гораздо раньше, – сбивчиво начала старая женщина, – Но я не могла, пока до конца не уверилась в правдивости этих слухов. Еще дольше я подыскивала верные слова — и теперь готова поведать вам о завещании.

Директрисы слушали, опешив от неожиданности.

– Завещании? – повторила Каролин. – Не говорите мне, что дядюшка завещал управление Оперой не нам, а кому-то из своих детишек на стороне?

– Что ты такое говоришь! – обиженно ахнула Маргарита. – Не было у него никаких других наследников!

Жири продолжила:

– Я почти уверена, что существует другое завещание, составленное не месье Андре, а месье Фирманом. Перед своим уходом он говорил мне, что не вполне доволен завещанием, которое они вместе составили несколько лет тому назад. Он даже хотел переписать его — но я не знала, успел ли. Теперь я могу с точностью сказать, это так. Второе завещание существует, но что в нем — не могу знать.

– Славно, – кисло протянула Каролин, глядя на них с унылым выражением. – Что-то подсказывает мне, что в этом завещании нас не ждет ничего хорошего.

– А я хочу найти его, – сказала Марго. – Но мне страшно заниматься этим одной… Как думаешь, Кара, если мы попросим... спонсоров — они помогут с поисками? В конце концов, завещание и их касается.

Не спуская глаз с сестры, Каролин ответила, что считает это неудачной идеей. Но ее уже не слушали. Маргарита и мадам Жири тихо, но весьма живо обсуждали, где может быть спрятано завещание. Спустя несколько минут Марго всплеснула руками:

– Если мы его отыщем, то наверняка завладеем определенной суммой денег, которую дядя утаил.

– Деньги? – Каролин подтянулась. – Но Опера была на грани краха! Думаешь, у дядюшки еще оставались какие-то деньги?

– Это называется «сохранить на черный день», – сказала Маргарита, не переставая улыбаться. – Разве не замечательно?

– Умопомрачительно, иначе не опишешь. – Каролин перестала помешивать чай и серебряная ложка злобно звякнула. – А ты не подумала, что это завещание могли найти...

Она замешкалась, посмотрев на мадам Жири. Беседовать при ней о Призраках? Это казалось Каролин опрометчивым шагом. Маргарита же как будто не понимала, что здесь такого. Она прямо смотрела на кузину, ожидая продолжения, и даже не моргала. Каролин кашлянула.

Мадам Жири — до чего умная женщина! – предупредила ее желание и откланялась. Каролин дождалась, пока в коридоре стихнут ее шаги, и подлетела к Маргарите.

– Что, если завещание нашли Призраки? Они же мерзкие! Им только это и нужно!

Маргарита немного помолчала, раздумывая.

– Не думаю. Им это завещание ни к чему. Ты же не думаешь, что дядя настолько испугался царствующих под оперой приведений, что завещал им нашу Оперу?

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒