ГЛАВА III 3 страница

Каролин покачала головой. Ну да, так любой долго не протянет.

– Возможно, – начала она осторожно, – Если ты явишься на прием и будешь мила, умна и обворожительна, в течении часа от вашей с месье Гюго взаимной неприязни не останется и следа. Конечно, тебе придется следовать моим советам и поприветливей улыбаться, но…

Маргарита чуть пошевелилась.

– Я никуда не пойду.

– Извини, что?

– Я лучше посижу дома. Вот книжку почитать перед камином — это для меня. А на приемах глаза продавать, ты уж прости…

Каролин не верила своим ушам. Последние несколько недель Маргарита слушала, как незнакомые люди беззаботно поливают грязью ее доброе имя, и ее, казалось бы, обуревала злость, желание восстановить справедливость. Но вместо того, чтобы действовать, она позволяла чудовищной клевете царствовать. Каролин не понимала и не могла понять…

– Твой план не идеален, – уже тверже заговорила Марго. – Если кто-то увидит меня танцующей с месье Гюго, о нем тоже пойдут нехорошие слухи.

– Он мужчина, – Каролин закатила глаза. – Для них это как комплименты. Слухи способны погубить женщину, но мужчине они к лицу. В руках мужчины любая клевета — оружие. Ты просто этого не понимаешь, Марго. И не все ли равно, что думают другие? Если ты и впрямь хочешь, чтобы Робер Гюго перестал смотреть на тебя, как на пустое место, ты должна покорить его сердце. Не волнуйся, я позабочусь о стратегии. Сперва нам нужно обновить мой гардероб, – тут она улыбнулась. – Да и твой не помешало бы. Жуткое платье.

Каролин потянула кузину за собой к дверям, но та еще колебалась. Нахмурившись, она посмотрела вниз, на складки своего траурного одеяния.

– Что с ним не так?

– Шутишь, – Каролин весело хмыкнула. – Оно никуда не годится. Ты должна надеть что-то более приемлемое, чем этот кошмар, в котором ты выглядишь точь-в-точь как воспитанница монастыря урсулинок. Идем.

Маргариту так ошеломили последние слова Каролин, что она позволила, наконец, увести себя из кабинета. У них в запасе было еще шесть с половиной часов до назначенного времени. Каролин точно знала, что за это время могла обратить тыкву в карету и обратно. Разве что в данном случае речь шла о Маргарите. «Ты будешь настоящей принцессой, сестрица! » – подумала Каролин, все более воодушевляясь своей затеей.

***

У портнихи Каролин постоянно напевала себе под нос веселую иностранную песенку, слов которой Марго понять не могла. Голос кузины был хорош, хотя пела она тихо, для самой себя — и сказать о нем что-то определенное Маргарита не решалась, кроме того, песенка звучала уже раз в пятнадцатый, и это начинало раздражать.

Маргарита повернулась и умоляюще взглянула на кузину. Та даже и не думала останавливаться.

– Каролин, дорогая, – живо заговорила Марго. – Может ты отвлечешься на мгновение и скажешь, как ты находишь это платье?

– Если это безобразие можно назвать платьем, – пожала плечами Каролин. – Позволь посоветовать…

Лицо Каролин изобразило серьезность, когда она подвела Марго к столу и приподняла аккуратно сложенный наряд. Еще несколько мгновений Маргарита молчала, разглядывая белое муслиновое платье с желтыми лентами. В нем она, по словам Каролин, должна была выглядеть, как античная богиня или фея, сошедшая со страниц книги сказок. Маргарита колебалась; ее смущало глубокое декольте, короткие рукава и пояс, помещенный под самую грудь. На ее вкус, на нижней юбке было нашито слишком много воланов. Но при всех этих минусах, платье действительно казалось ей милым.

– Не будет ли лучше, – сказала Марго. – Если ты наденешь что-то подобное?

Каролин засмеялась. Ее позабавила нерешительность кузины, и, когда бы ее не держал в узде хороший тон, мадемуазель де Блуа непременно укорила бы Маргариту за этот еле различимый лепет и румянец на щеках.

Когда Каролин рассудила за благо снарядить Марго именно этим платьем, в магазин зашел Симон. Меньше всего Маргарите хотелось, чтобы месье Леру увидел ее за покупками, ибо не было во всем Париже зрелища более жалкого; вернее, так думала сама Марго. Долгое время ее не удавалось уговорить даже на новые перчатки, ведь мадемуазель она постоянно вела в голове расходы и подсчитывала, как пагубно ее приобретения скажутся на семейном положении. Когда она понимала, что одно-единственное платье лишает их с матерью возможности ни в чем себе не отказывать в этом месяце, на душе ее скребли кошки. Каролин предложила все записать на счет спонсоров Оперы, раз уж прием состоится именно там, но Марго ей и это запретила.

С другой стороны, Маргарите уже и самой понравилось выбранное платье и она ужасно его хотела. Нет, нельзя!.. И она раскаивалась.

Вот здесь и вмешался вдруг Симон. С самым невинным видом он подошел к Маргарите и посмотрел ей в глаза.

– Чудесное платье, – он оглянулся на Каролин, адресуя ей комплимент, после чего вновь обратился к кузине, – Без всяких сомнений, вы должны надеть его сегодня вечером.

– Вы так думаете? – Марго запнулась. – Но оно такое роскошное.

– Если гостей поразит изысканность ваших манер, – Симон отвел глаза. – То почему бы им не заглядеться еще и на ваше платье? Вы будете в нем как нимфа.

– Ни в коем случае, – Маргарита улыбнулась, давая понять, что слова кузена ее очень обрадовали. Но денежный вопрос оставался открытым, и она по-прежнему смотрела на платье с сомнениями.

– Что же касается денег, – сказал молодой человек. – То позвольте мне сделать вам подарок. Вам и моей дорогой сестре, – спохватился Симон, но уже заслужил гневный взгляд Каролин. – Вы обе должны стать королевами приема.

Каролин осталась очень довольна подобным раскладом. Марго же вновь пришлось уговаривать, но в конце концов она повиновалась воле родственников. Платье было слишком красиво.

***

Где-то глубоко под зданием Оперы, там, куда не забегали даже крысы, живущие в канализационных трубах; там, где звук капающей с каменных сводов воды не прекращался, заставляя сходить с ума и думать, что это стук часов, отсчитывающих твои земные дни; там, где не существовало ни дня, ни ночи, только кромешная тьма; там, где время, казалось, замедлило ход или вовсе остановилось, находилось подземное озеро.

У озера был страж, но его уже много лет никто не беспокоил. Очень много лет... водная гладь оставалась незыблемой изо дня в день.

Лишь изредка рядом, в тоннеле, ведущим на остров посреди озера — если только огромный каменный выступ надо водой можно было назвать островом — раздавались негромкие, мерные шаги.

Вот и сейчас негромкий стук сапог прервал тишину.

К дому на острове направлялся человек, полностью закутанный в черный плащ. Его лица в абсолютной тьме нельзя было различить. Он был невысокого роста и слегка сутулился.

Он нажал на несколько рычагов, и дверь логова легко, без скрипа, отворилась перед ним.

Он прошел по коридору. Впереди, в гостиной, горел, тепло потрескивая, камин — единственный источник света во всем доме.

Человек в черном, приостановившись на секунду, направился туда.

Перед камином стояло черное кресло с высокой спинкой. Сидящего в кресле, если там кто-то и сидел, увидеть было невозможно.

Смотря прямо на кресло, человек в черном произнес:

– Наверху происходят изменения.

Ответом ему была тишина, и только сухие дрова в камине продолжали потрескивать.

– Они выходят на поверхность, – продолжал черный человек, не дожидаясь ответа, словно это было обычным делом.

– Мне это не по нраву.

Молчание.

– Я иду туда, чтобы проконтролировать их.

Из-за кресла показалась костлявая рука, похожая на руку скелета, обтянутую желтой пергаментной кожей. Или же рука была самая обыкновенная, и это была простая иллюзия огня и теней?..

Рука махнула черному человеку.

«Иди», – раздалось прямо в его голове.

***

Из главного театрального фойе вовсю раздавались звуки быстрого вальса, когда Каролин и Маргарита вошли туда. У них буквально дух захватило от роскошества представшего перед ними зрелища. Десятки танцующих пар, фигуры в масках и без — все это пестрело перед глазами, заставляя голову кружиться.

– Привыкай, сестрица, – сказала Каролин, – к нашим владениям.

– Я не отсюда, – покачала головой Маргарита. – Это все мне чуждо. Неужели все эти люди относятся к театральной жизни? Их слишком много!

– Честное слово, можно подумать, будто это ты приехала из провинции, а не я, – хмыкнула Каролин. – Вот, возьми.

Она взяла с банкетки, стоявшей рядом с ними, две маски. Одну из них, белую, атласную, она отдала Маргарите, а сама взяла красную, бархатную, под цвет своего платья, украшенную камнями и перьями.

– Каролин, ты выглядишь, как куртизанка, – заметила Маргарита.

– Ну и что? Мне можно, это же маскарад. Кроме того, я не боюсь никаких слухов, в отличие от тебя.

Метнув на кузину укоризненный взгляд, Маргарита надела свою маску и гордо двинулась вперед. Сейчас, когда никто не мог угадать, кто она, она чувствовала себя куда увереннее. Проводив ее взглядом и придя к выводу, что изнуряющий визит к портнихе не прошел даром и дал свои результаты, Каролин расслабилась и полностью настроилась на развлечение.

Гуляя по залу, она пыталась отыскать среди бесконечного хоровода высшего света знакомых, но маски изрядно мешали ей. Каролин, как правило, лучше всего запоминала людей по голосам.

К ней подскочил швейцар в парадной форме и предложил шампанское. Одарив его вежливой улыбкой, она взяла хрустальный бокал, напиток в котором сиял на просвет, словно золото, и подумала, что именно к этому она всегда стремилась. Как же она скучала в кругу простецкой марсельской аристократии! Нет, она ни в коем случае туда не вернется. Ее жизнь — здесь, где можно блистать среди себе подобных. И какая же дурочка Маргарита, если не ценит всего этого!..

– Как вам праздник? – раздался рядом с ней знакомый приятный голос с мягким британским акцентом. – Я смотрю, вы не танцуете, мадемуазель де Блуа.

Каролин нахмурилась.

– Как вы узнали меня?

– Вы оглядывали залу с оценивающим видом хозяйки, – пожал плечами Уильям Фейрфакс. – Кроме того, вы очень яркая и запоминающаяся фигура, я узнал бы вас и в доспехах, что же говорить о вызывающем платье с полным отсутствием рукавов?

Когда Маргарита сделала замечание ее наряду, это лишь позабавило Каролин. Но теперь, услышав укор из уст сдержанного англичанина, она тут же ощутила дискомфорт и желание укрыться.

Внезапно рядом с ними как будто из-под земли появился мужчина в костюме графа Дракулы. Лицо его закрывала плотно прилегающая черная маска, изо рта выглядывали огромные белые окровавленные клыки. Поклонившись Каролин, он сказал низким, тягучим баритоном:

– Моя Красная Госпожа! Не согласитесь ли вы разделить со мной этот танец?

– Красная Госпожа танцует только со мной, – холодно отрезал Фейрфакс и протянул руку Каролин. Та прищурилась, отвернулась от него и обратилась к маске:

– Что вы, ваше сиятельство, – нараспев произнесла она, – для вас я абсолютно свободна.

И вот уже таинственный вампир закружил ее в вальсе. Каролин с наслаждением наблюдала, как Фейрфакс остановился на месте, как вкопанный, и смотрел на них.

– И сколько же несчастных ваших жертв находиться в этой зале? – спросила Каролин. Он заинтересовал ее, этот граф Дракула.

– О, я очень привередлив, – ответил он ей. – Вы — моя единственная добыча сегодня.

– Неужели? – Каролин рассмеялась. – Вы хотите обагрить моей кровью этот блестящий паркет? Какое, однако, неуважение к хозяевам Оперы!

– С чего вы вдруг решили, что я непременно стану пить вашу кровь? – спросил он. – Алый цвет я предпочитаю исключительно у роз.

– Стало быть, вам совсем не нравится мое платье?

– Что вы, моя Красная Госпожа, – вальс кончился, и теперь он элегантно кланялся ей. – Вы сами — словно бутон розы, который вот-вот раскроется.

Оставив Каролин в полном недоумении и размышлении о том, что именно значили эти слова, граф Дракула исчез так же внезапно, как и появился.

***

Вампир в плаще опередил Уильяма всего на мгновение и протанцевал с хозяйкой Оперы от силы минут пять, но Фейрфаксу это время показалось вечностью. Его лестное мнение о Каролин было несколько поколеблено случившимся, но он все еще чувствовал к ней влечение. Ему всегда нравились такие девушки. Целеустремленные, немного расчетливые, но при этом легкие и приятные в общении.

Такой была и его жена. Теперь уже бывшая.

Как оказалось, новость о разводе облетела весь его парижский круг знакомых за какие-то жалкие сутки. Когда Уильям встретил на приеме одного из французских друзей, тот высказал англичанину соболезнования. Все это выглядело на редкость паршиво, но когда из Лондона приходит известие, что твоя жена сбежала с каким-то американцем, иного ждать и не следует. Все прекрасно знали, в каком Уильям подавленном состоянии. Все, кроме мадемуазель де Блуа и мадемуазель Фирман. Возможно, они просто не интересовались здешними сплетнями.

Сцена с графом Дракулой уколола Фейрфакса в самое сердце. День назад он упустил Эффи, сегодня – танец. Две эти сцены казались англичанину такими схожимими, что он принялся искать в себе изъяны, и, пребывая в скверном настроении, конечно же, находил их.

– Что же ты струсил, – сказал он себе. – Плохо сказал о ее платье, и она, разумеется, поспешила обидеться. Или мадемуазель просто очень нравятся вампиры. Ужасно…

В это мгновение чья-то рука опустилась Уильяму на плечо, и он вздрогнул. Быстро вернул себе великолепную осанку и обернулся, чтобы поймать взгляд Робера Гюго.

– Как настроение? – мужчина ухмыльнулся, и его глаза сверкнули. – И почему без маски?

– То же самое, – Уилл пожал плечами, – я мог бы спросить и у тебя.

Робер зажмурился, поморщившись, и махнул ладонью.

– Не люблю маски. Люди скрывают за ними свои истинные чувства. – Он хмыкнул. – Думают, что могут вести себя, как им вздумается. Совершать ошибки, рисковать — и никто не узнает об этом.

Уильям снова пожал плечами. К несчастью, его занимали мысли личного характера, и он не мог принять участия в обсуждении человеческой натуры. Пылкость Гюго лишала его возможности ответить отказом, и он вынужден был просто слушать, изредка кивая, что для Робера было маловато.

Отчаявшись найти в англичанине хорошего собеседника, месье Гюго начал оглядываться по сторонам, и вдруг заметил симпатичную фигурку в белом платье. Девушка тоже смотрела на него, но как-то нерешительно, чуть ли не с опаской. Отсалютовав ей бокалом, Робер улыбнулся.

– Кажется, я нашел себе партнершу для следующего танца, – задумчиво произнес он. – И прехорошенькую.

Уильям повернул голову и моргнул, рассматривая суетливую девушку в белом.

– Ничего, – сказал, наконец, он. – Я, пожалуй, выпью еще пунша.

– Но скажи мне, ты даешь Эффи развод?

– Что? – Уильям поежился. – Ну конечно. С этим проблем не будет.

Робер нахмурился и отдал ему свой бокал.

– Тогда расслабься, – был совет француза. – И потанцуй с кем-нибудь. Взгляни-ка, к Белоснежке подкрадывается этот вездесущий месье Леру. Надо встрянуть, пока я не лишился партнерши.

Улыбка чуть тронула губы Уильяма, но мысли его только омрачились. Любоваться на танцы в гордом одиночестве — особенно если на тебе новенький фрак и перчатки — не слишком утешительно. Он вздохнул и покачал головой. Оставалось просто смириться.

***

Маргарита увидела в другом конце залы Робера Гюго. Он наблюдал за ней уже давно, она поняла это. Вопрос был только в том, узнал ли он ее в этом роскошном платье и маске. Она видела, как он пригубил шампанское, не отрывая взгляда от нее. Взгляд этот прожигал насквозь и... Приценивался?

– Мадемуазель Маргарита?

Вздрогнув, она обернулась и увидела Симона. Он был очень мил в вечернем фраке и черной бабочке. Маски на нем не было, как и на Робере, который продолжал смотреть на нее.

«Сейчас он точно догадается, кто я», – пронеслось в голове Маргариты.

– Не хотите ли потанцевать? – спросил Симон. В его глазах светилось неутолимое желание услышать в ответ «Да», но Марго меньше всего на свете хотела сейчас танцевать с кем бы то ни было. Она покачала головой и снова посмотрела в сторону Робера Гюго, который уже направлялся к ним, не отрывая от нее взгляда.

– В таком случае, я принесу вам пунша, – сказал Симон.

«Нет, не уходи, не оставляй меня наедине с ним», – хотела сказать Маргарита, но понимала, что это будет слишком глупо, и поэтому лишь молча поблагодарила его улыбкой.

Она старалась смотреть на танцующих гостей, на красное платье Каролин, видневшееся где-то на другом конце зала, на золотые фигуры, украшавшие лестницу, на расписной потолок — на все что угодно, только не на приближающегося к ней Гюго. Что он скажет? Вновь оскорбит? Укажет на свое превосходство? Унизит? Как хотелось бы скрыться, но ноги словно приросли к полу.

Когда он подошел к ней и с приветливой улыбкой поклонился, она поняла: он до сих пор не узнал ее.

– Позвольте мне пригласить вас на танец, прекрасная мадемуазель, – сказал он, и Маргарите оставалось только удивляться, каким нежным и располагающим к себе может быть его голос, когда его обладатель обращается не к жертве грязных слухов.

Побоявшись отвечать Роберу вслух, она лишь улыбнулась ему и подала руку, на которой он запечатлел горячий поцелуй.

«Вот как, – горько подумала она, – значит, чтобы быть ему интересной, надо непременно носить маску».

Его рука опустилась на ее талию, и они закружились в вальсе.

Он пристально смотрел ей в глаза, пытаясь угадать, кто перед ним, но Маргарита, пришедшая на бал, внешне слишком отличалась от той Маргариты, что стойко выдерживала его же, Робера, намеки там, наверху, в директорском кабинете.

Не выдержав, он наконец спросил:

– Могу ли я узнать, как вас зовут, прелестный ангел?

– Так, как вы в последнюю очередь могли бы подумать. – Избежав прямого ответа, она лишь сильнее разожгла его любопытство.

– Встречались ли мы раньше? – продолжил он тихо, потому что в этот момент она по воле танца оказалась вплотную прижата к нему. Мурашки пробежали по телу, когда Марго ощутила его горячее дыхание на своей шее.

– Может, да, а может и нет. – Она поспешила высвободиться поскорее — голова уже начинала кружиться, а мысли — уплывать куда-то далеко.

В очередном па Робер резко развернул ее к себе и прервал танец. Он пожирал ее глазами, желая немедленно узнать, кто она. Маргарите вдруг захотелось стать маленькой и незаметной, исчезнуть из его поля зрения и больше никогда, ни за что не испытывать на себе этого прожигающего насквозь взгляда.

– Кто ты? – прошептал он.

Она промолчала.

Его рука схватилась за маску, Маргарита дернулась, но не успела: маска осталась в руке Робера.

Страх унижения одолел ее, она захотела сбежать, но не могла сдвинуться с места. Робер Гюго несколько мгновений ошалело смотрел на нее, а после произнес:

– Вы?..

Робер непонимающе моргнул, его брови почти сразу поползли вверх, обращая лицо в маску ледяного спокойствия. Глаза чуть сощурились, и это был отнюдь не добрый знак. «Гнусность!.. » – подумал он.

Марго вся зарделась. Хороша же она была!.. Похоже, она искренне сокрушалась, что он увидел ее лицо. Ей было, разумеется, куда сложнее, чем ему.

– Мадемуазель Фирман, – тихо произнес Робер, нахмурившись. – Я хочу надеяться — очень надеюсь — что вы объясните, зачем почему вы так боялись открыться мне.

Он сказал это так строго, что Маргарита окончательно растерялась. У нее не был готов ответ, и девушка еще несколько мучительных мгновений обдумывала, как прозвучать убедительнее. В такие моменты ей очень не хватало влияния кузины.

– Затруднительно объяснить вам это, – пролепетала она, отстраняясь. – Возможно, мне просто стало любопытно, каким вы можете быть, когда…

– Когда..? – невесело откликнулся Робер.

– Когда вы не во власти предубеждения, – выдохнула Марго с внезапной покорностью. – И я не люблю, когда меня допрашивают. Поверьте мне на слово, я получила огромное удовольствие от танца с вами, но зная, что в жизни мы абсолютно не сходимся…

– Извините, – удивленно ответил он, – если я чем-то вас обидел. Мне никогда бы не пришло в голову охарактеризовать наше знакомство таким образом. Возможно... – Он помолчал, а затем выдавил из себя равнодушное дополнение, – мы просто не пытались сойтись.

Маргарита впервые за весь разговор нашла в себе силы поднять на него глаза. Она всегда считала, что из всех ее знакомых Гюго обладает самыми красивыми глазами, и сегодня они сверкали для нее не так холодно.

***

Стоящий чуть поодаль Симон отпил из своего бокала, но почти не почувствовал вкуса пунша. Всем его вниманием завладела пара танцующих молодых людей, в которых легко можно было узнать месье Гюго и… мадемуазель Фирман. Вместе они смотрелись на удивление правильно. Высокий статный юноша, на котором отлично сидел его фрак, и хрупкая девушка в белом — они были словно принц и принцесса, два великолепных создания, с которыми не могла сравниться ни одна пара на этом маскараде.

Симон с ужасом подумал, что не смог бы вот так легко и элегантно увлечь ее в разговор во время танца. Не смог бы прожигать ее таким взглядом. Интимным, зовущим. От одной мысли, что спонсор позволяет себе с Маргаритой подобные вольности — а Симон даже не слышал, о чем они говорят, хотя вполне мог вообразить — у месье Леру начинали чесаться кулаки. Но он был человек слова, не действия. По крайней мере, не такого оптимального.

– Как ты мог позволить ей пойти с ним? – не унимался голос совести. Симон грустно вздохнул, и лишь спустя мгновение понял, что голос совести звучал на самом деле. Юноша вздрогнул и повернулся, чтобы столкнуться нос к носу с ужасным черепом.

– О, Господи, – выдавил Симон, качая головой. – Потрясающая маска. Вы меня напугали.

Незнакомец весело хмыкнул и шутливо поклонился. На нем была длинная красная мантия. Кроваво-красная. И сам костюм тоже был красного цвета, как и перчатки, и сапоги, и шляпа.

– Так почему ты не пытаешься отвоевать ее? – повторил свой вопрос чудаковатый незнакомец.

Симон пожал плечами.

– Но она мне не принадлежит, – неуверенно ответил он. – Мадемуазель Фирман отказалась подарить мне танец, и не мне решать…

– Глупец, – фыркнула фигура в красном, и Симон готов был поклясться, что увидел в пустых глазницах темный блеск. – Она использует тебя.

– Как! – прошипел Симон. – Повторите это еще раз, и вы наживете себе врага.

Господин Красная Смерть откинул голову и засмеялся. Никогда еще месье Леру не слышал такого зловещего, но вместе с тем потрясающе красивого смеха. Он застыл, вслушиваясь, и поймал себя на мысли, что хотел бы так смеяться.

– Одним врагом больше, одним меньше, – Смерть нарочито растягивала слова. – Не имеет значения. Вы купили этой девушке платье, в котором она выглядит королевой этого бала. Вы помогаете ей выяснить, кто является адресатом подозрительных записок… И вот как она вам платит за ваше добро. Есть над чем задуматься, правда?

Симон вздрогнул. Ему совершенно не понравились эти слова. Во-первых, господин Смерть явно насмехался над светлыми побуждениями Симона сделать даме приятно, а во-вторых, он что-то делал с мыслями месье Леру. Менял их, перестраивал, как архитектор. Одной лишь небрежно брошенной фразой он заставил Симона испытать приступ ненависти и к себе, и к мадемуазель Фирман.

– Откуда вам все это известно? – тихо спросил юноша, отводя глаза. – Не шутите со мной.

– С вами шутить – себе дороже, – снова хмыкнул незнакомец. – Вы же так и рветесь в бой. Или нет, постойте, вы и мухи не обидите. Выходит, я и впрямь над вами подшучиваю, и самым неблагородным образом.

Симон понял, что это была уже не беззаботная беседа. Поморщившись, он тихо попросил господина оставить его в покое, вернул бокал на стол и скрылся. Он не видел причин оставаться на этом приеме, где все начинало сливаться в одно сплошное пестрое пятно, и где гул голосов, подобно рою пчел, звучал все громче и громче.

Маска Красной Смерти только ухмыльнулась ему вслед.

***

Там, далеко внизу, в золотом зале, мелькали разноцветные пятна. Их было много, все разные; они двигались то быстрее, то медленнее, подчиняясь ритму музыки.

Он не знал о том, что это люди. Он был уверен в том, что это ноты, сошедшие с исписанной партитуры, закружились в ярком хороводе. Да что уж там! Он просто знал это.

Ему не нравились эти мелодии. Он знал, что может заставить ноты танцевать красивее, стройнее. Он тысячу раз делал это!

По крайней мере, думал, что делал.

Пальцы на правой руке привычно шевелились, живя своей собственной жизнью.

Он попытался силой мысли заставить музыку перемениться, но она не слушалась его.

Значит, это не была истинная музыка. Истинная музыка всегда повиновалась ему.

– Брат мой, давай вернемся. Ты плохо себя чувствуешь.

Он услышал голос, и почувствовал прикосновение руки к своему плечу, но он не видел находившегося рядом человека. Иногда брат появлялся перед его глазами, но он не любил этого. Брат был для него направлением, указательной стрелкой компаса. Интересная это была стрелка: одним концом она указывала на север, а другим — на восток.

– Брат, ты снова не отвечаешь мне. Прошу тебя, ответь, я столько раз просил тебя.

Отвечать было не нужно. Он вообще не любил звуков чьей-то речи. Только истинная музыка имела значение.

Она пряталась где-то глубоко внизу, но и она сейчас не была важна ему. Он должен был исправить фальшивые звуки, которые издавала золотая музыкальная шкатулка.

– Он опять тебе не отвечает?

Он не любил этот голос. Этот голос часто спорил с его братом и пытался доказать тому, что он не прав. Голос всегда был виден, это был человек в черном плаще и широкополой шляпе, без лица.

– Не твое это дело, – ответил ему брат. – Почему ты вообще поднялся наверх? Разве ты не должен быть у него?

– Он послал меня, чтобы я проследил за двумя безумцами, – сказал черный человек.

– Ну так иди туда, – мужчина указал на круглое окно, в которое можно было видеть бал. – Иди и не трогай моего брата.

– Он тебе не брат, Факир, – покачал головой черный человек. – И ты должен понимать, что и его, и тех, кто внизу, надобно истребить.

– Это бесчеловечно, – отрезал факир.

– А разве же мы люди? Когда он выбирал их, он не предполагал, насколько опасны они окажутся.

– Мой брат неопасен, – сквозь зубы процедил факир.

– Но он ненормален, и ты это знаешь.

Факир не ответил, и черный человек ушел, взмахнув своим плащом.

А он все так же смотрел на разноцветные пятна, и вдруг нечто заставило его встрепенуться: одна из фигур, белоснежно-белая, отделилась от толпы и остановилась.

И он понял, что эта нота — истинная.

– Ангел! – воскликнул он. – Ангел Музыки!

ГЛАВА III

Письмо мадемуазель Каролин де Блуа, хозяйке Оперы

Спешу поздравить вас и вашу сестру с замечательным маскарадом, мадемуазель. Подобные мероприятия всегда укрепляют влияние хозяев, и вам, как я вижу, отлично это известно.

Даже не знаю, что поразило меня сильнее — размах празднества или ваше платье. Последнее, к слову, произвело эффект не только на меня, но и на большую часть гостей. Вы умеете дерзить моде и остаетесь при том Красной королевой бала, а не вызываете смех. Из вас вышла отличная хозяйка вечера, мадемуазель.

Но до хозяйки Гранд-Опера вам еще далеко. И если вы хотите, чтобы это «далеко» не обратилось в «бесконечно», то вспомните о записке от Призрака Оперы и постарайтесь вести себя согласно предписаниям. Он очень сердится, когда его просьбы не воспринимают всерьез или вовсе выкидывают из головы, точно плохую шутку. Я не пытаюсь напугать или запутать вас, но без данного соглашения ваше управление Оперой не представляется возможным, а я уверен — вы бы очень хотели оставить за собой это право.

Пожалуйста, обсудите все подробности со своей любимой кузиной и передавайте, что она также была очень мила в том белом платье — почти как нимфа — но ее характеру не достает твердости.

С уважением,

Доброжелательный аноним

– Мила? – воскликнула Марго, поднимая на Каролин глаза. – Тебе, значит, воспеты все возможные дифирамбы, а я единственно мила в белом платье?

Каролин весело фыркнула.

– Но ведь он сказал — как нимфа.

– Это я уже слышала, – обиженно отозвалась кузина. – И вновь это ужасное письмо. Чего таинственный аноним от нас хочет? Мы не будем жертвовать пятой ложей в угоду какого-то маловероятного привидения. В конце концов, это одна из самых лучших лож, оттуда сам Луи-Филипп смотрел «Короля Лахорского». И что мы будем отвечать, если спросят, по какой причине пятая ложа всегда пустует? Не признаемся же, что она арендована Призраком Оперы.

Марго всплеснула руками. Она и впрямь разволновалась и даже покраснела. Мадемуазель Фирман хватало слухов о ее собственной персоне, так что легенды об оперном привидении были явно лишними. И хотя все все в театре уже привыкли к проделкам Призрака, она не намеревалась терпеть его шалости.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒